Текст книги "Полукровка (ЛП)"
Автор книги: С. И. Вендел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)
32
Сорча проснулась в остывающей постели от звука снаряжения, пристегиваемого к ремню. Открыв глаза, она затуманенным взглядом осмотрела комнату, наконец обнаружив смутный силуэт Орека в дальнем углу. Даже в слабом, бесцветном свете предрассветных сумерек она могла сказать, что он не только оделся по-дневному, но и надел свои кожи и взял топор.
Паника заставила ее выпрямиться в постели, нервы скрутили узел в животе.
– Куда ты идешь? – прошептала она.
Плечи Орека напряглись, и на мгновение он замер совершенно неподвижно. Когда он наконец повернулся к ней, его лицо было мрачным и решительным.
– Выслеживать.
Этот ответ нисколько не успокоил ее.
– Ты действительно думаешь, что там что-то есть?
Истерические рыдания Кили прошлом вечером все еще звенели в ее ушах. Ее было трудно утешить, она цеплялась за Орека, пока не заснула в слезах. Она проснулась, чтобы немного поесть, а затем Эйфи взяла ее на руки и уложила в постель с собой и Кьяраном.
Сорче было больно видеть Кили такой расстроенной, но она разделяла сомнения своего отца и братьев в том, что в лесу за пределами их дома бродит что-то по-настоящему опасное. Кили была девочкой с богатым воображением, даже с фантазиями, особенно когда она слушала, как Блэр читала свои романтические стихи. Возможно, это был крупный лось.
Но Орек, казалось, воспринял историю Кили всерьез. Весь вечер он сидел спокойно, позволяя ей мочить слезами свой воротник и кивая, пока она снова и снова рассказывала свою историю.
И теперь он выглядел готовым ринуться в бой.
– Я не знаю, – сказал он наконец.
Его лаконичный ответ только раздул пламя ее беспокойства. Откидывая одеяло, Сорча сказала:
– Я иду с тобой.
– Нет, – его быстрый отказ пронесся по комнате, и она вздрогнула от резкости его тона.
Орек проворчал и подошел к ней, обойдя вокруг кровати.
– Нет, – сказал он снова, на этот раз гораздо мягче. Он взял ее за лодыжки одной рукой и уложил обратно под одеяла. Умелыми движениями Орек крепко укутал Сорчу и положил все еще спящего Дарраха ей на грудь, фактически прижав ее.
Она не могла не нахмуриться из-за того, что ею так легко управляли, даже когда он наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб.
– Орек…
– Нет, сердце мое. Ты останешься здесь. Отдохни. Солнце еще даже не взошло.
– Я могла бы, по крайней мере, начать…
– Нет. Так рано ничего не нужно делать.
– Тогда возвращайся в постель, – она приподнялась с подушек, насколько смогла, уговаривая его наклониться для настоящего поцелуя.
Она застонала, когда его язык прошелся по ее губам, а затем фыркнула, когда он отстранился.
– Искусительница, – пробормотал он, выпрямляясь во весь рост. – Я просто хочу осмотреться. Убедиться, что это ерунда.
– Хорошо, – медленно произнесла она, ей все еще это не нравилось. – Будь осторожен.
– Конечно, моя пара, – и он в последний раз наклонился, чтобы запечатлеть еще один поцелуй на ее губах. – Спи, – пробормотал он и ушел.
Сорча перекатилась на пустое место, которое он оставил в кровати, пытаясь впитать остатки его тепла и запаха. Даррах зачирикал от сонного раздражения из-за этого движения, поэтому она подхватила его на руки и прижала к груди.
Они лежали вместе, когда солнце выглянуло из-за горизонта, но все, что Сорче удалось, это едва подремать. Ее разум следовал за своей храброй парой сквозь деревья, надеясь, что все это выдумка и он вернется еще до завтрака.
Орек не оставил бы свою пару, теплую и готовую, ни по какой другой причине, кроме серьезной угрозы. Другие, возможно, не поверили в то, что увидела Кили, но Орек не хотел рисковать. Безопасность его пары и безопасность ее клана были превыше всего. Если это означало холодный поход через деревья, пусть будет так.
Но это не значит, что он не был раздражен и немного недоволен тем, что оказался здесь, а не с ней.
Все, что, казалось, делали ее отец и братья, это тренировались, стучали оружием в учебных боях и готовились к… чему-то. Но когда возникла возможная угроза, они ничего не предприняли. Они пообещали Кили, что утром поищут любого зверя, которого она могла увидеть, но Орек подумал, что это были всего лишь пустые слова, чтобы успокоить ребенка. Если бы они думали, что это реальная угроза, они бы немедленно отправились в путь, проклиная грядущую ночь.
У Орека от этого все закипело в животе.
У сэра Кьярана уже похищали дочь – либо гордость, либо умышленное невежество заставили его поверить, что это не может случиться снова. Орек не поставил бы безопасность своей пары ни на то, ни на другое.
Возможно, отец Сорчи и лорд Дарроу хорошо поработали в других районах Эйреана, но это сделало их самодовольными в их собственных землях.
Если бы это не заставляло Сорчу волноваться еще больше, он бы патрулировал периметр земель Брэдей всю ночь. Зверь внутри был взволнован всю ночь, рыская на задворках его сознания и позволяя ему спать лишь урывками, пока он крепко обнимал свою пару в ожидании.
Его губы скривились от отвращения, когда он молча пробирался сквозь деревья, а солнце поднималось по небу. Какая польза от человеческих рыцарей, если они позволяют опасности преследовать их собственную семью?
Он не утверждал, что знает о Джерроде Дарроу что-либо, кроме того, что рассказала ему Сорча, но то, что он увидел в этом человеке, заставило его сомневаться, что тот уйдет тихо. Отказаться от власти и роскоши – редко человек не набросился бы и не дрался зубами и когтями, чтобы сохранить все.
Им сообщили, что Джеррода под охраной отправили в Палату, и он прибыл туда для отбывания приговора несколько дней назад. Возможно, его отец и сестра были слишком подавлены предательством, чтобы думать о чём-то ещё, кроме того, что на этом всё закончится.
Орек сомневался в этом. Мужчине с таким количеством злобы, что сейчас пылало внутри Джеррода, не нужно было много ума, чтобы атаковать. Если бы был способ отомстить, он бы это сделал. Орек был уверен в этом.
Итак, он все утро шел по замерзшему лесу в поисках лагеря работорговцев, его гнев на Кьярана, Дарроу, Эйфи, Найла и даже Коннора возрастал с каждым шагом. Он представил, как тащит одного выжившего работорговца к порогу Брэдей, чтобы показать этим рыцарям-людям, что угрожает им и их семье.
Посмотрите, скажет он, посмотрите, кого вы подпускаете к своим женщинам и детенышам.
Его зверь был беспокойным, готовым к насилию и возмездию. Он сдержался в Дундуране ради своей пары, но не в этот раз. Он не потерпит новых угроз, больше…
Знакомый запах ударил ему в нос. Орек остановился как вкопанный, сделав еще один вдох. В воздухе вокруг него повисла тяжелая тишина, деревья дрожали на холодном ветру, который приносил слабый запах пота и самца.
Из-за выступа вышла огромная фигура орка.
– Почему ты так долго, коротышка?
Сайлас.
Каждый мускул в теле Орека сжался от шока.
Следопыт вышел на бледный свет, презрительно глядя на Орека.
– Думал, ты видел меня в последний раз, да? – прошипел он, слова неуклюже срывались с его губ.
Было нетрудно понять почему – язык Сайласа был идеально разрезан посередине, придавая ему уродливое подобие змеиного. Любимое наказание Крула для тех, кто возвращался с пустыми руками, но с полным ртом оправданий.
Орек похолодел. Крул. Клан.
Он привел их прямо сюда. К своей паре. К детенышам.
Крики Кили эхом отдавались в его ушах, заставляя желудок скручиваться от тошноты при мысли о том, каким ужасным, должно быть, был Сайлас, нависший над ней в тени. Зверь в нем огрызнулся при мысли о том, как близко следопыт подошел к маленькой девочке, как близко она подошла к…
– Что ты здесь делаешь? – потребовал ответа Орек, расширяя свою позицию.
Улыбка Сайласа была уродливой чертой на его лице, глаза темные и злобные. Ненависть горела в них, сверкая так же ярко, как солнце, когда он вытащил из-за пояса длинный нож.
– Я тебе уже говорил, – невнятно пробормотал Сайлас, отходя дальше от скал. – Ты забрал то, что принадлежало Крулу. У Крула никто не крадет, – нож сверкнул, когда Сайлас указал им в направлении дома Брэдей. – И от меня ничто не скроется.
– Уходи сейчас же, – прорычал Орек, вставая у него на пути. – Найди другой клан, со справедливым вождем. Эти люди ничего тебе не сделали.
Сайлас рассмеялся шипящим смехом.
– Я зашел так далеко, коротышка. Выслеживал тебя всю дорогу сюда. Потребовались недели. Я тоже оставлял след. О дааа, – он снова рассмеялся, когда ужас сжал сердце Орека в кулак. – Нашел путь сюда, ко всем этим мягким человеческим женщинам, и теперь все они тоже смогут.
Каждый хороший следопыт-орк оставлял след для охотничьего отряда, незаметный для всех остальных, но очевидный для сородичей. Его сердце дрогнуло – Крул уже в пути?
Орек вытащил не только топор, но и свой собственный нож.
– Тебе следовало оставить ее там, где ты ее нашел, коротышка. Надеюсь, что бы ты ни получил от этой сучки, оно того стоило.
– Ничего не говори о ней своим ебаным ртом – или я вырежу остаток твоего языка и скормлю его тебе.
Веселье исчезло с лица следопыта, рот искривился в рычании.
– Я ждал этого. Я с удовольствием приведу самку Крулу и всех ее родственников. И твою голову.
Сайлас рванулся вперед, но Орек оказался быстрее.
Ярость захлестнула его холодной волной, словно погружение под лед замерзшего озера. Холод обострил его чувства, сфокусировал их на Сайласе и на том, что ему теперь предстояло сделать. Ярость была такой сильной, засасывала так глубоко, что пугала даже его самого.
Но все это не имело значения.
Убить его. Устранить угрозу.
Сайлас не мог уйти отсюда живым – а значит, не уйдет. Другого выбора не было.
Они встретились в громком столкновении металла и плоти, рычание эхом разнеслось по деревьям. Орек поймал опускающийся нож Сайласа своим собственным, металл заскрежетал, разбрасывая искры ему в лицо.
Он зарычал от боли, отбросив Сайласа назад. Следопыт взревел и бросился на него снова, снова, снова, его худощавая фигура нависла над Ореком, когда их кулаки и оружие столкнулись. Кулак ударил Орека в бок, как раз в то место, куда до этого попал нож Сайласа, и он застонал от острой боли.
Зверь внутри него выл, требуя крови, упиваясь насилием, на что был способен только родич орка.
Их сражения не были похожи ни на схватки рыцарей-людей, ни на изящные конные поединки, что демонстрировала Сорча – у них были одни кулаки, клыки и сверкающие клинки. Это было жестоко, шквал атак, которых нельзя было избежать, только терпеть. Сайлас был выше, крупнее и ожесточеннее, но Орек был быстрее. Тело следопыта было худым, с резкими линиями, жилистым от многих дней без нормальной пищи. Его удары были жестокими, ломающими кости, но только ненависть подпитывала его.
У Орека было нечто гораздо более важное, он закалял кулаки и наносил удары.
Он угрожает моей паре. Он заслуживает смерти.
Подари ей его сердце, – взвыл его зверь.
Орек блокировал следующий удар Сайласа своим топором, оставив тому лишь мгновение перед свирепым ударом клыков по ключице. На груди и шее у него выступила кровь, от которой на холодном воздухе шел пар. Сайлас обрушился на Орека, используя свою грубую силу и превосходящий рост, заставив его опуститься на колени, чтобы удержать лезвие у его лица.
Рот искривился в ужасной усмешке, раздвоенный язык хлестал по нему, Сайлас зарычал, выбивая ногу Орека из-под себя.
Орек упал и перекатился, услышав свист клинка, рассекающего воздух рядом с его головой. Он почувствовал вибрацию лезвия, погружающегося в землю рядом с ним.
Сайлас сделал выпад, размахивая другим клинком в кулаке.
Он снова перекатился и пнул, его ботинок наткнулся на плоть и кость. Что-то подалось, хрустнул сустав, и Сайлас взвыл.
Орек вскочил на ноги, пустив в ход топор. Он вонзил его в спину Сайласа, и следопыт выгнулся дугой, широко раскинув руки в агонии.
Поконми с ним. Закончи то, что должен был сделать в той реке.
Сайлас поджал под себя ногу, поворачиваясь, чтобы заблокировать следующий удар Орека, но он был недостаточно быстр. Орек выдернул топор из спины Сайласа, и он издал еще один крик боли. Лезвие сверкнуло, когда оно скользнуло по шее Сайласа, из открытой раны хлынула кровь, от которой шел пар.
Следопыт захрипел, растягиваясь на мерзлой земле.
Покончи с ним.
Орек опрокинул Сайласа на спину и сел на него, вонзив нож в грудь следопыта. Сайлас бесполезно вцепился в руки Орека, когти впились в его кожу.
Покончи с ним, покончи с ним, покончи с ним.
Орек вынул нож, кровь хлынула из зияющей раны в груди Сайласа. Нож снова погрузился по рукоять, следопыт дернулся и замер.
Этого недостаточно. Уничтожь угрозу.
Рукоять стала скользкой в руке Орека, порезав его собственную руку, когда он снова, и снова, и снова вонзал ее в грудь орка.
Его ярость ослепила и оглушила его, оставив ему только тёмную пропасть, которую он создал в следопыте. Его рука сильно дрожала от усталости, но он не останавливался, не мог остановиться, снова и снова погружая клинок в угрозу.
Орек остановился только тогда, когда лезвие застряло между ребер. Он не смог вытащить его, рукоятка была слишком липкой и скользкой от крови.
Тяжело дыша в тумане, Орек уставился на то, что он сотворил со следопытом.
Кожа и грудные мышцы были рассечены, обнажая блестящие красные органы, неподвижно сидевшие в клетке из белых ребер. Он уставился на сердце, разрезанное почти пополам, не желая, чтобы оно билось.
Но Сайлас лежал под ним совершенно неподвижно, темные глаза были полузакрыты, а рот приоткрыт, показывая жуткий раздвоенный язык.
Губы Орека разжались, обнажив зубы, и он зарычал на мертвого следопыта.
Жестокие, порочные, тупые ублюдки, преследующие его пару, думающие, что могут угрожать его паре! Они просто не могли отпустить его, забыть ее и продолжать свою жалкую жизнь в этих проклятых горах – нет, им нужно тянуться своими гребаными пальцами через всю страну, чтобы попытаться отнять его пару! Орек этого не допустит. Они ее не получат. Не его пару, его, она была его.
Не мою пару. Никогда.
Это заняло много времени, но ярость медленно начала угасать, оставив Орека дрожать, когда он встал и, спотыкаясь, отошел от трупа. Он тяжело дышал, холодный воздух обжигал его изнутри. При виде того, что он натворил, его затошнило.
Он убил сородича.
Хуже того, он привел сородича-орка прямо к Сорче и ее семье.
И, возможно, на подходе может быть еще больше.
Мысль о Круле здесь, в красоте дома, который любила Сорча, заставила Орека содрогнуться.
Я сделал это. Я привел опасность к ее двери.
Он был глуп, настолько влюблен и одурманен своей парой, что, как только они покинули ферму Кары и Анхуса, ему и в голову не пришло продолжать заметать следы. Он был полным дураком, убежденным, что клан и прошлое остались позади – и что всё, скрывающееся на землях Брэдей, было лишь людским.
Но именно он навлек это на Сорчу.
Судьба, я подвел ее.
Его пара, его прекрасная, нежная пара – он вовсе не спас её. Когда она смотрела на него, как на мужчину, который чего-то стоит, это была ложь. Он был никчемным мужчиной, неспособным защитить свою пару. Не имело значения, что он устранил эту угрозу, надвигалось нечто большее, нечто гораздо худшее, от чего он не мог ее спасти.
И это моя вина. Глупо, так глупо.
Крул разрушит это место и сделает гораздо худшее со всеми людьми здесь. И Сорча, его прекрасная пара, пострадает больше всех.
Из-за него.
Зверь внутри дрожал от ярости и стыда.
Выход есть. Это все еще можно остановить.
Он смотрел на изувеченного следопыта невидящим взглядом, его разум помутился, когда он пытался нащупать идею.
Он ненавидел это, ненавидел то, что, как он знал, должен был сделать.
Но еще больше он ненавидел себя за то, что делал.
Все еще дрожа, со скользким от угрожающей тошноты ртом, Орек приблизился к тому, что когда-то было Сайласом, и начал свою кровавую работу.
Когда он закончил, было уже далеко за полдень. То, что осталось от тела, было похоронено, хотя и поспешно, подальше от дома, чтобы хищники могли это растерзать.
Он не мог вернуться к своей паре весь в крови. Она была бы в ужасе. Она была бы напугана. Она бы задавала вопросы. Итак, когда день пошел на убыль, Орек плюхнулся в озеро, о котором Сорча рассказывала ему много историй, о лете, которое провела в нем, плескаясь и плавая. Вода стала красной от крови, когда он смывал остатки Сайласа со своего тела.
Озеро было ледяным, но Орек ничего не чувствовал под слоем льда, сковавшим его. Оцепенение лишило его мыслей, но придало решимость – всё, что было нужно, чтобы оставить свою пару позади.
33
Сорча притворялась, что читает, в то время как Коннор тихо похрапывал в другом конце гостиной напротив нее. Час был поздний, и остальные члены семьи давно поднялись наверх, чтобы лечь спать. Все уверяли ее, что все в порядке – он опытный следопыт, с ним все будет в порядке, и он может сам о себе позаботиться.
Она, конечно, все это знала – знала лучше, чем кто-либо другой. Однако это не остановило ни ее беспокойство, ни болезненный осколок тревоги, поселившийся в ее груди.
Орек все еще не возвращался, хотя время ужина давно миновало. В доме воцарилась тишина, единственным звуком был огонь, который она разожгла, чтобы согреться. Скорчившись под одеялом в гостиной, Сорча была полна решимости дождаться своего полукровку – и она не была уверена, бросится ли она на него, когда он вернется, или надерет ему уши.
Коннор решил подождать с ней, и она была втайне благодарна за компанию, даже если он заснул час назад. Наблюдение за братом дало ей занятие, поскольку она была слишком взволнована, чтобы по-настоящему читать.
Эта бездонная пропасть беспокойства не давала ей уснуть гораздо дольше, чем обычно, когда она была в постели, и именно поэтому, когда дверная ручка щелкнула, открываясь, она уже встала и спешила к входной двери.
Орек как раз проскользнул в дом, бесшумно закрыв за собой дверь, когда она бросилась к нему. Он поймал ее с тихим охом, его руки обвились вокруг нее, и он вздрогнул.
Сорча откинулась назад ровно настолько, чтобы взять его лицо в ладони, пристально глядя на него, прежде чем притянуть к себе для страстного поцелуя.
– Где ты был? – она зарычала между неистовыми прикосновениями губ. – Я так волновалась! Орек…
Вместо ответа он поставил ее на ноги, взял за руку и повел к лестнице.
Она помахала Коннору с затуманенными глазами, который поднял голову при звуке возвращения Орека. Он помахал в ответ и откинулся на спинку дивана, довольный тем, где находится.
Она подождала ровно столько, пока не закрылась дверь в ее холодную, темную комнату, прежде чем у нее посыпались вопросы.
– Что случилось? Ты что-то нашел? И почему… почему ты мокрый? – она с тревогой наблюдала за ним, сжимая и разжимая кулаки, пока он тихо разводил небольшой огонь в очаге.
Когда он затрещал, она смогла лучше разглядеть, что на нем больше не было кожаной одежды, остались только рубашка, бриджи и ботинки. Все это было слегка влажным под ее руками, а на воротнике остались едва заметные кольца, как будто что-то испачкало его и не до конца было отмылось.
Он потянулся к ней, но она подошла ближе и стянула с него рубашку через голову.
Сорча потрясенно втянула воздух. Две зловещие линии порезов беспорядочно пересекали верхнюю часть его груди, чуть ниже горла.
– Орек… – ее пальцы дрожали, проводя прямо под нижним порезом. – Что…
Он накрыл ее руки своими, притягивая их к себе, чтобы успокоить свое бешеное сердцебиение.
– Я уже очистил их.
Сорча подняла на него взгляд, вокруг нее закружилось замешательство.
Почему он такой спокойный? Почему он так на меня смотрит?
– Ты что-то нашел? – у нее внутри все опустилось, сосущий ужас заставил ее дышать быстро и неглубоко.
– Все в порядке, сердце мое, – пророкотал он, потирая большим пальцем ее трепещущий пульс. – Я позаботился об этом.
– Там действительно что-то было?
– Да.
Она хотела спросить больше, но он придвинулся ближе, прижимая ее к стене. Он просунул одно большое бедро между ее, заставляя ее подняться на цыпочки, приподнял ее подбородок, чтобы получить медленный, обжигающий поцелуй.
Горячая сладость была почти невыносима, но:
– Почему ты пытаешься отвлечь меня? Что случилось?
– Прости, что заставил тебя беспокоиться, – ответил он, покрывая легкими поцелуями ее щеку, шею. – Позволь мне загладить свою вину.
Его ловкие пальцы быстро справились с корсетом, и прежде чем она успела даже подумать о том, чтобы снять его, его рука скользнула ей под рубашку, чтобы снять лифчик. Горячая ладонь его сомкнулась на ее талии как раз в тот момент, когда его язык скользнул между ее губами, уговаривая ее.
– Орек, – ей не нравилось, что ею управляют, что ее отвлекают, и то, насколько он искусен и в том, и в другом.
У ее губ вырвался долгий вздох, затем он прижался лбом к ее лбу. Низкое, ровное мурлыканье зародилось под его теплой кожей, успокаивая неистовую остроту ее беспокойства.
– Позже, – прошептал он. – Я все объясню позже, сердце мое. Прямо сейчас ты мне нужна.
Она посмотрела ему в глаза, казавшиеся янтарными в тусклом свете, и задумалась. Она полагала, что может подождать – ее насторожил почти дикий блеск в его глазах, но его сердцебиение под ее рукой было ровным.
– Позже, – наконец согласилась она, затем вцепилась в его слегка влажную гриву. – Но тебе лучше загладить свою вину передо мной.
Легкое мурлыканье перешло в рокот, от которого ее лоно сжалось, а груди напряглись. Низкий стон зародился в ее горле, и Орек наклонился, чтобы пососать ее кожу там. Его руки быстро избавили ее от остатков одежды, и он поцеловал ее грудь, пока стягивал бриджи по бедрам.
Ее штаны и ботинки были отброшены в сторону, а затем он поднял ее, прижав к стене своим большим телом и обвив ее ноги вокруг своих бедер. Он окружил ее собой, обхватив руками и поместив бедра между ее бедрами. Его язык прошелся по ее губам, прежде чем проникнуть внутрь, за чем последовали долгие, тянущие толчки, от которых она застонала ему в рот.
Он подтянул ее выше, чтобы освободить член, прижимая горячий стержень к ее жаждущему, истекающему смазкой лону. Они оба вздрогнули, когда член скользнул по ее гладкой коже, широкая головка зацепилась за ее клитор. Сорча ахнула, когда он наконец освободил ее от своих поцелуев, эти горячие губы оставили на ней клеймо, когда спустились по ее шее и груди, чтобы прикоснуться к одному соску.
Орек использовал стену, чтобы поддерживать ее одной рукой, оставляя свободной руку, чтобы пощипывать и дразнить другую грудь, обводить изгиб ее талии, разминать своими сильными пальцами упругую плоть ее зада. Эта рука была повсюду, притягивая, толкая и дразня, доставляя удовольствие ее телу.
– Орек, – захныкала она ему на ухо.
С рокочущим рычанием он насадил на толстый член ее лоно и позволил ей опуститься на него. Рот Сорчи открылся в беззвучном крике, таким приятным был ожог от его вторжения, и он втянул ее нижнюю губу в рот, чтобы прикусить и успокоить.
Она практически висела, прижатая вплотную к его бедрам, насаженная на его член. Сорча выгнулась, желая трения, но он не дал его.
Он прижал ее плечи к стене и обхватил руками ее бедра, заставляя принимать каждый толчок именно так, как он хотел. Ее руки шарили в поисках опоры, впиваясь в кожу его предплечий. Скольжение его члена внутри нее было восхитительным, затуманивая ее разум каждым ударом и возбуждая при каждом отступлении.
Ее груди подпрыгивали при каждом сильном столкновении их тел, соприкасающихся друг с другом, и у Сорчи мелькнула отстраненная мысль, что она надеется, что все остальные крепко спят, потому что в происходящем не было ничего тихого или нежного. Толчки Орека были размеренными, но жестокими, заполняющими ее полностью. Она чувствовала его повсюду, глаза не могли отвести от обжигающей интенсивности его взгляда. Он смотрел на нее так, словно хотел проглотить ее.
И ей это понравилось.
Его темп стал бешеным, и Сорча приподнялась, насколько могла, ему навстречу, чтобы добиться большего трения там, где она нуждалась в этом. Рокочущий рык застрял у него в горле, а затем его большой палец оказался там, надавливая на ее клитор, и Сорча разлетелась на части.
Она подавилась своим криком, звезды танцевали на краю ее поля зрения. Ее тело напряглось с оргазмом, но Орек вгонял себя внутрь снова, снова, через все это, удерживая ее удовольствие на грани боли. Он притянул ее к своей груди, поддерживая одними руками, и Сорча вцепилась зубами в его плечо, чтобы заглушить крики.
С шипением Орек прижал их бедра друг к другу и кончил, наполняя ее еще полнее. Его сперма привела в беспорядок ее бедра, и она почувствовала, как она потекла по ее ногам и заднице.
Кончив, Сорча расслабила конечности, счастливо замурлыкала и поцеловала его в шею. Когда он отнес ее от стены к кровати, она была готова к тому, чтобы ее осторожно уложили и заключили в объятия. Она даже открыла рот, чтобы сказать ему, как сильно она его любит, но издала испуганный возглас, когда он бросил ее на кровать.
Она моргнула, глядя на него, разум все еще был немного затуманен после оргазма, и обнаружила, что его лицо стало почти диким. Он подтянул ее к себе на кровати, непристойно широко раздвигая ее ноги. Он опустился на колени в изножье кровати и накрыл ее киску поцелуями с открытым ртом и длинными движениями своего языка.
Сорча ахнула, выгнув спину от потрясающего удовольствия. Она была слишком чувствительной после оргазма и бессвязными звуками умоляла его о пощаде. Но ее полукровка не сдавался, его язык кружил и дразнил ее клитор, пока она не наполнила его ждущий рот потоком жидкости. Он одобрительно заурчал, входя в нее двумя пальцами, чтобы погладить то место внутри, от которого у нее помутнело в глазах.
Задыхаясь от крика, Сорча беспомощно схватилась за голову, корчась на мехах и одеялах. Она не знала, было ли это для большего трения или для того, чтобы убежать от него, удовольствие было таким сильным, что воздух вырывался из ее груди в судорожных вздохах и заикании.
Это было восхитительно – это было слишком. У нее тоже не было слов, чтобы сказать ему, голос охрип от всхлипываний. Тело пело от того, как легко он не щадя выжимал из нее удовольствие, когда он сосал ее, пока она не подарила ему еще один содрогающийся оргазм. Она зажала его уши между своих бедер, тело тряслось в освобождении.
Его горящие глаза отслеживали каждое ее движение, затуманившись от удовольствия и гордости. Когда она, наконец, рухнула на меха, он покрыл нежными поцелуями внутреннюю поверхность ее бедер, прежде чем нависнуть над ней.
Она раскрыла для него объятия, хотя ей потребовалось огромное усилие, чтобы вообще поднять руки. Он наклонился, чтобы завладеть ее губами в обжигающем поцелуе, наполнив ее рот их вкусом.
Орек отстранился, и Сорча улыбнулась, готовая заключить его в объятия и шептать ему что-то, пока они засыпали.
Глухой удар пронзил ее грудь, когда вместо этого он перевернул ее на живот. У нее не было сил приподняться на локтях, но он избавил ее от хлопот, раздвинув ноги и приподняв бедра, чтобы встретить его.
Сорча застонала, когда его член пробежался между ее ног, от клитора к заднице и обратно. Он впился в нее, прежде чем войти внутрь, его рокочущее мурлыканье заставило ее задрожать.
Его толчки снова были твердыми, но размеренными, руки мяли и ласкали ее зад и плечи. Он раскачивал их вместе, рыча ей о том, как его член блестит от ее влаги каждый раз, когда он отстраняется, как ему нравится наблюдать, как выпуклые ягодицы подпрыгивают при каждом толчке, как хорошо она принимает его каждый раз. Какая она у него – красивая и совершенная.
Сорча чуть не замурлыкала от похвалы, зарывшись лицом в меха и, наконец, поддавшись удовольствию, которое он, казалось, был полон решимости ей доставить. Когда он взял в горсть ее локоны, она выгнула спину и шею, подставляя ему свой рот для поцелуев и посасывания, когда он склонился над ней.
Одна рука забралась под нее, чтобы потрогать клитор, и Сорча застонала, не в силах вынести большего.
Но она выдержала. Он позаботился об этом.
Он разбил ее вдребезги, использовал ее тело для их обоюдного удовольствия. Сорча тонула в нем, и не хотела выныривать, чтобы глотнуть воздуха. Она позволяла ему использовать ее, располагать ее, двигать ею так, как он хотел, потому что он всегда давал больше, чем брал. Всегда.
Что бы ни случилось там, в лесу, это потрясло его. Сорча могла понять, ведь ее собственные тревоги доминировали в течение дня. Она скучала по нему, его отсутствие отозвалось острой болью в ее сердце. Теперь она была довольна тем, что позволила своей паре унять все это мурлыканьем, поцелуями и толкающимся членом.
Ее полукровка был ненасытен и не давал ей уснуть до самой глубокой ночи. Каждый раз, когда она думала, что он закончил и готов заснуть с ней, этот решительное, почти дикое выражение возвращалось в его глаза, и он снова был на ней, языком, зубами и пальцами.
Когда, наконец, это было уже слишком, ее тело обмякло, Сорча прошептала ему:
– Обними меня, любимый.
В его мурлыканье все еще звучали более глубокие ноты, что-то темное, собственническое и почти безумное, но он устроил ее в своих объятьях, натянув меха и одеяла, разбросанные по кровати, чтобы укрыть их, когда устраивался рядом с ней.
Сорча счастливо вздохнула, когда его руки обвились вокруг нее, и она была окутана его теплом. Они были липкими от пота и усталости, но ей было все равно, она наслаждалась тяжелым ароматом их занятий любовью и прикосновением его кожи к своей.
Одна из его больших рук скользнула по ее бедру, чтобы закинуть ее ногу себе на бедро. Его член, все еще невероятно твердый, скользнул внутрь, и ее мышцы сжались в усталой, но приветливой хватке. Он не двигался дальше, просто лежал с ней, наполняя ее.
Он целовал ее плечо, шею, до самого уха, где прошептал:
– Спи, сердце мое.
Сорча хмыкнула, переплетая их пальцы и слегка сжимая мышцы своего живота. Он мурлыкал для нее, и она заснула под этот звук, довольная, сытая и так до боли влюбленная в него.
Орек обнимал свою пару всю ночь, не в силах и не желая спать. Он не мог тратить впустую то время, которое у него оставалось, и поэтому вместо этого запоминал все, что мог, при слабом свете огня в очаге.
Он уже знал все ее цвета, все ее вкусы и текстуры, но снова запечатлел их в памяти, изголодавшись по всему. Он хотел, чтобы она запечатлелась во всех смыслах, в самой его коже и костях. В течение всей ночи он бережно прикасался к ее коже пальцами, потирая и поглаживая, чтобы наполнить ее своим запахом.
Орек не был уверен, что у него хватит смелости сделать то, что нужно, когда придет время. С каждым часом он начинал сомневаться в своем плане.
Должен ли он разбудить ее? Рассказать ей, что произошло?
