Текст книги "Подлунное Княжество (СИ)"

Автор книги: Сергей Бабернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

Ратибор быстро отыскал свои штаны, стесняясь собственной наготы и путаясь в подкладке, кое-как натянул их. Выбранив себя, что так безалаберно кинул оружие, застегнул пояс с кобурами. Быстро надел рубаху, жилет, не забывая проверять содержимое карманов. В том состоянии, которое охватило их недавно, вполне мог потерять что-нибудь важное. Достал из походного мешка баклажку.

– Я отойду на несколько минут, – сообщил он Свете, не отваживаясь повернуться в её сторону. – К дереву, где эти звери-почтальоны паслись. Есть одна задумка.

– Только, когда меня поцелуешь, – заявила девушка.

– Есть, – всадник подошёл к ней, укрывшейся плащом до подбородка, склонившись коснулся губ. Света подалась в его сторону всем телом, тонкие руки обвились вокруг шеи, плащ соскользнул, обнажая грудь. Ратибор почувствовал, что в голове у него снова начинает происходить что-то невообразимое. Сохраняя остатки здравого смысла мягко, но настойчиво попытался высвободиться из объятий.

– Этих клобуков убить мало! – буркнула девушка, нехотя выпуская Ратибора и подтягивая плащ к подбородку. – Я такой счастливой была, а теперь снова – тряска, пыль, твои дурацкие шуточки…

– Я больше не буду, – пообещал Ратибор.

– Будешь, будешь, – заверила его Света, одной рукой придерживая плащ, другой – собирая одежду. – Ну, иди по своим делам. К вашему приходу буду в полной готовности, товарищ командир!

– Младший командир, – поправил всадник.

– Для меня – самый старший и единственный! – заявила девушка. – Только нос не задирай, – тут же добавила она. – Одну меня посреди поля бросать, больше всё равно не позволю!

* * *

Ратибор шёл к дереву-бочке настолько быстро, насколько мог. Время приобрело новое странное свойство. Оно, судя по солнцу, довольно немалое, во время их любви зачем-то сжалось, промелькнув как один вздох, а сейчас вдруг начинало растягиваться, превращая каждый шаг в вечность. Новые, необычные, а может быть давно забытые чувства переполняли всадника. Словно, отдав нечто привычное и почти родное, он получил взамен другое. Непривычное, не подогнанное к обыденным рамкам, кое-где выплёскивающее за их границы, чем-то тяготящее, в чём-то мешающее, даже чуть бестолковое и безумное. Но отказаться от этого нечто, Ратибор не захотел бы ни за какие блага во всех Мирах. Он сам стал сотворцом Юного Мира, явившегося несколько мгновений назад, когда между любящими сердцами, стремящимися к единению телами, рухнули стенки гнилых условностей и ложной стыдливости. Они создали это волшебное нечто, заключив друг друга в объятия, слившись воедино и оставаясь единым целым, даже тогда, когда их тела, хранящие частицу друг друга, покинули травяное ложе.

С трудом, но Ратибору удалось обуздать возбуждение. Всё ещё впереди, он свято в это верил. Но сейчас… Сейчас он должен заткнуть плотной пробкой тот сосуд, из коего пьянящим пенистым фонтаном било родившееся недавно, но так быстро окрепшее и затмившее все чувства. Надо помнить, заставить себя помнить, что вокруг, несмотря на бушующую в сердце бурю прекрасных образов и соблазнительных мечтаний, всё ещё льётся кровь и продолжается пир смерти, на коем главные блюда готовят насилие, трусость, предательство и подлость. Он должен не только ласкать вверенное ему богами хрупкое тело, но и защищать его. Не только утопать в загадочных глубинах тёмных глаз и любоваться прекрасным лицом, но и не допустить к ним даже близко тени страха или боли. Его сила, умения, опыт не принадлежали больше ни ему, ни богам, ни одному из Миров, они принадлежали той единственной, что сейчас, прикрыв наготу плащом, собирала одежду, сорванную в порыве давно зревшей и извергнувшейся в одно мгновение страсти.

* * *

К дереву всадник подошёл если не окончательно протрезвевший, то уже значительно подчинив свои порывы воле. Он внимательно осмотрел кору дерева – так и есть, в некоторых местах откуда-то из недр древесины пробились крошечные струйки влаги. Оставляя влажные дорожки на стволе, они сбегали к корням, стремясь сквозь иссохшуюся почву добраться до них и вернуться в прохладное нутро дерева-бочки.

Ратибор сложил ладонь ковшиком, поймал несколько капель, попробовал на язык. Вода! С лёгким, едва заметным привкусом, но всё же вода. Значит, не ошибся! Ещё в Кефри слыхал о дивных степных растениях, что скапливают в себе воду. Здесь, как только заметил облепивших дерево животных, сразу об этом подумал. Всё же какой мудрый зверь – кенгуру! Не зря его в какие-то там мультики на ответственную должность письмоносца приглашают!

Всадник с помощью ножа расковырял отверстие. Быстро наполнил баклажку. Жалея о вытекающей зазря влаге, попытался залепить отверстие глиной. Эх, ещё одну бы посудину. Хотя, если в каждом дереве такой запас воды, то нечего жадничать, с жажды не помрём. Ещё бы с продуктами вопрос решить. Может охота? На саблезуба особо не поохотишься. Кенгуру? Совестно как-то, вдруг он в сумке своей письмо кому несёт или посылку. Ладно, не одни же саблезубы и кенгуры здесь водятся. Главное вода есть! Вода… Ратибор хлопнул себя по лбу. Как только сразу не додумался. Бросив замуровывать рвущийся на свободу ручеёк, всадник схватил баклажку и ринулся в сторону спутницы.

* * *

– Всё получилось? – встретила его улыбкой Света. – Я отсюда так и не разглядела, что ты там делал.

– Вот, – Ратибор, ещё не переведя дух, протянул ей баклажку. – Пей!

– Спасибо. Полная? – удивилась девушка, покачивая увесистый сосуд. – А можно хоть капельку, чтобы умыться?

– Пей! – всадник сглотнул пересохшим ртом, после бега не желающее приходить в норму дыхание приклеивало слова к гортани.

– Ну, хорошо, – девушка послушно пригубила подаренную деревом влагу. – Странная какая-то. Минеральная что ли? – она протянула баклажку Ратибору.

Всадник сделал глоток и, наконец, обрёл способность говорить.

– Деревья, водой полны! – выплёвывал он одно за другим наконец-то начавшие двигаться слова. – Дырок напробиваю – мойся, сколько хочешь! И Каурая напьётся!

– Прелесть моя! – Света несколько раз подпрыгнула на месте, хлопая в ладоши, потом обняла Ратибора, прижавшись щекой к его груди. – Как с тобой здорово! Настоящий Тарзан. Нет, ты лучше! Ты самый лучший! И в Африке, и в Австралии, и везде-везде!

Всадник слушал девушку, гладя ладонью по волосам, но его взгляд уже схватил появившиеся у горизонта облачко. Ратибор был уверен, что опустись он сейчас на колени и приложи ухо к земле, то сразу почувствует её дрожь, услышит гул копыт.

– Уходим! – он отстранил девушку и подбежал к Каурой. – Банный день отменяется! – он кивнул в сторону горизонта.

– Клобуки? – прошептала Света.

– Надеюсь, что нет! – врать не хотелось, но и пугать девушку тем более. – Но лучше не проверять, – Ратибор вскочил в седло и протянул руку Свете. – Давай всё же поторопимся, – он почувствовал как девушка, всем телом прижалась к нему, осторожно повернул к себе её лицо. – Не бойся, – прошептал он, целуя её в губы, – с тобой ничего не случиться.

– А с тобой? – всхлипнула Света.

– Со мной тем более, – Ратибору очень бы хотелось в это верить. – Вот только рубаха наверняка пропотеет от страха, – сделал он попытку разрядить обстановку. – Будешь потом ругаться, что я в грязной одёжке хожу!

– Не буду. Никогда не буду, – шепнула девушка.

– Вывози, родимая! – завопил Ратибор, ударяя пятками по бокам лошади.

* * *

Если Каурая и знала лучшие времена, то сейчас они остались далеко позади. Разбойники, из едва заметного облачка с пугающей быстротой превращались в надвигающуюся грозовую тучу. Тучу, хранящую в себе молнии, которые не будут бить наугад, а направят жала в точно выбранные жертвы. И уж одна из них обязательно достигнет цели… Добро если быстрая смерть. А если… Ратибор поёжился, вспомнив Жданко и дочерей. Ну уж нет! Когда не останется выхода он сам убьёт свою возлюбленную, а потом и себя. Есть много способов быстрой и безболезненной смерти. А пока… Пока надо думать! Есть выход! Есть! Где-то рядом обретается! Только напрячься немного, пелену страха с глаз скинуть, подсказка сама явится.

Бедная Каурая выбивалась из сил, соревнуясь с лошадьми клобуков, которые даже и не были подкованы и осёдланы, как надо. Их хозяева безжалостно избавлялись от каждого лишнего грамма веса в угоду резвости своих коней. Именно отсутствие подков, удобных стремян, многочисленных ремешочков и бляшечек зачастую решало исход таких вот погонь в пользу искусно управляющихся со своими конями без дурацкой мишуры, как они сами говорили, степных разбойников. Будь на месте Каурой лошадь помоложе и погорячее, то и ей вряд ли удалось бы выиграть состязание у легконогих жеребцов, за гриву коих порой цеплялся степной ветер, когда хотел побыстрее перенестись из одного места в другое.

Ратибор не оглядывался, он и так прекрасно знал, что расстояние между ними и преследователями неумолимо сокращается. Продолжая подгонять лошадь, которая и так неслась на пределе своих сил, всадник перезарядил револьвер. Ратибор вложил в барабаны заряды, свинцовая головка коих была едва заметно сточена наискось. Если чёрные клобуки переиграли его в умении идти по следу и в скорости, то он собирался взять реванш в искусстве убивать и наносить увечья. Раны от таких зарядов, не бывают лёгкими. Подточенный свинец, едва коснувшись жертвы, начинает метаться из стороны в сторону, словно попавший в ловушку хищник, разрывая на своём пути внутренности, уродуя плоть, дробя кости. Разбойники хотели добыть револьверы? Так что же, пусть сначала узнают их разрушительную силу!

Когда пальцы Ратибора заполняли барабаны смертоносными посланиями, глаза всадника метались из стороны в сторону, подобно двум зверькам, попавшим в огненное кольцо. Он не терял надежды найти тот самый пресловутый выход, который даст хоть крошечный шанс на спасение. Ах, если бы всё происходило в лесу! Сколько бы сразу появилось возможностей запутать след и укрыться под самым носом преследователей! Здесь же только одиноко стоящие пузатые деревья, брызжущие соком из-под копыт Каурой листья и сухой ковыль. Ковыль! Не зря старшие всегда поучали – в чужой стране должно не только рот на диковинки разевать, а прежде всего обучаться надо. Сам же видел распаханные полосы вокруг степных городков. А для чего? Для того чтобы огонь не перекинулся на дома, когда жители, обороняясь от кочевников, поджигают степь. Здесь же островки сухостоя словно и созданы для того, чтобы устроить огненную западню чёрным клобукам.

Ратибор направил храпящую и тяжело вздымающую бока при каждом прикосновении лошадь к округлому пространству, поросшему жёлтой травой. Прикинул на глаз – в самом широком месте больше сотни шагов, в узком – ни менее пятидесяти. Каурая ворвалась в заросли сухостоя, безжалостно топча и ломая лишённые влаги стебли. Всадник оглянулся. Клобуки, словно привязанные невидимой, но очень прочной нитью, послушно последовали за своими жертвами. Свист и гиканье разбойников заглушили и топот копыт, и треск ковыля. Ратибор улыбнулся. Изгиб губ всадника не сулил ничего хорошего преследователям.

Когда Каурая достигла середины высохшего пространства, он натянул поводья. Разгорячённая лошадь возмущённо заржала, вставая на дыбы и рассекая передними копытами пространство перед собой. Мелькавшие в воздухе ноги животного не успели коснуться земли, а Ратибор уже выпрыгнул из седла.

– Садись нормально! Ноги в стремена! За луку держись! – завопил он, срывая голос и страшно выпучивая глаза. – Быстро! Быстро!

Света со скоростью мухи, пережившей первые заморозки, принялась выполнять приказ. Губы её приоткрылись. Всадник увидел уже появившийся хвостик вопроса или возражения – слушать было некогда.

– Молчи! – гаркнул он, одновременно помогая девушке занять подобающее положение в седле. – Всё потом! Держись! – Ратибор, что есть силы, хлопнул по крупу лошади. Каурая ещё не отойдя от прежней скачки, рванулась с места. Избавившись от значительной части груза, животное развило скорость, ненамного уступающую коням клобуков. Ратибор облегчённо вздохнул.

– Я тебя догоню! – закричал он вслед. – Не бойся!

Света безуспешно пыталась оглянуться. Освоив езду шагом, сейчас она чувствовала себя ничуть не лучше, чем в тот миг, когда первый раз оказалась в седле. Девушку то подкидывало вверх, то ударяло о спину Каурой, она начинала угрожающе клониться то в одну, то в другую сторону. Ратибор мысленно просил всех известных ему богов помочь его возлюбленной удержаться на спине Каурой, у которой, судя по всему, открылось второе дыхание.

* * *

Не меньше двух полётов стрелы отделяло всадника от чёрных клобуков. Замысловатые проклятия, дикие клятвы, малопонятная божба, а то и просто нечленораздельные вопли – всё то, что присуще охваченной преследованием шайке двуногих, кои уже переступили черту человеческого – заполнили степь. Ратибор нарочито бестолково метался из стороны в сторону, кружил на одном месте, спотыкался, чтобы своим видом, видом обезумевшей от страха жертвы, вытеснить из душ и мыслей преследователей всё кроме безумной жажды крови. Убедившись, что налитые кровью глаза преследователей прилипли к его якобы объятой ужасом фигуры, всадник принялся осуществлять свой план.

Кони клобуков почти уже достигли края зарослей. Ратибор рванулся в противоположенную сторону. Сухая трава больно стегала по лицу, цеплялась за ноги, жёлтые метёлки соцветий коварно кидали за шиворот колючие семена. Всадник старался ни на йоту не сбавлять скорость. Сейчас от расстояния между ним и преследователями зависело всё. Ратибор выскочил на свободное пространство, когда кони клобуков, не знавшие себе равных на степных просторах, но пугающиеся всего, что поднимается выше колена, только добирались до того места, где всадник небезуспешно пытался изображать перепуганного паренька. Он принялся спешно шарить по карманам. В живот ударяли заморозки, а ноги становились ватными, когда пальцы в очередной раз натыкались на пустоту или какую-нибудь совершенно бесполезную сейчас безделушку. Проклятие! Огниво, от коего в данную минуту зависело всё, словно сквозь землю провалилось!

Чувствуя, как волны паники в душе поднимаются до критической отметки, всадник сунул руку под рубаху. Чёрт возьми! Ведь сам пришивал крючок на внутренний карман, чтобы огниво случайно не выпало. Выдирая с мясом самодельную застёжку, на аккуратное открытие которой сейчас уже не было времени, всадник вытащил заветный мешочек. Дрожащими пальцами, потом зубами разодрал ставший ни с того ни с сего чересчур мудрёным узел. Падая на колени, срывая кожу на большом пальце, крутил рельефное колёсико, выбрасывая в траву один за другим снопы искр.

Пламя охватило сухостой с первого раза. Ковыль вспыхнул подобно пороху. Вечно голодный оранжевый зверь метнулся по жёлтой траве, окружая клобуков. Ратибор, не видя результатов своей деятельности, всё продолжал метать в ковыль искры, пока в его уши не ворвались дикое ржание лошадей и крики разбойников, а лица не коснулся жаркий язык пламени.

Упав на спину, всадник откатился в сторону, и наконец-то глянул на произведение рук своих. Бездымное, яростно ревущее, безжалостное пламя охватившее участок сухостоя рвалось к небесам. Из недр его, леденя кровь и заставляя шевелиться корни волос, неслись слившееся воедино ржание, крики боли, вопли ужаса. Уже полностью придя в себя, Ратибор вынул револьверы и отошёл в сторону.

Первых коней с опустевшими спинами, вырвавшихся из огненного ада, всадник только проводил взглядом. Лишь на взгляд определил их число. Что-то около десятка. Первый удар оказался удачным. Теперь стоило ожидать самых хладнокровных и опытных, коим даже в горящем чреве удалось справиться с обезумевшими животными и которые обязательно выберутся наружу, охваченные не меньшим пламенем. Пламенем ярости и жажды мщения.

Сколько их уже, готовых схватить жертву, замучить, убить, разделить между собой то, что найдётся в карманах и в кошельке, выскочило из-за стены огня? Двое, пятеро, восемь, пятнадцать? Ратибор не считал. Не имел такой привычки. Любил, чтобы во время боя голова оставалась ясной. О количестве нападавших мог судить лишь потому, что по одному разу пришлось перезаряжать барабан каждого из револьверов, когда на нажатие курка оружие отозвалось не смертоносным грохотом, а возмущённым щелчком.

Запах гари, пороха, палёной шерсти и крови вызывал тошноту и лёгкое головокружение. От топота уносящихся в степь, оставляя на земле мешки плоти, недавно бывшие их хозяевами, коней и от грохота револьверов всадник совершенно оглох. Однако каким-то внутренним, особо чутким слухом ему удавалось расслышать, как хрустят кости летящих с конских спин на землю клобуков. Как потрескивают под оранжевыми языками волосы и кожа их сообщников, не сумевших вырваться из огненного плена.

* * *

Жалости Ратибор не испытывал. Скорее брезгливость и отвращение, кои известны городскому золотарю. По сути дела, сейчас всадник занимался тем же самым, что и представитель вышеупомянутой профессии. Только отбросы в его случае были куда более мерзкие и тошнотворные, по сравнению с содержимым самой запущенной выгребной ямы. Всадник жалел лошадей. Очень хотелось верить, что не одно из благородных животных не погибло в огне и все унеслись в степь, отделавшись подпалённой гривой и жутким испугом. От его выстрелов кони не страдали. Ему не стоило большого труда ловить на мушку только нелепо размахивающие руками фигуры разбойников, головы коих были обмотаны шарфами и платками, давшими имя всей шайке.

Всадник удостаивал мимолётным взглядом уже упавших клобуков. Как говорилось ранее – раны от его зарядов не бывали лёгкими, и если уж встреча с раскалённым свинцом не обрывала цепь совершённых ими преступлений, то вряд ли кто из уцелевших разбойников захотел бы испытывать судьбу, нападая на человека, схватить коего оказалось не так легко, как казалось в начале.

Послав очередной заряд прямо в центр грудной клетки дюжего молодца с перепачканным копотью лицом и чёрной тряпкой на голове, Ратибор вскинул оружие, поджидая очередного из неудачливых преследователей. Огонь понемногу затихал. Ковыль, поначалу вспыхнувший подобно пороху – бездымно и скоро – теперь не столько горел, сколько исторгал в небо чёрные клубы дыма. По-видимому, у самых корней сухостоя всё же оставалось немного влаги, да, наверное, пламя принялось и за тела погибших в огненном кольце клобуков. Никто больше не появлялся. Всё было кончено.

Выждав для надежности ещё несколько минут, Ратибор убрал оружие и направился к ближайшему разбойнику. К сожалению, за ним не идёт отряд, набираемый в военное время из крепких ребят, любящих днём потолкаться у городских ворот, а вечером оставить полученные разными затейливыми способами монеты в не самых приличных красоградских заведениях. За отсутствием поступивших на княжескую службу головорезов, благородному всаднику пришлось не только повергать врага, но так же и копаться в его имуществе и добить раненных, если они будут.

Ратибор нехотя подошёл к одному из убитых, или, по крайней мере, весьма искусно прикинувшемуся таковым. Брезгливо скривившись, ткнул тело носком сапога. Жизни в нём не больше, чем в разбитом горшке. Перебарывая презрение к подлому ремеслу, потянулся к кошелю на поясе клобука. Двумя пальцами ухватился за него. Кошель оказался закреплённым на совесть. Вздохнув, всадник достал нож и перерезал пояс. Отбросив в сторону баклажку с тошнотворно пахнущим пойлом, высыпал содержимое кошеля на землю. Добычей Ратибора оказалась горка белёсых шариков. Он взял один, понюхал, сжал посильнее. Шарик рассыпался. Не то известь, не то высохший птичий помёт. Ратибор вытер ладони.

«Может тоже какое средство от кариеса, – невесело усмехнулся всадник, – и для свежести дыхания. Мне такого добра даром не нужно. Чёрт, многие самое важное и ценное за пазуху прячут! Как неохота мертвяков обыскивать!»

При одной мысли, что придётся залазить под рубахи к убитым, выворачивать карманы замасленных портков, Ратибору стало не по себе. Многие бы воины, наёмные убийцы и желающие пойти по этому пути с ужасом бы отказались от своего выбора, заставь их повозиться с раненными или хоронить тела после крупной битвы. То что кажется славным или по крайней мере прибыльным делом, при ближайшем рассмотрении не вызывает ничего кроме отвращения и страшных снов. Хотя… Люди ко всему привыкают. Да и люди бывают разные. Ратибор, по крайней мере, так и не научился спокойно смотреть в лицо противнику. Пока попадающий к нему на мушку являлся безликой, потенциально опасной мишенью, всадник не чувствовал угрызений совести, но сейчас, глядя на запачканные кровью и копотью, застывшие физиономии клобуков, не такие уж безобразные и порочные как этого хотелось бы, представляя, как придётся их обыскивать (у преследователей могло быть припрятано что-либо важное для спасения Ратибора и его спутницы) всадник чувствовал себя премерзко. Лишь воспоминание о вырезанной полностью деревне и уверенность в том, что ни с ним, ни со Светой клобуки бы церемониться не стали, заставили Ратибора склониться над бездыханным разбойником и скрепя сердце разодрать ворот рубахи.

Всадник скользнул взглядом по ожерелью из клыков какого-то хищника, прощупал пальцами воротник (некоторые зашивают кое-что, не предназначенное для постороннего глаза именно туда), наконец решился сунуть руку под одежду, стараясь избежать соприкосновения посеревшей мёртвой кожи.

* * *

Топот копыт оборвал неприятное занятие. Ратибор вскинул голову. Положение прояснилось в долю секунды. Свалял дурака! Попался, словно кур в ощип! Кто-то из чёрных клобуков, видать самый опытный и самый хладнокровный, то ли не ринулся вместе с остальными в погоню, то ли не потерял контроля над конём даже в сердце огненной стихии. Так или иначе, но из тучи чёрного дыма на всадника выскочил уцелевший разбойник. Как и любой опытный воин, он выбрал момент, когда у противника схлынет азарт схватки и упадёт бдительность. Чёрный шарф клобук предусмотрительно накинул на глаза лошади, так что животное, хотя и чувствовало жар и запах дыма, но не могло видеть огня и паники сородичей, а, следовательно, не перепугалось подобно остальным.

Всаднику понял, что летящий на него воин с опалёнными волосами, дымящейся одеждой, сверкающим яростью оскалом и разрезающим воздух мечом ни что иное, как воплощение смерти. Его, Ратибора, смерти.

«Как глупо», – подумал всадник, медленно, слишком медленно, распрямляясь и опуская руку к кобуре.

Ратибору ощутил себя на огромных, набирающих с каждым мгновением скорость, качелях. Замелькали, сливаясь воедино, выпуклые, слепящие картинки. Школа всадников, Злата, Беовульф, Мериддин, Сиггурд, зимний лес, взрыв Красограда, Света. Сердце ударилось о ключицу и упало в желудок. На попытку спасти себя времени не оставалось. Сияние белоснежных зубов на перепачканном копотью лице и отточенного клинка, изгнали все прочие образы.

Тело всадника, приученное с давних времён сопротивляться надвигающейся гибели даже в те моменты, когда мозг осознал её неотвратимость, действовало само по себе. Позднее Ратибор так и не смог понять, каким образом ему удалось поднырнуть под клинок клобука, а потом проскочить под брюхом летящего со скоростью ветра коня. Макушка ещё чувствовала свист голодной стали, а спина тяжесть прошедших в волоске копыт, но всадник был жив. Жив, а значит, способен к сопротивлению.

Кровь ещё не избавилась от ледяного дыхания близкой смерти, конечности от скованности готового к гибели человека, но Ратибор уже видел лазеечку в мир живых.

Клобук проскакал десятка два шагов. Раздосадованный нелепым промахом он лихо развернул коня, всё ещё не веря, что его жаждущий крови клинок так и не отведал плоти. Вид поднимающегося с земли Ратибора говорил сам за себя. Дико взвизгнув, разбойник пришпорил лошадь.

Нож, коим был разрезан пояс мертвеца, всё ещё оставался в руке. Как не подумал о нём раньше?! Целиться некогда. Поза – хуже не бывает. Но это единственный шанс. Тонущий и за гадюку схватится.

Ратибор метнул оружие, не успев как следует рассмотреть противника, ориентируясь больше на топот. Короткий вскрик, пронёсшаяся мимо лошадь, призрак надежды…

Всадник прыгнул туда, где о землю шмякнулось нечто похожее на куль. Нож почти не причинил клобуку вреда, пробив мякоть руки и застряв в плотной ткани рубахи. Разбойник слетел с коня от неожиданности и сейчас оглушённый поднимался с земли, тупо глядя на резную рукоять. Голова Ратибора, с которой смертоносная сталь, упавшая неподалёку, срезала по какой-то причуде всего лишь прядь волос, ударила в челюсть противника, не уступая по силе хорошему тарану. Клобук лязгнул зубами и опрокинулся на мясистые листья. Зелёный сок брызнул в лицо упавшему следом Ратибору. Не теряя ни секунды, всадник упёрся коленом в живот противника, его пальцы впились в волосы разбойника, запрокинув голову, другая рука выдернула нож и приставила плюющееся плотоядными искрами лезвие к горлу клобука.

– Назови хоть одну причину, по которой ты проживёшь лишнюю минуту? – Ратибор сам испугался хриплого рычания, вырвавшегося из глотки.

В глазах противника он не увидел страха. То ли негодяй ещё не отошёл от двойного падения, то ли свою жизнь он ценил не дороже, чем жизнь своих жертв. Осторожно, понимая, что голодный клинок только и ждёт повода вспороть кожу, разбойник поднёс ладонь к лицу, вытер разбитые губы.

– Ну! – рука Ратибора дрогнула, к ключице клобука побежала струйка крови.

– Сделка, – прошамкал разбойник.

– Не понял.

– Моя жизнь за имя заказавшего тебя и за кое-что ещё.

– Ты, парень, видно головку расшиб? Моя жизнь и револьверы нужны Майку. Кое-что ещё? Не знаю. Стоит ли оно твоей поганой шкуры?

– Майку? Этот щенок из города нос боится высунуть! Тобой интересуются люди посерьёзнее… Именно тобой, а не дурацкими громыхалками. Тобой и девкой.

– Ты, я вижу, малый не дурак, но и дурак не малый, – усмехнулся Ратибор. – Ты сейчас с три короба мне наплетёшь, лишь бы в живых остаться. Это не сделка, а баловство одно: мой товар налицо, а твой – одно название.

– Я разве похож на человека, добывающего хлеб ложью? – обиделся клобук. – Мы в княжеских отрядах не служили, но честное имя блюсти умеем. На том и стоим.

– Откуда про отряд всадников знаешь?

– Мы про тебя много чего знаем. Одно слово, и тоже знающим человеком станешь.

– И имя твоё не пострадает?

– Ни в коем случае. Тот, кому твоя жизнь нужна, слишком дешёво тебя оценил. Мне… гм… посреднику между вами, теперь свою шкуру выкупать приходится. К тому же, ребят своих я потерял… Пока новых соберёшь, натаскаешь… В убытке я… Прежний договор считаю недействительным, не о наживе думаю, о том, как в живых остаться. Не продешевишь, парень. Что тебе моя жизнь? Взамен много чего получишь. Во-первых, узнаешь, кто тебе ямы копает. Не наугад убегать станешь. Во-вторых, вещицу одну приобретёшь. Мне она без надобности.

– Чёрт возьми! Я думал с татями встретился, а здесь прямо купеческое братство! – Ратибору стоило огромных усилий, чтобы одним махом не оборвать рассуждения кровавого коммерсанта.

– А ты думал! – распухшие губы попытались сложитьсясь в улыбку. – Жизнь человеческая – товар надёжный.

– Сколько же вам за деревню заплатили?

– Какую деревню?

– Новые Вешенки.

– Напомни, будь другом, это которая из двух? На болоте или на дороге?

– Так вы не в одной душегубствовали?

– А что поделать? Ты, брат, недёшево стоишь. Пришлось немного мужичьё пощипать. Они всё равно, что твои воробьи – одного пристукнешь, на его место пятеро слетится… К тому же – девки у них! Славно повеселились. И в нашей работе есть приятные стороны, братишка. Не только прибыль.

– Я тебе не братишка, скотина!

Разбойник почувствовал, как лезвие ножа вспарывает глотку. Струйка крови обжигающим ручейком побежала по коже.

– Постой, господин хороший! – захрипел он. – Лишнего я наболтал. Не знал, что ты из-за пары хат да десятка хамов так расстроишься. Не губи! О себе подумай!

– Я о воздухе здешнем думаю, – процедил Ратибор. – Как дышать станет легче без подобного дерьма.

– Пощади! Я всё скажу!

– Пощадить? Ты слово такое знаешь? Вспомни, гадина, сколько раз ты его слышал? Смеялся в ответ. Хамы говоришь? А ведь хамы те не за себя просили, за детишек своих. Умоляли всё забрать: жизнь, кошель на чёрный день припрятанный, лишь бы ребятишек уберечь. Богами тебя заклинали! Или не было такого! А старосту из Вешенок помнишь? А девчонок его, кои, может, только по этой весне первую ленту в косу вплели да на суженного погадать собирались? Ты их пощадил?! Подохни же, мразь, вместе со своими тайнами!

Резким движением всадник полоснул по горлу татя. Фонтан крови, стремясь вырваться из творившего зло тела, ударил в небо. Ратибор отпрянул в сторону, не желая замараться даже каплей той погани, что текла в жилах разбойника. Брезгливо скривив губы, он оттолкнул прочь забившееся в судороге тело. Клобук хрипел и булькал, силясь что-то сказать, смуглое лицо заострилось и посерело, в глазах застыло удивление. Разбойник так и не понял в чём он ошибся, предлагая Ратибору выгодную для обоих сделку.

* * *

Всадник ждал, пока последняя капля жизни из тела торговца чужими жизнями перейдёт в степную землю. Когда-то и этот негодяй качался в колыбели, бегал за бабочками, плакал, когда любимый щенок вывихнул лапку, попав в хомячью нору. Почему, набравшись сил, он принялся безжалостно жечь чужие колыбели, рушить чужие судьбы, наслаждаться чужой болью? Кто внушил ему мысль о бесценности собственной жизни и о тарифах на право существования для всех остальных?

– Ты с ума сошёл?!

Чёрт возьми, слишком часто этот голос заставал его врасплох! Что за упрямая девчонка?! Снова, вместо того, чтобы спокойно дожидаться в укромном месте лезет на рожон. Нет, если что-то и представляет опасность, то это не клобуки, не их таинственные наниматели, не диковинные звери, а дьявольская настырность спутницы. Такое упорство да на хорошее дело!

Ратибор отвернулся от трупа, собираясь пусть не грубо, но довольно жёстко отчитать девушку. Увидев Свету, он невольно улыбнулся. Ей как-то удалось заставить Каурую вернуться назад. Сие действие можно смело называть великим подвигом. Притороченный к седлу походный мешок сейчас выглядел более лихим наездником, чем распластавшаяся по спине животного девушка. Если она ещё не вцепилась в гриву зубами, то, скорее всего, из-за своей нерушимой в любых обстоятельствах привычки к чистоте.

– Сейчас помогу! – всадник поймал косящуюся на мертвецов лошадь за поводья. – Давай руку!

– Не прикасайся ко мне! – девушка отпрянула, словно ей подсунули кусок раскалённого железа. – Убийца!