Текст книги "Краткий конспект истории английской литературы и литературы США"

Автор книги: Сергей Щепотьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Переехав из США в Швейцарию, Кронин продолжает работать. В 1961-м выходит роман «Иудино дерево», изображающий разрушительное воздействие общества на индивидуальность. Воспоминания детства составляют фон романов «Песня шестипенсовика» (1964) и «Карман, полный ржи» (1969), где характер героя противопоставлен пошлости «золотой молодежи».

В своем последнем романе «Менестрель» (1975) 79-летний писатель рассказывает историю Александра Джозефа Шеннона и его сверстника Десмонда Фицджеральда.

Судьба сводит героев в стенах иезуитского колледжа. По окончании, этого учебного заведения Шеннон избирает профессию врача, Десмонд – поступает в семинарию св. Симеона в деревне Торрихос, в десяти километрах от испанского города Толедо.

Устами Шеннона и в письмах к нему Фицджеральда всесторонне раскрывается образ Десмонда, красивого и обаятельного юноши, обладающего восхитительным певческим голосом.

Мать учит Шеннона не стесняться бедности, и Десмонд, сын солидного книготорговца, привыкший к достатку, живущий со своей матерью в дорогом отеле «Ритц» и разъезжающий по Риму и Мадриду в «Испано-Суизе» – автомобиле дорогой марки, предоставленном ему подругой покойного отца маркизой ди Варезе, восхищается благородством и скромным достоинством своего бедного друга и его матери. Шеннона привлекает смелость не склонного к потасовкам Фицджеральда перед лицом задиристых драчунов, его дерзкие выходки по отношению к начальству колледжа, в которых он честно признается. Юный «менестрель» погружен в мир музыки Вивальди, Скарлатти, Керубини и Вагнера и недолюбливает Чайковского и Римского-Корсакова; он восхищается живописью Веласкеса, Бартоломео делла Порта и импрессионистов. Наконец, он необычайно привлекателен для женщин.

Его смущает внимание маркизы ди Варезе, переносящей на юношу нежность, которую она питала к его отцу. Но, возможно, благодаря ей и ради нее выигрывает он после окончания семинарии сложный певческий конкурс в Риме, исполнив сложнейшую арию из «Майстерзингеров» – «восхитительную и чарующую мелодию, прекраснейшее из всего, созданного Вагнером, в котором глубоко коренилась фатальная германская мистика».

Смерть матери вызывает в Десмонде чувство незащищенности. Его влечение к противоположному полу, возможно, и зиждется в первую очередь на потребности восполнить пустоту, образовавшуюся в его жизни. В патронессе церкви маленького ирландского городка Килбаррак, куда Десмонд получил назначение, вдове богатого дельца мадам Донован, Фицджеральд узнает бывшую оперную диву Джеральдин Мур. Она старше его лет на десять, и это возрастное превосходство, как и ретроспективное восхищение ее утраченным теперь голосом, волнует юношу. Женщина в свою очередь испытывает экстатический восторг от его пения (как врач Кронин, безусловно, знал магнетическое воздействие тенора на женскую физиологию!), восхищаясь в то же время интеллигентностью и человеческим обаянием юного священника, его неподдельной добротой к пастве. Оба они с искренней истовостью стремятся удержать свою любовь в рамках дозволенного церковью. Но пряный аромат вожделения властно наполняет атмосферу виллы мадам Донован во время визитов Десмонда.

В самый разгар этого сложного чувства на сцене появляется племянница Джеральдин – изгнанная из забытого пансиона за ночные побеги в дансинг Клэр. Каноник Дэйли по поручению мадам Донован доставляет девушку к ней в дом на перевоспитание. Сама Джеральдин, однако, отбывает из города на несколько месяцев: дела позвали ее в Швейцарию. Клэр остается на попечении священников. Ей-то и удается добиться «грехопадения» Десмонда. Каноник в гневе. Но Клэр выдерживает поединок со строгим священником. Она любит Десмонда, ждет от него ребенка, и сам Фицджеральд настаивает на необходимости заключить с нею брак. Растроганный Дэйли венчает молодых «грешников». Молодые супруги удаляются на родину Десмонда, где экономка его покойного отца устраивает им жилье. Но в первые же дни супружеской жизни Десмонд убеждается в правоте каноника человека прямого и грубоватого, уверявшего своего подопечного, что Клэр готова заняться любовью даже с фонарным столбом, что, если этот брак будет заключен, «все дьяволы в аду станцуют фанданго». Уход за новорожденной дочерью и кухня стали обязанностью молодого мужа, с трудом получившего место учителя в школе, которую он некогда окончил. Ветреная и вульгарная жена швыряет деньги на ветер и обедает в дорогом ресторане, где однажды, изрядно напившись, распускает язык, и скандальная история их брака становится достоянием всех ирландских газет. Фицджеральд лишается места, а Клэр бежит из дому с очередным ухажером, итальянцем Мунцио, предварительно обчистив супруга до нитки.

Чтобы прокормился, Десмонд поет в ресторане: «горький ответ тем, кто жестоко оскорбил его». Да, ханжеский «высший свет» неистово аплодирует недавнему изгою. И некий епископ предлагает ему встречу и возможное прощение. Но Фицджеральд отказывается и от этой встречи, и от церкви.

Вульгарная американка из голливудских кругов обещает ему выгодный контракт на киностудии, упоминая заодно имя его друга Шеннона.

Десмонд пишет забытому было другу и вскоре навещает его в Лондоне. Полюса поменялись: Шеннон стал известным писателем, и теперь Десмонд стесняется своего убогого костюма и любуется оригиналами Сисле, Утрилло и Виллара, украшающими гостиную его друга. Шеннон женат на душевнобольной женщине, у него двое сыновей. Эти озорники и преданная секретарша Нэн Рейли скрашивают его печальный брак. Шеннон великодушен и верен старой дружбе, он заказывает Десмонду несколько костюмов и несколько пар обуви, непринужденно отметая его растроганную благодарность. Вместе с другом он отправляется к мадам Донован, где воспитывается маленькая дочь Фицджеральда. Пока отец любуется девочкой, Шеннон беседует с оскорбленной женщиной, не пожелавшей видеть своего бывшего возлюбленного. Еще раз мы убеждаемся в справедливости слов Десмонда, подивившегося легкости, с которой его друг общается с людьми. Холодно встретившая Шеннона мадам Донован обменивается с ним адресами и в дальнейшем становится его «драгоценным другом».

Чтобы поддержать Десмонда в непривычной обстановке, Шеннон отправляется вместе с ним в Голливуд. Он знакомит друга со своим агентом, пообещавшим начинающему актеру поддержку, и приводит его на раут к самому Сэму Голдвину – главе одной из крупнейших студий, «MGM». Великолепно краткое, но яркое описание этого сборища, где «ничего так не привлекает женщин, как нечто привлекательное, если оно неизвестно и принадлежит к мужскому полу». Но вот первый шаг сделан: под аккомпанемент дуэта пианистов Десмонд поет Пуччини, потом столь отличного от него Пёрселла. Под шквал восторгов собравшихся Шеннон незаметно удаляется из дома Голдвина и наутро покидает Америку. В утренних газетах он читает о рождении новой «звезды»... и о гибели в автокатастрофе синьора Мунцио и его жены Клэр.

А Десмонд Фицджеральд успешно снимается в музыкальном фильме «Молодой Карузо», за которым следуют экранизации «Риголетто» и «Аиды». Он постигает тонкости «тяжкого, перемалывающего труда под слепящим светом» актеров, а точнее – «марионеток, управляемых человеком с мегафоном – режиссером». И избегает богемных вечеринок и вьющихся вокруг него «старлеток» – маленьких актрис, стремящихся сделать карьеру посредством нежной дружбы с преуспевающей «звездой».

Но в то же время он не в силах вернуться в церковь: обиженный на Бога за несправедливость, он при приближении к Его храму испытывает физическую тошноту...

На помощь приходит предупрежденный Шенноном пастор церкви в Беверли-Хиллз Девис. Психологический барьер преодолен. И Десмонд неожиданно для воротил кинобизнеса бросает блестяще начавшийся путь звезды и удаляется в испанскую обитель к своему старому наставнику, который, в свой черед, отправляет его миссионером в индийский Мадрас. С детьми низшей касты – «неприкасаемых» – Десмонд занимается не только школьными предметами и Законом Божьим, но и пением. Хор «маленьких епископов», как прозвали его ансамбль, начинают приглашать в богатые дома. И тут судьба снова играет с Десмондом странную шутку: его обаяние и прекрасный голос, известный уже повсеместно по фильмам и грампластинкам, обворожили богатую полукровку Луизу Пернамбур. Безвольный Десмонд поддается ее энергичному напору, но глава миссии – отец Сибер – вовремя отсылает его на север страны, о чем и сообщает, находясь по своей надобности в Англии, его другу Шеннону, заодно намеком благословляя все еще целомудренный союз писателя с его секретаршей на полноту счастья ввиду полной уже невменяемости миссис Шеннон...

Быть может, этот написанный на склоне лет роман – самая мудрая и красивая книга писателя: неоднозначность авторской оценки образов, сложные перипетии их судеб, всегда свойственная Кронину ирония, атмосфера прекрасного, в которую погружено действие – все это делает «Менестреля» чтением увлекательным и располагающим к раздумьям.

Сэр Арчибальд Кронин был посвящен в рыцари – звание, которое присваивается в Англии правящей королевской особой за особые заслуги перед государством.

ЧАРЛЬЗ ПЕРСИ СНОУ (1905—1980)

– не только писатель, но и ученый-физик, государственный и общественный деятель. Высшее образование получил в Кэмбридже, где потом сотрудничал с лауреатом Нобелевской премии Э. Резерфордом. С 1947-го по 1964-й возглавлял Английскую электрокомпанию, с 1964 г. – лорд, пэр Англии, парламентский секретарь в министерстве технологии.

Сноу пришел в литературу в тридцатых годах. Его герои – представители научно-технической интеллигенции, физики. Уже в романе «Изыскание» (1934) Сноу рассказывал об ученом-кристаллографе Артуре Майлсе, вынужденном решать, чему отдать предпочтение: науке или бизнесу в науке.

Об ответственности ученых перед человечеством говорится и в большом цикле, носящем название «Чужие и братья». Главный герой романов – alter ego писателя, ученый Луис Эллиот, ведет борьбу за независимость науки от давления дельцов.

Успех книгам Сноу обеспечило авторское знание узкой, обособленной сферы жизни общества.

Ч. П. Сноу занимался вопросами соотношения технической и гуманитарной науки, неоднократно приезжал в СССР с женой, писательницей Памелой Джонсон, автором некогда скандального своей откровенностью романа «Твое средоточие – эта постель» (1935), в дальнейшем также писавшей о нравах и настроениях интеллигенции, создательницей пародийно-сатирических романов, из которых «Ночь и молчание. Кто там?» (1963) был в сокращенном переводе опубликован в СССР.

В шестидесятые годы активно у нас переводились и романы Сноу. Тогда в нашей стране возник в чем-то занятный, но надуманный спор о «физиках и лириках», и многим казалось, что физикам предстоит быть властителями дум и всех сфер общественной жизни. Наши читатели тех лет увлекались и романами другого физика, американца Митчела Уилсона (1913—1973), сотрудника лаборатории лауреата Нобелевской премии Энрико Ферми – «Жизнь среди молний», «Брат мой, враг мой», также решавшими проблемы науки и нравственности. В те же годы со своими романами «Искатели» и «Иду на грозу», романтизировавшими образы ученых-физиков, выступил и Д. А. Гранин.

Спор же о «физиках и лириках» возник потому, что и те и другие воспряли духом, ощутили себя свободными в атмосфере в чем-то похожей на Ренессанс «оттепели». Во всяком случае уже в самом ее начале на советских экранах с большим успехом шел фильм «Костер бессмертия» (1955, реж. А. Народицкий), посвященный борцу со скованной церковными догматами схоластической наукой Джордано Бруно, роль которого сыграл великолепный мастер психологически тонко обрисованного образа Владимир Дружников. Настроению нашей интеллигенции – как научно-технической, так и гуманитарной – были тогда близки слова Бруно: «Наступит день, когда человек будет ходить, как новый Адам, в созданном вновь мире».

Слова эти были эпиграфом к роману о выдающемся астрономе и философе Ренессанса – «Адам нового мира», написанному еще в 1936 г.

ДЖЕКОМ ЛИНДСЕЕМ (1900—1990).

Джек Линдсей родился в Австралии, в семье художника Нормана Линдсея.

На родине выступал как историк и критик. После 1926 г. переехал в Англию.

В 30-х гг. участвовал в антифашистском движении, в 1936 г. вступил в компартию. Вероятно, вдохновленный этой переменой в своей жизни, он в «Адаме нового мира» толковал образ Джордано Бруно в вульгарно-социологическом плане. Это в 1940 г. отметил в предисловии к советскому изданию романа отечественный специалист по истории Ренессанса М. А. Гуковский (1898—1971). С одной стороны, Бруно у Линдсея – рефлектирующий интеллигент, с другой – чрезмерно демократичен: ни то ни другое истине не соответствует, ибо как человек своей эпохи он был натурой цельной и не сомневался ни в своей позиции ученого, ни в высокомерии к необразованной черни.

В 1941-м Линдсей опубликовал роман «Ганнибал», в котором в аллегорической форме выступал против гитлеровского режима. Эта книга увидела свет на русском языке лишь в 1962 г. За три года до того в СССР был напечатан роман Линдсея «Люди сорок восьмого года» (1948), изображавший на фоне революционных событий во Франции и Австрии сложный переломный период в жизни английского народа – чартистское движение.

В годы Второй мировой войны Линдсей написал антифашистские романы «Мы вернемся» (1942) и «Превыше страха. Роман о битве за Крит» (1943).

В пятидесятые годы Линдсей создает выдержанные в духе социалистического реализма романы о современной Англии, объединенные под названием «Британский путь» и содержащие значительно больше подробных описаний быта и социальных противоречий, нежели индивидуальных психологических характеристик героев.

Его перу принадлежит также монография о Ч. Диккенсе (1950) и написанный в тот же год, после поездки в СССР, «Дневник путешествия по Советскому Союзу». Линдсей занимался также переводами русской поэзии.

Что касается технократических идей, витавших в воздухе в период духовного раскрепощения шестидесятых годов в нашей стране, то надо сказать, что в английской литературе эта тема получила выражение задолго до нашего спора о «физиках и лириках». Мысль о том, чтобы правильно и математически точно обустроить государство, приходила ученым не раз. Писатели, со своей стороны задумавшись над этой проблемой, не всегда приходили к утешительным выводам относительно последствий такого расчета. Английский фантаст Герберт Уэллс (1866—1946) изобразил печальный итог подобного преобразования общества в романе «Машина времени» (1895), а через двадцать лет вернулся к этой теме в романе «Люди как боги», утверждая необходимость участия просветителей в процессе реформ. Его большой поклонник Евгений Замятин, побывав в Англии, ужаснулся «этой каменной, асфальтовой, железной, бензинной, механической стране»: может быть, эти впечатления 1916 г. послужили толчком к написанию – за два года до просветительской утопии его кумира – мрачного в своих прогнозах романа «Мы»?..

Лауреат Нобелевской премии по литературе 1950 г., математик и философ, инициатор – наряду с А. Эйнштейном и Ф. Жолио-Кюри – движения ученых за мир, международную безопасность и сотрудничество Бертран Рассел (1872—1970) в работе «Научное мировоззрение» (1931) предостерегал от возможного захвата власти кучкой технократов.

Через год крайне пессимистически изобразил будущее человечества в своем романе «Бесстрашный новый мир»[25]25
  Обычно переводят название этого романа как «Прекрасный новый мир» или «О дивный новый мир». Однако в оригинале оно звучит «Brave New World». В словарях нет подобных значений слова «brave».


[Закрыть].

ОЛДОС ХАКСЛИ (1894—1963).

ОЛДОС ХАКСЛИ, интелектуал, обеспокоенный мещанством и порожденным им тоталитаризмом – Сциллой и Харибдой, угрожающими духовному миру человека.

В «Истории зарубежной литературы XX века» Е. А. Домбровская назвала его «одним из тех рафинированных декадентов, щеголяющих своим образованием, которых в Англии иронически называют „высоколобыми“».

Позволим себе исправить ее неточность. «Высоколобый» – «highbrow» – слово, вовсе не имеющее иронического оттенка. COBUILD, словарь Бирмингемского университета, трактует его так «Если вы описываете что-либо как highbrow, вы имеете в виду, что это нечто интеллектуальное, академичное и трудное для понимания. Синоним: sophisticated (утонченный)».

Неточность эта была бы не так уж и важна, если бы не другие, допущенные автором статьи и, увы, не исправленные научными руководителями коллективного труда, учеными с мировыми именами – профессором Т. Мотылевой и профессором Р. Самариным.

Олдос Хаксли был внуком (а не сыном, как уверяла Домбровская) крупного биолога Томаса Хаксли, соратника Ч. Дарвина, и сыном известного литератора Леонарда Хаксли. Его мать, умершая, когда Олдосу было четырнадцать лет, была племянницей поэта и критика Мэтью Арнолда, отец которого профессорствовал в университете. М. Арнолд отстаивал в своих критических работах необходимость развития образования и культуры и состоял в переписке с Л. Н. Толстым.

Как видим, судьбе было угодно, чтобы Олдос Хаксли вырос человеком образованным. Несмотря на почти полную, прогрессирующую слепоту, он блестяще учился в Оксфорде и Итоне. Его обширные знания поражали друзей: те шутили, будто он знает наизусть «Британскую энциклопедию».

Начиная с 1916 г. выходят несколько сборников его стихотворений.

В 1919-м Хаксли женился на бельгийке Марии Нис и в том же году стал сотрудником журнала «Атенеум», редактируемого мужем известной писательницы Кэтрин Мэнсфилд Мидлтоном Марри, которого под именем Берлепа впоследствии вывел в романе «Контрапункт» (1928).

В 1920-м вышел сборник его рассказов, а через год – первый роман «Желтый Кром», за которыми последовали «Шутовской хоровод» (1923) и «Опавшие листья» (1925).

Для романов Хаксли характерны блещущие остроумием диалоги и бросающийся в глаза цинизм в обрисовке интеллектуалов, которые ведут свои длинные изысканные разговоры в экзотической обстановке загородных домов или выходящих на Средиземноморское побережье террас: в 20-е гг. Хаксли жил в Италии, а к концу десятилетия переехал в Санари, близ Тулона.

Обрисованные с поразительной наблюдательностью поэты и светские дамы, лицемеры и влюбленные населяют эти интерьеры.

В текст романов Хаксли часто включает стихи, например такие:

 
Нет прошлого, и будущее – прочь.
Нет ни бутонов, ни плодов: цветенье.
Лежи вот так, и длиться будет ночь,
Темна, беззвучна, как само забвенье.
Прошу, навеки дай мне всё забыть,
Кроме того, как пахнет твоя кожа.
Ни плача, ни стыда и ни обид.
Лежи вот так на этом тихом ложе.
И пусть он длится, этот дивный сон,
Пока не будет ничего на свете,
Лишь мы, сплетенные в бездонной тишине.
Но точно так, как тот, кто осужден,
Простится с этим миром на рассвете,
Так – знаю – ночь растает в наступившем дне... [26]26
  Перевод мой. – С. Щ.


[Закрыть]
 

(«Опавшие листья»)

Писатель называл свои произведения романами идей, рупорами которых являются их персонажи. Эти идеи автор сталкивает весьма парадоксально, отдавая предпочтение тем, которым он придает серьезное значение, и подвергая уничижительному сарказму мнения недостойные. Один из близко знавших Хаксли людей вспоминал, что писатель, «будучи в ударе, мог разбрасывать идеи с изяществом, элегантностью и радостью играющего в мяч дрессированного дельфина».

Романы Хаксли очень скоро завоевали признание читающей публики. Леонард Вулф назвал их «выдающимися и смелыми, восхитительно написанными, забавными, остроумными, мудрыми и интеллигентными».

Далеко не забавной, однако, оказалась антиутопия «Бесстрашный новый мир» (1932).

Еще в «Желтом Кроме» Хаксли вывел похожего на птицеящера Скоугена, в уста которого вложил некоторые свои опасения относительно путей исторического развития человеческого общества. Скоуген говорил о литературе и социологии, любви и обычаях. Касался он и футурологии: в обществе будущего этот провидец видел три класса – руководящую интеллигенцию, людей веры и стадо; в этом обществе манипулировали человеческим сознанием, царила автоматизация и механизация – и не было места для какой-либо духовности.

Идеи Скоугена, страх писателя перед бурным научно-техническим прогрессом и его недоверие к новому общественному строю, воцарившемуся в России, легли в основу «Бесстрашного нового мира».

Эпиграфом к роману Хаксли взял слова Н. Бердяева из книги «Новое средневековье» (1923): «Но утопии оказались гораздо более осуществимыми, чем казалось раньше. И теперь стоит другой мучительный вопрос, как избежать окончательного их осуществления».

Эпиграф и имя, которое носит героиня романа – прелестная куколка Ленайна (оригинальное написание – Lenina) – ясно говорят о намеке Хаксли на коммунистический тоталитаризм.

В государстве, обрисованном Хаксли, существует жесткая социальная вертикаль и навязывание нижним социальным уровням удовлетворенности своим положением. Уже в детстве «особям» внушают во сне, что «теперь каждый счастлив». Каждая каста получает свою газету или радиопередачу. Христос у Хаксли заменен автомобильным магнатом Фордом – свидетельство технократического характера мироустройства и способ принудительного единения под флагом научно-технического прогресса.

Бердяев в 1923 г. не верил, что можно вымуштровать людей «настолько, чтобы они чувствовали себя хорошо в социальном муравейнике, полюбили казарменную жизнь, отказались от свободы духа».

Хаксли через девять лет показал, что это вероятно.

Советский строй доказал, что это реально, по крайней мере, на неполные три четверти столетия.

Потому в год смерти писателя Е. А. Домбровская доказывала, будто в своей антиутопии «Хаксли пугает читателей, что при народоправии погибнет все прекрасное, что материальная обеспеченность „губит душу“ народа»: ложь насквозь пропитала нас – настолько, что мы не замечали, как лжем сами себе...

В 1937-м Хаксли уехал в США и поселился в Калифорнии, надеясь, что климат Лос-Анджелеса поможет его зрению. Он продолжает работать, в том числе – и для Голливуда (в 1940 г. им написан сценарий фильма по роману Джейн Остин «Гордость и предубеждение»).

Вторая мировая война с ее концлагерями усугубила пессимизм писателя. Страшился Хаксли и атомной бомбы: «Признаюсь, – писал он в частном письме от 10 августа 1945 г., – что нахожу мир с болтающейся над головами атомной бомбой довольно тревожной перспективой. Национальные государства, вооруженные посредством науки сверхчеловеческой военной властью, всегда напоминают мне свифтовское описание Гулливера в руках гигантской обезьяны на крыше дворца короля Бробдингнага...» Человечество, перенесшее атомную войну, изобразил писатель в романе «Обезьяна и сущность» (1948).

В 1955-м умерла жена Хаксли Мария Нис. Год спустя он женился на Лауре Арчера, концертирующей скрипачке, впоследствии ставшей... практикующим психотерапевтом.

В 1962-м Хаксли опубликовал последний роман «Остров», в котором попытался примирить прогресс, патриархальный уклад, сексуальную революцию, наркотики и буддизм.

Сорок лет спустя нечто подобное переживаем в своей стране и мы...

Атомная бомба на многих произвела потрясающее впечатление. Она поставила под угрозу существование человечества, унизила достоинство человеческого духа. Хотелось бежать куда-то от кошмара, восставшего гигантским белым грибом над японскими городами и угрожавшего всему миру.

Англичанин Эрик Блэр бежал на Богом забытый северный остров, ел простую пищу, держал козу и огород и при свечах написал роман, потрясший мир не менее атомной бомбы: «1984».

ДЖОРДЖ ОРУЭЛЛ – псевдоним Эрика Блэра (1903—1950). Он родился в индийской Бенгалии в семье обедневшего шотландского чиновника-аристократа. Учился в Итоне, затем уехал в Бирму и там служил в английской полиции. Потом вел жизнь изгоя и неудачника в Париже и Лондоне, пока наконец не были напечатаны его книжки «Собачья жизнь в Париже и Лондоне» (1933) и «Дорога на Уайген» (1937). Первая была описанием его мытарств, вторая – романизированным документальным репортажем о командировке от известного левого издательства на охваченный безработицей север Англии. В годы гражданской войны в Испании Блэр уехал туда и вступил в антифашистское ополчение ПОУМ, лидеры которого, как оказалось, были враждебно настроены к испанской компартии и резко осуждали сталинский террор. Естественно, ПОУМ была объявлена «троцкистской бандой», а Оруэлл, в 30-е годы открыто заявлявший о своей антифашистской ориентировке и приверженности идеям социализма, и после смерти остался для нас «ренегатом», что в 1962 г. подтвердил в «Краткой литературной энциклопедии» корифей советского литературоведения профессор А. Аникст.

Тогда же, в годы своего трагического прозрения, спасенный друзьями и женой от ареста, пыток и гибели, он, отождествивший для себя гитлеризм и сталинизм, оказался едва ли не один против всех. В 1943 г., в год Сталинградской битвы, он стал писать «Звероферму» – антисталинскую сатиру, которую долго не решались печатать ни левые, ни правые (русский перевод этого романа опубликован в 1988-м рижским журналом «Родник»), но в 1954-м появилась даже ее мультипликационная экранизация, созданная эмигрантом из Венгрии Джоном Халасом.

«В 1936-м в Испании остановилась история», – писал он своему другу, историку Артуру Кёстлеру (1905—1983). Пожалуй, только этот человек мог понять его. Англичанин Кёстлер, бывший военным корреспондентом в Испании, опубликовавший написанную в республиканском духе на немецком языке книгу «Беспримерные человеческие жертвы» (1937), а после вставший на позиции, близкие Оруэллу-Блэру...

Полуголодный, замерзающий на своем острове Оруэлл лихорадочно работал и за семь месяцев до смерти издал шокирующий своим жутким прогнозом человечеству роман.

История ломки человеческого духа – так можно обозначить главную тему этого мрачного и обширного полотна. Уинстон сломлен: глядя на портрет усатого Старшего Брата, он осознает, что «одержал над собой победу» и любит этого изверга. Он, еще недавно с надеждой спрашивавший своего палача, умрет ли Старший Брат, и в ужасе получавший уверенный отрицательный ответ...

Некоторые историки полагают, что если мы еще не дожили до описанного Хаксли и Оруэллом будущего, то тем мы в какой-то степени обязаны этим писателям. Джон Уэйн, писатель, во время выхода романа «1984» преподававший литературу в Редингском университете, сказал: «Не думаю, что приход тоталитаризма в Европу задержали два романа – „1984“ Оруэлла и „Тьма в поддень“ Кестлера. Но они сыграли в этом огромную роль».

Кстати, о А. Кёстлере. Этот писатель и профессиональный психолог полагал, что причина всех бед человечества – двойственность сознания, которую он определял как «шизофизиологию» и которая является следствием сочетания «нового мозга» с рудиментарными его уровнями, стало быть – человечество было просто «ошибкой природы». Грустный вывод. Но он хоть что-то объясняет...

Совершенно иной взгляд на Советский Союз представлен в творчестве

ДЖЕЙМСА ОЛДРИДЖА (1918 – 2002).

Дж. ОЛДРИДЖ поставил свою деятельность на службу идеалам коммунизма.

Сын редактора провинциальной австралийской газеты, он с трудом получил образование в Мельбурнском колледже, работая по ночам, чтоб оплатить учебу. Дружил с молодым рабочим-нефтяником и вел разговоры с его отцом – профсоюзным деятелем.

Переехав в Англию, Олдридж оканчивает школу летчиков и прилагает все усилия, чтобы отправиться в Испанию, защищать республику. Но английские власти не выдали несовершеннолетнему летчику разрешения на отъезд. В 1939-м Олдридж в качестве военного корреспондента отправляется в Финляндию и настолько поддерживает в своих корреспонденциях действия Советских войск, что приказом Маннергейма его выдворяют из страны.

Олдридж побывал в Норвегии, Греции, Ливане, Египте, Албании. Уже известным военкором он впервые близко повстречал советских солдат в Тавризе на севере Ирана. Результатом короткого, но задушевного разговора у костерка стал теплый очерк «Песня о Кавказе», напечатанный в лондонской «Таймс» (1942).

Последний год войны Олдридж провел в СССР. Он видел самоотверженный труд советских людей на фронте и в тылу, был свидетелем победоносного пути советских войск до Берлина и присутствовал на параде Победы.

Но уже с 1942 г. очеркист становится романистом. Антифашистские романы о войне в Греции «Дело чести» (1942) и «Морской орел» (1944) дают образы людей, поначалу равнодушно относящихся к политике, а затем осознающих необходимость бороться за счастье человечества.

Четыре года Олдридж работал над «Дипломатом». Этот «отменно длинный, длинный, длинный» роман увидел свет в 1949 г. Действие происходит в Советском Союзе, Иране и Англии. Сюжет – история дипломатической миссии лорда Эссекса, стремящегося отстоять интересы своей страны в Иранском Азербайджане. Политические интриги развиваются параллельно с идейным конфликтом между Эссексом и его помощником, ученым Мак-Грегором. Этот шотландец олицетворяет у Олдриджа передовые отряды интеллигенции, опять-таки, сложным путем внутреннего прозрения приходящей к пониманию правого дела освободительного движения на Востоке и светоча справедливости – советского руководства. Однако Джек Линдсей расхваливал в книге как раз образ лорда Эссекса: известно, что «отрицательный» образ легче поддается обрисовке.

Роман был переведен на русский язык и вышел в СССР в 1953 г.

Здесь он имел шумный успех: читать иностранный роман о Москве, описанной с топографической точностью, о столичном бомонде, в ту пору столь же недоступном, как и Кремль, было потрясающе интересно. Большой театр, Лубянка со зданием НКВД, рестораны «Метрополь» и «Арагви», Третьяковская галерея – все было так знакомо, но принимало особый «привкус» на страницах переводной книги. Один за другим появлялись в сюжете Молотов, Илья Эренбург, Константин Симонов, балерины Лепешинская и Уланова, упоминался «гений» советской генетики – Лысенко (с которым должен был «схватиться» английский генетик с характерной фамилией Шэйм – что по-английски значит «стыд, позор») и наконец как главный аттракцион выступал сам Сталин! Генералиссимус, как Франко и Чан-Кайши, он являлся героям романа в простом френче без наград: «истинно великие люди не нуждаются в знаках отличия», комментирует автор. Глубокомысленное молчание великого человека («по-видимому, Сталин был способен хранить молчание бесконечно»), трубка, сближавшая вождя в общении с эмиссаром английского правительства, обтекаемые фразы вместо прямого ответа на вопросы дипломатов – все это, по Олдриджу, должно было свидетельствовать о том, что Сталин, как высказался Эссекс после аудиенции, «удивительный человек». Писатель идет дальше: устами другого героя, Асквита, он доказывает, что «усатый Старший Брат», как о нем писал Оруэлл, «должен быть беспощаден. Если бы он в свое время не обошелся с врагами так же круто, как они обходились с ним, России бы теперь не существовало <...> Мы, англичане, никогда не добьемся у себя толку, если не позаимствуем этот пример <...>. Сталин <...> как всякий цивилизованный человек, естественно, беспощаден в бою».