Текст книги "Современный румынский детектив"

Автор книги: Штефан Мариан

Соавторы: ,Дину Бэкэуану
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

Глава IX
СУДЬБА УКРАДЕННЫХ ДЕНЕГ

– Непорочны одни только ангелы небесные, – заметил пастор.

Вор крикнул в окно:

– Деру, дя Силе! Мусора на подходе!

Беглый только что задремал. Он вскочил как ужаленный.

– Что такое? Что случилось?

– Продал тебя друг, прямехонько в милицию поспешил! Силе пришел в себя. Быстро собрал шмутки и выпрыгнул в окно.

Они бежали наугад через лес, натыкаясь на деревья. Ночь стерла последние следы света. Не было видно ни зги. Взбешенный Силе беззвучно матерился. Под кожей ходили желваки. И вдруг остановился.

Вор глянул на него с опаской:

– Что ты, дя Силе?

– Я иду назад, слышь, малый, задушу гадину!

– Ты с ума сошел! Наддай!

Они побежали дальше. Лицо Беглого было землистым, глаза метали молнии. Он не мог осознать предательство друга.

– Как это? Именно меня заманить в западню? Меня?!

– Говорил тебе, это Иуда. Другой раз не перечь.

– Какой подлец! И за что? За что, Митря, скажи! От меня он одно добро видел.

– А за что тебе сторож заговаривал зубы, дожидаясь милиционеров? Такова жизнь! Постой маленько, дя Беглый, дай передохнуть.

Они остановились на опушке леса. Димок растянулся на спине, переводя дыхание. Силе перебирал ногами, как жеребец.

– Мерзавец! Чтоб ему треснуть! Чтоб ему не дожить до завтра!

– Не увидел бы фараонов – не поверил бы мне, верно?

– Как тут поверить?

Челнок курил, поглядывая на черное небо. Холодная тьма поглотила их, по – воровски проникая в души. Беглый сплюнул с отвращением.

– Верно сказано: "Упаси меня, боже, от друзей…"

– Дело прошлое, чего теперь маяться! Спасибо, успели прибарахлиться.

– Это он чтобы охмурить! Чтобы отвести подозрения. Достану же я тебя, брат Алеку! Не уйдешь от меня, счастливчик!

– А правду он брехал, что твои его кормили?

– Три года, Димок, дорогой ты мой! Я его заставлял заниматься, он же лентяй; у нас был один галстук, на свидания он ходил в моем костюме.

– И ты не почуял в нем гада? – Нет.

– Я же говорю – фазан фазаном! Подались, что ли?

В темноте висели огни Плоешти. Беглецы спускались в долину, прикидывая на глаз расстояние.

– Сколько осталось? – спросил вор.

– Километра два – три.

Ночная тьма выдохлась. Они шагали рядом, руки в брюки. Димок дрожал от холода, его одолевала усталость.

– Так, говоришь, опять тебя нечистый боднул рожками – продажу почуял?

– Ну…

– Слушай, а на что у тебя с ним договор? Челнок остановился.

– Я его в себе ношу. И недаром.

Они вымыли обувь в луже. Вдалеке кричали петухи.

– Светает.

– Ну что, дя Силе, потопали в город?

– Только если у тебя там кто-нибудь есть. Иначе нас первый же постовой сцапает.

– Аида на вокзал, может, какой товарняк оседлаем.

– А вдруг увезет в обратную сторону?

– Не дрейфь, я в таких делах петрю.

Окраина спала глубоким сном. Вдоль улиц стояли небольшие домики с грядками лука под окнами и цепными псами – хранителями хозяйского добра. Где-то поодаль заливался аккордеон и раздавались свист и громкие возгласы.

Ноздри вора затрепетали:

– Свадьба, дядя, вот где нас дожидаются! У этих червей огородных денег куры не клюют: торгуют чесноком по лею пучок!

– Как это, Митря, прийти в дом к незнакомому человеку без приглашения?!

– Там все пьяные в дым, проносят стакан мимо рта! Прибьемся втихаря.

– Ну да, и получим коленкой под зад.

– Ни за что! Вся штука в том, чтобы не тушеваться. Если спросит жених, говори, что ты со стороны невесты, и наоборот. Да никто и не спросит, спорим на что угодно!

– У тебя прямо талант впутываться черт знает во что…

– Во всяком разе, до сих пор ты запутываешь, а я распутываю.

Они подошли, крадучись, и остановились в тени забора. Стол был накрыт во дворе под акацией – длинный, сплошь заставленный яствами. Захмелевшие гости роняли головы в тарелки, забыв, где находятся. Две лампочки, подвешенные на ветвях деревьев, разливали желтоватый свет, в котором трудно было разглядеть даже лицо соседа. Музыканты не щадили орудий своего труда. Мужики сбросили пиджаки и плясали, выпустив рубахи поверх штанов; расфуфыренные дородные бабы в азарте скинули туфли.

Беглецы прокрались в темный угол.

Димок приступил к делу, опорожнив несколько стаканов подряд. Он запускал руку, не разбираясь, в тарелки соседей. Силе был начеку:

– Гляди в оба, малый!

Вор ответил с набитым ртом:

– Жратва первый сорт! Будь спок, дядя, наворачивай! Посаженый отец лыка не вязал. Он хрипло гаркнул музыкантам со своего почетного места:

– Периницу!

– Будь я не я, если не чмокну невесту! – сказал Димок, вставая.

– Брось!

– Спорим?

– Знай меру!

Но Челнок уже где-то разжился платочком, завертел его над головой, уверенно подошел к невесте и преклонил перед ней колено. Никто и ухом не повел. Поднятая танцующими пыль оседала на потных лицах.

Силе несколько успокоился. Он ел, не переставая озираться.

Посаженый отец, нестарый еще краснощекий великан, разошелся вовсю. Он танцевал только с самыми молоденькими девушками, жадно их обнимая и порываясь чмокнуть в губы. Димок, наоборот, льнул к перезрелым красоткам.

Откормленные тетки полушутя – полусерьезно поддавались ухаживаниям вора.

Во главе стола жених, долговязый юнец, одетый по последней моде, то и дело ощупывал в кармане пиджака толстую пачку сотенных – подарки приглашенных.

Родня подбадривала плясунов.

Челнок свалился на стул рядом с Силе.

– Ну как, дядя, ндравится?

– Лишь бы скандала не вышло.

– Для них пир без драки – не пир.

– Как бы нас не побили!

Щедро подкисленная похлебка была как нельзя кстати. Вор опорожнил три тарелки, громко чавкая.

– Ешь, как положено, быдло!

Силе замер с ложкой на весу: какая-то старая баба, подпиравшая столб, внимательно их разглядывала.

– Митря, старая нас запеленговала!

– Которая? Эта чумазая, кожа да кости, посаженая мать?

– Да! Она с нас глаз не спускает. Челнок рассмеялся и щелкнул языком:

– Она на меня глядит, дура, потянуло на молодую мужскую плоть.

– Окстись, ей же за пятьдесят!

– В самый раз!

Музыканты заиграли. Все пошли в пляс, топтались как бог на душу положит.

Силе, обеспокоенный, встал из-за стола.

А в это время Челнок забрался под кровать в комнате новобрачных.

Невеста захныкала. Жених в третий раз пересчитал деньги, бормоча:

– Одиннадцать с половиной тысяч! Твой дядя четверых лбов с собой притащил, а выложил три сотни! Ну и гнать их в шею! Что ты там делаешь?

– Ничего.

Жених, продолжая брюзжать, сунул деньги в карман и заботливо повесил пиджак на спинку стула.

Ухмыляясь, Челнок сжимал в кулаке пачку бумаг, нарезанных по размеру сотенных.

– Где ты был? – спросил Беглый.

– Куда ходят в одиночку. Все тебе надо знать!

Зори старательно выметали последние следы темноты. Над двором висел серый, грязноватый свет. Скрипач наигрывал романсы на ухо посаженому отцу, развалившемуся на стуле со стаканом в кулаке. Усталые гости с отвращением глядели на остывшие блюда.

У крыльца отец жениха мерзко ругался с родителями невесты:

– Это был стол, сквалыги?

– Сам сквалыга, и весь ваш род – сквалыги! Старик схватил сифон. Бабы завизжали.

– Караул!

– Убьет!

Гости поспешно окружили повздоривших. Челнок шепнул Беглому:

– Деру, дядя!

Они перемахнули через забор и вышли на боковую улочку. Силе заметил вздувшийся карман вора.

– Что у тебя там?

Димок вздрогнул, но тут же нашелся:

– Цыпленок… Про черный день.

– Жаден же ты, Челнок!

– Жаден! – И он пошел вперед, довольный оборотом дела.

Челнок осторожно достал из кармана сотенную бумажку, скомкал ее и, пока Профессор озирался по сторонам, бросил на дорогу. Силе не мог ее не заметить.

– А! Гляди, что я нашел!

– Да ну! Везет же дуракам!

– И как раз тогда, когда мы остались без денег!

– Молодец, Профессор!

– Невероятно! Вот это, доложу я вам, везенье! Дай бог здоровья потерявшему ее!

– Аминь! Так угостишь кофейком?

– А как же! Сотню мы разделим по – братски. Челнок, фортуна нам снова улыбается!

Беглого распирало от счастья. Димок тонко улыбался. Они зашли в бар и заказали кофе и сигареты.

– Гляди только под ноги, везунок, авось еще что-нибудь подберешь.

Вор развалился по – барски с сигаретой меж пальцев, закинув ногу на ногу.

– Ну а дальше как?

– Давай поездом. В мягкий вагон сядем!

– Не то говоришь, Беглый. Менты шмонают все составы… Аида голосовать на шоссе.

– Увидят твою рожу, любой включит четвертую скорость.

– Брось ты, на свадьбе ведь здорово получилось!

– Так они же были в стельку, Челнок. Змий их попутал. – Силе пожал плечами. – Ладно, попробуем. Натяни, что ли, берет на глаза…

Они вышли на шоссе. Битый час стояли с поднятой рукой – все напрасно. Машины проносились мимо. Вор негодовал.

– Чтоб вам в столб врезаться! Проколов вам, толстопузые!

– А я что говорил? От тебя так и несет тюрягой.

– Заткнись!

Наконец остановился "фиат" с неаполитанским номером.

– Надежда на бедняг итальянцев, – сказал Челнок и побежал к машине.

За рулем сидел красавец мужчина с черной как смоль шевелюрой и зубами кинозвезды. Из расстегнутой на волосатой груди рубашки выглядывал золотой медальон.

– Лопочешь по – ихнему, дя Силе?

– Через пятое на десятое…

– Тоже мне профессор!

– Не без изъянов, Димок.

Вор объяснил знаками, что им до Бухареста. Беглый показал деньги. Итальянец разразился бурной речью и пригласил их в машину. Недоносок устроился рядом с водителем, Профессор– на заднем сиденье. Итальянец гнал машину на предельной скорости, одна рука на руле, другая тянется к попутчикам.

– Альфредо Панцотти ди Наполи.

– Димок.

Вор поторопился с ответом, как невеста пред аналоем. Силе толкнул его локтем.

– Осторожнее на оборотах!

– А что?

– То ж воровская кличка.

Итальянец сыпал словами и улыбался. Вскоре, убедившись, что ребята ни в зуб ногой, он перешел на жесты. Ткнул вора, затем себя пальцем.

– Романия, Италия – фрателли!

– Фрателли! Братья! – повторил обрадованный Димок. – Видал, дура?

– Что тут скажешь!

– Амико?

Беглый представился, придумывая на ходу:

– Ливиу Ионеску, профессор.

– Профессор? Ио патрон… Ресторан.

Димок кивал, в восторге от того, что понимает иностранца.

– Иген!

– Да замолчи ты!

– Завидно? Потому как сам ни черта не можешь! Неаполитанец достал почти опорожненную бутылку виски и протянул ее вору. Тот присосался к горлышку.

– Налей в крышечку, быдло!

Машина одолевала километры. Показалось село. Вытянувшиеся вдоль шоссе домики подставляли солнцу кирпичные бока, оплетенные виноградной лозой. Свежевыбеленные ворота мелькали сквозь строй шелковичных деревьев.

Итальянец притормозил у кафе со столиками на улице. Выскочил из машины и подтолкнул их к бару.

– Недоброе задумал, – заметил Димок.

– Лишь бы в канаву не угодил. Внимание, Челнок, не дай ему перебрать!

– Эти итальяшки, стоит им хватить рюмку, рубашку с себя отдадут.

– Еще бы!

– Римляне, дорогой, рубахи – парни! Выпили на медяк – готовы швырять сотни. Чур болонья на теплой подкладке – моя!

Заказали белого" чинзано". Неаполитанец душил их дружескими излияниями. Обнимал вора, восхищенно ощупывал торс Профессора, ни на секунду не прикрывая фонтан красноречия:

– Браво! Брависсимо!

Димок прошептал, не шевеля губами:

– Слышь, дя Силе, а он случаем не из тех… как их? Педи – ков? Больно уж ко мне лезет…

После второго бокала итальянец запел:

– О соле мио…

Публика зааплодировала. Беглый повернулся к вору:

– Слушай, этот чокнутый соберет народ! Вытащи его отсюда, он же к тебе неравнодушен.

– Как сказать" едем"?

– Да ладно, возьми его за руку, и все. Димок откашлялся.

– Амико, хватит… Идем! Лете гоу!

– Во даешь, малый!

Итальянец заколебался, потом кивнул:

– Си! Си! Андьямо.

Он бросил бармену сотенную и направился к выходу, обняв друзей за плечи. Повернул ключ, но мотор не завелся. Попробовав еще несколько раз, он выругался по – своему:

– Мама миа! Коме посибиле?1

– Сам ты посибиле! Толкай давай, кляча! – сказал Димок Профессору.

Они уперлись руками в багажник и поднатужились. Машина круто взяла с места, компаньоны грохнулись носом в пыль. И лишь когда" фиат" скрылся из виду, поняли финт.

Вор инстинктивно потрогал карман. Деньги исчезли.

Глава X
УЗЛЫ ЗАВЯЗЫВАЮТСЯ

Старушка загадочно улыбнулась:

– Возможно – это еще не обязательно.

Итак, опять ошибка.

Силе обнаружил, что у него исчезла сдача со счастливой сотенной.

– Черт! Он меня обчистил…

Димок не находил себе места. Больше одиннадцати тысяч, свадебный подарок, пошли псу под хвост. А он даже облегчить душу не мог, боясь Беглого. Собрав всю желчь, он выпалил:

– Куда только смотрит милиция? Безобразие!

– Вот именно… Настигло нас проклятье чабанов. Помнишь, как ты их надул, Митря?

– Чтоб его покарал Всевышний! Чтоб ему никогда больше ложки до рта не донести!

– На сей раз приходится признать: позабыл тебя предупредить нечистый.

– Ладно, ладно! Гора с горой встречается…

– Плюнь! Стоит ли убиваться из-за какой-то несчастной сотни!

– Сотни, говоришь? – Вор заскрежетал зубами. – А о моей воровской гордости ты не подумал? Меня, вора в законе, состарившегося по тюрьмам, облапошил, подумать только, желторотый вшивый карманник!

– Постарел ты, Митря! На смену пришли другие, пошустрее.

– Чахоткой заболею, дя Беглый!

– Верю.

– Не будет мне покоя, пока не пришью гада!

Сонный полдень, терзаемый мухами, прикорнул на пустырях. Ни дуновения. На глади асфальта фата – моргана заманивает в прохладную реку.

Они обливались потом. Беглый зевнул.

– Искупаться бы…

– Опять? Недавно освежились да остались в одних сподниках. Пошли назад, пивка выпьем.

– На какие шиши?

– Начисто обчистил?

– До нитки.

И вор снова принялся проклинать сословие карманников. Силе бросил на полном серьезе:

– Кончай, может, я еще раз сотню подберу…

– Черта с два! Как это я обмишурился, ума не приложу! Ты-то ладно, фазан, но я! Хоть вешайся! Ишь, собака! Виски, машина первый сорт…

– В конце концов он же и остался внакладе: заплатил в баре сотню, а стянул восемьдесят.

Димок зверем взглянул на него, перепрыгнул через канаву и уселся под шелковицей.

– Скажи спасибо, что хоть сигареты нам оставил, – сказал подошедший Беглый.

– Видал, что курил, сволочь? Одни американские. Одет как манекен, золота на нем как на турке…

– Мот.

– Твоя правда, дя Силе, нам на смену идут другие, с другой начинкой…

– Закон прогресса, Митря.

– Закон черта! – Димок тяжело вздохнул и отвернулся.

Завидев первые дома Бухареста, белые пятна в зеленой оправе, Силе почувствовал, что сердце сжимается. Ну, теперь держись!

Они курили молча, каждый думал о своем. Наконец Димок бросил окурок, по – извозчичьи плюнул ему вслед и повернулся к Силе.

– Ты откуда родом? Беглый показал на город.

– Уродился там или из этих, послевоенной выпечки?

– Когда-то дед держал корчму в Дудешти. "Получше, чем в Париже", должно быть, ты слышал.

– А как же! Возле креста, в конце улицы… Так это твоего деда корчма?

– Его.

– Подумать только! Сколько раз хаживал туда. А рядом, в доме четыре, держала трактир Жени.

– Блондинка, стройная такая? – спросил Силе.

– А кто ей волок закуски да вино на вечеринки?

– Стряпок!

– Неужто и стряпка знаешь? Беглый улыбнулся:

– Стряпка по кличке Горб…

– Так он был моим побратимом, господин профессор!

– Тесен мир! Знаю, как не знать. Там он и кончил, у деда в корчме.

– Точно! Вытащил перо на Зане с Колентины… – Челнок похлопал Силе по спине. – Что ж ты не признаешься, дорогуша, ты ж нашенский.

– И да, и кет. В сорок шестом мы переехали в квартал Святого Георгия, отец работал на центральной почте, а я учился в лицее" Матей Басараб"… – Силе пожал плечами. – Шестнадцать лет никому не нужной зубрежки, на что она мне теперь?

– А я что говорю, потеря времени… Вместе с боровом гужевались?

– Каким боровом?

– Которому свинарник тесен. Каиафой! Лицо Силе напряглось.

– С профессором Алеку Истрате?.. Да. Потом мы вместе окончили географический факультет. С малолетства я мечтал о путешествиях…

– Куда?

– По белу свету. Посмотреть, как он выглядит. Ты знаешь, Митря, как выглядит Земля?

– Круглая…

– Не знаешь! – Беглый покачал головой. – И никто не знает. Круглая ли она, как яблоко, грушевидная ли, а то и пустотелая. Тысяча и одна гипотеза. А еще говорят, что в этой полости – другой мир, другая цивилизация.

– Эти, что на летающих тарелках?

– Эти, другие ли…

– Как же это, дядя?

В глазах Силе горели зеленые огни. Он увлекся.

– Представь себе, Митря, что, когда на Крайнем Севере наступает зима, некоторые звери, вместо того чтобы податься сюда, к нам, где теплее, направляются к полюсу.

– Да ну?

– Неизменно! Зима на полюсах Земли продолжается шесть месяцев. Шесть месяцев тьмы и страшного мороза. Тем не менее это их привлекает. Идут себе, идут и вдруг исчезают. Где, я тебя спрашиваю?

– В полости?

– Конечно. Иначе они бы туда не шли, их остановил бы инстинкт.

– Правильно, братец ты мой! Была у нас пегая собака. Так за день до землетрясения сорокового года выла как сумасшедшая, с цепи рвалась. Верно говоришь, инстинкт…

– То есть, – продолжал Профессор, – нельзя исключить существования на Земле грота больших размеров, потерянного мира.

Вор почесал затылок. Ему не очень-то верилось.

– Как же это до сих пор никто его не обнаружил?

– Человеку туда не проникнуть.

– Даже на самолете?

– Даже. Ты пребываешь в уверенности, что двигаешься по прямой, а на самом деле идешь в обход. Здесь проявляется, как бы это тебе объяснить доходчивее, некая отклоняющая тебя сила.

– Чудеса, да и только!

– Смех один! Ходят люди по земле, не зная, на каком свете живут. Я видел карту Земли, нарисованную более двух тысяч лет назад. Это не что иное, как ее вид с высоты. Так ее космонавты фотографируют.

– Что ты говоришь? Значит…

– Погоди, я еще не закончил! На одной из первых карт Земли нарисован остров, поддерживаемый тремя рыбами.

– Подумаешь!

– Несколько лет тому назад Кусто, француз один, обследовал море при помощи батискафа – стальной камеры, спускающейся на большие глубины. Так представляешь, оказалось, что этот остров покоится на трех других островах.

Вор слушал, затаив дыхание и часто моргая. Силе с жаром перечислял загадки Земли, рассказывал о тайне каменных истуканов острова Пасхи, о других необъяснимых явлениях. Он нарисовал палкой в пыли карту материков, очертив регион, где до сих пор не изжито людоедство. Вор плюнул с отвращением.

– Значит, попади я к ним, сожрут?

– Тебя нет, Митря, во избежание отравления… Знаешь, ночью перед сном я думаю, что стал бы делать в пустыне, как вышел бы из положения… – Один?

– Один.

– Пропал бы к черту. От одной тоски и то пропал бы.

– Один испанец семь лет прожил на острове, где не было ни воды, ни растений.

– Что же он жрал?

– Черепах.

– Батюшки!

– Их кровью утолял жажду, мясом – голод, из панцирей соорудил хижину. Мне хочется чего-нибудь в этом роде… Димок глянул на него сбоку и пробормотал неуверенно:

– Семь лет жрать черепах?

– Не понял ты, ничего не понял! Там, где смерть подстерегает на каждом шагу, существует и радость победы, радость первооткрывателя земли, о которой никто не подозревал… – Силе вздохнул, уставившись вдаль. – Я договорился с группой геологов, мы ожидали выдачи паспортов, когда случилось несчастье.

Димок покачал головой:

– Ты, дядя, слишком того… – И замолчал. Глаза Беглого источали яд.

– А ты бы что стал делать на моем месте?! Застань ты своего брата Георгия или как его там…

– Георгий.

– Застань его в собственной постели с твоей собственной женой?!

– Что я фазан, что ли, жениться?

– А ты представь себе, что женат! Да к тому же души в ней не чаешь. Не ударила бы тебе кровь в голову? Не убил бы обоих?

– Убил бы.

– Такова была моя судьба, Димок. Челнок улыбнулся:

– Сами мы ее пишем, петух! Кровью.

Они замолчали. Вор не нарушал спокойствия Беглого. Силе кусал сигарету, терзаемый застарелой, глубокой болью, таившейся в глубине души.

По краям канавы ползало множество божьих коровок, их красные сутаны рисовали среди ромашек кровавые зигзаги.

Вор сорвал цветок и начал обрывать лепестки.

– Прав по – своему тот боров: двушку в щель, алло, дорогая, я возвращаюсь домой – и горя нет!

– Это называется украсть собственную шапку.

– Что ж, паря, не мы сотворили этот мир… А детишек у тебя много?

– Девочка. Ее взял к себе мой двоюродный брат.

– Тот длинный, очкарик?

Силе вспомнил свою оплошность.

– Мне худо становится при одной мысли! Как это я забыл узелок?

– А может, обошлось… Чует моя душа, что застанешь его дома.

– Дай-то бог!

– Разве ты не знаешь, что слепому аисту бог собственноручно свивает гнездо? Как при игре в нарды: сыграет новичок неумело, а глядишь, оно к лучшему.

Беглый шел быстрым шагом, подгоняемый думами, Димок едва поспевал за ним.

– Неладно, дя Силе!

– Что неладно?

– То, что ты задумал. Дом под наблюдением, они же знают, что ты соскучишься по девочке.

– Мне надо ее увидеть, Димок! Зачахну, если не увижу!

– А я что толкую? Тебя разом схватят, это ж наживка! А телефон есть?

– Есть.

– Так позвони!

– Ей в нынешнем апреле семь лет исполнилось, – с нежностью сказал Беглый. – Наверное, в школу пошла…

– Студентка первого класса, дядя, ты ее и не узнаешь, – подхватил Димок и добавил тихо: —Дя Силе, будь ты трижды счастлив, не спеши дышлом в забор! Дай крови остыть. На-ка, закури лучше…

Они замедлили шаг. Беглый закусил губу:

– Как мне быть, Димок, научи!

– Этот твой братан женат?

– Женат.

– Если его взяли, на звонок ответит хозяйка. – Он покачал головой. – Хреново! Как бы опять тебя не продали.

– Мы же родственники…

– Что хочешь пой, не доверяю я марухам! Они продают нас просто так, ни за что… А уж если зуб имеют… Давай я позвоню, она моего голоса пе знает.

– И что ты скажешь?

– Что я из" Веселого сельдерея". Ты ж говорил, он в продмаге работает?

– Да.

Дойдя до ресторана" Соловьиный сад", они остановились у телефона – автомата. Димок протянул руку:

– Дай двушку.

– Откуда? Мелочь я оставил на чай.

– Черт! Щедрость нашла!

Вор зашел в закусочную и через несколько минут вернулся, вертя в пальцах монету. Беглый насупился: – Украл!

– Ты что? Не знаешь разве финта с разменом? Выворачиваешь карманы до тех пор, пока фрайеру не надоест и он не плюнет.

Силе набрал номер.

– Спроси Бурду.

– Ну и фамилия! Такому только вино в розлив продавать… – Вор кашлянул: – Пожалуйста, товарища Бурду. – Он облегченно вздохнул. – Это вы? Говорит Малыш, друг дуры, который забыл узелок в машине… Ничего покуда…

Беглый вырвал у него трубку.

– Санду? Я, братишка! Из Бэнясьь Ага. Понимаю, дом под наблюдением…

– Что я тебе говорил? – прошептал Димок.

– Будь внимателен, чтобы за тобой не увязались! Порядок, я жду тебя у ресторана.

Он повесил трубку и радостно потер руки. Димок кинулся к столику.

– Официант, поторопись, брат, с пивом! Час жду!

Санду Бурда опорожнил стакан.

– Как в кино, ни дать ни взять!

– Да, – согласился Беглый, заканчивая свой рассказ. – А ты как?.. Я очень беспокоился, что попадешься.

Очкарик вздохнул и покачал головой:

– Не спрашивай! Мое счастье, что приехал на чужой машине! В моей все перевернули кверху дном, хотели найти какие-нибудь следы.

– А тогда они тебя не догнали?

– Свернули, как увидели, что вы выскочили.

– Вот повезло!

– Наутро милиция тут как тут. Где ты был ночью да кто свидетели!.. Четыре часа передохнуть не давали. Особенно один…

Димок насторожился:

– С серым лицом?

– С потухшими глазами. Майор Дашку, кажется.

– Ясно, – вздохнул вор.

– Твой человек, Димок!

– Наш…

Санду Бурда заказал мяса и еще пива.

– Сколько себя помню, не видывал следователя дотошнее. А я ведь, между нами говоря, не лыком шит… Он не поверил ни одному моему слову. И оставил постового у дома. Тебя дожидается, Силе!

– Знаю.

– Даже у школы засаду устроили.

Беглый вздрогнул. И спросил тихо:

– Как она?

Под взглядом Беглого Бурда опустил глаза. Силе сжал его локоть в тисках пальцев.

– Ничего.

– Что значит" ничего"?

– Василе, не суди меня строго.

– Говори.

– Девочка не знает… Я ей не сказал…

– Чего?

– Кто ее отец. Она выросла у нас…

Вор увидел, что кровь отхлынула от лица Беглого, и затараторил:

– Спокойно, дядя! Он прав, кой толк разбить сердце ребенку, отравить его сызмальства. Работай башкой, не только кулаками! Подожди, дай ей подрасти…

Гнев Беглого прошел. Глаза его подернулись влажной дымкой.

– Как она выглядит?

Санду Бурда достал из бумажника фотографию тоненькой девочки с косичками, в школьной форме,

– Мы ее сняли прошлой осенью, когда она впервые пошла в школу…

Узловатые пальцы Силе ласкали личико на снимке. Тяжелые горючие слезы падали на клетчатый передничек,

Очкарик достал пачку сотенных:

– Вот вам, братишка, для начала. Завтра достану еще. Беглый опустил деньги в карман.

– Сколько у меня еще осталось?

– Двадцать шесть тысяч.

– Принеси половину. Вторую половину оставь на содержание девочки.

– Слушай, братишка…

– Молчи!

Санду Бурда пожал плечами:

– Как скажешь, но так не годится! Тебе же нужны деньги.

– За месяц я встану на ноги. Можешь раздобыть нам два паспорта?

– Вечером переговорю с братьями Трикэ, если они еще на свободе. Квартиру устроил.

– Где?

– У тетки моей жены, сдающей жилье студентам. Десятая вода на киселе, никто не догадается.

Силе скривился.

– Когда она увидит рожу этого красавчика… Он у меня мало похож на студента.

– Я ей сказал, что вы провинциальные врачи, приехавшие на повышение квалификации.

– Еще не легче! – заметил Димок, – А вдруг ее черт попутает расспрашивать меня о всяких болячках?

Профессор бросил на него быстрый взгляд:

– А ты, Митря, вообще держи язык за зубами.

– Я-то ладно, а она… Знаю я, как бабы набрасываются на докторов…

– Прикинься зубрилой. Добрый день, добрый вечер – и глаза в книжку.

– Бедный я, несчастный! Силе повернулся к Бурде:

– Скажи, жена твоя в курсе?

– Нет. Я подумал, что бабе лучше ничего не знать, еще проговорится.

Вор вздохнул с облегчением:

– Молодец!

– Давай адрес.

– Улица Попа Тату, 216. Госпожа Александра Анджелеску.

– Квартира отдельная?

– Свой дом. Не спятил же я, селить вас в коммуналке! Старушка ничего, сами увидите. Я позвоню ей предварительно.

Беглый посмотрел на Димка.

– Надо купить белье, сорочки, чемоданы. Это по твоей части.

– Само собой.

Силе вертел в руках стакан. Помолчав, он тихо сказал:

– Вечером хочу увидеть свою дочку.

Лицо очкарика потемнело. Взглядом он попросил поддержки у вора. Димок начал издалека:

– Знаешь, я думаю…

– Вечером я хочу увидеть свою дочку! – повторил Беглый отчетливо.

– Как я ее приведу, Василе? Стоит нам выйти, за нами увивается хвост.

– Пойми же ты! – добавил Димок.

– Делай что хочешь, но приходи с ней! – Мать честная!

– Дя Силе, снова наколемся! Это ж крючок фараонский, сами шею под топор подставим!

– Заткнись, слышь! – Беглый сжал виски в кулаках. – Приведи ее в парк Чишмиджиу, покатай на лодке. А я где-нибудь притаюсь… – И прибавил шепотом: – Надо мне ее увидеть, братцы! Мочи моей больше нет!

Хозяйка угостила их вареньем и кофе, принесла в комнату вазу с цветами. Старый особняк блестел чистотой, каждая вещица лежала на своем месте, беглецы чувствовали себя как в храме.

Димок не находил себе места.

– Опять тебя чертик бодает, Митря? – спросил Силе, как только они остались одни.

Вор рассмеялся.

– Хреново мне тут… Всю жизнь только и видел, что драку да ругань. А здесь я как неродной, не знаю, как сказать…

– Понял. Ты чувствуешь себя не в своей тарелке.

– Хоть бы косой взгляд, что-нибудь этакое… Как она посмотрит на меня своими ягнячьими глазами, так просто реветь хочется.

– Не выдумывай себе забот! А ругать тебя буду я!

– По – профессорски? Как в гимназии? Не знаешь ты слов…

– Кое – чему научился по тюрьмам. Надеюсь угодить.

Они выложили белье, пижамы, бритвенные приборы, мыло.

– Поди прими душ, Димок!

– А что, разве завтра пасха?

Силе отвернул край красного сатинового одеяла, приоткрыв белоснежную простыню.

– Видал постель?

– Аи, аи! Я лягу на пол, ей – богу! Это не для меня…

– Срочно в ванную, да поскобли ноги как следует. Видишь, я лаванду купил? Побрызгай ею между пальцами.

Вор вернулся через пять минут.

– Не нашел я цепочки на параше, дя Силе. Не попадалось мне такой системы…

– Как она выглядит?

– Длинная, как детская ванночка.

– С дырочками?!

– Ага.

– Чтоб тебе пусто было! Изгадил биде бедной женщине!..

Вечер накрыл аллеи голубоватой тенью, лаская берег нежным светом.

Они заняли столик с краю, поближе к воде.

Димок пробрил себе тонкие усики сердцееда, он красовался в красной рубашке и ботинках на тройной подошве. Силе сжимал в кулаке стакан с пивом, следя за лодками.

– Пошли отсюда, дя Беглый! – шепнул вор. – Нет!

– Сгорим, помяни мое слово, бодает меня рожками нечистый!

Но Беглый перестал его слушать. По свинцовой глади озера скользила лодка Бурды. Девочка что-то рассказывала, размахивая обеими ручками. Силе впился в нее глазами, губы его шевелились, бормоча что-то непонятное, подбородок дрожал.

Вор беспокойно озирался. Он заметил за лодкой Бурды другую лодку. Крепко сбитый субъект в кожаной куртке греб, разглядывая кустарник по берегам. Возле ресторана он затормозил, и Димку показалось, что весла на мгновенье замерли.

– Глянь-ка, братец, на этого мясника. Спорю на что хошь – фараон!

Беглый не ответил. В глазах у него стояли слезы. Стакан лопнул в его пальцах, но он продолжал сжимать осколки, на стол сочилась кровь. Лодка с девочкой, обогнув остров, исчезла. Димок вскочил, сверля глазами толпу. Человек в кожанке причалил и побежал к телефонной будке.

– Атас!

Беглый медленно повернулся и посмотрел на него тяжелым взглядом, будто впервые видел. Малый потряс его за плечи:

– Деру, паря, нас засекли!

Силе вскочил на ноги, уронив стул. Они ринулись между столиками, ища спасенья. Человек в кожанке преградил им путь с пистолетом в руке.

– Куда, ребята?

Они застыли на месте. Челнок обернулся. Официанты окружили их со всех сторон, сжимая кольцо.