Текст книги "Полукровка (ЛП)"
Автор книги: С. И. Вендел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)
3
У Орека не было возможности перевести дыхание, пока под их сапогами не заскрипели сухие речные камни. Он повел ее вниз по склону холма самым быстрым и тихим способом, который знал, соскользнув в высохшее русло ручья, где росли огромные деревья. Они стояли там на страже, словно зловещие врата в другие миры.
Путь был чист и тих. Мерк все еще спал на посту, что делало их побег простым и незаметным.
Это дало им время, но не много.
Женщина безмолвно следовала за ним, и он был благодарен за это – за тишину, потому что не знал, что мог бы сказать в ответ.
Он повел ее в первый ряд деревьев, где воздух был гуще, а свет тусклее под пологом листьев и иголок. Лунный свет просачивался через неровные щели, создавая фракталы света, которых было достаточно, чтобы он мог видеть. Орек провел всю свою жизнь, обучаясь и охотясь в этих лесах, и лунный свет не был ему нужен, чтобы обнаружить новый ручей, пробивавший себе путь сквозь лес. Ручей журчал, отражая лунные лучи, стремительно проскальзывая между деревьями, увеличиваясь в объеме и скорости, прежде чем впасть в реку всего в нескольких милях к востоку.
Они должны были пересечь эту реку сегодня ночью, чтобы сохранить хоть какой-то шанс.
Женщина удивленно ахнула, когда он вытащил их на середину ручья, но зажала рот рукой, чтобы приглушить звук. Холодная вода окатила его ботинки, и он почувствовал, как все ее тело задрожало от внезапного всплеска.
Они шли вдоль ручья, течение толкало их вперед, и идти было довольно легко. Речные камни здесь были немного острее, чуть менее округлые и скользкие, так что его ботинкам было за что ухватиться.
Он вел их так быстро, как только мог, все еще крепко держа женщину за руку, но это не спасло ее от падения в момент потери равновесия. Она упала на колени, издав стон сквозь стиснутые зубы.
Она выругалась и воспользовалась его рукой, чтобы подняться.
– Я в порядке, давай же, идем.
Он поймал ее на слове и продолжил спуск по ручью, но после того, как она упала еще дважды, а им предстояло пройти еще милю до реки, Орек осознал свою ошибку.
Он снова поднял ее на ноги и наблюдал, как она потратила минуту, чтобы осмотреть небольшой порез на руке, который получила, споткнувшись. В темноте ее кровь была почти черной с тяжелым металлическим запахом.
Зверь в нем зашевелился при виде этого, темный, собственнический и злой. Ему не понравился вид ее, истекающей кровью.
Со стоном она выпрямилась и натянуто кивнула ему.
– Извини. Я могу идти дальше.
– Я понесу тебя.
Она удивленно моргнула и быстро попятилась, когда он наклонился, чтобы перекинуть ее через плечо. Вода захлюпала вокруг ее икр, и он притянул ее к себе, когда она чуть не упала назад.
Она нахмурилась и яростно затрясла головой, отчего темные кудри подпрыгивали.
– Нет. Я могу не отставать.
Они стояли, уставившись друг на друга в темноте, а вокруг журчала вода. Он оглядел ее и понял, что она прикрыла рукой верхнюю часть живота. Недостаточно низко, как это делали беременные оркцессы, скорее как кто-то, прикрывающий рану.
– Ты ранена? – спросил он. Его грызло чувство вины, как он мог не заметить, что она ранена? И он тащил ее вниз по ручью в темноте.
– За последние две недели я лежала на многих плечах как груз, – сказала она тонкими губами. – Не было возможности проверить, но, по-моему, я вся в синяках от груди до ног. Так что я пойду пешком. Я не буду отставать.
Она продолжала настаивать, но Орек, наблюдая за ней, стоящей посреди ручья – такой смелой, напуганной и решительной, – волновался не о том, что она отстает, или о том, успеют ли они добраться до реки вовремя. Его больше тревожило то, что она могла пострадать, и что он может причинить ей еще больший вред.
Он был бы ничем не лучше тех, кто сделал это с ней. Новый вид ярости закипел в его животе при мысли о том, что эту женщину крадут из дома, перекладывают с одного плеча на другое, как будто она товар для обмена. Он не будет тем, кто причинит ей вред, и эта внутренняя ярость заставила его поклясться в том, что если у него будет возможность, ей вообще никогда не сделают больно.
Это означало, что они должны были добраться до реки.
– Есть другие способы, – сказал он.
Она настороженно наблюдала за ним, но не отступила, когда он опустился перед ней на колени. Удивленный вздох вырвался у нее, когда он подхватил ее, поддерживая под коленями и поясницей. Он поднял ее выше к себе на грудь, так, что их головы оказались почти на одном уровне, и она инстинктивно обвила руками его шею.
– Ох, – выдохнула она, по-совиному моргая.
– Мы должны пересечь реку.
Он наблюдал, как двигается ее челюсть, когда она стискивает зубы. Наконец.
– Если ты уверен…
Он кивнул.
– Держись.
И он побежал.
Лес пролетал мимо полосами тени, воздух бил Сорчу по щекам, когда она раскачивалась и подпрыгивала в объятиях орка.
Или кем бы он ни был. Сейчас Сорча была так близко к нему, что не была уверена. Черты его лица были в основном человеческими, почему-то мягче, чем у орка, которого она видела в палатке. Вблизи она увидела разные цвета и текстуры заостренного кончика его уха и маленького золотого кольца, пронзающего мочку.
Этот мужчина не был орком, по крайней мере, не полностью. Но и человеком он тоже не был.
Ни один человек не бегал так быстро, как он сейчас, настолько быстро, что она едва могла что-либо разглядеть в темноте, прежде чем это оказывалось далеко позади них.
Ни один человек не был достаточно силен, чтобы тащить набитый рюкзак и взрослую женщину, особенно такую высокую, упитанную, мускулистую женщину, как она. Она чувствовала, как его грудь вздымалась и излучала тепло, как мехи в печи: ему требовались усилия, но он выдерживал все это на протяжении многих миль, не останавливаясь и не замедляя шага.
Даже когда они наконец остановились, оказавшись у места, где ручей расширялся и бурлил, впадая в реку, его дыхание стало более частым, но не перешло в судорожные вздохи, и она ни разу не обмякла в его объятиях.
Орек вышел из ручья до того, как он встретился с более сильным течением реки, и направился к берегу. Луна ярко сияла над рекой, её свет ложился на воду мягким серебристым покрывалом, превращая поверхность в подобие молочного стекла. Рассеянный свет и грохот воды заставляли её внутренности бурлить, словно неспокойный ручей. Течение здесь было сильным, и она едва могла разглядеть другой берег.
Орек шел вдоль берега и, наконец, остановился на небольшом каменистом пляже.
– Здесь мелко, – сказал он.
Она посмотрела на темную воду и не смогла сдержать стона.
– Насколько мелко?
Он взглянул на нее сверху вниз, поморщился и поднял еще выше по груди, но прежде чем успел войти в воду, она пошевелилась, чтобы заставить его остановиться.
– Тебе нужны руки для равновесия.
Казалось, он на мгновение задумался.
– Со мной все будет в порядке.
– Отпусти меня.
Она выдержала его взгляд, когда он оглядел ее, без сомнения оценивая, есть ли способ выиграть эту битву желаний. Сорча скрестила руки на груди и приподняла бровь – прием, который никогда не подводил ее с братьями и другими взрослыми. Ей нужно было, чтобы он перебрался через реку, а ему – чтобы его руки были свободны.
Наконец, он осторожно поставил ее на ноги, не отстраняясь, пока не убедился, что она твердо стоит на ногах.
Она потянула за лямку его рюкзака.
– Я понесу это, – сказала она, и он открыл рот, чтобы возразить. – А ты понесешь меня, – добавила девушка.
В лунном свете она бы предположила, что он настроен скептически. Он посмотрел на реку, а затем обратно, туда, откуда они пришли, и подумал, прежде чем со вздохом снять рюкзак.
Тот упал на землю со зловещим стуком, и на мгновение Сорча пожалела о своем плане. Но ее мать вырастила не нежный цветочек, и ее ноги и спина были сильными после долгих лет тяжелой работы по уборке конюшен и поднятию извивающихся братьев и сестер. Вроде как, оставалось только перебраться на другой берег реки, который она едва ли могла видеть.
Она схватилась за ремни, но застонала, когда с первой попытки не смогла оторвать рюкзак от земли. Орк издал недовольный звук и наклонился, чтобы поднять его, но она согнула ноги, стиснула зубы и потянула. Сорча не знала, что у него там было, но надеялась, что оно того стоило. Тяжелый вес давил ей на спину, и она крепко держалась за ремни, которые были слишком длинными и болтались на ней.
Когда она не сразу согнулась под этим весом, орк кивнул, повернулся и опустился на колени.
Сорча без всякого изящества вскарабкалась ему на спину и обхватила ногами талию, а руками – шею. Она чувствовала себя как детеныши опоссумов, которых видела в лесу недалеко от своего дома, цепляющихся за своих матерей, перепрыгивающих с дерева на дерево.
Он плавно поднялся, коснувшись ее колена, чтобы помочь устроиться. Затем он как-то неловко похлопал ее по руке и вошел в воду.
Она не смогла сдержать удивленного вздоха, когда ледяная вода плеснула на ноги и зад, вызвав еще одну дрожь по телу. Сорча начала уставать от всей этой дрожи – от холода, от воды, от стресса. От всего этого. Когда уже утро? Ей оставалось надеяться, что в свете все будет выглядеть немного лучше.
Она крепко вцепилась в спину орка, пока он переходил реку. Холодная вода бурлила вокруг, ее шум заполнил уши, а ледяные струи вызвали мурашки, пробежавшие по ногам. Однако вода так и не достигла её колен, руки Сорчи сомкнувшись вокруг груди орка. Ему удавалось удерживаться на ногах, даже когда камни выскальзывали из-под ног, а вода закручивалась вокруг них водоворотами.
Большая часть Сорчи оставалась сухой, пока они пересекали реку, но что более важно, рюкзак находился высоко над водой. В самом глубоком месте вода дошла орку до середины груди.
Мелко, говорил он.
С каждым уверенным шагом орка она все больше верила, что они достигнут другого берега, но поток захватил их и относил вниз по течению, а Сорча заметила, что они отклонились от начальной точки. Тем не менее, орк продолжал настойчиво двигаться вперед. Его грудь под ее руками поднималась и опускалась, а когда вода начала отступать, обнажая их нижние части, он уже широко открывал рот, чтобы жадно вдыхать воздух.
Они почти достигли берега прежде, чем орк споткнулся. Он хрюкнул, поймав равновесие до того, как они успели упасть, и продолжал идти, пока они не оказались на суше.
Все еще дрожа, Сорча с облегчением соскользнула с его спины. И чуть не упала навзничь под тяжестью рюкзака, вызвав у себя маниакальный смех.
Они сделали это! Они пересекли реку. Какую именно? Она понятия не имела. Она не знала ни этой реки, ни окружающего их леса, ни где находятся ближайшие люди – но прямо сейчас это не имело значения. Орк казался таким уверенным, что они должны были пересечь эту реку, и они это сделали. Она не знала, что это значит, но чувствовала победу.
Сорча одарила его облегченной, хотя и немного дикой улыбкой, задаваясь вопросом, чувствует ли он то же паническое головокружение.
Ее улыбка погасла, когда она увидела, как дрожат его колени, когда он изо всех сил пытается удержаться в вертикальном положении. Он прислонился всем весом к дереву, его грудь все еще вздымалась, и он прижал руку к боку, как будто там был наложен шов или…
– С тобой все в порядке?
Она попыталась встать, но ремни рюкзака потянули ее обратно вниз. Пыхтя, она высвободилась и поспешила к нему, помогая облокотиться на дерево. Он рухнул на землю, губы его сжались в гримасе боли.
Сорча посмотрела на него сверху вниз. Рубашка без рукавов, которую он носил под свободно зашнурованной курткой, промокла от воды и чего-то более темного. Затаив дыхание, она отодвинула несколько его пальцев и увидела глубокую рану, из которой сочилась кровь.
Может, что-то ранило его в реке? Эта сторона была обращена к течению, и Сорча с ужасом представила, как ледяная вода нещадно омывает открытую рану.
– Как…? Когда? Как ты смог нас переправить через реку? – прошептала она, не сводя глаз с кровавого следа.
– Она уже была, – ответил он, прерывисто дыша. – Вода просто вновь её вскрыла.
Сорча снова всмотрелась в рану, теперь понимая, что это похоже на засохшую кровь от удара бивнем. Еще один орк? Мысль о том, что он мог сражаться с себе подобным, заставила ее содрогнуться. Она вспомнила, какой ужас испытала, когда впервые увидела его с кровью на шее.
– Ты был ранен все это время?
Он не ответил, но то, что он отводил взгляд, уже о многом говорило.
– Мы должны позаботиться об этом.
– Со мной все будет в порядке. Мы продолжим двигаться.
– Ты не можешь разгуливать с чем-то подобным. Если кто-то пойдет за нами, будет легко уловить запах крови. И кто знает, что было в той речной воде.
Света луны и ее отражения на реке было достаточно, чтобы увидеть застенчивое выражение его лица. У нее было три брата, по нахмуренным бровям она поняла, что он хочет возразить, но промолчал, изучая ее лицо, но не встречаясь взглядом.
Сорча расставила ноги, выпятила бедро и выгнула бровь таким образом, которым всегда заставляла братьев делать то, что она хотела, даже тех, кто теперь был взрослым и бородатым. Лучше этому орку прямо сейчас усвоить, что если она твердо решила добиться своего, то добьется.
Наконец, он вздохнул.
– Здесь есть мазь и несколько тряпок, чтобы замотать рану.
Кивнув, Сорча вернулась к рюкзаку и подняла его. Бросив вещи рядом с ногами орка, она проигнорировала его страдальческий взгляд и принялась рыться в рюкзаке, распаковывая все аккуратно сложенные вещи. Сорча достала меха, тунику и два пакета с чем-то, что пахло едой. Она покраснела, когда в животе заурчало.
Наконец ее пальцы коснулись керамического горшка, и она выудила его. Он демонстративно не смотрел на беспорядок, который она устроила, но кивнул, когда она показала ему маленький горшочек.
Орек наклонился в сторону, задирая куртку, чтобы она могла получше все рассмотреть. Рана была не такой ужасной, как выглядела, не слишком глубокой, просто большой и кровавой. Она не думала, что ее придется сшивать, а это была хорошая новость для них обоих. Сорча никогда не была талантлива в рукоделии.
Она быстро очистила рану, не в силах оторвать взгляд от гримасы на его лице. Широкие губы растянулись, обнажив крупные зубы, по большей части человеческой формы. У орка не было бивней, но его нижние зубы были почти вдвое длиннее человеческих и выступали вверх, как клыки. Они ровно встали, когда его рот со щелчком закрылся, снова спрятавшись за искривленными от дискомфорта губами.
Сорча прочистила горло и начала наносить мазь большими порциями. Она имела лекарственный травяной запах, который напомнил ей о доме тети. Тетя Софи была деревенской знахаркой, и огромные, толстые пучки сушеных трав всегда свисали со стропил ее дома. Она любила навещать тетушку, любила благоухающую гостиную, маленькое убежище от хаоса, которым был ее собственный дом, до краев заполненный братьями и сестрами.
Старшая из семи детей, она провела свою жизнь, помогая матери заботиться о младших братьях и сестрах, пока их отец был занят на рыцарской службе, и ей часто требовалось немного отвлечься. Чувство вины мучило ее сейчас, когда она вспоминала, какой эгоистичной была, как принимала то время как должное. Ее мать полагалась на нее, а братья и сестры нуждались в ней.
Я должна вернуться.
От этой мысли ее пронзила тоска, и Сорче пришлось сдерживать слезы, когда она заканчивала наносить мазь.
Если она будет слишком много думать о своей семье, своем доме, своей жизни, она расплачется и растечется бесполезной лужей слез. Гнев и негодование подпитывали ее, заставляя задыхаться в собственном горячем, несвежем дыхании, пока костлявые плечи врезались в ее уязвимые внутренности.
Теперь, однако, в ее груди затрепетали слабые искорки надежды. Она выбралась из той палатки, из лагеря, полного орков. Они пересекли реку. Это должно было что-то значить.
Итак, этот орк ей нужен был живым, потому что на данный момент он был ее лучшей надеждой.
Однако это не помешало ей спрятать в сапог запасной нож, найденный в рюкзаке. Она не была глупой. Дома отец, сэр Кьяран, многому научил ее. Например, использовать предоставленные возможности и выпотрошить противника с самого начала.
Лучше быть с одним орком здесь, чем связанной в их лагере. С одним из них она могла бы справиться. Возможно.
Сорча аккуратно наложила на рану чистую тряпку в качестве импровизированной повязки, прежде чем откинуться назад и закрыть горшочек крышкой.
– Нужно забинтовать. И тебе следует снять мокрую одежду.
Их взгляды встретились, и она понадеялась, что он не заметил, как она покраснела.
Но он только вздохнул и еще сильнее прислонился к дереву.
– Сейчас.
Вместо этого он начал рыться в куче, в которую она побросала его вещи. Она почувствовала себя немного виноватой за это, но прикусила язык, чтобы не предложить сложить все обратно. Почему-то она не думала, что он хотел, чтобы она копалась в его вещах еще больше.
Он бросил в ее сторону один из мехов и сказал:
– Используй его, чтобы согреться.
Это был не самый мягкий и не самый тонкий мех, к которому она когда-либо прикасалась, но в тот момент он был самым прекрасным в мире. Она обняла мех и прижалась к нему щекой, тихо мурлыча от счастья.
Орк сдвинулся с места, и в его взгляде была не столько боль, сколько…
Ну, на самом деле она не знала. Но он восхищенно наблюдал за ней, прежде чем она поймала его. Он быстро отвернулся, придвинул поближе маленький мешок и порылся в нем. Затем он бросил ей что-то маленькое.
Она поймала его своим одеялом и на мгновение подумала, что это кусочек какого-то сушеного мяса. В тусклом свете это выглядело и ощущалось как вяленое мясо, но когда она откусила, ожидая сопротивления, ее зубы легко погрузились в слегка сладковатую мякоть сушеной моркови.
– Орки едят морковь?
Его молчаливое моргание снова заставило ее покраснеть. Она ничего не могла с собой поделать, все, что она слышала о его роде, говорило о том, что они ели мясо, только мясо, и не были разборчивы в том, откуда оно берется.
– Едят, – сказал он.
Что ж, сушеный корень никогда не был таким вкусным, но она с радостью съела еще один, когда он предложил. Они сидели в дружеском молчании, жуя морковь и потягивая из фляжки, и Сорча почувствовала облегчение, когда ее желудок перестал урчать.
Довольная на данный момент, она плотнее закуталась в мех и сказала:
– Кстати, я Сорча.
Он долго смотрел на нее, ничего не говоря, и Сорча начала беспокоиться, что, возможно, у него нет имени. Возможно, у орков они были не такими, как у людей. Она только начала ерзать, когда он наконец ответил.
– Орек.
– Орек, – повторила она, пробуя звук. – Они назвали тебя Орек-орк?
Она хотела вытащить слова из воздуха и запихнуть их обратно в рот, но они повисли, как птицы, трепещущие на ветру.
Затем его губы дрогнули в подобии улыбки, и она не смогла удержаться от смеха. Она устала и все еще дрожала от холода и стресса. После двух недель в плену все начинало казаться забавным.
В его глазах светилось веселье, и она почувствовала себя достаточно комфортно, чтобы протянуть руку и коснуться тыльной стороны его ладони.
– Спасибо тебе, Орек.
Улыбка исчезла с его лица, и он посмотрел вниз, туда, где она касалась его, но не казался недовольным. Их взгляды снова встретились, и, нервно сглотнув, он кивнул.
Сорча глубоко вздохнула. Утро еще не наступило, и она по-прежнему не знала, где находится. Но теперь в ней теплилась хрупкая надежда – слабый луч веры в то, что удача наконец на ее стороне.
4
Она прикоснулась к нему.
Воспоминание об этом обожгло разум Орека так же сильно, как кожу там, где задержались ее пальцы. Это было быстро, почти мимолетно, и так легко. Она, вероятно, не придала этому касанию большое значение, но это был первый раз, когда к нему нежно прикоснулись…
Орек тряхнул головой и отогнал мысли прочь, чувствуя себя глупо из-за того, что позволил разуму вгрызаться в воспоминания, как животному в кость, отчаянно желающему получить каждую каплю костного мозга. Насколько же жалким нужно быть, чтобы мимолетное прикосновение смогло так его взволновать?
Вместо этого он сосредоточился на своих шагах, приглушенных опавшими листьями, все еще влажными после прошедших накануне дождей. Здесь подлесок был реже, и он предупредил женщину – Сорчу – ни к чему не прикасаться, если она может этого избежать.
Это был только вопрос времени, когда на их поиски будет отправлен следопыт, и Орек готов был поспорить на те несколько монет, которые у него были, что именно Сайлас отправится за ними. Лучший следопыт клана не нуждался в том, чтобы они облегчали ему задачу, оставляя очевидные подсказки.
Последние часы ночи они провели у реки, отдышавшись и съев еще немного сушеной моркови. Ореку пришлось подавить желание предложить ей больше, напоминая себе, что еду нужно ограничить. Что-то в ее благодарной улыбке и в том, как она ела то, что он давал, доставляло ему… удовлетворение.
Она благодарила его.
Когда рассвело, он повел ее в лес, направляясь к одной из известных ему человеческих деревень. Она была в нескольких днях пути отсюда, на окраине территории, на которой он охотился, но там был клан людей. Кто-то из них должен был знать, как ей помочь.
Он оглянулся через плечо на Сорчу, не в первый раз задаваясь вопросом, как такая женщина оказалась проданной его сородичам-оркам.
Мать Орека была женщиной из бедной семьи, уже повидавшей много ужасов мира, прежде чем ее похитили работорговцы и продали его отцу. Не только жизнь с кланом оставила глубокие морщины у нее под глазами, хотя она еще не была старой.
Сорча не страдала от непогоды. Ее туника и бриджи были перепачканы, но тонкую ткань и швы невозможно было не заметить, а сапоги, доходившие до колен, были из мягкой кожи. Хотя каштановые кудри были спутаны, а вокруг глаз залегли темные круги, в ней была живость, которой он никогда раньше не видел. Она была здоровой, ее щеки были розовыми, глаза яркими, а фигура полной и сочной, ее ногти были ухожены, и все зубы были на месте.
Он был прав, когда считал ее высокой для человеческой женщины. Она доходила ему почти до середины груди, настолько высокая, каким мог быть человек, с широкими плечами и бедрами. Ее ноги были мускулистыми, но заметно женственно изогнутыми, а грудь…
Ему пришлось перестать замечать ее и думать о ней.
Тем более что при мысли о ней, о ее ярких глазах, о том, как легко двигаются ее губы, чтобы усмехнуться, надуться или заговорить, зверь внутри него урчал с чувством собственничества. Он никогда не испытывал ничего подобного и не был уверен, что хочет этого.
Она легко шла рядом с ним, иногда что-то болтая, а иногда молча осматривая лес вокруг них. Она двигалась в его темпе, никогда не жалуясь, хотя ноги у нее были короче его. При свете дня веснушки, покрывавшие ее кожу, были гораздо заметнее, и он иногда ловил себя на том, что смотрит на то, как они, казалось, танцуют, когда она улыбается.
Судьба, что же мне с ней делать?
От этого вопроса у него внутри все сжалось от ужаса. Он украл ее. Он должен был вернуть ее к ее народу, но до города оставалось несколько дней пути. Он предполагал, что сможет так долго обеспечивать кого то, но раньше у него не было такого опыта.
Он не проводил так много времени в обществе одного человека с тех пор, как был юнлингом. Иногда ему было одиноко, а иногда он думал, что ему так больше нравится. Зачем ему нужен был кто-то? От мысли, что теперь ему придется несколько дней поддерживать в ней жизнь, у него внутри все сжалось.
Если она и почувствовала какое-то из его безмолвных переживаний, то виду не подала. Ее мшисто-зеленые глаза метнулись к нему, и полуулыбка расплылась по ее лицу.
Покраснев, Орек отвел взгляд.
Он надеялся, что она не нашла в нем ничего забавного.
– Итак, орк Орек, – сказала она нараспев. У него было мало опыта общения с другими, не говоря уже о женщинах, но он думал, что этот тон используется, чтобы смягчить грядущую резкость. – Куда ты меня ведешь?
– В человеческую деревню.
Она моргнула, как будто не ожидала такого ответа.
– Она поблизости?
Он покачал головой.
– Нет. Три дня ходьбы.
Хотя может быть и больше, поскольку на этот раз он был не один.
Она издала горловое урчание, звук, который скользнул, как кончики пальцев, по его позвоночнику.
– И ты ведешь меня туда?
– Да, – разве он только что не сказал этого?
Ее голова откинулась назад, а в глазах появилось суровое выражение, которое ему совсем не понравилось.
– И ты позволишь мне уйти? Просто так?
Тут Орек остановился, повернувшись к ней лицом и надеясь, что его нахмуренные брови скрывают то, как горели его щеки и уши от того, что она прятала за этими вопросами.
– Ты не моя пленница, – сказал он ей.
– Приятно слышать, – сказала она, хотя ее позиция и тон не смягчились.
Орек ждал, когда она скажет или спросит то, что действительно хотела. Его небольшой опыт общения означал, что у него не хватало на это терпения, а то, как эти глаза, напоминающие покрытые мхом камни, смотрели на него, оценивая… Ему хотелось вылезти из кожи вон.
– Ты освободил меня из лагеря и ведешь к людям… по доброте душевной?
Почему она говорит об этом как о чем-то плохом?
Его челюсть двигалась, клыки терлись о внутреннюю сторону верхней губы. Как он мог объяснить причину этой женщине, когда он едва мог объяснить это самому себе? Слова и воспоминания кружились внутри, в основном о его матери. Он помнил ее боль, ее слезы и знал, что никогда и никому не пожелал бы ничего подобного. Даже Крулу или Калдару.
И уж точно не этой женщине. Никогда, прорычал зверь.
Он не мог выразить то, для чего у него не находилось слов, и разочарование вместе со стыдом терзали его, застревая в горле. В конце концов, единственное, что он смог выдавить, – это раздраженное ворчание. Его ноздри раздувались от гнева, а стыд лишь усиливался, когда он заметил, как тень страха мелькнула на ее лице.
– Ты хотела там остаться? – вот что сорвалось с его губ.
Она вздрогнула, возможно, раскаиваясь, что только заставило его ворчать еще сильнее.
– Нет.
– Ты вольна идти, куда захочешь, – он снова зашагал, радуясь, что больше не смотрит на нее и прячет обнаженный нерв своих воспоминаний.
Листья хлюпали под сапогами, когда он шел по лесу без оглядки, и ему не нужно было многого, чтобы понять, куда он направляется. Он знал эти леса, знал лучшие пещеры, лучшие ручьи, лучшие места для установки ловушек и сбора ягод и грибов.
Он продолжил путь на северо-восток, к деревне, стиснув зубы так крепко, что клыки защемили десны. Только когда он услышал мягкую поступь женщины, следовавшей за ним по пятам, то позволил челюсти немного расслабиться.
Она задела орка за живое, это было ясно. Сорча молча следовала за ним по лесу, размышляя, на что именно он обиделся. Не то чтобы она была из тех, кто извиняется за то, чего не делала или не имела в виду – в доме, где так много братьев и сестер, она, как старшая, принципиально никогда не извинялась, – но все же было бы полезно узнать, что именно разозлило ее большого не-похитителя, как он утверждал. Спасателя? Попутчика?
По ее опыту, мужчины – самцы – были гордыми существами, так что, возможно, она этого не поймет.
Что бы это ни было, и не важно, что она не извинилась, неведение все еще заставляло ее кусать внутреннюю сторону щеки.
И еще тишина.
Лес не был по-настоящему тихим местом, по крайней мере, если прислушаться. Она знала, что лес – это какофония звуков, растения и животные перекликаются на языках, столь же древних, как сам лес, возможно, даже таких же древних, как горы на западе. Теперь стало тише, большинство лесных существ знали, что нужно прятаться, когда мимо проходят более крупные существа.
Если бы она действительно прислушивалась, ей было бы что услышать.
Сорчу нервировало отсутствие разговоров.
Она никогда не считала себя разговорчивой, это удел ее матери. Но в доме из восьми, иногда девяти человек всегда кто-то разговаривал, или кричал, или визжал. Она не смогла сдержать печальной усмешки над иронией своего желания всего несколько недель назад побыть несколько минут в тишине. Чего бы она только не отдала, чтобы оказаться в центре этого водоворота, оглушенная болтовней и перебранками.
Ее… компаньон оказался в лучшем случае немногословным. Она еще не решила, было ли это потому, что ему искренне не нравилось говорить, или он не был знаком с человеческим языком. В любом случае, его предложения были краткими и никогда не оставались без ответа.
Сорча обнаружила, что заполняет пустоту, говоря о деревьях, облаках и зловещем виде некоторых из них.
– Хотя, я полагаю, дождь помог бы замести наши следы, – допустила она.
Орк лишь хмыкнул в знак согласия.
Он часто так делал.
И даже если это происходило не часто, то достаточно, чтобы превратиться в шум, который перестал быть просто раздражающим. Иногда это происходило, когда он глубоко втягивал воздух, словно проверяя окружающие запахи. После утреннего наблюдения за ним она начала различать, когда это было спокойное, обыденное фырканье, а когда – тревожное. Она также научилась отличать фырканье согласия от того, что выдавалось за невольное веселье.
У него было так много различных звуков и интонаций, что когда он действительно раздраженно фыркнул на нее, это застало ее врасплох.
Теперь она следовала за ним, все еще размышляя. Широкие плечи выглядели напряженными под тяжестью рюкзака, и она не могла избавиться от ощущения, что одно из этих заостренных ушей всегда обращено к ней.
Тишина грызла, но Сорча не знала, что делать, как ее заполнить.
Это чувство и жесткость его плеч сохранялись весь день. Только когда приблизился вечер, солнце скрылось за деревьями, а воздух стал прохладным, у нее наконец появилась возможность прервать его.
– Мы остановимся?
Он кивнул.
– Ночью лучше не ходить. Волки.
Она сильнее прикусила щеку, вглядываясь в сгущающиеся тени, ожидая увидеть стаю светящихся глаз, злобно смотрящих на нее из темноты. Одно дело слышать, как волки и койоты воют по ночам, находясь в безопасности под одеялами за несколькими запертыми дверями, – тогда этот звук мог быть навязчивым, даже магическим. Совсем другое дело, когда между ними не было ничего, кроме маленького ножа и таинственного мужчины.
Когда она оглянулась на него, переполненная вопросами, то обнаружила, что он поставил рюкзак и уже начал набирать охапку веток для костра.
Разбивать лагерь. Готовить ужин. Это она умела делать.
– Позволь мне помочь, – сказала она с облегчением, чуть не упав в будущий костер.
На этот раз его раздраженный возглас сопровождался грохотом, когда она потянулась к кремню в его руках. Прежде чем она успела сделать что-либо еще, от камней полетели искры и зацепились за сухой трут2.
