Текст книги "Подлунное Княжество (СИ)"

Автор книги: Сергей Бабернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

Ратибор сидел, не отваживаясь поверить в собственную удачу. Клипа Чичериной он не видел, даже не знал, что это такое, но вот, как выглядят монахи, помнил со слов Михеича. И собственное видение, когда исчезала повозка, и которое он принял за игру воображения, чётко стояло перед глазами. Девяносто из ста, что здесь не обошлось без Мериддина! Проклятый колдун совсем рядом и затеял какую-то игру, где девушке отведена неясная пока роль. Не стал бы он просто так выдёргивать её из рук насильников и закидывать в Межмирье. С повозкой всё ясно. Колдун испугался пресловутых последствий и изменений, потому отправил её обратно. Видать, много сил пришлось потратить, собаку перебросить не смог, оставил здесь. Что же он всё-таки задумал?

– Ну, чего ты молчишь? – оборвал его мысли голос Светы. – Считаешь, что я от страха умом тронулась?

– У монаха того плешь была и козлиная бородёнка? – поинтересовался Ратибор.

– Ты издеваешься? Я же говорю – мельком видела! У него, по-моему, лицо чем-то даже прикрыто было…

– Капюшоном?!

– Может и капюшоном… Он… Настоящий? – девушка наградила Ратибора подозрительным взглядом. – Не галлюцинация? Кто-то из твоих приятелей? Или тоже за нами гонится?

– Гонится, – усмехнулся всадник. – Только не он за нами, а мы за ним.

– Так ты его знаешь? Это из-за него… всё?

– Думаю что да.

– Зачем?

– А тебе бы хотелось остаться с тремя насильниками?

– Нет… Но зачем… сюда?

– Вот и спросишь при встрече. Прежде, чем я приговор приведу в исполнение.

– Какой приговор?

– Свой собственный, от имени Подлунного княжества!

– Так он… Я домой хочу! – Света беспомощно огляделась по сторонам. – Зачем мне всё это? Почему со мной? Я не хочу!

– Насколько я понимаю, у тебя в ту минуту не особо богатый выбор был, – напомнил Ратибор. Жестоко, конечно, но в таких случаях слюнявое сочувствие – союзник никудышный. – Можешь даже колдуну спасибо сказать, что не превратил тебя в головешки, навроде твоих приятелей. Я думаю – Мериддину будет приятно перед смертью хоть одно доброе слово услышать.

– Ты хочешь убить этого монаха?

– Тем и стоим.

– А если он тебя?

– Значит, мне не повезло.

– Ты так спокойно говоришь о смерти.

– А как ещё о ней говорить? Я не святой, конечно, но когда придёт время, мне не стыдно будет посмотреть в глаза богам и ушедшим раньше товарищам. Так к чему же мне страшится смерти?

– А если… , – Света смотрела в землю, – … если твоя смерть кого-то огорчит?

Всадник рассмеялся:

– Моя Родина обратилась в лоскутное одеяло. Мой князь убит бунтовщиками. Мои товарищи пали в боях. Моя невеста сожгла себя заживо, предпочитая смерть бесчестью. Кому жалеть о том, что где-то вдруг сгинет последний из всадников? Я – предсмертная судорога своего Мира, длящаяся пока жив Мериддин.

– Страшно, – прошептала девушка. – Это страшно. Есть другая жизнь. Нормальная.

– Другая? – усмехнулся Ратибор. – Построить дом, посадить дерево, родить сына! Слыхал! Только в жизни всё не так! Рано или поздно придут те, кто сожжёт твой дом, срубит дерево, убьёт сына. И что тогда? Начинать всё заново, тешась надеждой, что в следующий раз несчастья пройдут мимо? Дрожать и кланяться каждому, кто кажется сильнее? Угождать новому правителю и его наместникам? И всё ради того, чтобы после тебя осталась кривобокая хибара, чахлая яблоня и шляющиеся по кабакам обормоты?

– Но почему?

– Потому, что в этой заповеди пропущено начало – расчисти участок земли и сумей оборонить его! Потом уже всё остальное.

– Но жить ради убийства. Это неправильно.

– А что правильно? Желать бросить в закрома на одну горсть зерна больше, чем у соседа? Мечтать набить светёлку кучей барахла, чтобы смотрелось не хуже, чем у людей? Откладывать по серебряной монетке на чёрный день и с вожделением взвешивать потяжелевший кошель? Это зовётся правильным? Да от такой жизни сперва запьёшь, а потом наладишь петельку, и гори всё синим пламенем! В жизни, в существовании своём надо хотеть чего-то святого! Понимаешь?! СВЯ-ТО-ГО!!! Недостижимого! А не сундука с тряпьём и не лишнюю телегу навоза на пашню.

– Но другие же не лезут в петлю? – возразила девушка.

– А разве же они ещё живые? – губы Ратибора тронула горькая улыбка. – Разве отличаются они от трупов? Хотя, не знаю я! Может и есть толк в их существовании, но не по мне это. Не может тот, кто по Мирам ходил, считать, что у него за огородом Вселенная кончается. Тот, кто со смертью за руку здоровался, смотреть, как с поцарапанным пальцем к знахарю бегут. Наблюдать за пьяными мордобоями, слышать пустые угрозы и нелепые клятвы после того, как на твоих руках умирали товарищи. Восхищаться фокусами заезжих скоморохов после общения с могучими чародеями. Ждать смерти, лёжа в постели и теряя силы, когда есть возможность погибнуть в бою. Нет, уж лучше, действительно, в петлю, чем такая жизнь.

– Что ты заладил – петля да петля?! – поморщилась девушка. – Словно тебя кто-то заставляет! Живи, как хочешь. Я вот не понимаю, разве убийство – это святое?

– Не убийство, но возмездие! – руки Ратибора как-то сами собой скрестились на груди, а подбородок задрался к небу. – Пока Мериддин чует моё преследование, он не может спокойно творить пакости. А раз так, то Миры хоть чуточку становятся лучше.

– И всё благодаря тебе? – покачала головой девушка.

– И мне тоже, – всадник скромно шмыгнул носом.

– Не велика ли ноша? Надорвёшься.

– Не то страшно, что человек ухватил больше, чем поднять может, – Ратибору почудилась в словах девушки неуместная, по его мнению, ирония, и всадник обиделся. – В следующий раз силы рассчитает. Хуже, когда он ту малость, что богами с рождения возложена, с плеч своих скидывает, садится рядом и облака считает. «Вот посижу маленько, да поднимусь, – твердит он проходящим, а более всего самому себе. – Ох, как поднимусь! Эх, как понесу! Никто так не сможет!» А облака-то всё плывут и плывут, а он всё считает и считает. Вот ему уже и подниматься лень, и ноша чересчур тяжёлой кажется. Облака и то уже утомительно считать. Сидит он, слёзы льёт, да кулаком сопли растирает. Несчастный, мол, я несчастный, всё не так у меня. Кругом подлецы одни, пока я возвышенным делом занимался, рот на небо разевал – они свои котомки-то далеко унесли. Нет бы и мою прихватить! Или подсказать мне наивному, что идти надо. И боги виноваты – мне ношу тяжелее, чем у других дали, всем помогали, а мне нет. И зачем только я, страдалец, на свет уродился?! Никто меня не понимает, никто не любит… Так-то.

– Слушай, – девушка восхищённо смотрела на Ратибора, – тебе в депутаты нужно. Ничего непонятно, но красиво и с чувством.

– Никуда мне не надо, – буркнул всадник. – Я таким ремёслам не обучался.

– Никто не обучался, – возразила Света. – Я в одном избирательном штабе подрабатывала, так там кандидат двух слов связать не мог. Зато второй, который против, знаешь, как трепаться умел?! Все думали он победит, но наш крышки для консервирования и немецкие галеты с какого-то давно развалившегося склада за гроши купил и пенсионерам раздал. Потом ещё в газете написали, что болтун тот – педик. Наш и прошёл. А ты говоришь – не обучался. Да у тебя язык так подвешен – никакими крышками и статьями не переиграешь. Только спонсора толкового подыскать.

– Я уж как-нибудь на своём месте, – возразил Ратибор, смысл сказанного ему был малопонятен, и прозвучавшая похвала казалась сомнительной. – Вообще, спать пора.

– Нууу вот, – губы Светы капризно вытянулись. – Давай ещё поболтаем. Только без всяких чародеев, богов и нош. Про что-нибудь не особо грузящее. У вас все так одеваются? Или ты неформал? А что женщины носят? А кто такие кефрийки? Они красивые?

Всаднику захотелось укрыть голову, прячась от лавины вопросов. Самое время обсуждать покрой сарафанов красоградских красавиц или достоинства внешности амазонок. Особенно если вспомнить, что позади осталась вырезанная деревня, на пятки наступают не ведающие жалости чёрные клобуки, а где-то впереди строит козни проклятый Мериддин. Святая простота! Ещё утром чуть не обратилась в соляной столб, заикалась от страха, а теперь считает жизненно важным делом выяснить, чем боярские дочки подводят брови. А может так и надо? Ведь и сам раньше особо не ломал голову, что будет завтра. Просто ждал восхода и шёл дальше по едва заметному следу врага, не обращая внимания на появляющиеся преграды. Что же теперь случилось? Зачем думать далеко наперёд, рассчитывать каждый шаг, как в той мудрёной игре на клетчатой доске? Играть-то в нее, кстати, так и не выучился. Терпения не хватило. Может и вправду провести остаток ночи в пустой болтовне, а там – будь что будет. А что же будет? Сонная девушка и переход черепашьим шагом! Нет уж, господин всадник, своей-то жизни ты может и хозяин, но Свету обещал выручить, потому, и продумывай всё, предусматривай, не за себя так за неё.

– Все вопросы на потом! – он хлопнул ладонями. – Теперь – спать! Немедленно – спать!

– Прямо Ильич в Смольном, – хмыкнула девушка.

– Ильич? Это, который вместе с Эдисоном электрическую лампочку придумал.

– Что? – брови Светы поползли вверх. – Что за чепуха?

– Старинная легенда, – отмахнулся Ратибор. – Или ты ложишься, или завтра, вернее сегодня, не рассчитывай на снисхождение.

– Странно всё это, – девушка расположилась неподалёку от костра, завернувшись в плащ. – Очень странно.

– Всё в этой жизни странно, – отозвался из темноты Ратибор.

– Ты чего там делаешь? – удивилась Света. – Спать собираешься?

– Я днём на трое суток вперёд отоспался. Посторожу. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – ответила девушка, погружаясь в глубокий, восстанавливающий силы, сон, который обычно приходит к человеку на свежем воздухе после тяжёлого дня и здоровой пищи.

* * *

Ратибор расположился за кругом света, вглядываясь в темноту. Если враг задумает подобраться незаметно, то у всадника будет преимущество – злоумышленник, не заметив стража, ступит в освещённое пространство, а там, как говорится, дело выучки. Главное не отвлекаться. Ратибор отгонял даже тень посторонних мыслей. На посту не должно есть, пить, а уж те более размышлять.

– Думы свои для нужников приберегите, – любил говаривать Сиггурд. – На посту голова должна быть пустой и чистой, как у любого хорошего солдата.

Следуя заветам наставника, всадник просидел до самого утра, сверля взглядом убывающую мглу и, заставляя в голове гулять ветер.

Ратибор встретил проступившую на востоке серую полоску с такой радостью, словно это был старинный приятель. Одёргивать собственный мозг, запрещая ему привычную работу – занятие не из лёгких, по крайней мере для Ратибора. Он с нетерпением посматривал на светлеющее небо, предвкушая близкий финиш изнуряющего марафона по изгнанию собственных мыслей. Давненько в караулах не стоял – привычка ослабла. А может думать с тех пор начал больше? Всадник почувствовал в мозгу привычный круговорот вопросов, предположений, решений и задумок. Ладно, теперь уже можно.

Выглянувший из-за горизонта багровый краешек солнца, развеял предрассветную дымку, наполняя мир красками и разгоняя серые тени по тёмным углам. Просыпающиеся и занимающие свои места в высокой траве кузнечики, подстраивали инструменты, готовясь к дневному концерту. Низко, почти касаясь земли, скользнула тенью ночная птица. В ночной погоне за мелкими зверьками она слишком далеко забралась в степь и сейчас спешила вернуться в убежище, пока золотые солнечные нити окончательно не завладели небесным и земным узором, обжигая и слепя чувствительные глаза.

Ратибор легонько коснулся кокона, который соорудила из плаща Света. Оболочка потёртой кожи вздрогнула, где-то в районе ворота образовалась щёлка, оттуда повеяло сонным теплом, потом появился припухший глаз.

– А? – послышалось недовольное бормотание девушки. – Уже пора?

– Поднимайся, пока роса не высохла. Умыться успеешь.

– Росой? Что за извращение?

– Воды мало осталось, – сообщил Ратибор. – Беречь надо. К тому же ты вчера про красоградских девок спрашивала. Так вот, их хлебом не корми – дай в росе искупаться. Поутру выбегают на луга, что твои кобылицы и давай валяться по траве, в чём мать родила. Говорят – кожа не стареет.

– Выдумываешь, – девушка сидела, завернувшись в плащ, и безуспешно пыталась пальцами расчесать спутанные после сна волосы.

– Сам видел. Посыльным был на заставе, возвращался поутру в город с донесением и увидал. Чуть с коня не свалился, показалось сперва – русалки балуют. Потом как визг да ругань поднялись, понял, что девки наши, человеческие. Только вот зачем ни свет, ни заря нагишом по полям бегают? Уж подумал, не поджёг ли кто женскую баню в день помывки? Потом знающие люди разъяснили – красоту девки блюдут, кожу молодят. Да что там – карга одна была, в княжеском театре, хрипатым голосом песни Древних пела. Так не поверишь – зубы выпали, глаз бельмом заплыл, грудь до пояса вытянулась, а кожа, что попка у младенца – ни единой морщинки. Не иначе на неё росу вёдрами выливали. Она даже замуж умудрилась выскочить за какого-то скомороха, коего Яромир из Кефри привёз, когда с амазонками договор заключили. Из своих-то на неё вряд ли бы кто позарился. А чужак, то ли подслеповатый был, то ли привык в бабьем царстве любой юбке подчиняться. Говорили, он на каждом углу кричал, как обожает ту, что ему в бабки годится. Как там на самом деле было, не знаю. Я в дворцовые сплетни особо не вникал.

Рассказывая о страстях и драмах разыгравшихся когда-то в скоморошьем мирке Красограда, Ратибор отломил ветку с частыми длинными шипами. Половину всадник очистил и от коры, и от шипов. На другой части, похожей на ощетинившегося ежа, он затупил колючки.

– Ну, ты и трепач, – Света всё же последовала совету Ратибора. Остатки сна испарились вместе с первыми каплями росы. Щёки девушки налились румянцем, глаза бодро сверкали. – Только что всю историю выдумал? – она одарила всадника улыбкой, от которой у того перехватило дыхание.

– Чего мне выдумывать? – смутился Ратибор. – Ближние бояре да дворцовые скоморохи порой такое творили – самому искусному кощуннику в голову не придёт. Это тебе, – он протянул девушке преображённую ветку.

– Спасибо. А для чего?

– Ну, вместо гребешка. Расчёсываться.

– Неужели я такая страшная?! – огорчилась Света. Моментально в её руках появилась коробочка с зеркальцем, с помощью коего она даже умудрилась рассмотреть себя со спины.

– Ничего не страшная, – возразил всадник. – Просто я вчера оплошку допустил – не спросил у старика про гребешок. Потом утром увидел, как ты мучаешься, вот, решил попробовать.

– Ужас! – подвела итого изучению внешности девушка. – Растрепалась, как не знаю кто! – она глянула на импровизированную расчёску. – Эта штука вряд ли поможет, – она провела лишёнными колючих кончиков шипами по волосам, ещё раз…  – Слушай, – она восхищённо посмотрела на Ратибора, – а ты молодец! Она не хуже массажной щётки!

– Служу Закону и Справедливости! – ответил всадник по уставу, сияя совсем неуставной улыбкой.

* * *

Пока девушка воевала с собственными волосами, заставляя принять их надлежащую по её мнению форму, Ратибор закидал землёй и накрыл дёрном костровище, распутал и заседлал Каурую, осмотрел место стоянки, пытаясь отыскать и уничтожить малейшие следы своего присутствия. Хотя, прячь – не прячь, клобуки зацепочку всё равно отыщут, они ведь не слепцы и не слабоумные. Скорее для успокоения совести, а не ради бесследного исчезновения, всадник ещё раз притоптал дёрн на месте кострища и поворошил притоптанную лошадью траву. Ну, всё – теперь хоть не будешь себя за беспечность ругать.

– Выдвигаемся! – обратился он к девушке.

Света страдальчески вздохнула:

– А завтрак?

– Говорили вчера – ешь про запас! В седле перекусишь!

– Дай хоть причесаться!

– И так сойдёт. Не на приём к князю идём!

– Плевать я хотела на твоего князя.

– Тем более. Мы с Каурой тебя и лохматой потерпим.

– Ещё вчера бы, – Света подошла вплотную к Ратибору, – я с тобой после таких слов разговаривать бы не стала. Теперь же, зная, какой ты неотёсанный чурбан, я просто не обращу на них внимания.

– На дураков не обижаются, – поддакнул всадник.

– Особенно, когда кое-кто очень сильно под этого дурака закосить хочет… Спасибо за расчёску! – девушка чмокнула всадника в щёку и довольно быстро для новичка взобралась в седло. – Ты долго ещё там стоять собираешься?! – крикнула она, одной рукой ухватившись за луку седла, другую уперев в бок. Ни дать, ни взять – кефрийская десятница. Ещё пару дней и можно ей собственную лошадь раздобыть. Если только преследователи позволят прожить эти дни.

– Я впереди двинусь, – ответил он, ошеломлённый неожиданным поступком девушки. – Дорогу разведаю. Время пока терпит. Может тебе из мешка сыра достать или мяса?

– Только не надо из себя галантного кавалера корчить! – поморщилась девушка. – Князя здесь нет, а мы с Каурой уже привыкли, что ты спишь на грязной земле, ходишь в замызганном плаще и умываешься, как кошка – языком.

– А вот это неправда! – обиделся Ратибор. – Если озера или ручья нет поблизости, я и в луже могу вымыться или росой.

– Кожу бережёшь? – прищурила Света искрящиеся смехом глаза. – Надеешься под старость малолетнюю скоморошку соблазнить?!

– Дурацкие шутки.

– С кем поведёшься…

– Хорошее надо перенимать, а не ерунду всякую, – покачал головой всадник.

– А разве ты целиком не пример для подражания? – удивилась девушка. – Разве в тебе есть какая-то ерунда? Да сделай ты лицо попроще! – не выдержав, рассмеялась она. – Пошутить нельзя!

– Как бы к вечеру обоим плакать не пришлось, – буркнул Ратибор. – Пойду я, – произнёс он вслух. – Насмеёшься – догоняй. Шагах в ста держись. Есть захочешь, сама возьмёшь.

– Есть, товарищ командир! – отсалютовала Света и снова рассмеялась.

* * *

Ратибор выбрал узкую тропку среди доходящей до пояса травы. На глинистой земле чётко отпечатывались копыта и копытца: степная тропка часто использовалась живностью. Иногда попадался отпечаток, словно кто-то пытался вдавить в почву небольшую подушку. Перед вмятиной, как правило, четыре ямки поменьше: округлые, кое-где увенчанные царапинами выпущенных когтей. Никак старый знакомый – саблезуб – прошёл, разыскивая подходящую жертву. К счастью, копыта перекрывали следы хищника, говоря об их не первого дня свежести. Ещё большей удачей всадник считал отсутствие человеческих следов. Встречу с двуногими хищниками хотелось оттянуть как можно на более долгий срок.

Положение сложилось – хуже некуда! Наверное, всё Межмирье принялось охотиться за чужаком. Неужто Майку так револьверы понадобились? Он ведь и не видел их. Хотя, чёрт его знает, что наплели выжившие в бою наёмники. У страха глаза велики. Наслушался Дон о новом оружии и решил раздобыть во что бы то ни стало. А может и не Дон вовсе? Может и какая другая причина есть? Только гадать-то вот некогда! Разве у попавшего в облаву зверя есть время, чтобы не торопясь доискаться до причин и истоков того, почему по его следу несётся жаждущая крови свора. Да и будь тот гонимый зверь семи пядей во лбу, не найдёт он иной причины своей виновности кроме одной – он один, а потому и преследуемый, их много – они преследователи. Других объяснений быть не может, да и не к чему они.

Эх, в одиночку бы всё получилось бы гораздо проще. Водил бы загонщиков по степи, путал бы следы, скрывался бы перед самым носом, пока капризное Святилище не соизволило бы явить свой лик и не указало бы тропку уводящую из здешних, не особо гостеприимных мест. Но разве с попутчицей, что едва держится на коне и до сих пор считает, что вышла прогуляться в сад за высоким забором, удастся поиграть в салочки со смертью? Нет, здесь надо бежать, не оглядываясь, пока не упрёшься в тупик, или не найдёшь спасительную щёлку. Ещё эти странные перепады настроения, в которых невозможно разобраться. Сегодня вон целуется, а что завтра будет? В ступор впадёт? По башке чем-нибудь шарахнет? Сюда бы Малха – известного на весь Красоград сердцееда, он бы мигом во всём разобрался. Тот даже на кефрийку глаз положил, если бы не запрет князя – присушил бы амазонку. Все говорили: Малх в девках разбирается как цыган в лошадях. Ему ли, Ратибору, распутывать тонкие ниточки женского характера. И знал-то за свою жизнь только Злату, после её смерти ни на кого смотреть не хотел.

Уж, кажется, законное право победителей ворваться во вражеский лагерь, швырнуть визжащую то ли чью-то жену, то ли обозную шлюху на ещё не остывший труп мятежника, разодрать одежду… Ратибора от всего этого тошнило, в такие минуты он ненавидел своих товарищей.

А освобождённые от шаек Справедливого селения? Девки сами вешаются на шею молодым всадникам. После захода солнца в каждом укромном уголке разыгрывается незамысловатая пьеска из пяти актов: тайная встреча, горячий шёпот, звук поцелуев, страстные стоны и взаимные клятвы при расставании. Для Ратибора, когда он вместе с отрядом покидает город, отворачиваясь от залитого слезами лица и машущей руки той, чьих ни имени, ни черт он так и не запомнил, разыгрывается шестой акт пьесы. Акт, наполненный чувством стыда и отвращения к самому себе. Вскоре Ратибор начал избегать жаждущих любовных приключений селянок, предпочтя общество иссеченных шрамами ветеранов, проводящих время за бочонком браги и степенными разговорами.

– Иссох ты, парень, – вздыхал командир подразделения разведки, Сиггурд, глядя на своего заместителя. – Живёшь, словно взаймы. Эх, либо окончательно в тень обратишься, либо станешь славным воином.

Может и зря он тогда отказывался от жарких объятий и мимолётной любви. Глядишь, и узнал бы что-нибудь о созданиях, кои на него так похожи и в то же время совершенно другие. Может и не чувствовал бы себя сейчас, как неопытный рыбак, выбежавший на тонкий лёд; или как неуклюжий медведь, попавший в крошечную посудную лавку.

* * *

Трава становилась всё ниже и ниже. Она уже не качалась на ветру, убегая к горизонту жёлтыми волнами, а цепко стелилась по земле, образуя пружинящий буро-зелёный ковёр. Изменился и характер растительности. Стройный ковыль теперь образовывал редкие острова сухостоя, разбросанные по всему пространству, поросшему травой с мясистыми листьями и мелкими желтоватыми цветками. Деревья с кроной-зонтиком уступали место пузатым великанам со смешной метёлкой на макушке.

Ратибор оглянулся. Каурой изменения пришлись по вкусу. Лошадь то и дело, опускала голову, чтобы ухватить сочный лист и продолжала путь, хрустя зелёной мякотью. Света вертела головой, разглядывая изменившиеся окрестности. Заметив, что всадник смотрит в её сторону, она помахала ему рукой. Ратибор махнул в ответ, и собрался было присоединиться к спутнице (с исчезновением высокой травы отпала необходимость в головном дозоре), как его внимание привлекла группа странных животных.

До стада расстояние было не меньше выстрела из револьвера, однако всадник, никогда не жаловавшийся на зрение, сумел разглядеть здешних обитателей во всех подробностях. То, что это не хищники, догадался бы и младенец – большинство зверей, уткнувшись мордой в землю подобно Каурой, воздавали должное сочной траве. Несколько животных облепили пузатый ствол дерева, и что-то слизывали с коры. Двое – то ли самых сытые, то ли претендующие на место вожака – выясняли отношения в стороне от других. Крупные (выше человеческого роста) поединщики стояли друг напротив друга на мощных задних лапах, для верности ещё и подперевшись хвостом, их маленькие передние лапки мелькали в воздухе, стараясь задеть противника, а заодно отвести удар от себя. Всё это так походило на стычку двух подвыпивших простолюдинов, что Ратибор невольно улыбнулся.

Подобных зверей всадник никогда не видел: голова как у оленей, туловище и лапы как у гигантских зайцев, мех короткий, рыжий, хвост длинный и с виду мощный, таким по ноге шибанёт – мигом переломит. Ратибор пригляделся к щиплющим траву зверям и тихонько ахнул – у одного из едоков из брюха вылезла маленькая голова и принялась с аппетитом поглощать листья. Боги-покровители, звери-то двухголовые!

– Ой, мамочки! – Ратибор чуть не подавился своим удивлением, когда за спиной раздался восхищённый визг. – Кенгуру! Живые!

Если уж столь бурное выражение радости испугало всадника, то что говорить о чудных зверях? В мгновение ока были забыты и сочная трава, и потешная драка, и кора дерева. Гигантские зайцы с оленьими головами, не раздумывая, о происхождении шума, решили убраться подобру-поздорову. Подобно исполинским кузнечикам они уносились вдаль, едва касаясь земли мощными задними лапами.

– Ты видел?! – глаза девушки (пока Ратибор наблюдал за чудными зверями, она успела догнать его) светились счастьем. – Кенгуру! Настоящие! С ума сойти!

– Если по каждому зверю, что нам попадётся, с ума сходить – никаких мозгов не хватит, – сердце всадника, которое при неожиданном крике подскочило к горлу, теперь вроде опускалось на место, продолжая колотиться, словно овечий хвост. – А если бы ты василиска увидала, тогда что? На голову бы встала?

– Как ты не понимаешь?! – девушка спрыгнула с седла. – Я же кроме кошек и голубей никого не видела! Ёжика ещё, в детстве. А здесь кенгуру! Настоящие! Они же в Австралии живут! Мне там никогда не побывать! Понимаешь?! Никогда!

– Сутки назад тебе Межмирье сном казалось, – мрачно напомнил всадник.

– Ну что ты такой бука?! – Света схватила его за плечо и легонько встряхнула. – Чуть что – брови на переносицу и бу-бу-бу. Ты что столетний дед?! Ну-ка улыбнись! Немедленно!

Лицо девушки приблизилось вплотную к Ратибору. Всадник видел в глубине тёмных глаз отблески восторга, удивления и ещё каких-то чувств переполнявших её сейчас, ноздри щекотал аромат волос, щёку согревало слегка отдающее мятой дыхание.

– Ну же! – сорвался шёпот с таких близких и кажущихся такими мягкими губ. Голова всадника закружилась, кровь побежала быстрее, он почувствовал, как тело становится бесплотно-лёгким и одновременно наливается непрерывно растущей, не умещающейся в телесной оболочке и рвущейся наружу энергией. Он чувствовал, как кожа пылает словно объятая огнём, и в ту же секунду покрывается пупырышками, словно от ведра ледяной воды. Дышать становилась всё труднее. Его потрескавшиеся губы сами собой приближались к губам девушки и вдруг ни с того, ни с сего растянулись в идиотской улыбке.

– Наконец-то! – вырвался из часто вздымающейся груди Светы полувздох-полустон, и собравшийся было отпрянуть в смущении Ратибор одним рывком преодолел то мизерное и в то же время огромное расстояние, разделявшее их губы.

* * *

Произошедшее дальше слилось для Ратибора в череду ярких вспышек, наполнявших мозг яркими неведомыми раньше цветами и отдающихся сладостной дрожью по всему телу. Где-то на задворках скалилось раздражение от мешающей одежды, мигал и сигналил маячок благоразумия, напоминая о грозящей опасности. Но всё это тонуло и захлёбывалось в гигантской волне желания. Желания слиться, срастись с этим податливым и хрупким телом, которое при этом было переполнено и щедро делилось неведомой ранее силой. Не силой мышц и магических заклятий, а древней, доступной не каждому мощью, способной подкинуть к самым звёздам и объединить все Миры в один – умещающийся в твоих объятиях.

* * *

– Если бы ты тогда не улыбнулся, – Ратибор и Света лежали на мягкой траве, укрывшись плащом. – Я бы ни за что не отважилась. С тобой иногда страшно стоять рядом. Чуть что – опасность… бу-бу-бу… идти надо… бу-бу-бу… я всё знаю… бу-бу-бу, – последнюю фразу девушка произнесла, приподняв голову с плеча Ратибора, хмуря брови и подражая его голосу.

– Так уж и бу-бу-бу, – лёгкая улыбка тронула губы всадника.

– Ты себя со стороны не видел, – тонкий палец гулял по груди Ратибора, приятно щекоча и цепляясь за редкие завитки чёрных волосков. – Мало того, что исподлобья на всех смотришь, ещё чёлку на глаза скинешь, губы подожмёшь, щетину скрести начнёшь, аж дрожь пробирает. Сперва проснуться хочется, а потом подумаю – и словно кто-то снова к тебе подойти заставляет, заговорить. Дрожу как осиновый лист, от страха глупости всякие болтаю, и не то, что проснуться – отойти не могу. Приятель твой сразу понял в чём дело.

– Я думал, Беовульф просто насмешничает…

– Я тоже… Ты надутый ходишь – не подступись, я с ума схожу, а белобрысый шуточки свои отпускает. Ужас!

– Если бы я знал…

– Ладно, вы, мужики, никогда дальше своего носа не видите. Самой надо было догадаться. Вчера, когда ты про всякие умные вещи начал рассуждать, я совсем нос повесила. Угораздило, думаю, тебя, Светка, на этого сухаря запасть! Сижу, поддакиваю, а самой реветь охота… Сегодня, словно прорвало что-то – ты ругаешься, а я с лошади слезаю и думаю – хоть что-нибудь в тебе человеческое есть? Хоть крохотулечка какая-нибудь? Не знаю, что бы было, если бы ты не улыбнулся, – девушка потёрлась щекой о плечо Ратибора. – Сразу таким молодым стал… Симпатичным.

– Не ругался я вовсе, – смутился всадник. – Испугался, когда ты закричала.

– Бедненький, – ладонь Светы пригладила волосы Ратибора. – Я просто не удержалась. Никогда не думала, что кенгуру на воле увижу.

– А они двухголовые?

– Кто?

– Ну, эти… кенгуру.

– С чего ты так решил?

– У одного из живота голова торчала.

Света приподнялась на локте, с минуту смотрела на Ратибора, потом вдруг рассмеялась. Каурая, которая в это время деликатно отошла подальше и, повернувшись к ним хвостом, всецело предалась смакованию сочной травы, подняла голову и посмотрела на людей большими умными глазами. Ну, что вы, мол, там ещё затеяли?

– Извини, – девушка вытерла появившиеся от смеха слезинки. – Я всё забываю, что ты вроде пришельца. У них сумка особая есть, для детёнышей. Вот ты маленького кенгуру и видел. Они ещё в разных мультиках почтальонами работают.

– С такими ногами только гонцами и служить, – согласился Ратибор. – Однако, – очень не хотелось обрывать волшебство прошедших мгновений, но маячок, загнанный до этого в глубины сознания, теперь рвался наружу, превращаясь в огромный сигнальный костёр, – нам действительно угрожает опасность, и нам действительно надо идти.

– Снова бу-бу-бу? – Света прижалась к нему всем телом, поймав губами мочку уха.

– Но клобуки…

– Шучу я, – улыбнулась девушка. – Конечно, надо идти. Конечно, ты будешь строгим и мрачным, иначе нас тоже скинут в колодец. Я всё понимаю. Но иногда, – она уткнулась лицом в его шею, – будь другим. Таким, как сегодня. Чтобы мне снова всё не показалось сном.

– Обещаю, – всадник провёл ладонью по её спине, чувствуя, как горячее тело прижимается всё плотнее и плотнее. Усилием воли заставил себя вылезти из-под плаща, стараясь не обращать внимания на тяжёлый вздох прозвучавший ему вслед.