Текст книги "Современный румынский детектив"

Автор книги: Штефан Мариан

Соавторы: ,Дину Бэкэуану
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

– У ходим, Силе!

Они побежали. Каиафа, размахивая метлой, кричал:

– Караул, каторжники!

Глава VII
ГРОБЫ ДЛЯ БЕГЛЕЦОВ

– Не из каждого положения есть выход, мадам!

Женщина кашлянула со скучающим видом. У молодого человека была дурная привычка изрекать сентенции.

На всех тропах поджидали мужики с вилами, милиционеры прочесывали сады. Согнувшись в три погибели, беглецы крались вдоль какого-то забора.

Силе выдавил испуганно:

– Ты оказался прав, Митря. Какой подлец!

– Молчи и наддай!

– Куда?

Вор прижался к акации. Перед ними стоял недостроенный дом, перекрытый только наполовину, В глазах Силе засветилась надежда:

– Аида туда, это отделение милиции.

– Чумной!

– Если заберемся под стропила, мы их надули,

– Как бы нам не забраться снова в полосатые пижамы. Гляди, оставляешь следы, ступай в мои.

Расчет Профессора оказался верным. Четыре часа обшаривали мужики село, обыскали все, пять за пядью, но никому не пришло в голову, что беглецы спрятались в строящемся здании милиции.

Они замерли, растянувшись на животах, не смея повернуться даже на бок. Внизу, в кабинете начальника, шло совещание. Беглецы не могли их видеть, но слышали каждое слово.

– Неужто добрались до леса?

– Брось, не духи же они! Вдоль опушки расставлены мужики, крысе не проскочить! Если хотите знать, по – моему, они нырнули в пруд, дышат через камышины.

– Могет быть, могет быть.

– Так после войны скрылся бандюга Черна, До ночи сосал воздух через кишку. А потом…

– Ладно, дядя Илья, эту историю мы знаем. Скажи лучше, как ты догадался, что они беглые?

– Дак вот, люди добрые и господин начальник, посылает меня баба нынче утром до крестного Флори просить бричку. "Слухай, муженек…" – говорит…

– Господи помилуй, да ты настоящий сказитель! Эдак и до петухов не успеешь рассказать. Оставь в покое бабу, златоуст!

– Дак дохожу я до совета, а там, гляжу, дед Митрий – полевой сторож – точит лясы с двумя пришлыми, стриженными под ноль. Один шупленький, с порезом на роже и такими подлыми глазами, что не дай бог увидеть их ночью…

Челнок прикусил зубами проклятье.

– …второй – вылитый ты, дядя Григорий, чуток потолще, вроде боярского холуя.

– Пошел ты к…

– Дед ко мне с разговором: был ли в тиатре, куда путь держу… И вдруг мигает по – лисьему да и говорит: "Как встретишь Митрия Киперь, дак скажи ему, чтобы поспешал в совет, тута дожидаются его люди по делу". Ну, думаю я про себя, раз дед посылает за самим собой, значит, тут дело нечисто. Как свернул за угол, дак сразу до милиции. Хорошо, господин начальник оставил там человека…

– Так уж получилось.

– А могло получиться иначе.

– Где же полевой сторож? – Ходит, ищет…

– Головастый дед! Коль не поймает их, захворает.

Во двор въехала машина. Димок глянул вниз и шепнул на ухо Профессору:

– Майор Дашку!

Из машины вышел долговязый штатский с землистым лицом. Его глаза, две черные пуговки, казались безразличными, но Димок знал их силу.

– Сам черт ему не брат? – спросил Профессор шепотом.

– Ага. Зырит, будто не видит тебя, и враз зажигает фары. Сверла, братец! У кого хошь коленки задрожат.

Силе нахмурил брови:

– Слушай, Димок, за беглыми гоняются другие, вовсе не Дашку, так? – Так.

– С чего бы он напросился?

Вор опустил глаза и ответил неуверенно:

– Не знаю. Откуда мне знать?

– Не знаешь, Челнок?

– Что я, гадалка? Может, зуб на тебя имеет…

– Или на тебя. Ты говорил, он мытарил тебя четыре месяца.

– Сказал я такое?

– Разве нет?

– Окстись! Приснилось. Ша! Вот они, входят.

Силе внимательно посмотрел на него и приник ухом к перекрытию.

Крестьяне ушли. Начальник отделения рапортовал:

– …Таково правило у сторожа: прибирает одежду и дожидается, чтобы пришли голыми в село… Часа через четыре после его последней проделки я получил циркуляр. Проверил документы, они в порядке. Посмотрите сами.

Последовала долгая пауза, затем послышался голос майора:

– Да, вроде в порядке…

– А все-таки я подумал, что не мешает на них взглянуть. Если бы они знали за собой вину, то не пришли бы за одеждой, я и послал ребят им наперерез.

– Но они пришли.

– Пришли… Сторож Митрий заговорил им зубы и дал нам знать через односельчанина… Чуть было их не взяли. Они исчезли в последний момент.

– Жаль!

– С вашего разрешения, далеко они уйти не могли. Мужики поджидали их на всех направлениях. Наши считают, что они притаились в пруду и дожидаются темноты.

– М – да… Какого дьявола он задерживается?

– Кто, простите?

– Сержант с собакой. Димок вцепился в руку Силе:

– Хана! Пес сразу нас унюхает!

– Что ты предлагаешь?

Челнок почесал затылок в задумчивости.

– Выйти из берлоги.

– Как? Светло ведь… Глаза вора сузились.

– Ша! Каиафа! По – моему, он что-то чует!

В самом деле, подперев ворота, Митрий Киперь внимательно разглядывал стропила…

Над селом проносились тяжелые тучи, налитые влагой. Ветер срывал кружевные накидки с цветущих черешен, волочил их по дворам.

У корчмы остановился грузовик. Из-под брезента выглядывали три гроба. Димок мигнул многозначительно:

– Хошь, устрою тебе похороны, дядя?

– Шутить охота?

– Нисколько! Я серьезно.

Силе недоумевал. Вора распирало, и он выпалил скороговоркой:

– Если удастся забраться под крышки, только они нас и видели!

– То есть?

– До сих пор не дошло, дура? Видишь номер машины? Она не здешняя. Водитель пропустит рюмку – другую да и включит скорость. Кто станет проверять документы у мертвецов?

– В этом что-то есть…

– Поехали!

Зелень в глазах Беглого посветлела.

Тяжелые редкие капли лупили по крыше, вбивали мокрые гвозди в пыль улицы. Затем разверзлись хляби небесные, и в одно мгновенье село залило водой.

– Аида! – сказал Челнок.

Они слезли вниз и стали пробираться вдоль заборов. Дождь опустил тяжелые занавеси, в трех шагах ничего не было видно.

В несколько прыжков они оказались в кузове. Димок постучал по крышке гроба:

– Можно?

– За нами смерть гонится, а у тебя на уме одни глупости. Залезай скорее.

– До встречи на том свете!

– Типун тебе на язык!

Грузовик шел на полной скорости, тормоза стонали на поворотах.

Беглый приподнял крышку:

– Димок!

Вор высунул голову:

– Что, кляча, дрейфишь?

– С этим водителем прямым ходом попадем в больницу!

– Это бы еще ничего. Как бы не попасть туда, где нет ни боли, ни печали, ни вздоха, – пропел Димок.

– Брось свои глупости. Я постучу ему в окошко.

– Ты что, сдурел? Мы еще не выкарабкались, погоди.

– Как бы не было слишком поздно!

Грузовик притормозил, и беглецы исчезли под крышками. В кузов влезли два торгаша с множеством корзин. При виде гробов они по – христиански перекрестились:

– Да будет им земля пухом!

Уселись сзади и заговорили, уверенные, что их никто не слышит.

– Смотри у меня, гусей по восемьдесят, не дешевле!

– Не беспокойтесь, батя!

– Как не беспокоиться? Запрашивай сто, чтоб можно было уступать. И при сдаче не опростоволосься. Сначала давай 5 леев…

– Да знаю, знаю! Пока шарю по карманам, покупатель, может, и забудет….

Старик, поглядывая на гробы, проговорил, качая головой:

– Вот она какая, жизнь! Стараешься, гребешь себе, а вот с чем уходишь! С четверкой досок… Яйца пусти под конец, слышь, Нелу, когда на рынке поредеет. Начни с лея с полтиной… А ну, глянь, тама ли они?

– Тама.

– Да не яйца, дурак! Покойники.

– Что ты, батя! Упаси меня господь!

– Глянь!

– Да ни за что на свете! Тшшкэ глянул и глаз лишился, теперь милостыню просит.

Старик посмотрел на него с презрением:

– Материна школа! Набожный!.. Болван!

– Болван? А с Прибэу из Чокэнешть что было?

– А что было?

– Поспорил, что пойдет ночью на кладбище и воткнет нож в тещину могилу. Ведьма мучила его и после смерти, на себя не похож стал человек.

Глаза старика заискрились интересом.

– Подумать только! Ну и что?

– Тьма была – хоть глаз коли. Он выдул для храбрости пол – литра сливянки и подался.

– Один?

– Один. Наутро парни должны были увидеть воткнутый в могилу нож, и тогда Прибэу выигрывал. Так они нашли его самого, седого и полоумного.

– Попиты!

– Помешался со страху. Как он нож воткнул, так послышался стон. Он – удирать, а тут его за полу кто-то держит…

– Тьфу ты, нечистая сила!

– До сих пор гниет в больнице.

Димок только посмеивался. Он тоже слышал эту историю: парень воткнул нож в полу собственного пиджака…

Шальная мысль стукнула ему в голову. Он потихоньку приподнял крышку, высунул руку и похлопал торгашей по коленям.

Они обомлели, волосы у них встали дыбом. Увидев высунутую из гроба руку, они с воплями перемахнули на ходу через борт…

В боку горы неприветливо зияла темная пасть пещеры. Ветви елей и огромные, недавно свалившиеся обломки скал надежно скрывали ее от праздного любопытства. Из котла долины поднимался пар, затяжной дождь косо срезал вечерние тени.

Уже больше четверти часа Силе тер две палочки в надежде добыть огонь. Малый наблюдал за ним с деланным равнодушием. Они промокли до нитки, холод давал о себе знать все сильнее. Когда Силе, матерясь, бросил наконец палочки, Челнок вытащил из кармана спички.

– Попытай этим способом, петух. Силе позеленел:

– Что ж ты, прыщ, мучаешь человека?

– А ты не просил…

– Черту ты душу продал, Митря! Вор улыбнулся:

– Я целиком ему продался!

Они разожгли костер. Языки пламени жадно поглощали тьму, цепляющуюся за стены. Беглецы огляделись. Пещера была низкая, сужающаяся к входу, в случае надобности она могла приютить три – четыре человека, не больше. Дым уходил в щель, увлекаемый дыханием горы.

Димок обшарил корзины торгашей. Он поклонился Силе:

– Что прикажете подать?

– Что посоветуете?

– Овечью брынзу, печеные яйца и гуся на вертеле… Одежда подсохла, от костра шло приятное тепло, провизии

было вдоволь. Димок смаковал приключение в кузове:

– Сколько живу на свете, не видал таких патретов!

– Чумной ты, Митря!

– Как из пушки вылетели, головами вперед, слово чести! Они хохотали до слез.

– Как бы не повредились, бедняги…

– Куда там! Рванули через поле, не разбирая дороги! Во здорово, если мусора возьмут их вместо нас…

– Пускай и они переночуют в отделении.

Димок задыхался от хохота, держась руками за живот. Силе хлопнул его по спине.

– Эй, малый! Слышь, Митря! Гляди, помрешь со смеху! Димок зажарил трех гусей. Умял одного как одержимый,

запихивая в рот обеими руками. Набив брюхо до отказа, он привалился на бок.

– Гляди, я как на седьмом месяце…

Силе бросил кость в огонь и вытер руки о порты.

– А ты обжора.

– Занятие-то – ничего!

– Привык, видать, у матушки…

– Там мне одни кукиши доставались.

Димок ковырял в зубах ногтем мизинца. Профессор откопал на дне кармана окурок. Они выкурили его, затягиваясь по очереди.

– Так, говоришь, чуть было не забил тебе баки Каиафа?

– Надо признать, он был бесподобен!

– Чепуха! Я ж его раскусил! За версту чую продажу! – Как?

Димок улыбался огню. Ответил не сразу:

– Нечистый поддевает меня рожками: "Внимание, Димок, мой мальчик, это Каиафа!"А почувствую укол рожек – все! Ушки на макушке. Как ушел из исправительной…

– Да, ты же обещал рассказать. Вор сплюнул.

– В другой раз.

– Никак стыдишься?

– Черта с два!

– Так в чем же дело? Расскажи, Митря, все равно делать нечего.

Ночная мгла отступала, сквозь дождь изредка прорывались огненные стрелы. Димок ковырял палкой угли, всматриваясь в них.

– В тюряге накололи двоих: Тити Спину и Агарича, воров в законе. Комиссары – на нас, прицепились ко мне из-за шрама на патрете. Через неделю прописали в исправительной.

– На пользу пошло. Ты исправился, тьфу – тьфу, не сглазить… Челнок улыбнулся горько:

– Вот те крест, самому что ни на есть скверному там и научился! Что ты! Тюряга просто рай, лоно Авраамово! Знаешь, чем нас лупцевали? Железными прутьями с сигарету толщиной, как удар– так кожа лопается. Не успевали штопать! Будь ты святой, все равно били, гады! Вздохнул– получай, засмеялся – получай, повернулся – получай!

– Ужас!

– Меня затолкали в столярку вместе с Санду Менялой, Припоном и двумя ворами из Галаца, они попали под поезд лет пять назад… —

– Которые грузовые поезда чистили?

– Да, братья Пырцулете. Только война кончилась – упарила засуха, сам директор сосал лапу. В Аушвице и то больше травы было, чем во дворе исправиловки, слово чести! С тех пор не терплю зелени. Листья, брат, жрали, кору.

– Брось заливать!

– Чтоб мне не жить!

– Что же вам давали?

– На завтрак – тминный суп, на обед – тминный суп и три картошины, на ужин – тминный суп. И вот так восемь месяцев кряду! Меня рвало от одного его вида. Ни единый опосля такой школы не пошел по праведному пути, одни воры да рецидивисты тюрьмы заполонили…

– Там и познакомился с Трехпалым?

Челнок криво улыбнулся и кивнул. Он точил о камень" перо", найденное в корзине.

– Чем ты его держишь на кукане?

– Мой туз, чего лезешь!

– Ладно, ладно…

– Как-то зимой обчистили мы продсклад начальства. Жратвы – завались, высшего сорта, всю округу впору накормить. Я набил матрас колбасой салями и жрал втихаря. Продал меня кто, учуяли ли собаки, не знаю. Факт тот, что взяли в работу. Четверо холуев измывались посменно. Уставал один, второй принимал прут, и – давай! Куски от меня отваливались, а я лыбил – ся. Я их до ручки довел, упрашивали меня сказать: "Хватит!" – Челнок скривил рот в улыбке. – А я – молчок!

– Почему?

– А ндравилось. – В глазах его зажглись синие огоньки. – Чем больше вертишь меня на вертеле, тем больше мне ндравит – ся – я тебе уж говорил…

Силе смотрел на него, прищурившись:

– Верно, говорил… Слушай, Митря, ты уверен, что тебя родила женщина? Не случайно ли ты воплотился в человека?

Вор отмахнулся.

– Два месяца меня штопали лепилы. Усомнились было, выживу ли? Прочие лежачие, все воры с малолетства, каждый по своей части, учили меня тому, и другому, и третьему. Все это, вдобавок к школе Коливара и Таке Крика, сделало меня профессором. К весне заскок заимел – уйти. Трудно – жуть, конные мусора кругом. Пять раз смывался, пять раз ловили.

– И бей, убивай Малыша! Челнок довольно осклабился:

– Ну да я все равно их обдурил. Свихнутым прикинулся.

– И они поверили? – А то!

– Как же тебе удалось?

– Сперва я их завел по случаю пасхальных подарков. Богатеи жратвы прислали. Нам и досталось-то по два крашеных яйца на рыло. – Он засмеялся: – Так я их сунул под зад, сел на них наседкой и давай кудахтать… Глядели на меня мусора, шушукались, не спускали глаз. Назавтра я им скормил второе: полез рукой в печку за горящими угольями, хотел, мол, добыть огня на растопку… На десерт они вызвали" скорую"…

– Ври еще, что сидел в дурдоме! Вор рассмеялся:

– Нет, будь ты трижды счастлив! По пути ушел. Проехали село Тылмач, что рядом с Сибиу, и мои стражи сошли, по нужде. Ночь, темень, только меня и видели!

Они болтали допоздна. У Силе слипались глаза. Он зевнул так, что хрустнули челюсти, сунул под голову корзину и растянулся у костра.

Глава VIII
ДИМОК ИЗБЕГАЕТ ЗАПАДНИ

– Никто не дал бы приют двум беглым! Доктор улыбнулся:

– Ошибаешься, дорогой, люди бывают разные…

Профессор проснулся с тяжелой головой. Всю ночь шел дождь. Небо сливало щелок, заполняя утро липкой грязью. Стены пещеры роняли холодные слезы, пахло холодом и одиночеством.

Димок метался во сне, кусал корзину, упрямо мотал головой, бормотал бессвязные слова.

Силе хотел было разжечь костер, но спички его не слушались, отсыревшие головки крошились. Он плюнул и пустился, повесив голову, по запутанным тропинкам прошлого.

Перед ним проносились давнишние образы, пожелтевшие от времени, словно открытки, которые никого уже не интересуют, потому что время стерло их краски, не известно, кому они адресованы, и отправитель давно скончался.

…Анджела слушала и не слышала его, это было ясно. Она привычно улыбалась. Начало конца. Стены комнаты надвигались, давили, как ледяной грот.

"О чем ты думаешь, Анджела?"

"Что такое?"

"О чем думаешь?"

"Естественно, о тебе…"

Казалось, она говорит из другой комнаты. Что бы он ни рассказывал, смешное или грустное, как бы потрясающа ни была новость, ее улыбка оставалась неизменной. А эти невыносимые паузы… Для обычных прогулок постоянно оказывалось слишком холодно или слишком поздно. Она часами сидела за книгой, забывая перевернуть страницу.

"О чем ты думаешь, Анджела?"

Сердце Профессора сжалось. Покинутое ласточкино гнездо…

Проснулся Димок.

– Доброе утро, дура!

Силе не ответил. Он продолжал смотреть сквозь паутину дождя.

– Ты чего, кляча? Не с той ноги встал?

– А тебе и во сне черти покоя не дают? Вор вздрогнул.

– Что, трепал языком?

– Беседовал с майором Дашку…

– Правда?

Челнок весь напрягся. В глазах – паника. Силе покачал головой:

– Ты что-то затаил в душе!

– Чепуха… – Димок потянулся до хруста суставов. – Скверная погода, чтоб ей пусто было!

Силе продолжал его разглядывать, и вор сказал раздраженно:

– Чего уставился, человека, что ли, не видал?

– Ты разве человек?

– Послушай, дорогой, если тебе тошно, иди пройдись. Мне не до юмора. – Димок переменил тему: – Не видишь – газ погас. Дай-ка спички, сварю кофий…

Силе протянул ему коробок. Димок чиркнул несколько раз и плюнул.

– Дьявол! Все к одному! Что будем делать? Сидишь как дурак на именинах…

– Жду, Митря. – Чего?

– Отдыха в твоей берлоге.

– Какой берлоге, будь ты трижды счастлив? Глаза Беглого сверкнули. Он сказал сдержанно:

– О которой ты мне говорил у Тасе Попеску. Где нас всю жизнь никто не унюхает. Примерно так ты выступал, когда упрашивал взять тебя с собой.

– Да неужели?

– Не играй с огнем, Митря!

Вор ковырял палкой потухшие угли. Глянул на Беглого и поднял руки вверх.

– Сдаюсь!

– Повторяю, не играй с огнем!

– Дя Силе, золотой ты мой, – предусмотрительно отступил Димок, готовый спастись бегством, – я тогда баки тебе заправлял.

_ Что-что?!

– Натрепался.

Беглый потемнел лицом и поднялся со сжатыми кулаками. Недоносок сиганул в дождь. Он спрятался за скалу, не спуская глаз с Профессора.

– Запомни, Челнок, я тебя прикончу!

Челнок промок до нитки и дрожал как осиновый лист, но не смел приблизиться.

– Прости меня, дядя, не наври я тогда, ты бы меня не взял.

– А о том, что я ради тебя подставляюсь, ты не подумал?

– Я…

– Что сам чуть не сорвался, когда ты повис на одной руке, забыл?

– Что ты, дядя, такое не забывается!

– Ради чего я все это делал, Митря? Ради твоих красивых глаз? Чтобы нюхать твои ходули по ночам? Выходит, я держу корову, а ты ее доишь!

– Расплачусь я, господин профессор, сквитаемся! Все, что наворую, – твое. Пашой заживешь, в ус дуть не будешь!

– Митря, Митря!

– Другого выхода у меня не было, пойми ты это. Теперь я пуст, но подфартит же и мне когда-то! Озолочу тебя, дай срок, один бы только взломчик сделать!

– Ты еще и дурак к тому же!

– Почему, дя Силе? Без казны – хана. На что жить? Совать же надо налево и направо…

Беглый задумался. Димок почувствовал слабинку и затараторил:

– Сам ты воровать не умеешь, это трудная профессия. Тебе нужен посредник. Так, что ли?

Силе показал ему спину:

– Заходи, черт с тобой!

– А не вдаришь?

– Ты говорил, что тебе ндравится.

– А вдруг ты переборщишь, да и уложишь! Бей лучше словом…

– Заходи. Разорви кошелку да накинь на плечи. Димок осторожно приблизился.

– Нам нужна казна, паря, большая казна. Хозяина фатеры надо подмазать, чтоб не чирикал, робу надо – по ней же встречают, рисовальщики три шкуры за одну печать сдерут…

– Ты говорил, завяжешь.

– Чего только человек не сболтнет! Я бы завязал, да на что жить? Разве пенсию назначат…

Силе покачал головой.

– Всю жизнь ты, Митря, воровал, а толку?

– Что поделаешь?

– Ничего не прилипло, все равно гол как сокол!

– Вор в бедности подохнет, не знаешь, что ли?

Он примостился в уголке, мокрый и грустный. Беглый потер подбородок:

– Ты знаешь, за что я сел? – Нет.

– Врешь, тебе Трехпалый сказал. Я убийца, Митря.

– Бывает.

– С тех пор как свет стоит… Убил за… Одним словом, судьба. Шесть лет просидел вместе с ворами да бандитами, набрался такого, чего другой за всю жизнь не – наберется, но достоинство человеческое сохранил.

– Что такое достоинство? От него не разбогатеешь, помяни мое слово. Говорят, ты человек ученый. А на что она, наука? Грош ей цена в базарный день.

– Найду я себе работу.

– Чего?! Повсюду разослали твое фото. Тут же возьмут.

– Лягу на дно до поры. Есть у меня друзья, коллеги. А там видно будет…

Челнок скептически пожал плечами.

– Бог не выдаст – свинья не съест.

– Так что давай: я – направо, ты – налево!

– То есть распускаем кооператив?

– Каждому свое, Митря.

– Господин профессор!

– Наши пути расходятся.

– Неладно, господин профессор, неладно! Пока к месту не прибились, нельзя расставаться. Вдвоем легче, четыре глаза видят зорче! Не будь меня, продал бы тебя Каиафа – подметальщик, верно? До Бухареста путь далекий, как его пройти в цыганской робе? Сразу мусора рюхнут, и часа не пройдешь! Дома, в Рахове, другое дело! Народу тьма, можно и затеряться.

Беглый смягчился.

– По – своему ты прав.

– Вот именно!

– Дойдем вместе до столицы, а на Северном вокзале – мы друг друга не знаем. Но пока мы вместе, чужого не тронь, Димок! Запустишь руку в карман ближнего – задушу на месте!

– Идет, господин профессор, записываюсь в праведники.

Дождь перестал, но тучи мчались за беглецами, готовые напасть на них в открытом поле. Четыре голые ступни оставляли глубокие следы на склоне оврага. Беглый то и дело поскальзывался, шлепался. Ели протягивали ему руки, и он стряхивал с них воду на голову Челноку.

– Осторожнее, дура, из меня и так воду хоть выжимай! Шоссе петляло по долине. По обеим сторонам заблестела

жесть крыш.

Они остановились. Беглый долго изучал горный городок с каменными домами, церковь и вздувшуюся речушку.

– Здесь. Лишь бы застать его дома.

– Кого, дядя?

– Профессора Истрате, моего коллегу. Видишь с краю виллу под красной черепицей? Куда смотришь? Справа от церкви…

– Вижу.

– Это его дом. В студенческие годы мы были неразлучны. Он должен помочь.

Рот вора искривился в улыбке:

– Дай-то бог.

– Неужто Алеку захлопнет передо мною дверь? Мало ты его знаешь!

– Все может быть.

Беглецы жадно глотали кофе из больших пузатых чашек.

После ванной и бритья они выглядели другими людьми. Хозяин предоставил им свой гардероб. Силе надел легкий летний костюм, Челноку пришлась впору гимназическая форма, оставшаяся от сына профессора. Подобрали и обувь.

Алеку Истрате был человек грузный и тяжеловесный, с заячьей губой, заметным брюшком и голым черепом. Они сидели в комнате, тесно набитой мебелью, коврами, книгами… Хозяин дождался, когда Силе отставил чашку, и сказал:

– Это в буквальном смысле фантастично!

– Да, дорогой, – ответил Беглый устало, – вот уж шесть лет я живу в кошмаре; вторично научился ходить, ибо дорога, которой иду, заминирована и, что самое печальное, ведет в никуда…

– Тем не менее ты ею следуешь.

– Иллюзия, Алек, иллюзия свободы, быть может, несбыточная надежда на снисходительность судьбы.

– Следовательно, ты продолжаешь надеяться? Беглый улыбнулся:

– Конечно, в се мы надеемся…

– Хм, я содрогаюсь при одной мысли. Из-за женщины… Неужели она того стоит?

– Какой ты наивный! Обычно такие вопросы возникают потом. Я от души желаю тебе не попасть в такое положение. А я вот попал.

– Сам виноват.

– Побойся бога!

– Наверно, ты помнишь французскую пословицу: "Если не можешь закрыть глаза, смотри в другую сторону". Я очень уважаю Нору, свою жену, – ты ее не знаешь, – но тем не менее никогда не возвращаюсь домой неожиданно. Техника предоставила в наше распоряжение замечательное средство предупреждения невыносимых ситуаций – телефон. Ты сообщаешь о своем приходе и появляешься не раньше чем через десять минут, чтобы дать возможность удалиться предполагаемому гостю.

Беглый смотрел на него с удивлением.

– И это говоришь ты?

– Представь себе.

– А помнишь, как на втором курсе, проводив Челу домой, ты часами подкарауливал, не выйдет ли она снова?

– Она никогда и не выходила, по причине того, что ее хахаль обитал этажом выше. Об этом я узнал за неделю до предстоящего бракосочетания. Нина, моя первая жена, казалась святой. Когда бы я ни вернулся, неизменно заставал ее дома. Но это ей не мешало сожительствовать с одним моим студентом последнего курса. Естественно, об этом знала вся группа… Не стану тебе рассказывать, чем кончился мой второй брак. А в третьем я решил застраховаться от сюрпризов, отказавшись в первую очередь от неожиданных возвращений домой.

– И ты… счастлив?

– Как нельзя более, дорогой мой. У меня уютный дом, красивая жена, у которой я не спрашиваю, куда она идет и почему опоздала, на каникулах копаюсь в огороде, сын поступил в институт… Что я себе могу еще пожелать?

Силе опустил глаза.

– В самом деле, что тебе остается себе пожелать?

Димка подмывало плюнуть в харю счастливому мужу, но он сдержался. Он сжался комочком в кресле. Форма делала его похожим на вечного второгодника.

Хозяин почувствовал его взгляд.

– И господин… тоже…

– Тоже. У нее не было телефона.

– Ты хочешь мне что-то сказать, Алек? Хозяин помялся.

– Пойми меня правильно… Не представляю себе, как рассказать об этом жене. Она, конечно, человек порядочный, но эта история может ей показаться странной.

Беглый рассмеялся:

– Успокойся, дружище, не думай, что мы собираемся остаться у тебя в нахлебниках.

– Разумеется, никакой спешки нет. Нора вернется из Бухареста лишь завтра в полдень.

– Понял. Мы уйдем раньше. Вор встал.

– По – моему, лучше нам уйти прямо сейчас.

– Почему?

– А вдруг хозяйка свалится на голову? Или она тоже звонит заранее?

– Она еще ни разу не вернулась раньше времени, – сказал, улыбаясь, профессор Истрате. – Позже – да, бывало… – Он обернулся к Беглому: – Я очень сожалею, Василе, поверь…

– О чем ты говоришь! Ты и так был очень любезен.

– По сравнению с тем, что ты и твои родители сделали для меня… Я в неоплатном долгу перед вами.

Он пояснил вору:

– На последних трех курсах я жил у них на всем готовом и не платил ни копейки.

– Да ладно…

– Тогда мне приходилось очень туго.

– Зато сейчас хорошо!

– Слава богу! Завтра возьму деньги в сберкассе – вам на дорогу. – Он улыбнулся. – Нора о них не знает, мои сбережения…

– Ты очень любезен. Хозяин вздохнул облегченно:

– Тогда отдыхайте. Поговорим еще за утренним кофе. Покойной ночи.

– Покойной ночи, Алек, и большое тебе спасибо!

Челнок провожал его взглядом, пока за ним не затворилась дверь, затем перерезал телефонный провод. Профессор подскочил.

– Ты что? – Ша!

– Ты… ты… – Он не находил слов. Вор осклабился:

– Я, дядя, пуганый! Этот тип мне не нравится.

– Не было печали…

– Не нравится он мне, – повторил Димок упрямо. – Тута два входа? – Дя.

– Хм! Хреново! – Он подошел к окну: – Ложись, я на стреме. Он погасил свет. Беглый пожал плечами и стал раздеваться,

бормоча:

– Что я ему скажу завтра, когда обнаружится, что провод перерезан?

– Скажешь, пунктик у дружка.

Челнок следил за ночными тенями. Внезапно он оседлал подоконник и скрылся в темноте.

Силе смотрел в потолок, перебирая в памяти слова Алеку: Техника предоставила в наше распоряжение замечательное средство предупреждения невыносимых ситуаций – телефон".

Да, этот урок Алеку получил еще в студенческие годы. На последнем курсе они поехали на обзорную экскурсию по стране вместе с преподавателями. По возвращении в Бухарест на Северном вокзале доцент Стаматиу достал из кармана пригоршню двушек: "Звоните предварительно, господа, так оно лучше!"Полушутя, полусерьезно каждый из них взял по монетке. И только Холбан, замдекана, заявился домой без предупреждения. Открыв дверь и увидев, что происходит в спальне, он рухнул на пол. Инфаркт.

Силе содрогнулся. Он вспомнил другой случай. Как-то в четыре часа утра его разбудил телефонный звонок. Мужской голос спросил тихо, сквозь слезы: "Сэм, моя жена у тебя?"Он швырнул трубку в сердцах. А человек повторял звонки каждые полчаса. Ему не верилось, что виновата телефонная станция или что он набирает не тот номер. Около восьми он разрыдался: "Сэм, попроси ее вернуться домой, я все прощаю"…

Беглый закрыл глаза.

Алеку шагал быстро, беспокойно оглядьюаясь. Вор следовал за ним, прижимаясь к заборам, не теряя его из виду. Горная прохлада разгуливала по ночным улицам, обнимая ледяными руками запоздалых путников.

Алеку Истрате остановился перед каким-то зданием, потоптался в нерешительности, но в конце концов вошел.

Челнок прочел вывеску и выругался – это была милиция.