Текст книги "Современный румынский детектив"
Автор книги: Штефан Мариан
Соавторы: ,Дину Бэкэуану
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)
Глава IV
ПОГОНЯ ПРИ СВЕТЕ ЛУНЫ
Он прищурясь смотрел в окно.
– Легко отделались…
Я сказал:
– Важно, что отделались, не так ли,
доктор?
Ночь украсила волосы цветами чертополоха и базилика, стремясь опьянить беглецов своими чарами.
Между грядками тюльпанов по – змеиному пробирались две тени. Тень поменьше остановилась, угрожающе подняв кулак к небу..
– Потерял, что ли, узелок, дуралей? Беглый закусил губу:
– По… потерял…
– В машине забыл?
– Кажется.
– Недотепа чертов!
– Легче на поворотах, Челнок! – проговорил Профессор отчетливо. – Перебарщиваешь, нехорошо это!
– А то хорошо, что фараоны след возьмут?
– Нашел себе заботу! В худшем случае у моего братца будут неприятности.
Вор показал ему нос.
– Пустят собак и накроют нас, моргнуть не успеешь! Из травы, из-под земли достанут!
– По запаху?
– А то по чему?
Димок шагал вперед, сердито ворча себе под нос. Силе тащился следом.
– Легонько ступай, кляча! Тоже мне, Беглый!
– Я все о братане думаю, как он там?
– Ты о нас думай. С ним и так ясно, мусора доперли, что он шестерил.
– Как я мог забыть узелок? Видно, сам бог отнял у меня разум!
– Давно, растяпа, и навсегда! Тут уж ничего не поделаешь… Профессор хотел было что-то сказать, но Димок зажал ему рот рукой.
– Ша!
Он приложил ухо к земле, услышал четкий топот сапог и испуганно вскочил.
– Собаки взяли наш след!
Они наддали и растворились в ночи.
Собака рвалась с поводка. Сержант опустился на колено, изучая следы в свете карманного фонарика.
– Они.
– Какая у них фора? – спросил майор Дашку, пристально вглядываясь в темноту,
– Не больше получаса.
– Поехали!
Овраг зарос акацией. Гроздья цветов на тонких веточках, прохладные и душистые, искали их губы для поцелуя.
Силе сорвал на ходу гроздь и сжевал ее. Потом остановился и, улыбаясь, набил карманы цветами. Его глаза не могли оторваться от сероватого неба. Где-то вдали застенчиво моргал огонек…
Челнок догнал его, запыхавшись:
– Нажми, Силе!
– А что?
– Собаки!
Беглецы юркнули в молодой лесок. Под ногами трещали, ломаясь, его кости. Димок глянул на Беглого краем глаза.
– Жратвой, гляжу, разжился?
– Хочешь?
– Спрашиваешь! Давай!
– Вот так, без скатерти, без салфеток?
– Сегодня можно сделать исключение, гувернантка меня не видит…
Беглый протянул ему пригоршню цветов. Челнок скривился.
– Не нравится?
– Что я тебе, кобыла?
– Нет, ишак! Берешь или нет?
Димок перекрестился и зашагал вперед.
– Как увидишь меня на выпасе, пиши пропало, воровское сословие.
Они бежали, точно спасаясь от оводов. Издали доносился гул погони, твердой поступью приближающейся к победе. Димка охватило раздражение:
– Если на пути не будет воды, фараоны на край земли нас загонят!
– Ну да, что им какая-то речушка?
– Собак с толку собьет, кончится их власть над нами.
Вышли на проселок. Впереди заблестели рельсы железной дороги.
– Поезд идет! Ей – богу! Право держи, кляча!
– Справа станция.
– Вот и хорошо. Народу до черта, мужичье едет в гости на пасху… Давай в толпу, плевать нам теперь на псов!
При свете фонарей беглецы оглядели друг друга. На Силе оказался шикарный костюм.
Когда поезд набрал скорость, они облегченно вздохнули. В конце перрона появились преследователи.
Димок съежился.
– Майор Дашку! Цельный год меня морочил. Ох, настырный. Ты хоть плачь, а расколись.
– А чего ему надо от тебя? Вор ушел от ответа:
– Фараонские дела… – И вздохнул: – Да, этот не уснет, пока нас не захомутает.
Поезд исчез в ночи. Майор Дашку повернулся к сержанту:
– Сели? – Да.
– Вызови машину.
В коридорах и купе полно народу, все забито корзинами и флягами, как и положено в предпраздничные дни. Пахнет сдобными куличами и жареным мясом.
Димок ощупывает взглядом свертки, у бедняги слюнки текут,
– Слушай, Митря, избави тебя бог согрешить! Недоносок скорчил рожу:
– В чем это?
– Не финти…
– Обижаешь, Профессор! Что я тебе, карманник – шарить по поездам?
– А кто же?
– Для этого, что ль, прошел я школу Коливара и Таке Крика?! Отнимать котлеты у фазанов?! Срам!
– Ладно заливать…
– Я думал, ты обо мне лучшего мнения.
– Неужели?
Силе Драгу пошарил по карманам: документы, деньги, сигареты… Вор поскучнел.
– Хорошо сработал очкарик.
– И наверняка попался! Просто выть хочется!
– Ничего не попишешь…
– Видать, не зря ты меня обзываешь дурой…
Димок покачал головой:
– Да уж! А чем он заправляет?
– Кладовщик в продмаге,
– Тогда порядок. Все одно сел бы. Профессор нахмурился,
– Только вышел…
– Ботают, есть в Италии фонтан. Кто его раз увидит, железно к нему вертается. – Димок рассмеялся. – Так и с тюрягой…
Профессор достал пачку сигарет. Димок тут же протянул руку.
– Угости табачком, жмот.
Они курили, глядя в ночь. Шоссе страховало железную дорогу – бежало рядом. Фары вбивали в темноту колья света. Силе тихо спросил:
– А где милицейская машина?
– Дожидается нас на первой станции… Еще добрый час ходу… Включи свой сельсовет и скумекай, как нам сойти раньше. Стоп – кран не в счет.
В открытом купе три здоровенных горца и их смазливые, крепко сбитые женки с задами что твое мельничное колесо уписывали за обе щеки барашка, то и дело прикладываясь к бутыли с вином.
Вор проглотил слюну.
– Неужто и на том свете так будет? – Он сплюнул с отвращением: – Вечный огонь вам уготован, грешники! Оскоромились на Страстной неделе…
Никто его не услышал. Чабаны все чаще прикладывались к бутыли, похваливая свои яства.
– Если они посмеют осквернить муки Спасителя чоканьем крашеных яиц, я им в глотки вцеплюсь, – кипел недомерок.
– Вот не знал, что ты верующий, Митря!
– Голод гложет!
– У меня осталась еще акация… – И Силе замолчал, увидев, что лицо вора осветилось какой-то мыслью.
– Челнок!
– Отстань!
– Сейчас не до глупостей. Ты что задумал?
– Не красней, аки невеста, простак. Стой и смотри. Димок взял у Силе пачку сигарет и встал в дверях купе.
– Битте шён…
Он знаками просил прикурить. Караси немедля заглотали крючок:
– Германски? – Я, я…
Мужчины наперебой кинулись к нему со спичками, как истинные румыны, с открытой душой. Хитрец не скупясь раздавал улыбки.
– Альзо, вассер? – Он ткнул пальцем во флягу. Чабаны зачесали затылки.
– Что он сказал?
– Шут его знает. Да ему пить хочется, люди добрые. Марин, дайкась кружку.
Димок понюхал вино, пригубил с видом знатока и степенно выпил.
– Зер гут!
– Гляди – кась, пондравилось! Пондравилось, слышь? Вынай, бабы, харч, а то немчура нас скрягами ославит.
Силе шнырял около двери, авось удастся присоседиться. Но Челнок не замечал его: целовался с мужиками, щипал баб, пышущих здоровьем и чистотой. На чабанах были рубахи, выполосканные в сыворотке, на их женах – юбки в сборку, вываренные в базилике. Недоносок, сожрав пару цыплят и кило баранины, во всю глотку орал песни, непостижимым образом связывая десяток знакомых ему немецких слов. Крестьяне перешептывались:
– Вот и славно, будет что рассказать в Неметчине…
– Пусть и там узнают, что мы за народ! Наливай, Санду, наливай. Доставай, баба, еще барашка…
Светопреставление! Недоносок закладывал в себя еду, как в барабан молотилки. Силе терпел, ругаясь сквозь зубы. Внезапно поезд остановился. Кто-то опустил окно. – Станция?
– Нет, семафор.
По знаку Силе Димок поднялся. В дверях он сказал:
– Что ж вы, сирые мои, не поднесли вперед стаканчик сливянки для аппетиту?
Чабаны разинули рты. Пока они приходили в себя, беглецы спрыгнули с поезда и растворились в ночи.
Глава V
ОГРАБЛЕННЫЙ ВОР
Да, согласен, это случайность, но, с твоего разрешения, неприятная.
Подложив охапки полыни под голову, беглецы погрузились в сочную мамалыгу сна. Лес охранял их покой, наполняя воздух запахами пажитника и сырой зелени. Шелест листвы струил сладость, теплый ветерок топотал бархатными ножками. Восход набирал силу, забрасывая на горизонте свои белые шелковые невода.
Беглый очумело огляделся. Димок скинул на ночь башмаки, и его заскорузлые ноги отравляли чистый воздух. Он крепко спал с полуоткрытым ртом, щеки ритмично раздувались, сизый шрам готов был лопнуть.
Силе вошел в лес. Он впитывал всей грудью дыханье цветов, запах прели, прохладу горных вершин. Глаз не хватало обнять такую красоту– собрать бы ее руками, прижать к себе. Он повалился в траву, принялся целовать ее.
– Что с тобой, паря? Рехнулся, что ли? Димок смотрел на него, часто мигая.
– Ушли! Мы на воле! Свободны! Эхо поймало слово и повторило:
– Свободны! Свободны!
– Если уж они нас не догнали, пока мы спали…
Только теперь до вора дошло. Он подскочил и пустился в дикий пляс, вскидывая ноги выше головы.
– Мы их обвели вокруг пальца, аки сосунков!
– Точно?
– Точно, дя Силе, будь ты трижды счастлив!
Они танцевали с деревьями, обнимались, смеялись. Голое по пояс солнце плескалось в синеве небес.
Лежа на траве с соломинкой в зубах, Димок прислушивался к шепоту ветра. Профессор смотрел вдаль. Время тянулось медленно, опьяненное обилием света.
– Видать, выгорело, дя Беглый, выгорело! Сам черт тебе не брат, паря!
– Брось прибедняться!
– Кабы не поезд, хана бы нам! Я было совсем скис… Профессор вспомнил:
– Слушай, сквалыжник, а в поезде-то? Забыл обо мне, перестал узнавать! Тоже мне, побратим…
– Я думал, ты пост блюдешь.
– Ты чего?
– Или записался в эти, как их, сыроеды… – Челнок рассмеялся: – Ничего не попишешь, патретом ты не вышел в немца, тут же засыпался бы.
– Зато ты вышел! Удивляюсь, как эти мужланы не сообразили, ведь от шрама за версту пахнет каторгой. Кто тебя пописал?
– Так,, Один…
– Давнишняя работа?
Вор улыбнулся своим мыслям и покачал головой.
– Как годы летят, братец ты мой! Кажется, вчера был я ростом с вершок. Протягиваю руку и глажу Малыша по головке…
– А тем временем вымахал в настоящего верзилу.
Димок всматривался в гущу леса. Но глаза его видели другое. Длинный саманный барак на окраине, уличную грязь, пропахшую цуйкой корчму Драгомира… Тот водил компанию со старьевщиком и, когда у бедолаг не на что было выпить, брал вещами. Бабы подглядывали за своими благоверными из окон, посылали за ними детишек. То и дело на пустыре слышались вопли: "На помощь, люди добрые, убьет до смерти!"Но пока пьянчуга не отделывал жену до кондиции, никто и не думал заступиться. Бабье посмеивалось из-за заборов, радуясь развлечению… На углу дарила лету тень акация, Да и та пошла Драгомиру на цуйку…
Когда вор заговорил, Силе взглянул на него удивленно: в голосе слышалась незнакомая жесткость.
– Зачат я по пьянке. С трех лет меня поили, чтобы усыпить. Я валился как сноп, а они ржали, брат Георгии рассказывал. Пили с утра до вечера и дрались. Я все понимал. Напротив нас был трактир, и я подглядывал. Сеструха там трудилась. Предки зазывали, с того и пили.
– Ну и ну!
– Паршивые дела. Во втором классе завязал с учебой. Кидал бабки, шесте рил. Пунктик имел: поливать ноги стоящим в очередях. Тетки меня облаивали почем зря. Били. Ух и били же… как говорится, аки всю деревню с попом в придачу. А в исправительной…
– Там школу прошел?
– Не то слово, академиком стал, дорогуша! В сорок четвертом батю накололи, мать попала под бомбежку, сеструха по больницам. Круглый сирота…
– Тяжко.
– Взял меня в ученье Кутья, тот, что чистил Липсканы.
– Волчья Пасть?
– Он самый. Класс! Тогда-то меня и пописали. – Он потрогал шрам. – Дружок Закусь на балу в" Ромео". Что твой Техас! Всю танцплощадку положили втроем: я, Миля да Жора Косточка. Подцепили меня комиссары – и с ходу в исправительную.
– Сколько ж тебе было?
– Лет четырнадцать. Злющий кобелек! Дела давние, черт знает, что на меня сегодня нашло, разболтался.
– Давай уж.
Челнок присел, подперев кулаком подбородок.
– Знаешь, как меня прозвали? Малый, да удалый. Бывало, рвут на мне мясо, на раскаленные угли ложат, а я ни – ни. Просто так, из гонору.
– Да ну?
– Не веришь? – Челнок пожал плечами. Зажег спичку и поднес пламя к ладони: – Гляди, Фома неверующий!
– Ты что?!
Кожа зашипела. Челнок спокойно улыбался, глаза его вызывающе блестели. Силе растерялся: – Иисусе Христе! Спичка догорела. Челнок зажег другую.
– Вкусите второе блюдо!
Пришлось ударить его по руке и отнять коробок. – Ясно. У тебя не все дома. – Силе осмотрел ожог. – Не больно?
– Больно.
– Так зачем?
– Вся штука в том, чтобы начало перетерпеть. Я умею. Потом вроде как дурь в голову ударит: прет изнутри тепло и начинает ндравиться… А как пондравилось – все! Режь на куски, соли, рви ногти – а мне хорошо! Братва в исправительной решила, что я с нечистым связался.
– Так оно и есть!
Челнок смотрел ему прямо в глаза, улыбаясь. И эта улыбка настораживала Профессора…
– Искупаемся, что ли, Митря!
– Ша! Если помоюсь, потеряю в весе.
– Да ладно, без мыла ведь. Пруд – вот он.
– На десяток гвоздиков – кто окунется первым? – Идет.
Они разделись под кустом. Димок был худ донельзя, ребра можно было пересчитать. В плечах узок, грудь впалая, несколько следов ножевых ран.
– Полюбуйся, фигура первого любовника!
– Не ту профессию выбрал, тебе бы в кино сниматься. Недоносок прищурился:
– А я почище актера… Когда-нибудь расскажу, как смылся из исправительной. Эти киношники против меня – недоросли! Поучиться бы им у бати!
Они поплыли наперегонки к середине пруда. Димок несся над водой как стрела.
– Догоняй, кляча!
– Ну и мастак! Все-то ты умеешь.
Димок набрал воды в рот и выстрелил тонкой струйкой Профессору в глаза.
– Угомонись, чумной!
Они ныряли, брызгали друг в друга, забыв обо всем на свете. Солнце спешило к горизонту, таща за руку утомившуюся тень. Багряное зарево подожгло камыши.
– Жрать хочется, Митря, как из пушки. Аж круги перед глазами.
– А вон акация, видишь?
– Смеешься, гад? Прошлой ночью разорил чабанов, как в тебя влезло столько… Мог бы и в карман сунуть кусок, не убавилось бы,
– Тоись, люди меня пригласили к столу, а я – клади в суму для дуры? Со стыда сгоришь!
– Я и забыл, что ты стыдлив…
– Красна девица, Профессор!
Они вышли на берег. Вечерняя прохлада липла к мокрым телам. На Димке были сиротские сподники, на вершок пониже колен. Он прыгал на одной ноге, чтобы вытряхнуть воду из уха.
– Кинь мне рубашку, дя Силе, а то пробирает.
– Куда ты ее положил?
– Рядом с твоей. Профессор огляделся.
– Нет ничего.
– Поищи в кустах.
Они обыскали весь берег – одежда исчезла.
Димок последними словами облаивал воровское сословие.
– Стрелять их мало, честное слово!
– Точно!
– К стенке! Ликвидировать как класс! Как это так, оставить человека голым в пустыне?
Беглый пошутил горько:
– Тебе хоть сподники оставили.
Но вор продолжал стенать, сыпать цыганскими проклятьями.
– Что толку расстраиваться? – попробовал успокоить его Профессор.
– Нашли кого обчистить – нас!
– Они – тебя, ты – других… Такова жизнь. Димок бегал взад – вперед, обхватив себя руками.
– Слушай, у тебя и казна небось была.
– Была.
– Много?
– Тысяча восемьсот.
– Черт! Покарай их бог и Пресвятая дева!
– Хуже то, что я лишился документов. Не успеешь моргнуть – попадемся.
Челнок продрог основательно.
– Так мне и надо, раз пошел в поводу у фрайеров! Сдалось мне это купанье… – шипел он, кусая губы.
– Я подумал, что тебе не помешает.
– Подумал! Думать надо было, что мимо пройдет какой-нибудь ворюга и оставит меня в чем мать родила.
Профессор улыбнулся.
– Извини, но ты же сказал, что сам понесешь знамя…
– Смеешься, да?
Кожа у Димка стала гусиной, он дрожал от холода и злости.
На поверхности пруда появились лягушки. Они квакали, дергая вечер за полу. Димок стал швырять в них комьями глины.
– А ну, пошли, наквакаете!
Силе дал ему отвести душу. Он смотрел на таинственно темнеющий лес, на первые звезды. Большая Медведица шагала по небу, оставляя глубокие следы.
Димок вздохнул.
– Что дальше?
– Скажи ты, на тебе больше одежды.
– Давай выйдем на дорогу. Авось встретим кого.
– Ну и что?
– Раздену до нитки. Пусть загорает… Беглый покачал головой:
– Нехорошо, Митря! Узнают крестьяне – пойдут на нас с вилами. – И добавил с расстановкой: – Кроме того, запомни, пока ты со мной, никого и ничего не тронешь!
Вор с омерзением замахал руками:
– Погляжу я на тебя ночью.
– Пойдем в лес. Листья, то да се, приютимся как-нибудь.
– Это ты вычитал в жизнеописании святых? Иди куда подальше!
Димок влез на пригорок и внимательно осмотрел округу.
– А ну, ходи сюда, дура. Видишь белые пятна на краю оврага?
– Вижу.
– Что бы это могло быть? Профессор приподнялся на цыпочки.
– Белье сушится.
– Порядок, братец. Оно досохнет на нас..>
– Побойся бога, Димок. Это цыганское, вон шатер.
– Было цыганское!
Димок стал по – воровски подбираться к белью. Силе шел следом,
– Челнок!
– Будь здоров!
– Не серди меня, Митря! Когда я взял тебя с собой…
– Ты меня взял одетым!
– Дружба врозь!
Последние метры вор прополз на четвереньках. Он приглядел для себя расшитую рубаху, наброшенную на куст. Это была роковая ошибка. Возьми он другую, поближе, может, и преуспел бы. Раздался гортанный крик, из шатра высыпали цыгане с ножами на изготовку.
– Беги, братец, пропали!
Они рванули что было силы. Разъяренные цыгане наступали им на пятки.
– Гони, кляча!
– Я тебя предупреждал, Митря!
– Молчи и гони! Настигнут нас арапы – конец! Котлету сделают!
Преследователи были все ближе. Цыганки визжали как ужаленные. На повороте дороги появились вооруженные топорами мужчины. Димок сориентировался молниеносно:
– Левей!
Единственным спасением было вонючее болотце в долине. Вор залез по пояс в воду, но спрятаться в камышах было трудно.
– Лезь скорее, дя Силе! Ты же любишь купаться… Цыгане окружили болотце и честили их почем зря:
– Хоть бы вы сгорели, недоделанные!
– Разрази вас гром, мать вашу так! Слямзить надумали! Хватай, братва, камни!
И они начали кидать комья сухой глины, твердые что твои камни.
Челнок попытался укрыться за спиной Беглого.
– Эти шутить не любят!
Профессора задели по лицу, его глаза сверкали гневом.
– Заткнись!
– А если…
Беглый так глянул на него, что вор умолк. Толпа все росла, подоспели детишки. Они размахивали факелами и пронзительно орали:
– Вылезайте, голодранцы! Покажите свои патреты!
– Нет куражу, ась?
– Поганцы!
Из болота шло зловонье, вдобавок накинулось комарье. Димок рвал себе кожу ногтями.
– Это ничего… Пока они не полезли за нами, еще ничего…
– Дай тебе всевышний только такого" ничего"! Ты – дурное предзнаменование, а не человек!
По стоячей воде с трудом скользил челн луны. Димок сплюнул в сердцах:
– Сука! Вечно приносит мне несчастье!
С берега раздался глухой голос, ругающий цыган:
– Че вы меня подводите, бесноватые? Че не поделили с румынами?
Это был великан в бархатных штанах с медными бляшками и цветастой кофте, перепоясанной широким кожаным ремнем с серебряной чеканкой. У Силе отлегло от сердца:
– Булибаша!
– Всевышний его привел!
Цыганки завизжали на высокой ноте. Булибаша полоснул прутиком по сапогу:
– Заткнитесь! Подберите щенков и пошли прочь! Цыгане исчезли, будто их и не было. Булибаша подал беглецам знак:
– Пожалуйте, люди добрые, побеседуем.
Они вылезли мокрые, покрытые илом, в комариных укусах. Булибаша вывел их на дорогу и крикнул:
– Сюда, братва!
Их окружила толпа цыган, вертящих над головами палки.
Глава VI
КАИАФА
– Как же ты догадался?
– Я почувствовал неестественностъ, он
был слишком многословен…
Языки пламени ласкали бедра чугунка. Мамалыжный пар поднимался медленно, разжигая аппетит. Костер освещал высеченные в граните ночи статуи с черными, глубокими, непроницаемыми глазами. Возле шатров женщины прогуливали свои пушистые юбки, золото в их волосах блестело тайным призывом.
Булибаша объяснил загадку исчезнувшей одежды.
– Это дело рук Митрия, рыбхозного сторожа. Как поймает осквернителей пруда, так уносит их пожитки. А прибегут нагишом в село – возвращает. Заскок у человека…
Димку досталась белая, Силе– байковая расшитая рубаха, К ним цыгане добавили по паре потрепанных штанов. Лежа у костра, они слушали танану. Мелодия будоражила сердца кочевников, разжигала кровь.
Беглый улыбался воспоминаниям. В детстве он ездил на каникулы в деревню, к бабушке. Однажды у околицы появились цыгане – лудильщики: крытая рогожей телега и четырнадцать человеческих душ. Босые пацанята в штанишках с лямкой сверкали голыми пупками. А Силе в матросском костюмчике завороженно смотрел на работу лудильщиков. Как-то вечером они приготовили борщ, пригласили и его. Мать застала его дующим на ложку и уволокла домой. "Не смей, уши оборву, они дохлятину едят!"
Это была неправда. Он своими глазами видел, как свернули шею курице. С тех пор прошло 35 лет, но такого вкусного борща ему не пришлось больше отведать….
Даже звезды прикорнули.
Булибаша набил табаком трубку, прикурил от уголька и знаком пригласил их следовать за ним. Они сели, опустив ноги в придорожную канаву.
Вожак сверлил их взглядом:
– Когда бежали?
Димок лишился речи. Силе изменился в лице.
– То есть… как?
– Матерью клянусь, что вы ховаетесь!
Димок сыпал клятвами, готов был бить поклоны. Но Булибаша остановил его.
– Катитесь, братцы! Мы кочевые цыгане, осложнения нам ни к чему…
Утро омывало траву росой, нежный свет укладывал тьму на межах.
Беглецы вышли на шоссе. Непривычные к ходьбе босиком, они вышагивали, что твои аисты, по острому щебню.
Димок узрел маковку церкви, возвышающуюся над кронами деревьев, и сказал:
– А ладно ли получится, дя Беглый? Как бы подозрения не вызвать… Видишь, Булибаша сразу разнюхал.
– Потому что у тебя глаза сводника, Митря. Не впервой говорю тебе это.
– Так выколи их!
Он шагал огорченный, руки в брюки. Силе остановился в нерешительности.
– Верно говоришь, без документов недели не продержимся.
– А не приди мы за одежкой, опять заподозрят. Куда ни кинь, все одно клин. Давай бросим монетку!
Он обломил две палочки, короткую и длинную, и прикрыл их ладонью.
– Длинная – пробуем, короткая – налево кругом. Тяни! Силе вытащил длинную. Димок вздохнул:
– То-то! Пошли!
– Будь начеку, ни единого слова, слышишь?! Как открыл рот…
– Так тюрягой и несет. Понял, дядя.
– Главное, не улыбайся! Не показывай зубы.
– На них что – написано" вор"?
– Написано, Димок. На выбитом… Димку стало не по себе.
– А что, если подождать тебя тута?
– Брось.
Деревня обняла дорогу, расстелила по обочинам ковры нарциссов и незабудок, поставила цветущие абрикосы и белолицые дома с голубыми глазами – окнами. Роса слезилась на пышной подзаборной крапиве. Хозяйки вытаскивали постели на крыльцо, мужики возились в конюшнях. Острый запах выгребаемого навоза дополнял утреннюю свежесть.
Перед сельсоветом иссохший – одни узлы – старик терпеливо и заботливо, не оставляя ни единого окурка между камнями, подметал улицу. На нем была заношенная шапка, застегнутая доверху полотняная рубаха, грубошерстная жилетка и залатанные сзади шерстяные шаровары.
– Доброе утро, дед!
Тот приставил ладонь к уху:
– Ась?
– Доброе утро, повторил Профессор несколько громче.
– Доброе!
Дед говорил с хрипотцой. Слова заглушались непрерывным астматическим хрипением.
– Что ты тут делаешь? – Ась?
– Что ты тут делаешь! Дед опять взялся за метлу.
– Щекочу камни!
Димок прыснул со смеху. Профессор спросил, срываясь на крик:
– Есть кто в совете?
Дед присел на скамейку, сооруженную под забором, развернул платок величиной с простыню, вытер лоб, затем заросшие щетиной щеки, затем нос.
– Как не быть? Все до единого: и председатель, и агроном, и…
– Так закрыто же!
– Ась?
– Замок висит!
– Дак трудятся добрые люди. Уж дважды музыкантов меняли…
Димок прислушался. Из дома доносились пиликанье скрипки, свист, голоса. Через черный ход непрерывным потоком несли отборные яства: барашков на вертеле, пироги, фляги с вином. Шел пир горой.
– Чокаются с ахтерами, бо вчерась был тиатр…
– А тебя не пригласили? – Ась?
– Не звали?
– Как же, звали…
– Так чего стоишь на улице?
Дед достал потертую пачку сигарет, выбрал одну и послюнил.
– Звали отгонять от окон народ. Дурачье необразованное… Замест того, чтобы радоваться, раз господа артисты оказали им честь, ругают председателя, что пропивает кооперативное добро.
– А он-таки пропивает? – Ась?
– Пропивает?
– Избави боже, возами тянет.
Беглый просветлел. Ему нравился дед. А тот курил, изучая их из-под бровей.
– А вы к нам по какому делу? Профессор рассказал об их беде, добавив:
– Мы собиратели фольклора… – Ась?
– Песни собираем, пословицы…
– Ежели только это, то ничего. А те, что до вас, иконами разжились, церковь пустую оставили. – Он выпустил дым через нос, медленно, со смаком. – Дак придется маленько подождать, покамест не придет Митрий, полевой сторож.
– Подождем.
Они сели на скамейку. Дед протянул пачку сигарет. Челнок вытащил одну, увидел, что это" Национальные", и положил обратно.
– Не нравятся, парень?
Вор улыбнулся по – жеребячьему, косо, чтобы не выдать отсутствие зуба.
– Не очень…
– А какие ж ты куришь?"Снагов", "Амирал"…
Старик вытащил другой платок, с узлом, развязал его не спеша и протянул вору монету в 25 банов.
– Получи, сынок, разницу, чтоб не оказаться в убытке. Силе посмеивался. Димок чуть было не отбрил деда на воровском жаргоне – едва сдержался,
– Вот – вот ужо придет Митрий-то. – Старик хмыкнул. – Стало быть, он подумал, что вы родня председателю, раз спер одеж – ДУ-
– А что у них? – Ась?
– Чем не угодил ему председатель?
– Война у них! С осени судятся… хочет доказать свою правоту. Как вы считаете?
– Кто его знает… – Ась?
– Не знаю, деда!
– Верно, неоткуда вам знать. – Дед уселся поудобнее, – Все заварилось из-за повозки кукурузы, что Митрий увез с кооперативного поля. Только въехал он в село, откуда не возьмись– председатель. Ты, говорит, вор. А сторож несогласный. Чуть не подрались. Дальше – больше, дошли люди до суда. – Дед посмотрел на беглецов ясным взглядом. – Вы как полагаете? Кто выиграет?
– Как тебе сказать, раз попался с поличным… – Ась?
– Это называется кражей общественной собственности.
– А он говорит – нет. Всем доказывает, что имеет на руках доказательство.
– Какое доказательство?
– Уездную газету. Там, люди добрые, черным по белому напечатано, что наши собрали весь урожай к первому октября…
– Ну и хорошо.
– Так-то оно так, а только Митрий загрузил повозку пятнадцатого, две недели спустя… Тоись негде ему было красть.
– Ишь, чертяка! – удивился Димок.
– Зараз в Бухаресте судятся. Вы как считаете?
– Мне кажется, полевой сторож умышленно добился суда, – заметил Профессор.
– Я тоже так думаю. – Дед вздохнул. – Правда – она завсегда как шило из мешка, Пущай отвечает тот, кто начальству набрехал!
– А если у него рука… – усомнился Челнок.
– Есть рука. Двоюродный брат в прокуратуре.
– Ну, все ясно!
– Им сейчас тоже занялись…
В доме зашумели. Тяжелые сапоги отстукивали пляс, музыканты рвали струны своих инструментов… Дед вздохнул и взялся за метлу.
Димок заерзал беспокойно:
– Что-то долго ждем… – Ась?
– Задерживается сторож!
– Придет, обязательно придет! Потерпите. Вот – вот явится… По дороге потянулись сельчане. Здороваясь с дедом, бросали недоуменные взгляды на чудно одетых незнакомцев.
Дед остановил прохожего:
– Что ж ты, Илья, не пришел вчерась поглядеть ахтеров?
– Ну их к богу в рай! Тот раз обмишурили, хватит!
– Ты на мельницу?
– Ага.
– Встретишь Митрия Киперь, скажи, пущай поспешает сюда. Тут товарищи по делу его дожидаются.
Крестьянин еще раз глянул на незнакомцев и пошел своей дорогой. Силе повернулся к старику.
– А ты был на вчерашнем представлении?
– Был.
– И понравилось?
Дед обнажил зубы. Он отставил метлу и вытащил сигареты.
– Понравилось. Как не понравиться, ежели по десять леев с носа. Должны были начать в три, да пока стучали поленом в ворота, чтобы согнать людей, да пока красила губы жинка председателя – она у нас как-никак барыня, – солнце зашло. Господи, а как задули в свои трубы четыре паршивца, да так громко, моя старуха испугалась – и ходу оттеда. А мордоворот, что колотил в барабан, видит– не разобьешь никак, бросил его и ну сшибать ведерные крышки…
– Музыкальный спектакль, – улыбнулся Профессор.
– Ась?
– Музыкальный спектакль!
– Так и на двери написано было… Ну, Митрий Киперь и говорит главному ихнему: "Милок, палочкой ты с ними не управишься, возьми-ка лучше дубину!"
– Тот, что спер нашу робу? – вскинулся Димок. – Ась?
Беглый остановил его взглядом.
– Ничего, дед, валяй дальше.
– Ну вот, вышла девка с волосами как радуга, тигровой шкурой чуток прикрыта. Митрий Киперь и тут не смолчи: "Эй, молодка, сколько леев сжирает эта тигра?"А сыну своему велит: "Неча зенки лупить на бабу растелешенную!"Пела она, пела, йокудова у нас рты от зевоты не свело, потом настал черед шутника веселить народ. Жевал он свои шутки цельный час, наши деды как захрапят – уж никто боле спать не мог…
– Как его звать? – Ась?
– Как его имя? Дед пожал плечами.
– А кто его знает! Небось перед постом только от сиськи отняли.
Димок потерял терпение. Он ерзал, не отрывая глаз от шоссе. Силе веселился от души.
– Ну, дед, ты и мастак рассказывать! Обязательно запишу…
– Знаю я и другие стихи и поговорки, но никто их не слышал из-за двери…
– Как это?
Дед вытер платком волосы под шапкой и снова закурил.
– Нас двое на селе грамотеев, я да Вэрзару, счетовод. Оба мы сидим в канцелярии, интелихенция, значит… Стол Вэрзару посреди, а мой – за дверью. Как приедет кто из города – вроде вас, к примеру, – собирать фольклор, председатель за нами идет. Увидит Вэрзару и зовет его… И так вот года три…
– Надо было вам поменяться местами. – Ась?
– Поменяться местами! – Мы и поменялись.
– Ну и?..
– С месяц назад приходит опять председатель и говорит "Тебя, который спереди, я все время вызывал. Теперь выходи тот, что за дверью".
– Значит, опять Вэрзару… Не везет тебе, дед.
– Так и племянник председателя сказал.
– Какой племянник? – Ась?
– Какой племянник?
– Вэрзару…
Профессор смеялся от всей души.
– Не тужи, дед, отныне пойдешь в гору. Только о тебе и буду писать.
– Мотри, парень, как бы не обидеть председателя, тем паче он меня в должности повысил…
– Да что ты!
– Да. Отнял у меня ручку и вручил метлу. Силе заметил, что терпение Димка иссякло.
– Что такое, Челнок?
Малый прошептал, глядя на деда:
– Не нравится мне старый хрыч!
– А кто тебе нравится?
– Никто. Но этот всех меньше! Затягивает разговор, будто поджидает кого… Спорю, у него сельсовет работает получше нашего!
– У деда?
– Вот те слово!
– Да брось!
– Слушай меня! Скажи ему, что уходим, но скажи шепотом.
Они встали. Силе повернулся спиной к деду и сказал тихо:
– Что-то не видно сторожа.
– Да придет он, придет… Значит, старик вовсе не глухой! В глазах вора загорелась тревога.
– А может, уже пришел. Пошлю-ка я кого-нибудь за ним…
– Не надо, мы зайдем попозже. – Ась?
– Понял, дуралей? Дернули!
– Да обождите, люди добрые, обождите еще чуток…
Димок осмотрелся. По саду, прилегающему к сельсовету, шли, крадучись, два милиционера с винтовками наперевес,
