Текст книги "Подлунное Княжество (СИ)"

Автор книги: Сергей Бабернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

Ратибор вскрыл банку тушёнки. Съел ровно половину. Запасы кончались. Если блуждание по безлюдному подземелью затянется, то положение отнюдь не улучшится. Среди излучающих странное тепло и необъяснимое мерцание камней охотой не займёшься. Даже корешков или съедобного мха (гадость, какая!) вряд ли наковыряешь. Сиггурд говаривал, что когда нужда припрёт, можно кожу есть. Значит, жилет в дело пойдёт, потом штаны, ремешки от оберегов, рубаха сгодится – не стиралась уйму времени… А дальше?

«Мериддина догонять нужно, а не загадывать, – одёрнул себя Ратибор. – Другие прошли, и я одолею. Тот, кто на месте сидит, да в носу ковыряется и козявку за медовый пряник почитает. У меня запасов ещё на три дня, даже подольше, если экономно использовать, а я уже рубаху есть собрался. Кстати, о рубахе…»

Всадник осмотрел порваную одёжку. Залатал, как мог (благо иголка с ниткой у всякого всадника входила в снаряжение). Получилось вполне сносно. В конце концов, не на смотрины же собрался, да и под жилетом ничего не видно. Можно было продолжать путь.

Зал – так для начала определил для себя всадник помещение – отличался от двух первых. Во-первых, свет – тусклый, голубоватого оттенка, едва различишь, что в двух шагах от тебя находится. Во-вторых, сделав несколько шагов вправо, Ратибор упёрся в стену непроглядной мглы. Дальше могло находиться всё что угодно: камень, который, как ему, и положено, не излучает никакого света или пустота. Всадник попятился назад, с трудом, но всё-таки отыскал камешек. Кинул в темноту. Прислушался. Времени прошло достаточно, чтобы достичь дна самого глубокого колодца, во всяком случае, вырытого на поверхности земли. В подземном же мире тишину так ничто и не нарушило. Та же самая картина повторилась и тогда, когда всадник попытался исследовать левую сторону. Из обманного зала Ратибор вышел на мост, перекинутый через огромный колодец. Двигаться можно было только вперёд.

Идти оказалось гораздо проще – самоуверенные строители наплевали на ловушки, и Ратибору не приходилось тратить время, выискивая проходы между ложными камнями и пробираясь между стреляющими нитями. Ещё бы знать, что ожидает на другом краю колодца. Хотя бы догадываться…

Голубоватое свечение становилось всё ярче, насыщаясь кровавыми оттенками. Видимость значительно улучшилась. Можно было уже не опасаться, что следующий шаг, окажется шагом в бездну. Принципы подземного строительства не отличались разнообразием. Сперва, едва освещённый коридор, потом зал. Мост (чем, кстати, не коридор). Дальше снова зал? Или… Поживём – увидим.

Ждать пришлось недолго – темнота расступилась, мост привёл всадника в залитый фиолетовым свечением зал. Боги-покровители! Такое и залом не назовёшь! На вымощенном каменными плитами пространстве, вполне мог бы разместиться город раза в два крупнее Красограда. Посредине возвышалась пирамида с усечённой вершиной. Даже с такого расстояния её размеры потрясали. Как же почувствует себя достигший подножия? Как муравей у порога княжеского дворца.

Что за гиганты воздвигли такую махину?! Живы ли они?! Ратибору очень хотелось верить, что нет…

Путь к пирамиде занял два перехода. В залитом фиолетовым свечением пространстве уместился бы не только город – вполне бы влезло лоскутное княжество, на кои распалось Подлунное после падения Красограда. С каждым шагом пирамида вырастала, занимая своей гранью всё пространство. Порой Ратибору казалось, что ни он приближается к исполинскому сооружению, а громада излучающего свет камня стремительно движется в его сторону, чтобы впечатать пигмея, дерзнувшего нарушить циклопическое величие, в идеально подогнанные плиты. Когда подобные мысли становились невыносимыми, когда приступы паники устремлялись на штурм сознания, Ратибор до крови кусал губы, заставлял себя вспомнить ненавистного Мериддина, погибших товарищей, убитую невесту. Слёзы смешивались с кровью, создавая невообразимый коктейль. Коктейль мести… Может быть, именно он дал всаднику силы, для достижения подножия пирамиды…

Вход в гигантское сооружение оказался небольшим, по сравнению с его размерами. Уставший бояться всадник, шагнул внутрь…

Может быть когда-то, в наземной жизни внутренняя комната и показалась бы Ратибору огромной. Теперь просторный зал, в который без труда поместились бы и княжеский дворец, и главная площадь Красограда, представился всаднику жалкой каморкой. За час другой обойти можно. Толком и не устанешь.

Волновало другое – куда дальше? Три идеально круглых прохода были надёжно перекрыты железными створками. Ратибор постучал согнутым пальцем по неизвестному металлу. Чёрная матовая поверхность отозвалась глухим звуком. Прочная вещь! Такие двери силой не вскроешь. Нужно секрет знать… Можно полжизни потратить, каждый кирпичик ощупать, сотню мудрёных формул перепробовать, тысячи заклинаний пробормотать, а проход не откроется. Окажется, что нужно было всего лишь прыгнуть на правой ноге, потом на левой, да за уши себя дёрнуть или там слово задом наперёд произнести. Секрет запорного механизма целиком зависел от фантазии мастера. Угадывать же чужие причуды – дело безнадёжное. Легче бочку воды решетом натаскать…

Разве что поискать подсказку в начертанных повсюду знаках. Ратибор пошёл вдоль стены, рассматривая чудные символы. Полоумные строители и здесь не изменили себе. Воздвигнув гигантскую пирамиду, они, оборудуя её внутри, отказались от острых углов. Огромный зал представлял собой полусферу. Геометрическую правильность нарушали лишь четыре округлых (с городские ворота) прохода – один, ведущий наружу, открытый, остальные, надёжно защищены металлическими воротами.

Проходы соединялись между собой вереницей выбитых на уровне человеческой груди знаков. Они шли по всему периметру помещения. Чем больше Ратибор вглядывался в символы, тем больше понимал, что оказался в тупике. Изображения похожи на мазню ребёнка, которому в руки попалась баночка с краской и кисть. Какие-то чёрточки, дуги, кривобокие звёзды и прочая чепуха. Под каждым знаком виднелся оттиск пятипалой человеческой ладони. Было искушение положить руку на один из впечатанных в камень следов… Посмотреть, что произойдёт… Всадник, заставил себя продвигаться дальше. Сначала надо всё осмотреть, а уж потом тыкать, куда кривая выведет. Может разгадка-то рядом, в следующем значке.

Взгляд Ратибора зацепился за что-то знакомое. Присмотрелся… Так и есть! Подобный значок видел в книге Всеведа, когда учил руны. Учитель даже обещал значение его объяснить. Что-то там с особыми местами и великой силой связанное. Хоть один знакомый среди этих чёрточек и закорючек!

Запомнив положение известного символа, Ратибор обошёл оставшиеся. Нет, дальше опять непонятно что!

Ратибор вернулся к символу из книги Всеведа, осмотрел каждый изгиб и малейшую точку. Закрыл глаза и попытался представить страницу волховской книги. Память сначала выдала ряды рунических знаков, чуть позже откуда-то из глубины всплыл рисунок.

Ратибор сверил виденное на бумаге с высеченным на камне. Вроде бы одно и тоже… Эх, кудесник! Осторожничал, ждал, пока ученик поумнеет, хранил заклятия, да тайные знаки, отговаривался… Как вот теперь поступать прикажешь?! Символ-то вроде и знакомый, а что обозначает? Особые места… Для кого-то и нужник место заветное, особенно, когда гороха объелся! Великая сила… А ну как той силой, да по затылку?! Символ-то знакомый, а вот гадай, то ли радоваться такому знакомцу, то ли ноги уносить?! Эх, кудесник, переосторжничал ты, сглупил, хоть и чтишь себя за человека мудрого!

Ратибор почесал макушку. Посмотрел на значок, на след ладони. Отметил – пятерни у других символов потемнее будут. Кое на каких даже плесень появилась. Эта же сухая, отполированная – видать часто ладошку прикладывали. Может Старко?

А что гадать-то! Судьба – индейка, жизнь копейка! Кто долго думает к пустому столу приходит! Всадник растопырил пятерню и приложил её к оттиску. Чему быть – того не миновать!

Сначала ничего не произошло, потом, где-то в каменной утробе щёлкнуло. Откуда-то сверху опустились громадные, в человеческий рост фиолетовые шары. Если бы Ратибор вздумал их пересчитывать, то увидел бы, что число полупрозрачных, будто сотканных из тумана сфер соответствует количеству высеченных на стене знаков.

Всаднику было не до пересчёта. Ратибор застыл на месте, рука прилипла к стене. Раскрыв рот, он наблюдал за повисшими в сантиметре от пола шарообразными сгустками.

Поначалу фиолетовые сферы, мерно покачивались, словно рыбачьи лодки в штиль. Через минуту случилось волнение. Они начали вращаться вокруг своей оси, подниматься вверх, двигаться из стороны в сторону, словно что-то разыскивая.

«Меня чуют!» – догадался Ратибор.

Он отдёрнул руку от стены, словно та превратилась в раскалённое железо, и бросился к выходу. Несколько раз он успешно увернулся от устремившихся в его сторону туманно-фиолетовых шаров. До спасения оставался хороший рывок. Сферы почувствовав, что добыча ускользает, окружали всадника. Ратибор опустил руку к кобуре. Сдаваться живым он не собирался! В то же мгновение на него опустилось что-то мягкое.

«Обманули, сволочи!» – всадник попытался вырваться из полупрозрачных объятий. В следующее мгновение он стоял на опушке леса. От подземелья и коварных шаров не осталось и следа.

* * *

Ратибор чувствовал себя так, словно получил хороший удар дубиной по макушке. Всадник крутил головой из стороны в сторону, отказываясь воспринимать изумрудную траву и белеющие вокруг стволы берёз, за действительность. Одно из двух: либо он до сих пор спит у степного озерца и подземные блуждания, и перенос на чудесную поляну, всего лишь видение, либо он всё же заплутал в обманном зале и произошедшее лишь бред, измученного жаждой и усталостью сознания. Так или иначе – надо поскорее прийти в себя и оценить реальную обстановку, возможно ещё не всё потеряно.

Всадник пребольно ущипнул себя за руку, дёрнул за волосы, защемил кончик носа двумя пальцами. Боль оказалась реальной, на глазах выступили слёзы, однако наваждение не исчезло. Проклятье! Ратибор хлопнул себя по лбу, поспешно скинул жилет, стянул рубаху – шов остался на месте. Значит, из обманного зала всё же выбрался! Можно допустить, что и символ не почудился. Даже шары, наверное, были… Но каким образом удалось перенестись из подземных залов на лесную поляну? Неужто всё из-за того, что ладонь к стене приложил? Боги-покровители! А если бы другим символом воспользовался? Ведь пальцем в небо тыкал! Оказался бы где-нибудь в болотной трясине, или на голом камне посреди моря! Ратибор тут же пообещал себе ни при каких обстоятельствах больше не прикасаться к незнакомым механизмам.

«Зарекалась свинья, в грязи не валяться, – усмехнулся кто-то в мозгу Ратибора. – Горбатого могила исправит. Ты на «авось», да на «небось» больше чем на револьверы надеешься. Это ещё Сиггурд говаривал».

«Где бы мы с тобой были, если бы я тебя во всём слушался?» – огрызнулся всадник.

«А куда же мы попали? – поинтересовался ехидный собеседник. – Поясни мне, неразумному, сделай милость».

«Сейчас поглядим, – ответил Ратибор. – Авось, разберёмся».

«Кто-то, между прочим, совсем недавно собирался осторожнее быть», – напомнил голос.

«А я ничего трогать и не собираюсь, – отрезал всадник. – От просмотра же вреда много не будет».

«Как сказать».

«Да пошёл ты… , – рассердился Ратибор. – Тоже мне учитель нашёлся!»

«Куда же я пойду, – невидимый спорщик сразу присмирел. – Я часть тебя – осторожность, благоразумие… Мне без тебя никак нельзя, а тебе без меня».

«Вот и заткнись! – всадник решил поставить точку в споре с самим собой. – Зануда!»

Тот, кто называл себя осторожностью и благоразумием обиженно прикусил язык. Привычка мысленно советоваться и спорить, делясь на двух, а то и более собеседников, появилась у Ратибора недавно. Всадник сперва не на шутку встревожился: так и с ума сойти можно! Потом привык – шутка ли сказать третий год по лесам в одиночку мотается – тут и с пнём трухлявым разговаривать начнёшь! К тому же внутренние споры, помогали Ратибору привести в порядок мысли и принять решение. А насчёт сумасшествия… Так Всевед говорил, что нормальных людей вообще не бывает – у каждого своя чудинка есть. Так уж Создатель решил. Наверное, чтобы жить интереснее было.

Ратибор обошёл поляну. Лес, как лес. Обыкновенный березняк, коли, он в степи не пропал, да подземные ловушки обошёл, то уж здесь-то наверняка не оплошает. По муравьиной куче быстро отыскал северную сторону. Определился с направлением. Очень кстати наткнулся на раскинувшую колючие лапы, вольготно расположившуюся посреди робких берёзок высокую ель. Если верить уверенно торчащим, словно пытающимся дотянуться до белоснежных стволов зелёным иголкам (вечнозелёное дерево никогда не ошибается) погода в ближайшие дни не переменится. Самое оно! Теперь бы отыскать небольшую весь или ещё лучше хуторок, узнать, что за местность, расспросить о Старко и Мериддине.

О своём присутствии человеческие существа заявили нескоро. Близился вечер. Ратибор почти не чувствовал усталости, идя по изумрудной траве, промеж знакомых с детства, родных и понятных берёз. Здесь, в лесу, всё просто и понятно, здесь нет коварных ловушек, хитро петляющих тропок. Здесь любая опасность ощущается заранее.

Всадник шёл, наслаждаясь шёпотом зелёной листвы, бодрящей лесной прохладой и щебетом птиц. Слух Ратибора резанул чуждый звук. Звук, который может производить только человек, занимаясь любимым своим делом – убивая подобного себе.

Умиротворённость и очарование растворились предрассветной дымкой в жаркий летний день. Мир скинул маску и напомнил, расслабившемуся Ратибору, о своём истинном лице. О законах людской стаи. О необходимости соблюдать осторожность и держать душу застёгнутой на все пуговицы, если конечно хочешь выжить, а не попасть в когтистые лапы шайки трусливых подонков.

Укрываясь за белоснежными стволами, перескакивая муравьиные кучи, Ратибор двигался в сторону, откуда доносился звон оружия, ржание коней, хриплая ругань и крики раненных. Всадник перебежал по поваленному дереву через овраг, продрался через малинник и выскочил на узкую дорогу.

* * *

Схватка завязалась нешуточная – два десятка конных воинов сжимали кольцо вокруг шестерых, отчаянно сопротивляющихся всадников. Нападающие, судя по всему, уже понесли серьёзные потери – на земле оказалось десятка полтора их товарищей. Ратибор определил это по серым одинаковым мундирам. Кое-кто из поверженных пытался отползти с дороги, чтобы избежать копыт, разгорячённых боем коней. Всадник отметил ещё одну особенность нападавших – к седлу каждого прикреплены собачья голова и метла.

Обороняющиеся мужественно отражали атаки противника. Особенно хорош воин в дорогой одежде на чёрном как ночь жеребце. Люди в серых кафтанах не отваживались схватиться с ним один на один, но и пятерых, а то и больше противников успевал сдерживать русоволосый витязь, ещё и умудрялся предупреждать товарищей о предательском ударе или нацеленной в спину пике.

Не смотря на мужество и ратное искусство, участь шестерых храбрецов была предрешена. Почти все они, кроме предводителя (Ратибор именно так определил для себя воина в дорогой одежде) получили ранения и с трудом держались в сёдлах. Взмахи клинков становились всё слабее и медленнее. На окровавленных лицах проступила печать скорой смерти.

Серые люди на рожон не лезли. Время работало на них. Они теснили противников выставленными вперёд пиками, не подпуская на расстояние сабельного удара. Русоволосый витязь метался из стороны в сторону, тщетно пытаясь вовлечь нападающих в ближний бой. Оставшиеся лежать на дороге товарищи являлись лучшим аргументом против подобного безрассудства.

Ратибор ни на мгновение не колебался, на чьей стороне он должен выступить. Устав отряда гласил: всадник, всегда обязан вступаться за слабого, если тот не изгой и если оказанная помощь не идёт вразрез с интересами княжества и его обитателей.

Пунктик про изгоев Ратибор отбросил сразу же. После знакомства с Геродотом, он изменил отношение к обитателям приграничья. Не все из них тати и душегубы. Насчёт же интересов княжества,… какие интересы могут быть у того, что уже развалилось!

Всадник вынул оба револьвера. Особо не целясь, выстрелил. Двое в серых одёжках вылетели из сёдел. И нападавшие, и обороняющиеся повернулись в сторону Ратибора.

– Это же ватага Ваньки Перстня! – крикнул один из обладателей собачьей головы и метлы.

Всадник снова спустил курки. Испуганные грохотом кони унеслись прочь, волоча за собой тела запутавшихся в стременах хозяев.

– Окружают, старшой! – истошно завопил кто-то.

Мгновение назад предвкушающие скорую победу люди в серых одеждах обратились в бегство, оставив на лесной дороге тела убитых товарищей, ничего не понимающую шестёрку храбрецов и ухмыляющегося Ратибора.

* * *

– Никак спас нас Господь, – произнёс один из оборонявшихся, сползая с коня. – Не зря видать, Никита Романович, того молодца от петли избавил. Он добро не за…

Обессилев от потери крови, воин опустился на землю. Его товарищи покидали сёдла, наиболее крепкие помогали раненным.

– Дядя Степан, ты того… не помирай, – молодой воин снял с пояса баклажку и брызнул в лицо лишившемуся сознания.

– Погожу ещё, Трошка, – глаза воина открылись, на бледных губах появилась улыбка. – Аккурат до твоей свадьбы…

– Нашли время о гулянках думать! – предводитель легко спрыгнул с коня, быстро, словно и не было изнуряющего сражения, подошёл к Ратибору. – Передавай поклон атаману, удалец. Выручил. А чего остальные не выходят?

– Какие остальные? – не понял Ратибор.

– Те, кто первый раз пальнули, – нетерпеливо пояснил воин. Во всём его облике, в аккуратно подстриженной русой бородке, в порывистых движениях, в проступающих сквозь пыль и кровавые потёки благородных чертах лица чувствовалась отвага и привычка повелевать. – Пусть выходят из схорона. Тати те, чую я, теперь вёрст пять убегать будут. Вовремя вы подоспели. Заслужили награду. При случае, замолвлю за вас словечко перед государем. Глядишь, и простит лиходейство.

– Прощение мне просить не за что и не перед кем, – обиделся всадник. – А коли и придётся ответ перед кем держать – сам за себя слово замолвлю. Без заступников. И награда мне не нужна. Чай не наёмник – от чистого сердца вступился.

– Ай, молодец! – русоволосый хлопнул Ратибор по плечу. – И атаман у вас – орёл, и удальцов себе подобрал под стать. – Он обернулся к спутникам. – Нам бы таких молодцов в Ливонию, разве бы стали замиряться тогда с Баторием-христопродавцем! Ну, зови товарищей своих. Я чай притомились они в кустах сидеть.

– Да нет никаких товарищей! – Ратибор начинал понимать, что его принимают за кого-то не того. – Один я.

– А кто же палил? – удивился воин.

– Я.

– Твой-то выстрел мы видали. Я спрашиваю про первый раз.

– И в первый раз я.

Русоволосый недоверчиво посмотрел на Ратибора, на занявшие место в кобурах револьверы, снова на Ратибора.

– А где же ещё пара пистолей? – наконец спросил он.

– Зачем мне ещё пара? – удивился всадник. – И этих достаточно.

– Ты хочешь сказать, – воин потёр подбородок, размазывая грязь и чужую кровь, – что умеешь так быстро перезаряжать пистоли? По-моему, заливаешь ты, мил человек. Сие не сможет проделать и лучший из воинов. А ты всё же, не во гнев будет сказано, простой ватажник.

– Вот те раз! – обиделся Ратибор. – Вот и помогай людям. С чего это я их перезаряжать полезу, когда барабаны полны? Думай, когда говоришь-то!

– Не смей князю дерзить, образина! – подскочил тот, кого звали Трошкой.

Ратибору очень не хотелось начинать ссору, но и спустить такого, тоже нельзя – от каждого сопляка терпеть – себя уважать перестанешь. Ловкая подсечка, лёгкий удар в солнечное сплетение и наглый юнец уже скрючился на земле. Ничего – очухается, зато наперёд умнее будет.

– Ты бы норов свой с теми собокоголовыми казал, – наставительно, почти в духе Сиггурда, произнёс Ратибор, – а не с одинокими путниками.

– Поделом тебе Трошка! – рассмеялся русоволосый. – Сколь раз говорено – не зная броду, не суйся в воду! – он глянул на Ратибора. – Не больно-то ты похож на простого путника… Покажь, если не жалко, пистолю, которую перезаряжать не надо.

– Ты тоже на князя не особо смахиваешь, – огрызнулся всадник. – Смотри, коли, охота есть, – он протянул револьвер воину.

– Ишь ты, какая штука занятная, – незнакомец с интересом рассматривал оружие Ратибора.

– Видать аглицкая или фряжская, – предположил подошедший мужчина в летах с гладко выбритым подбородком и вислыми усами. – Тамошние мастера горазды до всяких выдумок.

– Может, – согласился русоволосый. – Ты, Михеич, в таких делах дока, ещё с покойным князем Глинским на Смоленск хаживал. Оцени-ка, – он протянул револьвер старику.

– Спаси Христос, латинянской нечистью осквернятся! – замахал руками старик. – Зарок же на мне, Никита Романович! Али позабыл ты?

– Так ты не шутил тогда? – удивился князь. – А я думал, просто браги вы с отцом Василием тогда через край хватили.

– Грех тебе, Никита Романович, – буркнул старик, отходя в сторону. – Святой зарок за хмельное бахвальство выдавать.

– Михеич старший над моими людьми, – объяснил русоволосый Ратибору. – Я ведь на самом деле князь. Никита Романович Серебряный. Не слыхал?

Всадник покачал головой.

– Давненько я на Родине не бывал, – пальцы князя ощупывали воронёную сталь револьвера. – Пистоли новые появились, тати себя государевыми людьми прозывают. Многое поменялось с тех пор, как ушёл я в Ливонию за веру православную сражаться. Теперь вот в Москву путь держу, навоевался…  – губы князя тронула грустная улыбка. – Знаешь, путник, коли ни невеста моя, я бы не вернулся. Зол на меня Иван Васильевич. Я при взятии Лаиса, вместо того, чтобы жидов крестить, за польским полком увязался. Штандарты отбить хотел… Наушники и выставили меня перед государем чуть ли не латинянином. Он и поверил… Да что государь, Михеич-то зарок принял – свою часть трофеев ни касаться. Церкви отдавать – мои грехи отмаливает… Такие дела, путник… Знатная у тебя пистоля! Говоришь, не надо перезаряжать? – Ратибор не успел ответить, а князь уже направил револьвер в сторону леса и нажал курок.

Всадник мысленно похвалил себя за то, что додумался поставить оружие на предохранитель. Не думая об этикете и о том, что уж слишком фривольно ведёт себя с князем, Ратибор схватил его за запястье и отобрал револьвер. Впрочем, Серебряный и не думал сердиться. Он смотрел на всадника с торжествующей улыбкой:

– Вот и лукавишь ты, путник! Пистоля-то не заряжена! Не хочешь товарищей звать, дело твоё, но чего тень на плетень наводить?

– Дурень ты, хоть и князь, – всадник снял оружие с предохранителя, выбрал сухой сучок на стоящей шагах в тридцати берёзе. Прицелился. Выстрелил. Сучок разлетелся на мелкие щепки. – Видал? – обратился он к Серебряному. – А ты сомневался. Неужто я бы незнакомцу готовое к бою оружие передал? Ещё такому шустрому как ты?

– Колдовством тут попахивает, Никита Романович, – вставил очухавшийся Трошка. Впрочем, урок парень усвоил хорошо и держался подальше от всадника. – Надо бы этого молодца крестным знамением осенить, да поглядеть что получится. Может он из католиков или из татар, а может и ещё похуже…

– Цыц, холоп! – брови князя сошлись на переносице. – Будешь ты меня ещё учить! Распустились! Я в Москве быстро научу вас своего места держаться, да не совать нос в дела боярские! Иди-ка лучше помоги раненных перевязать, да конями займись! Передохнём здесь маленько…

Перспектива узнать своё место в Москве, похоже, не особо испугала Трошку. Однако спорить с князем не стал, отправился выполнять приказ. Но не суетливо и раболепно, а с достоинством и старанием. Всадник успел подметить, что и Михеич, и Трошка, и остальные воины служат своему князю ни за страх, а за совесть. Ратибору это понравилось – коли, воины своего начальника уважают не за должность, значит тот человек стоящий…

– Доверчивый ты, Никита Романович, – сказал напоследок Трошка. – Храбрости в тебе, что в том льве, а наивный хуже младенца. Если хоть половина весточек московских подтвердится – великий князь Иван Васильевич нам всем тёплое местечко сыщет. На дыбе.

– Иди, иди, умник! – отмахнулся Серебряный. – Выучил шельмеца грамоте на свою голову, – пояснил он Ратибору, – теперь считает себя первейшим моим советчиком… Чудное у тебя оружие, мил человек, в каких краях-землях такое делают?

– Наследство, – ответил всадник. – От Древних мастеров досталось.

– Это те, что до потопа были? – поинтересовался князь. – В писании мало что про те времена говорится, а уж про пистоли, вообще ни строчки. Я как-то разговорился с одним учёным жидом из Смоленска. Его не выслали, потому, как он креститься успел. Ну и… , – Серебряный вдруг хлопнул себя по лбу. – Ну и невежа я! Человек нас из беды выручил, а я ни имени, ни рода не спросил, точу лясы посреди дороги! Пожалуй к нашему костру, путник, отведай хлеб-соль. О себе поведай, что нужным сочтёшь…

– Спасибо, князь, – кивнул Ратибор. – Не откажусь от угощения. А представиться я должен был как раз в первую очередь. Что же, зовут меня Ратибор, родом я из Подлунного княжества, служил младшим командиром в отряде всадников.

– Всадник! – фыркнул держащий ухо востро Трошка. – Верхом на палке что ли скачешь?! – молодой воин уже расседлал коней, спутал им ноги, пустил пастись на ближайшей поляне. Сейчас он присоединился к суетящимся у костра товарищам, не забывая краем глаза приглядывать за своим доверчивым князем и подозрительным незнакомцем.

Ратибор сделал вид, что не заметил слов Трошки. Один раз парня на место поставил и хватит с него. Умный человек на лишнюю ссору нарываться не станет… Всадник и князь подошли к костру, где воины уже крепили над огнём котелок с водой.

– Не обессудь, князь, каша снова с солониной, – сообщил Михеич. – Зря ты в той деревне, припасы не стал брать.

– Побойся бога, старик, – возразил Серебряный. – Они после тех опричников на пепелище остались, да ещё и мы последнее заберём. У нас вон сало есть, охотой перебьёмся, а там и до Москвы рукой подать.

– Охотой, – буркнул Михеич. – Мы драками всё зверьё в округе перепугали. Третий раз за два дня с душегубами схватываемся. В Ливонии и то спокойнее было.

– Твоя правда, – вздохнул князь. – Представляешь, Ратибор, как через границу перешли всё на каких-то воров натыкаемся. Первый раз схватились мы, когда тати на деревню напали. Нас тогда втрое больше было. Тяжёлая сеча завязалась, воры не выдержали, побежали. Атамана ихнего мы схватили. Так он, душегубец, царским слугой назвался – опричником. Я бы его и слушать не стал – перед смертью любой разбойник за кого угодно себя выдать готов – лишь бы шкуру спасти… Да только народец-то из той деревеньки тоже его государевым человеком признал. Я бы и холопов тёмных не послушал, вздёрнул бы подлеца. Да Трошка влез – как бы не ошибиться, князь, может и вправду, не в своё дело мешаемся. Так и уболтал меня. Я тому вору на память спину плёткой расписал, да отпустил. Выехали мы из деревни, полдня минуло, снова на тех опричников натыкаемся. Опять все как один в серых кафтанах. К седлу собачьи головы да мётлы приторочены. И задумали воры двух мужиков вешать. Налетели мы. Выручили бедолаг…

– Те сами ватажниками оказались! – вставил Трошка. – А ещё говорят, ворон ворону глаз не выклюет!

– Цыц, сопля! – одёрнул его Михеич. – В лес не только душегубы и тати бегут. К нам бог милостив. Князь Никита Романович – человек милосердный да сердечный. А знаешь, как в других вотчинах боярин над нашим братом изгаляется? То-то! Тут поневоле кистень себе справишь, да к вольным людям лыжи навостришь!

– Оно конечно – князь наш не в пример другим… , – согласился Трошка. – Однако…

– Вы замолчите или нет?! – рассердился Серебряный. – Кашей займитесь лучше! Путник вон подумает, что мне холопы рот открыть не дозволяют!

– Что ты, князь! Господь с тобой, благодетель! – и Трошка, и Михеич с удвоенной энергией засуетились у закипающего котелка.

– Действительно…  – обратился Серебряный к Ратибору.

– Извини, князь, – перебил его всадник, запустив руку в мешок. – Вот мясо, – он протянул Михеичу полбанки тушёнки.

– Латинянская? – старик смерил жестянку подозрительным взглядом.

– Нет, – ответил Ратибор, искренне надеясь, что Старко не приобретал товар, у неизвестного народа, произведения коего старик зарёкся брать в руки.

– Чудны дела твои, Господи, – прокряхтел Михеич, ковыряя ножом тушёнку. – Чего только люди не выдумают…

– Как бы колдовства не вышло…  – прищурился Трошка.

– Ты видал хоть колдуна-то живого?! – усмехнулся расположившийся в тени куста рыжебородый воин. – Ты после того, как с тем монахом латинянином поболтал – в каждом пне ведьм да чародеев видишь. Надоел уже!

– Я вас упредил, – развёл руками Трошка.

* * *

Учёную дискуссию прекратил Михеич, одним движением вывалив содержимое банки в бьющий ключом кипяток.

– Славный дух идёт, – заявил он, принюхавшись к вареву. Потом достал из своего мешка солонину, отрезал четыре больших куска и бросил в котелок. – Теперь и навар будет, и вкус, – пробубнил он себе под нос. – У тебя – то как с запасами, парень? – обратился старик к Ратибору. – Мясо-то в общий котёл отдал, а в мешке твоём, погляжу, ветер гуляет, как у Трошки в голове.

– Авось не пропаду, – отмахнулся Ратибор.

– Из «авось», да «небось» пирогов не напечёшь, – Михеич разрезал ломоть солонины на две почти равные части. – Ты не против, Никита Романович?

– О чём толкуешь? – всплеснул руками князь. – Человек нас из беды выручил. Мы же не басурмане какие! Ты ещё потом Ратибору муки отсыпь, да пшена. Мы уж скоро дома будем. Оставь на пару переходов.

– Сделаю, князь.

– Да бросьте вы…  – попытался, было возражать Ратибор.

– Ты, молодец, помалкивай, – строго произнёс Михеич. – Скромность, она в меру хороша. Ты чай не отшельник – духом святым питаться. Да и отшельники с пустым брюхом не молятся. Нет, нет, да и кинут чего-нибудь на зуб… Не зная как в твоих землях, а по нашему православному обычаю, положено с ближним своим последней коркой хлеба делиться… Или ты как татарин сала не ешь?

– Отчего же, – пожал плечами Ратибор. – Ем.

– Ну и нечего тогда кобениться. Народ-то как говорит? Бьют – беги, дают – бери. Слыхал про такое?

Ратибор понял, что отказом, обидит новых товарищей. Да и мешок, старикова правда, совсем опустел. Когда ещё доведётся в чужих местах провизией разжиться? Запас-то, он карман не тянет…

Между тем, Михеич сыпанул в бьющий ключом кипяток две гости пшена и горсть муки. Отмерил долю всадника, выудил из своего мешка кусок материи, разорвал, ловко соорудил два мешочка. Отдал Ратибору. Посолил варево – протянул всаднику мешочек поменьше, с солью. Опустил в подходящую кашу луковицу – по-братски разделил две оставшиеся… Всаднику стало совестно. Он собрал полученную провизию в мешок и отошёл в сторону. Не тут-то было! Игнорируя всякого рода возражения и отговорки, Михеич заставил Ратибора взять несколько щепоток пахучего порошка и пару высушенных ароматных листочков.