Текст книги "Запах полыни. Повести, рассказы"

Автор книги: Саин Муратбеков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)

СТУЖА
(пер. Г. Садовникова)

Этот страшный буран налетел ранним утром, словно норовил застать людей врасплох. Снежные смерчи закрутились между небом и землей в первобытном танце. Бешеный ветер запросто слизывал огромные сугробы, гнал их перед собой, засыпая закоулки. Буран гулял целые сутки и на другое утро притих. И тогда небо чуть-чуть прояснилось, над степью выглянуло солнце, тусклое, точно глаз, пораженный бельмом. Степью завладела лютая стужа.

Заведующий фермой выбрался из дому с рассветом. Едва он высунул наружу лицо, как щеки и нос обожгло холодом. Заведующий зябко поежился: с севера пронизывающе тянуло ледяным сквозняком. «Ну и стужа!» – озадаченно подумал он. И про себя отметил, что в такой мороз не то что дышать, думать и то нелегко. Дурела голова от стужи.

Заведующий отправился на скотный двор, обошел его, придирчиво проверил, хватит ли корма скотине на ближайшие дни, и оказалось, что корм уже на пределе и, если не пополнить запас вовремя, жди неприятностей. Пока он ходил по холоду, его тулуп задубел, поскрипывал при ходьбе, а сам он весь заиндевел, точно новогодний дед.

Со скотного двора он пошел к дому Данеша, а потом завернул в дом Кайрака и распорядился, чтобы Данеш и Кайрак собрали подводы и съездили за сеном на одно из далеких угодий, где стоял нетронутый стог. Работа предстояла нелегкая на стуже-то, да и трудна дорога. Он посоветовал взять с собой и лопаты. Снега выпало много, и, возможно, без лопат к стогу не пройдешь и не проедешь. Да и сам стог, поди, замело, так что тоже не обойтись без лопаты.

И Данеш, и Кайрак, отоспавшиеся за время, что хозяйничал буран, сытно поевшие перед дорогой, пришли на скотный двор почти одновременно и начали запрягать лошадей в сани.

Оба джигита были в отличном настроении, горячая кровь играла, бурлила в их жилах. Неизвестно, догадывалась ли об этом молодая цветущая доярка, но тем не менее она выскочила во двор в то самое время, когда молодые люди не знали, куда деть буйную силушку. Девушка выскочила во двор в одном ситцевом платье, помчалась между санями, и тут-то джигиты поймали ее за жаркие руки.

– Ага, попалась! А ну-ка, поедем с нами! – закричал Кайрак.

– Ой, я замерзла! Ну, пустите же! Ой, ой! – запищала девушка, упираясь полными крепкими ножками в хромовых сапогах.

Снег весело похрустывал под ее сапогами, и сразу было видно, что мороз для нее нипочем, что возмущалась она для вида. А румянец так и пылал на ее щеках. Черные глаза так и поблескивали. Похоже, ей хотелось подольше продлить забаву с бойкими молодцами.

– Ой, окоченела уже! – закричала она, смеясь.

– Поцелуешь – отпустим! – сказал Кайрак.

– Вот еще! Ишь, что придумали!

– Поцелуй нас по очереди, иначе прихватим с собой! – поддержал Данеш напарника.

– Так и быть, негодники!

Девушка потянулась на цыпочках, чмокнула в щеку сначала Данеша, за ним Кайрака.

– Ну вот! Теперь отпустите!

– Э, так не пойдет, – запротестовал Кайрак. – Почему ты сперва целовала Данеша? Придется все повторить! Но теперь ты начнешь с меня!

– Данеш, скажи ему. Пусть отпустит.

– Ладно, Кайрак, отпусти ее.

– Может, ты думаешь, что я боюсь Данеша? – усмехнулся Кайрак. – Как бы не так! Целуй – и все тут!

– Как бы не так! – передразнила девушка. – С такой небритой рожей, хоть бы был еще холостой!

Она ловко вывернулась из рук оторопевшего Кайрака, отбежала на несколько шагов, показала ему язык, а потом поманила Данеша.

– Данеш, поди сюда. Скажу что-то!

Джигит подошел к ней с опаской. Но вот она прошептала ему что-то на ухо, и Данеш заулыбался широко и светло.

– Эй, скажи и мне! То же самое! – потребовал уязвленный Кайрак.

Но доярка засмеялась и убежала в коровник. А Данеш вернулся к саням, улыбаясь своим мыслям.

– И что же она сказала тебе? – спросил Кайрак небрежно, будто это его не очень-то интересовало, но широкие ноздри его вздрагивали.

– Что она говорила? Да так просто, – рассеянно произнес Данеш.

На губах его бродила счастливая улыбка,

– Значит, так? Скрываешь? Ну, ну, можешь не говорить, – сказал Кайрак обиженно и полез в сани. – Давай трогай! Что стоишь? – прикрикнул он на Данеша.

– Поезжай, поезжай! Я сейчас же, следом, – очнулся Данеш.

– Следом? Ишь ты! Значит, я должен тебе путь расчищать? Так, что ли, выходит?

– Ладно, ладно, первым поеду я, – смутился Данеш и добавил, стараясь обратить в шутку этот спор, – ты еще заведешь и себя, и меня куда-нибудь на обрыв! А, по-о-шли, коняшки!

Он прыгнул в сани, дернул вожжи, свистнул, щелкнул кнутом с рукоятью из вереска, и пристывшие на холоде кони рванулись с места, рысью вынесли сани на дорогу, словно только и ждали хозяйского сигнала.

Ветер потихоньку смел с дороги не успевший слежаться снег, открыл покрытый старым гололедом путь, гладкий, точно полированная доска. По нему-то и пустил своих коней Данеш.

Кони опушились инеем с головы до хвоста, и оттого не разобрать, кто из них рыжей, а кто темно-гнедой масти. На гривах намерзли сосульки, а мерно вздымающиеся бока темнели одинаковыми пятнами. Копыта коней гулко стучали по наледи, сани скользили легко и полозья напевали тягучую мелодию, будто кто-то тихонько наигрывал на кобызе.

Дорога то тянулась вверх на холмы, то скатывалась в низины, и сани взлетали, точно щепка на гребнях волн. А по обочине караулили рыхлые, коварные сугробы. Попробуй ступи в сторону от дороги, тотчас увязнешь в белой ловушке. Опытные кони чувствовали это и держались знакомой и надежной колеи. Они бежали резво, точно знали, что впереди их ждет корм, точно их нервные ноздри уже почуяли далекий аромат сухого сена.

Данеш стоял в санях, прочно расставив крепкие ноги. Он оделся полегче, в ватник и стеганые шаровары, чтобы одежда не связывала движений. Увлеченный быстрой ездой, Данеш свистел, хлопал кнутом по воздуху, и воздух звонко разрывался, словно от выстрелов. Кони прядали ушами и неслись все быстрей и быстрей, и, может, поэтому не сразу его догнал отчаянный вопль Кайрака.

– Э-эй! Дане-е-е-еш!

Данеш придержал коней и, обернувшись встревоженно, увидел, что упряжка Кайрака стоит чуть ли не поперек дороги, что передние ноги лошадей едва не увязли в сугробе, а сам Кайрак стоит перед лошадьми, держа их под уздцы.

Данеш вылез на дорогу и заспешил к напарнику. Кайрак смотрел на него из-за широкого воротника шубы.

– В другой раз, если захочешь избавиться от меня, придумай что-нибудь получше. Вилами только покалечишь коней, – не без юмора сказал Кайрак, но глаза его были злыми.

Только сейчас Данеш заметил лежащие посреди дороги вилы. Они выпали из его саней, и, наверное, чудом их острые зубья не угодили под ноги лошадям Кайрака. Данеш виновато почесал затылок – ну что тут скажешь! Но Кайраку, видно, было мало того, что человек обескуражен своей оплошностью.

– Хочешь сказать: случайно? Так я тебе и поверил. Это ты нарочно подстроил. Подстроил, чтобы я твоему свиданию не помешал. Ведь она тебе свидание назначила. Угадал?

«Далось ему наше свидание. Он до сих пор не обращал на девушек внимания. Ни на эту, ни на других», – забеспокоился Данеш.

Впрочем, у них с Кайраком давно были сложные отношения, еще с раннего детства. Но теперь его неоправданная злость вызвала у Данеша чувство протеста.

– Ты угадал! А что касается вил, то, кто знает, может, еще бы немного, и они воткнулись бы тебе в живот, – сказал он, принужденно улыбаясь.

Данеш поднял вилы и зашагал к своим лошадям. По дороге он оглянулся. Кайрак уже сидел в своих санях, ссутулился под огромной черной шубой, ни дать, ни взять копна, схваченная белой изморозью. Для большего удобства он даже концы вожжей подложил под себя, чтобы не очень-то утруждать руки.

Данеш залез в сани и тронул коней, Кайрак пустился следом. И снова запели полозья, но теперь их песня не веселила сердце.

Мороз крепчал, царапал лицо ледяными иглами. Кайрак все глубже зарывался в просторную шубу, но мороз доставал его и там, щипал занос и щеки. Брр!.. А Данешу хоть бы что! Стоял в полный рост, посвистывал, погоняя лошадей, да помахивал кнутом. Когда он поворачивался в профиль, Кайрак видел его красное, словно распаренное лицо, и почему-то его неуязвимость в этакую стужу возмущала Кайрака.

– Ишь: «Вилы тебе в живот», – вспомнил Кайрак слова Данеша. – Я тебе такие вилы воткну! Слабак, а туда же еще… И вечно ему везет. Вот вчера, например.

Вчера по случаю ненастья они встретились в гостях у одного из сверстников. Вначале был обед, хозяин специально зарезал для гостей телку. Наевшись, джигиты уселись за карты, и Данешу, конечно, везло, как всегда. Но ему и этого было мало. Каждый раз, когда заканчивалась игра, он приговаривал:

– Вот как надо играть! Учитесь!

Пришлось возразить: мол, зря не хвастайся, если бы я играл под интерес, ты бы не выиграл ни одной партии.

Но Данеш, вместо того чтоб уняться, сказал:

– Ну коль ты такой игрок, сыграй на свою жену! Что, Кайрак, боишься?

Конечно, Данеш шутил, но все же было неприятно, что шутил не кто-то, а именно Данеш. Жаль, не к чему было придраться, не то бы он, Кайрак, показал ему, почем фунт лиха.

Кони его зафыркали и встали, точно перед ними оказалась стена. Кайрак поднял голову, выглянул из-за воротника и обнаружил, что у Данеша опять выпали вилы. Только Данеш на этот раз заметил сам и вылез из саней, не ожидая окрика. Он поднял вилы и пояснил сокрушенно:

– Какое-то наваждение. Кажется, накрепко привязал – и на тебе! Опять упали!

Но Кайрак уже был взбешен.

– Я же предупреждал тебя: придумай что-нибудь другое, – процедил он с ледяной улыбкой. – Попробуй еще урони, и я вгоню их в брюхо твоих лошадей. Если уж ты хочешь найти им такое применение. И не я, а ты потащишь сани на себе!

В глазах Данеша мелькнула растерянность, но затем самолюбивый парень взял себя в руки и возразил:

– Ну, тогда, Кайрак, мне придется постараться, чтобы в третий раз они все-таки попали по назначению.

«Что за шутки у нас? Будто мы бандиты с большой дороги», – подумал Кайрак с досадой и выпалил первое, что пришло в голову:

– Ты совсем потерял голову из-за… из-за той девки!

– Я человек холостой, – заметил Данеш, пожимая плечами. – Это у тебя жена и сын. И, кроме жены, тебе никто не нужен.

– Больно ты знаешь, – раздраженно пробормотал Кайрак.

– Больно не больно, а видел, как ты смотришь на нее.

Кайрак промолчал, не найдя, что сказать.

И опять под копытами коней, под санями замельтешила дорога. По сторонам мелькали и оставались позади заснеженные холмы, издалека похожие на прилегших пушистых зайчат. Но Кайрак не сводил глаз со спины Данеша. «Вот такие и нравятся всем. Такие кого хочешь обведут вокруг пальца. Мол, свой парень», – думал он, и ему хотелось досадить всем, кто любит Данеша, а еще более ему самому. И тут еще эта стужа!

– Эй, Данеш, куда так спешишь? Никак, на похороны отца? Можешь не торопиться, он помер давно! – крикнул Кайрак, не сдержавшись.

Он понимал, что говорит не то, но уже не мог остановиться.

– Слышишь, Данеш! Можешь не торопиться!

Данеш обернулся. Тесемки его шапки-ушанки были туго завязаны под подбородком, поэтому его пылающее от мороза лицо точно обрамлено древним шлемом. Брови его казались седыми. Данеш приоткрыл губы, и из его рта вырвался густой пар. Данеш засмеялся. Так пронзительно он смеялся только в тех случаях, когда им овладевала холодная ярость. И кто-кто, а Кайрак знал это с детства.

Данеш ткнул пальцем в его сторону, точно собираясь пригвоздить к серому небу, и крикнул:

– Мой отец погиб на войне смертью храбрых! А вот где твой отец, Кайрак, кто это знает?

Кайраку почудилось, будто лошади рванули вперед, напуганные страшными словами Данеша. Он качнулся, встал коленями на охапку сена, служившую сиденьем, и отвернул ворот шубы. Стужа сейчас же вцепилась в его беззащитное лицо, провела по нему острыми когтями. Но он не заметил этого, так больно его ударили слова Данеша. Данеш знал, куда бить.

Их поединок тянется с тех пор, как они помнят себя. Родились они в один и тот же год и росли вместе, как жеребята-одногодки. В одном табунке бегали, играли и дрались. И все эти годы копят по капельке яд друг против друга, словно те пестрые змейки, что ползают среди полыни. Размером змейка с палец джигита, но от укуса ее нет никакого спасения. Бывалые люди говорят, что набирает свой яд эта змейка все лето, капелька по капельке, капелька по капельке. Так вот и они.

А начали вражду прадеды, и что они не поделили в этом просторном мире, не известно ни Кайраку, ни Данешу. Они знают только, что потом враждовали и их отцы. Когда началась война, отец Данеша уехал на фронт и погиб. Почти в то же время ушел в город отец Кайрака, и с тех пор о нем не слышали ничего. Правда, сплетницы уверяли, будто он завел в городе новую семью. Но им не верили.

Так канули в вечность отцы, оставив им в наследство свою вражду.

Кайрак потер закоченевший на морозе нос, не сводя глаз со спины Данеша, и прикинул, кто же из них одолеет, если наступит вдруг решительный бой. Уж тут они не станут жалеть друг друга. Когда это случится, пока лишь можно гадать. Спора нет, Данеш сейчас первым не полезет, да и к чему ему задираться, если во всем ему везет? Это у него, у Кайрака, не все складывается, как нужно, и не так умело он ладит с людьми.

«Когда это случится, я должен одолеть его. Хотя бы разок сесть на голову ему, проклятущему», – подумал он и посмотрел с сомнением на свой бич, четырех-хвостный, с кривой деревянной рукоятью.

А дорога тянулась и тянулась. Казалось, бесконечно будут скрипеть полозья и сыпаться в сани ледяная крошка из-под задних копыт лошадей. Глазам уже стало больно от бело-серой ряби, бегущей по сторонам.

Часа через два они свернули с дороги на снежную целину и направились краем глубокого оврага к темнеющей вдали глыбе сена. Поначалу кони не хотели уходить с укатанной дороги, пятились, кося налитым кровью глазом, и только свист бича да удила, врезающиеся в губы, заставили их подчиниться людям. Теперь начиналась самая трудная часть пути.

Мороз и ветер будто полили степь тусклой грязновато-белой глазурью. И оттого наст казался прочным. Но лошади сразу же провалились в сугроб по брюхо, и Данешу пришлось выйти из саней, взять коней под уздцы и так, когда подбадривая, когда угрожая, вести их по степи. «Только бы они не переломали себе ног», – беспокоился Данеш.

Потом он обернулся и увидел, что Кайрак сидит в санях как ни в чем не бывало, предоставив своим лошадям выбираться из сугробов самостоятельно. Бедные животные подскакивали в глубоком снегу, точно кузнечики.

Данеш возмутился, ему так и хотелось крикнуть: «Чтоб ты примерз своим ленивым задом к саням, негодяй ты этакий! А ну-ка, сейчас же слезай!».

Но в последний момент он сдержал себя, решив, что это не приведет к добру.

Когда до стога было рукой подать, Данеш взял железную лопату и принялся расчищать подъезды к сену.

Временами он отдыхал, поджидая Кайрака. А тот, словно нарочно, еле полз на своих санях. «Да что он там ковыряется? Наверное, хочет, чтобы я расчистил снег один? Ну, так не пойдет!»– сердился Данеш, но снова брался за дело, потому что стоило опустить руки, как сейчас же холод пробирал до костей.

Данешу подумалось, что он перелопатил весь снег в степи, пока добрался до стога. И все равно еще оставалось уйма работы, потому что сани никак не становились к стогу впритык.

В конце концов подоспел Кайрак. Он взглянул на Данеша, который ждал, опершись на лопату, и нахмурился: «Что же он стоит? Или надеется, что самое трудное сделаю я? Меня не проведешь, голубчик!».

Он неторопливо сбросил шубу, взял из саней лопату и так же не спеша вонзил в снег.

– Так мы не вылезем отсюда до утра, – пробурчал Данеш, поднимая голову.

– Тогда пошевеливайся живее. Могу уступить свои трудодни, – насмешливо ответил Кайрак.

У Данеша потемнело в глазах, он еле сдержал себя и не бросился на Кайрака. «Данеш, спокойнее, – сказал он себе, – гнев не доведет до добра, Кайрак только и ищет причину для открытой ссоры».

Несколько минут они работали молча, будто не замечали друг друга. Потом Данеш почувствовал, что под подошву его сапога что-то попало. Данеш отскочил в сторону, и тут же послышался довольный смех Кайрака.

– Заработался и чуть не выбросил тебя. Заодно со снегом, – сообщил Кайрак, очень довольный тем, что застал Данеша врасплох.

– Ну что ж, попробуй выброси! – усмехнулся Данеш, выхватил из саней вилы и взял их наперевес.

– Ага, ты так? – крикнул Кайрак и тоже схватился за вилы.

– Ну попробуй, попробуй, выброси, – вызывающе поддразнивал Данеш.

– Выброшу, вот увидишь.

Они топтались точно вокруг невидимой оси. А стужа еще больше подстегивала страсти.

И вдруг зубья вил, которыми они будто шутя махали перед собой, столкнулись. Жуткий лязг железа, казалось, оглушил их.

Враги отскочили в разные стороны, тяжело дыша.

– Ты чего? – испуганно спросил Данеш.

– Я нечаянно, – виновато сказал Кайрак. – А вот ты чего?

– Я тоже нечаянно, – смутился Данеш. – Я не хотел.

Они опустили вилы и стояли, не сводя друг с друга глаз. Потом Данеш отбросил вилы, нагнулся, прихватил горсть снега и сунул в рот.

– Жарко? – спросил Кайрак, почти с сочувствием.

– Жарко, – признался Данеш.

– Мне тоже, – сказал Кайрак и, бросив вилы, нагнулся, сунул в сугроб разгоряченное лицо и начал хватать снег губами. Когда он поднял голову, его ресницы, щеки и подбородок были точно в клочьях ваты. Кайрак вытер снег рукавом и с притворным добродушием сказал:

– Ну что, повеселились? Разогнали кровь?

– Пора за дело! Иначе не успеем, – охотно подхватил Данеш. – В самом деле, погрелись – и довольно.

Они поднялись, все еще возбужденно дрожа, как псы после несостоявшейся драки, и Данеш полез на стог. Взобравшись на вершину, он поддел на вилы заснеженный, смерзшийся слой снега, отбросил в сторону, и в ноздри его ворвался терпкий запах прошлого лета. Внизу заржали, заволновались лошади, потянули морды вверх.

– Чуешь? – спросил он у Кайрака.

– Пахнет, – прошептал нервно Кайрак, раздувая ноздри.

Данеш скинул лошадям пару охапок сена, а Кайрак снял узду, ослабил подпруги.

– Давай сюда сани! Начнем с твоих! – крикнул Данеш.

Кайрак кивнул, подогнал сани, и джигиты принялись за погрузку. Они прятали друг от друга глаза, лишь изредка перебрасывались односложными фразами и, стараясь уйти от только что происшедшего в работу, орудовали вилами с удвоенной энергией. Но в их скованных движениях чувствовалось не остывшее до сих пор напряжение.

«А смелый, черт! Запугать его не так-то просто, – размышлял Кайрак. – Только ему подвернись, зевни, мигом шею свернет!».

«Зачем я поехал с этим психом? Знал, чем кончится, а поехал, – досадовал тем временем Данеш. – Мог отказаться. Мол, так и так, дня три назад посылали за дровами. А за сеном пусть съездит кто-нибудь другой. Нет, захорохорился, хотел показать характер. Ну и показал!»

Нагрузив сани Кайрака, они быстро управились со вторыми, и Данеш прикинул, что можно вернуться в аул еще до сумерек. Главное было – перебраться через снежную целину и выехать на дорогу, а там уж только держи лошадей.

Данеш вспотел, чувствовалось, что измотался вконец. Стоя все еще наверху, на разобранной половине стога, он вытащил из кармана стеганых штанов носовой платок, вытер лицо и огляделся. Внизу его покорно ждали совсем седые от изморози кони. Кайрак в последний раз проверял, как уложено сено на его возу. А вокруг громоздились горбатые холмы, точно волны вмиг застывшего океана. Степь и в самом деле, как оледеневший океан, уходила далеко-далеко, и не было ей конца и края. Но временами на ее омертвевшем просторе мелькала жизнь. Вот показалось рыжее пятно на белом – это рыскала лисица, копала снег, пытаясь извлечь зазевавшуюся полевую мышь. А там, далеко в стороне, кто-то проехал по дороге в санях и исчез в ущелье. На самом горизонте четким силуэтом виднелся его родной аул. У каждого дома торчал синеющий вдали тополь или карагач с будто остриженной верхушкой. Над крышами медленно и низко полз густой дым, цеплялся за ветки деревьев.

– Эй, что ты там не видел? – спросил заинтересовавшийся Кайрак.

– Красиво тут! Видать полмира. И наш аул.

– Да ну?

Кайрак взобрался к Данешу. Встал рядом с ним и зацокал.

– А отсюда упаси бог свалиться! Вот уж не думал, что и здесь такой обрыв. Упадешь, не остановишься. Так и будешь катиться кубарем.

Данеш заглянул по ту сторону стога и тоже удивился – такой тут вырос овраг.

– А на дне вода. Смотри, мороз, а она хоть бы что, не замерзает, – удивился Данеш.

– Там из земли бьет родник. Летом мы здесь косили, чуть что – и к роднику. Вода такая вкусная, пьешь – не напьешься.

Данеш снял ушанку и начал счищать с нее приставшую сенную труху. Он сделал неловкое движение, и шапка упала к ногам Кайрака.

– Надень. Простынешь. Тоже мне спортсмен, – сказал Кайрак.

– А что? Я закаленный, не то что ты! Видно, и ночью не расстаешься с шубой, спишь в ней около печи, – ответил Данеш и потянулся за ушанкой.

– Ты закаленный, говоришь? Сейчас посмотрим, – и Кайрак пнул шапку ногой.

Шапка взлетела над стогом и медленно, как бы дразня своего хозяина, покатилась вниз.

– Ой, не могу! Беги, догоняй! – захохотал Кайрак, он хлопнул в восторге себя по ляжкам и слез к своим саням, продолжая смеяться.

А Данеш, оцепенев, следил, как шапка будто нехотя переваливалась через край оврага. Он надеялся, что в последний момент она зацепится за какой-нибудь старый корень. На какое-то время крутой обрыв скрыл от него шапку, и тогда Данеш заскользил вниз. Добравшись до обрыва, он заглянул вниз – шапка, точно гонимое ветром перекати-поле, мчалась ко дну оврага. Затем она перевернулась в последний раз, мелькнув старенькой подкладкой, и с плеском упала в родник.

«Этого еще не хватало!»– огорчился Данеш. Он взял вилы и начал спускаться на дно оврага, опираясь на вилы. Сейчас, среди снега, родник казался дегтярно-черным. Будто и не было лета, когда он серебристо вызванивал среди камней. Теперь он был неподвижен, точно под ним таилась мрачная бездна.

Когда Данеш добрался до воды, шапка уже полу-затонула, наполнилась водой. Он вылил воду из ушанки, яростно встряхнул, выжал, но шапка набухла, точно губка. Данеш сгоряча натянул ее на голову и тут же сорвал, потому что темя и виски тотчас же обхватило ледяным обручем. Он связал тесемки и, повесив шапку на руку, осыпая Кайрака проклятиями, полез из оврага. Вот где сказалась усталость, он задыхался, поджилки его тряслись, и один раз ему подумалось, что так он не выберется из оврага.

Кайрак уже уехал. Его сани маячили в метрах двухстах от стога. Сам он сидел нахохлившись, даже не повернул головы.

– Ну, подожди у меня, – прошептал Данеш, скрипя зубами.

Он залез на воз и поднял бич, но притомившиеся лошади тронули с места сами, не дожидаясь команды.

Стужа, видно, только и ждала, чтобы он остался без шапки. Теперь-то она взялась за него всерьез, обхватила голову Данеша, больно прижала к своей ледяной груди, прищемила нос, задула в уши.

– Уу! – закричал Данеш, поднял бич, хлестнул им в воздухе, вкладывая в удар всю злость.

Кони испугались, прибавили прыти, сани запрыгали по снежным ухабам, опасно кренясь. Лицо и уши Данеша залила колющая боль. Он понимал, что нужно остановиться и хорошенько натереть их снегом. Но его торопила жажда мести. Данеш только снял рукавицы и потер лицо и уши ладонью, потому что теперь он думал лишь об одном – как поскорей настичь Кайрака.

Догнал он Кайрака уже на дороге. Услышав неистовый топот его коней, Кайрак обернулся, брови его полезли на лоб, изломились углом.

– Все хвастаешь закалкой! Пижон! – крикнул он, усмехаясь.

Дикая ярость охватила Данеша.

– Сейчас ты еще не то увидишь, – процедил он и стегнул лошадей, посылая в обгон Кайрака.

Его воз, взлетая полозом на обочину, поравнялся с упряжкой Кайрака и начал теснить его к краю дороги.

– Осторожней! Куда прешься? Перевернешь, не видишь, что ли? – завопил Кайрак.

В ответ Данеш поднял бич.

– Э, тоже могу! – встревожился Кайрак и взял было свой бич.

Но Данеш опередил его. Не помня себя от бешенства, он широко размахнулся и хлестнул Кайрака по голове.

Кайрак завалился на бок и пополз с саней. Данеш победно поднял руку с бичом, и кони вынесли его на дорогу.

– На помощь! Убили! – заорал за его спиной Кайрак.

Данеш обернулся, увидел, что тот лежит на дороге, схватившись обеими руками за ногу, и остановил упряжку.

От поверженного противника его отделяло около полусотни метров, но Данеш остыл уже с первым шагом.

«Зачем я сделал это? – спросил он себя. – Откуда ему было знать, что шапка скатится в родник?»

– Что тебе еще нужно? – спросил Кайрак с ненавистью и поднял на Данеша налитые кровью глаза.

– Дурак! Я хочу тебе помочь, – сказал Данеш, остановившись над ним.

– Уходи! – произнес он сквозь зубы.

– Давай помогу. – Данеш попытался поднять Кайрака.

– Уходи, говорят! – повторил Кайрак.

Данеш невольно отступил в сторону и тут почувствовал, что еще немного – и ему самому будет плохо. Голова так промерзла, что на плечах, казалось, был кусок льда.

– Ноги-то как? Ничего? – спросил он, стуча зубами.

У Кайрака едва не брызнули слезы.

– Да оставь меня! Оставь!

– А сам заберешься на сани?

– Без тебя обойдусь! Слышишь? Обойдусь без тебя!

Данеш вернулся на свой воз, подождав немного, растирая нос и уши, и, убедившись в том, что Кайрак, хоть и с трудом, да забрался в свои сани, погнал лошадей.

Никогда он не думал, что холод может быть таким нестерпимым. Боль в голове теперь не отпускала его. Глаза слезились от встречного ветра, он не успевал вытирать их, и слезы, наверное, замерзали на ресницах, на щеках, возле носа. Он решился, снял ватник и закутал им голову, оставив щель для глаз. Только рубашка и старенький пиджак защищали его теперь. Стужа тотчас сдавила грудь холодными железными щупальцами, не давая дышать. Когда тело совсем застыло от холода, он вновь надел ватник.

Данеш нахлестывал лошадей, но время будто замедлило ход, растянуло дорогу на целую вечность. Он неистово тер уши, щеки, шею. Вначале они болели от мороза. Потом боль исчезла. Когда он коснулся своих волос, ему почудилось, что это жесткая проволока. Он начал растирать голову с удвоенным ожесточением. И почему-то вдруг вспомнил руки давешней доярки. Они были горячими, вот что. И она сегодня вечером будет ждать его. Именно это и сказала она, когда отозвала в сторону. Так поскорей же! Заботливые горячие руки спасут его!

Предзакатное солнце стояло в небе огромным раскалившимся до багрянца шаром, точно пылающий уголь.

Только от него не было тепла, от этого большого бесполезного солнца. Оно висело почти над плечом Данеша, казалось, протяни ладонь – и обожжешься, а Данеш замерзал. Для чего же тогда взошло солнце в этот день, если у него не хватало сил отогреть даже одного человека? Отогреть именно сейчас, потому что потом будет поздно.

Данеш снова снял ватник и накрыл голову, стараясь согреть ее своим дыханием. Но в легких теперь тоже был холод, и дыхание выходило стылое, точно из погреба-ледника. Он несколько раз снимал ватник, прятал в нем голову, словно затеял со стужей опасную игру.

Да что же это такое? Когда наступит конец этой ужасной дороге? Где он теперь? В казахской степи или в адовом котле, в котором жарят на трескучем морозе?

Потом мороз оставил его в покое, и ему захотелось спать, спать. Глаза закрывались… Сейчас бы прилечь на мягкое сено. Разве найдется ложе удобнее! И полозья споют тебе песню, точно струны кобыза. Но он родился в суровой степи и поэтому знал, как опасен сон для замерзающего человека.

Кони будто понимали его, неслись как оглашенные, но ему все труднее и труднее было бороться со сном. Ресницы слипались, будто их смазали клеем. И сквозь дрему слышался треск. Словно весь мир потрескивал от мороза. В конце концов Данеш устал бороться, закрыл глаза, и ему стало тепло, как летом. А вот и доярка здесь, теплая, ласковая…

Но почему лошади встали? Данеш хотел приподняться, прикрикнуть на лошадей, но потерял равновесие и повалился на чьи-то крепкие руки. Его поставили на ноги, придержали за плечи. Ах, вот оно что: он все-таки добрался живым. Теперь можно и умереть, но, впрочем, зачем умирать теперь-то; когда он приехал домой? Отныне ему только и жить…

Его потрясли за плечо.

– Данеш, очнись! Где Кайрак? Ты слышишь? Где Кайрак?

Это голос заведующего фермой. Он пришел утром и сказал… Что он сказал утром? А сейчас он интересуется, где Кайрак. Разве Кайрак был с ним?

– Молодец, столько сена привез! – произнес чей-то знакомый далекий голос.

– Будь проклят тот час, когда я послал их за сеном! – выругался заведующий.

Затем Данеш смутно ощутил, что его втащили в дом и принялись раздевать. Вначале отняли шапку, а он-то забыл про нее с тех пор, как повесил через руку. Потом стащили рубаху. Тепло вонзилось в него тысячей игл, прожгло суставы. Он не выдержал и застонал.

– Потерпи, милый, потерпи, – услышал он ласковый женский голос.

Может, это была она, к кому он так рвался в последнюю минуту?..

И тут у него закружилась голова.

***

После густого снега, после того, как буйный буран вволю погулял по степи, настала ясная погода. Но над степью еще царила злобная стужа, ее цепкая ледяная рука держала в тревоге все живое. Ох, и неумолима ты, стужа!..

Мороз лепил на окне узор за узором. Не окно, а цветочная клумба. Только все цветы были одинаково серебристыми.

Когда не встаешь с постели и делать особенно нечего, ювелирная работа мороза вызывает даже интерес. Вот вырос один цветок, а потом у него появились новые лепестки, и уже на его месте цветок другой, диковинней прежнего. За окном мороз не страшен. Пусть рисует сколько угодно.

Душа человеческая отходчива.

Но тело Данеша помнит до сих пор, что такое стужа, и когда мороз пишет свои узоры, оно переживает все заново: и бесконечную дорогу, и ледяные тиски, охватившие голову, и печаль, и безнадежность.

Голова Данеша перебинтована, видны только поблескивающие от жара глаза. А бинты белы-белы, точно снег, точно изморозь. Даже хрустят от крахмала, как наст.

Он редко остается один. Его то и дело навещают люди. Двоюродные братья сидят у постели часами, пытаются узнать, что произошло между ним и Кайра-ком. И когда они уходят, в их глазах горит жажда мести. Их сменяют другие, они участливо интересуются его самочувствием. А третьи, поболтав о том, о сем, заводят речь о его примирении с Кайраком.

Вот и сейчас заведующий фермой, он у постели Данеша уже во второй раз, хотя и в летах. Он сидит на табурете, сгорбившись, трогает седой короткий ус и говорит:

– Кайрак не уходит со двора. Замерз, сукин сын, а не уходит. Хочу, мол, упасть в ноги и попросить прощения. Плачет, бедняга. Хотя шут с ним-то с самим. Может, он и не достоин прощения. Может, ему только и место что за решеткой. Но семья у него, понимаешь, семья.