Текст книги "Подлунное Княжество (СИ)"

Автор книги: Сергей Бабернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

Два не похожих, но и не спорящих друг с другом ощущения наполнили всадника. Оба они зародились где-то в том месте, что волхвы называют душой и растеклись по всему телу, заполняя каждую частичку Ратибора. С одной стороны, всадник чувствовал, что сейчас для него не существует преград ни в одном из Миров. Он готов был сражаться с огромными войсками, добывать самые немыслимые диковинки и совершать самые безрассудные подвиги. И всё ради того, чтобы на губах той, что сейчас спала на набитом мхом тюфяке, появилась хотя бы тень благожелательной улыбки. Но как только взгляд Ратибора падал на лицо спящей, он чувствовал себя самым беззащитным и самым слабым человеком во всех Мирах. Его бросало в дрожь при мысли, что её веки сейчас дрогнут, откроются и он увидит в бездонно-чёрных глазах насмешку, что с пухлых губ, к которым его тянуло с невообразимой силой, слетит обидное слово…

* * *

– Ты там уснул, что ли, или живот прихватило?! – недовольный голос Беовульфа вернул всадника в реальность. – Смотри, после себя землёй закидай, а то или собака вываляется, или сам впотьмах наступишь!

Ратибор ещё раз взглянул на Свету и направился к северянину, который, судя по звукам, скрашивал ожидание остатками пива.

– Ну, чего разорался?! – всадник присел к костру. – Разбудишь девушку!

– Так ты там колыбельные ей пел и комаров гонял?! – Беовульф отставил баклажку. – Нам всем завтра поутру может быть конец придёт, а он свою кралю от плохих снов охраняет. Видел я чудаков, но… Нет, постой, у сэра Ланцелота такие же закидоны. Он всё чашку какую-то искал. И в своём Мире, и когда сюда попал. Так раз, во время поисков забрёл к каким-то дикарям. У тех обычай – прилюдная казнь чужеземца. Ну, приготовили, значит, плаху, спрашивают у Ланцелота последнее желание. Так он цирюльника попросил. Не могут, говорит, на людях небритым появиться!

Ратибор невольно провёл ладонью по подбородку, молча достал нож, попробовал лезвие на ноготь и, намочив щёки, принялся соскребать щетину. Беовульф только покачал головой.

– Никогда я девок не чурался, – буркнул он. – В чём-то они даже не хуже доброго пива или хорошей драки, но никогда не понимал – почему они ни с того, ни с сего нормального воина в дурня превращают. Надо думать, как свою да её голову спасти, а ты себя словно кабана ножом скоблишь… Нет, точно, ты на Ланцелота смахиваешь. Тот из-за юбки со своим конунгом поссорился. И до сих пор чуть что – моя Гиневра самая красивая, моя Гиневра – самая умная. Слушать тошно!

– Так твой друг спасся от дикарей? – Ратибор морщась, прижал к горящему после бритья лицу ладони.

– Они сдуру решили, что Ланцелот их своим пожеланием оскорбляет, – принялся рассказывать Беовульф. – Решили ему не просто башку снести, а чего-нибудь позаковыристее выдумать. Чтобы мучился подольше. Ох, и спорили они тогда, да ещё и в его присутствии. Испугать хотели. А Ланцелот сидит себе выбритый, вспоминает свою Гиневру и улыбается, как дурень на палец. Потом надоело ему всё, он и говорит – делайте со мной, что хотите только не оставляйте одного в лесном овраге. Дикари аж взвыли от радости, схватили его и оттащили в ближний овраг. Ланцелот, когда дело юбок не касается, парень не промах. Посмеялся над дурнями и отправился дальше чашку искать.

– Лихо! – покачал головой Ратибор.

– А то! – вздёрнул подбородок Беовульф, словно это он обвёл палачей вокруг пальца. – Я ещё не такое могу порассказать. Только…  – он посмотрел на продолжающего тереть щёки Ратибора и полез в карман. – На вот, – он протянул всаднику крошечную баночку. – Разотри рожу. Смотреть жалко.

Ратибор скинул крышку, дух перехватило от ударившего в ноздри зловония.

– Что это? – прохрипел всадник, стараясь держать склянку как можно дальше от себя.

– Ядрёная?! – ухмыльнулся Беовульф. – Она всякие язвы, раны гноящиеся, нарывы моментально лечит.

– Спасибо. Но я как-нибудь…

– Дело твоё, только после такого бритья вся рожа прыщами покроется. Посмотрим тогда, что твоей красавице смешнее покажется: щетина, как у зрелого воина, или прыщи, как у хвастливого отрока…

Ратибор скрепя сердце и задержав дыхание, подцепил зловонное снадобье пальцем, размазал по щекам и подбородку.

– До утра выветрится, – заверил его Беовульф. – Будешь как огурчик. Даже Валькирия к тебе переметнётся, – северянин кивнул на собаку, которая, разделавшись с украденным гусем, теперь мирно похрапывала, развалившись рядом с новым хозяином.

– Уж как-нибудь обойдусь, – буркнул всадник, даже комары старались не приближаться к нему. – Чего только туда намешали?

– Тебе лучше не знать, – широко улыбнулся северянин, пряча заветную склянку. – Можешь и до кустов не добежать, коли расскажу…

– Тогда не надо.

– Вот и я про то же. Тем более есть разговор и посерьёзнее. Ты надумал, как тебе и свою жизнь спасти, и Межмирью, а через него и всем Мирам не навредить?

– Ну… , – Ратибор посмотрел на звёзды. Честно говоря, разговор до ужина, вылетел из головы.

– Ясно, – развёл руками Беовульф. – Что нам вся Вселенная, когда у одной девчонки ноготь сломался!

– Я… ты просто…

– Я просто, а вот у тебя всё с закавыкой получается. Ну, раз тебе самому спасаться недосуг, и кралю свою, между прочим, из беды выручать, слушай, что другие надумали, коим голова не только для шапки пристроена. Чем вы быстрее покинете Межмирье, тем лучше для всех. Согласен?

– А если Мериддин здесь? – Ратибор вспомнил дважды то ли увиденный, то ли почудившийся силуэт.

– Глянь-ка, не забыл! – изумился северянин. – Я уж подумал, что у тебя, кроме той черноглазой ничего в башке не осталось. Уже хорошо! Теперь как почуешь, что слюни по подбородку потекли, вспомни чародея – хоть на время человеком обернёшься.

– Я слюни не пускаю! – обиделся всадник.

– Начнёшь скоро, – заверил его Беовульф. – Потребует твоя зазноба птичьего молока или летнего снега, ты разобьёшься, а достанешь. Она тебя чмокнет – ты и обслюнявишься, словно младенец перед погремушкой.

– Ты, наверное, никогда не любил, – вздохнул всадник.

– Боги миловали, – согласился северянин. – За всю жизнь даже простуды не было, не то что такого…

– Любовь – не болезнь… , – всадник бросил взгляд в ту сторону, где спала Света.

– Это чума! – поморщился Беовульф, заметив глуповато-мечтательную улыбку на губах Ратибора. – Не видел бы тебя сегодня в бою, подумал бы, что ты песни складываешь!

– А я и складываю…

– Рука Тюра и Глаз Одина! – северянин схватился за голову. – С кем я связался!

– Так что ты придумал? – всадник постарался убрать романтические мечты на задний план.

– Тебя это ещё интересует? – удивился Беовульф. – А я думал сейчас заголосишь о раненном сердце и горящей душе. Собирался тебя в воду кинуть. Остудить. Видать ещё не все мозги набекрень съехали… Ладно, слушай. Только оставь мерзкую привычку, что ты перенял у девчонки, против каждого моего слова своих десяток вставлять. При чём одно глупее другого!

– Молчу, – чтобы задобрить северянина, Ратибор даже прикрыл губы ладонью.

– Правильно делаешь, – согласился Беовульф. – Уж лучше других послушай, коли у самого голова песнями забита. Значит так, – он приложился к опустевшей баклажке, – попасть отсюда во Внешние Миры – дело не хитрое, для знающего человека даже дракон не понадобится. Но понадобится маленькая штучка – разрешение одного из Донов. Получить его для тебя – работа сложная и долгая. Доны, хотя, между собой и грызутся, но сейчас у них цель общая – получить револьверы, о коих после сегодняшней битвы знает уже всё Межмирье. Так что, добывая пропуск для тебя, придётся не одну глотку перерезать, и не одного писаришку подкупить. На такие забавы не меньше месяца угробим. Если учесть, что всё это время на тебя будет идти охота, да ещё обузу со стройными ногами и волосами до пояса, что ты на шею себе взвалил, шансы на успех такие крошечные, что ими и блоха брюхо не набьёт. Потому признаемся – на заставы, за коими переходы в Миры, нам не то, что нос казать – портянки поблизости перематывать нельзя. Учуют…

Ратибор хотел что-то спросить, но Беовульф поспешно сунул ему под нос баклажку.

– Лучше выпей, – посоветовал он. – Путного всё равно ничего не скажешь.

– А если Мериддин всё же здесь? – успел вставить всадник, прежде чем северянин втиснул меж его губ горлышко сосуда.

– На нас охотятся, и мы по следу идём, – усмехнулся Беовульф. – Поступок отчаянный и по-геройски дурной. Будь я помоложе, прямо-таки от восторга бы задохнулся. В оруженосцы бы к тебе пошёл. Да пару песен о прекрасных очах выучил бы. Вместе бы нас где-нибудь и пристукнули вместе с собакой, а девчонку бы в наложницы продали. Дурни, вроде тебя, нам бы завидовали и подражали. Только не тот я уже! Потому и скажу – чародея тебе схватить легче во Внешних Мирах. Нет, они здесь время от времени появляются, но только знаю я, что у них договор нерушимый – в Межмирье долго не задерживаться и не ворожить. Потому как, кто-то здесь наколдует лишний коготок на муравьиной лапке, а за границей Внешнего взорвётся какая-нибудь гадость да отравит Мир так, что там ни чародею, ни крестьянину не выжить. Даже твой Мериддин, хотя ты его и кроешь последними словами, на такое не отважится. Если, конечно, старик тоже в кого-либо не влюбился. Тогда я ничего не гарантирую.

– Влюблённый чародей теряет искусство ворожбы, – Ратибору хотелось верить, что последние слова Беовульфа не были насмешкой.

– Тогда его точно здесь нет. Можешь не волноваться… Ты всё пиво-то не выпивай! Сухой разговор глотку дерёт!

– Извини, – Ратибор протянул баклажку товарищу.

– Кое-что мы уяснили, – Беовульф сделал глоток, встряхнул баклажку, убедившись в наличии хмельной жидкости, бережно поставил пузатый сосуд рядом с собой. – Теперь главное – спасение тебя и девчонки, – он покачал головой. – Дурость – болезнь заразная! Сотню раз мог вас обоих пристукнуть, револьверы разломать и всё. Кругом тишь да гладь! Нет, старый дурак, голову ломаю, выдумываю что-то, пока вы друг другу глазки строите.

– Ты не смог бы… пристукнуть.

– Опять споришь?! Ты говорил, у тебя наставник на меня похож был? Жалко мне человека! Вот он от тебя натерпелся!

– Спасибо, – Ратибор смотрел в светло-голубые глаза северянина.

– Вот, началось! – Беовульф опустил голову и принялся тщательно изучать пространство между носками сапог. – Ещё песню начни сейчас складывать! Хватит соплей! – северянин тряхнул пшеничными волосами. – Слушай дальше! Не сбрил бы усы, дурень, было бы на что наматывать! И без споров мне тут!

Всадник кивнул.

– Говорил я уже, – северянин неторопливо потирал подбородок, – есть тут пара особых местечек. Вроде тех подземных залов, о коих ты толковал. Неизвестно кем и непонятно для чего построены. Первое называется Крепость Миров. Если её кто-то видел, то человек тот крепко умеет язык за зубами держать. Что она из себя представляет и где находится не знает никто, но разговоров о той крепости много. Каких только чудес ей не приписывают. Многие её разыскивали: кто из своих интересов, кто на благо человечества. И те, и другие у разбитого корыта остались. Не открывается Крепость Миров. Даже облика своего показать не хочет…

– Что мне проку от крепости, которой может и нет на самом деле? – не выдержал Ратибор.

– Экий ты перечник! – рассердился Беовульф. – Сказано было тебе слушать? Вот и держи ухи на макухе, а не рассуждай! В те подземелья, наверное, тоже не каждый заходил, ты да торговец этот… То бишь как его?

– Старко, – подсказал всадник.

– Вот именно. Я про крепость тебе рассказал, в курс дела вводя. Чтобы не растерялся, если что. Кто тебя знает, может попрёшь, дороги не разбирая, да прямо к её воротам и выйдешь. Боги дурням помогают, а уж героям тем более! Теперь к другому месту обратимся. Называется оно Святилищем. В нём много народу побывало. Я даже знаю некоторых. Сэр Ланцелот хотя бы. Он когда у конунга своего жену увёл, скрывался в разных глухих уголках. Заночевал однажды в местечке, что в его краях Стоунхендж прозывается. Засыпая попросил своего бога сделать так, чтобы ему, рыцарю Ланцелоту, не приходилось бы словно татю прятаться, а жить, творя добро и совершая подвиги ради всех обиженных и слабых, а особенно во славу своей дамы сердца… Вот и проснулся здесь. Купцы некоторые, с дороги сбившись, попадали в чудное место, где то ли каменные идолы вокруг, то ли просто валуны. У всех потом жизнь менялась – одни в гору шли, другие разорялись. Ставр говорил, что однажды видел издали огромные статуи длинноухих воинов, да от греха подальше завернул коня и дал дёру. Святилище человека по-своему оценивает и решает: помочь ему или в грязь втоптать. Вот куда тебе нужно, Ратибор.

– И в какой стороне то Святилище?

– Откуда я знаю! Искать его бесполезно. Оно само находит, кого нужным считает. Тебе уж только решать останется – входить туда или ноги уносить.

– Здорово! – Ратибор усмехнулся. – Иди туда – не знаю куда, ищи то – не знамо что! Не чересчур мудрёно получается? По-моему, проще небольшую заставу приступом взять.

– Проще, – согласился северянин. – Так же просто, как целиком руку отрубить, вместо того, чтобы занозу из пальца выковырять. По дурному голову сложить всегда просто. Чудной ты парень – то комаров от девчонки отгоняешь, то готов с сотней опытных воинов схлестнуться, а дальше трава не расти.

– Я же не просто так, – смутился всадник. – Не из лихости. Сам же ты говорил, что нам отсюда поскорее убираться надо. А теперь выходит – броди, ходи по лесам и долам, пока это самое Святилище объявиться не соизволит!

– В нужную сторону мыслишь! – одобрил Беовульф. – Потому и двинешься с утра на восток. Там места безлюдные. Так, шайки охотников за живым товаром. Трусы. Не будешь зевать, отобьёшься. Кроме револьверов бы тебе оружие раздобыть.

– Вот, – всадник показал летающий нож и подобранную в сегодняшней схватке саблю.

Беовульф согнул изящное лезвие колесом. Отпустил пальцы удерживающие самый кончик клинка. Сабля распрямилась со свистом. На мгновение смертоносная сталь ухватила отблеск костра и метнула в темноту молнию. Северянин протянул оружие Ратибору, глянул на свой богатырский меч и исполинскую секиру, скривил губы.

– Может эта ковырялка и неплохая игрушка, – покачал он головой, – только не по мне такое оружие. Я пока на себе пуда три железа не почувствую, словно раздетый хожу. Да и конь, коли тяжести на хребте не чует, дурить начинает… Но на безрыбье… Ты вот что, Ратибор, рубись этой фитюлькой до последнего, а уж если револьверы достанешь – живых не упускай. Слава – вещь заманчивая, но не в нашем случае.

– А сегодняшние? Наверняка, проболтаются… Сам говоришь – Доны на голову встанут, но револьверы получат. Следопытов наймут. Мы же по воздуху не полетим.

– Ты подковы наших коней видел? – улыбнулся Беовульф. – Старая уловка конокрадов – волчий след. Но ты прав – Донам ничего не стоит опытных сыскарей нанять. Они рано или поздно хитрость раскусят. Потому слушай вторую часть моего плана. Я сейчас допиваю пиво, забираю собаку (две девки сразу у тебя остатки мозгов изведут) и отправляюсь к месту сегодняшней заварушки. Там я подковы своего коня привожу в надлежащий вид и отправляюсь на запад. Неторопливо так, чтобы псы Донов не особо отставали… Мне главное до форпоста добраться, где Ставр обретается. Там мы наших приятелей известим. Соберёмся. Двинем на Новойарк. Майку мозги вправим, заодно бучу устроим, чтобы Доны о тебе на время забыли.

– Ты… Но… Я не… , – Ратибор был ошарашен тем, что северянин, шутки которого казались грубыми и неуместными, но который уже дважды вытаскивал его из сложных ситуаций, вот так вот за здорово живёшь, через некоторое время растворится в темноте. Друзья во всех Мирах приобретаются не так легко, чтобы с ними было просто расстаться. – Может…

– Не может! – отрезал Беовульф. – Ты думаешь, я сам с лёгким сердцем отпускаю пристукнутую девчонку и полоумного героя, которые к тому же и глаз друг с друга не сводят? Да я бы самолично водил бы вас за ручку по всему Межмирью и следил, чтобы бы не обидели, сложись бы всё иначе! Сейчас из двух зол выбираем меньшее. Молчи, парень! Времени, с гулькин нос. Не видишь, уже что-то со временем происходит? Я на вас наткнулся – солнце садилось. А сколько мы ещё провернуть дел успели? То-то! Как стемнело и трёх часов не прошло, а на востоке уже сереет. Некогда спорить. Давай-ка на посошок.

Пока Беовульф поглощал пиво, Ратибор глянул в ту сторону, откуда появлялось проснувшееся солнце. Действительно, мерцающие далёкие звёзды, нехотя затухали, уступая перед первым натиском дневного светила.

– Держи-ка! Потом ещё хвастаться буду, что с великим победителем злых чародеев из одной баклажки причащался.

– Я тоже буду тебя помнить, – Ратибор сделал глоток. – Спасибо за…

– Не надо соплей, парень! – Беовульф забрал опустевшую баклажку и одним прыжком оказался на спине не рассёдланного жеребца. – Валькирия, ты со мной?!

Собака нехотя поднялась с прогретой костром земли. Потянулась. Зевнула с подвыванием так, что в ближних кустах зашуршала какая-то перепуганная живность. Глянула на Беовульфа с укоризной – не мог, мол, до утра подождать.

– Оставайся, если хочешь! – северянин слегка дёрнул поводья, направляя коня в заросли.

– Удачи тебе! – крикнул вслед Ратибор.

– Удача – хозяйка ленивых дурней! – послышалось из темноты. – Я сам по себе. Хотя спасибо на добром слове.

Валькирия, убедившись, что хозяин возвращаться не собирается, торопливо лизнула ладонь Ратибора и засеменила вслед за конём, уткнувшись носом в землю.

* * *

Всадник долго смотрел в темноту. Расставание с товарищем заглушило даже чувство, что Беовульф определил как любовную дурь. Приобрести настоящего друга тяжело, а лишиться можно в одно мгновение. Зато на врагов всегда урожай хороший и во всех Мирах. Лишняя монетка в жаловании, похвала командира, высказанная вслух удачная мысль, нарядная одежда да просто хорошее настроение в пасмурный день мигом настроит против тебя окружающих. Одна за другим из раздражённой твоим пусть крошечным, но всё же успехом массы будет отделяться сутуловатая фигура с вымученной улыбкой на серых губах. Стараясь придать унылому голосу хотя бы тень любезности, начнёт расспрашивать о здоровье и о делах, в надежде услышать пусть о незначительной, но всё же неприятности, случившейся с тобой. Не получив желаемого, в отместку вывалит на тебя бочку своих бед и отступит за твою спину, злобным шёпотом обливая тебя грязью в кампании точно таких же бесцветных теней. На его месте уже следующий ходок, всматривается в твои глаза, надеясь увидеть там хотя бы отблеск страдания… Настоящий друг – исключение в обществе, где отнять легче, чем сделать самому, украсть выгоднее, чем обменяться, опорочить приятнее, чем утешить…

Просыпающееся солнце немного улучшил настроение. Всё-таки жив, здоров; друг, с которым больше может и не суждено увидиться, но всё же настоящий друг, разработал неплохой план; рядом девушка, которую… Своё отношение к Свете всадник не мог объяснить так просто, как это делал Беовульф. Любовь? Странная какая-то любовь… Любовь была к Злате. Разве же бойкая на язык дочь старосты позволяла себе насмешки над юным всадником? Разве он позволил бы себе ответить ей тем же? Они могли болтать часами и не раздражать друг друга. Они говорили о… Ратибор с ужасом понял, что не может вспомнить ни одного разговора с погибшей невестой. Образ её чётко сохранился в памяти. Она и сейчас, словно живая стояла перед глазами. Но слова, какая-то бессмысленная болтовня тут же вылетающая из головы. Да если признаться, Ратибор и не особо слушал, о чём говорила невеста, все её слова и признания он выдумал уже потом, когда она погибла. А привычки Златы? Красные или жёлтые яблоки она любила? Узоры из сказочных зверушек или из цветов? А цветы? Всадник дарил ей васильки, в память о первой встрече. Но какие цветы она любила на самом деле? Он даже этого не выяснил! Те давние свидания вдруг показались Ратибору детской игрой, с долгими влюблёнными взглядами, неумелыми поцелуями и бесконечными планами на будущее. Они ведь толком и не знали друг друга! Злата! Ты прекрасный бутон, так и не явивший миру своей красоты, сражённый внезапными заморозками!

* * *

Ратибора бросило в жар. Слезы, потёкшие из глаз, моментально высыхали на пылающих щеках.

«Ведьма! – почти с ненавистью подумал всадник. – Эта Света – ведьма! Она как-то проникла в мои мысли. Заставляет подмечать каждое своё движение. Навязывает мысли о себе! Даже побрился по её воле! Ведьма!»

Ратибор бросил в сторону спящей девушки взгляд, коим можно было бы испепелить скалу или даже убить василиска… Вся его злость улетучилась, словно тёплый воздух из проколотого бычьего пузыря.

– Почему ты плачешь? – девушка сидела на тюфяке, прикрыв колени плащом и не сводя с всадника испуганных глаз. – Что случилось?

– Дым в глаза попал, – буркнул он, чувствуя невообразимый стыд за недавние мысли.

– А где твой друг, где Карма?

– Прикрывают наш тыл. Дальше вдвоём пойдём.

– Всё ещё сплю, – вздохнула Света. – А ты выбритый таким настоящим кажешься.

– Послушай! Хватит…  – Ратибор хотел быть предельно жёстким, но внутри словно вырос крепостной вал, удерживающий резкие слова и мешающий повысить голос. – Собирайся, если хочешь дома проснутся, – добавил всадник, отправляясь седлать лошадь.

– А умыться где? – услышал он за спиной.

– Зачем во сне-то? – удивился Ратибор. – Я в походах и наяву порой забываю.

– Сон – не повод в свинью превращаться, – строго произнесла девушка.

– Полощись в пруду, коли охота.

– А полотенце, зубная паста, щётка?

Ратибор бросил затягивать подпругу и с интересом посмотрел на девушку:

– Ты надо мной издеваешься или как?

– С чего ты решил?

– Ты говоришь, что видишь меня во сне.

– Ну…

– Так чего же ведёшь себя, как боярыня поутру. Во сне, между прочим, и боярынь, куда подальше послать могут.

– Но как же умываться?

– Рукавом утрёшься. Или я отвернусь, а ты рубаху снимешь, и вытирайся сколько влезет. Уж без щёток и паст придётся обойтись. Здесь такое не растёт.

– А зубы чистить? – вид у девушки был такой растерянный, что у Ратибора от жалости защемило сердце.

– Рот прополощешь, – принялся объяснять он тоном, коим обычно детям втолковывают, почему нельзя браться за провода с электричеством и есть пятнистые шляпки мухоморов. – Потом листочек мяты пожуёшь. По дороге прутик сломишь, и ковыряйся в зубах хоть целый день. Если мел по дороге попадётся, возьмём кусочек поменьше. Погрызёшь – зубы и крепче, и белее станут. Ясно?

– Дикость какая! – поморщилась Света. – Сам камни грызи.

Ратибор только пожал плечами – вот тебе и любовь! Ей как лучше советуешь, а она огрызается. Всадник вернулся к лошади. Кобыла, отдохнувшая за ночь, не спешила взвалить себе на спину седло. Как только Ратибор приседал, чтобы затянуть подпругу, животное делало глубокий вдох, надеясь, что человек не обратит внимания на маленькую хитрость, и сыромятные ремни не особо туго обхватят бока. Пару раз всадник распрямлялся и начинал стыдить нерадивую кобылу. Животное, мерно пережёвывая траву, выслушивало хозяина, невинно глядя на него огромными похожими на сливы глазами. Как только Ратибор наклонялся, всё повторялось по новой. На третий раз всадник, заорав диким голосом, ударил кулаком в живот лошади. Стреноженное животное, охваченное ужасом, выдохнуло. Ратибор быстро затянул ремни. Хоть на одну девку нашлась управа!

– Ты чего раскричался? – услышал он за спиной голос Светы.

Чёрт возьми! Девушка, наверняка, давным-давно умылась и видела его неуклюжие попытки перехитрить кобылу. Ратибор повернул голову, ожидая очередную колкость. Глянув на берег пруда, всадник опешил. Она не только успела умыться – плащ всадника был расстелен на берегу и, судя по ещё не успевшей просохнуть коже, подвергся водным процедурам, в данный момент Света внимательно изучала в зеркальце своё отражение. Даже вскрик Ратибора испугавший лошадь, не смог отвлечь её от столь важного занятия.

– Что у тебя случилось? – переспросила Света, не отрывая взгляда от крошечной коробочки.

– Зачем это? – всадник поднял с земли непривычно чистый и ставший от этого чужим плащ. Он опасливо осмотрел белёсые вылинявшие полосы на сгибах, откуда исчезла пыль пройденных им Миров, на неожиданно обновившиеся полы своей одежды. Даже, несмотря на замасленную подкладку, плащ стал чужим. Света, наконец, захлопнула коробочку и удивлённо глянула на всадника:

– Как в этой грязи ходить можно? Его вообще надо сутки вымачивать – вонь жуткая! Тебя и самого неплохо в стиральную машину целиком засунуть. Подстричь… Ты бомж что ли?

– Я – всадник! И хватит пустой болтовни! Беовульф может сейчас голову под удар подставляет, уводя людей Дона, а мы тут баню устраивать будем! – перекинув плащ через плечо, Ратибор направился к месту, где спала девушка.

Света снова приоткрыла коробочку и посмотрелась в зеркальце. С её губ сорвался тяжёлый вздох.

– Даже пудры нет, – пожаловалась она куда-то в пространство. – Как я с этим синяком на людях покажусь?

– Людных мест мы будем избегать, – попытался успокоить её Ратибор, сворачивая тюфяк и собирая верёвку. – Никто кроме меня тебя не увидит. А мне… , – всадник хотел сказать, что ему не нужна никакая пудра, чтобы разглядеть красоту спутницы, что никакие синяки и царапины не могут испортить её лица, – Всё равно, – сорвалось с его губ.

– Дурак! – Света захлопнула коробочку и, надув губы, отвернулась к пруду.

Ратибор и сам понимал, что его слова вряд ли когда-нибудь занесут в книгу мудрости. Мысленно ругая себя последними словами, он приторочил к седлу полотно свёрнутый тюфяк и походный мешок, оставленную Беовульфом торбу с овсом, подумал и закрепил там же сложенный плащ, закидал землёй потухший костёр. Всадник поплевал на ладони и попытался хоть немного оттереть покрытые пылью и оттого ставшие какого-то непонятно-бурого цвета кожаные штаны. Действительно, что-то последнее время совсем перестал за одеждой следить. Морщась от боли, кое-как расчесал пятернёй спутанные волосы. Пучком травы прошёлся по носкам стоптанных сапог. Осторожно подошёл к Свете. Коснулся кончиками пальцев плеча девушки.

– Ну, это самое, извини, – язык стал непослушным, слова тяжёлыми и паточно-вязкими. – Я не хотел, в общем… Правда, надо торопиться. Возле первой же речки или озера целиком нырну, обещаю. И плащ, это самое, можно полынью натереть или…

Девушка вздрогнула, словно сквозь её тело пропустили разряд электрического тока. Резко повернулась. Встретившись с её полными слёз глазами, Ратибор невольно отступил на шаг.

– Иди ты со своим плащом! – Света зло прищурилась, с длинных ресниц сорвалось несколько слезинок. Всадник поёжился: он почему-то был уверен, что попади эти слёзы на его кожу, они прожгли бы её насквозь. И чему только разозлилась? Неужто из-за пудры? А может из-за потерянного вчера непонятного маникюра, который немалых денег стоит? Помянешь здесь добрым словом Бовульфа… Северянин ведь предупреждал…

* * *

Одарив растерянного всадника взглядом полным презрения, Света прошла мимо. Даже проваливающиеся в мягкую землю острые каблучки сапожек, не могли испортить её изящной пружинистой походки. Сердце Ратибора начинало биться сильнее, когда он провожал взглядом эту излучающую какую-то странную энергию фигуру в облегающей белой рубахе и узких чёрных штанах. Усмешки Беовульфа сами собой вылетели из головы, как только всадник вспомнил доверчиво прижавшееся к нему тело и беззащитную улыбку Светы. Ради этого он готов был терпеть всё.

– И хорошо, что ты только сон! – обернулась Света, подойдя к лошади. – Я бы наяву с таким идиотом и рядом бы не встала!

Злоба, причины коей Ратибор так и не смог понять, помогла девушке, после нескольких попыток, взобраться в седло. Сжимая одной рукой поводья, другой она откинула упавшие на лицо волосы. Глаза Светы сияли торжеством, на щеках выступил румянец.

– У тебя неплохо получилось, – сделал Ратибор шажок к примирению. – Для новичка.

– Приходится учиться, когда некоторые, вместо того, чтобы помочь, стоят, открыв рот! – отрезала девушка.

Ратибор пожал плечами, тяжело вздохнул и собирался пойти в направлении, противоположенном тому, куда ушёл Беовульф. Будем надеяться, что Святилище не заставит долго себя искать.

– Эй, – голос Светы звучал растерянно. – Ратибор! Ты разве не поедешь?

Всадник обернулся. Лошадь мирно продолжала щипать траву. Света, выпустив поводья, вцепилась в луку седла, провожая уходящего Ратибора испуганными глазами. Губы её слегка подрагивали. Всадник подошёл к растерянной наезднице. Поймал повод, протянул девушке.

– Никогда не выпускай поводья, если не уверена в коне, как в самой себе, – предупредил он.

– Я думала, ты уходишь, – всхлипнула девушка. – Меня иногда заносит, – приняв повод, тонкие пальцы легли на ладонь Ратибора, – Ты не обиделся?

– Вот ещё, – всадник чувствовал, как нежные подушечки касаются разбитых костяшек, и от этого всё тело охватывала приятная слабость, а голова начинала кружиться. – Я подумал, что тебе одной удобнее будет. Нам вчерашняя скачка пока ни к чему… Мне пешему привычнее… Дорогу заодно выбирать буду…

Страх Светы перед верховой ездой куда-то улетучился, рискуя вывалиться из седла, она всё сильнее и сильнее клонилась в его сторону. Всадник всё ближе и ближе видел перед собой тонкие, словно взмах ласточкиного крыла брови, прикрытые веки с длинными ресницами. Он чувствовал, как его подбородок задирается всё выше и выше, как его обветренные губы тянутся к полуоткрытым губам девушки.

– Но если тебе страшно… , – шепнул он, закрывая глаза.

Ратибор так и не понял, откуда в прогретом лучами восходящего солнца воздухе появился порыв ледяного ветра, обжёгшего щёки. Почему пальцы Светы всё крепче и крепче сжимавшие его ладонь, вдруг дёрнулись и исчезли. Всадник открыл глаза. Света, вцепившись в луку седла, пыталась неуклюже выровняться на лошади. Щёки девушки стали пунцовыми, глаза метали молнии. Ратибор протянул было руку, предлагая помощь.

– Обойдусь! – зашипела девушка. – Иди, выбирай дорогу, следопыт!

– Нет, я могу…

– Сказано – без тебя справлюсь!

Всадник мог только пожать плечами. И чего злиться? Странная девчонка – мгновение назад всё было иначе… Или только показалось? Не может быть – Ратибор до сих пор чувствовал на губах тень несостоявшегося поцелуя. Терзаемый сомнениями всадник сделал шаг в сторону зарослей.

– Ты издеваешься надо мной?! – во второй раз его остановил голос Светы. – Как этим зверем управлять?!

– Слегка пятками по бокам ударь, – улыбнулся Ратибор. – За луку седла держись. Главное не показывай, что ты её боишься. Даже самая смирная лошадка, почуяв страх седока, дурить начинает.