Текст книги "Подлунное Княжество (СИ)"

Автор книги: Сергей Бабернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

Пока, всадник пытался отклонить подарки расщедрившегося старика, подоспела каша. Трошка осторожно снял дымящийся котелок с костра и поставил на траву. Рассевшиеся вокруг воины достали из-за голенищ сапог ложки. Ратибор беспомощно стоял позади приготовившихся к трапезе товарищей. У него-то с собой никаких столовых приборов. Не лезть же в общий котёл руками.

– Молодо-зелено! – Михеич дёрнул себя за ус. – Пистоли-то басурманские ты себе подобрал. Палить из них наловчился. А вот ложкой не обзавёлся. Эээх! – старик снова полез в мешок. – На-ка! – он протянул всаднику деревянную ложку. – Себе оставь. Может, и помянешь потом в молитвах раба божьего, Прохора, сына Михеева.

– … молодцы-то те и вправду ватажниками оказались, – продолжал рассказывать Серебряный о приключениях небольшого отряда. – С атаманом ихним, с Ванькой Перстнем поручкаться довелось. Прав Михеич – не всяк, кто с кистенём на большую дорогу вышел – по порочности натуры своей сию жизнь избрал. Надо будет о том с государем потолковать… Ты ешь, Ратибор, на меня не смотри, – он заметил, что всадник отложил ложку.

– Я уже, – замахал руками Ратибор. – В долгом пути набитое брюхо хуже стёртых ног…

– Как знаешь… О чём это значит я… Ах да, Ванька Перстень и сотоварищ его – дед Коршун, тоже твердить начали, что, мол, палачи их неудавшиеся, люди государевы – опричниками прозываются… Нам-то в Ливонию разные слухи доходили. Был и такой, что Иван Васильевич, после смерти жены своей, нездоров стал на голову. Затмения, мол, с ним случаются. Именно в припадках безумных, он и знатнейшие семьи боярские смерти предать велел, и войско из подлого люда собрал, и страну им разорять позволил. Разное говаривали… Да только мы, воеводы московские, слова те на веру не брали. Католики – народ подлый, особо иезуиты, много всяких мерзостей о царе православном распространяют. Смущают духом слабых. Вот и князь Курбский им поверил… Я же тех сплетен и слушать не хотел. Даже того, что вотчины мои государь в опричнину забрал, что невеста моя вот-вот замуж выйти должна. Враньё всё это. Поляки в честном бою нам проигрывают, вот и придумали такой подлый способ…

– Дыма без огня не бывает, князь, – заметил Трошка.

– Цыц! – рассердился Серебряный. – Как ты смеешь про свою будущую госпожу такие слова говаривать?!

– Не про госпожу я, – набычился молодой воин. – То дело твоё да её, меня мало касается. Я вообще: про опричников, про государя…

– Вот оно – книг сатанинских чтение! – покачал головой Михеич. – Царя православного в безумстве и душегубстве обвинил. Гореть тебе в геенне огненной, Трошка, помяни моё слово!

– Поживём – увидим. И не мешай князю рассказывать.

– Благодарствую, что вспомнили, – Серебряный саркастически улыбнулся, даже ладонь прижал к левой стороне груди. – Хоть господину своему слово дозволяете молвить. Распустил я холопов, Ратибор, страшно сказать. Разве что ещё плёткой меня не угощают, да оброк не заставляют платить. Ну да ладно, на Москве, не больно разгуляются. Там мигом хвост прищемят… Я, как уже говаривал, слухи те мимо ушей пропускал. По-моему лучше один раз самому увидеть, чем сто раз чужие слова на веру принимать… Тут как раз польский король Баторий, мир с нами заключил. Я и отправился в родные края, чтобы посмотреть на всё своими глазами, да и суженую к венцу свести…

– Ну и как? – спросил Ратибор.

– Чего как? – не понял князь.

– Какие впечатления?

– Ах, ты вот про что. Трудно пока определиться… Края здесь глухие. Народ тёмный. С опричниками уже сабли скрестить пришлось. Первый раз – в деревне. Треть отряда там потеряли. Второй раз, когда Ваньку Перстня спасли. Он нам тогда молодцев своих в помощь предлагал… Потому-то тебя за ватажника и приняли. Третий раз они на нас засаду устроили. Опять же тебе спасибо. Выручил. Чую я во всём обман великий. Кто-то хочет государя нашего очернить. Не верю я, что те опричники Ивану Васильевичу служат. Ведут себя как разбойники, трусливые опять же, да и знак-то у них басурманский – собачья голова с метлой. Разве под такими символами царю православному служить должно?

Возле костра воцарилась тишина. Каждый думал о своём. Ратибор – о краях, куда его занесло. Серебряный – о предстоящей женитьбе. Воины – о порядках на Родине, которую покинули десяток лет назад. Чем эти порядки обернутся для них, княжеских холопов, свыкшихся с походной вольницей. Государь ли с боярами будет ссориться, бояре ли промеж себя лаяться – всё одно, чубы-то у них, у простого люда трещать начнут…

– А ты, из каких краёв будешь, мил человек? – нарушил молчание Михеич. – Куда путь-дорогу держишь? Не бывал ли на Москве?

– Издалека я, – ответил Ратибор. – Москвы не видел. Про мои края вы вряд ли слыхали. Я из Подлунного княжества.

– Подлунное? – переспросил Серебряный. – Это где же такое?

– Там, – Ратибор неопределённо махнул рукой в юго-восточном направлении.

– Ну-ка, грамотей, покажи свои знания, – обратился князь к Трошке. – Какие страны у нас в той стороне?

– Казань и Астрахань наши, – наморщил лоб молодой воин. – На ногайца или крымца он вроде не похож. Коли севернее брать, там самоядь живёт, вогулы. Дальше говаривают великие леса да степи. Уж не оттуда ли ты родом?

– Степь я проходил…  – начал Ратибор, он, вообще был неуверен, что Подлунное княжество, степные города и подземные лабиринты принадлежат этому Миру. – Но…

– Постой, путник! – Трошка походил в эту минуту на ухватившего след охотника. – Коли не врут учёные книги, то за степью раскинулось озеро великое – Китай прозывается. На том Китае проживают лукоморцы и чёрные люди, граничат они с муравьями, что золото добывают, и с царством, где у людей собачьи головы. Ещё в озере том есть племя рыболюдей. Чёрные люди от природы немые. Уж, не из лукоморцев ли ты?

– Может быть…  – пожал плечами всадник, ему не хотелось разбираться в том, чего толком и сам не понимал.

– Однако по-нашему ты неплохо говоришь! – не унимался Трошка. – А правда, что чёрные люди всю зиму спят, а вы им товары свои возле берлог оставляете, потом по весне за золотом приходите?

Ратибор и слыхом, не слыхивал ни о каких лукоморцах, ни о чёрных людях, ни об озере Китай. Рассказывать же о подземных залах, о фиолетовых шарах и другом Мире всадник не собирался. Сам с трудом во всё это верил. Чего же от малознакомых людей требовать? Хорошо, если за сумасшедшего сочтут. А ну подумают – посмеяться решил или с умыслом их за нос водит? Пораскинув мозгами, всадник выбрал золотую середину.

– И у нас рассказывали о тех чудных местах, – Ратибор чувствовал себя человеком переходящим бездонную пропасть по тоненькой веточке. – Только Подлунное далеко от Китая расположено… К северу… Непроходимым лесом отгорожено… , – ляпнул он наугад, по кивку Трошки, понял, что не промахнулся. – Потому, редко кто из наших там бывал. Родину же я, навроде вас, давным-давно покинул. Да, по правде сказать, нет больше княжества. Получилась смута, – тут уж всаднику ничего выдумывать не приходилось. – Объявился самозванный князь. Собрал к себе всякий подлый люд, тех, кто на порядки в Подлунном зуб имели. Сговорился с наместниками провинций… В общем, в решающей битве нам, княжеским всадникам пришлось отступить. Бунтовщики заняли столицу. Князя Яромира казнили. Моему наставнику и командиру удалось взорвать пороховые склады и отправить на тот свет большую часть разбойников, вместе с их предводителем. Однако княжество уже распалось… Я, единственный выживший из всадников, поклялся наказать чародея, начавшего смуту… Вот так и гоняюсь за ним по свету. Так и оказался в ваших краях…

– Ты хочешь сказать – колдун в нашем государстве обретается? – спросил Серебряный.

– По крайней мере, человек, видевший его в последний раз направил меня сюда, – ответил всадник. – Если я со следа не сбился, то Мериддин здесь побывал.

– Имя-то, какое поганое! – поморщился Михеи. – Как сей христопродавец выглядит? Может, и попадался на глаза в Ливонской земле? Там страсть, сколько всякой нечисти!

– С виду он дряхлый старик, – начал рассказывать Ратибор. – Одет в чёрный балахон, лицо укрывает капюшоном. Если же скинет его, то можно увидеть огромную лысину. Волосы лишь по краям остались, седые, до плеч. Бородёнка тоже седая, жидкая. Хотя, он чародей могучий, любое обличье может принять.

– Двигай на запад, парень, – уверенно произнёс Михеич. – Тамошние католические монахи все как один на того колдуна походят. В чёрных одёжках, у каждого плешь на макушке. Чародейством через одного занимаются. А уж кто к ворожбе неспособен – всё равно, подлец и христопродавец…

– А то среди наших монахов мало плешивых и подлых, – усмехнулся рыжебородый воин.

– Тьфу, на тебя, Митяй! – взвился старик. – После твоих речей, надо три дня молитвы очистительные читать, да святой водой окрапиться! Как только язык поварачивается речи богохульные молвить?! Старцев святых хаять?! Прижгут тебе язык-то сковородой горячей на том свете! Ох, прижгут!!!

– Зато тебе-то Никола-Угодник по правую руку место приготовил! – расхохотался рыжебородый. – Я, старче, – Митяй посерьёзнел, – после польского плена никакого пекла не страшусь. Тамошние черти и в подмётки не годятся костоломам пана Воловича…

– Сравнил мучения телесные с пыткой душевной, – сокрушённо покачал головой Михеич. – Это тебе, дурню, такие мысли Сатана нашёптывает. Да радуется, видя, как ты от Господа нашего отступаешься.

– Да ну тебя! – отмахнулся рыжебородый. – Никита Романович, прикажешь коней седлать, или здесь заночуем?

– Что? – встрепенулся князь. – Да… Заночуем… , – после рассказа всадника, Серебряный задумался и только сейчас оторвался от своих мыслей. – Присоединяйся-ка к нам, Ратибор, – неожиданно предложил он. – Найдёшь ли ты своего колдуна в Ливонии, нет ли, это вилами по воде писано. А вот Москва – город огромный. Если сей чародей с той же стороны идёт, что и ты, то не мог он столицы нашей миновать. Я дивлюсь, как ты мимо проскочил… И купцы там со всех концов света, походишь, порасспрашиваешь… Присоединяйся.

– Даже не знаю, – предложение князя застало Ратибора врасплох. – Подумать надо…

– Верно, – согласился Серебряный. – Утро вечера мудренее. Мы завтра на рассвете выступим. Так что решай. Вместе-то и дорога короче покажется и от лихих людей легче отбиться.

– Я подумаю, князь, – пообещал всадник.

Небольшой отряд успокоился быстро. Князь распределил между людьми ночное дежурство. Ратибор хотел, было, вытребовать себе два часа караула, потом передумал. Народу достаточно и без него, а чужак, изъявивший желание бодрствовать, когда остальные спят, то есть оказываются в полной его власти, может вызвать подозрение. Не у князя, тот, похоже, упорно не хочет замечать дурных сторон человеческой натуры, а вот отношение любознательного Трошки или рассудительного Михеича к такой инициативе, предугадать нетрудно. К тому же, надо обдумать предложение Серебряного. Может действительно присоединиться к отряду? Добраться до неведомой Москвы… Мериддин вряд ли устоял перед искушением напакостить в попавшемся на пути крупном городе… С другой стороны, повидавший жизнь Михеич, утверждал, что след чародея нужно искать в противоположенной стороне… Правда, у старика вообще какая-то странная неприязнь к тем краям. Голову сломишь, пока решишь, куда двигать!

«Сделаю так, – решил, наконец, всадник, – коли, с утра подует западный ветер – присоединюсь к князю. Восточный – пойду, куда старик указывал. Коли ни то, ни это вернусь назад и поищу ту нору, через которую меня шар из подземелья вытолкнул»…

Приняв решение, Ратибор спокойно уснул.

* * *

Проверить выигрышность придуманной лотереи ему не довелось. Среди ночи всадник почувствовал, как его кто-то тормошит за плечо. Ратибор открыл глаза.

– Тссссс! – он увидел лицо Трошки. – Разговор есть, чужеземец. Сейчас моя смена. Давай отойдём, чтобы других не будить.

– Давай отойдём, – Ратибор нехотя свернул плащ, которым укрывался и убрал его в мешок. Спать, скорее всего, больше не придётся. Серьёзные разговоры короткими не бывают.

– Тебе такие резы знакомы? – отойдя на приличное расстояние от спящих товарищей, Трошка сунул под нос Ратибору дощечку. Всадник различил в неясном свете затухающего костра, несколько рунических знаков.

– Покажи-ка, – он протянул руку, но Трошка спрятал деревянную пластину под рубаху.

– Не только покажу, отдам тебе в вечное пользование, коли, пообещаешь исполнить, о чём попрошу, – сообщил он.

– Хитёр ты, брат, – усмехнулся Ратибор. – Может, твои резы и не значат ничего, а ты потребуешь, чтобы я вон с той берёзы вниз головой сиганул. Не годится… Зря ты меня будил, – всадник сделал вид, что собирается вернуться на своё место.

– Постой! – Трошка схватил его за рукав рубахи. Всадник, прищурив левый глаз, посмотрел сначала на руку молодого воина, потом в лицо. Трошка предпочёл отпустить одежду Ратибора.

– Прощения прошу, – в его голосе послышалось смущение. – Только ошибаешься ты, чужеземец. Зачем мне тебя заставлять с дерева прыгать.

– Ну, ты человек грамотный. Книгочей. А вам порой такая фантазия в голову приходит, что не разберёшь – то ли от дурости, то ли от большого ума, – ответил всадник. – Вам обещания заранее давать, что на растревоженный улей без штанов садиться… Да пожалуй, и в штанах опасно.

– Ничего я у тебя такого просить не собирался, – Трошка достал дощечку, протянул Ратибору. – На, забери! Ты без неё здесь пропадёшь. Только на Москву с нами не ходи. Христом Богом молю! Забирай пожитки свои и с богом. У тебя своя дорога, у нас своя!

– Чего же здесь такого особого? – Ратибор повертел пластинку в руках. – И почему ты вдруг от меня избавиться захотел? Темнишь, парень! Забирай, пожалуй, свою пластину, а я уж теперь точно никуда не уйду!

– Что же ты за упрямец?! – Трошка отстегнул с пояса кошель. – Возьми. Это моя доля в походе. Здесь польское золото, венгерское. Бери!

– Ого! – Ратибор сел на землю, прислонившись спиной к стволу берёзы. – Теперь я точно никуда не уйду. Если… , – он смерил Трошку взглядом. – Если ты мне сейчас же, как на духу, не расскажешь, почему это я должен пропасть без твоей дощечки и чем тебе так моё общество помешало?

– Зачем? Возьми золото и уходи…  – попытался сопротивляться Трошка.

– Вроде ты парень грамотный, начитанный. Знаешь много, – вздохнул Ратибор. – Только и я не лаптем щи хлебаю. Краем уха, правда, но слыхал я, что знания подороже всякого богатства… Так что, друг ситный, убирай-ка ты свой кошель, и просвети меня по всем интересующим вопросам… Тебе их повторить?

– Ты тогда уйдёшь? – поинтересовался Трошка.

– Обещать не буду, но вполне возможно, что да… Всё зависит от того, насколько тебе удастся меня убедить.

– Чудно ты как – то заговорил, словно не по-русски вовсе…

– Нам ли, учёным людям, на такие пустяки внимание обращать. Ну, так будешь рассказывать?

– А куда от тебя денешься? – Трошка присел напротив. – Не зря я тебя сперва за ватажника принял… Повадки такие же.

Всадник пожал плечами:

– У всех свои слабости…

– Слабости… , – усмехнулся Трошка. – Давеча мне так кулаком съездил… Ладно, время мало. Может, помнишь, вечером говорили, что я в Ливонии с монахом одним познакомился? Смеялись ещё… Не помнишь? Ладно, не в том суть. Монах-то и не монах вовсе. Сам не ведаю кто… Не латинянин, не наш, не татарин и не жид – это точно. Он ко мне-то подошёл, когда я свиток из горящего дома вытащил. Другие-то барахлишко спасали, а я значит грамоту старинную. Тут-то ко мне старик и подошёл…

– Как он выглядел? – насторожился Ратибор.

– Не думай, – покачал головой Трошка, – не твой супостат. У него и волосья на голове будь здоров и бородища до пояса. На наших попов чем-то похож…

– Книга у него с собой была? Толстая?

– В ней картинки, словно живые! – подхватил Трошка. – Откуда знаешь?

– Неважно! – отмахнулся всадник. – Что дальше было?

– Ох, не к добру мы с тобой столкнулись, – вздохнул молодой воин. – Не к добру. Чую…

– Хватит причитать! – оборвал Ратибор. – Рассказывай побыстрее и больше меня не увидишь. Слово всадника.

– Сомневаюсь я, что поможет это…  – Трошка выглядел как человек идущий на плаху. – Ладно, всё по воле божьей случается… Старик, тот, похвалил меня. Спросил, где грамоте обучался. Пригласил к себе на постоялый двор. Хочет, мол, поговорить с образованным отроком. Я вечером и навестил его. Старик рассказывать мастер. А знает столько, мне и не снилось. Говорил, что идёт из варяжской земли в Полесье. Там, мол, в самой чащобе, среди топей укрылись те, кто прадедову веру чтит, что до Владимира Святого была. Хотел он какие-то заветы тех Богов вызнать. Я не всё из речей его понял… Потом книгу ту старик достал… Словно из воздуха появилась… Я, было, рот раскрыл, старик отмахнулся, давай листы переворачивать. А у меня туман в голове, словно сплю или там вина лишку хватил. Потом прояснилось… Всё вижу, всё слышу, всё понимаю, а двинуться или слово сказать не могу. Старик-то книгу листает, рассказывает про мою жизнь, всё тютелька в тютельку, даже то, что я по малолетству из княжеского погреба сметану таскал и купеческую дочку чести лишил, а сам на войну убёг… Мне уж казаться стало, что помер я, а старик этот – сам Святой Пётр. Дочитает сейчас все грехи мои и скинет в пекло… Старик, вправду, поглядел на меня строго и говорит:

– Войну ты закончишь без единой царапины. Отправишься домой с князем и может вам повстречаться по дороге чужестранец с незнакомым оружием. Если сей человек, произнесёт имя Мериддин, ты отдашь ему табличку с резами и передашь поклон от Всеведа. Коли не встретишь того человека, то по возвращении домой табличку сожжёшь, а пепел развеешь. Сейчас ты забудешь о нашем разговоре и не вспомнишь до назначенного часа…

Как только произнёс он последнее слово, я и очнулся. Потом, как ни в чём не бывало, проговорил с ним до поздней ночи… Сегодня вот вспомнил всё… Может, пояснишь, в чём дело?

– Слыхал такую присказку: меньше знаешь – крепче спишь? – Ратибор почесал бровь. – Она к этому случаю в самый раз подходит… Хотя… Тот, кого ты встретил – мой наставник.

– Который склады взорвал? – удивился Трошка.

– Ты парень внимательный, – похвалил его всадник. – Глядишь, до больших чинов дослужишься, коли, сметану воровать перестанешь… Нет, Сиггурд обучал меня ратному делу. Он погиб при взрыве… У Всеведа я перенимал другую науку…

– Ворожбу?! – Трошка попятился.

– Назови так, если привычнее, – согласился Ратибор. – Чего ты шарахаешься, словно у меня хвост вырос?

– Ничего я и не шарахаюсь, – буркнул молодой воин, однако возвращаться на прежнее место не торопился.

– Ты вспомни, больше Всевед ничего передать не велел?

– Забудешь тут. Жил себе, не тужил, а сегодня, словно пыльным мешком по голове стуканули. Словно вчера всё случилось. Я тебе слово в слово тот разговор пересказал. Ничего кроме дощечки и поклона старик не передавал… Да и про дощечку-то я только после заветного слова вспомнил. До того и не знал, что она у меня в мешке обретается.

– Отправить меня тоже Всевед велел?

– А ты на меня порчу не нашлёшь?

– Ну вот! – усмехнулся Ратибор. – Всё впечатление о себе испортил! Перехвалил я тебя, кажись.

– Так не нашлёшь?

– Даже если бы захотел – не смог бы. Не умею.

Трошка недоверчиво посмотрел на Ратибора:

– А чему же ты у колдуна учился!

– Девок привораживать и золото из камней делать! Не тяни время.

– Скажи, на милость! Ворожбу-то порой и на пользу можно использовать. Прости меня, Господи! – Трошка перекрестился.

– Шучу я! – от нетерпения Ратибор покусывал нижнюю губу. – Ничему я толком не выучился. Не успел. Рассказывай, почему меня спровадить решил? Уже светает скоро!

– За князя боюсь…

– Искусаю я его что ли?

– Хуже. До плахи доведёшь.

– Вот те на! Чего же во мне такого особого? – удивился Ратибор.

– Не наш ты, – просто ответил Трошка. – Не знаю я, в каких краях твоё княжество располагалось, да только чужим духом от тебя за версту прёт. Нечеловеческим каким-то, словно ты из-под земли вылез…

– Почти угадал, – усмехнулся всадник.

– … словно прикидываешься ты только обычным человеком, а настоящую личину твою, не приведи Господи увидеть… Я с тем стариком то же самое чувствовал… Здесь-то в глуши лесной это ничего… А появись ты в Москве? При тамошнем многолюдстве? Да вместе с князем? Ты-то наверняка вывернешься, а Никите Романовичу точно головы не сносить! И нам вместе с ним! Чую я, мы как границу миновали, сами на своей шее петельку затягиваем. Опричников князь сколь хочет, может ворами да обманщиками прозывать, только думается мне – на самом деле они люди государевы… Разбойники себя так уверенно не ведут… Никита Романович – он, что ребёнок малый: всех по себе меряет, не хочет и слушать, что с государем неладное… А может перед нами, холопами не желает о царе православном слово плохое молвить… Другие-то бояре да князья в разговорах промеж себя не стесняются… Такое слышать доводилось – волосы дыбом встают. На нас же грехов, что дыр у нищего в кармане. Воевать-то воевали, а жидов не особо ретиво крестили. Князь семьи воевод польских казнить запрещал. На Родину вернулись – с опричниками сцепились… За всё это, ответ держать придётся. Да тут ты ещё – не то оборотень, не то колдун… Пощади, чужестранец! – Трошка неожиданно бухнулся на колени. – Оставь нас! Может и удастся князю гнев царский смягчить, коли, тебя не будет! Спас ты наши жизни сегодня, так не губи завтра! За дружбу с колдуном пощады не будет! Что тебе проку в наших головах?! Век за тебя Бога молить буду!

– Положеньице… , – Ратибор почесал подбородок. – Да встань ты! – он взял Трошку за локоть и, не обращая внимания на сопротивление, поднял парня с колен. – Уйти-то не проблема, – продолжал всадник. – Только в какую сторону? Я же здесь ничего не знаю… Надеялся в столице вашей присмотреться к народу, к обычаям. О Мериддине расспросить.

– Так дойдёшь ты до столицы! – принялся уверять его Трошка. – Прямо по этой дороге. Мы завтра снимемся, а ты пережди недельку и за нами следом…

– Пережди… На полянке, под берёзкой?

– Зачем же под берёзой? – Трошка был на седьмом небе от счастья, удостоверившись, что Ратибор собирается покинуть их отряд. – Ты не знаешь, конечно, но здесь места особые. Кто говорит святые, кто – колдовские. Много здесь всякого разного-необычного случалось… Возьмёшь от нашей поляны строго на север – выйдешь к землянке отшельника Филимона. Он всем приют даёт – и зверю, и человеку. Каждому божьему созданию помочь готов. Ой, – парень испуганно посмотрел на всадника. – А тебе можно со святым старцем под одной крышей находиться?

– А кто же мне запретит?

– Ну, говорят – ведуны договор особый с дьяволом заключают…

– Не мели всякой чепухи! – разозлился всадник. – Значит строго на север?

– Строго, строго! – закивал Трошка. – Не собьёшься. К Филимону тропка выведет. К нему народ из самых дальних далей приезжает. Грехи просит замолить. Переждёшь у него, и айда на Москву! Там, глядишь, и князь наш у царя прощение вымолит. Тогда милости просим в гости…

– Вряд ли князь меня вообще захочет видеть, после того, как я среди ночи сбежал, даже не простившись. Словно тать.

– Захочет, захочет. Я скажу, что тебе видение особое было, или там голоса с небес.

– Лучше не надо, – поморщился Ратибор, – а то и впрямь за колдуна примут. Передай князю поклон и скажи, что я о неотложном деле вспомнил. Потому и ушёл.

– Всё передам. Слово в слово, – заверил его Трошка.

– Ладно. Будь здоров, – всадник протянул парню руку. Молодой воин осторожно пожал ладонь всадника. Когда Ратибор исчез в темноте, из груди Трошки вырвался вздох облегчения. Он несколько раз торопливо перекрестился.

– Слава тебе, Господи! – прошептал парень, вглядываясь в темноту. Он опасался, что странный чужеземец может в любую минуту передумать и вернуться обратно. – Спасла, Царица Небесная. Никак нельзя было нашему блаженному князю с этим ведуном дружбу водить. Своих забот полон рот! Хорошо ещё, что никто окромя меня не заметил, как схож тот Мериддин с государем… Каким он после смерти жены своей стал… Царство ей Небесное! Но я рот на замок! И чтобы еще, с какими чужеземцами разговоры вести! Ни-ни! Прав этот с пистолями: меньше знаешь – крепче спишь! Пусть теперь свои побасенки старцу Филимону рассказывает… Отшельник человек святой, ему сатанинские проделки не страшны…

* * *

То ли Трошка бессовестно обманул, то ли сам всадник, путешествуя по степи и подземным залам, отвык от леса – так или иначе, но землянки отшельника Ратибор не нашёл. Попытался, выйти назад, к дороге, не тут-то было. И дорога, и поляна, на коей заночевал князь с отрядом, словно сквозь землю провалились. Ратибор мог поклясться, что он шёл строго на север, когда отчаялся найти землянку отшельника, повернул назад. И вот получите – заблудился! Что-то здесь не то… Даже лес неожиданно изменился. Место светлого березняка заняли шепчущийся осинник и заросли орешника. Всадник прилагал титанические усилия, чтобы выйти к месту, где повстречался с Серебряным, но всё было напрасно – неведомая сила сбивала Ратибора с пути, заставляя идти неизвестно куда.

Дальше больше – почва под ногами становилась влажной, следы от сапог моментально заполнялись тёмной жижей, несколько раз всадник натыкался на обширные участки, где деревья мучительно умирали стоя в болотной покрытой ядовито-зелёной ряской воде, задыхаясь в клоках белёсой липкой паутины.

Ратибор сначала поворачивался спиной к гиблому месту, делал заметку на поражённом недугом стволе и шёл прочь. Всадник несколько раз пытался подобным образом избавиться от наваждения – результат оставался неизменным: Ратибор делал круг и выходил на прежнее место. Это чем-то напоминало недавнее блуждание по степи… Ладно, там сам виноват – а здесь? Странное совпадение…

Упорство – штука хорошая, если конечно не перерастает в упрямство. Всадник решил так, в пятый или шестой раз пройдясь по кругу. Если кто-то или что-то направляет его куда-то, почему же не пойти и не посмотреть? Сопротивляться – только силы терять… Это как в речном водовороте – хочешь спастись, перестань барахтаться, сделай вид, что сдаёшься, а когда затянет в самый омут, тогда уж не зевай.

Ратибор продвигался по краю болота. Несколько раз переходил узкие места по изрядно подгнившим гатям. Уже хорошо – кто-то же их построил, пусть и давным-давно… Всадник был рад и этим, доживающим свой век признакам людей.

По правде, говоря, Ратибор не особо уютно чувствовал себя в обществе лупоглазых лягушек (о существовании скачущих тварей размером с кошку он даже не подозревал) и поднимающихся со дна зловонных пузырей. Особенно жутко было по ночам. Сидя на выбранном островке, то и дело подкидывая отсыревшие дрова в готовый вот-вот загаснуть костёр, слушая мерзкое верещание огромных лягушек, всадник старался не думать, какие чудовища могут подняться из недр трясины…

Конечно, ни каком отдыхе, не могло и речи. Днём всадник брёл, выбирая сухие места (жидкая грязь даже до колен не доходила), ночью хватался за револьверы, заслышав треск падающего дерева, плеск крупного тела или вздохи трясины. Кожу Ратибора покрыла корка грязи, одежда пахла тиной и гнилью, щёки ввалились, а зловонной водой не пропитались разве что кости. Порой всаднику начинало казаться, что у него растут перепонки между пальцев, глаза вылезают на лоб, что он начнёт скакать и квакать, подобно всем обитателям проклятого болота.

Трясина кончилась неожиданно. Ещё накануне, едва отыскав надёжный клочок земли, заварив из насквозь пропитавшихся водой запасов нечто напоминающее по вкусу болотную тину, Ратибор провёл ночь то, ожидая нападения болотных тварей, то, прикидывая, как вскоре ему придётся пить гнилую воду и охотиться на лягушек. Если конечно сперва они не вздумают закусить двуногим пришельцем… При их размерах подобные опасения вовсе не казались беспочвенными.

На рассвете болото окуталось молочно-белым туманом. Дело привычное – паутина, попадающаяся на каждом шагу гораздо хуже. Ратибор терпеливо ждал, когда рассеется пелена тумана. Пробираться по трясине при такой видимости чистой воды безумие. Обычно туман нехотя покидал покрытое чёрной водой пространство, цеплялся за каждую полусгнившую ветку, за каждый уродливый сучок. Однажды Ратибору пришлось ждать, чуть ли не до полудня, чтобы продолжить путь.

Наступившее утро приятно порадовало всадника. Молочно-белая пелена рассеялась моментально: буквально минуту назад, Ратибор не мог увидеть, что происходит на расстоянии вытянутой руки, и вот… Воздух прозрачен и свеж! Всадник вдохнул полной грудью. Привыкшие к ядовитым испарениям лёгкие, первыми поняли произошедшие изменения – всадник не почувствовал ставшей привычной тошноты, которую вызывал каждый глоток болотного воздуха, горло не обожгло порцией газа, что поднимался со дна болота…

Глаза всадника, одуревшего от бессонных ночей, смеси гниющих деревьев и ядовитых испарений, лупоглазых взглядов гигантских лягушек, настойчиво пытались доказать воспалённому сознанию, что никакого болота больше нет! Ратибор застыл на месте – не осталось ничего, что ещё вчера наводило тоску. Обезображенные гниением деревья, изумрудная ряска, чёрная вода и неведомые чудовища из трясины исчезли вместе с туманом. Молочная пелена, поспешно отступая под натиском солнечных лучей, прихватила с собой, столь дорогих для её призрачного сердца зловонную жижу и неправдоподобно крупных жаб. Куда они ушли? Вот это Ратибора волновало меньше всего! Всадник в данный момент вообще вряд ли мог чем-то интересоваться.

Челюсть Ратибора отвалилась, руки непроизвольно разошлись в стороны, глаза вылезли на лоб и мало чем отличались от очей животных, коих ещё вчера всадник собирался употреблять в пищу… Если бы конечно, гигантские лягушки, не опередили человека…

Всадник застыл в нелепой позе, на берегу прекрасного лесного озера. Если бы, какой – нибудь любитель рыбной ловли или грибник вышли бы сейчас из-за деревьев, то случилось бы одно из двух. Увидевший Ратибора человек либо хохотал бы до истерики, потому как, всадник чем-то напоминал гуляку, дней десять назад переступившего порог пивнушки, измерившего все окрестные лужи и теперь с удивлением взиравшего, что Мир, бессовестно игнорируя раскалывающуюся голову и опустошенные карманы несчастного, всё ещё не сдвинулся с места…

С другой стороны, человек менее ироничного склада характера мог испугаться до полусмерти. Вышедший из внезапно сгинувшего болота всадник не менее чем на запойного гуляку, походил на лешего или ещё какую скрывающуюся в чащобе нечисть…

К счастью этим ранним утром никто из леса так и не вышел. Ратибор, не закрыв рот, не изменив позы, простоял на берегу озера не меньше часа. Он смотрел на яркое солнце, которое уже привык видеть лишь сквозь слои паутины, на непривычно жизнерадостные и покрытые листвой деревья, на прозрачную воду, на серебристых уклеек, на колышущийся камыш… Смотрел и не верил своим глазам.