Текст книги "Полукровка (ЛП)"

Автор книги: С. И. Вендел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

Он обещал рассказать ей все позже. Она, вероятно, подумала, что он имел в виду завтра, но на самом деле он имел в виду, когда вернется. Если вернется.

Он подавил рычание в горле. Я вернусь к ней.

Да, он это сделает. Он должен был это сделать. Ее отец не знает, что делать с орками. Орек никогда не простил бы себе, если бы пострадал кто-то из ее семьи.

Нет, это было его бременем. Он навлек на нее эту опасность, и он, как ее пара, должен был защитить ее.

Итак, когда миновал самый темный час ночи и луна начала опускаться за горизонт, Орек отстранился от своей пары.

Он оделся, не смывая ее аромата, желая сохранить его при себе как можно дольше. Он понадобится ему для предстоящих холодных ночей.

Всего за несколько минут тишины его рюкзак был готов. Он взял все, что принес с собой в дом Брэдей, – все, кроме меха, накрывающего его пару и маленького Дарраха.

Щенок наблюдал за ним, черные глаза блестели. Орек поднял его, зарывшись лицом в пушистое тельце. Даррах лизнул его в челюсть, его маленькие лапки разминали шею.

– Береги ее, Даррах, – он положил енота рядом со своей парой в кровати, прежде чем укутать их мехами.

Он позволил себе еще раз ощутить ее вкус, проведя носом по ее шее и поцеловав в лоб.

– Ты – мое сердце, – прошептал он ей.

Затем Орек отстранился и выскользнул из комнаты, не оглядываясь.

Дом все еще крепко спал. Коннор даже не пошевелился в гостиной, когда Орек прошел, закрыв за собой входную дверь.

Внешний мир был сонным и темным, что соответствовало настроению Орека. Он достал припасы, которые собрал вчера, и положил отрубленную голову Сайласа в мешок. Он туго завязал его, надеясь, что холод ранней зимы заглушит самую сильную вонь.

Затем ему ничего не оставалось, как двинуться на юг. Орек зашагал вперед, одна нога за другой. Вскоре он был уже далеко от земли Брэдей. Он был намного дальше от своей пары.

Сердце болело из-за этого. Его зверь рычал и огрызался с каждым шагом, удаляясь от нее.

Он ненавидел это делать и ненавидел себя за то, что ему это нужно.

И он знал, что, что это необходимо сделать, так же, как знал, что она возненавидит его за это.

Он обещал никогда не оставлять ее. Что быть парой – значит оставаться вместе всегда.

Но он уже нарушил главный принцип брачных уз. Он не смог защитить ее. И он должен был все исправить, прежде чем снова сможет претендовать на место рядом с ней.

Итак, он сделает это – он положит конец всем угрозам в адрес своей пары. Навсегда. А затем он вернется к ней и попросит прощения. Вернет ее сердце. Снова заслужит свое место рядом с ней. Орек не согласился бы ни на что другое.

34

Сорча поняла, что что-то не так, как только проснулась. Вместо своей пары, свернувшегося вокруг нее, она была одна в постели. Ну, не совсем. Не такой уж и маленький Даррах свернулся калачиком рядом, уткнувшись носом в свой хвост.

Она приподнялась на локтях, ожидая снова увидеть Орека в углу, надевающего свою кожаную одежду.

Там ничего не было. В комнате было холодно и пусто.

Сердце Сорчи бешено заколотилось, она села. Ее тело стонало от боли, и если бы узел страха не сжимал ее внутренности, она могла бы потянуться и насладиться восхитительной болезненностью. Когда она встала с кровати, то обнаружила на своих боках и заднице небольшие синяки в форме пальцев Орека. Ее грудь была покрыта маленькими красными отметинами от его покусываний и поцелуев. Бедра все еще были липкими от спермы.

Но его нигде не было.

Дрожащими руками Сорча вытерлась холодной тканью и оделась. Тошнота усилилась, когда она не нашла его рюкзака рядом со своим сундуком.

Оглядев комнату, она не обнаружила ничего из того, что принадлежало ему, кроме Дарраха и меха, под которым она спала.

Сорча подавила всхлип.

Возможно, ему просто что-то понадобилось, и он не хотел тебя разбудить.

Она поспешила вниз. Было еще довольно рано, только Коннор все еще спал в гостиной, а ее мать чистила яблоки на кухне внизу.

– Ты видела Орека? – спросила Сорча еще до того, как мать поздоровалась с ней.

Брови Эйфи удивленно приподнялись.

– Нет, дорогая. Он вернулся прошлой ночью?

– Да, поздно. Но я только что проснулась, а его з-здесь нет.

Ее мать поспешила к ней, когда голос Сорчи сорвался на рыдание. Поглаживая ее по руке, Эйфи успокаивала:

– Все в порядке, милая. Я уверена, что он где-то здесь. Возможно, он снова отправился на охоту. Или с Калумом, его я тоже не видела.

Сорча бросилась обратно наверх, в спешке разбудив Коннора. Она преодолевала две ступеньки за раз и бросилась широко распахнуть дверь Калума – только для того, чтобы обнаружить своего долговязого брата, растянувшегося поперек кровати с открытой книгой на груди.

– Калум все еще спит, – сказала она Эйфи на кухне, тревожно заламывая руки.

Коннор присоединился к ним, протирая глаза.

– В чем дело?

– Орек ушел. Ты видел, как он уходил?

Ее брат покачал головой.

– Нет, я ничего не слышал. Он, наверное, снова отправился на поиски. Кили его разозлила.

– Он сказал, что что-то нашел, он вернулся мокрый, как будто прыгнул в озеро, и у него были порезы на груди, и он сказал, что разобрался, но не сказал, что это было, и… и…

Эйфи сжала руки Сорчи.

– Сорча, дыши, милая. Все в порядке. Дыши.

Грудь у Сорчи сжалась под тяжестью переживаний, и она позволила отвести себя к кухонному столу, где мать угостила ее теплым чаем и печеньем, намазанным маслом и медом. Она ела в оцепенении, еда оседала у нее во рту.

Вскоре кухня загудела от суеты, Коннор поспешил разбудить отца и Найла. Ни один из них ничего не видел, но отсутствие Орека их так же не беспокоило, как и рассказ Кили о том, что она что-то видела в лесу.

– Вчера он кое-что видел, – сказал Коннор.

Кьяран нахмурился.

– Что он сказал?

– Ничего, – с несчастным видом ответила Сорча. – Он… он был измотан, и поэтому мы просто… пошли спать, – она спрятала покрасневшее лицо за дрожащими руками. Судьба, почему она позволила себе отвлечься?

Я должна была получить от него ответы!

Кьяран задумчиво промычал.

– Что ж, сегодня мы осмотрим дом. Посмотрим, что удастся увидеть. Но я уверен, что он достаточно скоро вернется, – он сжал плечи Сорчи, прежде чем отправиться будить стажеров в казармах.

Сорча издала беспомощный звук, ненавидя то, что на ее ресницах выступили слезы. Ее семья смотрела с огорчением, не зная, что делать с заплаканной, испуганной Сорчей.

Она не знала, как заставить их понять, что что-то не так.

Положив руки на кухонный стол, Сорча сказала:

– Я собираюсь поискать его.

– Я сделаю это, – сказал Коннор, вскакивая со своего места напротив нее. – Ты останешься здесь на случай, если он вернется. Давай, Найл.

Другой ее брат протестующе хрюкнул с набитым печеньем ртом, но хмурый вид Коннора заставил его двигаться. Похлопав ее по плечам, мальчики направились к выходу.

Со своей стороны, Эйфи в тот день занимала Сорчу на кухне, помогая ей печь хлеб и консервировать джемы. Она, должно быть, волновалась, потому что, когда Сорча поднялась наверх, чтобы забрать Дарраха и накинуть его на плечи, как всегда делал Орек для утешения, Эйфи не протестовала. Щенок научился находить лучшие угощения на кухне и поэтому был изгнан. Но сегодня он был на плечах Сорчи, принимая еду и предлагая свое пушистое тело в качестве небольшого утешения.

Когда Мэйв уехала на учебу в Гранах, Эйфи велела ей отправить Софи сюда, когда она туда доберется. Вскоре и ее мать, и тетя пытались отвлечь Сорчу от ее растущих страхов.

Почему его здесь нет? Почему его не могут найти? Она задавалась этим вопросом снова и снова, даже пока ее руки методично месили хлеб и перемешивали ягоды, пока они пузырились и густели в джем.

И, что еще более коварно, почему он мне не сказал?

День тянулся бесконечно, но каким-то образом пролетел в мгновение ока. Коннор и Найл вернулись в полдень, ничего не найдя, и Калум подтвердил, что никто из конюхов Орека не видел.

Не получив никаких новостей – а ее пара так и не вернулся – Сорча не смогла сесть ужинать. Вместо этого она сидела в гостиной с Даррахом, глядя в окно, отчаянно желая увидеть его большую фигуру сквозь деревья, возвращающуюся к ней.

Ее семья была поблизости, брат или сестра приходили посидеть с ней немного, пытаясь вовлечь в разговор или успокоить ее тревоги.

Но Сорча не хотела их утешения.

Когда ее отец подошел и встал рядом с ней, неловко молча, она сказала:

– Он что-то видел, папа. Там что-то было снаружи. Что, если что-то случилось?

– Мы поищем его снова, моя девочка. На этот раз мы возьмем собак. У тебя есть что-нибудь, что пахнет им?

Горло перехватило от рыдания, тяжелые слезы сорвались с ресниц и потекли по щекам. Она смогла кивнуть один раз, прежде чем спрятать лицо в ладонях и разрыдаться.

У Кьярана вырвался сдавленный, беспомощный звук, и он сел, чтобы заключить ее в свои объятия.

– Где он? – прошептала она ему в грудь. – Почему его здесь нет?

– Я не знаю, моя девочка, – сказал Кьяран, покачивая их взад-вперед. – Но мы найдем его. Обязательно найдем. Вот увидишь. Я найду его, Сорча.

Рубашка ее отца была влажной к тому времени, когда она смогла успокоить слезы. Была глубокая ночь, Орека все еще не было, когда Сорча позволила родителям уговорить ее подняться наверх, в ее комнату. Отец дал еще больше обещаний на следующее утро, и на его лице отразилось беспокойство. Мать помогла ей раздеться и натянуть ночную рубашку, подоткнув одеяло и уложив ее в постель рядом с Даррахом.

Поглаживая волосы Сорчи, Эйфи прошептала:

– Все будет хорошо, милая.

Но Сорча им не поверила.

Он ушел, ее сердце ныло, он бросил меня.

Страдание хлынуло, как кровь из раны в ее сердце, вызывая все новые тихие слезы, пока, наконец, она не погрузилась в беспокойный сон.

Орек не ел. Он не спал. Он бежал. Прочь от своей пары – и это разрушило его изнутри, не оставив после себя ничего, кроме решительного гнева, направленного на ее защиту.

Она уже что-то заподозрила. Она будет гадать, где я.

Эта мысль вонзилась ему в живот, выворачивая нож вины и горя, уже застрявший там.

Но сейчас это не имело значения. Ничто не могло остановить его или замедлить. Он должен был сделать это – ради нее. Ради любой жизни, которую он надеялся прожить с ней.

И так Орек бежал всю ночь, утро и день, останавливаясь только для того, чтобы поискать следы, оставленные Сайласом. Каждый он уничтожал, соскребая с деревьев и скал, оставляя фальшивые в запутанной паутине.

Его работа и жестокий темп заглушали разрывающееся сердце так же верно, как холод, распространяющийся по земле. И он приветствовал это, позволил ему ожесточиться на предстоящие дни – без нее.

Сорча проснулась на рассвете, не удивленная, но и не менее убитая горем, что снова оказалась одна. Она провела долгие минуты, уткнувшись лицом в мягкий живот Дарраха, пока щенок скулил и щелкал зубами, зовя Орека.

– Я тоже хочу, чтобы он вернулся, – пробормотала она, и новые слезы защипали ее воспаленные глаза.

К тому времени, когда она вошла на кухню, большая часть ее семьи уже начала свой рабочий день. Увидев ее опухшие глаза и несчастное выражение лица, Эйфи снова усадила ее за кухонный стол, подав еще теплого чая, хлеба с маслом и джемом.

– О, милая, – успокаивала она, проводя рукой по спутанным волосам Сорчи. – Твой отец и братья вывели собак. Они найдут его.

Она ела механически, ничего не ощущая. Сорча ненавидела это, ненавидела быть плаксивой и бесполезной, но она не знала, что еще делать с нарастающим безумным ужасом, который разрастался в ее груди, сдавливая сердце и легкие. Казалось, единственный способ справиться с этим – это поплакать, но пролитые слезы только освободили место для еще большей печали, которая терзала ее.

Сорче было не лучше, когда поздним утром входная дверь с грохотом распахнулась, и в дом торопливо вошел Коннор, а Найл трусцой следовал за ним по пятам.

– Коннор, не…

Братья вошли в кухню, и взгляд Коннора упал на Сорчу. Она медленно поднялась со своего места, страх затягивал ее в подводное течение.

– В чем дело?

– Тебе нужно пойти и посмотреть.

– Нет, – сказал Найл, вставая между нами. – Она не должна этого видеть.

Предчувствие покалывало на ее пальцах и губах.

– Покажи мне.

Найл отчаянно покачал головой.

– Сорча, ты не захочешь это видеть.

Она посмотрела невидящим взглядом на брата, затем на Коннора и его мрачное лицо. Он выглядел старше, под глазами прорезались морщинки.

– Покажи мне.

Коннор кивнул и вывел ее на улицу, остановившись лишь для того, чтобы взять пальто и варежки. Найл молча последовал за ними, его рот превратился в одну тонкую линию.

Она последовала за Коннором через поместье, мимо луга и леса, где провела свое детство, играя. Они были почти у границы владений, когда она заметила горстку конюхов вместе с ее отцом и Диармудом, собравшихся вокруг упавшего дерева.

Сорча знала, что идет вперед, но не чувствовала земли под ногами. Она не слышала, когда ее отец зашипел и спросил, о чем думал Коннор, приводя ее сюда. Поначалу, она не знала, на что смотрит, когда обогнула то дерево.

Вдоль заплесневелого бревна была поспешно вырыта яма, огромные комья мерзлой земли сдвинуты, освобождая место для огромного зеленого тела. Единственная причина, по которой оно поместилось под бревном, заключалась в том, что у тела не было головы.

У него почти не было груди, мышцы были разрезаны и вырваны когтями, как будто каким-то огромным зверем. Зеленая плоть была изуродована, но кровь не запятнала землю вокруг них. Кто бы ни сделал это, он сделал это не здесь.

Сорча не осознавала, что у нее подкашиваются ноги, пока Коннор не подхватил ее, перенеся на себя ее вес. Ей показалось, что он что-то произносит, возможно, ее имя, и подумала, что ее отец и все остальные, возможно, тоже что-то говорят. Все они смотрели на нее со страхом, с жалостью.

Единственным звуком, который услышала Сорча, был ее собственный крик, эхом разнесшийся среди деревьев.

Это продолжалось и продолжалось, ужасный звук, подобного которому она никогда раньше не издавала. Он вырывался из ее легких, разрывая горло.

Ее тело сотрясалось, руки брата были единственным, что удерживало ее на ногах.

Это невозможно…

Это не…

– Это не он, – прохрипела она. – Это не он.

Коннор сжал ее в объятиях.

– Сорча…

Она тряхнула головой в яростном отрицании.

– Нет, нет, посмотри на это! Это настоящий орк, посмотри, какой высокий. Орек не такой высокий. И он не такой зеленый. Он, он…

Не здесь.

Мертвый, обезглавленный орк был на территории поместья, но Сорча всем своим существом знала, что Орека тут нет.

Он ушел.

– Но если это не он… – сказал Найл.

– За нами следили, – простонала она.

Судьба, возможно ли это – мог ли это быть тот следопыт? Или другой, посланный главой клана, который купил ее?

Лицо Кьярана вытянулось, и он снова посмотрел на труп с новым ужасом.

– Черт, – пробормотал он, потирая рот. – Отвези ее домой. Я должен рассказать Дарроу о случившемся.

– А как же Орек? – спросил Коннор.

– Он пошел назад, – сказала Сорча онемевшими губами.

Это было единственное, что имело хоть какой-то смысл.

И почему исчезла голова, чисто отрубленная у основания черепа? И порезы, его испачканная рубашка. Вчера он сражался с этим орком и победил. Он сделал все это, подготовился к уходу, привел себя в порядок и вернулся в дом к своей паре. Чтобы провести с ней последнюю ночь.

Он прощался с ней.

У Сорчи скрутило живот, она оттолкнулась от Коннора и, пошатываясь, направилась к дому. Ее братья были рядом, чтобы взять ее за руки, и она позволила им увести себя.

– Он пошел назад, – снова сказала она, ни к кому не обращаясь. Самой себе.

По мере продвижения на юг Орек начал заставлять себя есть и урывками спать. Это замедлило его продвижение, но он не хотел повторять ошибки Сайласа. Он должен быть отдохнувшим и готовым, когда наткнется на охотничий отряд.

Поэтому он запихивал еду в рот, не чувствуя вкуса. Он проспал самые темные части ночи, завернувшись в меха, которые все еще слабо пахли его парой. И она снилась ему.

Сорча лежала без сна в течение череды туманных дней и ночей. Она не знала, сколько из них прошло, знала только, что провела их одна, в постели, которая не должна была быть холодной, с сердцем, которое не должно было быть разбито.

Но оно было разбито.

В конце концов ее слезам пришел конец, Даррах слизывал их с ее лица, и вместе с ними исчезло всякое желание вставать с постели.

Вместо этого она погрузилась в свои страдания и горечь.

Ее семья приходили один за другим, чтобы попытаться вытащить ее. Младшие были слишком расстроены, чтобы открыть дверь, вместо этого окликая ее с другой стороны, но Коннор, по крайней мере, не боялся ее. Наконец он проскользнул в ее комнату, развел огонь и сел, чтобы рассказать ей о прогрессе, которого он добился с новой кроватью. Вскоре после того, как она попросила его, он начал мастерить новый каркас, но рассказал ей, как Орек тайно помогал ему, желая научиться работать по дереву и сделать для нее что-нибудь самому.

– Это не действия человека, который хочет уйти, – сказал он.

Но Сорча была непоколебима, ее губы скривились от горечи, и в конце концов Коннор отступил.

Она позволила огню, который он разжег, погаснуть.

Когда ее мать спросила, спустится ли она к ужину, она промолчала.

Когда ее отец попросил ее, пожалуйста, выйти и позволить ему увидеть ее, она промолчала.

Когда Кили умоляла ее прийти и почитать ей сказку, она молчала.

Потому что Сорче нечего было сказать. Что она могла?

Он ушел.

О, конечно, у него были свои причины, да. Он отбился от того орка, защитил их всех от угрозы, о которой они ничего не знали. Он, должно быть, думал, что опасность была еще больше, что каким-то образом он мог ее остановить.

Сорчу не волновали его причины – он бросил меня.

После всех его обещаний, всех его заверений в том, что пара – это на всю жизнь. Он вернулся к ней той ночью, зная, что оставит ее.

Лжец.

И она позволила себе поверить, что все будет по-другому. Что он, наконец, останется, потому что она этого хотела, достаточно сильно хотела его. Она знала, что ему было трудно интегрироваться в здешнюю жизнь, она знала, что он изо всех сил пытался найти свое место, но она думала…

Я наконец-то начала верить, что меня будет достаточно.

Как бы она ни злилась на него за его глупый благородный героизм, за желание защитить ее и ее семью, за то, что заставил ее поверить ему, еще больше она злилась на себя за то, что позволила ему это сделать.

Ей следовало бы знать лучше.

Никто никогда не остается.

На следующий день ее мать задержалась, пока из окна пробивался слабый послеполуденный свет. Сначала Эйфи согласилась дать время Сорче и ее горю, но сегодня она, казалось, была полна решимости поднять дочь с постели.

Она попыталась снять постельное белье, но Сорча лежала решительно, не двигаясь.

– Сорча, – раздраженно произнесла ее мать, – ты должна встать. Я знаю, это больно, но жизнь все равно идет дальше.

Эта горечь пульсировала внутри нее, обнажая сухие зубы, чтобы усмехнуться матери. Эйфи отпрянула, как будто Сорча дала ей пощечину.

– Мне жаль, что кто-то другой должен делать всю ебаную работу по дому, – прорычала она.

Эйфи долго смотрела на нее, лицо ее побледнело.

– Это не то, что я имела в виду.

Сорча только хмыкнула, не веря ей. Она перевернулась на другой бок, подставляя Эйфи спину.

Она слышала, как ее мать ходит по комнате, и долгое время все, что она делала, это убирала и складывала, навязывая Сорче свое присутствие, когда все, чего она хотела, – это чтобы ее оставили в покое. Ей было легче переносить боль, спрятавшись в своей комнате.

– Как ты это делаешь? – слова слетели с ее губ, острые, как стрелы, и такие же жалящие. – Как ты можешь терпеть, когда тебя бросают снова и снова?

Потому что я не могу. Я не буду.

Кровать прогнулась, когда Эйфи села. Теплая сухая ладонь пробежалась вверх-вниз по руке Сорчи в успокаивающем ритме, и она была слишком искушена поддаться утешению.

Слезы, поднявшиеся откуда-то из глубины ее сердца, обожгли ей глаза.

Услышав приглушенный всхлип, Сорча сначала подумала, что он вырвался из ее собственного горла, но затем с ужасом поняла, что это плачет ее мать. Она с тревогой наблюдала за происходящим, вид плачущей матери вывел ее из оцепенения.

Ей было невыносимо видеть свою мать в слезах. Маленькой девочке, которой она была, и женщине, в которую она выросла, хотелось сказать что-нибудь, что угодно, чтобы это прекратилось. Эйфи потянулась к ее руке и сжала в своей.

– Милая, мне так жаль, – слезы Эйфи капали на руку Сорчи. – Если бы я могла вернуть его тебе, я бы это сделала. Я бы отдала все, Сорча.

– Он сделал свой выбор, – хрипло произнесла она.

Эйфи покачала головой.

– Нет. Он любит тебя, Сорча. Это так очевидно.

– Недостаточно.

Низкий, болезненный стон вырвался из горла Эйфи. Она пригладила спутанные кудри Сорчи, чтобы очертить узоры на ее щеках, соединив веснушки воображаемыми линиями. Это было то, что она всегда делала, и глаза Сорчи так легко потяжелели, когда утешение проникло в нее, хотела она этого или нет.

– Любовь не похожа на рассказы из книг. Жизнь не заканчивается со словом «конец». Она продолжается, и каждая история любви отличается. Некоторые сложнее других. Твой отец и я… – Эйфи вздохнула, выражение ее лица было задумчивым, когда она рисовала звезду на коже Сорчи. – Мы всегда были такими независимыми людьми со своими собственными мечтами и стремлениями. Вначале казалось, что любви достаточно, чтобы преодолеть это расстояние. И иногда так и было. Я горжусь нашей жизнью здесь, тем, что мы из нее сделали.

Брови Эйфи озабоченно нахмурились.

– Но те месяцы без тебя показали мне, что все это было возможно, потому что у меня была ты. Я не… так сильно нуждалась в твоем отце, потому что у меня была моя Сорча, – ее улыбка была со слезами и каким-то образом смогла разбить сердце Сорчи, которое, как она думала, уже раскололось надвое.

– Это было неправильно с моей стороны, – сказала Эйфи. – Все, что ты сделала для этой семьи, моя дорогая, мне так стыдно. Я не видела. Ты всегда была такой сильной, такой волевой, и я… я позволила тебе взять на себя это бремя. Но нести его должна была я, а не ты.

По лицу Эйфи потекло еще больше слез, и Сорча не смогла удержаться, чтобы не вытереть их. Но она придержала язык, не позволяя себе отмахнуться от слов матери или уменьшить их правдивость.

– Все твои братья и сестры преследуют свои мечты благодаря тебе. Твой отец тоже. Эта семья преуспевает, потому что ты поддерживаешь ее. Но я не… – Эйфи поцеловала тыльную сторону руки Сорчи. – Я не понимала, как много это отняло у тебя. Пока не увидела тебя с ним.

Нижняя губа Сорчи задрожала, и у нее чуть не сорвалось с языка потребовать, чтобы Эйфи не говорила о нем, но ее мать покачала головой, заставляя ее слушать.

– Я никогда не видел тебя такой счастливой. Каждый день он стоял рядом с тобой и брал на себя твою ношу, включая всех нас. Он никогда не жаловался. Это тоже было не его дело, но он это делал. Для тебя. И я люблю его за это, – слезы хлынули у Сорчи быстрее, чем Эйфи успевала их вытереть. – Он любит тебя, Сорча. И что бы это ни было, по какой бы причине он не ушел, я уверена, что это не просто так.

Ее грудь сжалась от хрупкой надежды, которая была болезненнее, чем разбитое сердце. Она пустила корни внутри нее, цепляясь за осколки ее сердца. Не склеивая их, а лишь удерживая на месте, и Сорча с плачем упала в объятия своей матери.

Она не знала, откуда у нее еще остались слезы, но эти ощущались по-другому. Очищение. Вскрытие раны. Ее губы обожгло соленым привкусом, когда Эйфи обняла ее и стала нежно покачивать.

Она излила всю свою ярость, свою боль, оборванные слова, сопровождающие слезы, разрывающие ее душу. Почему и как он мог и так страшно и хочу его. Они горели в ней, как летний лесной пожар, опаляя, очищая. Это было больше, чем просто дни, которые она провела в постели в своей печали, казалось, что Сорча потеряла месяцы и годы.

– Он нужен мне, – плакала она в шею матери. – Мама, я так по нему скучаю.

– Тогда иди и найди его, – отстранившись, Эйфи обхватила лицо Сорчи ладонями. – Мужчины иногда глупы, с их потребностью быть героями, но мы все равно их любим. Моя дорогая, если он тот, кого ты хочешь, тогда иди и найди его.

С ее губ сорвался звук разочарования и надежды.

Она не знала, насколько далеко он ушел.

Она не знала, как его найти.

Это имеет значение?

Единственный вопрос зазвенел у нее в ушах, и все остальное внутри нее умолкло.

Ее слезы прекратились, и Эйфи вытерла их платком. Она тихо сидела рядом с Сорчей, пока та моргала, заикалась и постепенно начинала надеяться.

Но как…?

Наклонившись вперед, Эйфи поцеловала ее в лоб.

– Все, что тебе нужно сделать, это попросить.

Сорча сглотнула пересохшим горлом, решимость укрепилась в ее животе.

– Я хочу вернуть Орека. В целости.

– Тогда нам лучше рассказать твоему отцу.

Сорча не утруждала себя такими тонкостями, как купание или смена одежды – у нее кружилась голова от резких движений и нескольких дней без еды, но ноги сами знали дорогу вниз. Семья подпрыгнули от неожиданности, когда она ввалилась в гостиную, все заговорили разом.

Она проигнорировала их и подошла к своему отцу.

Кьяран встретил ее, обнял за плечи, чтобы посмотреть на нее.

– Сорча, судьба, ты заставила нас поволноваться.

Она не просила. Она потребовала.

– Мы должны отправиться за Ореком.

Ее заявление было встречено ошеломленным молчанием, поэтому она заполнила его сама.

– Должно быть, он не поверил, что опасность представляет всего один орк. Вот почему он отрубил голову. – нее свело челюсти, его уход все еще был для нее болью. – Я не знаю, почему он не сказал мне, но он не должен сталкиваться с этим в одиночку.

Кьяран смотрел на нее сверху вниз, тихий и серьезный. В течение одного ужасного удара сердца он ничего не сказал.

Затем, заключив ее в крепкие объятия, он сказал:

– Хорошо, моя девочка. Мы вернем его.

– Я… – на мгновение у нее не нашлось слов, настолько она была удивлена его легким согласием. – Я иду с тобой.

Кьяран кивнул.

– Ты нужна нам, чтобы вести нас. И нет никого лучше, кто мог бы высказать ему свое мнение, когда мы его найдем.

Слезы снова навернулись ей на глаза, и она обняла отца. Это не загладило всю душевную боль и обиду между ними, но это было начало. Это было что-то.

Он старается. Ради меня, осознала она, мысль была настолько замечательной и хрупкой, что ей вряд ли хотелось слишком долго вынашивать ее в уме.

Когда отец выпустил ее из объятий, он повернулся к остальным собравшимся членам семьи, уперев руки в бока, и отрывистым голосом, не терпящим возражений, отдал всем приказ двигаться.

Найла отправили на быстром коне в Дундуран, чтобы сообщить об этом лорду Дарроу и запросить отряд рыцарей.

Коннор пошел готовить их лошадей и оружие.

Все остальные должны были собрать припасы для путешествия.

А Сорча должна была принять ванну, поесть и отдохнуть перед их завтрашним отъездом.

К тому времени, когда она вечером спустилась вниз, на кухне кипела работа. Все ее младшие братья и сестры, а также тетя Софи собрались вместе с Эйфи, чтобы нарезать, приготовить и упаковать. Гора провизии на кухонном столе неуклонно росла.

Сорча заняла свое место в очереди, не в силах успокоиться, хотя Эйфи продолжала пытаться загнать ее в постель. Они не спали до поздней ночи, набивая седельные сумки едой.

Она немного поспала после того, как помогла уложить младших в постель. И хотя это было немного, она встала навстречу новому рассвету с новым чувством цели.

Я иду, любовь моя. И ты получишь такую взбучку, когда я найду тебя. А потом самый большой и продолжительный поцелуй в твоей жизни.

Ее сердце все еще было разбито и болело, но оно наполнилось теплом при виде собравшейся у дома компании. Ее отец, Коннор и Найл уже были верхом, Коннор держал поводья оседланной Фиоры. Лорд Дарроу приехал сам с двумя дюжинами конных рыцарей и кивнул Сорче, когда она вышла. Эйслинн пришла проводить их и крепко обняла Сорчу.

– Иди за своим мужчиной, – сказала ее подруга, и Сорча пообещала, что так и сделает.

Затем Сорча обняла и поцеловала мать, тетю и всех братьев и сестер. Даже Мэйв, которая обнимала Сорчу крепче и дольше, чем когда-либо за последние годы.

– Я надеюсь, ты найдешь его в полном порядке, – прошептала Мэйв.

Она крепко обняла сестру.

– Мы найдем его, – сказала она.

Так и будет. Она не примет ничего другого.