Текст книги "Современный румынский детектив"

Автор книги: Штефан Мариан

Соавторы: ,Дину Бэкэуану
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)

Зеленоватая вода всколыхнулась и задрожала под воздействием вибратора. Пузырьки воздуха, словно гирлянды стеклянных бусинок, поднимались вверх с легким шипением,

Затаившись в водорослях, самки наблюдали, как дерутся не на жизнь, а на смерть самцы.

Молодой самец извивался яростнее, всем своим видом показывая, что претендует на победу, но было заметно, что силы покидают его. Старший терпеливо выжидал, нисколько не заботясь о том, что подумают в стайке о его нерасторопности. И наконец, когда ему все это надоело, прибег к своему излюбленному трюку, благодаря которому не знал поражений. Притворившись уставшим от борьбы и соперничества, он дал понять, что отступает, и, выпуская воздух из жабр, начал медленно опускаться на блестящее, разноцветное дно. Молодой противник только этого и ждал и последовал его примеру. Но когда старик, окрыленный успехом своей уловки, приготовился к атаке, забыв про оборону, молодой вцепился ему в брюхо и вырвал внутренности. Победитель сделал круг почета, держа их в пасти, а потом с яростью сожрал. Его враг, бывший глава стайки, умирал тяжело, терзаясь мыслями о поражении, более мучительном, чем сама смерть.

– О таком достойном конце каждый из нас может только мечтать, – пробормотал майор.

Он приник лицом к аквариуму. Зеленоватая колеблющаяся толща воды исказила его черты до неузнаваемости. Выпученные глаза, казалось, принадлежали морскому чудовищу, подстерегающему добычу в гуще водорослей. В предвкушении схватки оно высунуло длинный, блестящий, красный язык. На самом деле это был невинный лепесток розы.

Голем пожал плечами. Он наблюдал за схваткой, не пытаясь постичь ее метафорический смысл, и предпочел промолчать, ибо не раз уже попадал впросак, принимая за чистую монету шутки, которые Патрон произносил с самым серьезным видом.

– Ну так что? – поинтересовался Патрон, выпрямляясь.

– Жертва…

– Да погоди ты! Не все сразу. Сначала расскажи, как дела у Матея.

Голем смущенно кашлянул.

– С субботы и по вчерашний день улучшений нет, – доложил он.

Лицо шефа вытянулось и стало суровым,

– Благодарю за кофе, – обратился он к Иоане Горунэ, стоящей с чашкой в руках. – Вы можете идти.

Иоана Горунэ поставила чашку на стол и исчезла за портьерами. В полумраке лица на картинах казались еще сумрачнее, чем в действительности. Майор зажег люстру – настоящий хрустальный каскад, – и зала осветилась теплым приятным светом.

Затем уселся в кресло и, выплюнув изжеванный лепесток, с удовольствием сделал глоточек кофе.

– Ох! – воскликнул он, – Что эта женщина положила в чашку? Динамит? Цикуту? До чего же горький!

Не зная, куда девать руки, Голем опустил их в карманы пальто. Под толстым сукном угадывался его кулак, который пульсировал, словно большое сердце, сжимая и разжимая мячик.

– Догадываешься, кто преступник? – спросил Патрон и, поскольку Голем пожал плечами, добавил: – Тот же самый?

– Похоже, что да, – подтвердил Голем.

– Когда это случилось?

– Вчера, в обед. – Как?

– По – видимому, убитый добровольно пригласил преступника в дом и некоторое время с ним мирно беседовал. Однако в какой-то момент по непонятной причине он вышел из себя и запустил мраморным пресс – папье в голову своему визитеру, но промахнулся и этим поступком или как-то иначе спровоцировал его на выстрел. Убийца оставил множество следов, из чего можно заключить, что он явился сюда не с преступными намерениями и был вынужден стрелять в силу обстоятельств, возникших помимо его воли. Прежде чем прийти к этому выводу, я внимательно изучил всю обстановку в комнате, где произошло преступление. Под перевернутым креслом я обнаружил дамский пистолет, которым Манафу несомненно угрожал гостю. Так что можно говорить о непредумышленном убийстве, совершенном в целях необходимой самообороны.

Майор задумался. За свою практику он сталкивался с массой уловок, к которым прибегали убийцы, чтобы направить следствие по ложному пути. Но если уж такой молчун, как Фран – гу, выдвигает эту версию, значит, дело обстояло именно так.

– И какова причина?

– Кто же знает? – уклонился от ответа Голем. – Возможно, марки или что-то связанное с ними. Все содержимое ящиков письменного стола перевернуто вверх дном.

– Что-нибудь пропало?

– Пока не установлено.

Молодой криминалист заглянул в комнату. – Отпечатки те же самые! – закричал он с порога. – Анатоль Бербери.

– Доложи об этом Карабогичу, – попросил Патрон. – Я хочу переговорить с ним, как только он закончит свое дело.

Парень вытаращил глаза:

– Как? Разве вы не знаете? Доктор Карабогич скончался.

– Когда? – растерялся Патрон.

– В субботу вечером. Инфаркт.

Острая боль пронзила сердце, как от удара кинжалом. Со старым врачом майора связьшала многолетняя дружба. Сколько успехов и неудач довелось им пережить вместе! Невозможно было поверить в эту нелепую смерть.

– Ты что-нибудь знал? – повернулся он к Голему.

– Нет, все это время я провел в больнице у Матея. При упоминании о долговязом Патрон рассвирепел:

– Черт возьми! Ну как этот простофиля мог упустить такого мерзавца! Пусть не попадается мне на глаза!

Только тут до него дошел смысл собственных слов, и он осекся. Затем повернулся к криминалисту, смущенному тем, что принес столь печальное известие, и не знавшему, как бы поскорее удалиться.

– И кого назначили нашим эскулапом?

– Я и сам еще не видел. Молоденькая совсем, говорят. Она с минуты на минуту должна подойти.

– И чем только думают наши кадровики? – громогласно возмутился Патрон. – Почему именно ко мне присылают всех младенцев? Здесь что, патронажная служба, что ли?

Парень спрятал под усами улыбку, но старый майор обрушился и на него:

– Займись делом! Ты действуешь мне на нервы!

Прежде чем подняться на второй этаж, он решил еще кое-что уточнить у Голема:

– Аркадие Манафу работал над каким-то изобретением?

– Насколько мне известно, нет.

– Он поддерживал контакты с иностранцами? – Нет.

– Ты сообщил о случившемся ему на работу?

– Пока нет.

– Сообщи поживее. И попроси прислать представителя. Лучше бы того, кто был близок с убитым; Может быть, женщину… Что тебе известно об этой стороне жизни Аркадие Манафу?

– Был момент, когда он сделал попытку осложнить себе жизнь и завел любовницу. Однако, узнав, что и жена изменяет ему, сразу остепенился.

– Ревность – самый страшный микроб, – задумчиво произнес Патрон. – Насколько мне известно, у Аркадие Манафу не осталось родственников. Кто же станет наследником, если нам удастся разыскать пропавшие марки?

Его размышления прервала Иоана Горунэ:

– Товарища майора просят к телефону. – Кто?

Чуть поколебавшись, женщина смущенно призналась:

– Возможно, я не расслышала, но мне показалось, что он сказал" Тесак".

Мужчины уставились друг на друга, а потом одновременно бросились к телефону.

Глава XI
БЕСПОЩАДНАЯ ПРЕКРАСНАЯ ДАМА

Зайдите в холл любой гостиницы, и в вашей памяти тотчас всплывет триптих старины Босха «Сад наслаждений». На его картине тоже взад – вперед снуют люди, которых пожирает изнутри гнусный микроб некоммуникабельности.

Я похлопал швейцара по спине. Должно быть, он уже давно перестал отличать людей от дверей и склонялся вслед каждому, словно подглядывал в замочную скважину.

– Выпрямись, папаша, – посоветовал я ему. – На таком сквозняке немудрено и синусит схлопотать.

Будь у него при себе бомба, он не замедлил бы сунуть ее мне в карман.

Я сделал вид, что у меня неотложное дело, и пулей промчался к сувенирному ларьку. Посмотрел в упор на продавщицу и сказал:

– А вот и я!

Она вытаращила глаза и быстро – быстро заморгала. Ее накрашенные веки хлопали от изумления, точно ставни, готовые сорваться с петель под напором бешеного ветра. Она обернулась к товарке, которая сидела в глубине и подпиливала ногти. Думаете – на руках? Как бы не так.

– Погляди на него! Вот умник выискался!

– Что делать! Таким уж меня мать родила, – посетовал я. Ее подружка заговорила столь хриплым голосом, словно впервые закурила в детском саду и с тех пор даже во сне не расставалась с сигаретой.

– Пусть раскошеливается или проваливает.

– Слыхал? Чего тебе?

Я, не задумываясь, выпалил:

– Предметы языческого культа.

– Ха – ха – ха! – залилась смехом старшая, ~ Как же болит эта чертова мозоль, – пожаловалась она, постучав пилкой о нарост величиной с бильярдный шар. – Может, тебе томагавк сгодится? В самый раз к последнему причастию.

– С условием, что в него будет вмонтирована трубка мира. После этих слов та, что была менее задириста, вытащила

из-под прилавка длинную трубку, с помощью которой запросто могла почесать себе спину.

– На, возьми. Это все, что у нас осталось. Только тебя и ждали. Специально припрятали.

– А где же у него острие? – притворился я удивленным. —

Томагавк – и вдруг без острия?

– Знаешь что? Не выпендривайся! Для тебя и такой сойдет. Доставай франки!

Продавщица не пожелала сделать мне скидку, и мне пришлось полностью выложить сумму, указанную на этикетке. Она умудрилась так запаковать трубку, что длинный мундштук, торчавший снаружи, запросто можно было принять за приклад винтовки, в который вбивал серебряные гвозди Виннету, а меня – за его названого брата.

– Послушай, а национальный костюм оашей не хочешь купить? Я не шучу, тебе бы здорово пошло, – съязвила та, что занималась педикюром, оценивающе оглядев меня.

Я отрицательно помотал головой и сделад свой ход:

– А ну-ка встань. Дай тоже на тебя взглянуть… Знаешь, в Национальном театре просто с ног сбились в поисках статистов. Пожалуй, ты бы вполне подошла на роль Первого солдата с алебардой.

Она вперилась в меня таким взглядом, точно я был цирковой ассистенткой, в которую мечут кинжалы. И будь у нее такая возможность, она с наслаждением метнула бы в меня свою пилку.

Я не стал этого дожидаться, с покупкой под мышкой подошел к дивану и плюхнулся на него. Раскрыв газету, сделал вид, что дремлю или читаю, чертовски хотелось есть и пить. Трудолюбивый карлик с завидным упорством ковырял ямку в моем желудке. Однако я не мог покинуть наблюдательный пункт – Вольфганг Шредер сидел у себя в номере. Я справился об этом заранее по телефону и теперь ожидал, что с минуты на минуту он спустится. Я был уверен, что узнаю его.

Почти два дня, точнее, с субботнего вечера, у меня во рту не было ни крошки. Вчера я занимался отправкой на тот свет Аркадие Манафу и забыл про еду. Потом выяснял отношения с Сереной. После ее ухода и телефонного разговора с Парандэ – рэтом будто дьявол в меня вселился. Оставался последний шанс. Я не слишком хорошо разобрался в подоплеке этого дела и тем более не знал, кто за всем этим стоит. Просто мне наконец-то удалось нащупать толстую нить в запутанной кудели секретов, из которой дядюшка Манафу и его компаньон намеревались соткать для меня погребальные покровы.

Несмотря на гостиничный комфорт и даже кондиционеры, я изнывал от скуки. Мне порядком надоело рассматривать бледные лица вокруг. Я уже подумывал о том, чтобы сбегать в буфет и что-нибудь перекусить, как вдруг…

– Скажите, пожалуйста, мистер Вольфганг Шредер у себя? – полюбопытствовал позади меня мелодичный голос.

Я обернулся и вздрогнул от неожиданности. Вот уж действительно сюрприз! Голубоглазая блондинка. Как раз в моем вкусе.

Она торопливо отошла от стойки администратора, за которой двое мужчин еще довольно долго подталкивали друг друга локтями. Ручаюсь, что речь шла не о футболе. По дороге к лифту блондинка прошла довольно близко от меня. Впрочем, она не замечала никого вокруг.

От нее исходил божественный аромат. Учуяв подобное благоухание, даже паралитик потащился бы за ней. В ожидании кабины красавица нервно постукивала каблучком. Всех мужчин в холле словно по команде потянуло в номера, и они тоже поспешили к лифту.

Из открывшейся кабины выпорхнул плешивый субъект с крокодильской улыбкой, обнажавшей щербатый рот. При виде прекрасной блондинки он тотчас же вспомнил, что позабыл наверху нечто важное. Вероятно, мужскую гордость. Развернувшись на сто восемьдесят градусов и ни на секунду не теряя красавицу из виду, он вломился в открытую дверь лифта и начал раздевать блондинку глазами. Бедняжка и не подозревала, что очутится на девятом небе (чуть не сказал "месяце") в костюме Евы.

Приблизительно через четверть часа и я отправился на это (небо, населенное белокурыми ангелами. По дороге удалось: избавиться от изрядно надоевшей мне трубки, подарив ее пре – миленькому ребенку, вместе с семьей которого я воспарял к эмпиреям. Мальчик немного стеснялся, в то время как его отец, напротив, от всей души одобрял мою щедрость.

В коридоре было пусто. Я принял самую удобную позу для слежки – оперся спиной о дверь 919–го номера. Любой проходящий мимо решил бы, что я поджидаю какую-нибудь цацу, чтобы поболтать с ней.

По правде говоря, я действительно чего-то ждал, но только слишком уж долго. И как раз собирался найти себе какое-нибудь занятие – к примеру, поковырять в носу, – как вдруг увидел молодую особу. Такую можно заметить и за версту. Едва завидев меня, она начала чеканить шаг, выпячивая грудь, хотя в этом и не было особой необходимости. Если желаешь завести разговор с подобной девушкой, заходить надо сбоку или из-за спины, иначе рискуешь не просто остаться без ответа, но и с разорванной в клочья рубашкой.

Когда она подошла поближе, я жестом попросил ее остановиться и, чуть наклонившись к ней, интригующе произнес:

– Разве мимо такой девушки можно спокойно пройти? Она вылупила на меня большие, как фары, глазищи:

– Прошу прощения?

Ого! К тому же еще и англичанка!

– Спусти паруса! – посоветовал я ей.

– Пардон?

– Будет буря, мэм, – предупредил я ее как можно галантнее.

С ее стороны разумнее всего было бросить якорь. Однако она, по – видимому, решила, что у нее просто галлюцинации, и быстренько смылась, виляя задом. Чтобы разогнать скуку, я предался размышлениям о том, что вечная женственность и красота не что иное, как глупая выдумка художников и бабников. Психологи придерживаются совсем другого мнения. Я был готов и дальше размышлять на эту тему, но внезапно дверь, на которую я опирался, слегка приоткрылась.

Потеряв равновесие, я чуть было не упал. Обернулся и увидел на пороге ту самую блондинку. Она тоже растерянно смотрела на меня.

– Хэлло! – насмешливо сказал я. – Мне показалось или вы и в самом деле мисс… Серена Сариван?

Я вовремя заткнул ей рот, чтобы она с перепугу не закричала, взял ее на руки и вошел в номер, пнув ногой дверь. Та закрылась с бесшумностью молитвенника, в который тайком заглядывает поп – расстрига, терзаясь угрызениями совести. Дверцы роскошных автомобилей и номеров фешенебельных отелей обладают особым преимуществом – с какой бы силой ты ими ни хлопал, они не громыхают, как ржавый мушкет, а предоставляют тебе возможность ощущать себя джентльменом.

Я донес смертельно перепуганную Серену почти до середины комнаты. Руки и ноги у нее болтались, как у тряпичной куклы, она вся дрожала, как молодая кобылка, которая так и не успела толком разобраться: то ли ее всего – навсего подковали, то ли вдобавок отвели к жеребцу. Страх вырывался из всех ее пор.

Я вдруг обратил внимание, что мы не одни. Номер был обставлен с вызывающей роскошью. Но самой примечательной деталью интерьера оказалось кресло, которое занимал мужчина с седыми висками и остекленевшим взглядом сильно косящих глаз. Правая рука свесилась и почти касалась паласа с желтыми цветами на буром фоне, из нее выпал конверт со штампом отеля. Левой рукой он продолжал сжимать бокал, осколки которого вперемешку с кровью, как лепестки, рассыпались по красной лакированной поверхности журнального столика.

Не выпуская Серену из рук, я развернул кресло с покойником, и он уставился в стену, словно выбирая место для удара лбом. Женщину усадил в другое кресло. Она была сама кротость – настолько я ошеломил ее. Свежевыбритые щеки мертвеца оказались еще теплыми – значит, смерть наступила недавно. К запаху лосьона для бритья примешивался легкий запах горького миндаля и настойчивый – виски.

Я опустился на краешек кровати, достал сигарету и сунул в рот. Серена смотрела на меня таким испепеляющим взором, что я только чудом не обуглился. В пепел я не превратился, однако обжег пальцы о спичку, которую забыл погасить. Как только я затянулся, усердный карлик в моем желудке принялся копать с возрастающим рвением, будто кто-то подхлестывал его. Я скрестил руки на груди. Постепенно с лица Серены сошли ненависть и страх, к ней вернулось самообладание. Я глядел на нее, и сердце ныло от боли. Боль была нестерпимой, но такой долгожданной! Изнуряющей и тем более желанной. Я знавал подобные мгновения, когда страдание приносит наслаждение. Будто злой бес вселился в меня и безжалостно колотил деревянным молотком по моим ребрам. Я был подобен колоколу скорби, трезвонящему во всю мощь.

Слегка потянувшись влево, я включил радио. Передавали "Влтаву" Сметаны. Стемнело, взошла холодная луна. Равнодушно взирала она с высоты на то, что творится на бренной земле. Ночь – стая птеродактилей с волосатыми крыльями – опустилась на фиолетово – синий труп города.

Вдосталь налюбовавшись голубизной контактных линз Серены, я наконец осведомился:

– Неужели от прикосновения твоих рук все живое замирает навек?

Она поджала губы – уж очень оскорбительным показалось ей подобное предположение. Сдернула парик, и рыжая грива рассыпалась по плечам.

– Ты сильно тосковала по мне и постаралась поскорее вернуться, не так ли?

Ее красота, впрочем, как и спокойствие, казались просто бесстыдством. Она явно считала, что я придурок. На моем месте она бы…

Серена печально усмехнулась:

– А ты? Тосковал по мне?

Она скользнула на ту единственную дорожку, по которой я не собирался за ней следовать. Я вздохнул, и горе вылетело из меня в виде колечка сигаретного дыма.

– Я и теперь еще тоскую по тебе. Человек – страшное животное. Одновременно прекрасное и гнусное. Несмотря на то что у меня к тебе нет доверия ни на йоту, я хотел бы услышать, как ты раскаиваешься. Сделай милость – разыграй еще раз

спектакль. Доставь мне удовольствие: я хочу отпустить тебе грехи.

– Прости меня!

– Ты действительно нуждаешься в моем прощении?

По легкому шороху я догадался, что она вынула сигарету из пачки, оставленной мною на столе среди осколков, Я не различал очертаний ее тела, только по огоньку сигареты мог определить, где она.

Я поправил подушки на кровати и откинулся на них. Протянул было руку, чтобы зажечь настольную лампу, но раздумал – всегда легче исповедоваться в темноте. И все же оставил выключатель в ладони, чтобы иметь возможность в любую секунду зажечь свет.

– Почему ты вообразила, что я такой кретин?

– В этом виновата твоя жена.

– Значит, это она наболтала тебе про меня. Когда вы познакомились?

– Пару месяцев назад. Вместе лежали в больнице. Уж она постаралась смешать тебя с грязью. Пообщавшись с ней и с ребенком, я узнала…

– Замолчи!

– …я узнала, что ты в отчаянии, и сразу сообразила, что на все пойдешь ради денег. Когда я обдумывала эту комбинацию…

– Грязную комбинацию.

– Называй ее как угодно. С самого начала тебе предназначалась роль жертвы, и по ходу дела я была не в силах изменить твою судьбу. Как игрок ты можешь меня понять, правда?

– Ты слишком поздно начала взывать к моему разуму. Иногда я задавался вопросом – уж не Юдифь ли имя твое? Ты ни минуты не сомневалась, что имеешь дело с… олигофреном. И ошиблась. Но как игрок я действительно понимаю тебя, поэтому не стоило при моем появлении падать в обморок. Надеюсь, ты не думаешь, что я стану тебя пытать?

Она встала.

– С мужчинами всегда надо вести себя осмотрительно, чтобы не иметь нежелательных сюрпризов.

– Куда ты идешь?

– В ванную.

– Не задерживайся. Общество покойника наводит на меня тоску.

Я зажег лампу, поднял конверт со штампом отеля, валявшийся посреди комнаты, и вынул приятно шуршащий листок бумаги. Так шуршит уведомление о повышении по службе или о прибавке к зарплате. Отпечатанный на машинке текст являл собой подобное уведомление: о переводе в загробный мир.

"Мое имя – Аркадие Манафу. Мог ли я предположить, что муки совести окажутся столь нестерпимыми?.. Я постичь не думал науку смерти…"

Эпитафия была достаточно смешная и очень подходила к Аркадие Манафу, который умер как настоящий второгодник. Даже на последний в жизни экзамен бедняга явился с невыученным уроком. Серена без всякой жалости заставила его "покончить с собой", и он, как дурак, покорно исполнил указание.

Я взял сумочку рыжей бесовки и вывалил содержимое. Среди всевозможных мелочей были предметы, привлекшие мое внимание. Потом мне на глаза попался паспорт, и я открыл его. С фотографии мне улыбалась самая непорочная из женщин – прежняя Серена. Документы свидетельствовали о том, что бывшая чемпионка постоянства собирается отбыть в южные страны через Стамбул. Я подобрал все с полу и кое-как запихал в сумочку, положив сверху то, что счел наиболее важным.

Затем снова вытянулся на кровати и закурил. По радио передавали джазовую музыку, Я погасил лампу, однако выключатель из руки не выпустил.

Серена вернулась из ванной – она вновь благоухала духами. Рыжая отравительница уселась на свое прежнее место и взяла еще одну сигарету из моей пачки.

– Итак, заключаем мир?

– Пожалуй. Но прежде ты должна мне кое-что объяснить. Она заерзала.

– Что? Это тебя не устраивает?

– Вообще-то не слишком, – промямлила она.

– Естественно. Ты мало отличаешься от большинства людей. Легче понести наказание, чем объяснить, что привело к падению. Причины эти, как правило, оказываются настолько гнусными, что ставят в тупик тех, кто уже готов был тебя простить… Как давно ты стала любовницей Аркадие Манафу?

– Ну вот еще! Разве это так важно?

– Согласен, не так уж важно. Важнее выяснить, кого ты оставила следствию вместо него?

– Его брата – близнеца Иполита Манафу, в прошлом легионера. Он бежал на Запад вместе с отступавшими немцами и считался погибшим на войне. Со временем он стал крупной акулой мирового шпионажа и работал под именем Вольфганга Шредера.

– Как же тебе удалось обвести вокруг пальца этого якобы немца?

– Братья выясняли свои отношения без свидетелей.

– А ты, бедняжка, тут ни при чем. Как же ты сумела внушить Аркадие Манафу, что простаки из милиции не станут подвергать экспертизе тело Иполита и выяснять личность убитого?

Да и подсунуть чужой труп совсем не просто.

– Иполит привык к тому, что кто-то за него таскает каштаны из огня, но на сей раз решил потрудиться сам, вот и сжег себе руки. Таким образом, милиция не смогла взять у него отпечатки пальцев. Мы проделали множество махинаций, подменяли анализы крови, даже похитили медицинскую карту. Аркадие Манафу здорово поработал над подготовкой собственных похорон.

Мне припомнился финал встречи с этим исключительным идиотом. Серена провела не только тщательную психологическую подготовку, настроив меня против него, она заранее подала мне мысль, что я смогу воспользоваться ее пистолетом, и чертовски хитро подсунула его мне.

Вначале я даже не сомневался в том, что действительно совершил убийство. И только окончательно успокоившись, понял, почему не дрогнула моя рука, то есть почему я не почувствовал отдачи, хотя от такого пистолета она обязательно должна была быть.

Как эффектно разорвалось сердце в груди Аркадие Манафу! Мне подставили эту мишень весьма искусно – от нее буквально глаз нельзя было отвести. И какой элементарный трюк! Под пуловер с броской аппликацией на груди, в том месте, где находится сердце, накладывается асбестовая пластинка. На ней крепится капсюль с пороховым зарядом, который должен взорваться. Взрыв создает иллюзию пулевого ранения. Пистолет, заранее спрятанный в рукаве, извлекают в нужный момент не только для того, чтобы спровоцировать противника на выстрел в целях самообороны, но и чтобы взорвать капсюль при помощи нити, протянутой через рукав к месту будущей "раны". Под толстым пуловером можно спрятать хоть ведро краски, из которого вытечет сколько хочешь почти настоящей крови.

Если сумеешь спустить курок одновременно с выстрелом противника или секундой позже – все остальное детская игра. Нужно только эффектно умереть. В таком деле без соучастника не обойтись: он подыскивает охотника, мастерски владеющего огнестрельным оружием, сводит его с живой мишенью и, как только убийца – простофиля справится со своей ролью, незамедлительно убирает его со сцены, чтобы случайно не заглянул жертве в глаза. В том случае, если стрелявший холостыми патронами идиот вовремя не учует подвоха, он становится первым кандидатом на виселицу. Но если мозги у него в порядке, он не даст себя провести.

– Неужели ты думала, я не соображу, что мне подсунули пистолет с холостыми патронами?

– А ты только тогда меня заподозрил?

– Тогда я получил неопровержимое доказательство, что ты по горло увязла в этом грязном деле.

– Значит, давно подозревал.

– Если это тебя интересует с профессиональной точки зрения, то можешь успокоиться. Ты отличный профессионал, Серена Сариван, хотя при мысли о тебе в мою душу не раз закрадывались сомнения. В нашей неправдоподобно чистой песне любви звучали порой фальшивые нотки. Но серьезные подозрения на твой счет появились у меня в тот момент, когда ты подменила кассету, подсунув пустую. Однако я предпочел объяснить это собственной небрежностью. Потом ты очень рьяно начала намекать на причастность к этому делу Манафу. В моих глазах он тогда еще был абсолютно чист.

– Тебя начало слишком заносить в сторону. И поскольку мысли твои устремились в другом направлении, я должна была вывести тебя на Аркадие.

– Да, меня начало заносить в сторону, потому что я не мог понять, почему Манафу оставил меня в живых, если действительно он убийца Рафаэлы. Это был его главный козырь, и я исключил его из игры. Попробуй догадайся, что жизнь была мне дарована лишь затем, чтобы впоследствии выступить в более почетной роли – мнимого убийцы Аркадие Манафу. Однако это преступление следовало обставить так, чтобы на допросе я искренне признал себя виновным. Вот уж воистину дьявольский план!

Я погасил сигарету – стало совсем темно.

– Что ты предлагаешь?

– Жду твоего ответа. На сей раз предлагаешь ты, а не я.

– Ну так что, сторгуемся?

– Я весь – внимание.

Несколько секунд она размышляла и, казалось, не могла решиться.

– Фифти – фифти тебя устроит?

– Фифти – фифти от чего?

– От марок, разумеется.

– Эх, Серена, Серена, – вздохнул я. – Тебе вполне бы подошел титул мисс Прохиндейка. Неужели ты так и не уразумела, что нет никакого смысла водить меня за нос?"Вольфганг Шредер – крупная акула мирового шпионажа"… Ты поступила опрометчиво, упомянув эту подробность. Но успокойся, я и сам докопался до истины. Мне известно, по какой причине к нам пожаловал этот братец, о существовании которого все давно позабыли. Крупная акула не станет заплывать сюда из-за каких-то дурацких марок, которые, по всей вероятности, давным – давно промотал вместе со своим братцем. Что изобрела Рафаэла?

Она никак не ожидала подобного вопроса и, должно быть, оторопела. Потом пробурчала:

– Ничего! Разве Рафаэла могла что-нибудь изобрести?

В одно мгновение я спрыгнул с кровати и, хорошенько примерившись, ударил ее по лицу. Я разбил ей губу, а себе ободрал кожу о ее красивые зубки.

– Зачем ты так? – пробормотала она.

– Ну разумеется, затем, что я садист. Учти, эта пощечина всего лишь цветочки, а ягодки будут впереди. Что изобрела Рафаэла?

Она продолжала хранить молчание, и тогда я набросился на нее и начал душить…

Ожидая, пока она заговорит, я мысленно воссоздал всю эту историю.

Жил – был на свете отвратительный тип. Его жена оказалась женщиной весьма толковой и кое-что изобрела. Изобретение это, вероятно, сулило огромные деньги. Неведомым путем муж узнал об открытии и решил вместе со своей любовницей присвоить все золото. Говорят, каков мешок, такова и заплата. Любовница всегда, конечно, заплатка в сравнении с мешком, только на сей раз все вышло наоборот. Серена предпочла быть мешком, уготовив Манафу участь заплатки.

Изобретение Рафаэлы они намеревались продать за границей. Только там могли заплатить сумму, способную удовлетворить их волчий аппетит. Моральному облику нашего человека чужд "вещизм". Зачем нам такие деньги? Разве что коллекционировать купюры из любви к искусству…

Но прежде чем выехать за кордон и пользоваться там плодами чужого изобретения, нужно, во – первых, уничтожить изобретателя. Во – вторых, свалить вину на другого, то есть подставить какого-нибудь болвана, не способного доказать свое алиби, В – третьих, найти человека, с документами которого можно законно выехать из страны.

Если тебе удалось сделать все три хода, ты можешь поплевывать на остальных с высокой колокольни. Я сжимал горло этой женщины, восхищаясь про себя ее непревзойденным режиссерским талантом. Она сумела всех обвести вокруг пальца!

Убедила Манафу в том, что, совершив преступление, он сможет отвести от себя подозрения, наведя милицию на мой след. При мысли о том, что Манафу поверил, будто сумеет остаться безнаказанным, ибо в дальнейшем предполагалось лжеубийство его собственной персоны, мне хотелось смеяться. Аркадие Манафу оказался законченным идиотом, не сумевшим отделить зерна от плевел. Он умер красиво, так и не поняв, что же в самом деле произошло. Да простит его бог! А я его уже давно простил, как только понял, что он искалечил меня из ревности. Пожалуй, и я на его месте повел бы себя не лучше.

"Утку" с марками – мнимый мотив преступления – с легкостью скушали все, в том числе и я, козел отпущения. Люди в синей форме настойчиво разыскивали меня, они были твердо убеждены, что именно я лишил жизни Рафаэлу Манафу. Вскоре я подбросил им новый труп – с ним они в этот момент, несомненно, и возятся. Нечего и говорить, что милиция с нетерпением предвкушает час расплаты. К тому же я вывел из строя их человека.

Но ловкость, с которой Серена заворожила крупного шпиона, была уже колдовством чистой воды. Акулу убедили покинуть свои воды! Одно это являлось бесспорным свидетельством ценности изобретения. Иполит приехал сюда с намерением лично разделаться со своей кузиной Рафаэлой. То, что она к тому же оказалась женой его брата – близнеца, нимало не смущало его, ибо на Аркадие Манафу ему было глубоко наплевать. Эта акула и вообразить не могла, какая роль ей предназначалась. И всего-то надо было на секунду повернуться кверху брюхом, чтобы остаться так на веки вечные. Вольфганг Шредер, он же Иполит Манафу, покинул бренную землю, так и не догадавшись, что паспорт в загробный мир ему выписал собственный брат, начинающий бизнесмен.

Таковы вкратце были результаты секретной деятельности великой мастерицы грязных комбинаций. Подсыпав цианистого калия в бутылочку беспокойному младенцу Аркадие Манафу, безжалостная Серена получила право лететь, словно птичка небесная, куда ей вздумается. Она оставляла здесь три трупа и одного козла отпущения…