Текст книги "Авалон. Возвращение короля Артура (ЛП)"

Автор книги: Стивен Лоухед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Она вскинула руки, плащ распахнулся, обнажив ослепительно белый бок и прекрасную грудь.

– Зачем продолжать отказываться от того, чего ты всегда хотел? Иди ко мне, Мерлин. Возьми меня. Люби меня. – Она протянула к нему руки, маня выйти из защитного круга жизни. – Возьми меня! Поклонись мне!

Бедная, сумасшедшая Моргана, он почти жалел ее. Сколько бы времени не прошло, она все так же полагается на одни и те же грубые уловки. Эмрис продолжал повторять: «Во имя Иисуса Христа, Сына Божия, Творца Неба и Земли, связываю тебя и призываю к повиновению».

Мойра выставила перед собой руки, словно защищаясь от ударов. Эмрис заметил, что на каждой ладони грубо нарисованы глаза. Взмахнув руками, она скрестила их над головой и начала выплевывать в него слова: «Вы, незрячие! Да падет на вас завеса…»

Ветер завывал, вихрем срываясь с черного неба. Волосы выбились из прически и теперь извивались живыми змеями, глаза широко раскрылись и в них было столько ненависти и отвращения, что, казалось, сам воздух содрогнулся от ужаса. Но слова теряли силу, ярость, заключенная в них, уходила в землю, впитываясь без следа.

Грубая сила ее злобы поразила Мерлина, как вихрь, налетевший из какой-то безбожной пустыни, засушливой и бесплодной, иссушающей до костей плоть. Он отшатнулся и ощутил посох у себя за спиной. Тогда, закрыв глаза, он положил руку на крепкий дуб и сжал пальцы. Здесь, в священном месте Британии, в центре мира, его не стронуть с места. Навстречу взрыву разъедающей ненависти Мойры он снова бросил слова:

– Во имя Бога Отца, Вседержителя, во имя Христа Всепобеждающего, – воскликнул он, и ветер подхватил слова, понес их за пределы круга, – связываю тебя и принуждаю к повиновению!

Мойра закричала не то от ярости, не то от разочарования, не то от боли. Эмрис не мог сказать, чего в этом вопле больше. Но это был крик раненого животного, знающего, что надо либо продолжать сражаться до конца, либо бежать.

Костер в башне погас. Даже его слабый свет исчез, поглощенный тьмой. Эмрис перевел дух и приготовился к последней атаке.

– Господь Небесный! Сила Неизреченная! Укрой меня дланью Твоей В час мук и сомнений, – воскликнул он. Спаси, сохрани и дай сил!

Ветер выл, как разъяренный зверь, хлестал по лицу и рукам. Крик Мойры, мучительный и яростный, потонул в нем без следа. Земля и небо, казалось, поменялись местами, а Тор начал вращаться вокруг своей оси. Но в центре священного круга по-прежнему неколебимо стоял посох мага.

Он не сразу понял, что это был вовсе не крик, а все тот же вопль ветра, бесполезно налетающего на нерушимую зубчатую стену башни Святого Михаила.

Ничего не изменилось, только Мойры больше не было на вершине холма. Но Мерлин ждал, вглядываясь в черноту ночи и прислушиваясь к любому звуку, который мог бы выдать присутствие его врага. Ничего. Только посвист ветра, утихавшего на глазах.

Мирддин долго сидел, обдумывая случившееся. Враг сам попал в его руки. Раскрыв себя, Моргана показала истинный источник своей силы. Не способная противостоять могуществу Небес, она попыталась использовать его в своих интересах, обрушив на него всю свою страшную мощь. Он выстоял. Да, Моргана была смертельно опасна, но ее мощь не безгранична.

К рассвету ветер стих. Облака поредели, а затем разошлись, позволив призрачному лунному свету осветить вершину холма; только тогда он осмелился выйти из-под защиты круга жизни.

Великий Свет, подумал он, хвала Твоему славному имени! Сила твоя спасла меня. Смилуйся, Господи, и не взыщи с раба Твоего. Но впереди испытания. Снова прошу: дай сил выстоять нам! Аминь!

Подойдя к границе круга, он наклонился и с молитвой взял первый камень, размыкая кольцо.

«Во славу Господа,

Во славу Сына Божия,

Во славу Духа Животворящего,

Поднимаю сей камень милосердный,

Часть скалы спасения Твоего».

Так же он поступил и с другими камнями, пока не собрал их все и не положил обратно в свой сетчатый мешок. Взяв посох, он вернулся в башню, разворошил разбуженные им угли. Посмотрел на все еще темные холмы. Над головой среди расходившихся облаков тускло мерцали звезды; далеко на востоке ночь ослабляла свою хватку. Холмистый пейзаж под серо-голубым небом становился различим.

Подняв свой посох, он благословил грядущий свет. Затем, завернувшись в плащ, Эмрис начал спуск с холма. Если поторопиться, думал он, можно успеть вернуться в Лондон до того, как начнутся волнения.

Глава 39

Он случайно опрокинул содержимое хрустального стакана и быстро налил себе еще – налил больше, чем планировал, но какого черта? У него больше не было страны, которой он мог бы управлять. Судя по тому, как идут дела, ему повезет, если он удержит свое место в парламенте. Он приложился к стакану и отодвинул полупустую бутылку в сторону; походил по кабинету и рухнул на стул.

Предстоящий визит короля с сообщением о том, что его правительство потерпело неудачу, будет, безусловно, худшим моментом за всю его политическую карьеру. Он помнил, как занял третье место на промежуточных выборах, после социалиста и нациста-неополитика. Тогда он был молодым идеалистом, и проигрыш стал необходимой частью обучения молодого политика. Однако теперь былое унижение затмил не просто провал, а полный крах. Он оказался неспособен предотвратить дезертирство накануне вечером. Черт, какой паршивый день!

Он и начинался скверно. Все шло наперекосяк. На самом деле, он вообще не начался как следует. После ночного анализа катастрофы и совещания по ликвидации последствий с участием всего кабинета министров он вышел, чтобы получить известие о смерти Дональда Роутса.

– Извините, господин премьер-министр, – личный секретарь подбежал к дверям лифта, когда Уоринг собирался принять душ и сменить костюм. – Только что звонили из Скотленд-Ярда. Я не хотел беспокоить вас, пока вы…

– Хватит, Леонард! Просто скажи мне, черт возьми, чего они хотели?

– Они сообщили, что тело Дональда Роуза было найдено в реке…

– О, черт возьми! – Желудок премьера сжался в твердый ком.

– Вы будете говорить с…

– Нет. Попросите Мартина, пусть немедленно садится писать некролог, но сначала – заявление. Ну, дескать, получили известие, потрясены, встревожены и прочее. Пусть укажет, что я поручил Министерству внутренних дел присвоить этому расследованию приоритетный индекс.

Де Врис развернулся и направился прочь, но Уоринг окликнул его.

– Как это произошло?

– Пока не говорят. Могу позвонить…

–Потом. Просто опубликуйте заявление побыстрее. Пусть оно будет в эфире одновременно с сообщением о кончине Роутса.

Он поднялся к себе, быстро принял душ, переоделся и приготовился к долгому и тяжелому дню дирижирования средствами массовой информации. Как будто мало того, что он потерял свое большинство из-за дурацкой партии этого лорда-отморозка, теперь еще придется потратить драгоценное эфирное время, рассказывая всем, как он потрясен и сожалеет о том, что его дорогой коллега из оппозиции убит. Так ему и надо, придурку!

После кофе он созвал свой комитет на совещание по планированию избирательной стратегии и начал с того, что призвал не расслабляться. Начинать компанию надо сразу же после того, как будут улажены формальности. Хорошо бы, конечно, подловить оппозицию, пока она расслаблена и греется в лучах славы, но на чем ее подловишь? Впрочем, поискать стоит. Глядишь, удастся отвоевать часть потерянных политических земель. Со следующей недели его офис превращается в штаб предвыборной агитации. Надо поджарить пятки этому ублюдку Гриффиту.

Уоринг понимал: чем раньше начать агитационную компанию, тем больший успех она может принести. Ах да, надо еще дождаться визита короля с сообщением об официальной отставке правительства. Они должны позвонить. И этот звонок раздался в два часа. Бывший премьер-министр стоически выслушал сообщение, с трудом удержавшись от желания нахамить в ответ.

Без двух минут три Уоринг стоял в вестибюле и наблюдал за прибытием короля на мониторах охраны. Он видел, как подъезжал «Рейндж Ровер» сливового цвета, видел толпу репортеров и операторов за высокими железными воротами дома номер десять. Вот машина остановилась у поста для проверки, охрана дала отмашку, позволив съемочной группе сделать несколько снимков. Машина двинулась вверх по улице и снова остановилась, ожидая снятия антитеррористического барьера.

Два младших помощника ожидали короля на ступеньках вместе с главой службы безопасности Даунинг-стрит. Тот решил взять на себя функцию швейцара и открыл заднюю дверь автомобиля. Погода портилась. Из низких туч сыпалась унылая морось. Один из помощников Уоринга раскрыл над королем зонт, и Его Величество провели в резиденцию премьер-министра.

Уоринг отвернулся от монитора и занял место рядом со своим заместителем и личным секретарем. Он стоял, сцепив руки за спиной, злобно глядя на короля.

– Добрый день, премьер-министр, – невозмутимо приветствовал король отставного премьер-министра. Того аж передернуло.

– Пришли позлорадствовать, Ваше Королевское Величество? – не удержался премьер, чем поверг в смущение Анджелу Телфорд-Сайкс. – Давайте поскорее покончим с этим делом. Мне надо работать.

Надо отдать должное королю – он и бровью не повел. Уоринг даже позавидовал спокойной бесстрастности молодого человека. И за это он ненавидел его еще больше.

– В соответствии с регламентом, – проговорил Джеймс, – я имею право и обязан сообщить вам, что ваше правительство не смогло сохранить большинство в парламенте. Как суверенный король Британии, я пользуюсь королевской прерогативой распустить действующий парламент.

Уоринг, конечно, готовился к этому удару, и все равно слова короля повергли его практически в нокдаун. Лицо премьера, и без того бледное, стало пепельным. – Шел бы ты со своим регламентом, – неслышно проворчал он себе под нос.

– С этого момента, премьер-министр Уоринг, – продолжал король, – ваше правительство отстраняется от власти. В надежде на скорейшее формирование нового правительства я поручаю вам подготовку всеобщих выборов, назначаемых через шесть недель. Я лично буду консультировать оппозиционные партии.

Уоринг, набычившись, смотрел на молодого человека перед собой. Он напоминал старого боксера, пропустившего роковой удар и не падающего только потому, что опирался на канаты.

– Это ничего не изменит, – хрипло проговорил он. – Референдум вам не остановить. Все идет по плану.

– Я не собираюсь останавливать референдум, – ответил монарх. – Останусь ли я королем через две недели – решать Богу и народу страны. Но зато я уже сейчас могу сказать вам, мистер Уоринг, что с этого момента вы больше не премьер-министр.

– Что-нибудь еще, Ваше Величество? – Бывший премьер произнес титул, как проклятие.

– Это всё. Всего доброго! – попрощался король, коротко кивнув вице-премьеру, и повернулся к двери. Начальник службы безопасности проводил его до машины, держа зонт, а констебль, дежуривший за дверями Даунинг-стрит, открыл королю заднюю дверь автомобиля.

Но король не стал садиться. Вместо этого он подошел к главным воротам, чтобы сделать короткое заявление для прессы. Он сказал:

– Несколько минут назад я официально распустил парламент. Я сообщил мистеру Уорингу об отставке его правительства и распорядился провести всеобщие выборы через шесть недель. – Он сделал паузу, дождался, когда отсверкают фотовспышки, и закончил: –Это дело закрыто. Мне больше нечего добавить.

Король собрался вернуться к «Рейндж Роверу», когда кто-то из журналистов спросил:

– И что вы теперь намерены делать?

Король слегка обернулся и внятно сказал:

– Приходите завтра в Гайд-парка и все узнаете сами.

Уоринг наблюдал за этой импровизированной пресс-конференцией на мониторе охраны. Объявление об отставке его правительства заставило его корчиться от негодования, но это все-таки лучше, чем стоять под высокомерным, снисходительным взглядом монарха.

Отпустив заместителя и помощников, Уоринг сразу же отправился на встречу – на этот раз с главным распорядителем парламента и председателем партии – пора было формировать предвыборную платформу. Они закончили совещаться и он принял приглашение Найджела Сфорца и Альберта Таунсенда на ужин в главном прибежище Британской республиканской партии, клубе «Бальтазар». Там к ним присоединились три младших члена штаба Главного распорядителя и жена Таунсенда Франсин.

За бифштексом они предприняли доблестную попытку утопить печали в прекрасном кларете, которым славился «Бальтазар». Не получилось. Уоринг вернулся в свою резиденцию, чувствуя себя не намного лучше, чем днем. Найджел предложил составить ему компанию, но бывший премьер-министр отказался, заявив, что больше всего на свете хочет лечь спать и покончить, наконец, с этим дрянным днем.

И он действительно лег спать, но это случилось уже больше двух часов назад, а сон не шел. Уоринг слишком глубоко увяз в своих страданиях. Он пытался смотреть вечерние программы новостей, записанные для него на пленку, но бесконечные перемывания провала его правительства и роспуска парламента только злили его, и он выключил телевизор. Он решил полежать в горячей ванне, а потом все же попытаться уснуть.

Он уже развязывал пояс халата, когда хлопнула дверь в комнате, откуда он только что вышел. Наверное, ночной дежурный, подумал он, выглянул за дверь ванной комнаты и увидел в дверях спальни женщину.

– Мойра, – без всякого энтузиазма сказал он, – ты никогда не стучишь?

– Я надеялась удивить тебя, дорогой.

– Как ты сюда попала? Кто тебя впустил?

– Дверь была открыта, я просто вошла. – беззаботно ответила она. – Разве ты не рад меня видеть?

– Я имею в виду, – подчеркнуто терпеливо сказал Уоринг, – кто тебя видел? С кем ты разговаривала?

– О, стоит ли об этом беспокоиться! Расслабься, мой милый, ты же знаешь, я всегда очень осторожна.

– Ты меня извини, но я не стану просить тебя остаться, – прямо сказал Уоринг. – У меня был очень тяжелый день. Я чувствую себя совершенно разбитым.

– Ну, дорогой, – промурлыкала Мойра, – я же не могла допустить, чтобы ты тут сидел один и переживал. Я пришла тебя подбодрить.

Уоринг тоскливо посмотрел на нее. Мойра надела его любимый костюм: красный атласный жакет с блестящей прозрачной блузкой под ним и короткая красная юбка, открывавшая ее длинные ноги, всегда действовавшие на него сногсшибательно. И все-таки он и вправду смертельно устал и вовсе не горел желанием развлекать ее сегодня вечером; к тому же его раздражало то, что она долго не приходила. Он звонил ей несколько раз. И вот, пожалуйста, явилась именно сегодня, хуже ночи выбрать не могла!

– Прости, Мойра, – сказал он, немного смягчившись. Ссориться не хотелось. – Ты застала меня в самый неподходящий момент. Я собирался спать.

Она вошла в комнату и встала перед ним в вызывающей позе.

– Но я слышала, что великие умы никогда не спят. Они думают. – Мойра положила руки ему на грудь, а потом и вовсе прижалась к Уорингу. От тонкого запаха ее духов у бывшего премьера закружилась голова. – А я, между прочим, придумала новую позу…

– Извини, не сегодня. – Он мягко отстранил ее руки.

– А-а, сердишься, – сказала она, красиво надув губы. – Это потому, что Мойра заставила тебя ждать?

Ему не хотелось принимать ее игру. Он просто смотрел. Великолепна как всегда – умная, элегантная, ослепительно красивая. Было время, когда он подумывал жениться на ней – она бы замечательно украсила его президентский имидж. Но он устоял перед искушением, и очень кстати. Все-таки она слишком взбалмошная женщина, непредсказуемая и чересчур требовательная. Зачем ему незакрепленные пушки на палубе в шторм?

– Томас, дорогой, ты всерьез думал, что я домашнее животное? Ты свистнул, и я прибежала?

– Да ни о чем я не думал! – вспылил Уоринг. – Вот разве что о том, что лучше бы я тебя никогда не видел!

– А вот и нет! На самом деле ты думаешь: «Ты потрясающая, Мойра. Ты красавица, богиня. Я должен увидеть тебя, Мойра. Приходи и спаси меня». – Она рассмеялась. Улыбка у нее была чертовски соблазнительной.

– Да. Наверное, было бы неплохо, приди ты пораньше. А теперь нам нечего обсуждать. – Уоринг чувствовал, что сейчас начнет раздражаться и защищаться. Спорить не хотелось. Хотелось, чтобы его оставили в покое. – Не знаю, заметила ли ты, что парламент распущен и мне теперь предстоит бороться на выборах.

– И ты, конечно, выиграешь, дорогой. Я предсказываю взлет твоей карьеры.

– Хорошо, что ты так думаешь. Насколько я понимаю, сейчас вряд ли кто оценивает мои шансы так высоко.

– Общественное мнение может измениться в один миг, – она щелкнула длинными пальцами. – Я вовсе не удивлюсь, если завтрашняя попытка окажется самой большой ошибкой за короткую карьеру короля.

По желудку Уоринга пробежала холодная волна.

– Постой, ты что-то знаешь?

– Раньше ты не особо вникал в мои планы, – она зло улыбнулась.

– Перестань, Мойра. О чем ты говоришь? Не было никакого «раньше». Я никогда не просил тебя что-то сделать для меня.

– Тебе и не нужно просить, дорогой. – Она подошла к кровати, села и вызывающе откинулась назад. – И так понятно. Я же говорила, что помогу тебе, чем смогу. Вот, например, Тедди вышиб себе мозги. Самоубийство. С ним никого не было. Ты в самом деле полагаешь, что такой неуклюжий бездельник, как Тедди, сам справился бы с таким ответственным делом?

Уоринг уставился на нее.

– Ты мне ничего не говорила.

– Правда, милый? – спросила она с сильным португальским акцентом. – Не поздновато ли тебе становиться брезгливым?

Уоринг почувствовал, как по телу поползли мурашки.

– Боже мой, Мойра, да ведь не было ни малейшего намека на то, что смерть Тедди – не самоубийство…

– Ну, Томас, – мило упрекнула она, – ты напрасно беспокоишься.

– А вот ты, я смотрю, совсем не беспокоишься, – сказал он ей. – Это же не игра. Я не имею ни малейшего отношения к смерти этого человека.

– Боишься крови, мой воспитанник? – Она рассмеялась, откинув голову назад, обнажая свою длинную красивую шею.

Ее небрежная распущенность всегда изумляла и пугала его. Она же только что едва не призналась в убийстве Тедди – на что она еще способна? А Дональда тоже она убила? Нет, это же абсурд какой-то!

– В любом случае, – меж тем говорила она, – послезавтра твоим заботам конец. Никому не будет пользы от этого доморощенного короля и его жалкого советника.

– А что будет послезавтра? – холодея, спросил Уоринг. – Что ты хочешь делать, Мойра?

Она выпрямилась на постели.

– О, посмотри на себя. – Она рассмеялась дразнящим смехом. – Ты опять начал интересоваться своей Мойрой?

– Мойра, у меня нет настроения! – Он шагнул к ней. – Что ты задумала?

– Ты уверен, что хочешь знать? – Она ухмыльнулась. – Смотри-ка, и правда заинтересовался!

– Я серьезно. Либо говори, либо убирайся к черту.

– Да, что-то с тобой стало невесело, – пожаловалась она, накручивая на палец прядь волос.

– Да говори же ты, черт возьми!

– Как это у вас говорят? «Живи прессой, умри в прессе»? Так? – Она снова рассмеялась и легла на кровать, позволив своей короткой красной юбке задраться вверх совсем уж неприлично, обнажив роскошные бедра.

– Пресса… – Он тупо уставился на нее. – Ты… знаешь?

– Конечно. А как ты думал? – Она игриво посмотрела на него. – Да не волнуйся ты. Никому я не выдам твой секрет. Ни одна живая душа не узнает. – Она голосом подчеркнула слово «живая». – Ладно, раз уж ты не собираешься отнести меня в постель, – сказала она, снова садясь, – мог бы, по крайней мере, принести мне выпить.

– Послушай, давай закончим со всем этим, – Уоринг потер лоб. – Уже поздно, я устал, а с завтрашнего дня по уши влезу в предвыборную кампанию. Времени совсем не останется. Видеться не сможем. Как ты считаешь?

– Даже так… – протянула она, насмешливо наблюдая, как он вышагивает перед кроватью.

– Ну, сделаем перерыв. Так было бы лучше всего.

– Нет уж, милый мой, – она забралась на кровать с ногами. – В этом деле мы вместе. Ты же сам мне позвонил, помнишь? – Ее голос вдруг стал ледяным. – Ты хотел, чтобы я делала за тебя всю грязную работу, а теперь хочешь от меня отделаться?

– Да ничего я не хочу, – против воли он все-таки стал оправдываться. – Просто подумал, что этот этап закончился. Пришло время разойтись.

– Ах ты червяк! – внезапно закричала она. – Ты что же, принял меня за одну из твоих шлюх? Мы заключили сделку, милый мой. Мы партнеры. И я тебе нужна куда больше, чем ты мне. Не забывай об этом.

Уоринга эта гневная вспышка застала врасплох. Он остановился и растерянно посмотрел на нее. Лучше бы не смотрел. Ярость так исказила ее черты, что лицо превратилось в злобную пугающую маску. Впрочем, изменение было мимолетным. Настроение Мойры вновь изменилось.

– Не заботься о выборах, Томас, – сказала она тихо и как-то по-дружески. – Ты устал. Понимаю.

– Что ты говоришь! Как это я могу не заботиться о выборах?! – Он покачал головой. – Да ты понятия не имеешь, сколько всего надо сделать. А ведь выборы – это только половина проблем. Этот идиот Роутс организовал новую роялистскую партию, а потом пошел и утоп. В другое время я бы не имел ничего против, только не теперь. Его же мучеником будут считать, будут говорить, что он принял смерть за правое дело. Общественное мнение начнет ему сочувствовать, а потом и этому самозваному королю.

– А по-моему, Роутс получил то, чего заслуживал, – безучастно ответила Мойра. – Пусть это будет предостережением для всех, кто сунется в дела, которые их не касаются.

Уорингу показалось, что температура в комнате резко упала. Что она знает об убийстве Дональда Роутса? Впрочем, какая разница? Даже если она замешана, ему-то что за дело? Не желает он знать подробности.

– Расслабьтесь, господин президент, – проворковала она. Соскользнув с кровати, она крепко обняла Уоринга, прижимаясь к нему всем телом. В тот же миг волна желания накатила и захлестнула его с головой. Он хотел ее, и слишком устал, чтобы отказываться от того, что ему предлагали.

– Тебе не надо ни о чем беспокоиться. Доверься мне, дорогой. Доверься своей Мойре.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Глава 40

– Хорошо, что ты приехал, – сказал Джеймс, пока черный «Ягуар» медленно пробирался через пробки. – Но, может, тебе лучше не ввязываться?

– Верно, – кивнул Кэл. – Мы бы и сами справились.

Эмрис вернулся из Гластонбери рано утром, и с тех пор выглядел молчаливым и задумчивым. Он сидел на переднем сиденье, словно большая нахохлившаяся птица. На слова Джеймса он полуобернулся и посмотрел на тех, кто сидел позади.

– Мы не можем недооценивать врага. Это риск.

– Какого еще врага? – спросил Кэл. – И вообще, где вы были прошлой ночью?

Эмрис ничего не ответил и снова отвернулся к лобовому стеклу.

– Это как-то связано с Дональдом, верно? – спросила Дженни. После того, как до них дошла весть о гибели лорда Роутса, она и Кэл прилетели в Лондон, чтобы при необходимости помочь и утешить Кэролайн и Изабель, а теперь собирались поддерживать Джеймса.

– Его гибель не случайна, – тихо сказал Эмрис. Он внимательно рассматривал машины, медленно тащившиеся в одном направлении с ними. – Можете не сомневаться.

– Значит, убийство? – Джеймс помолчал, ожидая подтверждения, не дождался и сказал: – Послушай, если ты не собираешься ничего рассказывать…

– Что тут рассказывать? – с неожиданным ожесточением спросил Эмрис. – Против нас сражаются могучие силы – державы, княжества, правители этого темного мира, которые хотят навсегда уничтожить суверенитет Британии. – Он снова повернулся к заднему сидению, и друзья увидели, что Истинный Бард взволнован и расстроен. – Прошлой ночью я пытался нейтрализовать их главного исполнителя… – Он сделал паузу, его лицо снова приняло отстраненное выражение. – Только Богу известно, насколько мне это удалось.

– Мы говорим о человеке или о каком-нибудь призраке вроде баньши? – спросил Кэл.

– Ты напрасно иронизируешь. Это потому, что ты просто не знаешь, – проворчал Эмрис. – Не имеешь ни малейшего представления о том, о чем говоришь.

– Так объясни, – упрямо проговорил Кэл. – Я хочу знать.

Эмрис смотрел в окно.

– Мы с ней – пережитки давно забытого времени, – нехотя произнес он.

Разговор прервал Рис, объявивший:

– Мы почти на месте, сэр. И, похоже, тут будет жарко.

– Не знаю, – засомневался Джеймс, завидев толпу людей. Они явно дожидались его приезда. – Может, это и не самая лучшая идея была…

– Не смей сомневаться! – воскликнула Дженни. – Сегодня весь мир узнает, что ты за человек.

– Молись, чтобы так оно и случилось, – мрачно пробормотал Эмрис.

«Ораторский уголок» в Гайд-парке, где обычно собирались маргиналы, стремящиеся поведать миру о своих прозрениях, на этот раз явно перекрыл свою обычную норму посещения. Сегодня здесь толпились не десятки, а тысячи людей. Похоже, король собрал очень большую аудиторию слушателей, ждавших начала его выступления.

Толпа продолжала стекаться к Мраморной арке. [Мраморная арка – триумфальная арка возле «Ораторского уголка» в Гайд-парке, в конце Оксфорд-стрит в Лондоне. Воздвигнута в 1828 году архитектором Джоном Нэшем. Прототипом послужила знаменитая триумфальная арка Константина в Риме. Установлена рядом с местом, где раньше находилась знаменитая виселица Тайберн, место публичных казней.].

– Почему бы и нет? – вслух подумал Джеймс.

Стоял прекрасный зимний день: мягкий и солнечный. Люди сотнями подходили к месту, предназначенному для выступлений. Что бы ни случилось, думал Джеймс, недостатка в слушателях не будет. Ну что же, хоть на короля посмотрят.

«Ягуар» остановился перед полицейским оцеплением, и Рис выпрыгнул, чтобы открыть дверь королю.

– Кто не рискует, тот шампанское не пьет, – вздохнул Джеймс.

– Именно! – Дженни поцеловала его на удачу, и он выбрался из машины навстречу своей аудитории, явно успевшей поделиться на две части.

Полиция, предвидя скопление народа, установила вдоль тротуара барьеры; Джеймс видел синие мундиры, разбросанные среди толпы, но отметил, что полиции не так уж много. Телевизионщики, журналисты и фотокорреспонденты ждали в конце небольшого прохода, образованного секциями барьеров. Джеймса встретили двое полицейских, отдали честь и проводили к официальной «говорильне» – небольшому помосту площадью не более метра, по традиции напоминавшему ящик из-под мыла.

Джеймса встретили криками и аплодисментами. Многие из тех, кто выстроился вдоль оцепления, принесли плакаты. Быстро окинув взглядом толпу, Джеймс понял, что его сторонников здесь примерно столько же, сколько и противников. Среди толпы присутствовали активисты Комитета за спасение монархии. Эти люди определенно решили, что даже погруженный в скандалы Морской Дом, как некоторые называли Британию, лучше, чем отсутствие дома вообще. Но среди аплодисментов то и дело раздавались крики «Долой короля».

Над головами толпы колыхались связки воздушных шаров, а воздух пропитал запах жареных каштанов. Что бы ни происходило, а предприимчивые люди всегда помнили о возможности немножко заработать.

Шагая между двух дюжих полицейских, Джеймс чувствовал себя осужденным, идущим на виселицу. Это чувство усилилось, когда он подошел к невысокому ящику. Люди свистели и улюлюкали. Судя по враждебности на их лицах, Джеймс, как минимум, должен был ограбить банк, пристрелив пару посетителей. Так могли бы встретить растлителя малолетних или опасного извращенца. Глядя на эти искаженные ненавистью лица, он подумал, что в сердцах и умах людей происходит некий неведомый процесс, который они, не отдавая себе отчет, считали самым важным на свете. Еще несколько дней назад они и знать не знали ни о каком короле, думать не думали о судьбах страны.

Полиция установила свободную зону, протянувшуюся по дуге от импровизированной трибуны до первых рядов. К ограждению оказались притиснуты телеоператоры и корреспонденты; ни Дженни, ни Кэла, ни вообще кого-то знакомого Джеймс не увидел.

Джеймс поднялся на помост. Через узкое свободное пространство он видел людей, смотревших на него с напряденным ожиданием. Как дети, подумал он, злые и расстроенные, потому что они чего-то хотят, но не знают, чего именно и как об этом попросить. Эта невыразимая тоска отчетливо читалась на лицах.

– Должно быть, вы слышали, – медленно начал он, стараясь, чтобы слова не растворились или не были предвзято истолкованы, – что я опозорил себя и свою страну, служа офицером в армии.

Он сделал паузу, ожидая, когда сказанное дойдет до сознания слушателей. Кто-то в толпе выкрикнул: «Ну так и отрекись от престола!»

– Вы наверняка слышали, – невозмутимо продолжал Джеймс, – что я участвовал в преступной и аморальной деятельности и разбогател на этом. Вы наверняка слышали и другие обвинения в мой адрес, друзья мои…

Стоявший в первом ряду Хеклер тут же крикнул:

– Не набивайся к нам в друзья, паразит!

– Так вот, все эти обвинения – ложь, – строго заявил Джеймс, а затем повторил еще раз для большей выразительности. Заявление было встречено молчанием, которое он воспринял как хороший знак, поэтому продолжил: – Я пришел к вам сегодня, чтобы положить конец этим подлым слухам. Но еще важнее для меня рассказать вам кое-что о том, что я задумал для Британии.

– Да нам-то что за дело? – крикнул кто-то.

– Ну что же, я скажу вам, кому какое дело, – ровным голосом ответил Джеймс. – Все, кто собрался здесь сегодня, озабочены судьбой страны, иначе вы бы не пришли. Вам не все равно. Каждому здесь не все равно. И мне не все равно, я тоже переживаю за нашу страну, за то, что с ней происходит.

Краем глаза Джеймс заметил, как Кэл и Дженни сумели протиснуться в первый ряд за ближайшим барьером. Кэл поднял вверх большой палец, а Дженни подмигнула ему.

– Большинство из вас полагает, что монархия мертва и ее следует похоронить, что это государственный институт, срок годности которого давно истек, что это простой пережиток некогда великого прошлого, давно изживший себя. Но я пришел, чтобы сказать вам: вы ошибаетесь. Нация нуждается в монархии – возможно, сейчас даже больше, чем когда-либо.

– Да на кой вы нам нужны! – выкрикнули из толпы.

– Друг мой, – сказал Джеймс, – я именно тот, кто тебе нужен. Я вам нужен, потому что я – все, что стоит между вами и властью, которая эффективно уничтожает остатки британского суверенитета. Как только монархия исчезнет, ничто уже не сможет помешать парламентской власти, а значит, и злоупотребления ею.

В этот момент Джеймс почувствовал внезапную боль между лопатками – пронзительную боль, такую острую, словно его ударили ножом. Никогда еще его fiosachd не проявлялся с такой силой.

Кожа на затылке съежилась. Он быстро оглядел толпу и тут же заметил рыжеволосую женщину, активно протискивавшуюся в первые ряды. Он лишь мельком разглядел ее лицо, когда fiosachd накрыл его как облако, принеся с собой ужасное гнетущее ощущение. В сознании мелькнула лужа крови на улице, и он, как во сне, услышал вой сирен и крики бегущих людей.