Текст книги "Полукровка (ЛП)"
Автор книги: С. И. Вендел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)
18

Судьба распорядилась так, что она стала бы причиной его смерти.
Сердце бешено колотилось в груди, чувство вины одолевало его с трудом – но не сильнее, чем похоть… Орек восхищенно наблюдал, как Сорча склонилась над своим рюкзаком, роясь в нем в поисках… чего-то. Несколько мгновений назад она произнесла слова, которые, как он предположил, были вопросом, но на самом деле он не расслышал.
Он что-то неопределенно проворчал на всякий случай.
Маленькие коготки впились в его щеку и принялись мять ее, напоминая Ореку, что у него в руке была еда, предназначенная Дарраху, когда он замер, наблюдая за этой пышной, сводящей с ума женщиной. Пробормотав извинения, он передал сушеную морковку нетерпеливому щенку, который с удовольствием чавкнул прямо ему в ухо. Он едва слышал из-за прилива крови.
– Ты уверен, что не видел его? – спросила Сорча, ее рука исчезла в глубине рюкзака. – Я могу поклясться, что положила это сверху.
– Нет, – выдавил он, едва не задохнувшись, когда она встала на колени и склонилась над своим рюкзаком, представив его обзору идеальные изгибы своего зада в ярком свете костра.
Зажав рот рукой, Орек подавил стон.
Он тосковал по ней так, что это было больнее, чем рана на его боку, которая все еще срасталась, как будто в его груди была вырезана дыра точной формы и размера Сорчи.
В течение двух дней все было так – Сорча занималась своими делами, Орек находил способы придать всему, что она делала, эротический оттенок. Наклоняется, чтобы разжечь огонь перед ним, глубокие тени соблазнительно играют между ее полными грудями. Наклоняется над ним, чтобы покормить или почесать Дарраха, эти плюшевые груди прижимаются к его руке и груди. Спрашивает его о чем-то и запрокидывает голову, выжидающе переводя взгляд на его рот в ожидании ответа. Он был уверен, что все это невинно. И все же…
Хотя он и считал ее невнимательной к тому эффекту, который она на него произвела, он мог бы поклясться, что некоторые из ее улыбок и взглядов стали… заинтересованными? Ему показалось, что он видел, как она смотрела на него так, как смотрели бы оркцессы на самца, с которым они хотели переспать, глаза стали страстными и полуприкрытыми, брови изогнуты именно так… Но это было нелепо – должно быть, игра света.
Однако его глупое сердце и полный надежд член не хотели в это верить. Он видел эти взгляды и дразнящие улыбки и хотел. Его рукам до боли хотелось притянуть ее ближе и крепко прижать к себе, слить их воедино и совместить все линии их тел. И его член, Судьба, его член – ему не было так плохо с тех пор, как он был похотливым юнцом, одиноким в лесу, у которого было слишком много времени для себя, и желавшим, чтобы оркцесса посмотрела в его сторону.
Незавершенная связь сильно действовала на него, заставляя видеть то, чего не было, хотя бы для того, чтобы сохранить надежду.
Когда Сорча начала извиваться, пытаясь добраться до самых недр своего рюкзака, Орек заставил себя отвести взгляд. Если бы он этого не сделал, то разорвались бы брюки.
Поморщившись, он поспешно встал со своего места у костра и сказал:
– Я скоро вернусь.
Сорча проворчала подтверждение из своего рюкзака.
– Если ты найдешь одинокий зеленый носок, я заберу его.
Положив Дарраха в маленькую корзинку, на которой настояли дети Кары и Анхуса, чтобы та служила ему постелью, Орек отправился в лес. Его член сердито пульсировал за поясом брюк, как железный прут, который натягивал ткань так непристойно, что попал в лес раньше него.
Отойдя от лагеря так далеко, как только осмелился, Орек оперся одной ладонью о дерево для равновесия, а другой вонзил пальцы в брюки. С шипением он высвободил член, прохладный ночной воздух практически дымился от обжигающего жара набухшей длины.
Грубым, жестким кулаком он потянул за член, уделив только мгновение тому, чтобы большим пальцем провести по щели и собрать капли спермы. В темноте раздался громкий шлепок плоти, неистовый звук, который соответствовал неровному ритму биения его сердца. Он обнажил свои клыки в ночи на Судьбу, которая дала ему такую совершенную женщину, на которую он не мог претендовать, и не щадил себя.
Мозоли царапнули чувствительную нижнюю часть, сорвав стон с его губ. У Сорчи были мозоли, но он знал, знал, что ее руки будут намного мягче его. Были бы ее движения такими же грубыми? Взяла бы она его и порхала, поглаживая нежно, но неуклонно, как она это делала, расчесывая его волосы?
Орек судорожно сглотнул, представив, как эти руки с длинными гибкими пальцами нежно обводят его тело, изучая его форму мягкими прикосновениями, даже когда он царапал, дергал и бил себя.
Воспоминание об этой идеальной заднице, полной и готовой для того, чтобы руки погрузились в нее и разминали, заставило его поперхнуться. Ее лукавая полуулыбка, сопровождаемая выгнутой бровью, заставляла его рычать, как животное. И тот гул, который она иногда издавала, теплый звук, исходивший из глубины ее груди, положил конец всему.
Каков был бы этот звук на его члене?
Со сдавленным ревом Орек развалился на части, член трепетал и пульсировал в его руках, а по земле стекали полоски перламутровых струй. Он выплеснул из себя все, что мог, очистил всю зарождающуюся похоть и надежду и оставил это на лесной подстилке.
В лунном свете она блестела, как мокрая паутина.
Ударившись лбом о дерево рядом с собой, Орек тяжело дышал. Его грузное дыхание громким эхом отдавалось в ушах, пока тело все еще содрогалось от оргазма, рука и член свободно повисли у бедра.
Через мгновение он сильнее прижался лбом к коре дерева, приветствуя укус боли. Постепенно это возвращало его в лес, и, сделав несколько долгих глотков свежего, пахнущего соснами воздуха, он сумел взять себя в руки.
Это был шаткий контроль, но, тем не менее, контроль.
Приведя себя в порядок, Орек вернулся в лагерь менее поспешно, чем уходил, давая коленям и рукам время перестать трястись от силы его освобождения.
В груди у него все еще пульсировало сердце, когда он снова вышел на свет костра.
Сорча сидела, скрестив ноги, на своей постели и играла с Даррахом. Тот, лежа на спине в ногах, бил лапами по ее рукам, когда они опускались вниз, чтобы пощекотать его открытый округлый живот. Щенок игриво рычал, катаясь у нее на коленях.
Судьба, он так завидовал этому еноту!
Это зрелище не должно было его возбуждать, он много раз видел, как она играла с Даррахом. При таком раскладе Сорча могла чихнуть, и его член заинтересованно дернулся бы.
Орек устроился обратно на своем месте у огня, поморщившись, когда ткань штанов потерлась о полутвердый член. Он вернулся едва ли в лучшем состоянии, чем ушел, за исключением того, что теперь он был чрезмерно чувствителен, как будто его кожа была слишком туго натянута на плоть.
Ему придется подождать, пока она заснет, и прокрасться обратно в лес. На этот раз тише, поскольку он не мог уйти так далеко, пока она спит.
Не имело значения, как сильно он страдал и жаждал, ее безопасность была превыше всего.
Когда он снова поднял глаза, то обнаружил, что она наблюдает за ним с непроницаемым выражением лица. Даррах без особого энтузиазма грыз один из своих пальцев, сильно моргая.
Орек откашлялся.
– Ты нашла носок?
Сорча моргнула. Моргнула снова. Прочистила горло.
– О… эээм. Да.

Дарраху не нравилось находиться в корзине днем, пока они шли, он предпочитал вместо этого свой обычный насест на плече или голове Орека, поэтому Сорча повертела ее в руке и использовала для сбора всего, что могло заинтересовать ее или щенка. Когда она перебежала к чему-то другому, чтобы посмотреть, Орек немного подвинул Дарраха.
– Ты становишься слишком большим для этого, – проворчал он, глядя на щенка, который в данный момент сидел у него на голове.
Усы Дарраха щекотали ему ухо, он сопел у виска Орека.
– Со дня на день ты станешь слишком большим и для этой корзины тоже.
Хотя Дарраху был еще далеко до взрослого животного, он приближался к тому возрасту, когда Орек почти мог наблюдать, как енот растет с каждым мгновением. Но корзинка действительно понравилась щенку, а дети были так непреклонны, что им пришлось ее взять.
Кара и Анхус были достаточно добры, чтобы собрать им в дорогу многие другие вещи. Сушеное мясо и фрукты, буханки хлеба, ломоть сыра, новый кусок веревки и кошелек с монетами, который Сорча дала им за помощь.
Он и Сорча настаивали, чтобы пара оставила монеты себе, но Кара и Анхус наотрез отказались.
– Пока ты была здесь, ты была больше, чем помощницей. Мы во всем опережаем график, – сказала Кара, вкладывая кошелек в руки Сорчи.
– Вы заслужили свое содержание, – подвел итог Анхус.
Сорча продолжала беспокоиться, но, в конце концов, они ушли с большим, чем пришли. Орек был рад монетам, хотя бы потому, что это продолжало их игру. Теперь кошелек лежал в его рюкзаке, спрятанный в капюшоне прошлой ночью. Это также означало, что у него будет чем снабдить Сорчу на оставшуюся часть путешествия.
Он наслаждался своим опытом на ферме – исцелением от ножевого ранения, – но он был счастлив снова быть с Сорчей наедине.
Если он не мог получить ни ее поцелуев, ни удовольствия, ни будущего, то, по крайней мере, мог довольствоваться ее безраздельным вниманием.
Сорча вернулась к нему, чтобы показать, что она нашла. Продолжая идти, она подняла несколько камней с зелеными прожилками.
– Я думаю, что это малахит, – сказала она. – Мы иногда находим эти и другие подобные им вокруг дома. Тетя Софи любит их коллекционировать. У нее есть способ открывать их, чтобы посмотреть, есть ли внутри кристаллы, – Сорча поскребла камни ногтем, чтобы посмотреть, сможет ли она освободить какую-нибудь часть и обнажить зеленые внутренности.
Пока они шли, она рассказывала ему обо всех разноцветных кристаллах, которые они нашли вокруг семейного дома и в холмах за ним, о жеодах, аметистах и кварцах, которые теперь украшают дома ее и ее тети. Она сказала ему с немалой долей самодовольной гордости, что один из найденных ею больших кристаллов все еще является рекордсменом в семье.
Он восхищенно слушал, как она рассказывает обо всех своих лучших находках и о том, что они были лучше всего, что находили ее братья и сестры, зная, что когда он ускользнет из лагеря этой ночью, чтобы взять себя в руки, он предастся мыслям о Сорче, усыпанной кристаллами, которые искрились бы и подмигивали на свету, когда он брал ее снова и снова.

– Да.
– Нет.
– Да. Мы сделаем это, – Сорча терпеливо ждала, пока он обдумывал ее заявление, а не просьбу.
– Я в порядке, – сказал Орек в пятый раз за день.
Судьба, спаси меня от упрямых мужчин. Она была уверена, что он говорил бы то же самое даже с торчащим из него копьем.
Сорча ни на секунду не поверила. Они вернулись к путешествию на север уже более трех дней назад, и она не была слепа к его гримасам и страданиям. О, он пытался скрыть это, пытался отвернуться, чтобы она не замечала, но она видела. У него болел бок, и она беспокоилась, что он мало спит.
Она не знала, что с этим делать, ее беспокойство за него росло, и не было способа помочь и улучшить ситуацию. Затем они оказались на окраине одного из городов, перечисленных на карте. К тому же, судя по всему, немаленького.
Набравшись терпения, Сорча уперла руки в бока и попыталась воззвать к его разуму.
– Хорошо. Но отдохнуть в более удобном месте не помешает. В городе такого размера наверняка есть несколько гостиниц с большим количеством кроватей.
– Никогда раньше не спал в человеческой постели, так что мне действительно не нужно начинать сейчас.
Ее сердце сжалось. Что ж, теперь она должна уложить его в удобную постель на ночь.
– Пройдет немало времени, прежде чем мы доберемся до другого города, по крайней мере, судя по карте. Мы можем воспользоваться этим, пока у нас есть такая возможность.
Выражение его лица стало почти паническим, глаза зажмурились.
– Думаешь, это опасно? – спросила она. Она действительно не думала об этом, не тогда, когда он выглядел такой устрашающей фигурой, даже раненый.
Он нахмурился, размышляя.
– Нет…
Ее страхи ослабли, когда она услышала это от него. Сорча подумала, что с учетом времени, которое они потеряли в усадьбе Кары и Анхуса, если бы тот другой орк выжил в реке и все еще намеревался охотиться на них, он бы уже сделал это. Она искренне надеялась, что монстр не выбрался из реки, а если и выбрался, то вернулся обратно к клану и стал рыбаком.
– Ты сможешь пойти, как и раньше. И, кроме того, появление орков или других существ в городе не является незаконным. Просто это редкость в наши дни.
Его рот по-прежнему был сжат в недовольную линию, но на этот раз он не отказался сразу.
Придвинувшись немного ближе, Сорча настаивала:
– Пожалуйста, Орек. Мы сможем лучше позаботиться о твоей ране и достать там больше припасов. Там будет удобно и безопасно. Только на одну ночь. Ради меня?
Она не любила играть этими уловками, но и не собиралась быть благородной. Не тогда, когда это означало горячую ванну и удобную кровать.
Она не сказала ему, что твердо намерена снять только одну комнату с самой большой кроватью, которая будет в гостинице. Если в тяжелые времена что-то вспыхнет, что ж, тогда, как она и сказала, мы сможем воспользоваться этим, пока есть такая возможность.
Когда он страдальчески вздохнул, Сорча поняла, что победила, но милостиво позволила ему осознать это самостоятельно. Спустя еще одно долгое мгновение его густые брови приподнялись над глазами, и он еще раз тяжело вздохнул.
– Хорошо, если это то, чего ты хочешь…
Сорча просияла.
– Это будет восхитительно, я обещаю!
19

Глаза Орека метались в полумраке таверны, обыскивая темные углы, до которых не могли дотянуться бра. В тот вечер в человеческой таверне было очень шумно, мужчина заработал немного денег на скачках и в настоящее время проматывал выигрыш, напоив все заведение.
Кто-то толкнул его локтем в плечо.
– Ты не притронулся к еде.
Он опустил взгляд на свою действительно нетронутую тарелку с мясом, лапшой и горошком, политыми каким-то сливочным соусом. Сорча уже съела половину своей порции, а также большую часть хрустящей буханки хлеба, которая была подана к ужину. Все, что удалось Ореку, – это сделать несколько глотков медовухи и отломить кусочек хлеба, половина которого досталась Дарраху, надежно завернутому в меховой капюшон за его спиной.
– Тебе не нравится?
– Все в порядке, – заверил он ее.
– Тогда ты ешь, а я следующая буду хмуро смотреть на все, что движется.
Покраснев, он бросил взгляд на Сорчу и увидел, что она дерзко ухмыляется ему, а ее глаза искрятся смехом.
Вид ее хорошего настроения позволил ему расслабить несколько напряженных мышц, которые держали его настороже. Он не мог расслабиться с тех пор, как сел за их столик, расположенный в дальнем углу таверны. По правде говоря, он не расслаблялся с тех пор, как они покинули лес и пришли в этот город.
Он не понимал увлечения Сорчи приводить его в человеческие места, но будь он проклят, если упустит ее из виду. Никто не столкнулся с ними и даже не удостоил долгим взглядом, а те, кто это сделал, быстро разбежались при виде его громадной фигуры.
Хорошо. Держитесь подальше от моей женщины.
Сорча выбрала самую большую из трех городских гостиниц, с оживленной таверной на первом этаже. Что ж, когда они прибыли в сумерках, народу не было, но как только они устроились на ночлег и сели за столик, заведение начало заполняться.
Теперь почти все места были заняты в основном мужчинами, а барменши лавировали между ними с элем и винами. Горький запах хмеля, смешанный с запахом тел и пикантным привкусом трав и мяса, так сильно ударил в нос Ореку, что он едва улавливал аромат Сорчи рядом с собой. Факт, который чертовски раздражал его.
Как и каждый мужчина, который осмеливался взглянуть в их сторону. И не один из них останавливал свой взгляд на прекрасной Сорче, рассматривая ее с интересом. Он предупредил более пяти, передернув плечами и показав клык из-под матерчатого капюшона.
Так что нет, Орек не набросился на свой ужин, как Сорча, потому что был слишком занят, разглядывая каждого мужчину в заведении.
Держи свои глаза и все остальное, что ты не хочешь потерять, подальше от моей женщины.
Но она выжидающе смотрела на него, поэтому Орек взял ложку и начал есть. Блюдо было вкусным, хотя раньше он редко ел лапшу. Он слушал болтовню Сорчи, пока ел, не сводя глаз с растущей толпы мужчин, надеющихся на бесплатный эль, в то время как деньги глупого победителя исчезали за стойкой таверны.
Когда блюдо с лапшой было съедено и Сорча насытилась, она заказала себе пирог, Ореку – еще медовухи и яблоко для Дарраха.
Орек старался не ерзать на стуле и не показывать слишком явно, что он хочет побыстрее увести ее отсюда, подальше от всех остальных мужчин. Он не мог винить их за то, что они украдкой переглядывались: она была прекрасным созданием, почти светящимся в мягком янтарном свете таверны. Ее волосы блестели, как полированное дерево стен, а веснушки плясали, когда она улыбалась и поддразнивала.
Нет, он не мог винить их за то, что они смотрели, потому что сам был также очарован. Хотя это не означало, что он не вырвал бы глаза у них из черепов, если бы они смотрели слишком долго.
Большими глотками из своей кружки он заглушил растущее желание перекинуть ее через плечо и убежать обратно в лес, подальше от всех.
Сорча издала радостный возглас, когда одна из официанток поставила перед ней дымящийся кусок пирога.
– Лучше, чтобы хозяин его не видел, – сказала девушка, кивая на морду Дарраха, торчащую из мехового капюшона. Ее глаза переместились на Орека и расширились, захватывая больше его лица и краснея все сильнее, чем дольше она смотрела.
Она поспешила уйти.
Сорча пожала плечами и протянула яблоко для Дарраха.
С удовольствием Орек вытащил свой большой охотничий нож, чтобы разрезать его. Все мужчины рядом с ними встревоженно заерзали, когда он блеснул им в свете огня.
Сорча фыркнула.
– Это ход с большим ножом, да?
Ответная улыбка Орека обнажила все его зубы.
– Никогда не помешает отпугнуть падальщиков.
– Хорошо. Я бы не хотела, чтобы кто-нибудь пришел за моим пирогом. Он мой.
– Я буду защищать его ценой своей жизни.
Она снова фыркнула от смеха.
– Я знаю, что будешь.
И, не обращая внимания на его слова, она отломила вилкой кусок пирога и поднесла его к лицу, дуя, чтобы тот остыл. Полные губы блестели на свету, и Орек уставился на это идеальное «о». Член дернулся в штанах, и Орек понял, что у него есть еще одна замечательная драгоценность в сокровищнице воспоминаний на потом.
Он подавил стон, когда она высунула кончик языка, чтобы попробовать пирог, замурлыкав от удовольствия и обхватив губами зубцы вилки, смакуя кусочек.
Ему пришлось отвести взгляд, и он опустил нож с тяжелым стуком, сотрясая пустую тарелку и выводя себя и других мужчин поблизости из их похотливого ступора.
Даррах с довольным причмокиванием взял кусочки яблока, но Орек был почти глух к этому. От шума крови в ушах, когда она прилила к его члену, у него чуть не закружилась голова, и инстинкт мощно требовал унести Сорчу, спрятать ее подальше, заявить права на эти губы для себя и попробовать, насколько сладкой она была бы.
Вместо этого он позволил ей спокойно поесть, довольствуясь тем, что видел, как она наслаждается пирогом. Даже если вид этих губ будет преследовать его во снах несколько дней, ему было приятно просто видеть ее сытой и счастливой.
Теперь, когда их животы были полны, Сорча кивнула и спросила:
– Готовы подняться наверх?
Вопрос вызвал новый рев в его ушах, похоть и нервозность захлестнули его изнутри и скрутили внутренности. Подняться, сказала она. В постель.
Сорча смогла снять для них только одну комнату, которую они будут делить. Он не собирался оставлять ее здесь, особенно сейчас, когда это место кишело мужчинами.
Да, они и раньше спали в тесном помещении, но сейчас это почему-то казалось… другим.
Что-то блеснуло в глазах Сорчи, когда она наблюдала за ним, ожидая его ответа, но он не знал, что это было. Предвкушение? Нервозность?
У него заныло в животе при мысли, что она нервничает из-за того, что делит с ним комнату. Он поклялся, что устроит ее как можно удобнее, спать на полу было нетрудно, он останется в другом конце комнаты. Все, что ей будет нужно.
Он кивнул, и они вместе встали из-за стола. Слегка отойдя в сторону, чтобы плечом раздвинуть толпу, Орек последовал за Сорчей к лестнице в задней части таверны, ведущей на верхние этажи. Он не собирался наблюдать за гипнотическим покачиванием ее задницы, когда она вела его вверх по лестнице, но он был всего лишь смертным – и притом мужчиной.

Затащить мужчину в постель не должно быть так уж сложно, подумала Сорча. Она старалась не показывать ни своего недовольства по этому поводу, ни нервов, которые бушевали у нее в животе, когда выжимала воду из своих кудрей перед потрескивающим огнем.
Они оба все еще были влажными после купания в задней части гостиницы. Поскольку все по-прежнему наслаждались ужином – и с головой погрузились в праздничные кубки, которые теперь сопровождались хриплым, монотонным пением, – она решила, что мужская половина ванной комнаты будет в полном распоряжении Орека.
Они только что встретились в номере, вымытые и оттертые дочиста. Их комната на третьем этаже гостиницы была маленькой, но уютной, с большой кроватью, заваленной подушками, одеялами и наполовину покрытой плюшевым покрывалом. Постельное белье было чистым, пол подметен, а камин прибран. В целом, она была довольна.
Пока они готовились ко сну, она старалась не смотреть слишком долго на то, как чистая льняная рубашка Орека прилипла к его влажной коже, позволяя любоваться великолепной широкой грудью, которая, как она знала, скрывалась под ней. Он зачесал волосы назад за заостренные уши, демонстрируя жесткие черты своего широкого лица.
Теплая, чистая и сытая, Сорча была полна надежды – ее маленькие намеки и флирт остались незамеченными, и было не так уж много случаев, когда женщина могла безрезультатно прижаться грудью к мужчине, не впадая при этом в уныние. Но здесь, вдвоем, она надеялась, наконец, выяснить, каковы были его истинные чувства. Так было до тех пор, пока они не перешли к очень вежливому спору о предстоящей ночи.
Орек был непреклонен в том, что будет спать на полу.
Сорча была полна решимости заставить его спать в большой удобной кровати, за которую они заплатили.
Орек не хотел мешать.
Сорча настаивала, что он не помешает, ведь кровать была большой.
Орек не хотел, чтобы ей было неловко.
Сорча утверждала, что не будет, ведь это была большая кровать.
Стиснув зубы, Сорча выжала еще воды из волос хлопчатобумажной простыней и пересмотрела свою стратегию. Возможно, все это было не таким мастерским соблазнением, как она предполагала. И, по правде говоря, она настаивала не только потому, что был шанс, что это наконец приведет к большему – она искренне хотела узнать, что он подумает о большой, уютной человеческой кровати. То, что он никогда не спал в одной из них, тронуло ее сердце и стало печально знакомым.
В его жизни было так мало мягкости. Постель была наименьшей из них.
Коллекция мехов, одеял и спального мешка, которую он собрал, говорила ей, что он любит комфорт. Она хотела показать ему, что есть еще что-то, чего он заслуживает. Больше комфорта, мягкости и хороших вещей.
Если бы он просто согласился, когда ему предлагают, проворчала она.
Но нет, он настаивал на том, чтобы быть джентльменом, благородным и галантным.
Или… возможно, он искренне не хотел лежать в постели. Или лежать в постели с ней.
Эта мысль охладила ее раздражение и надежды. Это не должно быть так сложно.
Прочистив горло, она повесила мокрую банную простыню на спинку стула, на котором в своей корзинке уже крепко спал Даррах, затем пошла за маленьким набором для ухода за ранами, который она приготовила перед уходом из усадьбы. Когда Орек увидел это в ее руках, он послушно приподнял рубашку, чтобы позволить ей оказаться рядом с ним.
По правде говоря, она снова зря тратила бальзам. Несмотря на всю тяжесть раны в ту первую ночь, его бок уже сросся. Плоть была покрыта рубцами и все еще выглядела воспаленной после того, как Анхус быстро наложил швы посреди ночи в сарае, но он продвинулся в своем исцелении гораздо дальше, чем мог бы сделать любой человек.
Было приятно это видеть.
Это было главной причиной, по которой она настаивала на продолжении лечения. Видя, как он выздоравливает, она убедилась, что та ужасная ночь осталась в прошлом. Что с ним все в порядке.
Другой причиной было, конечно, то, что ей нравилось прикасаться к нему. Она знала, что это было плохо с ее стороны, но она была взволнована, увидев, как его теплая кожа вздрагивает под ее прикосновениями. Ей нравилось чувствовать мягкость кожи поверх твердых мышц, ощущать, как кончики пальцев различают каждую деталь изгибов и движений, скользя по его телу.
Когда она закончила с его боком, он опустил рубашку и наклонился к ней, чтобы она могла дотянуться до его лица.
Он делал это раньше достаточно много раз, чтобы они оба больше не краснели так яростно, но сегодня вечером, одетая только в ночную рубашку, стоя к кровати спиной, Сорча не могла не покраснеть, наблюдая, как его лицо опускается.
Так они и остались, лица были так близко, что она видела только его.
Если его глаза опустятся, я сделаю это, я поцелую его.
Но его глаза не отрывались от ее глаз, они отливали почти бронзой в свете очага.
Сорча воспользовалась моментом и окунула палец в мазь. Осторожными, легкими касаниями она нанесла мазь на заживающий шрам на его лице.
Эта рана выглядела менее зловещей, чем та, что была у него на боку, но она была более постоянным напоминанием о том, через что он уже прошел, чтобы помочь ей.
Она была благодарна, что он все еще считал, что она того стоит, и хотела отблагодарить его лучшим из известных ей способов – заботой.
Но этот упрямец…
Сорча снова откашлялась.
– Если ты действительно не хочешь спать в этой постели, все в порядке. Я не хочу, чтобы ты делал что-то, что тебе неприятно. Это твой выбор.
Слова были сказаны ему в грудь, Сорча не могла смотреть ему в глаза, пока не закончила. Она обнаружила, что он смотрит на нее сверху вниз, его глаза были глубокими, но лицо непроницаемым. Она почувствовала шквал мыслей и эмоций, бушующих за этим взглядом, почувствовала их по тому, как напряженно он держался, но он сдерживал все это железной волей.
Наконец, после долгого ужасного, затягивающего молчания, в течение которого Сорча могла только стоять неподвижно и демонстрировать свою искренность его испытующему взгляду, Орек медленно кивнул. У нее сжался желудок при мысли, что он признал ее капитуляцию.
Но потом:
– Хорошо, – сказал он.
– Да?
– Да. Но я лягу ближе к двери.
Она кивнула, не задумываясь, как именно он устроится – хоть поперек кровати, лишь бы он остался рядом.
Сорча старалась не казаться слишком легкомысленной, когда задувала свечи, и не обращала внимания на то, как Орек неловко стоял рядом с кроватью, ожидая, когда она заберется в постель первой. Она сделала это, не давя на его очевидную застенчивость, откинув тяжелое покрывало.
Сорча скользнула под одеяла, вздыхая от удовольствия, когда мягкий матрас убаюкал ее. Взбивая и поправляя подушки, она по-прежнему игнорировала, что он стоял неподвижно, плотно сжав губы.
От нечего делать она нежно улыбнулась ему.
– Спокойной ночи, – сказала она и повернулась на бок спиной к нему.
Это то, что ему, казалось, было нужно, чтобы наконец проложить себе путь под одеялами. Его движения были скованными и неуклюжими, и ему потребовалось много небольших перемещений, чтобы, наконец, лечь неподвижно, как она предположила, на спину.
Сорча прислушалась к его немного затрудненному дыханию и могла поклясться, что почти слышала, как учащенно бьется его сердце. Она затаила дыхание, ее собственный пульс учащенно забился на шее и между бедер, но она заставила себя не шевелиться.
Не пугай его.
Зарывшись поглубже в одеяла, Сорча устроилась поудобнее, думая, что ночь будет долгой.
Она намеревалась посмотреть, не ослабит ли темнота то, что держит его в таком жестком состоянии, – даже если он отвергнет ее небольшие ухаживания. Любопытство горело почти так же сильно, как ее похоть, и она надеялась узнать о нем немного больше, думая, что мягкая тишина комнаты позволит ему чувствовать себя в безопасности, разговаривая с ней.
Она намеревалась все это сделать, но когда ее тело расслабилось в уютной постели, она ничего не смогла остановить тягу ко сну. В окружении мягких одеял, тепла от огня и большого тела рядом с собой, планы Сорчи пошли прахом, когда она провалилась в сон.

Орек долго слушал, как потрескивает огонь. Слабый шум из таверны внизу в конце концов затих, когда люди нащупали дно своих чашек и разошлись по кроватям. Вскоре комната наполнилась мягкой гармонией огня и тихим дыханием Сорчи.
Звуки делали все возможное, чтобы убаюкать его, но долгое время Орек ничего не мог поделать, кроме как неподвижно лежать, уставившись в потолок.
Она прямо здесь, так близко, спрятана и в безопасности.
Его член не помогал делу, болезненно пульсируя под одеялом, но Орек мог не обращать на это внимания. Она доверилась ему лежать рядом, когда погружалась в сон, и он не воспользуется этим доверием.
Что он мог сделать, так это наполнить свои легкие ее ароматом, позволить ему запечатлеться в сознании воспоминаниями о ее влажных локонах, поблескивающих в огне, мягком взгляде глаз и нежном прикосновении пальцев, когда она наносила мазь на его кожу, и, прежде всего, о тени ее фигуры под просторной ночной рубашкой, подсвеченной огнем.
Пышные изгибы ее бедер, гибкость фигуры, даже изящный изгиб ступней – все это было ценностями, хранящимися в его сокровищнице.
Он пообещал своему члену, что подумает о них позже, когда сможет утолить это безудержное желание рукой и не рисковать напугать ее.
Успокоенный, он усилием воли подавил свою ноющую потребность в ней и закрыл глаза.
Моя женщина в безопасности, тепле и комфорте, я доволен собой. Таким и должен быть мужчина.
Наконец, этого было достаточно, чтобы позволить себе последовать за ней в сон. Орек всегда следовал за ней, куда бы она ни пошла.

Сорча очнулась в полудреме, почувствовав тяжесть на бедре. Смутно моргая в полумраке, ей потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, где она находится.
Огонь в очаге погас, оставив лишь слабый отблеск, при котором можно было видеть.
Фигура, лежащая рядом с ней, была слишком крупной, чтобы не заметить ее сразу. Сорча обвела взглядом крупный силуэт Орека, вырисовывающийся на фоне темноты, его великолепная грудь поднималась и опускалась с каждым ровным вздохом.








