Текст книги "Салтыков. Семи царей слуга"
Автор книги: Сергей Мосияш
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)
Получив столь обстоятельный план действий из Петербурга, Фермор дал его для ознакомления Салтыкову.
– Ну и как вы находите, Петр Семенович, сию канцелярскую сказку?
– Нахожу, мягко говоря, не очень разумной. Если мы так разбросаем армию, Фридрих перебьет нас по частям.
– И что же мне делать?
– Как что? Не исполнять.
– И пойти вслед за Апраксиным. Так?
– Зачем? Надо убедить Конференцию в пагубности такого плана и предложить свой. В конце концов, там есть и военные, тот же фельдмаршал Бутурлин Александр Борисович. Он-то поймет, поди.
– Эх, лыко-мочало, начинай сначала. Апраксину руки вязали, теперь за меня принялись, – вздыхал Фермор, берясь за перо.
Однако, как и советовал Салтыков, обстоятельно и обоснованно опроверг предлагаемый Конференцией план, предложив свои соображения и потребовав присылки Обсервационного корпуса Захара Чернышева и побольше шуваловских пушек «единорогов», являвшихся в то время секретным оружием.
Двадцатого марта главнокомандующий наконец собрал военный совет, на котором ознакомил генералов с пожеланиями Конференции. Особое оживление на совете вызвало сообщение о том, что Петербург и Вена договорились объединить свои армии для «удушения прусского злодея».
Вена твердо обещала, что, как только Фридрих двинется навстречу русской армии, австрийский фельдмаршал Даун пойдет по его пятам и соединится с Фермером.
– Это было бы прекрасно, граф Даун в прошлом году наголову разбил Фридриха при Колине, – сказал Фермор. – И его соединение с нами грозит прусскому королю конфузней. Наверняка он не забыл колинского урока.
– Но надо же и нам действовать, – сказал Румянцев. – Не ждать же колинского героя. Еще придет ли он?
– Придет, куда он денется. И мы ж действуем, вон генерал Штофельн занял Мариенвердер, Грауниц, Кульм, Торн.
– Но это все правобережье Вислы. Надо идти к Варте. По данным разведки, Фридрих сейчас в Моравии, – сказал Румянцев. – Если б до его прихода удалось захватить Кюстрин, дорога на Берлин была бы открыта.
– Не горячитесь, Петр Александрович, – молвил, улыбаясь, Фермор. – Вам будет нелегкая, но важная задача, выйти к Шведту и захватить мост через Одер. Если не удастся его удержать, взорвите или сожгите. За Кюстрин король будет драться как лев, он понимает его важность. Вот Кольберг на Балтике мы можем взять, это б улучшило снабжение армии по морю. Генерал Пальменбах?
– Я слушаю, ваше превосходительство, – приподнялся со скамьи генерал.
– Вам я придаю шесть тысяч, и вы идете к Кольбергу. Возьмете тридцать пушек и артиллериста полковника Фелькерзама с командой, саперный отряд полковника Эттингера, пехотного командира бригадира Берга и кавалеристов майора Вермилена. Я думаю, вам достанет этих сил.
– Как я понял, Видим Вилимович, раз будут саперы, значит, осада? – спросил Пальменбах.
– Да, вы правильно поняли, генерал.
– В таком случае, ваше превосходительство, отпустите со мной полковника Пейтлинга, отлично знающего осадное дело, и барона Лабоди.
– Хорошо, берите Пейтлинга и Лабоди.
Румянцев, сидевший возле Салтыкова, хмыкнув, шепнул ему на ухо:
– Обрати внимание, Петр Семенович, сплошные немцы брошены на Кольберг.
– Лишь бы взяли, Петя, – покосился на тезку Салтыков. – А там будь они хучь неграми.
Фридрих II был обеспокоен столь скорым возвращением русской армии в Восточную Пруссию. Ждал их к лету, явились в январе. И уже объявили своей провинцией его вчерашние земли.
– Экие прыткие, – говорил он маршалу Кейту. – Если у них дальше так пойдет, они у меня и Померанию оттяпают.
Разведка у Фридриха была, пожалуй, лучшая в Европе, и даже некоторые немцы, служившие в России, не считали зазорным доставлять королю массу ценных сведений. Что говорить о немцах, когда сам наследник русского, престола искал всякую возможность сделать приятное своему кумиру.
Так что очень скоро Фридрих получил и подробный отчет о военном совете, проведенном Фермором, и его решениях. И стал принимать меры.
Он тут же отправил приказ командиру корпуса Дону, осаждавшему шведов в Штральзунде: «Оставьте Штральзунд и, соединившись с Левальдом, скорым маршем следуйте к Шведту. Оттуда отправьте отряд Каница через Кюстрин к Ландсбергу. Русские нацеливаются на Шведт и Кюстрин. За Кюстрин сниму головы, стойте насмерть».
– Послушайте, Джемс, – обратился Фридрих к маршалу Кейту, – что собой представляют русские солдаты? Вы же служили в России и знаете их.
– Да, знаю, ваше величество. Русские солдаты очень стойкие и храбрые воины. Одно худо, с офицерами им не везет.
– Зато нам хорошо от этого.
– Посудите сами, ваше величество, Апраксин в прошлом году разбил Левальда, что он должен был делать после этого?
– Гнать и добивать.
– Вот именно. А он отправился в другую сторону устраиваться на зимние квартиры, хотя, я уверен, даже солдаты рвались догонять Левальда. Сам того не желая, Апраксин сыграл нам на руку. В Петербурге разобрались и быстро отстранили его от командования.
– А что этот генерал-аншеф Фермор из себя представляет?
– Как говорят русские: хрен редьки не слаще. Не думаю, что он лучше Апраксина.
– Нам-то это и дай бог.
– Но при его армии есть тоже генерал-аншеф Салтыков, я хорошо его знаю, даже был с ним дружен когда-то. И ожидал, что назначат его. Не назначили. Тем хуже для них.
– Вы считаете, что Салтыков сильнее Фермера?
– Вне всякого сомнения, ваше величество.
– Отчего ж тогда его не назначили?
– Он слишком прост, не умеет разметать хвостом пыль у трона, лебезить перед высшими. А это не всем нравится, а точнее, при дворе всем не нравится. А Фермор франт, изящен, угодлив, устраивает всех.
– Ну что ж, дай бог, чтоб подольше командовал этот угодник и франт.
– Это отчасти зависит и от вас, ваше величество.
– Как? Почему?
– Ну как? Если вы его разобьете, а я, например, в этом не сомневаюсь, ему тут же начнут искать замену. И уж наверняка назначат Салтыкова. Вы, Кейт, говорили, что были дружны с ним?
– Да. А что?
– Подумайте, как его можно опорочить перед Петербургским двором.
– Но чем? Как?
– Скажем, связью с противником.
– С каким противником?
– Я считал вас умнее, Джемс. С вами, разумеется.
– Вы мне предлагаете, чтобы я…
– Я вам не предлагаю, маршал, я вам приказываю, – заметил сухо король. – Салтыков не должен сменить Фермера. Не должен. – И вдруг, прищурившись, срифмовал: – Детали обдумайте сами, поскольку вы дядя с усами. – И засмеялся.
Но. Кейту было совсем не до смеха – король толкал его на подлость.
Начался весенний разлив рек, и движение русской армии приостановилось. Одни фуражиры рыскали по окрестностям в поисках фуража для коней. И хотя главнокомандующий строго наказал фураж у населения покупать, бывало по-всякому.
Прижимистые немцы иной раз и за деньги не хотели отдавать сено или овес: «Самим надо». Но с такими разговор был короткий:
– Эршиссен![58]58
Эршиссен – расстрелять (нем.).
[Закрыть] – командовал старшой.
Кто-нибудь брал несговорчивого на мушку, а остальные выметали у него все подчистую.
Напуганный хозяин, ожидающий вот-вот выстрела в лоб, уже не вмешивался. Закончив изъятие, такому говорили:
– Вдругорядь не жадничай.
И отъезжали, подарив ему жизнь, а для смеху несколько копеек: расплатились, мол.
Едва стали обсыхать дороги, армия двинулась в Померанию двумя колоннами. Первая шла на Старгард по направлению к Штеттину, вторая на Тюхель.
И прусский генерал Каниц не смог выполнить приказа короля, он опоздал к Ландсбергу, первым туда пришли русские полки под командой Штофельна и заняли город. Каниц не рискнул атаковать их, а отступил к главной армии Дона, который спешил к Франкфурту.
Основные силы русской армии заняли Познань на реке Варте.
Поздним вечером генерал Салтыков сидел в своем шатре у походного столика и при свете единственной свечи писал письмо. В затемненном углу шатра на походной кровати спал его сын Иван, состоявший ныне при отце адъютантом.
Петр Семенович, увлекшись писаниной, даже не услышал шороха парусинового полога, откинутого чьей-то рукой. Он лишь тогда почувствовал присутствие постороннего, когда тот остановился у столика.
Салтыков поднял на вошедшего глаза и обмер. Перед ним стоял Кейт.
– Мать честная, – заулыбался Салтыков. – Неужто это вы, ваше превосходительство?
– Я, – улыбнулся Кейт. – Я собственной персоной, Петр Семенович.
– Но как вы? В нашем лагере?
– Вы запамятовали, Петр Семенович, что я еще и русский генерал. Неужто вы мне не позволите?
– Что вы, что вы, ваше превосходительство, как я могу вам не позволить?
– Ну, наперво позвольте мне сесть, Петр Семенович.
– Да, да, вот сюда, пожалуйста.
Кейт сел на второй плетеный стул, приткнутый у столика.
– И давайте, Петр Семенович, без превосходительств. Мы старые боевые товарищи, зовите меня просто по имени Джемс. Ай забыли?
– Что вы, что вы, Джемс, как можно забыть. Вы правы, были мы боевыми товарищами, а теперь вроде уже и враги.
– Отнюдь, Петр Семенович, отнюдь. Я и королю сказал: против русских драться не стану. Французов, австрийцев, пожалуйста, буду бить, но не русских. Он, Фридрих-то, человек понимающий, согласился. Так что можешь быть спокоен, друг мой, мы с тобой мечи не скрестим. Другое дело-бокалы…
– Да, да, Джемс, прости, что не сообразил. – Салтыков полез под стол за баклагой.
Достал две деревянные кружки, наполнил вином.
– Ну, за что выпьем, Джемс?
– За боевую дружбу, разумеется. За то, чтоб нам никогда не сойтись на ратном поле.
Глухо стукнули кружки. Не спеша выпили генералы. Салтыков извлек на стол несколько вяленых рыбин для закуски. Начав чистить одну, Кейт заговорил:
– Вот за что я тебя всегда уважал, Петр, так за твою неприхотливость. У других генералов чего только нет из закусок – и сыры, и колбасы, и даже фрукты. А у тебя вот, как у солдата, вобла вяленая.
– Так ведь, Джемс, это самое… стыдно перед солдатами жировать. Не хорошо. И потом, на походе вяленое да сушеное – милое дело. И по весу легкое, и питательное.
– А ты до войны где служил, Петр Семенович?
– На Украине ландмилицией командовал.
– То-то я вижу, кафтан на тебе белый, не войсковой. Что не сменишь?
– А зачем? Этот еще новый, не выбрасывать же.
– А я, кстати, на Украине в сороковом году даже гетманствовал.
– Я слышал об этом. Но вот не пойму тебя, Джемс, ты так долго служил у нас, сражался против турок с Минихом, против шведов, ранение получил, был послом в Швеции – и вдруг…
– Не вдруг, Петя, не вдруг. Налей-ка еще.
Салтыков снова наполнил кружки. Стукнулись ими, выпили за обоюдное здоровье. Отдирая зубами с воблы мясо, Кейт продолжал:
– Не вдруг, Петя. С Военной коллегией у меня не заладилось. А тут брат приехал, я к государыне, так, мол, и так, возьмите его хоть маршалком ко двору. А она мне: «У нас своих маршалов некуда девать». Словно пощечину мне дала. Ну как это было перенесть, Петя? Я двадцать лет отслужил России верой и правдой, и вся награда – ранение и вот эта «пощечина». Как?
– Да, – согласился Салтыков, – у нас не умеют благодарить. Тут ты прав, Джемс. А посему у меня за правило – ничего никогда не просить у правителей.
– Вот и я теперь так. Когда прусский король узнал, что я с русским двором раскланялся, прислал ко мне адъютанта своего, позвал в свою армию. И сразу в фельдмаршалы произвел. А ты, вижу, все в генералах.
– Да, Джемс, генерал-аншеф я.
– Зато те, кто у юбки ее, давно фельдмаршалы.
– Я им не завидую, Джемс. Моя любовь – мои солдаты. Эти меня не выдадут, не подведут. А там все зыбко, не надежно. Бестужев, эвон какой колосс был, вроде скалы стоял. А приспел час, свалили, едва на плаху не угодил. А ведь тоже был фельдмаршалом, кавалером всех орденов.
– Не ценит, не ценит людей Россия, чего уж там. Вон Апраксин Левальда победил, а его под суд, догадался старик помереть хоть до этого, не вынес позора. А побитого Левальда Фридрих и журить не стал, с кем, мол, не бывает. Вытер ему сопли и опять корпус доверил, за битого, мол, двух небитых дают.
– Ну, видно, король твой умный мужик. А нам уж Петра Великого не воротить, ждем, кого Бог пошлет.
Проговорили боевые товарищи до вторых петухов, горланивших в обозе. Кейт собрался было отъезжать, но Салтыков уперся:
– Куда на ночь глядя? Напорешься на дозор, чего доброго, ухлопают.
– А ты мне скажи пароль, и я проскочу.
– Не морочь мне голову, Джемс, ложись отдыхай, а утром вон мой сын проводит тебя за кордоны.
– А ты меня, часом, не попленишь, а? – засмеялся Кейт. – За прусского фельдмаршала, может, и орден отвалят.
– Не болтай, что не скисло. Ложись.
Они легли рядом на один тулуп и почти моментально уснули. Утром встали, умылись за шатром. Лагерь давно проснулся, варилась каша на кострах.
– Ваня, принеси нам чего поесть, – попросил Салтыков сына.
Тот принес полный горшок гречневой каши, положил две ложки.
– Извольте кушать-с.
– Изволим, изволим, сынок. Ты сам-то ел ли?
– Вы еще Спали, как я поел.
– Ну, Господи благослови, – перекрестился Салтыков, принимаясь за кашу. Кейт последовал за ним.
Молодой поручик Иван Салтыков, проснувшись среди ночи, невольно подслушал разговор старых вояк и поэтому, поднявшись рано утром, не только поел сам, но и, найдя у коновязи коня высокого гостя, задал ему торбу овса.
После завтрака боевые товарищи вышли из шатра, прошли к коновязи. Обнаружив у своего коня торбу с овсом, Кейт спросил:
– Кто это постарался?
– Это я, ваше превосходительство, – сказал Иван.
– Вот и сын у тебя, Петр Семенович, в тебя. Заботливый. Спасибо, сынок.
Кейт снял торбу с морды коня, отвязал повод, подтянул подпруги. Повернулся к Салтыкову:
– Ну что, Петр Семенович, простимся. Теперь уж не свидимся, наверно.
– Простимся, Джемс.
Они обнялись, похлопали друг друга по спине.
– Тебя Ваня проводит.
– Спасибо, Петя.
Кейт взлетел в седло почти по-молодому и, прежде чем поворотить коня, сказал негромко:
– Прости меня, ежели что, Петр Семенович. Прости.
Салтыков грустно махнул рукой: ладно, поезжай.
Не обмануло предчувствие лихого фельдмаршала, не обмануло. В этом же 1758 году 14 октября в битве при Гохкирхине с австро-французскими войсками в одной из отчаянных атак погиб фельдмаршал Кейт, получив прямо в сердце французскую пулю. Лучшую смерть для воина не придумаешь, а Кейт давно ее искал, начав служить еще в Испании и Франции.
Но еще до его гибели пришел в Петербург донос от капитана Шиллинга – адъютанта главнокомандующего: «Довожу до вашего сведения, что генерал-аншеф Салтыков имел встречу с прусским фельдмаршалом Кейтом, и о чем там всю ночь говорилось, можно только догадываться».
– Морда немецкая, – проворчал Шувалов по адресу капитана, однако письмо все же решил показать императрице, дабы потом не было причин обвинить его в сокрытии важного сообщения.
Елизавета Петровна прочла донос, отодвинула брезгливо бумагу.
– Ну и каналья этот самый Шиллинг.
– Я тоже так подумал, ваше величество, – обрадовался Шувалов.
– Если подумал так, Александр Иванович, то на кой черт тащил ко мне?
– Ну кто его знал? Все-таки не на рядового капают, на генерала.
– Да они еще раньше, Салтыков с Кейтом, не разлей вода были. Воевали вместе, в Швеции трон от датчан сторожили. Ну встретились, ну напилась. Экая беда. Впрочем, капитанишку этого поблагодари, а донос в печку, чтоб от него и следа не осталось. Я Салтыкова знаю как порядочного человека, и Кейт не злодей, а добрый вояка.
Как ни хорошо рассчитал эту интригу Фридрих II, а все же не сумел подловить на нее императрицу, не удалось королю опорочить Салтыкова. Елизавета Петровна мудрей оказалось, чем королю о ней думалось.
7. На подступах к БерлинуПервого июля, подойдя к бранденбургской границе, армия, двигаясь на запад, к местечку Мезеричу пришла 15-го числа. Переход был нелегкий, почти под непрекращающимися дождями.
Фермор собрал военный совет, на котором решалось, как быть дальше.
Первым взял слово австрийский представитель, генерал Андрэ:
– Я думаю, русской армии лучше оставаться у Франкфурта-на-Одере или у Кроссена и по возможности стараться перейти Одер, чтоб соединиться с нашей армией.
– Но в этих местностях нет фуража, – сказал Чернышов, – а лошади измучены и едва передвигают ноги, на них уже невозможно подвозить провиант. Необходимо учредить магазин в Старогарте. И дать отдых лошадям, покормить их. Тогда можно б было идти к Франкфурту.
– Правильно, – поддержал Чернышова князь Голицын. – Надо, остановись у Кюстрина, послать один корпус к Шведту, и если туда приблизится шведское войско во главе с Лантгаузеном, тогда мы быстро наводим мосты через Одер и, объединясь со шведами, идем далее, в неприятельские земли. Это отвлечет Фридриха от Силезии.
– Отлично, – согласился генерал Андрэ. – Вот тогда бы вы легко, соединясь с нашей армией, надели бы удавку на шею королю.
Постановили идти на Кюстрин, а после его взятия откроется дорога на Франкфурт и даже на Берлин.
Главные силы русской армии 4 июля подошли к Кюстрину – сильной крепости, прикрывавшей с востока подступы к Берлину, – столице Пруссии. С ходу, когда еще основные силы были на марше, Фермор приказал казакам Перфильева и гренадерам атаковать предместья Кюстрина.
– Хорошо, если на спинах отступающих вам удастся ворваться в крепость, – сказал Фермор старшине Перфильеву.
– Попробуем, – ответил тот.
Со свистом и гиком ворвались казаки в форштадт – предместье крепости, смяли и рассеяли небольшой конный отряд пруссаков. И вместо того чтоб преследовать отходивших к крепости, начали гоняться и рубить разбежавшихся по форштадту. Тем более что Перфильев скомандовал:
– Р-руби их, хлопцы, мать-перемать!
Бросая на улице коней, пруссаки разбегались по дворам, прятались по сараям и амбарам. Казаки группами врывались во дворы, спешившись, гремя саблями, лазали по подвалам, чердакам, сараям, обнаружив где затаившихся, командовали:
– Выходь! Ком, ком!
И выбиравшихся, испуганных рубили прямо во дворе, не брезгуя мародерством. Молодые, досужие, наскучавшиеся по женщинам не упускали случая воспользоваться и прихваченной где-нито в сарае молодкой, коршунами набрасываясь на лакомую добычу. Женщины отдавались, боясь и пискнуть.
– Гнат?! – звал казак во дворе исчезнувшего товарища. – Гнат, дышло тоби в печенку. Ты де?
– Твой Гнат молодку топчет, – отвечали другие казаки. – Иди пособи.
И весело ржали стоялыми жеребцами, уж больно приятственна была для мужиков даже мысль о растелешенной где-то бабе.
Однако едва отступившие из форштадта пруссаки скрылись в крепости, как со стен ее ударили по предместью пушки. На улице завизжала картечь, загорелись амбары, сараи.
Перфильев скомандовал отход, казаки скакали назад, уже многие затяжелевшие от захваченного из домов добра, считавшегося законной добычей. А один даже гнал из форштадта коляску, запряженную парой мохноногих тяжеловозов, сзади бежал привязанный его верховой конь.
– Тю-ю, Демид, на шо тоби воны? – дивились товарищи.
– Пахать на них буду, – отвечал серьезно хозяйственный Демид.
– А и верно, хлопцы, эти любой плуг потянут, а то и два.
Перфильев явился перед командующим, виновато почесывая потылицу.
– Ну? – спросил Фермор.
– Не поспели за имя.
– Где ж поспеть, когда грабежом занялись.
– Но, ваше-ство, то мы шукали поховавшихся.
– Нашли?
– Найшлы. Усих посекли.
– Молодчики! Хоть бы одного «языка» привели.
– Та як-то не сдумали, – развел руками Перфильев.
Окружить полностью Кюстрин было невозможно из-за болотистой местности и каналов, его опоясывающих. Однако где было сухо или чуть возвышенно, установили пушки и начали обстрел.
Адъютант Шиллинг, приехавший к артиллеристам, передал приказ командующего:
– Велено брандкугелями бить.
Брандкугели, предназначенные для поджогов, вскоре зажгли несколько пожаров в городе. И ночью казалось, что весь город полыхает огнем. Казаки меж собой вздыхали:
– Скоко добра пропадает.
– Никак, хлебушек горит, – принюхиваясь, сказал старый казак.
– С чего взял, дед?
– А ты носом потяни.
– Тяну. Не чую.
– С мое поживешь, почуешь. Зерно горит, ясно как Божий день.
Утром пушкари поймали перебежчика, привели его к Фермору.
Тот подтвердил, что действительно, ночью горели продовольственные склады и в гарнизоне может начаться голод.
– Пожар до сих пор потушить не могут.
– Что слышно о короле? – спросил Фермор.
– От короля получен строгий приказ: крепость не сдавать, кто даже заговорит о сдаче, того немедленно велено расстреливать.
Фермор взглянул на Салтыкова: слыхал, мол? Тот пожал плечами:
– Строг его величество.
– А я хотел послать барабанщика с предложением сдачи.
– Бесполезно, Вилим Вилимович. Раз король грозится расстрелом, кто ж рискнет нарушить его приказ. Пруссаки – не казаки.
– Что еще написал король коменданту?
– Написал, что сам придет ему на выручку.
– Вот это уже серьезно, – сказал Салтыков, когда увели перебежчика. – Грядет большая драка.
– Но если Фридрих пойдет сюда, на нас, на хвосте у него должен быть австрийский фельдмаршал Даун.
– Должен быть, но будет ли? – усомнился Салтыков.
– По крайней мере, Вена обещала это Петербургу, – сказал Фермор, разворачивая на столе карту.
– Как у нас говорят, обещанного три года ждут. Что-то плохо верится, что Даун рвется помочь нам. Он очень осторожен.
– Почему вы так думаете?
– Хотя бы потому, что и мы не торопились к ним на помощь. И именно поэтому Фридрих с успехом колошматит союзников по очереди.
– Но ведь не пришел же он выручать Восточную Пруссию, когда мы брали Кенигсберг?
– Кенигсберг для него пока окраина. А Берлин – сердце королевства, Кюстрин – ворота в Берлин. Здесь Фридрих будет драться до последнего. Так что перебежчик не врет в отношении его приказа: не сдавать Кюстрин.
– Давайте, Петр Семенович, подумаем, как быть дальше. Вот по карте.
– Давайте.
Генералы склонились над картой.
– Да, Вилим Вилимович, нам надо обязательно узнать о Дауне, идет или не идет он за Фридрихом.
– Послать к нему гонцов.
– Конечно. И причем немедленно. Если Даун идет, мы б тогда смогли б пойти навстречу Фридриху и атаковать его с фронта, а австрийцы – с тыла. А если не идет… В общем, давайте пошлем гонцов.
– Шиллинг, – обернулся Фермор, – вызови Перфильева… Впрочем, нет, что-то не надеюсь я на казаков. Командира гусар сюда.
Однако, отправив гонцов-гусар к Дауну, Фермор вызвал-таки Перфильева:
– Вот что, дружище бригадир, надо мне хороших «языков» из Франкфурта, желательно офицера.
– А где это?
– Подойди к карте. Вот видишь – Кюстрин, мы возле него. А вот Франкфурт за Одером.
– Значит, на той стороне?
– Да. Там сейчас стоит прусский генерал Дон с армией. Вам с вашими бородами опасно соваться в город, вас мигом там заарканят. Поэтому оседлайте вот эту дорогу, что подходит с юга. Именно по ней король пересылается с Доном. То, что идет от Дона, нам не так интересно. Вот то, что пишет ему король… В общем, перехватывайте гонца, скачущего от короля. Ясно?
– Чего ж тут неясного?
– Ну с богом, Перфильев, я надеюсь на вас.
– А много их надо?
– Чего?
– Ну зыков этих самых?
Фермор засмеялся:
– Если от короля, то и одного довольно, но для страховки возьмите еще два-три. Да сами-то не попадитесь.
– Не попадемся, ваше-ство, чай, не впервой.
– И не жадничайте, а то все дело испортите. Я думаю, сотни казаков хватит.
– Там и полусотне нечего делать. Сотню-то шапкой не укроешь. Чем больше народу, тем труднее ховаться.
– Ну гляди сам, Перфильев, тебе видней.
Отправив казаков за «языком», генералы опять склонились над картой.
Наконец, посовещавшись, призвали генерала Румянцева:
– Петр Александрович, вы помните, на военном совете мы говорили о Шведте?
– Помню, Вилим Вилимович.
– Так вот есть предположение, что Фридрих уже идет Левобережьем из Богемии и, соединясь во Франкфурте с Доном, пойдет к Шведту, а точнее, к мосту, находящемуся там.
– А почему бы ему не воспользоваться франкфуртскими мостами?
– Это слишком прямолинейно. Король любит заходить с фланга. Поэтому вам надлежит с вашей дивизией идти к Шведту и захватить мост. Если король подойдет туда, взрывайте мост и уходите.
– А драться?
– Вы что, в своем уме?
– Ну с арьергардом-то можно?
– С арьергардом можно, но чтоб не забыли про мост. А с королем не связывайтесь, он вас раздавит. Как только уничтожите мост, идите к нам на соединение.
Когда Румянцев ушел, Фермор сказал:
– Хороший командир, но уж слишком отчаянный.
– Может, его отчаянность при Гросс-Егерсдорфе и обеспечила нам победу.
– Да, да, тут вы правы, Петр Семенович, в отчаянных положениях такие отчаюги и нужны. Если не погибнет парень, да-алеко пойдет.
– На войне отчаянные положения сплошь и рядом, Видим Вилимович.
Фридрих действительно спешил на север, появление русских в самом центре королевства серьезно встревожило его. Именно с дороги король послал грозный приказ коменданту Кюстрина даже не думать о сдачи крепости, обещая ему скорую помощь.
От своих шпионов он уже знал о сговоре Вены и Петербурга соединить австрийскую и русскую армии и раздавить его. Такое соединение грозило Фридриху большими неприятностями, и именно с этого времени он стал носить во внутреннем кармане сюртука пузырек с ядом: «В случае безвыходного положения глотну – и был таков. Отправлюсь к Всевышнему. Там не достанут».
Поэтому, завершив дела в Богемии и Моравии, он решил оставить там корпус Кейта.
– Твое дело, Джемс, отпугивать австрийцев с французами, а если Даун вздумает вцепиться мне в задницу, ты бей его с хвоста. Авось отцепится. Как только я раздолбаю русских, я вернусь.
В том, что он «раздолбает» русских, Фридрих был абсолютно уверен, конфузию, происшедшую при Егерсдорфе, он объяснял нерешительностью Левальда и простой случайностью.
– Здесь буду я. Значит, здесь будет победа. Со мной пятнадцать тысяч силезских дьяволов.
Девятого августа Фридрих со своими «дьяволами» прибыл во Франкфурт, где стояла уже восемнадцатитысячная армия Дона.
Узнав от Дона, что русские захватили мост в Шведте, король воскликнул:
– Это прекрасно! Мы переправимся, не доходя до Шведта, обрушимся на группировку у Кюстрина. Раздавим их, а потом оборотимся к Шведту.
– У них еще около шести тысяч под Кольбергом под командой генерала Пальменбаха.
– Отлично. Пальменбах нам останется на закуску. И что это творится, Дона, я хлопочу о сильном, большом немецком государстве, собираю земли, можно сказать, по крохе, а какой-то Пальменбах – немец – мне вредит. Ну ничего, разобью, пленю, выпорю и поставлю в строй.
– Встанет ли?
– А куда денется? Я вон целые полки чужеземных пленных переучиваю под свою дудку. А уж с немцем всегда договорюсь. Слава богу, Даун не пошел за мной. Или Кейта испугался, а скорее всего, не захотел помогать русским. Вот эти ихние распри для меня просто спасение. Союзнички, черт бы их побрал! Бью австрияков – русские радуются: не нас бьют. Бью русских – австрияки хихикают: так, мол, им и надо. Так что, Дон, великое это искусство – ссорить врагов-союзников. Так что собирай потихоньку лодки, сгоняй вниз, будем строить понтонный мост втайне от русских глаз, Пора Кюстрин выручать.
Фермору казаки приволокли «языков» с избытком, целых пять. Увы, вести были не радостными: австрийский фельдмаршал Даун и не думает идти на помощь.
– Вы угадали, Петр Семенович, – говорил Салтыкову озабоченный Фермор. – На союзников нельзя надеяться. Теперь придется обходиться собственными силами. Я думаю, надо вернуть Пальменбаха из-под Кольберга.
– Да, да. Вы правы.
– Оно бы неплохо и дивизию Румянцева созвать.
– Нет, нет. Он удерживает мост и взорвет его перед самым носом короля.
В Кольберг гонцом был отправлен капитан Шиллинг с приказом Пальменбаху немедленно снять осаду и идти на соединение с армией.
Но взрывать мост «перед носом короля» не пришлось. Фридрих скрытно приблизился к реке и в ночной темноте быстро навел через Одер понтонный мост как раз между Кюстрином и Шведтом и перевел армию на Правобережье.
Первым заметили появление пруссаков на правом берегу казаки.
Они прискакали под Кюстрин с ошеломительным сообщением:
– Король с армией перешел Одер по понтонному мосту!
Услышав это, Фермор побледнел и прошептал обреченно:
– Все… – И долго молчал, барабаня пальцами по столу.
– Надо немедленно уходить из-под Кюстрина, Вилим Вилимович, – сказал Салтыков.
– Почему?
– Потому что, повернувшись к Фридриху лицом, мы подставим крепости спину. И комендант не преминет всадить нам в спину меж лопаток нож.
– Да, да, – согласился Фермор. – Командуйте отход, Петр Семенович.
– Надо созвать генералов, Вилим Вилимович, посоветоваться.
– Достанет ли время советоваться.
Командиры дивизий, собравшиеся к главнокомандующему и узнавшие о близости короля, нашлись быстро:
– Надо отходить к Цорндорфу[59]59
Цорндорф – селение в 10 км от Кюстрина, около которого во время Семилетней войны 14 августа 1758 г. произошло сражение русской армии генерала В. В. Фермера и прусской армии Фридриха II. Русская армия удержала позиции, потеряв 16 тысяч человек. Фридрих II потерял свыше 11 тысяч солдат.
[Закрыть], тут всего десять верст, там будет возможность занять лучшую позицию. И туда сможет быстрее подойти с сикурсом[60]60
Сикурс – помощь, помогать.
[Закрыть] Румянцев.
– Надо послать и за Рязановым на Нижнюю Вислу, – предложил Голицын.
И в тот же день начали полки сниматься и двигаться на северо-восток к неведомой деревушке Цорндорф. Вперед поскакали казаки Перфильева на разведку пути и для перехвата вражеских разъездов и дозоров.
Были посланы гонцы к Румянцеву и к Рязанову на Нижнюю Вислу с приказом немедленно следовать на соединение с основной армией. До Румянцева гонец не добрался, был перехвачен пруссаками и пленен. Рязанову не суждено было поспеть к началу баталии.
