Текст книги "Подлунное Княжество (СИ)"

Автор книги: Сергей Бабернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

Именно этот холодный расчётливый взгляд заставил Ратибора вздрогнуть. Смерть – не самое страшное. Хуже, когда тебя считают просто добычей. Мясом, коим должно набить урчащий желудок. Всего лишь мясом! А сама-то гигантская кошка? Разве она не всего лишь, возомнившая себя властителем здешних степей порция костей, мышц и того же самого мяса? Пусть и слишком большая порция… Боги-покровители и он, княжеский всадник, ещё и трепетал перед этим полосатым мешком?!

Ратибор по прежнему не мог двигаться. На этот раз не оцепенение ужаса мешало всаднику. Его тело приобрело несокрушимость и монолитность каменных изваяний. Даже глаза, самое уязвимое и беззащитное место на человеческом теле, обратились, так показалось всаднику, в редкие по твёрдости кристаллы. Две серые льдинки, впились в горящие зелёным огнём щёлки.

Хищник почуял перемену. Покрытая бурым с проседью мехом, топорщащаяся щетинистыми усами губа злобно изогнулась. К не умещающимся в пасти изогнутым клыкам добавились ряды крупных с желтоватым налётом зубов.

«Пополам перекусит и не поморщится», – подумал Ратибор, но не испуганно, а оценивающе, отдавая должное преимуществам соперника.

Из мерно вздымающейся утробы послышались раскаты грома, которые только человек напрочь лишённый нервов мог бы назвать рычанием. Когтистая лапа царапнула по земле, оставляя борозды, подобно хорошо откованному плугу. Зелёные глаза с расширившимися чёрными зрачками метали молнии.

Ратибор принял вызов, ни на долю секунду не отведя взгляда. Обжигающие волны агрессии разбились в волоске от него, опалив лицо и сбив дыхание. Но всадник и не думал выпускать глаз голодного хищника. Одно лишь крохотное движение ресниц, едва заметная судорога брови, изменившийся изгиб губ, и зверь, поверивший в своё превосходство, бросится в атаку. Уступать было нельзя.

Взгляды человека и зверя скрестились подобно мечам опытных бойцов. Погружаясь всё глубже в зелёные прищуренные глаза, Ратибор вдруг почувствовал в себе невообразимую силу. Мощь была чудовищной, однако, ни той, что прежде. Незаметно подкравшаяся дряхлость поселила слабость в мышцах, наслала ломоту в кости, даже укусы снующих по шкуре блох и присосавшихся клещей гораздо более ощутимыми, по сравнению с теми временами, когда он возился в укромной пещере с многочисленными братьями и сёстрами, отнимая друг у друга давно обглоданные кости; теми временами, когда он гордо шагал по охотничьим угодьям, наводя ужас на врагов и покоряя самок. Даже теми временами, когда молодой и более удачливый соперник изгнал его с богатых добычей мест…

Каким-то чудом, всадник оказался в мозгу зверя. Теперь, он видел в нём не столько врага, сколько битого жизнью старого воина, вынужденного охотиться на тех, мимо кого, в былые времена, он прошёл бы, не удостоив крупицей внимания. В душе Ратибора шевельнулась жалость…

Хищник тоже что-то уловил во взгляде человека. Он опустил глаза и отступил на шаг. Из его груди вырвался обиженный рёв. Через минуту, огромное тело, всё ещё излучающее чудовищную мощь, бесшумно исчезло в траве.

* * *

Лошадь давно уже переставшая рвать поводья, всё ещё всхрапывая, ударила копытом о землю.

– Цыц! – Ратибор не отрывал взгляда с колышущейся травы, в голове до сих пор стояли картины чужой, звериной жизни. – Нечего после драки копытами махать!

Всадник принялся растирать лицо ладонями, стараясь прогнать наваждение. Интересно, что сейчас твориться в мозгу у хищника? Видения становились всё бледнее. На секунду Ратибору захотелось удержать их, оставить в себе хоть часть звериного сознания. Насколько проще жить, приняв законы хищника, убивать, когда голоден, убегать, когда испуган, вступать в бой, когда чувствуешь силу. Разве и людские законы не таковы же? Продерись сквозь словесную вязь, поскобли налёт учёности и разглядишь сразу всё то же пещерное право стаи растерзать одиночку, возможность сильного проглотить тех, кто помельче, обязанность барахтающихся у подножия подпитывать тех, кто занял верхушку… Звериная сущность, возликовав, принялась расти и заполнять душу Ратибора. Но что-то лучистое и обжигающее, чему трудно найти имя, ударило по расползающейся тёмной массе, избавляя от неё всадника, подобно тому, как желудок избавляется от поганой еды.

Ратибор опустил руки и потряс головой. Что-то произошло сейчас с ним, но что, он пока понять не мог. Душераздирающий визг заставил подпрыгнуть и всадника, и Каурую.

«Голосистая девка!» – мелькнуло у Ратибора. Через минуту он чуть не рухнул на землю под тяжестью тела, которое казалось таким хрупким. Тонкие руки обвили шею – всадник чуть не задохнулся. Мокрое лицо упёрлось в грудь.

– Здешняя рысь не сожрала, так своя попутчица придушит, – выдохнул Ратибор, поглаживая сотрясаемые рыданиями плечи. – Уже кончилось всё… Успокойся.

– Кто… кто это? – всхлипнула Света.

– Дозор пограничный. Может гонец от местного князя. Тебе лучше знать – ты Африку по телевизору видела. Я-то и самого телевизора не зрел, не говоря уж об Африке.

– Я перепугалась за тебя, – девушка обиженно ткнула кулачком в грудь Ратибора, – а ты снова насмехаешься!

– Это от нервов, – признался всадник. – У кого-то живот прихватывает, у кого-то пятки потеют, а я острить начинаю. Организм такой. Волхвы говорят, валерианов корень пить надо.

– Дурак, – девушка подняла заплаканное лицо. – Тебя же чуть не сожрали!

– Чуть, не считается. К тому же поглядел сей зверь на меня – одёжка грязная, волосы нестрижены, пасты для зубов опять же нет. Кобылка наша тоже костлявая. У него и аппетит пропал. А уж когда ты завизжала…

– Дурак, – Света ещё сильнее прижалась к всаднику. – Нашёл над чем смеяться! Когда эта громадина из-за коряги вылезла, я хотела тебе крикнуть, а от страха горло перехватило. Даже вздохнуть боялась.

– Ну и замечательно. Нет, я серьёзно, – Ратибор обнимал девушку и готов был ради этого пережить нашествие ещё с десятка хищников. – Перед диким зверем орать и суетиться, только злить напрасно. Так что ты молодец! – он провёл ладонью по волосам Светы, снова стало трудно дышать, на этот раз по другой причине. – Припомни всё же, может в том дивном телевизоре, что мудрые речи говорит и дальние страны кажет, видела ты нашего знакомца?

– Ты думаешь, я этот ящик круглые сутки смотрю?

– А есть такая возможность?

– Конечно. Бабки свои сериалы или Якубовича дни напролёт смотрят, потом друг другу рассказывают. Или безработные какие-нибудь.

– Люди отказываются от работы, чтобы не пропустить ни слова из произнесённых вашим оракулом! – восхитился Ратибор. – Великие подвижники! Взглянуть бы хоть одним глазом на тот телевизор! У нас пока допросишься у волхва на воде что-нибудь показать или в Книге Судеб, с ума сойдёшь.

– Бред какой-то! Никакой это не оракул, а обычный ящик. У всех есть!

– Он, наверное, учит вас жить, наставляет, подсказывает? – Ратибор, казалось, не замечал небрежного тона девушки.

– Ничего он… , – Света задумалась. А ведь в чём-то он прав. Миллионы живущих в её Мире, закончив дневную гонку за право получения энного количества цветных бумажек, убивают вечера у мерцающего экрана. Заглатывают всё, что выдаёт им стеклянная соска. Переживают семейные драмы нелепо накрашенных и двигающихся словно манекены паяцев, угадывают слова и буквы с туповатыми лжепредставителями народа, ловят каждое слово небрежно нарисованных подростков, изображающего безумца политика или человека с глазами рептилии, искренне ликуют, узнав о смерти незнакомого им бородача в камуфляже, вбивают в мозг пошлые речитативы, пропетые длинноногими грудастыми самками или рахитично-извращёнными подобиями самцов. А реклама? Откуда приходят советы, нет приказы, приобрести самый очищающий порошок, самое продвинутое пиво, самый безлимитный тариф? Разве пошленькие и туповатые фразы не превратились в афоризмы? Реклама!

– Значит, ты не видел телевизора?! – Света оттолкнула ничего непонимающего всадника, глаза её метали молнии.

– Конечно, нет!

– И я, дура, поверила! – она задыхалась от возмущения. – Межмирье! Благородные витязи!

– В чём дело-то? – искреннее изумление всадника, остудило гнев девушки, но отступать она не собиралась.

– Ты что сказал при нашей встрече?!

– Ну…  – всадник нахмурил лоб.

– О'кей оби! – тон Светы стал обличающим.

– Точно! – рассмеялся Ратибор. – Я же тебя сперва за кефрийку принял! А у них в империи это древнее приветствие. Они сами не знают его смысла, но повторяют постоянно. Ещё молитва есть, коротенькая – Оби, ты всегда заботишься о нас! Оби – ихняя богиня. Говорят, она с крылышками. А при чём здесь телевизор?

Света во все глаза смотрела на всадника. Сумасшествие! С таким лицом врать нельзя. Или он артист? Мог бы придумать что-нибудь правдоподобнее. Мелет сплошную чепуху. А, разве сама она не рехнулась, поверив в переходы из Мира в Мир? Какие могут быть Миры, когда завтра идти на работу, зима скоро, а ходить не в чем, у подруги свадьба, а с дешёвым подарком не пойдёшь – засмеют. Вот проблемы, а она слушает здесь неизвестно что! Может всё-таки сон?

– Ни при чём, – ответила она почти шёпотом. – Показалось. Может, пойдём дальше? Кстати, тот зверь, по-моему, саблезубый тигр.

– Саблезубый! – восхищённо повторил Ратибор. – Отличное имя!

К радости Каурой, девушка наотрез отказалась взбираться в седло. Ратибор пожал плечами – он уже привык к странностям в поведении попутчицы. Задним числом всё списывал на удар по голове. Хорошо ему самому или Беовульфу – у воина голова болеть не должна, некоторые вон лбами крепостные стены прошибают и ничего – улыбаются. Женщине сложнее: и о хозяйстве думай, и о ребятишках, а уж о внешности своей – страсть! Хочешь, не хочешь, а лобная кость истончает. Тут ни то что, крушение повозки – комар сядет – мозги с места стронутся. И принимать все выкрутасы не стоит за чистую монету. Вон, как за него перепугалась, когда саблезуб появился! Так что характер у неё неплохой и душа добрая. Правда, она пока об этом сама не догадывается… Колючей хочет казаться. Ещё бы про телевизор выспросить. Чудной Мир – у каждого ящик полный знаний. Красота! Всевед твердит – постигай науку, достигай мудрости, овладевай умениями, бейся над рунами – не учёба, а война какая-то, а тут, если правильно понял – сиди себе да смотри. Красота!

Мысли Ратибора становились всё тяжелее и малоподвижнее. Голову словно наполнили особым дымом, что в ярмарочные дни задувают в летающие раскрашенные бычьи пузыри. Перед глазами то и дело появлялись какие-то тени. Когда спал последний раз? Всадник медленно прокрутил в мозгу череду событий: схватка в степи, подземелье, город, василиск, змей, озёрница. Боги-покровители! Последний раз голову приклонил на болоте! А, кажется, и дня не минуло! И прошлую ночь с Беовульфом проговорил. Так и не долго рухнуть по дороге. Или ещё хуже – наяву грезить начать. Вела – богиня коварная, не подаришь ей хотя бы час – отомстит обязательно.

– Вот что, – как нельзя кстати впереди появился холм, вокруг которого трава была невысокой. – Я на том бугорке вздремну маленько.

– Как это?! – брови Светы поползли вверх. – А я?

– Ты посторожишь, – объяснил Ратибор. – Или ночью не выспалась? Пойми, я уже на ходу отключаюсь.

– Нет, – девушка растерянно наблюдала, как, взобравшись на холм, всадник расположился на вершине, подложив под голову руку. – Я одна? А если…

– Саблезуб не вернётся, – зевнул Ратибор. – Мы договорились, – поерзал, собирая на одежду пыль и сухие травинки. – Каурая… почует… Часок всего.

– А как я определю? – возмутилась Света. – По солнышку?!

– Угу, – согласился всадник, не открывая глаз. – По… траве… Вот…  – уже погрузившись в сон, он пошарил на поясе и положил рядом револьвер. – Пальнёшь…  – лицо всадника стало безмятежным, из полуоткрытых губ вырвался то ли вздох, то ли всхлип.

* * *

Из тьмы забытья Ратибора вырвало невообразимая тряска.

– Я вам яблоня что ли? – промычал он, силясь разлепить веки. – Хорош дурить!

Расплывчатые после сна силуэты нехотя приобретали чёткие очертания. Всадник увидел перед собой красивую девушку, которая, пыхтя от усилий, трясла его за плечи. В памяти Ратибора вспыхнули последние события.

– Наконец-то! – выдохнув, Света опустила руки; всадник, ещё толком не проснувшись, откинулся назад, весьма ощутимо треснувшись затылком о землю.

– Час прошёл? – Ратибор занял сидячее положение, озираясь по сторонам.

– Час? – девушка покачала головой. – Сто часов! По крайней мере, пять, – поправилась она, увидев лицо всадника. – Не меньше.

– Так что же ты? – всадник растирал виски, руки, ноги, стараясь вернуть в расслабленное от долгого лежания тело былую гибкость.

– Что же я? – усмехнулась девушка. – Тебя добудишься! Такой гром был, а ты и ухом не повёл!

– Буду я из-за всякого грома просыпаться, – буркнул Ратибор. – Если бы ещё комар над ухом зудел… Могла бы и пальнуть.

– Никогда эту гадость в руки не возьму. Ты туда лучше посмотри!

Ратибор глянул в сторону, куда настойчиво указывала Света. Небо над далёким горизонтом стало фиолетово-чёрным. То и дело его разрывали стрелы молний, за которыми следовали раскаты грома, на такие уж, кстати, и сильные, чтобы разбудить не спавшего долгое время воина.

– До нас не дойдёт, – успокоил он девушку. – Ни трава, ни листья на деревьях близкого дождя не чуют. Грохочет потому, что место здесь ровное…

– Хватит умничать! – рассердилась Света. – Про грозу я сама уже догадалась. Ты что, дыма не видишь?

Всадник ощупал взглядом горизонт. Чёрт побери, после сна никак мозги на место не встанут! Только растяпа не различит чётко выделяющихся даже на фоне потемневшего неба клубов жирного дыма, да и запах гари не заметить трудно.

– Я как дым увидела, сразу тебя будить начала, – сообщила девушка. – Мало ли что…

– Это правильно, – Ратибор не мог оторвать взгляда от не такого уж и далёкого пожарища. Явно не степь горит и Каурая ведёт себя смирно, и дикая живность не бежит в панике. Может Святилище? Жрецы жертву приносят? А если нет? В одиночку бы быстро проверил – хоть лихим наскоком, хоть разведкой. Со спутницей задача усложняется. Не зря Беовульф предупреждал. Но что теперь говорить об этом. Взялся за гуж…

– Едем! – Ратибор скатился с холма к мирно пасущейся лошади.

– Я на неё…

– Едем! – всаднику было не до церемоний. Он помог Свете взобраться в седло перед собой. Пришпорил лошадь. Отдохнувшая Каурая бодро затрусила в сторону пожарища.

Ратибор старался особо не гнать. Может ещё удирать придётся? Тогда и понадобятся все силы. Чёрные клубы угрожающе выросли. Всадник уже не видел отблесков дальней грозы – и горизонт, и небо над головой скрыли облака густого дыма. Гарь ощущалась всё явственнее, вытесняя остальные запахи. Казалось, не люди едут в сторону пожарища, а клубящаяся масса движется на них, одержимая желанием проглотить крошечную фигурку лошади с двумя седоками.

Сквозь пелену что-то темнелось. Ратибор остановил лошадь.

– Здесь меня ждать будешь, – он помог девушке слезть на землю. – Я разведаю всё… Чтобы с места не двигалась, если убегать придётся, мне тебя в дыму разыскивать некогда будет.

Уже зная, что сейчас последуют возражения и упрёки, всадник тронул каблуками бока лошади, торопясь скрыться в дыму.

– Я тебя здесь полдня ждать не буду! – услышал он вслед.

* * *

Тёмные силуэты при ближайшем рассмотрении оказались яблонями. Ветви тех, до которых не добрался огонь, гнулись под тяжестью плодов. За деревьями виднелись охваченные огнём хаты, то, что ещё недавно называлось хатами. Кое-где пламя уже и перекинулось на деревья, с треском пожирая отчаянно сопротивляющуюся и брызжущую соком живую плоть.

Святилищем здесь и не пахло. Обычное дело – пожар в засушливое лето. Хозяйка нерадивая печку небрежно прикрыла, уголёк на пол выпал, и пожалуйста. Или мужик бочку на зиму смолил, да костёр не затоптал. Или ребятишки баловались… Мало ли причин! Одно странно: не слышно криков людей пытающихся сражаться с огнём или хотя бы спасти уцелевшее добро. Не ревёт перепуганная скотина, не бегают любопытные мальчишки, для коих пожар не столько бедствие, сколько повод путаться под ногами и совать повсюду нос. Складывалось впечатление, что жители деревеньки, разинув рот, заворожено глядят на бушующее пламя.

Чуя недоброе, Ратибор соскочил с лошади и, не выпуская повода, обогнул угол хаты, стоящей отдельно от других и пока не тронутой огнём. Всадник вышел на широкую дорогу, по бокам коей и примостилась деревенька. Шесть глядящих друг на друга хат полыхали огнём. От стоящей в самом дальнем конце осталось только пепелище – судя по всему, загорелась первой. Та, у которой был всадник, при отсутствии ветра и малой доли везения могла вообще уцелеть. На радость хозяевам и зависть остальным.

Только вот ни радоваться, ни завидовать было некому. Причину отсутствия обычной для пожаров суеты Ратибор увидел во дворе уцелевшей хаты. Возле колодца в изодранной одежде лежали две девушки. Мёртвые, судя по неудобно вывернутым ногам и далеко закинутым головам. Всадник подошёл ближе. Желудок его подпрыгнул. В горле встал ком. От самого подбородка девушек до тонких ключиц зияли продольные раны, из которых неведомый убийца или убийцы, повинуясь жестокому порыву, коему нет места даже среди отъявленных хищников, вытянул языки несчастных. Всадник узнал почерк кочевников, которые время от времени появлялись в его Мире, наводя ужас и на степные города, и на селения изгоев, и на Подлунное, и на Кефри. Но откуда они здесь?

Услышав стон, Ратибор метнулся за сруб колодца. В одной руке у него оказался револьвер, в другой сабля. Готовый укрыться в любое мгновение всадник высунул голову. Чуткий слух воина не различил ни свиста выпущенного из пращи камня, ни гудения стрелы, только новый стон. Ратибор скосил глаза и стал свидетелем ещё одного бессмысленного злодеяния. На дверях хаты кочевники или подражающие им душегубы распяли дюжего мужика. Чтобы сделать муки несчастного ещё невыносимее, злодеи распороли ему живот – гроздь сизых внутренностей свешивалась до самой земли. Кто-то особо изощрённый в пытках срезал веки несчастного, чтобы тот умирал, глядя на истерзанные женские тела и горящее село. Жизнь ещё теплилась в некогда могучем теле. Похожие на шарики глаза, на которые то и дело садились мухи, смотрели на Ратибора. Губы двигались, словно человек силился что-то сказать.

– Кто, кто это сделал?! – всадник подбежал к несчастному, приблизил ухо к залитому кровью бородатому лицу.

– Чё… чё… рные кло… буки… Ис… ис… кали, – услышал Ратибор полустон-полувсхлип.

– Не понимаю! – всадник отогнал насекомых и склонился ещё ниже. – Что ты хочешь сказать, почтенный?

– Мммне… Смерть, – выдохнул мужчина и уронил голову на грудь. По исказившей лицо гримасе, всадник понял – тот всё ещё чувствует боль, но сказать ничего не сможет.

– Прости, почтенный. Единственное, что для тебя могу сделать, – всадник вонзил клинок в грудь мужчины.

Тело несчастного дёрнулось, с губ сорвался вздох облегчения. Мучения его в этом Мире прекратились.

Не годится их вот так бросать, подумалось всаднику. Мало того – смерть приняли лютую, ещё и мёртвые тела не погребёнными останутся. Только как их хоронить? По какому обычаю? Сжигать, в землю закапывать или в дупло священного дерева сажать? Нарушишь чего в обряде – душа ещё страшнее мучиться будет.

Всадник почесал макушку. Хотя… Можно считать, что погибли они в бою, а душа воина богам по любому мила. Тут можно и не соблюдать традиции погребений…

Но откуда же в Межмирье кочевники? Уж больно всё на них похоже… А может… Ратибора пронзила внезапная догадка – может, и налетали те кочевники отсюда? Сколько раз объединённые отряды степняков, всадников и амазонок уходили далеко на восток, чтобы упредить набеги и покончить со зловредным племенем? Всё впустую! Даже следов не находили! Вернее шли по следу, а потом он словно испарялся. Только успокаивались, кочевники снова здесь. Как снег на голову! И не один дозор их не замечал! Но если они отсюда, значит, не всё знает Беовульф о Межмирье. Значит, есть здесь переходы не только через пресловутые заставы…

Казалось, решение уже маячило где-то рядом. Только руку протянуть. В это мгновение раздался треск. От неожиданности Ратибор подпрыгнул. Каурая, которая и без того нервничала от близости огня и запаха крови, испуганно заржав, попыталась убежать подальше от неприятного места. В длинном прыжке Ратибору удалось схватиться за поводья.

– Ну что ты, глупая? – приговаривал он, упираясь каблуками в землю и стараясь успокоить животное. – Это просто хаты рухнули. Больше ничего не случиться. Обещаю.

Ласковый тон, а ещё больше крепкая рука всадника кое-как восстановили душевное равновесие лошади. Каурая на время оставила попытки бежать куда глаза глядят и осталась дожидаться хозяина. Время от времени она подозрительно косила глаза то на остатки догорающих строений, то на трупы, из груди её вырывался недовольный храп, а копыто само по себе начинало рыть землю.

От греха подальше Ратибор привязал животное к стволу яблони, до которой огню уже точно не добраться, а сам отправился на поиски лопаты. Поле для сих поисков оказалось не велико – уцелевшая хата. Преодолевая тошноту (воин всё-таки, а не похоронщик), всадник снял с двери тело несчастного. Уложил рядом с девушками. Войдя в хату, взял первый попавшийся на глаза кусок рогожи, вернулся к колодцу, накрыл убитых. На душе стало полегче: мертвецов видеть – не привыкать, но к такому глумлению даже самая огрубевшая в сражениях душа не привыкнет. Уже чувствуя себя увереннее, переступил порог хаты.

Семья здесь жила зажиточная. Добротность и порядок видны даже сейчас, когда всё перевёрнуто вверх дном. В таком хозяйстве лопата обязательно найдётся. Ратибор обвёл помещение взглядом. С улицы послышалось тревожное ржание Каурой. Что за глупое животное? По любому пустяку тревогу поднимает! Саблезуба вот не заметила! А если не по пустяку? Обнажив саблю, всадник выскочил за дверь. Глаза пробежали окрест, цепляясь за каждую мелочь. Пустой двор, сруб колодца, укрытые рогожей тела, догорающие хаты, уже остывшее дальнее пепелище… Стоп! На одном месте угли и зола приподнялись с места, образовав щель, в которой настороженно сверкали белки чьих-то глаз. Кто-то из селян вовремя укрылся в подвале сгоревшего дома и сейчас, высунув наружу нос, вызвал беспокойство Каурой.

* * *

– Ну-ка вылазь! – Ратибор достал револьвер. – Дурить не вздумай! Мигом третий глаз во лбу появится!

Крышка отлетела в сторону, словно кто нажал пружину на потешной шкатулке. Подобно чёртику из той же самой шкатулки, из недр пепелища выскочил человек. Поспешно выставив перед собой руки ладонями вверх, он засеменил в сторону всадника.

– Стоять! – приказал всадник, когда между ними осталось не более десятка шагов. – В той норе ещё кто остался?

Человек бухнулся на колени, прижав к груди ладони, по измазанным копотью щекам и окладистой расчёсанной надвое бороде потекли слёзы:

– О, славный витязь, слава богам земли твоей, ты не из чёрных клобуков! Ты ведь не убьёшь бедного трактирщика?

– Встань с земли и отвечай на вопрос! – поморщился Ратибор, ему не особо понравились раболепствующие ужимки селянина.

– Что ты хочешь знать, славный витязь?

– Ты издеваешься или глухой?! Кто ещё в той норе укрылся?!

– Один я, славный витязь! Совершенно один! Как и всю мою горькую жизнь!

– Трое убитых, один спрятавшийся… Вы что, вчетвером в восьми хатах жили?! Хватит дурить! Пусть остальные вылазят!

– Трое убитых? – трактирщик вытянул длинную шею, силясь заглянуть через плечо всадника. – Странно! Обычно чёрные клобуки всех в рабство уводят. Это, наверное, староста здешний – Жданко и дочери его. Он человек гордый, живым бы ни за что не дался. Чёрные клобуки сопротивления любят…

– Верно – мужик здоровый и две девки, – всадник рассматривал селянина: высокий худощавый старик, сутулый, но горбится не под тяжестью лет, а по привычке кланяться и прислуживать, может и не врёт, что трактирщик, рубаха, испачканная копотью, чуть не до колен, жилетка потешная едва до пупа достаёт, на макушке смешная ермолка. – Остальных, значит, полонили, если не врёшь.

– Зачем разорённому трактирщику обманывать славного витязя, – скорбно шмыгнул старик горбатым носом. – Витязь сам может проверить убежище. Ни одной живой души. Трактирщик сам еле унёс ноги. Даже торбочка с заработанными непосильным трудом грошами либо сгорела в огне, либо досталась разбойникам. До обмана ли здесь?

– Да, без торбочки камень на шею, да в реку, – мрачно усмехнулся Ратибор. – Староста, вон, не о торбочке думал, когда с татями схлестнулся.

Старик захлопал круглыми как у совы глазами, в глубине которых всаднику удалось рассмотреть и немалый ум, и не уступающую ему хитрость.

– Надо бы похоронить твоих соплеменников, – Ратибор попытался подавить обычную для воина неприязнь ко всякого рода торговцам и трактирщикам. – По обычаям племени.

– Славный витязь ошибается, называя коробчаков моими соплеменниками, – возразил старик. – По правде говоря, нам двоим не под силу было бы повторить их чрезмерно пышные погребальные обряды.

– Нечего чужие обычаи хаять, – буркнул всадник. – Тогда хотя бы закопать их помоги.

– И в помыслах не было ругать кого бы то ни было, – трактирщик испуганно оглянулся. – Я лишь заметил, что при погребальных и поминальных обрядах у здешних племён слишком многое из материальных ценностей расходуется… хм… в пустую. Но бедный трактирщик только высказал своё мнение, на которое славному витязю и не стоит обращать внимания. О теле несчастного Жданко и его дочерей позаботятся коробчаки. До их городища отсюда полдня пути.

– Откуда же они узнают.

– Мне ничего не остаётся, как отправиться в Старые Вешенки, чтобы сообщить о несчастье. К тому же там осталось кое-что из моего недвижимого имущества. Малая толика, которая спасёт бедного трактирщика от голодной смерти.

– Ты, значит, в городище отправишься, а я здесь трупы охраняй, – возмутился Ратибор. – А ты может ещё и не приведёшь никого, и сам сбежишь. Кто тебя знает?

– К чему доблестному витязю охранять бездыханные тела? – в глазах трактирщика появилось искреннее изумление.

– А зверьё, а вороны?! Они и костей не оставят пока ты туда сюда холить будешь!

– Мы могли бы укрыть тела в… гм… уцелевшем жилище. Дверь запереть.

– И то, твоя правда! – Ратибор хлопнул себя ладонью по лбу. – Вот ты меня уболтал! До такого пустяка додуматься не смог. Ну-ка, подсоби.

Когда Ратибор скинул рогожу с мертвецов, трактирщик принялся охать и причитать. Всадник сразу определил изрядную долю фальши и в испуге, и в скорби старика.

– Жданко, Жданко, – причитал трактирщик, хватаясь за ноги старосты. – Разве не говорил тебе старый Симона о пагубности гордости. Что стоило нанять тебе пару молодцев, кои ходят по дорогам и горят желанием продать своё умение. Нет, говорил ты, не будет мой род на чужих мечах становиться. Сгубил ты своим упрямством и себя, и красавиц твоих.

«И твой трактир с торбочкой!» – подумал Ратибор.

– Не ты ли похвалялся, что внуки твои заложат здесь городище, – продолжал бубнить старик, укладывая тело в тёмном углу избы, – что будут они покровительствовать Симоне, коли он не уйдёт. Симона это я, – пояснил старик всаднику.

– Ратибор, – коротко представился тот.

– Ах, славный Ратибор, слышал бы ты, сколько раз я предупреждал Жданко о коварстве клобуков и прочих кочевых разбойников! Хотя бы одного наёмника предлагал пригласить. Сам обещал на прокорм взять. Нет, гордыня обуяла старосту. Всё твердил – мои внуки вождями племени будут, не хочу, чтобы привыкали чужаков кормить. И внуков не дождался, и сам сгинул.

– А что за племя такое? – поинтересовался Ратибор.

– Да не было ещё никакого племени! – отмахнулся Симона. – Ах, горе какое! – запричитал он снова, оказавшись у колодца. – Красавицы вы мои! Что же сотворили с вами изверги?! Сгубила вас отцовская неразумность!

– Ну, хватит уже! – всаднику стало не по себе при виде некогда миловидных, а теперь посиневших лиц. – Берись!

– Жданко – пахарь из коробчаков, – рассказывал трактирщик. – Решил отделиться от городища, что на реке стоит. Считал, что слишком большой налог старшины берут. Говорил, свой род заложу, сам старостой буду. С ним ещё шесть семей ушло. Обосновались неподалёку, у торговой дороги. Назвались – Новые Вешенки. Городище-то величали просто Вешенки, теперь Старыми называть стали. Место здесь хорошее. По осени страсть сколько купеческих обозов проходит. Но то же самое обстоятельство сюда чёрных клобуков и других грабителей привлекает. Жданко дрался с ними поначалу, потом договорился как-то. Уж лет пять здесь разбойники не появлялись. И вот на тебе! – лицо старика снова исказилось плаксивой гримасой. – Предупреждал тебя Жданко! Предупреждал! Не захотел послушать старого Симону!

Ратибору стало жаль старика. Похоже, искренне горюет. А блеск плутовской в глазах – так это от ремесла. У самого, например, мозоли на указательном пальце. Всяк выживает, как может.

– Как же ты, Симона, в чужом племени оказался, да ещё в столь опасном месте? – всадник накрыл трупы рогожей и вслед за стариком вышел из хаты.

– В Старых Вешенках у меня лавка. Пригляделся я, как Жданко здесь устроился, и рискнуть решил. Место-то бойкое, прямо для трактира. Оставил лавку хромому парню, что у меня с детства в приказчиках. К тому же в вере моей воспитан – есть надежда, что не обманет. Сюда перебрался. Поселенцы мне только радовались. Некоторые купчики подгуляют в моём трактире и за товар нововешенцев платят хорошо, и свой отдают подешевле. Ох, годков пять, и быть здесь городищу! А уважали меня как! Я и прозвища своего обидного не слышал.

– Чего за прозвище, коли не секрет?

Симона смутился, потом улыбка тронула бледные губы, ладонь огладила бороду.

– Все его знают. За давнюю огрешность свою получил я прозвище – Вечный Жид.

– Не слыхал…

– Как не слыхал?! – кустистые брови старика поползли вверх. – История всем известная!

– Я нездешний.

– Шутишь, славный витязь? Та книга, где строчка о моём проклятии написана повсюду известна.

– Не читал я твоей книги! – рассердился всадник. – У нас, вообще, книги редкость! Я из другого Мира!

Старик захлопал глазами, словно увидевший солнце филин, потом схватился за голову, чудом не сбив ермолку на макушке.

– За что такое горе бедному Симону?! – длинные пальцы перебирали колечки седых волос. – Мало мне древнего проклятия?! Мало мне разорения?!

– У тебя лавка ещё осталась, – напомнил Ратибор.

– Теперь ещё напасть на голову мою! Уж так ли грех мой был велик?!

– Чего так убиваться-то? – удивился всадник. – Ну, спёр чего-то по молодости, или там соблазнил кого… Ну прописали в какой-то книге… Ну обзывают… Ничего страшного. Я вон той книги и не читал даже. Или ты из-за этого и расстроился. Думал тебя каждая собака знает? Хорошо, почитаю я про тебя в той книге, другим расскажу. Как она называется?