Текст книги "Краткий конспект истории английской литературы и литературы США"

Автор книги: Сергей Щепотьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

Их встреча через четверть века после разлуки это, в сущности, встреча чужих людей в ставшем чужим для Софии провинциальном городишке, который угнетает её своей грязью, дымом, уродливым убожеством. Даже её легким хотелось парижского воздуха! Её раздражает провинциализм земляков, все эти местные дрязги и сплетни, отсутствие интереса даже к её рассказам о Париже – все, что она называет провинциальным эгоизмом. И это при том, что сама она тридцать лет даже не бывала в парижских театрах!

Лишь в одном она завидует Констанс: у той есть сын! Но при ближайшем знакомстве София видит эгоизм молодого человека, его равнодушие к чувствам матери. Тем не менее, именно ему завешает София все свое состояние, удвоившееся после получения ею в Бёрсли наследства от отца и теток. А Констанс не сомневается, что Сирил «растратит их холодно и неблагодарно».

Врач рекомендует Констанс побольше передвигаться, выходить из дому и выезжать за пределы своего городка. София везет сестру на воды в Бакстон, предлагает ей и дальше путешествовать – если не за границу, то хотя бы по Великобритании. Но Констанс резко противится этим планам. Сёстры возвращаются в Бёрсли. Их жизнь течет в пререканиях с прислугой, заботах о двух старых собаках да своеобразной войне друг с другом: старшая Констанс продолжает свое постоянное внутреннее сопротивление властной Софии. Кажется, ничего не могло нарушить этот своеобразный уклад. Но вот «пять слов телеграммы ввергли спокойную, размеренную, монотонную жизнь Софии в неописуемое беспокойство»: знакомый содержатель ломбарда из Манчестера сообщил, что Джералд Скэйлз, опасно больной, находится в его доме. «Она не видела его тридцать шесть лет. Ему сейчас, должно быть, за семьдесят, и он вернулся к ней, как истертый грош из долгого обращения». Софии отвратительна мысль о том, что она должна увидеть бросившего её мужа. Но она убеждена, что должна это сделать. Она отказывается от предложения Констанс сопровождать её. Ока не хочет, не может поделиться случившимся с племянником Диком и его невестой Лайли, с которыми она едет в Манчестер на автомобиле: это только её личные переживания, её мир, её жизнь.

Она увидела Джералда уже мертвым. И вновь – по той же причине отказавшись от присутствия хозяина дома. Ей страшно, но вид умершего столь жалок, что страх отступает. И не только страх: многолетняя обида тоже. При виде лежащего перед нею жалкого мертвого старика она вспоминает их молодость, счастливые дни и ночи, и эта «загадка жизни, ошеломительная и убийственная», сводит в могилу и самоё Софию: к сестре она возвратилась уже без сознания, и вскоре «бедная, гордая, властная София умерла».

Для Констанс это, с одной стороны, горе утраты недавно обретенного после долгой разлуки родного человека, с другой – «освобождение от энергичной и властной сестры, нарушившей её летаргическое спокойствие», хоть «она никогда не призналась бы в этом даже самой себе».

Еще год она проводит в общении с племянником и его невестой, которые добры и внимательны к ней – правда, как показывает автор, не без надежды на будущий свадебный подарок. Собственно, даже не это придает отношениям молодой пары со «старой леди», как они называют между собой Констанс, оттенок горечи: гораздо печальнее то, что Констанс не понимает, насколько безразличны им и её альбомы с фотографиями, и подаренные ею семейные «драгоценности» – старомодная камея или допотопные часы на цепочке... Печальна тут, собственно, сама закономерность этих отношений, так точно изображенных Беннеттом.

Точность психологического портрета «старой леди» довершает её, столь характерный для многих стариков, «финальный рывок»: Пять городов спорят о перспективе их административного объединения. Констанс, преодолевая мучительные боли, вызываемые ишиасом и ревматизмом, направляется на пункт для голосования, голосует против объединения и находит в себе силы, чтобы самостоятельно вернуться домой. Она еще успевает узнать, что противники объединения победили в голосовании. И ночью умирает.

Сирил приехал спустя три дня после похорон, чтобы получить наследство и лишить своего кузена ожидаемой доли. Зато на похоронах Констанс присутствует «сказочно старый, бессмертный» друг её отца. Эта последняя деталь как нельзя более соответствует иронической интонации, которая свойственна манере Беннетта, но в то же время эта подробность весьма правдива, жизненно достоверна, узнаваема.

Роман завершают несколько строк, о которых как нельзя лучше сказал в своей статье Джон Уэйн, полемизируя со словами Д. Г. Лоуренса.

«Я ненавижу отречение Беннетта, – писал Лоуренс в одном из писем. – Трагедия должна быть сильным ударом по несчастью».

«Если это так, – рассуждал Уэйн, – то Беннетт никогда не поднимался до трагедии. У него – пафос, меланхолия, но никогда не титаническая борьба с невозможным неравенством, которое мы ассоциируем с трагедией. В финале „Истории старых женщин“ старая (собака – С. Щ.) Фоссетт, нетвердо стоящая на ногах, направляется к миске с обедом. Обе пожилые леди, давшие ей приют, мертвы; сама она стара, слаба, возможно, от нее дурно пахнет, она, несомненно, скоро развалится на куски. Ничего из этого не приходит ей в голову. Поле её зрения так ограниченно, что она видит только свои простые нужды и регулярные привычки. И с инстинктом, столь же неосмысленным, как решение амебы двинуться в своем развитии в сторону homo sapiens, она непреклонно направляется к миске и ест. Ею движет слепая воля к выживанию. И в этом состоит метафора взгляда Беннетта на людей. У них не более воли над судьбой, чем у животных. Разница в том, что они понимают, как трагично их положение. И, чтобы выстоять, они развили в себе качество, которое не требуется животным: стоическое терпение, помогающее им выдержать бремя времени. Все персонажи, которых Беннетт любит или которыми он восхищается, обладают этим стоицизмом. <...> Имеют его и Констанс, и София. Романтически, актерски владеет им и Ширак. Персонажи вроде Джералда или мадам Фуко, которым стоицизм не свойствен, которые видят в жизни только возможность или невозможность получать удовольствие, находятся несколько ниже авторских симпатий, хоть и не лишены его жалости.

Одна из записных книжек Беннетта, содержавшая народную мудрость, некогда популярная, а ныне совсем забытая, называлась „Как сделать жизнь возможно лучше“. Заметьте, не „как получить от жизни возможно больше“, что посоветовал бы современный писатель-жизнелюб, а как сделать её возможно лучше, несмотря на неудовлетворительное положение вещей. Для иных такой взгляд всегда будет неподходящим, для пророчески-экстатических типов вроде Лоуренса он будет казаться определенно пагубным и достойным сопротивления. Но я склонен думать, что определенная часть людей придерживается этого взгляда во все времена, и одно это могло бы оправдать его воплощение в первоклассной реалистической литературе вроде „Истории старых женщин“».

Уэйн справедливо считал что, читая Беннетта, «мы видим жизнь глазами автора, становясь обитателями его внутреннего мира. В конце у нас остается впечатление, что мы провели несколько часов в обществе привлекательной, но требовательной личности, которая заставила нас смотреть на мир её глазами, думать её мозгом и говорить её голосом», как это бывает после чтения Хемингуэя, Сартра, Кёстлера, Оруэлла или Набокова.

Беннетт уехал во Францию почти ни с чем. Возвратился – с женой-француженкой, деньгами в банке, солидной репутацией, и чувством достигнутого, которое помогло ему превозмочь свою застенчивость и расцвести как личность.

Жизнь, однако, преподносила и неприятные сюрпризы. Деньги он тратил так же быстро, как зарабатывал. Критика далеко не всегда льстила своими оценками репутации писателя. Брак расстроился.

Он постоянно принуждал себя работать и, возможно, писал больше, чем следовало[22]22
  Упоминавшийся нами выше П. Боборыкин тоже был, по мнению многих критиков, чрезмерно плодовит.


[Закрыть].

Но, как заметил Дж. Уэйн, «ни одну книгу Беннетта – даже из тех, которые он писал наспех и только ради денег – нельзя назвать безоговорочно плохой. Все они достойны того, чтобы их прочитать».

Пик его творческих достижений приходится на период с 1908-го по 1914 год, тогда был создан, кроме «Истории старых женщин», «Клэйхэнгер» (1910). Но и в гораздо менее успешные двадцатые годы он писал высоко профессионально и не создал ничего халтурного. Заметным произведением двадцатых годов стал роман «Лорд Рэйнгоу» (1926) – сатира на нуворишей, нажившихся на Первой мировой войне.

Арнолд Беннетт умер от брюшного тифа 27 марта 1931 г.

«Беннетт – не современный писатель. Он старомоден, – писал Джон Уэйн. – Но его стиль, конечно, вернется, ибо интерес к людям, к их жизни, к тому, что значит оказаться на их месте – слишком важная часть арсенала писательских средств, чтобы забыть о нем».

ЛИТЕРАТУРА «ПОТОКА СОЗНАНИЯ»

Выдающийся украинский кинорежиссер и писатель А. П. Довженко когда-то написал замечательные слова: «Зритель, если ты чего-нибудь не понимаешь, не думай, что перед тобой непонятная или плохая вещь. Может быть, ты просто не умеешь мыслить. А моя задача – заставить тебя мыслить, когда ты смотришь мою фильму».

Увы. Самому Довженко довелось испытать горечь непонимания не только зрителей, но и критиков, кому уже по роду деятельности надлежало бы внять упомянутому совету великого мастера экрана и слова.

Однако время было таково, что идеология стояла выше правды, выше объективности, а в результате – и выше разума и знания. В нашей критике партийность надолго заменила все перечисленные категории.

Стало хорошим тоном огульно охаивать и все западное, «не наше» – пусть даже речь шла о произведениях и авторах, всемирно прославленных. Впрочем, вероятно, дело тут и в давней русской литературной традиции, а точнее – в традиции русского чтения. Мы привыкли смотреть на писателя как на учителя, проповедника, доходчиво и прямо излагающего свои мысли на примерах простых историй и образов, заряженных той или иной идеей. Когда же мы сталкиваемся с необходимостью быть сообщником автора, в какой-то степени его соавтором, когда мы по воле писателя должны сами догадываться, доискиваться до смысла произведения, когда писатель приглашает нас как бы поиграть словами и образами, полюбоваться ими, как алмазами, переливающимися разными гранями в зависимости от того или иного освещения, – тогда мы говорим, что это «непонятная или плохая вещь», а если нашей интеллектуальной лени есть еще и идеологическое оправдание – то мы чувствуем себя вправе гордо заявить: «Нет, это чуждое нам, непонятное, а стало быть – плохое произведение».

А ведь можно постараться понять! Можно сказать себе: я слишком мало знаю, чтобы рубить с плеча, а вдруг стыдно не понимать того, что признано великим произведением литературы, живописи, музыки, кинематографа! Тогда человек погружается в море дотоле незнакомой дополнительной литературы, ищет объяснения непонятному и ему открываются глубины и дали огромного мира новых знаний...

Чтобы понять то направление литературы, которое принято называть литературой «потока сознания», а в отечественном литературоведении до недавнего времени считалось за правило бранить, причем бранить огульно и нагло, искажая факты, – чтобы разобраться в этой литературе, надобно совершить экскурс в психологию.

Термин «поток сознания» ввел американский психолог Уильям Джеймс. В своих лекциях по психологии он утверждал: «Всякое личное сознание представляет непрерывную последовательность ощущений». Он призывал «к тому, чтобы психологи обращали особенное внимание на смутные и неотчетливые явления сознания и оценивали по достоинству их роль в душевной жизни человека».

Джеймс указывал: «Всякий из нас по-своему разделяет мир на две половины, и для каждого из нас почти весь интерес жизни сосредотачивается на одной из них... Все мы называем эти половины одинаково: „я“ и „не-я“... Никто не может питать одинаковый интерес к своей личности и к личности своего ближнего».

Новое подкрепление положения Джеймса получили в работах великого врача Зигмунта Фрейда и его последователя Юнга, а также в очерках французского философа Анри Бергсона.

В начале XX века принцип «потока сознания» становится литературным методом. В 1916 году начинают появляться первые тома одного из самых длинных в истории литературы романов – «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста (Франция). К этому методу примыкает проза Андрея Белого. В английской литературе с этом методом связывают имена Джеймса Джойса и Вирджинии Вулф.

ДЖЕЙМС ДЖОЙС (1882—1941)

ДЖЕЙМС ДЖОЙС – создатель головокружительной одиссеи сознания.

Джойс родился в Дублине. Когда его отец, налоговый инспектор, спился и потерял работу, мальчику пришлось оставить дорогую школу-интернат, которой заправляли иезуиты, и заняться самообразованием. Это ему удалось, и через два года Джойс поступил в дублинский колледж, которым тоже руководил орден иезуитов. Джойс подумывал о том, чтобы стать священником, но его не устраивал обет безбрачия. В 1902 году колледж был закончен. 16 июня 1904 года Джойс влюбился в необразованную горничную дублинского отеля Нору Барнакл. Они стали жить в гражданском браке и в октябре 1904 года уехали на континент.

Писать Джойс начал еще на школьной скамье. В Триесте, где они жили до 1915 года, Джойс зарабатывал уроками английского языка и писал, не получая за это денег.

В 1915-м Джойс и Нора переехали в Цюрих. Здесь Джойс перебивался случайными заработками от написания рецензий. С 1920-го по 1939-й они жили в Париже и на юге Франции. После долгих лет упорного литературного труда и 26 тяжелых операций по удалению радужной оболочки левого глаза Джойс наконец стал получать деньги за свое творчество. Нора была с ним груба и презирала его за литературную деятельность. Тем не менее она оставалась со своим «слабаком», как она его называла, всю жизнь, родила дочь и по требованию дочери заключила с Джеймсом официальный брак. Еще до Первой мировой войны Джойс написал в известной степени автобиографический роман «Портрет художника в юности». Герой его – художник Стивен Дедалус. Это необычное имя толкуют по-разному. Имя Стивен – от христианского мученика, ибо судьба художника – быть гонимым и непонятым. С другой стороны, имя может происходить от греческого «стефанос» – венок, символ славы художника. Дедал для Джойса – хитроумный мастер, создавший запутанный лабиринт на острове Минос и крылья для своего сына Икара. В романе повествуется об иезуитских учебных заведениях, в которых учится герой и учился сам автор. Решение героя покинуть родину, чтобы создавать прекрасное, автор толкует как акт сильной воли.

После этого романа Джойс написал книгу рассказов «Дублинцы», передав в ней тягостную атмосферу обывательского существования, пошлости и лицемерия.

Задуманный для этого сборника рассказ об одном дне дублинского еврея превратился впоследствии в основу романа, принесшего Джеймсу Джойсу мировую славу. Это был роман «Улисс», который Джойс писал семь лет и который появился в свет 2 февраля 1922 года, в день сорокалетия писателя.

Книга эта необычна и трудна для чтения. Но, хоть комментарий к ней составляет 170 страниц мелким шрифтом, не следует думать, что без этих примечаний роман не будет понят. В нем говорится об одном дне троих главных персонажей, живых людей, с их переживаниями и чувствами, и события, происходящие с героями, пусть и не головокружительные, не могут не заинтересовать читателя. Просто для Джойса важно не рассказать историю, а проследить за работой человеческого сознания, за движениями человеческой души. Джойс говорит в своей книге о жизни, об искусстве, о человеке. Но его влекут загадки и усложнения, намеки и иносказания.

Заглавие романа – это римский вариант имени «Одиссей». Таким образом, Джойс задумал создать свой, современный вариант «Одиссеи».

Действие романа охватывает один день. И дата точно указана: для Джойса она была памятна: 16 июня 1904 года, как уже было сказано, он по уши влюбился в свою Нору. Каждый из 18 эпизодов романа связан с определенным эпизодом «Одиссеи» и имеет название, отсылающее к этому эпизоду. Связь выражается в тематической, сюжетной или смысловой параллели. У многих персонажей романа имеется свой прототип в поэме Гомера.

Место действия романа – Дублин, но оно словно расширяется для автора до размеров земного шара.

Стивен Дедалус перекочевал в «Улисса» из «Портрета художника». Только здесь это преподаватель истории в дублинской гимназии. Другие два главных героя – это агент рекламного отдела одной из местных газет Леопольд Блум и его жена Мэрион. Блум – абсолютный буржуа, не способный к глубоким размышлениям, прозаичный до примитивности.

В Стивене сосредоточены размышления автора об интеллектуальном начале в натуре человека. Дедалус образован, в поток его сознания вплетаются цитаты и образы из Шекспира, Гомера, Гете, Аристотеля. Мысли и даже их обрывки облекаются во фразы на разных языках, которыми он владеет. Его мучают сомнения в своих силах, в разумном начале бытия. Он рвет с отцом, тяжело переживает смерть матери (это в прошлом). Своего нового отца Дедалус обретает в Блуме. Так воплощает Джойс ситуацию поэмы Гомера, воссоединение Одиссея – Блума и Телемака (его сына) – Дедалуса. Дом Блума, его «Итака», становится пристанищем для Дедалуса после долгого ночного разговора персонажей, в котором становятся очевидными их близость, человеческое родство. Но близость эта – временна, это минутное сближение двух одиноких людей. Выпив с хозяином чашку какао, Стивен удаляется, а Блум – Одиссей не изгоняет женихов своей Мэрион – Пенелопы, а, внутренне простив Мэрион измену, ложится в супружеское ложе.

Финал романа – это внутренний монолог Мэрион, составляющий две с половиной тысячи слов без знаков препинания.

Мэрион, играющая в романе роль Пенелопы, с другой стороны, являет собою слепок с Норы Барнакл, и стиль ее внутреннего монолога – это стиль ее личных писем. От Норы и зоркий глаз, хлесткие словечки, свобода от благоговения перед возвышенным: она смотрит не мир практически и словно символизирует земное, природное начало.

Так видел Джойс роль женщины, ее сущность, такой он любил свою Нору, и она о нем говорила: «Не знаю, гений у меня муж или нет, но уверена, что такого, как он, больше нет на свете».

Каков же в понимании Джойса человек, мужчина, он сам?

Возможно, для Джойса человек состоит из черт возвышенно-интеллектуальных, какие он показал у Стивена Дедалуса, и из той грубой чувственности, чревоугодия, приземленности, какая свойственна Блуму. Не зря ведь когда оба героя глядят в зеркало, то вместо своих отражений видят лик Вильяма Шекспира!

Роман можно толковать по-разному, ему посвящены многие и многие исследования.

Судьба книги была громкой. Молва о ней разнеслась еще до выхода в свет. Роман запрещали в США и Англии в то самое время, как его уже почитали литературной классикой: цензоры сочли его безнравственным за множество интимных подробностей человеческого бытия. Лишь в 1933-м, после вошедшего в историю шумного процесса, роман разрешили к публикации. Переводы романа появились на разных языках, но оказалось, что это изнурительный труд, рассчитанный на много лет. В 1993-м в России появился наиболее полный и интересный перевод, авторы которого работали над ним – один более десяти, а другой около двадцати лет.

ВИРДЖИНИЯ ВУЛФ (1882—1941)

ВИРДЖИНИЯ ВУЛФ – изысканная исследовательница «туманного мира литературных образов».

Развитие литературы «потока сознания» в Англии связано с именем В. Вулф. Она родилась в Лондоне в семье известного литератора сэра Лесли Стивена. От своих родителей она унаследовала классическую красоту и ум. Вирджиния получила домашнее образование. В доме постоянно бывали эссеист Литтон Стрэйчи, художник К. Белл, писатель Э. Форстер, журналист Леонард Вулф, за которого Вирджиния вышла замуж в тридцатилетием возрасте.

Однако истинную страсть, любовь Вирджиния питала только к литературе: «Этот туманный мир литературных образов, похожий на сон, без любви, без сердца, без страсти, без секса – именно этот мир мне нравится, именно этот мир мне интересен», – писала она.

Она умела тонко передать мгновенные ощущения своих героев и бег времени. Увидеть игру света и услышать симфонию звуков. Писательница тонко анализировала психологию своих героев, в то же время полагая, что внутренний мир человека непознаваем.

В романах «Путешествие» (1915), «Ночь и день» (1919), «Комната Джекоба» (1922) происходит постепенное формирование ее творческого почерка. Расцвет писательницы – это романы «Миссис Деллоуэй» (1925) и «На маяк» (1927). К этому времени она была широко известна, ее книги издавались огромными тиражами. Но уже после выхода первого романа с Вирджинией произошел первый нервный срыв, и таких кризисов в ее жизни было несколько.

Потому, вероятно, от одной книги к другой усугубляется и творческий кризис писательницы. Романы «Орландо», «Годы» «Волны», «Между актами» все более удаляются от реальности, утрачивают приметы привычной литературы, в них все как будто безгранично, бесформенно, зыбко. Форстер (бывший на три года моложе, но переживший Вулф на 29 лет) критически заметил: «Она грезит, вызывает видения, но может ли она создавать характеры? Достигает ли она жизненности своих героев?.. Она редко могла обрисовать героя таким, чтоб он остался в памяти». Впрочем, это не помешало писателю испытать влияние как Вирджинии Вулф, так и Джойса, о чем упоминали критики, в том числе и советские.

Роман «Миссис Деллоуэй» – это серия моментальных зарисовок, кадров, фиксирующих отдельные отрезки жизни жителей лондонского Уэст-Энда. Роман не делится на главы, его эпизоды плавно перетекают один в другой, и эта плавность завораживает читателя, вовлекает в непрерывный поток событий, настроений, ощущений героев. Как и в романе Джойса, здесь действие ограничено одним днем. Утром миссис Деллоуэй отправляется за цветами для своего званого вечера. Бой часов Большого Бена отмечает течение, дня, на протяжении которого мы знакомимся с жизнью героини и судьбой живущего рядом, но не знакомого с нею Септимуса Смита, замкнувшегося в себе в болезненном состоянии тоски от одиночества, результатом которого становится самоубийство.

Стена безумия разделяет Смита и любящую его жену. Но одинока и Кларисса Деллоуэй. Пропасть пролегла между нею и ее мужем Ричардом, нет понимания между нею и дочерью Элизабет...

Может показаться, что предмет повествования в книге мелок, пустячен. Но писательница убеждена: нельзя считать, что жизнь проявляется полнее в том, что принято считать большим, чем в том, что принято считать малым.

В романе «На маяк» мальчик по имени Джеймс Рэмзи ждет поездки к маяку. Его мать – хозяйка большого и гостеприимного дома, исполнена любви к людям. Кроме Джеймса, у нее куча детей. Супруги Рэмзи не богаты, мистер Рэмзи – преподаватель философии, написавший свою лучшую работу в возрасте 25 лет. Вулф прослеживает прошлое и настоящее супругов и их гостей, среди которых наиболее четко выделяются художница с китайскими глазами Лили Бриско и ее поклонник Уильям Бэнкс, не забывая следить и за колебаниями барометра, от показаний которого зависит завтрашняя поездка к маяку. А дом «полон, казалось, детским сном и бдением миссис Рэмзи». «Лили понимает, что мудрость и знание хранятся у миссис Рэмзи в сердце», хотя муж полагает, что она бессердечна. А она «просто не умеет выражать свои чувства».

Именно чувство, а не сухая логика определяет и для писательницы, что важно, достойно внимания, а что нет. И момент превращается в вечность, а пустяк в событие необычайной важности.

Не в состоянии вынести очередного приступа депрессии, Вирджиния Вулф покончила с собой. Ее обаятельные и надломленные герои живут. Ее книги учат чуткости и вдумчивости по отношению к людям.

ДЖОРДЖ БЕРНАРД ШОУ (1856—1950)

Дж. Б. ШОУ – обличитель общественного ханжества и ироничный философ.

Это был еще один великий ирландец, внесший огромный вклад в английскую литературу, в мировую драматургию. Как и его великий современник и земляк Оскар Уайлд, Шоу-драматург прославился как мастер парадокса, который стал его творческим методом еще в ту пору, когда, переехав из родного Дублина в Лондон, Шоу начал работать театральным и музыкальным критиком. Острая социальная направленность его творчества сказалась уже в первых литературных опытах молодого журналиста. В 27 лет он напечатал третий из ранних своих романов «Асоциальный социалист» в социалистической газете, поскольку ни эта, ни две предыдущие книги не были приняты другими издательствами. Выступая за социальную драму, Шоу стремился следовать творчеству норвежского драматурга Г. Ибсена, весьма популярного властителя дум творческой интеллигенции грани XIX-XX вв. Шоу смело вторгается в те стороны жизни общества, о которых говорить не привыкли. Если Ибсен в «Привидениях» изобразил несчастного молодого человека, унаследовавшего от развратного отца сифилис, то Шоу в «Профессии миссис Уоррен» сделал героиней хозяйку дома терпимости. О грязных путях обогащения внешне добропорядочных буржуа рассказывали и другие пьесы: «Дома вдовца», «Сердцеед», объединенные автором в цикл «Неприятных пьес». Ставить пьесы на театре не удавалось, т. к. цензура их запрещала за безнравственность. Шоу издавал свои сочинения. Ставил их впоследствии очень смелый для своего времени режиссер Джекоб Грейн, основатель «Независимого театра», где шли также пьесы Ибсена и Чехова.

Следующий цикл пьес Шоу назвал «Приятные пьесы». Здесь интересна пьеса «Избранник судьбы», где в связи с распространением идей Ф. Ницше Шоу обратился к образу Наполеона и трактовал его в соответствии со своим ироническим складом таланта. Из третьего цикла выделяют «Ученика дьявола», где показан бунтарь и безбожник Ричард Даджен – героическая личность, свободная от мещанских предрассудков.

В 1903-м Шоу создает большую философскую пьесу «Человек и сверхчеловек». Это своеобразный литературный перевертыш: в отличие от классического сюжета о Дон Жуане, героя тут преследует женщина, олицетворяющая, по справедливому мнению Шоу, жизненное начало природы, неподвластной человеку. А пьеса «Разоблачение Бланко Поснета» (1909), обличающая мещанство и ханжество, изображающая победу доброго начала над дурным у конокрада и проститутки, стала поводом для эпистолярной дискуссии Шоу с Львом Толстым, упрекавшим драматурга в несерьезном толковании религиозной темы. В период Первой мировой войны Шоу обличает шовинизм и милитаризм, халатность английской военщины («Огастас выполняет свой долг» и др. одноактные пьесы о войне). После войны в пьесе «Дом, где разбиваются сердца» (1920) Шоу показал людей, утративших понятия нравственности, волю и характер, и молодое поколение, не желающее жить по законам «старой доброй» Англии.

«Святая Иоанна» (1923) своеобразно трактует историю Жанны д’Арк: она опасна как англичанам, так и французам, потому что умна. Обе стороны делают все, чтобы избавиться от Жанны, а после казни ратуют за ее реабилитацию.

В 1925-м Шоу присуждена Нобелевская премия. С перерывом Шоу писал пьесы до самой кончины (последняя – «Вымышленные басни», фантазия о будущем, о необходимости развивать духовное начало). Но самой знаменитой его пьесой остался «Пигмалион» (1919), где конфликт строится на столкновении культуры языка и духовности.

ДЖОН ГОЛСУОРСИ (1867—1933)

Дж. ГОЛСУОРСИ. Что было главным в его романах о послевоенной Англии: ностальгия, сатира, психологизм?

Своими учителями этот великий английский писатель считал Толстого и Тургенева. Его творчество действительно, сильно связано с традицией русской литературы: ее гуманизмом, социальной направленностью и убедительным, доходчивым психологизмом.

Будущий писатель родился в Лондоне в семье адвоката. Голсуорси закончил Оксфорд и сам один год служил адвокатом, но после кругосветного путешествия, предпринятого им в 1891—1892 гг., целиком посвятил себя литературе. Уже в 1900-м вышел его первый роман «Вилла Рубейн». Его герой художник Гарц талантлив, но беден. Он любит Кристиан, племянницу богатого торговца чаем Николаса Трефри. Трефри относится к молодому человеку с недоверием и неприязнью. А Гарц гордится тем, что он простолюдин по происхождению. Под влиянием русского политическою эмигранта Гарина молодой человек вступает на путь борьбы за социальную справедливость. Он увлекает своей энергией и Кристину. Столкновение двух этих полюсов общественного сознания и составляют конфликт романа.

Книга интересна еще и тем, что здесь впервые встречается имя Джолиона Форсайта. Этот компаньон Трефри по торговле чаем является главой династии, ставшей коллективным героем главного произведения Голсуорси – его всемирно известной «Саги о Форсайтах». Трилогия состоит из романов: «Собственник» (1906), «В петле» (1920), «Сдается в наем» (1921).

«Собственник» замышлялся как самостоятельное произведение. Мысль продолжить его возникла в 1918 году, когда писатель естественно раздумывал о судьбе послевоенной Англии.

Три романа трилогии охватывают период с 1886-го по 1920 г. Смена эпох фиксируется, отраженными в романах историческими событиями. Это англо-бурская война, смерть королевы Виктории, Первая мировая война. Семья Форсайтов – звено общественной жизни. Каждая эпоха по-своему формирует новое поколение семейства.

Форсайтов характеризует сугубая практичность. Никто из них не расходует попусту энергию, не выражает открыто своих чувств. В клановости, чувстве сплоченности и недоступности для посторонних коренится мощь семьи. Это здравомыслящие, но скучные люди. Никто из них не создал в жизни ничего, но все стремятся приобрести побольше созданного другими. Не все, однако, вписываются в прокрустово ложе семейного уклада. Жена Сомса Форсайта, гордая красавица Ирэн, бросает вызов семейству. Ее роман с художником Босини – попытка вырваться из окружения собственников, которое тяготит женщину. Ирэн уходит из дому, не взяв ничего из многочисленных драгоценностей. Сомс искренне страдает. Он не внушает любви, но недостаточно толстокож, чтобы не понимать, этого. Ирэн возвращается после странной и трагической смерти Босини. Она убита горем, и счастья Сомсу ее возвращение не сулит.

В следующем романе трилогии уже сам Сомс ощущает, что жизнь его стянута петлей, отсюда и название второй книги. В ней развивается мысль о неизбежности перемен в клане Форсайтов. В истории рода обнаруживаются явные признаки деградации. Нарушаются незыблемые ранее традиции. Сомс проходит через унизительный бракоразводный процесс и заключает новый брак с француженкой Аннет. Он глубоко любит дочь Флер и испытывает тревогу за будущее Англии.