Текст книги "Полукровка (ЛП)"
Автор книги: С. И. Вендел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)
– Орочья шлюха.
Оскорбление шлепнулось на землю у ног Сорчи. Она застыла, как от удара, и почувствовала, как рычание Орека усилилось под ее руками.
На этот раз Сорча оказалась быстрее всех.
Набросившись на Джеррода, который, ухмыляясь, стоял рядом со своим отцом, Сорча сократила дистанцию и ударила его по лицу. Звук эхом отозвался в зале.
Из его носа потекла кровь, а его пятнистое от гнева лицо исказилось, когда он смотрел на неё с непоколебимой яростью и возмущением.
Отвращение скрутило ее желудок. Этот проныра причинил столько вреда из глупой, мелкой злобы. Он не заслуживал стоять рядом со своими отцом и сестрой.
– Закрой свой рот, – зарычала она на него, – и не смей принижать то, что случилось с теми женщинами, захваченными в плен и проданными оркам. Их схватили и принудили. Именно то, что ты хотел, чтобы случилось со мной. Чтобы наказать меня.
Ее кулаки дрожали, она так крепко их сжала, что ей стало приятно, когда глаза Джеррода расширились от страха перед ней.
– Эти женщины заслуживают нашего сочувствия и помощи, а не оскорблений. Так что даже не думай возлагать вину за их судьбу на них, называя так.
Она оскалила на него зубы в свирепой улыбке, которая заставила содрогнуться даже лорда Дарроу.
– Но ты знаешь, я орочья шлюха. Я жаждала его зеленого члена, умоляла о нем – потому что он мой. Он мой. Орек хороший и благородный, такой, каким ты не являешься. Если это делает меня орочьей шлюхой, тогда ладно. С радостью.
Зал звенел от ее заявления, и, возможно, позже она покраснеет от стыда за рассказ о том, что хочет член Орека перед своим отцом и лордом Дарроу, но прямо сейчас ее не волновало ничего, кроме того, как Джеррод дрожал от жалкой ярости.
Я надеюсь, она съест его изнутри.
Дарроу и Эйслинн смотрели на происходящее с отвращением и болью, и сквозь свою ярость сердце Сорчи разрывалось за них. Эйслинн не питала особой нежности к своему брату, но они были семьёй. Сорча даже представить не могла, что бы она делала, если бы подобные обвинения были выдвинуты против Коннора или Найла.
Она поймала пристальный взгляд Эйслинн, часть гнева покинула ее, когда Эйслинн медленно перевела взгляд с нее на Джеррода. Ее губы скривились, когда она посмотрела на своего брата, и после напряженного момента она спустилась с помоста, чтобы заключить Сорчу в объятия.
– Мне так жаль, – прошептала она.
– Мне тоже, – сказала Сорча.
Лорд Дарроу наблюдал за ними печальными глазами, а лицо внезапно постарело. Он знал, что у его сына были недостатки, не раз приносил извинения и оправдания, всегда пытаясь поддержать Джеррода, чтобы тот был на высоте положения. Судя по опустошению, написанному на его лице, реальность того, насколько глубоко прогнил Джеррод, стала слишком очевидной, чтобы ее игнорировать.
Коннор держал Джеррода за руку, пока Дарроу невидящим взглядом смотрел на сына с помоста. Джеррод умолял, говоря, что не хотел, чтобы работорговцы забрали Сорчу, хотел чтобы они только напугали ее. Что он не знал, что это произойдет. Что так не должно было случиться.
Его отчаянные слова вызвали реакцию, которой они заслуживали, – никакую.
Когда у Джеррода закончились оправдания, Дарроу вздохнул. Эйслинн заняла свое место рядом с отцом, чтобы поддержать его.
– Я никогда не думал, что мне придется судить собственного сына. Как тот, кто пострадал от его действий, я оставляю на твое усмотрение решение о его наказании, Сорча. Но, пожалуйста, сжалься надо мной, моя дорогая девочка, и помилуй его.
Сорча моргнула, глядя на Дарроу, не находя слов. Она чувствовала, что все взгляды устремлены на нее в ожидании.
Она повернулась, чтобы посмотреть на Джеррода, и увидела слабого мужчину, отчаянно жаждущего признания, который больше не скрывался под красивой одеждой и учтивыми улыбками. Он был обнажен и выставлен на всеобщее обозрение, и Сорче почти захотелось отвести взгляд.
Она заставила себя смотреть – и думать.
Взгляд Сорчи остановился на Эйслинн. Эти золотые глаза впились в нее, и она одними губами прошептала: не смей.
Но Сорча сделала это. Она осмелилась. У нее был выбор сделать что-то хорошее для их народа, и она должна была им воспользоваться.
– Я бы попросила о двух вещах, милорд.
Лорд Дарроу кивнул, прищурившись, чтобы услышать ее решение.
– Сначала Джеррода отправят в Палату, чтобы он служил там со стражами. Надеюсь, они смогут научить его исцелять, а не ненавидеть и ставить других выше себя, – Палата была уважаемым лечебным домом, переоборудованным из замка, подаренного короной. Все, кто служил там, дали обет отказаться от мирских благ и удобств и вместо этого заботились о больных, раненых и умирающих. – Он откажется от своих прав на Дарроуленд. Вместо него Эйслинн будет твоей наследницей и следующей леди Дарроу.
Предложение Сорчи было встречено ошеломленным молчанием, и она не отрывала взгляда от Эйслинн. Ее подруга всегда была умной и компетентной. Ее любили в Дундуране и по всему Дарроуленду. Сорча слышала немало разговоров о том, как жаль, что Эйслинн не родилась мужчиной, ведь из нее получился бы гораздо более прекрасный лорд, чем когда-либо стал бы Джеррод.
Власть передавалась не всегда от отца к сыну. Еще недавно в истории Эйреана право на трон получал старший или тот, кто лучше всего подходил для этой роли. Эта традиция появилась лишь около тридцати лет назад, когда новая династия захватила власть в Глианне. Она была заимствована из Пирроса, находящегося к югу, где женщины не могли наследовать ни титулов, ни земель.
Но это было там. Здесь и сейчас Дарроуленд нуждался в Эйслинн.
Сорча знала, что Эйслинн не хотела ответственности. Ей нравились ее учеба, проекты и занятость.
Но люди нуждались в ней.
Дарроу долго смотрел ей в глаза, взвешивая ее решение. Наконец, кивком головы он решил судьбу своего сына.
– Твое решение справедливо. Я не могу загладить боль, причиненную моим сыном, но надеюсь, что это все исправит.
– Отец! – заплакал Джеррод.
Дарроу отвернулся.
– Да будет так.
Даже спустя час после пира, с причесанными волосами, умытым лицом и в слегка маловатой ночной рубашке, позаимствованной у Эйслинн, Сорча была в восторге от всего, что произошло.
После решения Дарроу пришлось принять другие решения, касающиеся заточения Джеррода и назначения Эйслинн наследницей. До тех пор, пока Джеррода не перевезут в Палату, он будет находиться в своих комнатах в Дундуране под охраной. Необходимо было подписать указ, осуждающий его действия, и назначить вознаграждение за информацию о работорговцах, которых он нанял.
Что касается Эйслинн, Сорча удостоилась еще нескольких сердитых взглядов от своей подруги, но сдержанность Эйслинн вскоре рассеялась из-за неподдельной радости, которую выказал персонал замка, услышав, что она будет названа наследницей.
Был устроен импровизированный пир, небольшой по сравнению с другими, на которых присутствовала Сорча, но еда была вкусной, и Эйслинн снова начала улыбаться, хотя шок еще не прошел.
Когда она не ухмылялась Эйслинн, она с улыбкой наблюдала, как её красивый полукровка наслаждается человеческим пиром. Он наелся досыта и свободно беседовал с лордом Дарроу и Коннором. Он держался уверенно, давая Сорче время подшучивать и поздравлять Эйслинн.
– Я прощу тебя, только если ты сейчас пообещаешь помогать мне, – сказала Эйслинн.
Сорча сжала ее руку.
– Ты же знаешь, что я так и сделаю.
К тому времени, когда пир закончился, большинство из них приложились к своим чашам, и никто не хотел возвращаться домой. Для них были найдены комнаты, и, украв ночную рубашку у Эйслинн, Сорча затащила в комнату своего мужчину.
Она лежала на спине на большой кровати с четырьмя столбиками и безумно улыбалась, глядя на бархатный балдахин.
– Я просто не могу в это поверить, – сказала она.
– Ты была устрашающей, – сказал Орек, проводя пальцами по ее животу. – Я горжусь тем, что являюсь парой такой свирепой женщины.
Сорча повернулась на бок, чтобы улыбнуться ему.
– Это все благодаря тебе.
Орек хотел покачать головой, но Сорча остановила его, взяв в ладони его щеку.
– Ты делаешь меня храбрее. Я чувствую, что могу сделать все, зная, что ты рядом.
Выражение такой нежности появилось на дорогом лице, что у Сорчи не было выбора, кроме как поцеловать его. Он встретил ее ищущий язык своим, покусывая и посасывая губами, когда она придвинулась ближе, желая чувствовать его всем телом.
Пузырики неверия и изумления бурлили внутри неё, слаще вина и не менее опьяняющие. Она дразнила своего полукровку языком, хотела, чтобы он взял ее, заявил на нее права и трахнул до бесчувствия со всем беспокойством и возбуждением, нарастающим внутри нее.
Теперь он знал ее достаточно хорошо, чтобы подмять под себя и просунуть свое твердое бедро между ее бедрами. Большие руки быстро задрали ночную рубашку до талии, а затем его теплая ладонь накрыла округлость ее зада. Из ее горла вырвался жалобный звук, когда она надавила на его бедро.
– Ты заявила на меня права. У всех на глазах, – сказал он между долгими, затягивающими поцелуями, которые заставили ее забыть собственное имя.
– Почему бы и нет. Ты мой.
Мурлыканье, такое глубокое, сотрясло его грудь, что заставило ее лоно сжаться от желания.
– Твой, – согласился он.
Большая рука прошлась по ее бедру, чтобы собственнически погладить ее киску. Его пальцы скользнули по ее растущей влажности, вызвав еще один стон.
– И эта пизда моя, – прорычал он ей в губы. – Они мои, – он посасывал ее грудь через ночную рубашку, дразня сосок языком, пока она не начала извиваться под ним. С громким раздражением он откинулся назад ровно настолько, чтобы стянуть с нее ночную рубашку, оставив обнаженной для его взгляда, губ и рук.
Сорча широко раздвинула ноги, и Орек одобрительно замурлыкал.
– Ты нужен мне, – простонала она. Возможно, она была не так готова принять его, как следовало бы, но все, что произошло сегодня, давило на ее кожу, готовое взорваться. Она хотела потеряться в нем и ритмичном покачивании его бедер, когда он овладевал ею.
– Ты жаждешь моего зеленого члена? – пророкотал он, голос стал низким и глубоким.
Орек скользнул членом по ее гладкой коже, дразня ее бугорок нижней стороной. Сорча задрожала и обхватила ногами его бедра, притягивая его ближе.
– Да-да-да, – простонала она, хватаясь за его бедра.
Большая головка протиснулась в ее вход, а затем Орек оказался над ней, мускулы его рук резко обозначились, когда он протолкнулся внутрь. Жжение было изысканным, требовавшим ее внимания, и Сорча ахала и стонала от его неуклонного вторжения, не останавливаясь, пока он не вошел до упора.
Она схватила его за запястья в поисках чего-нибудь, за что можно было бы ухватиться, когда его бедра отодвинулись назад, а затем впились в нее жестким шлепком. Большая кровать качнулась под ними, когда он вошел, отдавая ей все, как делал всегда.
Орек обнажил клыки, сухожилия на его шее напряглись, когда его темп стал беспорядочным и неистовым. Сорча уперлась пятками ему в поясницу и вскрикнула, когда он кончил ей прямо внутрь. Она издала сдавленный крик, ее тело сотрясалось от чистого, интенсивного удовольствия, которое накатывало на нее волна за волной. Она обмякла задолго до того, как все прекратилось, удовольствие все еще кружилось внутри, когда Орек зарылся лицом в ее волосы и застонал от облегчения.
Они долго лежали, дрожа в объятиях друг друга. Когда Орек попытался выйти из нее, Сорча издала протестующий звук и соблазнила его остаться, сжавшись вокруг его члена, все еще глубоко погруженного в нее. Она заявила об этом перед всеми и хотела большего.
Когда ее затрясло от толчков очередного мощного оргазма, она, наконец, позволила Ореку придвинуться к ней. Она перевернулась, чтобы крепче прижаться к нему, и уткнулась носом в его грудь.
– Мне нравится эта кровать, – устало пробормотал он. – Достаточно большая.
Сорча промычала в знак согласия, прикрыв веки.
– Я попрошу Коннора сделать нам такую же.
Ее брат был отличным столяром и сделал бы это, если бы она вежливо попросила. Или пригрозила ему. Но это будет завтра, после сна и еще одного сокрушительного оргазма, когда она оседлает своего полукровку, а затем уснет в его объятиях.
30
По мере того, как проходили дни в доме Брэдей, его пара, казалось, обрела свою прежнюю роль в семье, вернувшись на место, как нога в сапог. Что касается Орека, он нашел место рядом с ней. Это его не удивило, поскольку он всегда был рядом со своей парой. Чего он раньше не понимал, так это того, что это означало буквально стоять рядом с ней, чтобы взвалить на себя часть ее бремени.
Он полагал, что не должен был удивляться тому весу, который его пара имела в своей семье, всем обязанностям и ожиданиям, которые накапливались, как гора блюд, приготовленных к каждому приему пищи. Она и раньше рассказывала обо всем, что делала – это было просто… он подумал, что, возможно, все в ее семье делали то же самое.
Все они, безусловно, чем-то занимались, но, как показалось Ореку, не так много, как Сорча.
На следующее утро после возвращения из Дундурана Найла отругали за то, что он проспал допоздна.
– Животных нужно кормить, – напомнила ему мать.
Он просто моргнул, глядя на нее поверх яичницы, зависшей у его губ.
– Но Сорча вернулась.
Эйфи открыла рот, чтобы что-то сказать, но Сорча отмахнулась от ее беспокойства. Отправив в рот остатки завтрака, она встала из-за стола.
– Все в порядке, мама, я справлюсь. В любом случае, я нравлюсь животным больше.
Остальные братья и сестры согласно хихикнули и вернулись к своему завтраку.
Орек наблюдал, его разочарование росло, когда Сорча поспешила покинуть комнату. Он был единственным, кто встал из-за стола и последовал за ней, чтобы начать день.
– О, ты не обязан этого делать, – сказала она, когда он взял вторые грабли, чтобы помочь подметать стойла для коз.
Ты тоже, хотел сказать он, но вместо этого сказал:
– Я хочу помочь. Я заслужу свое место здесь.
У нее все еще был обеспокоенный вид, поэтому Орек добавил:
– Кроме того, так я буду рядом с тобой.
На ее лице появилась неловкая улыбка, и настроение Орека немного улучшилось, когда он увидел ее. Она была рада видеть его здесь, даже если его навыки уборки мусора оставляли желать лучшего. Тем не менее, он вдвое сократил время, которое обычно требовалось ей, чтобы подготовить домашний скот к сегодняшнему дню. И Орек действительно наслаждался блеянием и ужимками коз и ослов.
Они закончили работу довольно рано, и у них было достаточно времени, чтобы проводить детей на уроки в Гранах. Обычно Сорча запрягала лошадь в телегу, но Кили хотела идти пешком и держать Сорчу и Орека за руки, поэтому они пошли пешком.
Он думал, что, возможно, Калум уже достаточно взрослый, чтобы проводить своих младших сестёр в школу, а не идти с носом, уткнувшимся в книгу так, что его приходилось подгонять всякий раз, когда он сбивался с пути. Но Орек не мог осуждать младших детей, как и Сорча.
Когда они вернулись в дом Брэдей после ночи в Дундуране, Кили выбежала из дома, когда увидела их, и бросилась к Сорче. Сквозь отчаянные слезы она умоляла Сорчу больше не уходить. Было очевидно, что Сорча была в отчаянии, поглаживая девочку по волосам и успокаивая обещаниями.
И когда они оставили юнлингов в Гранахе, Кили повернулась и нахмурилась, ее маленькое личико стало серьезным.
– Ты вернешься за мной позже? – спросила она.
– Конечно, мы придем, – пообещала Сорча.
Тем временем они вернулись домой, чтобы возобновить работу Сорчи. Орек последовал за ней, пока она осматривала лошадей, находящихся в данный момент в конюшнях, совещаясь со своей матерью и главным конюхом об успехах каждой из них и о том, какие из них уже были востребованы клиентами. Сорча согласилась взять четырех самых непослушных лошадей, оставив конюхам более послушных, подготовленных для клиентов.
– Мне нужно, чтобы ты поработала с одной из уже обученных лошадей, просто чтобы привыкнуть к ней, – сказала Эйфи. – Через несколько дней у нас появятся новые клиенты, и я хочу, чтобы мой лучший наездник показал лошадей.
Сорча улыбнулась.
– Сегодня я потренируюсь с Фиорой и познакомлюсь с мерином. Завтра я поеду верхом, чтобы он мог привыкнуть ко мне.
– Идеально, – Эйфи чмокнула Сорчу в щеку и отправилась присматривать за работой конюшни, что бы это ни влекло за собой. Казалось, что Эйфи также обучала лошадей, руководила конюхами и часто встречалась с коневодами для покупки нового поголовья, а также готовила еду для семьи. Из всех остальных членов семьи мать, казалось, была занята больше всех после Сорчи.
Его пара познакомила Орека с лошадьми, которых она знала. Фиора радостно подошла поприветствовать их, ее серая морда была бархатисто-мягкой, когда она схватила морковку из рук Орека.
– Ты сделаешь ее такой же круглой, как Даррах, – со смехом упрекнула Сорча. – И где ты продолжаешь находить морковь?
– Я обнаружил, что лучший способ соблазнить женщину – это накормить ее, – он ухмыльнулся ей, прежде чем наклонился, чтобы завладеть ее губами.
Он оторвался от нее только при звуках неловкого кашля и шарканья ног. Сорча отстранилась, покраснев, увидев, что некоторые конюхи уставились на них.
Она откашлялась.
– Что ж, давай сделаем тебя самым популярным человеком в конюшнях – ты начнешь кормить, а я выведу всех, кто мне нужен, в загон.
Кормить лошадей было достаточно приятно. Ему нравились их манеры поведения и звуки, нравились мягкость их носов и блеск их глаз, как будто они понимали его. Каждый из них обладал индивидуальностью, и большинство быстро прониклись к нему симпатией.
Также было ясно, что все они обожали Сорчу, даже самые сдержанные.
Используя Фиору в качестве вожака, Сорча собрала небольшое стадо в загоне и начала знакомиться с новыми для нее лошадьми. Она вела себя спокойно, все было в мягких прикосновениях и успокаивающих словах. Лошадям не потребовалось много времени, чтобы следовать за ней по загону, останавливаться, когда она говорила, и идти, куда она указывала.
Орек мог понять – она заслужила его доверие с такой же нежностью.
Ближе к вечеру пришло время забирать юнлингов. Орек и Сорча быстро перекусили и отправились в Гранах. Он был тронут визгом восторга Кили при виде них и внимательно слушал, как маленькая девочка рассказывала им все, что узнала. Затем настала очередь Калума рассказать о том, что он прочитал, и о своих идеях относительно новых наблюдений.
Сорча оставила малышей в доме с их матерью, которая пришла из конюшни, чтобы приготовить ужин. Она убедилась, что Кили перекусила, пока Блэр и Калум отправились по своим делам. Орек схватил яблоко и сунул его в руки Сорчи, когда они возвращались в конюшни.
– Тебе тоже нужно поесть, – напомнил он ей.
Она покраснела и разволновалась, но он использовал свое большое тело, чтобы удержать ее от повторного входа в загон, пока не осталась только сердцевина от яблока, которую она использовала, чтобы еще больше расположить к себе лошадей.
Пока Сорча работала с лошадьми, чистила их стойла, советовалась с конюхами, ухаживала за огородом, ходила по восточной границе, проверяя, нет ли сломанных изгородей, и перегоняла коз с западного поля в конюшню на ночь, остальные члены семьи… что-то делали.
Большую часть дня он не видел Мэйв, и ему сказали, что она уехала в Гранах заниматься со своими преподавателями. Она вернулась во второй половине дня, взяла охапку книг и вышла в сад, чтобы почитать в тени. Хотя, честно говоря, Орек думал, что это больше для того, чтобы позволить конюхам восхищаться ею, поскольку она проводила гораздо больше времени, наблюдая за ними из-под ресниц, чем не отрывая глаз от страницы. В конце концов она действительно вернулась в дом, чтобы помочь с ужином.
Весь день ее отец и старшие братья тренировались. Он предполагал, что рыцарям это нужно, но для чего они тренировались, он не совсем понимал. Горстка человеческих юнлингов, которые, как узнал Орек, тоже готовились стать рыцарями, последовали за Кьяраном. Они спаринговались друг с другом и выполняли упражнения во дворе к востоку от дома. Орек узнал, что одна из пристроек была маленькой казармой для стажеров. Время от времени появлялись Коннор и Найл, чтобы помочь, и спаринговались друг с другом и устраивали демонстрации для стажеров.
Коннор остановился, чтобы помочь Сорче загнать коз, но Найл исчез до ужина.
Ужин был сытным, семья разговорчивой. Многие хотели узнать мнение Сорчи о том, что они делают. Когда трапеза закончилась, именно Сорча поднялась, чтобы помочь матери убрать со стола и вымыть посуду. Орек вошел следом за ней, занимая место в очереди за сушкой. Он никогда раньше не вытирал посуду, но ему нравилось тихое тепло кухни и то, как Сорча и ее мать вместе напевали мелодию.
К тому времени, как они добрались до ее комнаты, она почти спала на ходу. Она устало хихикнула, когда он снял с нее одежду и натянул ей через голову мягкую ночную рубашку. Она подставила лицо для поцелуев, и Орек поднял ее и положил на середину кровати. Он не торопился, покрывая поцелуями ее тело и щедро лаская ее влагалище языком и губами, вызывая длительный оргазм у своей пары. Ее глаза стали сонными и удовлетворенными, и он забрался бы в постель рядом с ней, если бы она не протянула к нему руки. Не в силах сопротивляться, Орек скользнул внутрь своей пары, овладевая ею медленно и уверенно, пока их не прорвало освобождение. Он сдержал свой рев, зарываясь лицом в волосы Сорчи.
Тело гудело от удовольствия, он вымыл их и уложил в постель, Сорча уснула еще до того, как он укры ее одеялами.
Так шли дни, один за другим. Вставать рано, чтобы раньше всех приступить к работе по дому. Провожать юнлингов в Гранах и обратно. За садами нужно было ухаживать, собирать урожай, кормить скот. Именно Сорча починила колодец, когда сломался шкив. Именно Сорча починила сломанный забор на южной границе. Именно Сорча ухаживала за хромыми и больными животными.
Она была той, к кому каждый брат или сестра обращались за помощью. Для Кили это было ее чтение. Для Блэр – помочь заштопать платье. Калуму нужна была помощь в распутывании сети, Мэйв – в поиске потерянной ленты, Найлу – в совете, как произвести впечатление на девушку в городе, и даже Коннору, когда ему понадобилась дополнительная рука, смазывающая оружие.
– Я не возражаю, – сказала она ему, когда однажды ночью он спросил ее, зачем. – Я нужна им.
Орек сделал все, что мог, взяв бремя своей пары и взвалив его часть на свои плечи. Семья приняла его помощь даже охотнее, чем Сорча, но она использовала освободившееся время, чтобы взять на себя больше работы, больше обязанностей. В сутках не хватало часов на все, что она намеревалась сделать, и она отчитывала себя за то, что не успевала за всем.
Каждый день он наблюдал, как его пару тянуло во все стороны. И все же она каким-то образом находила время уделять ему свое внимание и привязанность. В перерывах между домашними делами она любила показывать ему мелочи, которые приносили ей радость – поздние яблоки, шалости жеребенка, кристаллы, которые она собирала по всему участку. Он слышал и чувствовал ее любовь к этому месту в каждом слове, и Орек понимал, что сам тоже влюбляется в это место, потому что как он мог не любить то, что так дорого его паре?
Ночью она настаивала на том, чтобы не спать, а поговорить о проведенном дне. Даже если они провели его вместе, бок о бок убирая грязь, чистя и чиня, они разговаривали, их руки лениво выводили узоры на телах друг друга. Она нашептывала ему мечты и идеи, пока потрескивал огонь в ее маленьком очаге, о том, как они могли бы пойти и выбрать участок земли для строительства собственного дома, как, возможно, они могли бы помочь Дарроу и Эйслинн искоренить другие группировки работорговцев, даже о том, как он мог бы найти здесь свое призвание.
Он рассказал ей, что ему понравилось в этом месте, о животных, которых он видел. Он рассказал ей, как продвигаются наблюдения Калума и что он добавил. И он рассказал ей о странных вещах, о том, как они натыкались на выпотрошенных кроликов и птиц, подвешенных за ноги к веткам. Это встревожило Калума, и Сорчу тоже, но она сказала, что, возможно, это был медведь, готовящийся к зимней спячке.
Орек никогда не видел, как медведь вздергивает птиц, но другого объяснения не было, поэтому он оставил это в покое. Пока. Иногда было трудно вспомнить о тревогах долгого дня, когда его пара скользила по его телу.
Каждую ночь она старалась дышать и целовать его кожу, повторяя я люблю тебя, и я твоя и моя пара. Он брал все это с жадностью, хотя знал, что она устала. Он дал ей взамен все, что мог, хотя и не был уверен, что этого достаточно.
Он обнимал ее, когда мог, помогал ей, где мог, и молча наблюдал, как его прекрасная пара погружается в свои обязанности.
И хотя он любил ее и любил ее семью – некоторых больше, чем других, – он не мог сдержать искру негодования по отношению к ним, вспыхнувшую в его груди, отягощенную его собственной виной за то, что он был слишком жадным, чтобы отказаться от своей части ее.
У нее снова заболело плечо. Сорча заметила, что это началось около года назад, но, кроме нескольких дней, когда Софи безжалостно впивалась большими пальцами в мышцы и сухожилия, с этим особо ничего нельзя было поделать.
Она и не заметила, как боли прекратились, пока не почувствовала их снова.
Это была своего рода тупая боль, и каждую ночь она ложилась в постель со вздохом облегчения, когда она проходила. Этот вздох всегда переходил в стон, когда ее пара переворачивал ее на живот и массировал спину и плечи своими замечательными большими руками, намного нежнее, чем острые ногти Софи.
В глубине души Сорча знала, что главное – это отдых. Если Фиора начинала прихрамывать из-за чрезмерного использования, она отводила кобылу в тихий загон и давала ей отдохнуть.
Но у Сорчи не было времени на отдых.
Ей нужно было так много сделать, так много наверстать упущенного за те недели, что она провела вдали от дома.
Осень всегда была для них напряженным сезоном, продажа лошадей перед зимой делала путешествия слишком обременительными, приходилось доставлять урожай из сада и огородов и пополнять запасы для конюшен. Нужно было планировать праздники и гуляния и присутствовать на них. Фрукты, овощи и мясо нужно было консервировать и консервировать.
Зима была по-своему насыщенной, но большая ее часть ограничивалась домом. Сорче всегда нравилось тщательно убираться от чердака до гостиной, хотя бы для того, чтобы найти себе занятие. Она часто нервничала, просто сидя дома, пока шел снег.
Хотя, может быть, не так уж плохо пролежать в постели все утро, подумала она с улыбкой. Когда у меня есть красивый полуорк, который составляет мне компанию.
Несмотря на то, что ежедневные обязанности наступали ей на пятки, все было намного лучше, когда Орек был рядом с ней. Просто его постоянное присутствие, убирающего стойла или отводящего малышей в школу, доставляло ей такую радость. Было облегчением иметь компанию.
Она часто беспокоилась, что он воспротивится этой работе или ему не понравится, но, если уж на то пошло, он сразу же взялся за дело. Особенно за лошадей. Она не знала, как и где он достает для них лакомства, ведь сад никогда не выглядел запущенным, но все лошади уже знали, что в его карманах есть вкусности. Все они спешили высунуть головы из дверей своих стойл и приветствовать его хором ржания. Все конюхи шутили, что узнавали о его и Сорчи прибытии только по возбужденному ржанию и топоту копыт.
Сорча верила, что они найдут ему занятие по душе. Хотя ей нравилось, что он весь день был рядом, она подумала, что он хотел бы заняться своими собственными делами и найти новые интересы, и она поддержала бы его, что бы он ни выбрал.
И он быстро завоевал доверие большинства ее братьев и сестер, особенно самых младших. Коннору он тоже, казалось, нравился, еще одна причина, по которой он был ее любимым братом. Как только Кили обнаружила, каким фантастическим рассказчиком был Орек, Сорча часто заставала троих младших, собравшихся вокруг него в гостиной, на кухне или в саду, выпытывающих у него историю.
Мысль о ее красивом полукровке напомнила, что ей нужно поговорить с Коннором о том, чтобы сделать им новую кровать, достаточно большую, чтобы Ореку было удобно. Хотя она еще не совсем поняла, куда они поставят эту большую новую кровать. Ее комната была слишком маленькой для чего-то большего. Комната в башне была немного больше, хотя в ней гуляли сквозняки и не было камина.
Ему всегда удавалось согреть меня.
Надо будет поговорить с матерью, чтобы она открыла комнату для проветривания, и добавить в свой мысленный список протереть там пыль и показать комнату Ореку.
Однако все это вызывало вопрос… где же он?
Сорча подняла глаза от того места, где вела одну из лошадей легкой рысью, и обнаружила, что нигде не видит его широких плеч. Когда он не вернулся к тому времени, как она закончила дневную тренировку, она отправилась на его поиски.
Звук смеха привлек ее к южному полю.
Она обнаружила стайку детей, состоящую из нескольких ее младших братьев и сестер и горстки оруженосцев ее отца, гоняющих по полю кожаный мяч. Калум гонял мяч ногами, пытаясь уклониться от Блэр, которая продолжала метаться перед ним. Другие дети погнались за ними – все, кроме Кили и еще одной девочки, которые сидели в сторонке, заплетая траву в венки.
Калум ударил по мячу, отправив его в полет…
Прямо в грудь Ореку. Мяч отскочил с шлепком, и дети замерли, ожидая его реакции. Он моргнул в ответ и подтолкнул мяч Блэр, которая быстро умчалась с ним, остальные бросились в погоню.
Сорча подбежала к нему, более чем немного шокированная, обнаружив, что он за вратаря в их игре. На другом конце поля Найл нырнул и пропустил удар Блэр по другим воротам.
– Блэр втянула тебя в это? – Сорча позвала с воображаемой боковой линии.
Орек пожал своими широкими плечами.
– Ей нужен был вратарь, – в его устах это слово прозвучало странно, как будто ему никогда раньше не приходилось его произносить.
– Он занимает все ворота! – воскликнула Блэр, подбегая к ним.
– Именно поэтому мы договорились, – вставил Калум, – в следующий раз поменяем вратарей. Чтобы все было честно.
Блэр закатила глаза и снова убежала за мячом. Будучи тихой, чувствительной и любительницей поэзии, она обладала порочной склонностью к соперничеству – ничто ей так не нравилось, как побеждать своих старших братьев и сестер в играх.
– Хочешь еще одного игрока? – спросила Сорча Калума, уже снимая свое тяжелое пальто.
Брови ее брата удивленно изогнулись.
– Ты?
Она оскорбленно усмехнулась.
– Да, я. Хочу, чтобы ты знал, я лучший игрок в этой семье, что бы ни говорили тебе Коннор и Найл.
