Текст книги "Запоздалые истины"

Автор книги: Станислав Родионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

12

Трещин в черепе рентген не обнаружил. А когда Петельников высказал задумчивую мысль: тем, кто ловит, нужно подкинуть того, кого ловят, – голова просветлела мгновенно. Леденцов доказал, что отныне он есть подсадная утка и место его в диско-баре...

В полуосвещенном зале плескалась цветастая живая масса. Она слизнула инспектора с порога, как море слизывает с песчаной кромки оброненную газету. Он отплясал спэнк, а потом хич-хайку – вроде бы со всеми, вроде бы один... И понял, что информации в современных молчаливых танцах не добудешь.

Инспектор прошел в бар.

У стойки были свободные места. Леденцов сел на мухомористый стул меж парнем и девушкой, поближе к барменше-«школьнице». Но через минуту перед ним стала вторая барменша, «атаманша», и обдала взглядом, как мраком облила. Леденцову показалось, что ее тяжелая верхняя губа, отороченная темными усиками, ехидно вздернулась. Такая улыбка? Или надоели ей посетители? Или рыжий чуб смешит?

– Мороженое «Дискотека» и чашечку кофе, пожалуйста, – внушительно заказал Леденцов.

Барменша отошла к кофеварочной машине. Инспектор огляделся...

Бар вроде бы еще больше стал походить на узкую пещеру. Стены и пол темнели монастырским деревом. На серый низкий потолок слоями настелился табачный дым. И лишь одна стена, за стойкой, уставленная подсвеченными бутылками, сказочно мерцала драгоценными камнями.

Справа пил коктейль парень в расшитой сиреневой распашонке. Леденцов упорно пробовал глянуть на его ноги: что там, не брюки же? Вроде бы вязаные гетры.

Слева в позе наивысшего блаженства млела орлоносая девушка в платье из черной марли – оно ниспадало с нее мелкими водопадиками и было похоже на черную чешую. Девушка курила бесконечную сигарету и пила бесконечно остывшую чашечку кофе.

– А почему вы не танцуете? – прошептал Леденцов, боясь спугнуть ее нирвану.

Она скосила глаза – кто? где? Ей ответила теплая улыбка и огненный чуб.

– Я в марлевке.

– Ну и что? – не понял инспектор.

– Не знаешь дискотни?

– В общих чертах.

– Был бы на мне блузон и брючки-никкерсы... Ритмяга на сто двадцать ударов, а мы стоим на бровях...

Леденцову принесли заказ. Барменша опять дернула верхней губой и откровенно ухмыльнулась. Черные волосы, закрученные на голове, казались коконом громадного паука, если только пауки вьют коконы. Как там... «При виде меня она улыбнулась широко, словно кобра раздула капюшон».

И он решил смотреть только на вторую барменшу, на «школьницу».

– Бабец твой? – тихо спросили справа.

– Бабец не мой, – ответил инспектор распашонистому.

– А чей?

– Ничей.

«Школьница» потряхивала косичками и двигалась за стойкой легко, как вспугнутый воробей. В свете ярких подстоечных ламп ее пальцы казались прозрачными – они бесплотно перемещали бутылки, взбивали коктейли и разливали кофе.

– Как тебя звать? – спросил он соседку, не найдя профильного очертания ее орлиного носа, поскольку она глядела на инспектора.

– Я девушка и уличных знакомств избегаю, – застеснялась она.

– Тогда буду звать тебя марлевкой.

– На пляже я рядом с собой кладу мужские брюки, чтобы не приставали.

– Коктейль тебе взять?

– Джульетта.

– Ну, а я соответственно Ромео.

– Юморишь?

– Вернее, Роман.

За недолгие годы работы в уголовном розыске Леденцову пришлось сыграть ролей много и разных, но все эти роли были активными – он действовал. Теперь же сидел приманкой, вроде привязанного охотником поросенка в лесу. Пока им никто не интересовался, кроме Джульетты в марле.

– А бабец твоя, – решил парень в распашонке.

– Хочешь коктейль?

– Таких, как ты, я уважаю, – расцвел парень, как и его распашонка.

Шум в баре вскипал моментами, когда обрывалась музыка и толпа приливала к стойке. Тогда горячие руки тянулись за бокалами и чашками через плечи сидящих. Леденцов приметил, что его легкая «школьница» не со всех берет деньги. Или он упускал движение ее прозрачных пальчиков, или было раньше заплачено...

– Рома, рок-зонги обожаешь? – загадочно спросила Джульетта.

– Меня с них воротит.

– Почему?

– Они напоминают желудочные зонды.

– В тяжелом роке сечешь?

Леденцова вдруг охладила ясная мысль: он неправильно сел, меж людей. К нему не подсесть. Но теперь не переместиться, свободных мест уже нет. Впрочем, он спешит – всего полчаса в баре... Все-таки инспектор решил переместиться. Оперативная работа требовала движения, как самолет скорости. Как там... «Он был медлителен, как черепаха, но в нужный момент свирепствовал, как тайфун».

Распашонистого соседа тоже затайфунило:

– Недалеко есть хата с хипповой бабец...

– С кем?

– С хипповым бабцом, говорю. Ты бери свою бабец, то есть свою бабцу, бери пузырь ноль семь...

– А почему та барменша не со всех берет деньги? – спросил Леденцов как бы непроизвольно.

– Потому что правильный бабец, в долг верит. А эта усатая моржиха задавится.

Леденцову показалось, что обернулся не только он...

По бару шел развалисто высокий и плотный человек в куртке из черной лайки, в темных очках, в вельветовых темных брюках и белых шевровых сапогах. В тяжелой руке лебедем висел белый «дипломат». Парень приблизился к стойке. Внезапно полегчавшая барменша-бандерша подскочила к нему. Он лишь вскинул палец. Она сноровисто налила рюмку коньяка, поставила на тарелку и подала, как подают хлеб-соль. Парень пил задумчиво и медленно – барменша стояла, прижав край тарелки к своей неуемной груди. И тогда Леденцов увидел его лицо...

Ослепительно белое, как высушенная простыня с мороза. Каждая черточка казалась выточенной, вычерченной или выбеленной до неестественной контрастности. Таким становится лицо, когда его освещает раскаленный огонь при фотографировании. Было ли оно всегда мертвенно-белым или лампы дневного света ударили в него из-под стойки?

Парень допил коньяк и так же медленно вышел, никого и ничего не замечая.

– Одевается всегда одинаково, – восхищенно сказал распашонистый.

– Кто он? – игриво спросил Леденцов.

– А белый кейс у него с шифром.

– Кто он?

– Весь бабец, то есть все бабцы его.

– Да кто он?

– Я пользуюсь только духами «Диско», – обиделась на невнимание Джульетта.

– Что они... э-э... кто он? – заметался Леденцов меж ними.

– Они пахнут резедой и космосом, – ответили слева.

– Это Сосик, – рыкнули справа, разгорячась коктейлями.

– Кто такой Сосик? – вполголоса спросил инспектор, пытаясь сделать разговор потише.

– Не знаю. Сосик – и все. Он ребром ладони кирпич перешибает.

– А если даст по голове? – вслух задумался Леденцов.

– Треснет, как яйцо всмятку.

– Смотря какая голова.

– Да хоть какая.

– Не у всех она всмятку.

Инспектор поманил барменшу, чтобы расплатиться. Мысли и догадки неудержимо тянули его отсюда. Как там... «Он запылал, как четыре дьявола».

13

Петельников томился на остановке. Троллейбусов он пропустил без счету, газету прочел сплошняком, не упуская ни строчки. И когда вторично принялся за статью об известковании почв, из дома напротив вышла молодая женщина в джинсовом платье, с темными раздерганными волосами и с огромной продуктовой сумкой. Звали ее Дарьей Тарасовной Крикливец, а Леденцов именовал атаманшей или бандершей.

Инспектор сложил газету и лениво двинулся следом.

Вчерашним поздним вечером лейтенант доложил о Сосике. Усталый Петельников, занятый мыслями о подростках и о других неотложных делах, слушал рассеянно. Его взгляд сошел с взволнованных губ Леденцова и опустился на пластмассовый стакан, откуда торчали ручки почти всех мировых образцов – и вставочка была. Но его сознание все отмело, замкнувшись на блестящем циркуле из нержавейки, бог весть как попавшем в стакан. В этом циркуле каким-то образом сфокусировались и леденцовские слова о баре и Сосике, и его собственные мысли о подростках... В конце концов, Архимед с ванной, Ньютон с яблоком... Петельников схватил этот циркуль, подошел к карте, воткнул острие ножки в центр загадочного овала и описал круг, который вместил почти все его лиловые кружочки. Тогда он глянул на острие – оно стояло рядом с баром. К нему сбегались лиловые кружочки... Выходило, что деньгами интересовались прежде всего ребята, живущие вблизи дискотеки.

И Петельников отринул все другие дела, чувствуя, что диско-бар, Сосик, история с Леденцовым и неустойчивыми подростками чем-то и как-то соприкасаются.

Дарья Крикливец зашла в мясной магазин.

Подумав, инспектор тоже зашел. Там стояли две тощие очередишки – одна за мясом, вторая – за пельменями. Барменша встала за мясом, Петельников – за пельменями, радуясь идеальному совпадению оперативной работы с удовлетворением хозяйственных нужд. А если по дороге их сварить бы да съесть...

Дарья шла медленно – то ли не спешила, то ли грузное тело не очень слушалось. Это стесняло инспектора, привыкшего ходить скоро.

Леденцов утверждал, что она связана с Сосиком. Петельников решил глянуть на нее сам и проверить впечатление лейтенанта. Да еще он надеялся на какую-нибудь внезапную идею, какие приходят от ходьбы на свежем воздухе, – вроде вчерашней идеи с циркулем или идеи с ванной у Архимеда и с яблоком у Ньютона... Но похоже, что его «висение на хвосте» бессмысленно – Дарья ходила лишь по магазинам. Ни встреч, ни звонков, ни адресов. И не появлялось идей. Впрочем, купил четыре пачки пельменей.

Барменша исчезла в винном магазине. Он переложил в другую руку газетный пакет и, повременив, вошел за ней.

Дарья покупала водку. Инспектор удивился – пять бутылок. Зачем ей столько? Не для махинаций же в баре? Там необходимо провести контрольные закупки и ревизию.

Еще более потяжелевшая барменша поплыла по улице. Инспектор усмехнулся – не помочь ли?

В сущности, твердой информации у них не было. Какое совершается преступление? Кто такой Сосик? А кто второй? Они ли избили парня на молу? Они ли угрожали студентке? За что преследовали Леденцова? Какую роль играет эта барменша? Как тут пристегнуты подростки и пристегнуты ли?..

Подростки заботили больше всего. Соприкоснувшись с ними вплотную, Петельников неожиданно нашел в себе странный и щемящий интерес к этим ребятам. Как детство накатило. Там, в шумных дворах, роились ребята-погодки – вроде бы одинаковые, с общими интересами, с похожими характерами, с одними героическими мечтами... До переломного возраста, лет до шестнадцати. Потом вдруг оказывались все разными и пути их расходились. И почти всегда в тех дворах был один парнишка, который делал какой-то зигзаг – или попадал в непотребную компанию, или запивал, или садился...

Не перейти ли ему в инспекцию по делам несовершеннолетних?

Дарья свернула к универмагу.

Инспектор знал несколько путей к этому делу. Опросить – теперь уже целенаправленно – тех ребят, дома которых были обозначены в фиолетовых кружочках карты... Показать Сосика студентке для опознания... Наводнить диско-бар инспекторами и комсомольцами из оперативного отряда...

Но все это Петельников отверг, как слишком долгое. Он считал, что нераскрываемых преступлений нет. Дело лишь во времени. Но поздно раскрытое преступление – это плохо раскрытое преступление, ибо он знал из своей практики, что половина преступников до их разоблачения успевала совершить еще по преступлению.

Все пути инспектор отверг и не потому, что боялся спугнуть. Ну, докажут, что Сосик ударил Леденцова... Нужны не верхушки, а корни.

Барменша оказалась в обувном отделе. Ради нее молоденькая продавщица бросила все и всех – женщины отошли в сторонку.

Преступление надо раскрывать по горячим следам, еще дымящимся следам. Поэтому вчера они решили пойти на контакты с барменшей-«школьницей». Если бы она согласилась помочь, то успех был бы верный. Сейчас Леденцов разузнавал о ней побольше.

Дарья и продавщица захлебывались в разговоре. Их смех долетал до инспектора. Видимо, подружки.

Против обувного отдела раскинулась секция разной мелочевки, где Петельников увидел нужный ему товар – сетку. Он купил ее, бесконечно длинную и тощую, как чулок, сшитый из рыболовной снасти. Пачки пельменей, освобожденные от перетертой газеты и опущенные туда, встали торчком одна на одну и провисли до самого пола.

Барменша и продавщица все болтали. Подруги...

И тогда та идея, за которой выхаживал инспектор, заслуженно опахнула его. Подруги...

Он повернулся к продавщице, у которой купил сетку.

– Скажите, как звать вон ту девушку из обуви?

– А зачем вам? – насторожилась она, косясь на сетку-кишку.

– Хочу угостить пельменями.

– Вот у нее и спросите.

– Хочу написать благодарность, – посерьезнел он.

– Катя Муравщикова.

Инспектор пошел к выходу, помахивая белым длинным брусом. На улице он сразу же отыскал телефонную будку и набрал номер:

– Леденцов, Катя Муравщикова, обувной отдел Центрального универмага, продавщица... Интересно, что за человек? Да, как можно скорее.

14

В зеленоватой вельветовой куртке с подкладными плечами, которая сидела на нем просторно, не соприкасаясь с телом; в желтой рубашке какого-то ехидного оттенка; в розовом широченном галстуке, распятом на груди от бока до бока; с парой фотокамер, загадочно висевших на плече; с кожаной сумкой, разлинеенной молниями, на втором плече, – Леденцов вошел в приемную директора универмага. Все – там было человек пять – повернули к нему головы. Девушка за пишущей машинкой, видимо секретарь, невыдержанно улыбнулась.

– Пресса, – сурово осадил ее инспектор. – Директор у себя?

– Галина Александровна занята. Посидите, пожалуйста.

И она вновь улыбнулась в пишущую машинку. Леденцов сел, раздумывая, как бы отомстить за эту улыбку. Цитатой. Как там... «Настолько надменная пташка, что по сравнению с ней Мария-Антуанетта выглядела бы продавщицей газет».

Инспектор не был уверен, что капитан одобрил бы его превращение в корреспондента. Но сведения о Кате Муравщиковой требовались немедленно. Все возможное уже было собрано – она не судима, замужем, с соседями не ссорится, квартплату вносит вовремя... Для сбора информации в универмаге времени не оставалось – капитан велел доложить к концу дня.

Из кабинета директора вышли какие-то люди.

– Пожалуйста, – сказала ему секретарша, опять улыбнувшись перекрашенными губами.

Проходя мимо ее стола, Леденцов не удержался:

– Вы читаете зарубежный детектив? Разумеется, на английском.

– Нет, – откровенно засмеялась она, как от хорошей шутки.

– Там попадаются интересные фразы. Например... «Судя по ее мурлетке, все свободное время она проводила в косметическом кабинете, а помады на ее губах хватило бы четверым, да еще осталось бы для бедной девушки...»

Передохнув от быстро сказанных слов, инспектор вошел в кабинет.

Директор универмага, женщина средних лет в синем строгом костюме, не улыбнулась, но протянула ему руку с каким-то легким недоумением. Тогда Леденцов сам изобразил широченную улыбку, на которую она не ответила. Как там... «Такое выражение лица, будто перед ее носом держат тлеющую пробку».

Он знал, что похож на ряженого, – броскую экипировку венчала рыжая голова. Но ему надо было выглядеть так, чтобы любой человек сразу сказал – это газетчик, ибо у Леденцова не было корреспондентского удостоверения.

– Пресса, Галина Александровна, – скоро заговорил он и, чтобы она не спросила документов, вытащил из сумки и положил на стол письмо, написанное им крупными каракулями. – Покупатель хочет, чтобы мы написали о продавщице обувного отдела Катерине Муравщиковой. Мы сочли нужным посоветоваться с вами...

Она надела очки и стала читать письмо. Леденцов сел посвободнее – теперь удостоверения не спросит.

– Муравщикова грамотный и квалифицированный работник, – она свернула письмо.

Леденцов достал блокнот и громадную шариковую ручку, сделанную в форме газового баллона.

– Галина Александровна, как у нее обстоит дело с вежливостью? А то есть продавцы, которых к покупателю без намордника лучше не выпускать, – сказал он медленно, выбирая слова поокруглее, ибо ему хотелось сказать, что таких продавцов надо бы лупить чайником.

– У нас такие продавцы не работают, молодой человек.

– Расскажите о ней подробнее...

– Муравщикова борется за план, болеет за коллектив, заочно учится в торговом институте, член месткома... Вполне достойна упоминания в печати.

– Дефицитный товар налево не пускает?

– Не замечалась.

– С уголовными элементами, в сомнительных компаниях...

– Молодой человек, – перебила директор, – она до замужества была членом оперативного комсомольского отряда.

– Очень хорошо, – обрадовался Леденцов, захлопывая блокнот.

– Но почему писать только о Муравщиковой? У нас есть и другие достойные люди.

– Галина Александровна, наша газета получает кипы писем.

– И все о хороших людях?

Очков она так и не сняла, разглядывая цветастого корреспондента. Леденцов отнес это к настороженности, которую он видел в ее лице. Конечно, проще было бы пойти в отдел кадров и предъявить удостоверение инспектора. Но как объяснить, почему хорошим работником Катей Муравщиковой заинтересовался уголовный розыск?

– О всяком пишут, Галина Александровна.

– Например, о чем?

– Ну, скажем, муж выгнал жену из дома или жена выгнала мужа...

– Неужели о таком пишут в газету?

– Муж застал у своей жены чужого мужа, или жена застала у своего мужа чужую жену...

Она не успела удивиться и еще о чем-то спросить, как зазвонили телефоны – сразу два, городской и местный. Она взяла трубки. Леденцов этим воспользовался – схватил свое каракулистое письмо, поклонился и шаркнул ножкой, – он полагал, что корреспонденту приличествует некоторая светскость...

В приемной скопилось много народу, но секретарша ему улыбнулась той раскованной улыбкой, которую можно посчитать и за усмешку. Леденцов тут же отомстил. Как там... Он наклонился и сказал почти в ушко:

– «Чертовски странная вещь, но только одна бабенка из сотни употребляет правильный, свой тон помады».

15

Хлопоты с подростками и с диско-баром были для Петельникова всего лишь нагрузкой – от основных дел его никто не освобождал. Поэтому до закрытия универмага он весь день проработал над глухим делом, которое, вопреки его теории о скорой раскрываемости преступлений, мучило пятый месяц. Успел он заскочить и домой – грустно бросить в холодильник пельмени и сжевать на ходу кусок хлеба с маслом.

В универмаге дребезжал оповещающий звонок. Прореженные им залы освобождались от последних покупателей. Инспектор беспрепятственно дошел до обувного отдела и увидел Катю Муравщикову, пощелкивающую цветастым зонтиком. Тогда он почувствовал капли на своем лбу и понял, что на улице идет не замеченный им дождь.

– Здравствуйте, – негромко, только для нее, сказал инспектор.

– Здравствуйте, но мы уже закрылись.

– Я не за обувью.

Она не спросила, за чем он, но ее темные быстрые глаза спросили, выжидательно потеряв быстроту.

– Катерина Михайловна, мне нужно с вами поговорить.

Она опять не спросила о чем – глаза спрашивали.

– Если не возражаете, я немного вас провожу.

Видимо, она возражала. Мало ли какой жулик может привязаться к работнику универмага? Но, осмотрев его внимательно, она перекинула волнистые черные волосы с плеча на спину, взяла сумку и легко пошла к выходу, увлекая и его.

На улице моросил теплый дождь, точно его сперва подогрели на городском асфальте. Муравщикова раскрыла зонтик и замешкалась, не зная, как быть с новым знакомым. Но инспектор непререкаемо вытащил зонт из ее тонких пальцев, взял под руку и показал на белый «Москвич».

– Поговорим там, хорошо?

– Да кто вы такой? – она не пошла и даже оглянулась на родные стены универмага.

Прикрывшись зонтиком, инспектор достал удостоверение и показал. Он почувствовал, как ее напряженная рука податливо обмякла, но лицо, повернутое к нему, заострилось, словно напряжение из руки перелилось к остреньким смуглым скулам.

– А что случилось?

– Ровным счетом ничего.

Они побежали под косой россыпью капель, забыв про зонт. У дождика не хватило сил на лужи – он лишь смочил теплый асфальт, начав тут же испаряться белесым дымком, хорошо видимым в лучах уже вечернего солнца. У дождика не хватило сил на лужи, но обрызгать двух бегущих людей у него сил хватило.

Инспектор открыл дверцу, впустил ее на переднее сиденье и сел за руль сам.

– Как у вас тут мило, – огляделась она.

Петельников нажал кнопку стереофонического магнитофона – тихая музыка, отстраняющая дождь, универмаг и город, мягко обволокла салон.

Муравщикова вздохнула.

– Мы тоже хотели купить машину. Я ведь вся в движении. А муж близорукий. Чтобы получить права, что нужно видеть?

– Гаишника.

Она засмеялась мелко и звонко, ее смех вырвался в приоткрытое оконце и вместе с дождиком запрыгал по парно́му асфальту. Этот смех обнадежил – они договорятся. Но пока говорила она, рассказывая о работе в универмаге и учебе в институте; слов было много, торопливых и разных, за которыми Катя едва поспевала, то и дело повторяя: «Я вся в движении...» Петельникова подмывало спросить, куда она движется, но свои вопросы он берег для дела.

– Я вас заболтала, – спохватилась она. – Вы бы меня перебили, а то я вся в движении.

Она посерьезнела, приготовившись теперь к его словам.

– Катя, вы любите детективы?

– Нет.

– Жаль, – разочаровался инспектор.

– Они несерьезные.

– Детективы удовлетворяют прекрасную человеческую потребность – любознательность и любопытство.

– А почему вы спросили?

– Хотел втравить вас в детективную историю.

– Если надо...

– Катя, вы романтик? – пошел он с другого конца.

– Все женщины – романтики.

– Ну уж все.

– Мне хотелось везде побывать. В Антарктиду тянуло, в Сахару, на какие-нибудь острова...

– Это потому, что вы вся в движении.

– Мне и на Луну хотелось, и на Марс, а вот пришлось...

– А вы бывали на Байкале? – перебил он.

– Нет.

– В среднеазиатских пустынях? На реке Уссури? В новгородских лесах? В сибирской тайге?

– Не была...

– Почему романтику мы ищем везде, только не у себя дома? – задумчиво спросил инспектор вроде бы у машины.

Они умолкли, оказавшись на границе, которая межует два разных разговора. В волнах ее волос блестели мелкие капельки воды. Замша его куртки тоже ими усеялась, а он не стряхивал их, чувствуя близкую свежесть.

– Вы к чему... о романтике? – настороженно спросила она, косясь быстрыми глазами.

– К тому, что хочу предложить вам участие в романтической истории.

– Какой?

Инспектор молчал. Честность Муравщиковой сомнений не вызывала, и его молчание произошло оттого, что он сам толком не ведал, в чем заключается эта романтическая история. Ее еще нужно было придумать. Не объяснять же ей, что в работе инспектора уголовного розыска импровизация случается чаще, чем в работе актера.

– У вас подруги есть?

– Как же. Ольга, Верка, еще одна Верка, и Марина.

– А Дарья Крикливец?

– Это не подруга. Раньше у нас работала.

– Что она за человек?

– Спокойная очень. Я-то вся в движении...

– Расскажите о ней подробнее.

– Мы встречаемся-то раз в год. Работает в баре, одинокая, спокойная...

– Сегодня она зачем приходила?

– Приглашала завтра на день рождения.

Инспектор радостно вздохнул – теперь он знал ту романтическую историю, в, которую вовлекал Муравщикову.

– Вы согласились?

– Отказалась.

– Где вы живете?

– Ой, далеко. В Радостном поселке.

Петельников завел мотор, прибавил громкости магнитофону и поехал мягко, как поплыл.

– Катя, согласитесь.

– Хорошо, мне не трудно.

– Только вы должны пойти с ухажером.

– С каким ухажером?

– Какого мы вам дадим.

– А как же муж?

– Мужу объясним.

– Если надо... – вздохнула она.

– Надо, Катя.

– А кто будет этим ухажером?

– Я