Текст книги "Авалон. Возвращение короля Артура (ЛП)"

Автор книги: Стивен Лоухед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

– Знаю, – Иззи сочувственно вздохнула. – Вкус этого старого вина живет всего лишь несколько секунд после соприкосновения с воздухом. Но разве это не чудо, пока оно длится?

Изабель пошла дальше, чтобы порадовать других гостей чем-нибудь еще. Однако те, кто вкусил глоток этой редкости, еще долго ощущали магию вкуса, согревшую их до глубины души. Джеймс обвел взглядом стол. Все веселились и разговаривали, житейские заботы и тяготы на некоторое время оставили людей. Вот так, размышлял он, и следует отмечать праздники. Пусть нечасто, но именно так: друзья и любимые собираются за столом, чтобы хотя бы ненадолго почувствовать себя в раю.

Громкий хлопок, сопровождаемый вздохами изумления, привлек внимание почти всех к середине стола, где Эмрис сидел в ворохе конфетти и дыма. Дети ошеломленно застыли. Джеймс заметил, как Дуглас под шумок быстро поцеловал Рослин, а сидевший чуть подальше мистер Бакстер так и светился от гордости, слушая похвалы Кэролайн мастерству его жены. Напротив Дональд и преподобный Орр негромко обсуждали ловлю форели на Ди.

А потом подошло время пудинга. Как только мужчины убрали тарелки с очередной переменой, народ зашумел, требуя перейти к следующему номеру программы. Придди не сплоховала и здесь. Она приготовила любимый праздничный десерт старого герцога из пряного инжира в ромовом соусе и поставила первую тарелку перед Джеймсом. За пудингом последовали яблочный пирог, роскошная ромовая баба с ревенем, ее подали в большой серебряной миске, и фруктовый салат в большой хрустальной салатнице.

Десерт просто смели. Посуду убрали вместе с ящиками пустых бутылок, и были поданы напитки: графины с портвейном, хересом и односолодовым виски, а еще кларет и Drambuie – вместе с набором хрустальных бокалов и кубков. [Шотландский ликер Drambuie имеет мягкий, умеренно сладкий вкус с нотками мёда и трав, с добавлением корицы.]

Джеймс оглядывал празднество, чувствуя себя все более и более монархом древности, в чьем зале возле очага находили прибежище и пропитание, защиту и удовольствие его люди. Да, думал он, так и должно быть. Он посмотрел на Дженнифер, и в этот момент она подняла взгляд и улыбнулась ему, одними губами произнеся слова «Я люблю тебя».

Тогда Джеймс встал во главе стола и призвал собравшихся к тишине.

– Друзья мои, – начал он, – только одна вещь в мире может доставить мне большее удовольствие, чем приветствовать вас здесь сегодня вечером. Это осознание того, что половина пары – это всего лишь половина. Я намерен исправить этот недостаток. В следующем году, когда мы будем праздновать Новый год, со мной будет моя прекрасная жена.

Повернувшись к Дженнифер, он протянул ей руку. Она встала и подошла к нему.

– Я рад сообщить вам, что Дженнифер Эванс-Джонс приняла мое предложение руки и сердца, – торжественно произнес он под охи и ахи вокруг. Джеймс достал из кармана обручальное кольцо с бриллиантом, принадлежавшее когда-то его матери, и, поцеловав, надел кольцо Дженни на палец.

Она обняла его и поцеловала, после чего Джеймс объявил:

– А теперь тост! Дамы и господа, дорогие друзья, предлагаю поднять бокалы за самую красивую девушку в мире, самую умную, самую добрую и… самую смелую! – Эти слова вызвали восторженные возгласы и смех гостей. – Дорогая моя Дженни! Пьем за тебя!

Все выпили, а потом женщины поспешили к Дженни, чтобы взглянуть на кольцо. Мужчины поздравляли Джеймса, жали ему руку и предлагали новые тосты за молодоженов.

– А когда свадьба? – крикнул кто-то.

– Дата еще не назначена, – ответил Джеймс, – но скоро.

– Когда будете готовы, – выкрикнул преподобный Орр, – я буду счастлив связать вас узами брака – и обойдется это вам в половину меньше обычного!

Встал отец Дженни.

– Дамы и господа, прошу наполнить бокалы! – густым басом возгласил он. Все послушно выполнили это распоряжение. – Я хочу выпить за нашего суверенного короля и его будущую королеву, которая по счастью оказалась моей чудесной дочерью! – Подняв бокал, Оуэн улыбнулся и сказал: – Вот наше Королевское Величество и его прекрасная невеста. Я желаю им обоим поистине великолепного и радостного нового года! Пусть правят нам на радость!

Возгласы «Да здравствуют Джеймс и Дженни!» долго гуляли по залу, отражаясь эхом от стен. А потом последовал еще один неожиданный тост от Эмриса, спевшего старинную балладу на гэльском языке, а потом еще один – от Дональда, поднявшего бокал и, хорошо поставленным голосом, словно с парламентской трибуны, пропел:

Вот холм, поросший вереском,

Вот плед, перо и килт,

А вот наш король со своей свитой!

Восславим их друзья!

Гости посмеялись, а затем преподобный Орр произнес тост, который больше походил на благословение. Кэролайн спела старинную шотландскую песню, а Шона продекламировала стихотворение «Сыграй-ка нам, Вилли», каждая строфа которого заканчивалась призывом выпить.

Она закончила под бурные аплодисменты, и, словно они только этого и ждали, вступила местная группа, приглашенная в замок по этому случаю. Они заиграли «Чашу пунша», и народ потянулся танцевать. Джеймс подошел к Дженни и они с ней славно сплясали шотландский танец. Отдышавшись, король вернулся к столу принимать очередные поздравления.

Остаток ночи прошел под музыку в танцевальном ритме. Джеймс потанцевал с кузиной Дженни Рослин, с Шоной, с миссис Орр, с Кэролайн, с Изабель и в какой-то момент опомнился, держа в объятиях Дженни, а музыканты играли «Старую дружбу» Бёрнса. Они пригласили местного звонаря, высокого, стройного рыжеволосого ирландца по имени Брайан, прекрасно игравшего на флейте. Парень отличался какой-то дикой грацией, напоминая банши. Гордо выпрямившись, с закрытыми глазами он заиграл старинную мелодию, и зал замер. Флейта издавала чудесные звуки, они, словно снежинки, кружились в воздухе и благословением опускались на слушателей.

Когда прозвучала последняя нота, зал, казалось, затаил дыхание. И тут кто-то крикнул: «С Новым годом!» Дженни и Джеймс с удовольствием поцеловались, и танцы возобновились. Никто не заметил, как преподобный и миссис Орр выскользнули за дверь, а когда раздался звонок, его из-за шума услышали далеко не сразу. Первый гость… По старинному шотландскому обычаю, первого человека, переступившего порог в новом году, приветствуют как предвестника удачи, под знаком которой пройдет и весь год. Ну, а раз это оказался священник, то вместе с ним в дом вошло и благословение. Будет, будет удача и кузнецам, и пекарям и, конечно же, пивоварам.

Гости начали расходиться часам к пяти утра. Но ушли не все. Для многих дорога домой после праздничных возлияний представляла определенные трудности. Им предоставили свободные комнаты и диваны. Дженни и Джеймс присоединились к Кэлу и Изабель, Гэвину и Эмме, чтобы выпить перед сном кофе. Они устроились на кухне при свечах, подъедая остатки десерта. Кэролайн и Дональд зашли пожелать доброй ночи, их усадили тут же за стол. Пришел Эмрис. Изабель вызвалась приготовить на всех свою знаменитую яичницу с копченым лососем.

– Ну что же, новогодняя ночь словно создана для важных объявлений, – сказал Дональд, – возможно, пришло время поделиться с вами моим маленьким секретом.

Вид у него при этом был как у школьника, получивший на день рождения заветный подарок. Он наклонился вперед и жестом призвал всех придвинуться поближе.

– Я собираюсь спасти монархию, – торжественно объявил он. – Два дня назад я заручился необходимой поддержкой, чтобы сформировать новую политическую партию, которая будет называться… – он выдержал длинную паузу, – Королевская партия реформ. – Он победоносно оглядел собравшихся. – Мы будем бороться с референдумом Уоринга, и мы победим!

Глава 34

Через два дня после Нового года Джеймса разбудила гроза. Почти сразу же в дверь постучали. Еще не совсем проснувшись, Джеймс поднялся и подумал, что халат искать не стоит. Так, в трусах он и встретил Гэвина, стоявшего за дверью.

– Простите, что беспокою вас, Ваше Величество, – быстро сказал рыцарь.

– Все нормально, – проворчал Джеймс. – Как дела? – Часы у кровати показывали 6:42, на улице было еще совсем темно.

– Я подумал, вы захотите увидеть это как можно скорее, – Гэвин протянул королю сложенную газету.

Раскрыв первый разворот, Джеймс сразу наткнулся на заголовок: «КОРОЛЕВСКИЙ СКАНДАЛ – НАЧАТО РАССЛЕДОВАНИЕ».

Света явно не хватало. Поднеся бумагу поближе к глазам, он быстро проглядел текст, набранный в две колонки. Поначалу ему было скорее любопытно, чем тревожно. Он сел на край кровати и включил свет.

– Заходи, не стой в дверях, – предложил он Гэвину, уже вчитываясь в статью.

Репортеры «Гардиан» действовали осторожно. История изобиловала предположениями и содержала минимум подробностей. Общий смысл сводился к тому, что карьера Джеймса на службе была не самой образцовой. Никаких подробностей не приводилось, но последний абзац сообщал, что читатели видят только верхушку очень большого айсберга и что, как только факты удастся подтвердить, подробности не заставят себя ждать.

– Что ж, – согласился Джеймс, – ничего особенного. Пусть ищут. Мой послужной список чист. Кто-нибудь еще опубликовал это?

– Не знаю, сэр, но могу узнать. Шона выписывает много газет.

– Узнай, – кивнул Джеймс. – Посмотрим, что пишут остальные.

Гэвин ушел. Джеймс надел халат и еще раз внимательно прочитал статью. Зазвонил телефон. Это был Рис, он звонил из Лондона. Они с Эмрисом на несколько дней вернулись в город.

– О вас статья в «Дейли индепендент»… – начал Рис.

– И что?

– Нехорошо, сэр.

– Что там?

– Могу прочитать, если хотите. Сейчас принесу…

– Не стоит. Перескажи своими словами главное. Я сам позже прочту.

– Они утверждают, что нашли доказательства грубых проступков в тот период, когда вы служили в армии. Пишут, что вас привлекали к уголовной ответственности, но вы с помощью взятки избежали военного трибунала.

– Глупости! – фыркнул Джеймс. Идея была настолько нелепой, что он не мог представить человека, который примет ее всерьез. – К тому же, это просто невозможно. Ты не хуже меня это знаешь.

– Тут еще есть, сэр, – сказал Рис, и Джеймс уловил в его голосе беспокойство.

– Давай, что там еще?

– Здесь говорится, что есть свидетели, которые уверяют, что в Казахстане вы совершили ряд поступков, в которых вас обвиняли.

– Они говорят, о чем идет речь?

– Нет, сэр. Дескать, газета продолжает собственное расследование.

– Это пустышка, ничего у них нет и быть не может. Ты имеешь в виду только «Дейли индепендент»?

– Других газет мы не получаем. Сейчас схожу за остальными.

– Хорошо. Перезвони мне, когда посмотришь другие. Скорее всего, там будет то же самое.

Джеймс спустился вниз и прошел на кухню. Несколько минут он возился там в одиночестве, а потом пришла Придди и положила этому конец. Но из уважения к королю все-таки позволила ему посидеть за столом, пока не будет готов завтрак. Бекон еще не успел поджариться, когда появились Гэвин с Шоной. Она притащила охапку свежих газет.

– Здесь не все, – объяснила она. – Позже будет больше.

– А-а, вот «Дейли индепендент», – сказал Джеймс, доставая из кучи одну газету. Пока он просматривал статью, Гэвин и Шона быстро разобрали остальные.

Но в других газетах ничего не было, за что Джеймс был им весьма признателен. Ему пришло в голову, что дело в каком-то мошеннике, раскрутившем пару издателей под обещание скандала. Скорее всего, он посмеивался всю дорогу до банка.

– Что ж, – сказал Джеймс, пока они втроем сидели за кофе, – все не так уж плохо. Вранье чистой воды, само собой, но отрадно, что в этом участвует только пара газет.

– Три, – сказал Кэл, входя в комнату. – Я только что просмотрел «Шотландский вестник». Кто, черт возьми, кормит их этим дерьмом?

За завтраком Джеймс, Кэл и Роутсы, обсудили, что делать с этой историей.

– Запашок неприятный, – высказал общее мнение Дональд.

Кэл все порывался «засудить этих ублюдков».

– Правильное желание, конечно, Калум, – признал Дональд, – но не слишком полезное. Если хотите, Джеймс, я позвоню кое-кому, попробую разузнать, кто за этим стоит.

– Было бы неплохо, – кивнул Джеймс. – При таких обстоятельствах вы, наверное, дважды подумаете, прежде чем поддерживать меня.

– И в мыслях не было, – заверил его Дональд. – Они пытаются поднять бурю, но в стакане. Переживем и выйдем из боя только сильнее. Попомните мои слова.

– Я серьезно, – Джеймс продолжал думать о Королевской партии реформ. – Может, стоит подождать, пока это все не закончится?

– Нельзя ждать, – возразил Дональд. – До референдума осталось меньше четырех недель. Я командую: полный вперед!

Две ночи назад Дональд подробно изложил свой план по созданию новой политической партии за спасение монархии. Потом они с Джеймсом долго обсуждали стратегию партии и то, как ее использовать наилучшим образом в преддверии референдума о передаче полномочий.

Дональд извинился и вышел, чтобы обсудить по телефону положение со своими будущими однопартийцами, а Кэролайн пошла собирать вещи; пара собиралась возвращаться в Лондон; Кэл и Изабель напоследок решили отправиться в горы; а Джеймс позвонил Дженни.

Она обрадовалась, но сказала:

– Сейчас я по локоть в глине, любовь моя. Миксер сломался.

– Я так понимаю, ты еще не смотрела утренние газеты?

– Нет пока. А что там? Что-то плохое?

– Кому-то пришла в голову идея поворошить мой послужной список.

– Звучит не слишком серьезно, – предположила она. – Ну, пусть покопаются. Убедятся, что ошибка, на том дело и кончится.

Уже к ночи, тщетно прождав упоминания о скандале в новостях, Джеймс подумал, что, наверное, стоит согласиться с оценкой Дженни. Ни один телевизионный канал даже не заикнулся о скандале. Джеймс решил, что прав Дональд – буря в стакане воды. Скорее всего, к утру все уляжется.

Вместо этого на следующее утро разверзся ад.

Почти все газеты в стране написали о «постыдном военном послужном списке» короля. В нескольких газетах история стала главной темой дня, а «Гардиан» вышла с заголовком: «СКАНДАЛЬНАЯ СЛУЖБА КОРОЛЕВСКОГО МОШЕННИКА». «Сан», как всегда, писала гораздо лаконичнее и по делу; их заголовок гласил просто «КРЫСИНЫЙ КОРОЛЬ».

Под этим заголовком помещалась фотография короля в военной форме, держащего за руку молодую азиатскую красавицу почему-то в трусиках с кружевами.

Разумеется, фотография оказалась подделкой. Джеймс никогда не общался с тамошними гражданскими лицами любого возраста или пола. Снимок был очень низкого качества и был рассчитан только на убеждение читателя, что камера не врет, но любому издателю было прекрасно известно, что фотографии редко говорят правду. Обычный настольный компьютер мог сделать самый невинный снимок вопиющим компроматом.

Как бы не была плоха фотография, текст под ней был еще хуже. Авторы умудрились балансировать на краю пропасти: нагромоздив гору слов, они ни разу не сказали ничего конкретного. История изобиловала словами «якобы», «очевидно» и «похоже, на то», еше много раз упоминались некие «источники». Сплошь намеки и паскудные инсинуации.

В двух словах история сводилась к тому, что, будучи молодым, быстро набирающим популярность офицером, назначенным в миротворческие силы ООН в Казахстане, король установил контакты с главарями местных бандитов, получал от них огромные суммы за то, что закрывал глаза на контрабанду наркотиков, проституцию и т. п. – и что капитан Джеймс Стюарт допускал пытки захваченных военнопленных.

Венцом этой болтовни была последняя фраза, заканчивавшаяся вопросом: «Если Его Величеству нечего скрывать, почему бы не признаться?»

Этим простым журналистским приемом часто пользовались таблоиды. Джеймс никогда не задумывался, какое разрушительное действие он оказывает на сознание читателей. Он перечитывал подлые слова, и чувство бессильной ярости клокотало у него в груди.

Однако худшее было впереди.

На следующее утро пресса извлекла на свет настоящую жемчужину: «Поскольку количество безответных обвинений растет, а король продолжает прятаться за каменной стеной молчания, мы можем прийти к выводу, что мы попались на удочку красноречивому негодяю, и что наш монарх – обычный головорез».

Джеймс прочитал и в ярости разодрал газету в клочья. Было раннее утро. Спал он плохо, проснулся в угрюмом настроении, и после просмотра утренней прессы оно почему-то не улучшилось.

Гэвин, читавший один из ежедневников, сказал:

– Посмотрите вот это, сэр. Они говорят, что длительное и тщательное изучение важных документов не опровергает обвинений. Утверждается, что в ваш послужной список вносили изменения, чтобы исключить упоминания, я цитирую, о выговоре за «тяжкий проступок криминального характера». Конец цитаты.

– Хороший ход, – проворчал Джеймс. – Раз мой послужной список чист, значит, его подделали. – Он с отвращением бросил газету. – Это же надо нагородить столько вранья!

Джеймса бесила неспособностью дать достойный отпор злопыхателям. В этом состоянии он и явился в офис Шоны и попросил ее позвонить Эмрису, который все еще находился в Лондоне.

– Терпение, Джеймс, – посоветовал Истинный Бард, выслушав его. – Я знаю, это трудно, но правда победит. Ты должен верить.

Они поговорили еще несколько минут. Эмрис старался выяснить источник всей этой гнусной клеветы. Разговор ничуть не улучшил настроения Джеймса. Хорошо призывать его верить в победу правды, но обвинения продолжали расти, громоздясь друг на друга. Температура компании только нарастала, и Джеймс кипел от раздражения. Дженни регулярно звонила, звала на чай и сочувствовала, но Джеймс понимал, что она просто не постигает масштабов скандала.

– Конечно, я рад был бы повидаться, – сказал он ей, – но если эти шакалы хотя бы мельком тебя увидят, они и тебя утянут в эту трясину.

– И что? – вызов, прозвучавший в ее голосе, наполнил Джеймса гордостью. – Если я хочу увидеть своего возлюбленного, я не позволю кучке мерзких торгашей встать у меня на пути!

– Слава Богу, что они не знают о нашей помолвке, – вздохнул Джеймс. – Но пока они не уймутся, лучше нам держаться подальше друг от друга.

– От них воняет, как от навозной кучи, – сказала Дженни. – Можешь так и передать им мое мнение.

Толпа журналистов, забыв обо всех договорах с Шоной, роилась во дворе замка Морвен. Местная полиция старалась удержать писак в узде, отгоняла любопытных, но их было так много, что сил хватало только на то, чтобы люди не перегораживали подъездную дорогу. Шона, разъяренная нарушением договоренностей, летала в толпе, как гарпия, в поисках жертв, которых можно было бы закогтить. Пришлось отключить все телефоны. Все хотели подробностей, и от непрерывных звонков можно было сойти с ума. Тем временем Кэл и мистер Бакстер укрепляли оборону, чтобы не дать репортерам перелезть через стены поместья или пробраться через лес.

Фотографы наглели на глазах. Приставив стремянки к стене, они день и ночь целились объективами в двери и окна, громко требуя, чтобы кто-нибудь вышел к ним и дал им «пять минут, всего пять минут». Даже тень, мелькнувшая в окне или дверном проеме, вызывала поток вспышек и рокот моторов.

Узники замка коротали время за просмотром новостных выпусков, переключая каналы, чтобы поймать последние сплетни – или, как выразился один из ведущих: «последние события в этом углубляющемся кризисе доверия к нашей осажденной монархии».

«В этот час, – говорил очередной репортер, стоявший снаружи в зимней тьме, – некоронованный король сидит в осаде за высокими стенами, стенами, которые не могут сдержать разгорающийся вокруг его восшествия на престол скандал. Сегодня вечером появились новые обвинения в отмывании денег, полученных от торговли наркотиками и другой преступной деятельности хозяина поместья Блэр Морвен.

Эти новые обвинения ставят под вопрос способности офицера вооруженных сил вести образ жизни, затраты на который значительно превышают зарплату, соответствующую его званию. Кроме того, было высказано предположение, что доходы от незаконных сделок Его Величества фактически как раз и пошли на приобретение замка Морвен, а впоследствии сыграли большую роль в обеспечении его королевской власти.

– Вот задница! – проворчал Джеймс. – Будь у меня хотя бы половина денег, о которых они твердят, я бы купил свою собственную газету, и все могли бы прочитать о том, какие халтурщики кормят их сплетнями.

– Собаки бегут к собственной блевотине, – сказал Кэл. – Скажи слово, Джимми, и я столкну самых ретивых головами друг с другом.

– Шона работает над опровержением, – Гэвин пытался говорить с надеждой. – Не волнуйтесь, сэр. Мы заставим их съесть каждый дюйм всех этих колонок.

– Боюсь, уже поздно, – заключил Джеймс. – Даже если начать опровергать каждое обвинение, половина людей все равно будет считать, что я преступник, а другая половина просто чесать репу в недоумении. Стоит возникнуть сомнению, оно уже не уляжется, и все вокруг начинает портиться. Это какой-то заколдованный круг!

С каждым новым «разоблачением шокирующих проступков» уверенность Джеймса убывала. Однако Шона была настроена решительно.

– Некоторые из этих людей очень пожалеют, что выбрали своей профессией журналистику, – мрачно пообещала она. – Когда я узнаю, кто начал этот праздник клеветы, я прибью их скальпы к дверям Ассоциации прессы. – Она швырнула блокнот в стопку газет, собранную Гэвином за день. – Я внимательно следила за каждой публикацией, – она махнула рукой на газеты, – я отслеживала каждую новую веточку. Думаю, теперь я понимаю, откуда идет этот вал. – Она протянула планшет королю. – Взгляните, Ваше Величество. Я отметила ряд повторяющихся фраз в разных колонках. Затем я проанализировала разные газеты. – Она достала мобильник и начала набирать номер. – Хочу поговорить с одним из моих кротов, он обещал кое-что выяснить. Это не долго.

– Хорошо. Работай. – Джеймс отправился на кухню, чтобы налить бокал вина. Когда он вернулся, Шона объявила:

– Все ложь. Злобная клевета!

– А что, кто-нибудь сомневался? – заломил бровь Джеймс.

– Извините, я не это имела в виду.

– Да неважно. Давай, рассказывай, что ты узнала?

– Посмотрите сюда, – она протянула королю блокнот. – Гэвин составил приблизительный список, и он показывает то, что я и ожидала. Я поручила ему следить за конкретными репортерами.

На странице блокнота были выписаны фразы: «скомпрометированная командная иерархия» и «превышение конвенций ООН» и другие, им подобные. Первая использовалась не менее чем в шести статьях, вторая – в пяти; остальные были использованы по два или три раза каждая.

– Остальное можно списать на совпадения, – Шона постучала пальцем по оставшемуся списку, – но вот эти двое – достаточное доказательство.

– Доказательство чего? – не понял Джеймс. – Что истории выдуманы?

– Что истории взяты из одного источника, – сказала она, присев на подлокотник кресла. – Журналисты, как правило, копируют чужую ленту, разве что немного меняют слова или просто порядок слов. Это у них так профессиональная гордость проявляется, понимаете? Но обороты, которые им нравятся, ну, или просто удачную фразу, часто оставляют без изменений. Те, кто поталантливее, улучшают, кто не может, оставляют. Они же, как сороки: видят блестящую безделушку и тут же тащат к себе в гнездо.

– Значит, если мы видим повторение, можно утверждать, что все они брали информацию из одного источника?

– Именно так. Они все поют с одного листа. – Шона кивнула на блокнот в руках Джеймса. – Кто-то предоставил им информацию, чтобы столкнуть камень, а дальше само пошло. – Она замолчала, и Джеймс вернул ей записи. – Я уверена, что кто-то организовал им капельное кормление и раздает тщательно дозированные куски, чтобы всем было что клевать. Вот они и кормятся. Все довольны. Грубо сработано, должна сказать.

– Зато эффективно. И что мы можем с этим сделать?

– Мы сделаем заявление и призовем к ответу – потребуем показать дымящийся пистолет, так сказать. Это должно заставить их заткнуться. Если у них есть хоть что-то существенное, им нет смысла скрывать это от читателей и от нас. Если они откажутся предоставлять доказательства, считайте, полдела сделано. Они проиграют.

– Я подумаю.

В этот момент зазвонил мобильный Шоны. Она послушала и передала трубку Джеймсу. Звонил Эмрис.

– Шона сообщила мне о своем расследовании, – сказал он. – Вместе с тем, что обнаружил я, можно смело утверждать, что это работа кого-то из правительства Уоринга, кого-то очень близкого к нему.

– Ты уверен?

– Вполне. Тропа, как и ожидалось, стала очень грязной. Но мы уже столько прошли, что теперь ни в чем нельзя быть уверенным. Мы с Рисом вернемся в Блэр Морвен завтра утром. Ничего не предпринимай до моего приезда.

Ближе к ночи Джеймс снова позвонил Дженни. Они проговорили час. Он пересказал ей версию Эмриса об участии правительства Уоринга в этой грязной кампании.

– Мне этот человек никогда не нравился, – заявила Дженни. – Я бы с удовольствием надавала ему по морде.

– Я тоже тебя люблю, – сказал ей Джеймс. – Завтра вернется Эмрис, тогда и решим, что делать.

Они попрощались, и Джеймс лег спать. Следующим утром начался еще один день позора, в который его окунули британские СМИ.

Глава 35

Утренний ворох газет не принес радости. Обвинение в неправомерных действиях на службе с последующим сокрытием оных повторили еще четыре газеты. То, что наиболее респектабельные издания отказывались публиковать непроверенные данные, утешало слабо.

И «Таймс», и «Гардиан» призывали к публичному расследованию королевской жизни, после ухода со службы. «Обсервер» и «Вечерний вестник» предвкушали предстоящий референдум, предрекая убедительную победу «духа нового республиканства», который, по их мнению, захватил всю страну. «Дейли стар» даже предлагала читателям шанс выиграть поездку на Флориду для тех, кто точнее угадает количество голосов, поданных против короля в день референдума.

Тем временем «Сан» осуждала королевскую каменную стену, назвав отсутствие связи с королем и его штатом «молчанием проклятых». Увлекшись собственным каламбуром, они даже дали фотомонтаж, на котором Джеймс представал в образе Ганнибала Лектора; впрочем, фотожаба получилась неудачной: на ней король больше походил на взъерошенного Фредди Крюгера, поэтому воздействие фотографии на умы читателей можно было считать минимальным.

Дождавшись Эмриса и Риса, Джеймс созвал совещание, чтобы решить, как все же реагировать на травлю в СМИ.

– Есть псалом царя Давида, – вспомнил Джеймс, – царя, который кое-что знал о страданиях, и он процитировал по памяти: «Господи, как умножились враги мои! Многие восстают на меня, многие говорят душе моей: "нет ему спасения в Боге". Но Ты, Господи, щит предо мною, слава моя, и Ты возносишь голову мою. Гласом моим взываю к Господу, и Он слышит меня со святой горы Своей. Ложусь я, сплю и встаю, ибо Господь защищает меня. Не убоюсь тем народа, которые со всех сторон ополчились на меня…» – Джеймс наклонился вперед и положил руки на стол. – Так вот. Мне надоело быть мальчиком для битья. Я больше не хочу. [Псалтирь‎ 3:‎2]

– И что ты предлагаешь? – тихо спросил Кэл.

– Вот это мы и должны решить. – Джеймс встал и начал мерить шагами комнату. – Я просто говорю вам: не могу больше и не хочу. – Он махнул рукой в сторону лужайки, на которой журналисты продолжали бдение. – Эта свора измышляет нелепость за нелепостью, громоздит друг на друга придуманные обвинения. Хоть бы один из этих сплетников выложил факты на всеобщее обозрение.

– Так ведь нет у них фактов, – вставил Гэвин. – Нечего выкладывать.

– На охоте тоже так делают, – задумчиво проговорил Кэл. – Загонщики шумят, чтобы заставить оленя терять голову и спасаться. Как только он побежит, начнется погоня, и заканчивается она всегда одинаково.

Эмрис молчал, откинувшись на спинку стула.

– Я не побегу. Я собираюсь бросить им вызов, – твердо ответил Джеймс.

– Можем задать этим гиенам хорошую взбучку, – предложила Шона. – Призовите зачинщиков либо заткнуться, либо предъявить неопровержимые доказательства. Пусть извиняются.

Она подтолкнула через стол лист бумаги Джеймсу.

– Мы с Гэвином подготовили проект заявления. Если вы, Ваше Величество, одобрите его, передадим на BBC, независимым и спутниковым каналам, чтобы транслировали в дневных и вечерних новостях.

Джеймс прочитал проект вслух, чтобы стало понятно, как это будет звучать в эфире. Поискали и нашли правильный баланс – не слишком враждебно и не слишком оборонительно. Получался сплав дипломатии и логики. Все признали текст вполне удовлетворительным, кроме Кэла. Он то и дело морщился, словно ему не нравился собственный запах.

– Кэл, а твое мнение? – спросил Джеймс, откладывая текст с многочисленными правками в сторону. – Тебе не нравится?

– А чему тут нравится? – язвительно ответил Кэл. – Думаю, это заявление вызовет такое же брожение в умах, как если бы кто-то пукнул во время урагана.

– Ты думаешь, слишком сложно? – обеспокоенно спросил Гэвин. – Можем написать попроще и пожестче.

– Знаешь, чувак, – Кэл покачал головой, – это просто слова, всего лишь слова и ничего, кроме слов. А их и так уже наговорили столько, что задохнуться можно. В любом случае, до референдума осталось меньше трех недель, так что громко мы будем кричать, или потише, без разницы.

Джеймс смотрел на проект заявления и думал о репортерах, сидящих за клавиатурами в кабинках, читающих текст, набирающих текст, заполняющих газетные колонки словами. И ему внезапно расхотелось играть в эти игры.

– Думаю, Кэл прав, – решительно произнес он. – Мы можем препираться с прессой до тех пор, пока ад не замерзнет. А часы тикают. Я не хочу весь остаток своего правления прятаться в этом замке.

Слова Джеймса и то, каким тоном они сказаны, вывели Эмриса из глубокой задумчивости. Он поднял голову и с одобрением посмотрел на короля.

– Да, – сказал он, словно только и ждал, когда же Джеймс придет к такому выводу. – И что теперь?

– Не надо никаких заявлений, никаких факсов, никаких звонков, – сказал король. – В рождественском интервью я сказал, что хочу донести до людей определенное послание. Вот это я и буду делать.

Шона хотела возразить, Эмрис поднял руку, призывая ее к молчанию.

– Продолжай, пожалуйста – призвал он. – Что ты намерен делать?

– Я намерен выйти на дорогу, идти к людям в школы, на автобусные остановки, в очереди, в офисы, в приемные больниц, на станции метро, в церкви и торговые центры. Я хочу говорить с ними, хочу, чтобы они меня узнали; хочу показать им, какой я человек на самом деле, а не тот монстр, которого они представляют, читая газеты.

– Благородное намерение, – кислым тоном произнесла Шона. – Только это рискованно, может привести совсем не к тем результатам.

– А я «за», – объявил Гэвин. – Король прав; нам нужны действия, а не разговоры.