Текст книги "Полукровка (ЛП)"

Автор книги: С. И. Вендел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

26

Сорча проснулась с ощущением восхитительной боли в теле от того, что ее хорошо использовали. Она не сразу открыла глаза, но тепло ее мужчины, окружавшее с головы до ног, заполнило все ее чувства. Его кожа была теплой, Сорча сразу нашла то место на его груди, которое так любила, и зарылась туда лицом.

Нежное мурлыканье заурчало у нее под щекой, и большая рука забралась в кудри, перебирая их пальцами. Сорча поцеловала его прямо туда, где размеренно билось его сердце, прежде чем, наконец, открыть глаза и посмотреть на своего красивого полуорка.

Его взгляд был таким же мягким, как утренний свет, пробивающийся сквозь деревья, на лице не было морщин, а уголки губ слегка приподнялись. За последние несколько дней его поведение так изменилось, и когда она посмотрела в эти карие глаза, насыщенные, как мед, в утреннем свете, она увидела такое же глубокое, звучащее счастье, что бьется в ее собственной груди.

Повернувшись под одеялами, Сорча взяла его дорогое лицо в ладони и притянула к себе для поцелуя. Он замурлыкал ей в губы, и она почувствовала, как становится влажной под его руками и ртом.

Прошло много времени, прежде чем они снова расстались – даже голодного Дарраха, бродившего взад-вперед по их бокам, было недостаточно, чтобы разлучить их.

Наконец, Орек усмехнулся и перевернулся на спину, чтобы дотянуться до кармана своего рюкзака. Он вытащил морковку, чтобы успокоить Дарраха, который радостно зачирикал и унес свою добычу.

Сорча снова уютно свернулась в его тепле, когда Орек устроился рядом с ней, натянув одеяло, чтобы прикрыть ее обнаженное плечо от холода. Долгое время Сорча позволяла им оставаться в этом маленьком уголке мягкой тишины, обводя черты его лица кончиками пальцев. Ей нужно было спросить его снова, но слова не хотели приходить и нарушать этот идеальный момент.

Сегодня она увидит свою семью. Это принесло свою радость, и ее желудок скрутило узлом от волнения при мысли о том, что она наконец вернется домой. Во-первых, она никогда не хотела покидать свою семью, но теперь она не могла по-настоящему сожалеть об этом, не тогда, когда это привело ее к мужчине, смотрящему на нее сверху вниз, как будто она была всем его миром.

Она могла бы опьянеть от этого взгляда.

Но начиная с сегодняшнего дня, все изменится. Все будет по-другому. Она не вернется к своей семье прежней Сорчей. И ей нужно было еще раз убедиться, что он понимает, что его ждет.

Наконец, она заставила себя сказать:

– Орек, ты уверен? Насчет того, чтобы остаться?

Нежное раздражение витало в холодном утреннем воздухе.

– Ты не можешь избавиться от меня сейчас, моя пара. Я твой.

Она невольно улыбнулась, и потребовалось немалое усилие воли, чтобы вместе с этой улыбкой не наклониться для еще одного долгого поцелуя.

Вместо этого она сказала:

– Моя семья огромная, и в ней всегда шумно. Нас так много в доме, не говоря уже о конюшнях, и я просто не хочу, чтобы ты…

С грохотом Орек перекатился, чтобы подмять ее под свое большое тело. Его губы прижались к ее губам в обжигающем поцелуе, который почти стер слова из ее головы. Его рот проложил горячую дорожку вниз по шее, к груди, где он целовал и покусывал ее сиськи, превращая соски в твердые, выпуклые точки, которые он втягивал в горячий колодец своего рта.

– Я научусь, – сказал он, поочередно меняя грудь. – Ты хочешь быть рядом со своей семьей, а мне нужно быть с тобой. Так что мы пойдем к твоей семье.

Слова были идеальны, так идеальны были и его губы, когда он поцеловал чувствительную нижнюю часть ее грудей и начал дразнить ее ниже.

Но…

Со стоном Сорча вывернулась из-под него, вынырнув из гнезда одеял. Она схватила мех, чтобы завернуться в него, и повернулась к нему лицом. Взгляд, который он бросил на нее, был таким недовольным, что она чуть не рассмеялась, но внутри у нее все скрутило.

– Ты должен подумать с ясной головой, – настаивала она. – Мы больше не будем только вдвоем. У меня тоже есть обязанности. Ответственность. Возможно, жизнь здесь – не то, чего ты действительно хочешь.

Он схватил ее за икру, чтобы она не отодвинулась еще дальше, сохраняя хотя бы небольшой контакт между ними.

– Я остаюсь с тобой, – сказал он тоном, не терпящим возражений. – До тех пор, пока ты хочешь меня.

– Это должно быть то, чего ты хочешь. Это и твоя жизнь тоже, Орек.

– Почему ты решила оставить меня? – спросил он.

– Нет! – сморщившись, Сорча упала обратно на одеяла рядом с ним. – Я снова все порчу. Я просто… не хочу, чтобы ты пожалел об этом и передумал.

Я не хочу, чтобы однажды ты проснулся и понял, что я того не стою.

Его брови опустились, но в глазах было слишком много сочувствия, чтобы это действительно был хмурый взгляд. Он долго смотрел на нее, и Сорча попыталась не ерзать под этим проницательным взглядом.

Когда он заговорил снова, это был тот глубокий, рокочущий голос, которым он рассказывал истории, и он привлек ее внимание и удерживал прикованным к нему.

– Я никогда по-настоящему не принадлежал ни одному месту. Никому. Но Сорча, пара моя, я твой. Если быть частью твоего клана – это то, что я должен сделать, чтобы заполучить тебя, тогда я сделаю это. С радостью. Потому что теперь ты – моя жизнь.

Она хотела верить в это, хотела позволить своей любви к нему, которая вибрировала в пространстве между ними, заглушить все ее сомнения. Но все еще оставалась та часть ее души, похороненная глубоко под ребрами, которая видела всю эту надежду, обещание и любовь, и содрогалась от ужаса. Что произойдет, когда он устанет от ее семьи и возмутится, что они отнимают у нее так много времени? Что тогда почувствовало бы ее сердце, светящееся любовью?

Опустошение.

Что-то из этих эмоций, должно быть, отразилось на ее лице, потому что Орек потянулся, чтобы усадить ее к себе на колени.

– Что такое? – пробормотал он.

– Что, если меня недостаточно? – прошептала она онемевшими губами. – Что, если я не стою того, чтобы меня сохранить?

Сначала она подумала, что звук, вырвавшийся у него, был очередным мурлыканьем, но грохот был слишком неистовым, а тон слишком агрессивным. Она подняла на него взгляд и увидела, что он по-настоящему нахмурился, глаза потемнели от разочарования, когда он зарычал на нее.

– Ты стоишь всего. Любых перемен и жертв, – взяв обе ее руки в свои, он приподнял ее подбородок другой рукой, заставляя посмотреть на него, когда сказал: – Я должен был сказать тебе давным-давно. Орки иногда чувствуют притяжение супружеской связи к избранному. Если дать ей возможность развиться, орки сильно привязываются к своей паре. Это создает внутреннюю связь, нечто нерушимое.

Надежда, такая острая, что граничила с болью, сжала ее горло.

– А ты…?

– Я уже давно хотел, чтобы ты стала моей парой. Я думал, что если связь не завершится, я смогу отказаться от тебя, когда придет время. Но чем дольше я был с тобой, тем больше понимал, что никогда не смогу. К тому времени, как мы добрались до пещер, я понял, что потерян из-за тебя.

Он прижал обе ее руки, все еще заключенные в его, к своей груди, чтобы дать почувствовать, как там колотится его сердце.

– Ты моя пара, Сорча. Связь существует. Я чувствую это так же верно, как чувствую, как бьется мое сердце.

Она сглотнула пересохшим горлом, сумев только прохрипеть:

– Люди не…

– Я не человек. Возможно, я и не чистокровный орк. Но я весь твой, Сорча. Я не оставлю тебя. Никогда.

Слова проникли внутрь нее, сквозь кожу, в кровь и кости. Они действовали как тонизирующее средство от боли, притупляя все тревоги и сомнения, которые хотели, чтобы она оттолкнула все, что могло причинить ей боль, даже что-то такое великолепное, как Орек и жизнь с ним. Его слова унесли их прочь, и, наконец, Сорча вздохнула.

– Я так сильно люблю тебя, – поспешила сказать она. – Я полюбила уже давно, даже если не знала об этом, – она схватила его за толстое запястье, потянув вниз, чтобы прижать к своему сердцу. – У людей, может быть, и нет супружеских уз, но я чувствую тебя здесь.

Глубокие морщины прорезали его лицо, как будто ему было больно, но Сорча поняла. Тяжесть того, что произошло между ними, обещание того, что ждало впереди, было столь же ужасающим, сколь и прекрасным.

Она легонько поцеловала его в уголок рта.

– Почему ты не сказал? – прошептала она без упрека. Знание о брачных узах еще больше успокоило ее нервозность. Она слышала о других видах, испытывающих подобные чувства, таких как драконы, мантикоры и фейри. Она никогда бы не подумала такое об орках, но опять же, она, очевидно, вообще мало что знала о них.

Теперь у меня к нему еще так много вопросов.

Она не винила его за то, что он не рассказал. Это была его правда – говорить, когда он чувствовал, что пришло время.

– Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя… обязанной, – был его ответ.

– Это не так. Орек, я хочу быть связанной с тобой. Я уже связана. Я твоя.

Его лицо расслабилось от облегчения.

– Тогда о чем мы спорим?

– Мы не спорим. Мы… – слова Сорчи замерли, когда он приподнял бровь, и ее беспокойство, наконец, ослабило хватку, сковавшую ее изнутри. Она рассмеялась от собственного облегчения. – Я не знаю. Я веду себя глупо.

– Не глупо, – сказал он, целуя ее волосы. – Если моя пара хочет заверений, я дам их ей. Столько, сколько ей нужно.

Он увлек ее обратно в меховое гнездо, целуя долго и глубоко, пока не нашел свое местечко между ее бедер. Он навис над ней своим большим телом, осыпая ее нежными поцелуями и прикосновениями, которые, несомненно, в мгновение ока сделали ее киску мокрой.

– Теперь, – промурлыкал он, – я собираюсь заверять свою столько, сколько она сможет выдержать.

Сорча могла только мычать в знак согласия, когда он спускался по ее телу и пировал. Ее волнение и нервозность исчезли под его поцелуями и ласками. Она позволила ему, как в тот момент, так и, возможно, на всю их жизнь, показать, что значит быть связанными судьбой как пара.

27

В то утро им не удалось выйти пораньше. Зная, что она очень скоро увидится со своей семьей, подспудная тревога, которая мучила Сорчу в течение нескольких недель, наконец-то ослабла. Вместо этого она наслаждалась последним тихим утром со своим полукровкой.

Они накормили друг друга завтраком, помогли одеться, и она заплела Ореку гриву, пока он играл с Даррахом на коленях. Это было мило и сентиментально, Сорча наслаждалась каждым моментом.

Солнце было уже высоко, когда они рука об руку отправились в путь. Чем дальше они шли, тем больше пейзажей узнавала Сорча. Она показала все хорошие места, где пряталась, играя в прятки со своими братьями и сестрами, где они с Коннором когда-то построили маленький форт, и широко улыбнулась, когда они наткнулись на озеро недалеко от семейного дома.

Она понятия не имела, что озеро – исток реки, которая течет на юг, в те дикие горы, где скрываются орки. Возможно, дело было в утренней сырости, но ей нравилась мысль, что она всегда была связана со своим полукровкой: что, возможно, так или иначе, ей всегда было предназначено найти дорогу вниз по реке к нему.

Когда солнце приблизилось к зениту, она начала узнавать каждое дерево и знала тот момент, когда они ступили на землю Брэдей. Каждый камень, каждая оленья тропа были более чем знакомы. Ей нравилось указывать на свои любимые места и рассказывать Ореку историю о каждом – именно там они повесили первые качели, а вон там – вторые, когда Коннор сломал первые. Вон там Найл упал с осла, которого украл из конюшни, чтобы попробовать поехать верхом за их отцом. А еще там были заросли ежевики, которые они собирали летом, целиком окрашиваясь в фиолетовый цвет.

Орек слушал с легкой улыбкой на губах, задерживая взгляд на каждом месте, которое она указывала. То, что он здесь, на ее месте, переполняло ее сердце радостью.

Мне не терпится показать ему все.

Они обогнули высокую гряду валунов, усеянную нацарапанными рисунками и случайными каменными скульптурами, и у Сорчи перехватило дыхание.

Чуть впереди, на лугу рядом с домом семьи Брэдей, прислонившись спиной к дереву, сидела ее сестра Блэр и читала. Их младшая сестра, Кили, бегала кругами вокруг нее и дерева, распевая бессмысленные стишки, чтобы побудить Блэр погнаться за ней.

Темно-русые кудри Кили взметнулись, когда она в следующий раз обогнула дерево, и затормозила в траве. Откинув волосы с больших глаз, она ахнула.

– СОРЧА!

Блэр подняла взгляд.

– Сорча! – взвизгнула она, и затем обе девушки бросились к ней.

Тяжесть спала с ее плеч, и Сорче потребовалось мгновение, чтобы понять, что с нее снимают рюкзак. Орек держал его за лямки, выражение его лица смягчилось, когда он сказал:

– Иди.

Лицо Сорчи расплылось в широкой улыбке, давая волю слезам, которые она сдерживала с первых дней путешествия на север. Они хлынули из ее глаз, когда она побежала к своим сестрам.

Они набросились на нее своими маленькими телами, возбужденно визжа и заливаясь слезами. Из носа Кили уже текло, лицо стало красным и влажным от слез, но Сорче было все равно. Она упала на колени и позволила Кили уткнуться ей в шею, девочка икала от рыданий. Другой рукой Сорча обхватила Блэр, изо всех сил прижимая к себе обеих сестер.

Девочки гладили ее по волосам и прикасались к лицу, снова и снова спрашивая, действительно ли это она, где она была, почему оставила их.

– Тебе нельзя уходить! – причитала Кили, вцепившись в плащ Сорчи своими маленькими кулачками, как будто она снова попыталась бы уйти, если бы та не держалась.

– Я знаю, мне жаль, – успокаивала Сорча. – Но я вернулась к тебе так быстро, как только смогла.

На другом конце луга с грохотом распахнулась тяжелая входная дверь, и Сорча подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как разлетелся мамин фартук, когда она выбегала из дома. Она обвела пытливым взглядом луг, прежде чем заметила девочек, навалившихся на Сорчу.

Эйфи взвизгнула, такого звука Сорча никогда раньше от нее не слышала, ее руки затрепетали в воздухе.

– Сорча! – воскликнула она. Она уронила половник и кастрюлю, которые держала в руках, и побежала нчереза луг, крича через плечо:

– Кьяран! Кьяран, это Сорча!

Прошло всего одно мгновение, а затем Эйфи обхватила лицо Сорчи ладонями. Сорча вдохнула полные легкие знакомых запахов матери: сахарной пудры и меда, лимона и лаванды. Ее руки были сухими и дрожали, кудри были собраны на макушке лентой, и Сорче показалось, что седины стало больше, чем она помнила.

Эйфи провела руками по лицу дочери, как будто хотела убедиться, что она реальна. Сорча не упустила ни новых морщинок, залегших под глазами матери, ни темных полумесяцев, обрамлявших их.

– Мама, – выдохнула Сорча, ее сердце было так полно радости и облегчения, что стало больно.

Лицо Эйфи сморщилось, а затем она оказалась на земле со своими дочерьми, обнимая их, пока они плакали.

– Сорча, Сорча, моя дорогая, – лепетала она, покрывая влажными поцелуями лоб Сорчи.

Все, что она могла сделать, это держаться, когда ее семья присоединилась к рыдающей куче на лугу. Следующими вышли Калум и Мэйв, потрясенно посмотрев друг на друга, прежде чем кинуться посмотреть, в чем дело. Прошли годы с тех пор, как Сорча видела Мэйв взволнованной, но даже ее надменная сестра с облегчением упала на землю, обнимая Сорчу.

Коннор и Найл бежали от дома, неся с собой новые слезы – последнее, что она знала, они были в столице по рыцарским делам. Коннор оторвал ее от земли и закружил в своих объятиях. Найл поцеловал ее в щеку и расхохотался, его темные глаза округлились от шока.

Наконец, их отец Кьяран выбежал со стороны конюшен, его румяное лицо выделялось на фоне светлых пепельно-русых волос, в которых начинала появляться седина. Слезы заблестели в его глазах, когда он провел руками по лицу и рукам Сорчи, ища повреждения.

– Сорча… – он задохнулся, едва в силах встретиться с ней взглядом, когда заключил ее в сокрушительные объятия.

– Привет, папа.

Сорча крепко обняла его, от его подстриженной бороды исходил сильный запах сандалового мыла.

Руки всех размеров касались ее спины и волос, ее семья хотела убедиться, что она настоящая. Они держали ее за плечи и передавали друг другу, чтобы те целовали в щеки или игриво дергали за кудри.

У нее закружилась голова от радости, от облегчения у нее навернулись слезы.

Я дома.

Тяжелая, теплая рука, наконец, опустилась ей на плечо, и это не мог быть никто, кроме Кьярана. Когда она повернулась, чтобы посмотреть на него, его брови были низко сдвинуты, и она смотрела не на своего отца, а на сэра Кьярана, рыцаря королевства.

– Что случилось, Сорча? – спросил он, его взгляд стал острым, как меч на его бедре. – Это не похоже на тебя – убегать.

Судьба, с чего начать.

– Я не убегала, – сказала она. – Я была…

– Отец, – голос Найла понизился, в нем ясно слышалось предупреждение.

Семья, как один, посмотрела на Найла, обнаружив, что он смотрит на деревья, и проследила за его взглядом. Сердце Сорчи подпрыгнуло, когда она увидела Орека, стоящего там, где она его оставила, с их рюкзаками у ног. Он наблюдал за происходящим с нейтральным спокойствием, оставаясь до сих пор незамеченным.

Начни с него, с лучшей части всего этого.

Ее отец и старшие братья выругались, руки потянулись к оружию.

– Нет! – Сорча взвизгнула, хлопнув Коннора по руке.

Он уставился на нее так, словно она сошла с ума.

Ей потребовалось время, чтобы вырваться из круга семьи, и сначала она подумала, что мать не отпустит ее руку, лицо ее посерело от беспокойства. Наконец, Сорча высвободилась и сделала шаг назад в направлении Орека, хотя и стояла лицом к лицу со своей семьей. Она боялась, что, если отвернется, это подтолкнет их, учитывая настороженные, почти дикие взгляды, которые отец и братья бросали на Орека поверх ее головы.

– Я отвечу на все ваши вопросы. Но сначала познакомьтесь с Ореком, – она повернулась, чтобы посмотреть на него через плечо, и мягко улыбнулась. – Он спас меня, – протянув к нему руку, сказала Сорча.

У Орека по спине побежали мурашки, когда старшие мужчины Брэдей нахмурились, глядя на него. Он подошел и взял руку Сорчи, несмотря на их подозрительные взгляды, потому что никогда бы не отказал своей паре. Ее рука легко скользнула в его, и она потянула его встать рядом с ней перед ее семьей.

Орек сохранял открытую позу, выражение его лица было спокойным. Он знал, какое зрелище, должно быть, представляет собой один, но здесь, рядом с их потерянной дочерью и сестрой, это должно было быть шокирующим.

Отец и два старших брата выглядели именно так, как Орек представлял себе человеческих рыцарей – крепкие плечи, коротко остриженные волосы и мечи, привязанные к бокам. Хотя они не носили кольчуг, у обоих братьев были кожаные поножи и наручи, их туники были окрашены в темный красно-коричневый цвет с эмблемой черной лошади на груди. Все трое встали в стойку, положив руки на рукояти. У Орека зачесались ладони в поисках топора.

Он не отводил от них глаз, когда Сорча начала объяснять, где она была. Именно упоминание о работорговцах наконец привлекло внимание ее отца, и он с ужасом наблюдал, как она описывала, как на нее напали и увезли на юг. Ореку пришлось подавить нарастающее в груди рычание. Она уже рассказывала ему подробности и свои подозрения раньше, но они все еще разжигали в нем ярость, которая, если ее не сдерживать, могла разгореться быстрее и жарче летнего лесного пожара.

Если я когда-нибудь доберусь до этого гребаного…

– Но здесь? Так далеко на севере? – пробормотал отец, казалось, неспособный согласовать ее историю с тем, что, как ему казалось, он знал.

– У меня есть несколько идей… – Сорча постучала носком ботинка по земле, явно не желая обсуждать эту часть своей истории. Она поделилась с ним своей теорией о том, что сын лорда Дарроу, Джеррод, возможно, был тем, кто продал ее работорговцам. Все остальное не имело смысла, сказала она, и время было выбрано самое подходящее. Схвачена всего через несколько дней после того, как она отвергла его ухаживания? Это, конечно, было подозрительно.

– И какую роль во всем этом играет орк? – спросил один из братьев, недоверчиво поджав губы. Это был брат с более темным цветом кожи, с кудрями, как у Сорчи, но коротко стриженными. Найл, подумал он.

– Орек спас меня, – сказала Сорча. – Но я как раз к этому и подхожу.

У него мурашки побежали по коже, чувствуя столько взглядов, любопытных и подозрительных, оценивающих и настороженных, скользящих по каждой части его тела, которую они могли видеть – от грубых мозолистых рук до заостренных ушей с единственной золотой серьгой, до лоскутного одеяния из мехов и кожи, которое он носил.

Его ботинки были перепачканы грязью, лицо покрыто шрамами, а кожа зеленая.

Не такой мужчина, какого они ожидали, что Сорча приведет к ним домой.

Брачные узы натянулись внутри него, стремясь установить связь со своей женщиной. Как будто она сама была сородичем-орком и могла почувствовать притяжение, Сорча взглянула на него и улыбнулась, ободряюще сжав его руку.

Это было утешением, но не осталось незамеченным.

Отец выпрямился во весь рост – все еще едва доставая Ореку до плеча. Старшие братья инстинктивно последовали за отцом, слегка наклонившись вперед при виде возможной угрозы.

Воздух на лугу дрогнул, плечи напряглись, когда Орек встал рядом с Сорчей. Она продолжала рассказывать о том, как ее привели в лагерь Каменнокожих, но он сомневался, что ее отец и братья слышали. Их внимание было приковано к руке Сорчи, которую он держал в своей, к тому, как время от времени она касалась его руки другой рукой в жесте привязанности.

Зверь внутри него заскрежетал зубами, провоцируя их на попытку. У него не было намерения сражаться с ее семьей, но он не расстался бы с ней.

– Это енот? – вопрос младшей сестры – Блэр, подумал он, – снял напряжение, когда все взгляды устремились на пушистую мордочку, выглядывающую из-под капюшона Орека.

– Даррах – это детеныш енота, еще щенок, – ответил Орек, вытаскивая его, чтобы показать младшим девочкам.

Они ворковали и протягивали Дарраху пальцы, чтобы он их понюхал.

– Он ужасно большой для малыша, – сказала ему Блэр.

– Это потому, что он толстый, – пробормотала Сорча.

– Упитанный, – поправил Орек.

Он краем глаза наблюдал за взрослыми, когда девочки Брэдей восторгались енотом, и Даррах старался быть как можно более очаровательным, держась за их пальцы своими маленькими лапками.

Отец и братья продолжали хмуриться, но исходящая от них угроза ослабла. Орек не смог бы так долго прожить в клане орков, не научившись распознавать мельчайшие нюансы выражений лиц. Это могло означать разницу между уклонением от удара и повторно разбитым носом.

Хотя отец и братья все еще выглядели недовольными его присутствием, они были готовы посмотреть, чем все это закончится.

До тех пор, пока они не попытаются разлучить его с парой, он будет продолжать позволять им думать, что у них есть какое-то преимущество.

Еще через несколько минут младший мальчик и старшая девочка – Калум и Мэйв – тоже начали проявлять интерес к Дарраху. Щенку понравилась ласка, и он радостно запрыгнул на плечо одной из девочек. Малышки завизжали от восторга, когда Даррах вскарабкался ей на голову.

Пока младшие смеялись, отец выпрямился, уперев руки в бедра, чтобы посмотреть на Сорчу и Орека.

– Что ж, давайте отведем вас внутрь и послушаем остальное. Особенно о том, как ты оказалась здесь с… орком.

– Полуорк, – он встретил оценивающий взгляд отца Сорчи, отказываясь дрогнуть или отступить.

Брови отца поползли вверх, но в остальном он остался равнодушен к этому лакомому кусочку информации.

Затем мать взяла инициативу в свои руки, обняв Сорчу и крепко прижав к себе.

– Да, внутрь, мы поужинаем пораньше, и ты нам все расскажешь. И мы тебя немного откормим – посмотри, какой худой ты стала!

И с этими словами их захлестнула волна болтовни и вопросов, они остановились только для того, чтобы забрать свои рюкзаки. Орек был бы оставлен позади накатывающей волной семьи Брэдей, если бы Сорча крепко не держала его за руку. Он был рад контакту, сосредоточившись на тепле ее ладони, прижатой к его, чтобы отключиться от всех звуков и незнакомых запахов.

Короткая прогулка была потрачена в основном на то, чтобы убедить мать, что они на самом деле хорошо ели, хотя ее мать продолжала недовольно хмыкать из-за состояния ее щек. Сорча переносила это с нежным раздражением.

Она позволила Ореку насладиться видом дома семьи Брэдей.

Усадьба Кары и Анхуса и города, в которые его приводила Сорча, были его самым большим опытом с человеческими жилищами. Каким бы он ни представлял дом семьи Брэдей – маленьким, тесным или изолированным, – он определенно ошибался.

Дом представлял собой высокое каменное сооружение с башенкой в северо-западном углу. Толстые побеги плюща цеплялись за стены, обвивали окна и цветочные ящики, до краев наполненные поздними цветами. Окна с ромбовидным рисунком в свинцовых переплетах были открыты, впуская легкий послеполуденный ветерок, наполняющий окружающий воздух сытными запахами готовящейся пищи.

Это было по меньшей мере трехэтажное здание с большой арочной двойной дверью впереди. Декоративные узоры были выгравированы на камне вокруг дверного проема, а над ним была прикреплена статуя гарцующих лошадей. Дом был в три или четыре раза больше усадьбы Кары и Анхуса и, вероятно, намного старше, камни закруглились от времени, а плиты, которыми был вымощен передний двор, сильно истерлись. Синяя металлическая крыша нависала над камнями и расширялась с восточной стороны, прикрывая обширную рабочую зону.

Дальше Орек увидел конюшни, о которых так много говорила Сорча. Он предположил, что это будет похоже на сарай, в котором они жили у Кары и Анхуса, но снова ошибся.

Если дом был большим, то и конюшни были огромными. Раз в пять длиннее, со скатной крышей, которая говорила о втором уровне, конюшни уходили вдаль. Через пять раздвижных дверей амбара сновали дюжина людей и еще больше лошадей, направляясь к огороженным загонам, окружающим конюшни, или к расчищенному полю на западе.

Множество других зданий меньшего размера усеивали территорию: мастерские и кузницы, кухни и казармы, а также небольшие загоны с другим домашним скотом, таким как козы, овцы и ослы.

У Орека перехватило дыхание.

Он никогда не представлял, что ее дом, по сути, был городом сам по себе.

Его нос пытался разобраться в мириадах ароматов, вызывавших головную боль в глазах. Он был благодарен, когда они вошли в дом, избавившись от запахов лошадей и промышленности. У него едва хватило времени оценить то, что он впервые оказался в человеческом доме, прежде чем их провели в то, что, как он предположил, было гостиной.

Дом был полностью отделан темной, богатой древесиной, отполированной до блеска. Примерно выше пояса стены были покрыты белой штукатуркой, и многие из них были украшены картинами в рамах и гобеленами. Латунные бра, стратегически установленные вдоль стен, не давали комнатам быть слишком темными, и Орек обнаружил, что кажется, будто все взгляды на портретах следят за ним, когда они проходят по дому.

Он поставил рюкзаки туда, куда указала мать дрожащими руками, и последовал за Сорчей к дивану, заваленному подушками. Эта комната выходила окнами на юг, и в нее попадала большая часть послеполуденного света. В комнате было полно мягких стульев, диванчиков и подушек, обитых тканью и расшитых в насыщенных драгоценных оттенках. Каменный камин занимал большую часть восточной стены, каминная полка была завалена безделушками, в основном какими-то лошадьми.

Семья расселась в комнате, и хотя мест было много, все равно казалось, что комната переполнена людьми, ждущими продолжения истории Сорчи.

Она потянула его вниз, чтобы он сел рядом с ней, диван зловеще заскрипел под его весом. Орек замер, в ужасе от мысли, что мебель может сломаться под ними.

Он слушал вполуха, стараясь не дышать слишком часто, когда Сорча рассказывала о том, как Орек нашел ее в лагере и они совершили побег.

Она закончила рассказывать свою историю, когда день клонился к закату и тени становились длиннее. Все это время перед ними стояли тарелки с маленькими закусками – ломтиками хлеба, мяса и сыра, миски с отвратительными штуками, которые Сорча называла оливками, и даже горсть ее любимой кураги. С полным ртом оранжевых фруктов она рассказала об их переправе через реку и битве с работорговцами. Она превозносила храбрость Орека во всем этом, особенно в его битве с Сайласом.

– Я думала, что потеряла его, но мне удалось его вытащить, – сказала она, подмигнув, заставив своих братьев и сестер улыбнуться. Все они восхищенно смотрели на нее, даже те, что постарше. По мере развития сюжета братья начали смягчаться, более светлый из них, Коннор, старший мужчина, даже бросил благодарный взгляд на Орека, услышав, как он защищал Сорчу.

Она рассказала им о Каре и Анхусе, и хор голосов единодушно согласился с предложением матери послать что-нибудь в благодарность за их помощь.

– Мы пошлем им лошадь, – заявила ее мать с решительным кивком.

– Ты не можешь отправить целую лошадь, – усмехнулась надменная сестра. Мэйв.

– Я могу и сделаю. Все, что угодно, ради моего первенца, – она ласково потрепала Сорчу по веснушчатой щеке. – Завтра выберешь лошадь, и мы отправим ее им.

– Да, мама, – сказала Сорча с усмешкой.

Когда она добралась до пещер в своем рассказе, она рассказала все о горячих источниках, но не о том, что они с Ореком там делали. Фактически, с этого момента ее история стала гораздо менее подробной. Возможно, это было менее захватывающе, чем первые этапы их путешествия, но это были лучшие дни в жизни Орека.

Тем не менее, он был благодарен, что она не стала разглашать подробности, желая сохранить их в тайне. Он не упустил из виду, как родители, старшие братья и сестры обменялись взглядами друг с другом, отметив перемену в рассказе Сорчи.

Ее рассказ подходил к концу, когда она рассказала о том, как узнала пейзаж и поняла, что почти дома.

Звенящая тишина заполнила пустоту, когда она закончила, ее семья моргала, глядя на них, когда правда обо всем, что произошло, впитывалась, как вода в измученную жаждой почву. В их глазах засиял новый свет, как будто все они наконец поверили, что Сорча действительно сидит перед ними, вернувшись.

Все заговорили одновременно, выкрикивая вопросы, и Сорча рассмеялась, махая руками в знак капитуляции.

– Судьба, по очереди, вы стая койотов!

Резкий свист заставил всех замолчать, и семья посмотрела на отца, который прислонился к каминной полке. Его взгляд был серьезным, когда он смотрел на свою дочь, крутя трубку между пальцами.

– Мы должны немедленно рассказать об этом лорду Дарроу. Работорговцы в Дарроуленде – этого нельзя терпеть. Нам нужно…