Текст книги "Лжедмитрий"
Автор книги: Станислав Венгловский
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 41 страниц)
21
Под Ельцом и в Ельце всё шло благополучно. Андрею Валигуре уже начало казаться, будто и в Москве, с его приездом, всё должно найти своё правильное разрешение.
Он уже давно порывался в столицу, да вынужденно задерживался. Он хотел скорее доложить, что к походу всё уже в значительной степени готово, что прибывают гонцы от донских да днепровских казаков (особенно усердствует уехавший в родные края атаман Корела). И те и другие казаки ждут не дождутся начала похода. И на Дон, и на Днепров Низ стекаются разного рода удальцы как из царских, так и от ляшских пределов.
Конечно, Андрей понимал, как непросто управлять такою массою вольнолюбивого войска. И всё же он надеялся, что справится с подобным делом. Он хотел убедить в Москве царя и Боярскую думу, вернее, сенат в том, чтобы было позволено привлекать к походу всех желающих казаков. Участие этих людей в освободительной войне куда угоднее Богу, нежели и дальше позволять им бездействовать, бродить в поисках пропитания, безнаказанно грабить соотечественников, мешать людям спокойно жить.
И вот наконец Андрей вырвался на дорогу. Он скакал на своём неутомимом Зубке, но документов, доставленных отцом Варлаамом, не доверял никому. Вёз их при себе. По старому казацкому обычаю – зашитыми в полах кафтана.
Иногда ему становилось смешно, когда на постоялых дворах перед ним падали в грязь бородатые содержатели, привыкшие преклоняться перед властителями. Они боготворят своих князей да бояр. Но знали бы они, кого видят сейчас перед собою! Знали бы, что таится у Андрея под шитым золотом кафтаном!
«Я казак! – смеялся он мысленно. – Я докажу, на какие услуги способен. Мне бы только вырваться в степи. Вдохнуть грудью степного воздуха... Я знаю, как надо бить татарина и турка!»
Кони стелились по пыльной дороге – и Зубок под Андреем, и Дрозд под Харьком, и прочие под немногочисленным конвоем.
Андрей же думал, думал. Хотя решение вызрело уже в Ельце.
Нет греха страшнее, чем отказаться от своего крестного имени. Чем назвать себя именем другого человека. Даже ради того, чтобы оказаться во главе огромного государства. В этом отец Варлаам прав. Благие намерения заставили его принести на Русь эти документы. Да только... нет и такого греха, в котором нельзя раскаяться!
Так думалось.
Но иногда казалось, что подобного не могло случиться. Что это просто новая хитрость ляхов. Не намерились ли они сковырнуть молодого царя, который вздумал им угрожать? А коли нет, дескать, на Руси законных наследников престола – так отдадут, мол, московский престол королевичу Владиславу?
Успокаивал себя надеждами Андрей. Стремился поскорее обо всём открыто потолковать в Москве.
Встречные люди говорили о царской свадьбе – как о сказке. И чем ближе к Москве, тем сильнее верилось в эту сказку. Особенно после того, как миновали Тулу.
Андрей живо представлял себе счастливого жениха, красавицу невесту при нём. И ни тени зависти не улавливал в душе. Так надо. Так повелел сам Бог.
Так неужели Бог допустил этого человека до подобного греха?
Не верилось!
Уже виделось, как обрадуется царь, узнав о готовности войска к походу.
Ночью неожиданно наткнулись на большое скопление пеших и конных людей и скрипучих гружёных повозок. На головах у конников сверкали шлемы. На фоне звёздного неба, над островерхими шлемами, отчётливо прорезались многочисленные пики. Нетрудно было догадаться, что движется большой воинский отряд. Однако двигался он вовсе не к югу, не в направлении Ельца, как следовало бы ожидать, но в сторону Москвы, на север.
– Что это значит? – спросил Андрей преградившего ему путь всадника. – Куда путь держите?
Тот заметил на Андрее золотое шитьё кафтана и дорогую сбрую на Зубке, сдержанно отвечал:
– Там вот стрелецкий голова. С ним толкуй, боярин.
Стрелецкий голова сам поспешил на разговор.
– Кто таков? – спросил густым строгим басом, наезжая приземистым конём на вставшего на дыбы Зубка.
– Именем государя, – отвечал Андрей вопросом на вопрос, – почему направляетесь к Москве? Я боярин Великогорский. Из Ельца еду.
Стрелецкий голова попятил коня назад, озадаченно замолчал, возможно, его смутила было немногочисленная свита при человеке, о котором он, без сомнения, много наслышался. Но делать было нечего.
– Да я и не знаю, боярин, – признался он. – Таков приказ от князя Василия Ивановича Шуйского. Повернул нас и приказал идти к Москве на ночь глядя.
– Шуйский? – переспросил Андрей. – Шуйский правит царским войском?
– Бог их ведает, боярин. На всё воля царская. А мы люди подневольные. Нам приказывают. Да только Шуйский, сказывают, теперь у царя в почёте. Прежние грехи свои, сказывают, замолил.
Андрей не отвечал, а лишь пришпорил Зубка – и конь рванул с места.
К Москве приближались на рассвете.
Едва миновали какую-то сонную заставу, едва перекрестились на золотые маковки призаставской церкви, как предутреннюю тишину вдребезги разбили набатные звоны.
– Что это? – натянул поводья своего Дрозда ехавший рядом Харько.
Над московскими холмами вставало кровавое зарево, пробиваясь из-под плотных, на окоёме, туч. То ли всходило солнце, то ли начинался пожар.
– Пожар? – неуверенно сказали за спиною у Андрея.
А колокола уже бушевали надо всею Москвою.
Но зарево стояло над теми холмами, над которыми загорелось, и не распространялось.
И тут же раздался отчаянный человеческий гул. Где-то там, где угадывался Кремль.
– Нет! – тотчас решил Харько. – Это не пожар!
Страшная догадка пронизала сердце Андрея.
– Айда! – закричал он, не отдавая себе отчёта.
Огромная Москва сейчас напоминала собою поле невиданного сражения, уже распавшегося на отдельные очаги сопротивления, где сила сопротивления нисколько не снизилась, но ещё увеличилась в несколько раз.
Гром выстрелов раздавался то здесь, то там. Толпы народа с новым остервенением устремлялись в разных направлениях, так что Андрей никак не мог разобраться, куда ему следует направиться, где может совершиться что-то самое важное. Вместе с Харьком и своею малочисленною свитою, оставив повозки при заставе, он метался на Зубке по улицам взбудораженного Замоскворечья, продвигаясь по направлению к Кремлю, который прорезался из розового тумана на том берегу Москвы-реки.
Все, кого удавалось хотя бы на мгновение остановить, задержать, задеть вопросом, – все кричали в ответ одно и то же:
– Ляхи хотят убить царя-батюшку!
– Ляхи! Ляхи!
Прочие тут же подхватывали:
– На ляхов! На Литву!
– Ляхов бить!
Особенно много народа торопилось в Китай-город, примыкающий к Кремлю с востока. Лодки, паромы, плоты – всё, что можно было так или иначе использовать, приспособить для переправы – всё шло в дело, всё бралось с бою. А многие люди, чересчур нетерпеливые, бросались в воду безо всяких средств для переправы, пытаясь преодолеть преграду вплавь, благо Москва-река уже обмелела от жары и нисколько не страшила своею глубиною.
– Побьём князя Вишневецкого! – кричали.
Андрей понял, что там, в Китай-городе, несомненно, остановился князь Константин Вишневецкий, приехавший в Москву на царскую свадьбу.
Андрей не стал дожидаться средств переправы. Такая речка казака не остановит. Ему и его спутникам не пришлось даже оставлять седел.
Ехавший рядом Харько недоумевал:
– Не может того быть! Князь Константин всегда стоял за царя Димитрия Ивановича. Не могу поверить!
Андрей молчал.
Народ же неистовствовал:
– Защитим царя!
– Не дадим в обиду нашего батюшку!
Андрею, конечно, тоже не верилось в подобное. Он сразу заподозрил, что здесь скрывается какая-то коварная уловка. Он уже видел невыразительное лицо князя Шуйского и невольно проникался подозрением: если и задумано что-то против царя, так уж никак не обошлось без вмешательства князя Василия Ивановича.
Первой мыслью было пробиться к Кремлю. Однако сделать это было не так просто. Едва горячий Зубок вынес Андрея на усыпанный людьми берег, как человеческий поток увлёк его вместе со спутниками в направлении Китай-города.
С какого-то пригорка, от чьих-то бревенчатых ворот, Андрей увидел, как смело бросились в атаку крылатые польские гусары, безусловно приехавшие с князем Константином. Гусары быстро продвигались вперёд, но недолго. Из-за берёзовой рощи, выделявшейся нежной зеленью и украшавшей высокий светлый терем с башенкой, вывалилась новая волна московитов; конники замедлили свой напор, заметались, остановились, повернули назад.
– Безумие! – не хотелось верить в увиденное Андрею. – Кто это придумал? Кому это выгодно? Господи!
Откуда-то ударили пушки, однако неудачно для московитов: ядра задевали своих, не доставая до конников.
Андрей понял лишь одно: надо пробиваться к царю.
Он крикнул:
– За мною! Спасём царя-батюшку!
И тут же за ним увязалось много народа. Мощный человеческий поток понёс его вместе с Зубком, как щепочку по пенной воде.
На Красной площади народ бурлил – вооружённый, злой, решительный. Андрею пришлось даже спешиться, оставить Зубка (так же поступили и прочие его спутники) под защитой какого-то каменного строения.
Из Фроловских ворот Кремля хлынула новая волна народа, а вокруг раздались крики:
– Несут!
– Несут!
– Тащат! Воров поймали!
Ещё Андрей заметил, что люди на Красной площади своим убранством отличаются от людей, которые пришли вслед за ним из Замоскворечья. Здесь, на Красной площади, собрались бояре да дворяне со своими слугами.
– Кого тащат? – попытался узнать Андрей.
Возле Лобного места стоял невообразимый шум, люди давили друг друга. Мощных криков не мог заглушить даже колокольный звон. Взрывы хохота сотрясали воздух.
– Что там происходит?
Когда Андрей, подпираемый Харьком, наконец добрался до края толпы и заглянул через кричащие мятущиеся головы, словно в прорубь, то увидел такое, от чего у него подкосились ноги: на короткой скамейке лежал окровавленный обнажённый мертвец. Поскольку скамейка была короткой, то голова и ноги мертвеца свисали вниз, причём ноги его, окровавленные сильнее, нежели всё тело, упирались в грудь другого мертвеца, лежавшего под скамейкою.
– Кто это? – вырвалось из горла у Андрея, потому что свалявшиеся клочки светлых волос, испачканные кровью, показались ему удивительно знакомыми. Впрочем, видел он прежде и того человека, чей труп валялся теперь под скамейкой.
Но вопроса никто не услышал.
– Он это! – побелевшими губами прошелестел рядом Харько, почти беззвучно. – А под скамейкой – Басманов...
Андрей просто догадался, что мог сказать Харько.
– А где молодая царица Марина? – завопил кто-то. – Где?
Вопрос был подхвачен.
– Где эта курва?
– Поймали? Жива?
Андрей почувствовал, как закачалась под ногами земля.
– Да нетто разберёшь? – отвечали со смехом валившие из Кремля молодцы. – Все бабы ляшские на одну колодку! Как попались в наши руки эти телки – только визжали!
– Да! Да! Всех перепробовали!
– И не разобрать, которая царица!
– Не поняли! У царицы, знать, всё так же, братцы! Ей-богу!
– Теперь и у неё хоть ложкой хлебай! Ха-ха-ха!
Народ хохотал.
Но кое-кто любопытствовал о серьёзном.
– А как же старая царица? Мать его... Или не мать она...
– Да что? – отвечали всё те же охмелевшие, хриплые голоса. – Ей показали...
– Василий Иванович Шуйский приказал! Он сейчас нам всем начальник.
– Мимо монастыря тащили... Мимо её окон...
– И что?
– Да до последнего вздоха твердил, собака, будто он сын Ивана Грозного... А она взглянула только на эту тушу – побелела лицом, а ни слезинки не сронила...
– А что сказала? Спрашивали, чай?
– Да что?.. «Теперь он уже не мой!» – сказала... Что, дескать, спрашивать?..
В народе некоторые крестились:
– Теперь он уже у Бога! Теперь он там за свои грехи ответ держит! Разве можно было себя за другого человека выдавать? Грех-то какой...
– Прости его, Господи! Может, он и добра хотел нам...
И тут все вокруг взорвались утробным хохотом, завидев, как пробившийся сквозь толпу губастый молодец с плутовскими красивыми глазами шлёпнул на лицо мертвеца разрисованную лицедейскую маску, на которой застыли одновременно ужас, смех, страдание – всё вперемешку.
– Поглумился над нами, шут гороховый! – захохотал молодец. – Поцарствовал, собака! И получил своё! Так вот тебе ещё!
Губастый молодец без злости, но изо всех сил пнул сапогом окровавленный труп, затем вырвал у себя из-за широкого красного пояса розовую дудочку, которую Андрей сразу признал (видел в Самборе, у шута при дворе пана Мнишека), и воткнул эту дудочку в отверстие, изображавшее у маски рот.
– Поиграй, злодей! Потешь народ напоследок! Не помог тебе ни предатель Басманов, не помог Вишневецкий, не помогли ляхи!
Взрыв хохота покрыл его слова.
Андрей склонил голову, закрыл глаза. Харько, с белым до неузнаваемости лицом, сгорбившийся, тащил его куда-то за руку, подальше от страшного видения, ото всего того, что оставалось от человека, которого они оба долго почитали царём, но которому Андрей не поспешил сегодня вовремя на помощь, не мог этого сделать, не имел на то права.
Следуя за Харьком, Андрей ощутил на себе, сквозь податливую ткань кафтана, твёрдость бумаг, переданных отцом Варлаамом, и тут же подумал, что от них следует поскорее избавиться. Они уже не имели никакого значения.
А ещё ему захотелось очутиться где-то в степи, на вольном воздухе, на горячем своём Зубке, сразиться с неприятелем... А то – отдохнуть у себя в глухом лесном имении, под присмотром ветхого Хомы Ваната... Впрочем, он не знал, куда ему хотелось бы сейчас первым делом податься.
СПИСОК СЛОВ, ТРЕБУЮЩИХ ОБЪЯСНЕНИЯ
Адгерент – сторонник.
Алебарда – оружие в виде секиры на длинном древке, заканчивающемся остриём.
Аркебуз – фитильное ружьё, заряжавшееся с дула.
Атрамент – чернила.
Бакалавр (бакаляр) – зд.: студент.
Бируч – глашатай.
Ванькирчик – чулан.
Венгржин – венгерское вино.
Волох, волошский – зд.: итальянец, итальянский.
Гарцевать – красоваться на коне, джигитовать.
Герц – поединок.
Далибуг – ей-богу.
Дзиглик – стул.
Изограф – художник.
Каламарь – чернильница.
Кастелян – смотритель (комендант) замка.
Кварта – кружка.
Коваль – кузнец.
Кравец – портной.
Либерия – зд.: придворная свита богатого польского пана.
Лотр – зд.: разбойник, негодяй.
Майдан – городская (сельская) площадь.
Огирь – жеребец.
Оселедец – чуб у запорожца, клок волос на голове.
Саква – сума котомка.
Свита, свитка – длиннополая одежда.
Секвестр – арест.
Характерник – колдун.
