Текст книги "Полукровка (ЛП)"
Автор книги: С. И. Вендел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)
Действительно, она видела, как щенок неловко держал переднюю правую лапку в стороне от них.
– Можем ли мы вправить ее и вернуть его к братьям и сестрам?
– Он не сможет ходить, если мать перенесет логово. И даже если она этого не сделает…
Сорча снова поджала губы, чувствуя боль в сердце. Она знала, что иногда так бывает. Милосердие – это усыпить лошадь, даже жеребенка, если она ранены и больны. Она никогда этого не хотела, но это лучший выход, чтобы они меньше страдали.
Вопрос о том, что они должны делать, застрял у нее в горле.
С гримасой Орек взял маленькую ножку щенка между пальцами и быстрым движением вправил кость. Щенок взвыл от боли, и Орек издал успокаивающие звуки, поглаживая маленькое тельце.
Когда щенок немного успокоился, он оттянул на груди плащ и положил енота между кожей и своей туникой. В тепле, но в обездвиженном состоянии, нос малыша подергивался и издавал писк, но он не пытался освободиться.
Рот Сорчи открылся от изумления, но с ее губ не сорвалось ни слова.
– Я позабочусь о нем, – сказал он. – Возможно, смогу вернуть его позже. Они быстро исцеляются.
Она моргнула, глядя на него, но, наконец, кивнула. Румянец снова окрасил щеки Орека, когда он вел их обратно по первоначальному пути через лес, засунув щенка за пазуху.
Сорча не могла не задаться вопросом, что чувствовал орк, заполучив двух бездомных почти за столько же дней.
6
Енотовидный щенок оказался еще более требовательным спутником в путешествии, чем Сорча, хотя, как и ей, теплый ужин и уютный отдых пошли ему на пользу. Когда они остановились на ночлег, щенок все еще дрожал от страха, хотя остаток дня почти не шумел. Орек провел большую часть вечера, подкармливая его отборными кусочками своей еды.
Щенок казался достаточно взрослым для употребления твердой пищи, но Орек сначала смочил уголок тряпки в бульоне и дал ему пососать его. Маленький енот радостно запищал и загнул свои маленькие коготки в хватательных движениях, требуя большего. Орек вытащил кусочки мяса и моркови из своей миски с тушеным рагу, подождал, пока они немного остынут, чтобы разделить на небольше порции.
– Ах-ах, даррах, помедленнее, – упрекнул он жадное маленькое существо, выхватывающее еду из его пальцев.
Малыш с удовольствием проглотил лакомый кусочек, урча и попискивая, сверкая черными глазами, пока, наконец насытившись, не уснул.
Орек не совсем понимал, что заставило его взять это юное создание. Он повидал немало животных, попавших в беду. Он помогал, где мог, кормил матерей с детенышами, прекращал страдания больных или раненых, воссоединял потерянных младенцев с разыскивающими их матерями. Да, он охотился для клана, но это не означало, что он действовал жестоко или относился ко всему как к добыче.
Щенок был так мал, но обладал сильным духом. Он уже учился доверять, и Орек мог признать, что ощущать теплую тяжесть на груди было приятно.
– Приятных снов, даррах, – промурлыкал он, наконец-то принимаясь за тушеное мясо.
Сорча спокойно наблюдала за происходящим с другой стороны костра, на ее губах играла загадочная улыбка. Он не знал, что это значило, и краснел каждый раз, когда смотрел на нее.
Действительно, он никогда в жизни так сильно не краснел, как с этой женщиной. Это было жалко.
– Как ты его назовешь? – тихо спросила она.
Орек удивленно посмотрел на нее. Он не думал о том, чтобы дать имя детенышу, он вообще ничего в своей жизни не называл. К чему-то с именем было легче привязаться.
Орек посмотрел на спящего щенка. Проведя пальцем по его голове и спине, енотик зевнул и радостно пискнул, зарываясь в тепло груди.
– Я об этом не думал, – признался он.
– Как ты его называешь?
– Даррах.
– Это по-орочьи? Что это значит?
– Это… маленький желудь, – еще один румянец выступил на шее Орека. – Потому что он упал с дерева.
Ее улыбка стала шире, теплая, искрящаяся, что вызвало в нем два совершенно разных чувства. Первым было удовольствие, новое и захватывающее. Ему нравился вид ее улыбки, нравился вид этих ямочек на щеках и то, как улыбка и свет костра играли с веснушками, покрывающими ее кожу.
Но был также глубокий, мучительный ужас. Сродни тому глубокому страху, когда он был юнлингом, прячась от Калдара и других, когда они хотели его избить. Это была угроза чего-то большого и ужасающего… и все же это было чем-то другим. Не… плохим. Даже если что-то внутри него безвозвратно изменилось. Эта улыбка творила с ним такое, чему он не мог дать название или полностью понять.
Эта улыбка могла потребовать от него того, чего никто другой не осмелился бы просить – или даже не захотел бы.
Пугающая мысль: он, скорее всего, готов был сделать всё, что она попросит, просто ради этой улыбки.
На следующий день, наконец, они добрались до деревни людей, про которую говорил Орек. Он знал, что она будет там, знал, что они доберутся до нее в тот же день – и все же первый вид окраинных построек был… нежеланным.
Он услышал резкий вздох Сорчи и остановился, потому что она тоже остановилась. Она широко раскрытыми глазами смотрела на дома, из труб которых поднимался дым. Орек мало знал о человеческих домах, но они казались достаточно большими и ухоженными, окружающие заросли были расчищены для защиты от летних пожаров, а между зданиями проложены небольшие дорожки, по которым годами ходили в ботинках.
– Это она?
Орек кивнул.
Ее рот открылся, но она не произнесла ни слова.
Ему отчаянно хотелось, чтобы она что-нибудь сказала.
Вместо этого она погладила щенка, над которым ворковала все утро. Вместо того, чтобы задать ему сегодня еще один шквал вопросов, она обращалась к еноту, задавая бессмысленные вопросы вроде того, сильный ли он, красивый ли, глупый ли. Она пропела все это, и Орек понял, пока они шли, а деревня маячила все ближе, что он немного завидовал щенку.
Он знал, что его время с ней подходит к концу, и, по крайней мере, внутри он был готов признать, что хотел больше ее вопросов… больше ее внимания, прежде чем она уйдет от него навсегда.
Тем не менее, он ловил каждое ее слово, когда она пела глупые песенки и спрашивала, какие у него любимые блюда.
Возможно, это к лучшему, подумал он про себя, наблюдая, как она продолжает смотреть на деревню.
Ночной сон не избавил его от беспокойства, вызванного ощущением произошедшей в нем перемены. Первые зачатки привязанности пустили корни, такие же прочные, как заросли плюща, что цеплялись за деревья и взбирались все выше к солнцу. Она… нравилась ему. И это приводило его в ужас.
Даже больше, чем его зверя-собственника внутри, рычащего не отпускать ее.
Возможно, то, что они расстанутся сейчас, к лучшему.
Лучше бы он никогда не позволял этой привязанности расцвести – потому что знал, так же точно, как знал охотничьи тропы и склон западных гор, что она может погубить его.
Он привык быть один. Так было легче. Он знал, как позаботиться о себе, знал правила своего клана и мира. Ореку не было места рядом с этой человеческой женщиной, ни в ее мире, ни в ее жизни.
Так будет лучше.
Слова застряли у него в животе, как протухшее мясо.
Орек наблюдал за ней краем глаза, не уверенный, что удерживало ее. Он почти ожидал, что она побежит, чтобы впервые за несколько дней увидеть людей, что должно было означать для нее настоящую безопасность. Он полагал, что быть среди себе подобных – это утешение.
Спустя еще одно долгое мгновение она моргнула, как будто просыпаясь, и повернулась, чтобы передать ему щенка. Малыш пискнул и замурлыкал, свернувшись калачиком у него на ладони.
Прочистив горло, но не глядя на него, Сорча сказала:
– Тебе следует называть его Даррах. Твой маленький желудь.
– Хорошо, – согласился он.
Сорча глубоко вздохнула и, наконец, повернулась к нему лицом. Ее улыбка была странно грустной, и если бы Орек лучше знал манеры других, он мог бы подумать, что она стала почти… застенчивой.
– Спасибо тебе, Орек. За все.
От глубокого, проникновенного тембра ее голоса по его шее снова пополз жар. Он покачал головой и отвел взгляд.
– Это было правильно.
– Да, но это было нелегко. Ты ничего мне не был должен и рисковал всем. Я действительно…
К его удивлению, ее глаза остекленели, как будто она была близка к слезам. Внезапно она чопорно протянула ему руку, ее губы сжались в решительную линию.
Орек видел этот человеческий обычай сцеплять запястья. Он протянул ей правую руку, но вместо того, чтобы взять ее за запястье, он притворился невежественным и сжал ее руку в своей. Она была крошечной по сравнению с ним, такой хрупкой, такой мягкой. Его сердце странно забилось в груди, когда она сжала его руку в ответ.
– Что ты теперь будешь делать? – спросила она, не выпуская его руки.
Он оборвал себя на полуслове в ответ на ее вопрос, мысль о том, что завтра, и послезавтра, и каждый следующий день нечем будет заполнить, заставляла его душу сжиматься. Идея вернуться в клан казалась отчаянной надеждой той первой ночью, когда он позволил себе эту фантазию, чтобы набраться смелости для предстоящего шага. Но при свете дня стало очевидно, что путь назад для него закрыт.
Отсутствие Сорчи, как и его собственное, было бы легко объяснить. Даже если бы Орек не привел Сорчу сюда, если бы он расстался с ней в ту первую ночь, или даже если бы он просто разорвал ее путы и отправил восвояси, его все равно обвинили бы сполна. Они бы сказали, что он украл ее для себя.
Темный, уродливый голос внутри него желал, чтобы это было так.
Возьми ее, спрячь, предъяви на нее права.
Теперь все, что можно было сделать, это увести следопытов подальше от человеческой деревни, глубже в западные леса. Он предполагал, что будет бродить, пока его не посетит идея относительно того, что делать. Возможно, он смог бы найти клочок земли, подальше от орков и людей, и назвать его своим. Клан из одного человека.
Ничего из этого он Сорче не сказал. Он ненавидел слезы, скатившиеся с ее нижних ресниц.
Он с удивлением подумал, что, возможно, ей небезразлично, что с ним случится, что она может волноваться за него, когда они расстанутся, – но, как и его обреченную привязанность к ней, он безжалостно отбросил эту мысль.
Она всего лишь проявляла вежливость, всего лишь успокаивала свои собственные опасения по поводу того, что она сделала с его жизнью.
– Я буду охотиться, – вот что он наконец сказал.
Это не было ложью.
По правде говоря, это был его единственный реальный план.
Ее губы сжались в тонкую линию, но она кивнула.
– Если я когда-нибудь смогу отплатить тебе, если тебе когда-нибудь понадобится помощь, пожалуйста, найди меня. Я не уверена, где мы сейчас находимся, но моя семья живет за пределами деревни Гранах, в Дарроуленде. Спроси дом Брэдей.
Он кивнул в знак согласия, хотя в глубине души знал, что больше никогда ее не увидит.
В груди все сжалось, Орек вытащил маленький мешочек из кармана рюкзака. Тяжелые золотые монеты в нем зазвенели, когда он протянул его ей.
Глаза Сорчи стали такими же круглыми, как монеты в мешке. Она попыталась вложить мешочек обратно в его руку.
– Нет, я не могу это взять.
– Возьми, – настаивал он, опустив руку, сжатую в кулак. Вторая его рука была занята Даррахом. Орек не забирал мешок обратно.
– Но…
– Я собрал немного на всякий случай. Они помогут тебе больше, чем мне. Возьми.
– Тогда, по крайней мере… – она вытащила из кармана кинжал в ножнах, который он ей выменял.
Но Орек на это тоже не согласился.
– Возможно, он тебе еще понадобится.
Ее губы недовольно скривились, но она кивнула и положила кинжал и монеты в карман плаща.
– Спасибо. Если бы я могла отплатить тебе…
Он покачал головой.
– Не стоит.
Она казалась скорее обеспокоенной, чем испытавшей облегчение, но все, что ей оставалось сделать – это глубоко вдохнуть, расправить плечи и сказать:
– Прощай, Орек из клана Каменной Кожи.
Не обращая внимания на боль в сердце, он прижал свободный кулак к сердцу.
– Прощай, Сорча Брэдей из Дарроуленда.
Ее взгляд задержался на нем на долгое мгновение, зияющее молчание, которое он хотел каким-то образом заполнить отчаянным призывом к ней…
Расправив плечи, она развернулась на каблуках и направилась к деревне, ее походка была твердой и решительной.
Орек наблюдал за ней со своего места среди деревьев. Он наблюдал за ней до тех пор, пока не перестал видеть темную кудрявую голову, исчезающую между домами.
Последняя фраза вертелась у него на языке, но он не мог заставить себя пошевелиться.
В его руках Даррах скулил и мурлыкал, снова проголодавшись.
Он спрятал щенка в карман туники и выудил сушеную морковку из кармана. Он отломил кусочек для Дарраха, а другой прожевал сам.
Их окружала тишина леса, но к детским звукам Дарраха было интересно прислушаться.
По крайней мере, если он и не мог вернуться в клан, у него все еще был один маленький компаньон.
Щенок издавал счастливые чавкающие звуки, и это каким-то образом смягчало худшие стороны отчаяния Орека. Искоренение его привязанности было таким же болезненным, как он и подозревал, и знание того, что этому суждено было случиться, было слабым утешением.
Ему нужно было увеличить расстояние между ними, насколько это возможно, ради них обоих. И все же, даже после того, как у него и Дарраха закончилась морковка, он не мог заставить себя сдвинуться с места.
Не оставляй ее, пронзительно взвыл зверь.
Что может случиться, если он останется? Совсем ненадолго. Просто чтобы убедиться.
7
Знакомые запахи человеческой деревни наполнили чувства Сорчи: древесный дым, домашний скот, сушеные травы и мыльные лепешки. Тропинка под ногами, утоптанная годами, была испещрена незнакомыми колеями и неровностями, заставляя ее внимательно выбирать каждый шаг. Жизнь деревни гудела звуками, которые раздавались даже из домов, и Сорча пошла на шум.
Людская болтовня заставила ее наконец поднять глаза, и она увидела работающую деревню. Люди суетились, сходили с веранд, тащили тележки, запрягали лошадей и быков и ухаживали за садами. Дети носились по улицам, собаки, виляя хвостами, гнались за ними. Это была идиллическая, знакомая сцена – деревня, которая могла быть где угодно в Эйреане.
Шум и суета резко контрастировали с безмятежностью леса. Между бесконечными днями, когда она была ослепленной с кляпом во рту, в плену у работорговцев, и последними днями в тихой компании Орека она отвыкла от всех этих видов, запахов и звуков.
Она впервые осталась одна за… время до того, как ее похитили.
Сорча так редко бывала одна. В доме, полном братьев и сестер, в поместье, предназначенном для тренировки лучших боевых коней, в обществе, которое почитало ее благородного отца, она почти никогда не оставалась одна. Она стала тайком убегать в дом тети Софи или выводить свою лошадь Фьору погулять в тишине после обеда, просто чтобы ненадолго отвлечься от болтовни и рутинных дел, но даже тогда она не уходила.
Сама Сорча и ее семья знали, где она находится.
Было небольшим облегчением снова оказаться среди людей, но по мере того, как она углублялась в город, люди останавливались и глазели. Никто не поздоровался с ней и даже не спросил, кто она такая, просто смотрели на нее суровыми, подозрительными глазами, и тревога начала разлагаться у нее внутри.
Она сделала еще несколько шагов, прежде чем кто-то, наконец, подошел к ней.
Жилистый мужчина с копной темных волос, седеющих на висках, и со старой мотыгой в руке ступил на тропинку.
– Ты заблудилась? – спросил он без лишних церемоний.
– Вообще-то, да.
Ее ответ, казалось, удивил его не меньше, чем ее – прямой вопрос мужчины.
Нахмурившись, он спросил:
– Что ты здесь делаешь?
– Я надеялась закупить припасы и выяснить, где я нахожусь. Как называется этот город?
Поджав губы и нахмурившись, мужчина ответил:
– Биррин.
Сердце упало, когда она услышала незнакомое название. Так далеко на юго-западе границы Эйреана были неопределенными, непростой компромисс после столетий войны с орками западных гор. Жесткие границы нужно было защищать, и после стольких сражений и человеческих жертв корона в конце концов решила, что, пока людям ничего не угрожает, граница здесь существует скорее на карте, чем в реальности.
Очень мало сведений об этом регионе попало на карты. Включая эту деревню. Она все еще не представляла, насколько далеко на юго-запад она находится и, следовательно, насколько далеко от дома.
– И как…
– Откуда ты идешь?
Сорча поджала губы, уже раздраженная.
– С горы.
Губы мужчины скривились, обнажив зубы в оскале отвращения.
– От орков.
Недовольный ропот загудел вокруг них, и Сорча поняла, что другие подошли ближе, устремив на нее подозрительные взгляды. Ее пульс участился, и она нащупала кинжал в ножнах в кармане плаща, испытывая облегчение от того, что Орек настоял, чтобы она оставила его себе.
– Да. Я сбежала из их лагеря несколько дней назад.
Снова взволнованный шепот и, что еще более тревожно, мужчина направил на нее острые зубья мотыги.
– Значит, ты их, – прорычал он.
– Орочья шлюха, – прошипела горстка женщин.
Кровь отхлынула от лица Сорчи, и ее желудок болезненно сжался.
– Нет, я…
– Мы не хотим видеть здесь таких, как ты, орочья шлюха, – мужчина плюнул ей под ноги, и плевок размазался по носкам ботинок.
– Меня продали им, – прошипела Сорча, – люди. Они похитили меня из…
– На севере, да, – усмехнулся мужчина. – Наконец-то это стало вашей проблемой.
– Что…?
– Как ты думаешь, где они похищали людей раньше?
На глаза мужчины упала темная тень, которая предупреждала ее не спрашивать и не спорить. Сорча не хотела знать.
И этот человек, вероятно, не хотел слышать, что родной отец Сорчи много лет работал с лордом Дарроу над искоренением торговли плотью. Очевидно, они не смогли зайти так далеко на юг.
Она снова поджала губы, держа все свои аргументы и обиду при себе. Обмен насмешками с этим человеком не даст ей того, что ей нужно.
– Пожалуйста, – сказала она, – мне просто нужны кое-какие припасы. Я была в лесу несколько дней.
– Ведя их прямо к нам.
– Нет, я была осторожна.
– Ты не первая орочья шлюха, которая проходит сюда. Орки всегда возвращаются за тем, что принадлежит им, – прорычал мужчина, надвигаясь на нее с мотыгой.
Сорча подняла руки.
– Я не хочу ничего плохого, мне просто нужно…
– Здесь тебе никто не поможет, – выплюнула женщина справа от Сорчи.
– Убирайся отсюда, орочья шлюха. Беги, пока можешь, – прошипел другой.
Когда Сорча умиротворяюще подняла руки и закрыла рот, чтобы сдержать тошноту, мужчина с мотыгой хмыкнул, снова плюнул ей под ноги и развернулся на каблуках. Толпа, собравшаяся вокруг них, ворчала и шипела на нее вполголоса одну и ту же фразу: «Орочья шлюха».
Она долго стояла там, пока народ осторожно возвращался к своим делам, хотя подозрительные взгляды по-прежнему устремлялись на нее. По городу прокатился враждебный гул, и Сорча стиснула зубы, борясь с желанием поджать хвост и убежать.
Вместо этого она начала переставлять одну ногу за другой.
Если они не собирались выгонять ее из города, она могла бы пойти дальше и посмотреть, не поможет ли ей кто-нибудь. Она не могла позволить себе не сделать этого.
Смаргивая подступающие слезы, Сорча размеренным шагом продвигалась дальше в Биррин. Насмешки и хмурые взгляды преследовали ее, отчего у нее покалывало шею.
Она придерживалась главной тропы, обходя пялящихся на нее людей, проходя мимо них. Не в силах уклониться от каждого толчка в плечо, Сорча подавила ворчание и потупила взгляд.
Просто продолжай идти.
Маленькие тропинки ответвлялись от главной дороги, как притоки реки, но она придерживалась самой широкой, не желая давать кому-либо возможность загнать ее в угол между зданиями. Наконец, главная дорога вывела на что-то вроде городской площади – широкое открытое пространство с редкими участками травы и множеством коновязочных столбов.
Справа от себя она наконец увидела то, что искала. Обшитое вагонкой здание с широким навесом, затенявшим обшарпанное крыльцо и скрипучую вывеску с изображением бочки. Женщина, такая же обветренная, как доски древнего крыльца, на котором она стояла, смотрела на площадь с хмурым видом, который она с готовностью обратила на Сорчу, когда та появилась в поле зрения.
Шурша лоскутной юбкой, женщина направилась обратно в дом.
Глубоко вздохнув, Сорча двинулась к торговой лавке.
Когда она вошла, дверь скрипнула, объявляя о ее приходе. Запах кожи и пыли ударил в нос, и потребовалось время, чтобы глаза привыкли к полумраку. Несмотря на множество витрин вдоль задней стены, груды товаров стояли в беспорядке. Ящики были завалены луком, веревками, неразрезанными тканями и необработанной шерстью. На восточной стене висело множество седел вперемежку с обувью разных размеров и сбруей. Сорча прошла вокруг колес повозки, разномастных стрел с истертым оперением, потертых мешков с картошкой, тусклых оловянных кубков и бочек с железными обручами. Ее глаза не могли полностью охватить все вокруг, но они зацепились за то, что выглядело как стопка наспех сложенной ткани.
Агрессивный звук прочищенного горла привлек ее внимание к дальней стороне торгового зала.
Хозяйка магазина устроилась за прилавком, сделанным из огромной необработанной доски красного дерева, укрепленной на двух бочках. Следы тяжелой жизни были запечатлены на ее загорелом лице, а копна седеющих волос была завязана на макушке в аккуратный узел. Положив руки на видавшую виды столешницу, женщина кисло посмотрела на нее.
– Это торговый пост. Вы не найдете здесь никакой благотворительности.
– О, нет, я и не думала, что найду, – ответила Сорча с невеселой улыбкой. – Я могу заплатить.
– Мы не берем такую плату.
– И я не предлагаю, – не то чтобы эта женщина должна была стыдить ту, кто это делал. Честно, что, по их мнению, происходит с женщинами, захваченными орками?
Она вытащила из кармана мешочек с монетами, подаренный ей Ореком, позвякивая им. Поза лавочницы, как и следовало ожидать, выпрямилась. Золото было универсальным языком. И на данный момент не нужно было покупать ее доброту или гостеприимство, хватило бы простых припасов.
Возможно, отец и лорд Дарроу не бывали здесь потому, что знали, какое это жалкое место.
– Я добиралась сюда несколько долгих дней. Понимаю, что город хочет, чтобы я ушла, поэтому чем скорее я получу то, что мне нужно, тем скорее уйду.
Не сводя чайно-карих глаз с кошелька с монетами, продавщица проворчала:
– И что же тебе нужно?
– Одежда. Рюкзак. Одеяла и спальный мешок. Продукты. И ванна, если возможно.
Женщина закусила тонкую губу.
– Это все?
– Карта, если она у вас есть. Я знаю, что мне предстоит долгий путь домой, поэтому понимать направление – хорошее начало.
– На поиски уйдет немало времени, – фыркнула лавочница.
Сорча выпрямилась и уперла руку в бедро. Была причина, по которой мать отправляла ее на рынок торговаться за предметы первой необходимости, Сорчу не трогали слезы братьев и сестер и хмурые взгляды торговцев. Уставшая, голодная и грязная, она чувствовала себя совершенно грозной.
– Я могу помочь с ванной.
– Прекрасно.
Бесцеремонно махнув рукой, лавочница повела ее глубже в лабиринт товаров, по темному холодному коридору с негорящими светильниками и, наконец, в заднюю комнату, где хранились ванны. В любом стоящем торговом пункте, и даже в таких захудалых, как этот, всегда было что-то вроде уборной для уставших от дороги путников.
Войдя в ванную комнату, Сорча была приятно удивлена, обнаружив ее старой и поношенной, но в то же время опрятной, как и сама хозяйка магазина. Большую часть комнаты занимали две медные ванны, а между ними стоял узкий комод с умывальником.
Сняв с себя внешние слои одежды, она наблюдала, как лавочница добавила угля в печь с дальней стороны и установила над ней огромный горшок с водой. Пока они ждали, когда закипит вода, Сорча помогла натаскать несколько ведер воды из колодца на заднем дворе и порылась в одной из стопок с женской одеждой. Она нашла несколько подходящих вещей и взяла их с собой в ванную, где помогла налить кипяток в более прохладную воду, уже находящуюся в ванне.
Огромный столб пара окутал комнату, и Сорча вздохнула почти с облегчением.
– Я попробую найти карту, – сказала лавочница.
– Спасибо, – сказала Сорча, крепко держа руку на кармане, в котором все еще был кошелек с монетами.
Наконец, оставшись одна, она сняла испачканную рубашку и бриджи. Она не смогла сдержать гримасу отвращения, когда впервые за несколько недель сняла носки и едва удержалась, чтобы не бросить их в печь. Ей не нужна была уборная, пропитанная запахом горящих, потных носков.
Почти нырнув в теплую воду, Сорча застонала от восторга. Она откинула голову на спинку ванны и вздохнула, погрузившись до подбородка, позволив рукам всплыть, а груди покачиваться.
Идеально.
Боль в ступнях и животе утихла от успокаивающего тепла, и она опустила голову под воду, соскребая многодневный пот и грязь. Она не щадила себя, обмывая куском мыла каждый дюйм, до которого могла дотянуться, счищая дни страха и грязи.
Вскоре ее кожа стала розовой, волосы мягкими, а ногти чистыми.
Она почувствовала себя самой собой больше, чем за последние две недели.
К тому времени, как она закончила, вода была едва теплой. Сорча встала, отряхиваясь, и поморщилась, увидев серовато-коричневый цвет воды, что осталась в ванной.
Вытереться и облачиться в чистую одежду было своего рода удовольствием.
Новые брюки оказались слишком длинными, рубашка – великоватой, а единственный комплект нижнего белья, который она нашла, был немного маловат. Она натянула все через голову и поправила груди, слегка поворчав, когда они чуть не вывалились из мягкой кожи. Но она смогла завязать бретели, кожа была хорошо обработана и поддерживала ее спину, так что Сорча действительно не могла жаловаться.
Она снова надела плащ, монеты и кинжал по-прежнему лежали в кармане, а испачканную одежду она сложила и решила пока оставить.
Сорча обнаружила лавочницу, склонившейся над потрепанной картой, стопка товаров, уже приготовленных для нее, ждали на прилавке из красного дерева. Несмотря на то, что женщина ворчала и фыркала, стопка была аккуратной и основательной. Тяжелый зеленый шерстяной плащ с застежками спереди и разрезами для рук накинут поверх чистых, хотя и мятых рубашек, похожих на ту, что была на ней сейчас. Следующими были дополнительная пара брюк и связки носков. Рядом с ними были сложены стеганый спальный мешок, три одеяла, слегка пахнущий плесенью мех и бурдюк с водой, а также пустой кожаный рюкзак.
Она начала упаковывать все товары, когда на стол опустилась исхудавшая рука.
– Сначала монеты, дорогуша.
– Да.
Сорча вытащила достаточно монет, чтобы хватило за все, плюс еще одну назло. Она поморщилась, тратя деньги, подаренные ей Ореком, половина монет исчезла в потайном кармане лоскутной юбки лавочницы. Женщина похлопала себя по карману, издав приглушенный звон, и хмыкнула.
– Стоит ли мне знать, где ты это взяла?
– Я их не крала.
Лавочница покосилась на нее.
– Я бы предпочла, чтобы ты сказала это.
– Кража золота определенно навлекла бы на меня слежку. Я думаю, город бы этого не хотел.
– Мы не хотим, чтобы за тобой здесь следили, – сказала владелица магазина, пожимая плечами. – Думаю, тогда я не буду беспокоиться о том, что к нам постучится большая зеленая скотина.
Сорча ничего не сказала на это, позволив женщине думать, что ей заблагорассудится, и вместо этого повернулась, чтобы наполнить рюкзак. Одежда была не очень хорошей, но прочной, и по прошествии двух недель в одной и тоже же грязной рубашке, она наслаждалась ощупыванием каждой вещи, прежде чем положить ее в рюкзак.
Пытаясь наполнить рюкзак вдвое меньший, чем у Орека, она украдкой наблюдала за продавщицей, склонившейся над картой. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что женщина вносит в него дополнения, заполняя многие пробелы внизу, в южном регионе.
– Ты с севера?
Сорча взглянула на хозяйку магазина. Несмотря на то, что она склонилась над картой, в ней чувствовался интерес. Если бы она была кошкой, Сорча могла бы представить, как ее уши повернулись в ее сторону.
Может, она и не была гостеприимной, но Сорча знала, что любой хороший лавочник держит ухо востро в ожидании хороших возможностей. Лучшие из них также торговали информацией и сплетнями. Будучи сама из маленькой деревни, Сорча знала, что новости – это своего рода валюта. Несмотря на то, что горожане шипели и хотели, чтобы она убралась, они будут говорить о ней за своими чашками в течение нескольких дней.
Как и любой хороший лавочник, эта женщина хотела получить товар, так сказать.
– Да, – сказала она. – Дарроуленд.
– Хм. Тебе еще далеко.
Она повернула карту лицом к Сорче, указывая согнутым пальцем на свои нацарапанные дополнения. Она пометила Биррин буквой «Б» и добавила извилистую реку, соединив ее с рекой, которую она знала на севере. Сорча могла бы отправиться вдоль реки в более знакомые земли, но расстояние заглушало любое облегчение, которое она, возможно, испытывала.
Почти вся карта лежала между ней и столицей Глеанны. А Дундуран с расположенным неподалеку Гранахом находился к северо-западу от него, еще в пяти днях пути и даже не на верхнем, северном краю карты.
Сорча знала, что путешествие займет не менее двух недель – именно столько времени потребовалось ее похитителям, чтобы добраться сюда, а они знали дорогу и имели лошадей. Но, увидев все так ясно…
Она сморгнула очередную жгучую волну слез.
– Реку лучше держать слева от себя, – сказала продавщица, обводя пальцем закорючку. – Все, что за ней, вплоть до предгорий, – страна орков.
– Это другие города? – Сорча постучала по другим буквам, написанным женщиной.
– Ага.
– И будут ли они такими же гостеприимными, как вы?
– Хм. Более или менее. По крайней мере, пока ты не попадешь в сам Эйреан. Мы не очень добры к незнакомцам.
– Я заметила.
Лавочница смерила ее суровым взглядом.
– Трудно сочувствовать твоей участи, когда мы годами умоляли корону сделать что-нибудь с границами.
– Но границы…
– Как ты думаешь, кого они забирали первыми? Меньше работы, чтобы перебросить нас к ним, если мы совсем рядом, – продавщица кивнула налево, на лес за ее дверью. – Все знают, что кого-то похитили. На какое-то время стало немного лучше. Думаю, им пришлось начать искать людей дальше на север для продажи.
– Были… еще такие, как я, проходившие этот путь?
– Несколько. Еще много таких, которые так и не дошли до этого места, – продавщица поставила узловатые локти на прилавок и, наклонившись, прорычала Сорче:
– Тебе лучше бежать побыстрее, дорогуша, если ты хочешь убежать от них.
Сглотнув пересохшим горлом, Сорча кивнула.
– Я так и сделаю.
– Хм… – женщина одобрительно кивнула. – Хорошо. Просто остерегайся чудного.
– Чудного?
– Иногда скрывается в этих краях. Никогда ни к кому не приближается и кажется немного маленьким для одного из них, но все же на две головы выше даже тебя. Остерегайся его.
