Текст книги "Времени нет (ЛП)"

Автор книги: Рустем Халил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

Эдем кивнул. Артур допил коньяк из бокала, бросил в рот две виноградины и остановился на пороге.

– В жизни приходится ходить по тем картам, которые есть на руках. Надо принять это, чтобы игра имела смысл, – сказал он перед тем, как скрыться за дверью.

Эдем наполнил снифтер.

– За теплые дни уборки винограда, – поднял он последний тост.

Он не знал, куда себя девать. Раньше его спасал офис, где личные проблемы легко вытеснялись рабочими. После сегодняшних событий рабочее стало личным – и офис перестал быть дарящим забвение островком. Оставаться в больнице наедине со своими мыслями было глупо. Ехать в квартиру, где от пустоты аж звенит, отвратительно. Эдем понимал, что пора стать под душ и под струями воды пересмотреть свой сценарий того, как бы он хотел прожить последние месяцы, пока болезнь, вступившая в активную стадию, не вложит его в постель – тихо отходить в вечность.

А хочет ли он вообще умереть в постели?

Эдем закрыл коробку с конфетами, перевернул рюмки и заткнул бутылку. Сначала хотел унести коньяк с собой, но потом решил: в последние месяцы жизни нужно пить не то, что есть, а то, что любишь. Эдем предпочел пьянеть от виски.

Дверца сейфа оставалась приоткрытой. Эдем вернул бутылку на место – на случай, если Артур вернется в кабинет не сам. Располагая ее между фотоаппаратом в чехле и набором покера, Эдем обнаружил в глубине сейфа треугольный сверток из больничного полотенца. Очертания были очень четкими, и Эдем не удивился, когда обнаружил в свертке пистолет.

Артур принадлежал к тому типу людей, в чьих сейфах ожидаешь найти оружие. Для них это – не средство самозащиты, а игрушка, как и ее незаконное хранение – щекочущая нервы игра.

Эдем спрятал пистолет за пояс, вернув в сейф только смятое полотенце. Он не мог бы ответить на вопрос – зачем ворует у друга оружие. Возможно, потеряв контроль над своей жизнью, Эдем хотел чувствовать, что контролирует смерть.

1.7

В лифте на третьем этаже к Эдему присоединилась группа интернов: четверо девушек в халатах, чей юный смех он услышал еще до того, как открылась дверца, и мальчишка, скрывавший за телефонный экран свое неудобство от гендерного дисбаланса. Эдем вспомнил себя в таком возрасте – у него не было телефона, чтобы нырнуть туда в обществе девушек, поэтому оставалось либо провалиться сквозь землю, либо стать душой компании. До появления в его жизни Инары Эдем практиковал первый вариант.

Почему он снова вспомнил о ней – раньше мог неделями не вспоминать? Пара на летней сцене в Мариинском парке задела струну, которой уже давно никто не касался пальцами.

Лифт дополз до первого этажа. Эдем пошел не попрощавшись. Впрочем, его друг был не тем человеком, для которого важны условности.

Смех интернов смешался с шумом оживленного холла. Эдем лавировал между людьми, у каждого из них был свой повод не торопиться. Не рассчитав, он врезался в невозмутимого санитара – и в тот же миг вдруг у раздвижной двери увидел ее.

Женщина с рыжими волосами в персиковом костюме и с такой же персиковой сумочкой в руке выходила из помещения. В этом царстве белых одежд она казалась сгустком огня. Ее туфельки на низком каблуке отмеряли равные расстояния, и только раз шаг оказался чуть длиннее – когда нога должна была ступить на место соединения плиток. Эдем не видел ее лица, но решил: этой женщиной может быть только Инара. Ее походка, ее волосы, ее телосложение, ее вкус в одежде, ее привычка не наступать на трещины в асфальте, а может, и этот тонкий ручеек парфюма, оставленный среди толпы, – только ли он пригрезился Эдему? – тоже принадлежит ей.

«Обернись», – прошептал Эдем заговор, в глубине души боясь, что женщина обернется и волшебство развеется. Но раздвижная дверь захлопнулась за ней, и Эдем так и не увидел ее лица.

Если это была Инара, то судьба неспроста привела ее сюда в этот день, следовательно, Эдем не должен ее упустить. Нет, он еще не созрел для мысли заговорить с ней – просто немного понаблюдать, вспомнить походку, поймать ее брошенную кому-то короткую улыбку, понять, какой она стала за эти годы.

Эдем бросился к выходу, наступая на ноги и не ощущая острых локтей. Женщина повернула к стоянке, а значит, там погоня могла и кончиться.

Ее машина была припаркована недалеко от входа. Щелчок дверцы, звук заведенного двигателя – и Эдем наконец увидел выехавшее со стоянки белое «ауди». Эдем бросился наперерез, сквозь ряды машин, надеясь хотя бы увидеть ее лицо, но стекло отблескивало, и все, что ему досталось – пойман на мгновение оранжевый отсвет в салоне.

Что я делаю? – Эдем произнес это вслух и сразу же бросился к лестнице, ведущей вверх. По его расчетам, если повезет со светофором, он сумеет через дворы добежать до того места, где боковая дорога выходит на главную. Тогда он и рассмотрит ее профиль.

Испугав бабушку, выгуливавшую цуцика, такого же высушенного временем, как и она сама, Эдем добрался в тот момент, когда «ауди» уже выехало на проспект и сразу же перестроилось на вторую полосу.

Нащупав в кармане брюк тонкий кошелек из эко-бумаги и молясь, чтобы деньги в нем оказались целыми, Эдем бросился к первому припаркованному у обочины такси и упал на переднее сиденье. Водитель оторвал взгляд от газеты с судоку и уставился на бесцеремонного пассажира так, будто собирался дать ему в лоб карандашом.

– Поедем, – вызывающе сказал Эдем. – По тому белому «ауди».

Таксист решил, что наглость пассажира можно объяснить его готовностью заплатить сколько скажут, воткнул карандаш за ухо, запихнул журнал между сиденьями и нажал на газ.

Пока он вливался в поток автомобилей, светофор загорелся красным. «Ауди» исчезло из виду. Была только одна надежда, что она не свернет с проспекта.

Таксист невозмутимо достал журнал и принялся считать карандашом цифры, оставляя на пустых ячейках точки или галочки.

– Знаете, что я заметил? Когда долго заполняешь судоку, появляются любимые цифры. Я полюбил тройку, – попытался он затянуть Эдема в разговор.

– Ровно столько такси я поменял сегодня, – нервно ответил Эдем, не сводя взгляда со светофора. – Желтый.

Его лихорадка не передалась таксисту. Он повернул карандаш за ухо, журнал между сиденьями и двинулся точь-в-точь, когда и машина, стоявшая перед ним.

Они обнаружили «ауди» через два перекрестка – по крайней мере, Эдем надеялся, что это именно тот автомобиль, – но плотный график буднего дня не дал им его догнать.

– Кого преследуем? – спросил таксист, когда в рваном ритме они пересекли мост Патона, миновали гигантскую фигуру Родины-матери и вернули в центр.

– Прошлое, – ответил Эдем.

– Машина времени – по двойному тарифу.

Все, что нужно Эдему, – увидеть лицо водителя «ауди», убедиться, что Инара была только видением. Он не мог проживать дальше этот первый день из последних в его жизни, не получив ответа на этот вопрос.

Они догнали «ауди», когда уже было поздно: машина обратила в бизнес-центр, врезавшийся иглой в осеннее небо, и шлагбаум подземного паркинга опустился за ней.

Эдем вынул немалую купюру – ему повезло, что, пока он был без сознания, никто не воспользовался беззащитностью его кошелька, – и выскочил на тротуар. Оставалось немного – обогнув шлагбаум, забежать в чрево небоскреб и застать женщину, когда она будет выходить из авто.

– Ваш пропуск? – работник паркинга возник перед ним так неожиданно, что Эдем растерялся.

– Я за машиной, – пробормотал он, уже понимая, что проиграл битву.

Парковщик широко втянул ноздри – очевидно не для того, чтобы впитать коньячный запах, а демонстрируя Эдему, что он его уловил. Его палец нацелился на центральный вход.

– Выясняйте там.

Можно было попытаться уговорить парковщика, но драгоценные секунды были бы упущены. Эдем решил поймать Инару в лифте, пошел по маршруту указательного пальца и вклинился в проем вращающейся двери.

Два охранника сгруппировались за спиной у третьего – все вместе они рассматривали девушек в красных бикини на экране планшета и не заметили визитера. Эдему этого и требовалось. Десять шагов в лифт. Он ткнулся в турникет, надеясь, что щупальца стального осьминога раскроются без пропуска – Эдем часто сталкивался с таким в госучреждениях. Но на этот раз ему не повезло. Проход был заблокирован, и гость привлек внимание охранников.

– У меня назначена встреча по ланчу, – на пазах таблички, намертво прикрученной к стене над постом охраны, среди наименований компаний Эдем обнаружил название ресторана и решил действовать на опережение.

– Ресторан на этой неделе закрыли на ремонт, – ответил охранник с планшетом. Он единственный не поднимал глаз.

Эдем не сдвинулся с места: не в его интересах было сокращать расстояние между собой и чувствительными ноздрями охраны.

– Значит, мне придется подождать у дверей ресторана, – Эдем вынул удостоверение и продемонстрировал его обложку охраннику. – Я адвокат. Если клиент назначил встречу там, значит, он об этом не знал, и из офиса уйдет прямо туда.

– Позвоните ему, пусть спустится в холл, – заботился второй охранник.

Эдем постучал по пустым карманам.

– Оставил телефон в офисе.

Минутная стрелка на больших часах в холле шевельнулась. Пока Эдем спорил, Инара – если это была она – должно быть, уже успела припарковаться.

– Я могу позвонить в офис, – для убедительности заботливый охранник поднял трубку стационарного телефона.

Эдем приложил палец к губам.

– Адвокатская тайна. Разговор конфиденциален, и не думаю, что мой клиент хотел бы, чтобы коллеги узнали о его разводе.

Упоминание о расторжении брака магически повлияло на охранника с планшетом. Он опустил экран и кивнул Эдему.

– Это правильно, – сказал он многозначительно и щелкнул кнопкой. На турникете загорелось зеленое.

Лифтов было три. Один из них спустился в паркинг. Видимо, его вызвал водитель «ауди». Понятно, что он не будет останавливать лифт на первом, а сразу поднимется на нужный этаж. План Эдема был прост: остановить кабинку на своем этаже. Перспектива встретиться с Инарой лицом к лицу не пугала его – теперь погоня за ней казалась наваждением.

Эдем услышал гудение приближающейся кабины, нажал кнопку вызова и в тот же миг понял, что план не удался: перед ним сразу же открылась дверца соседнего лифта, а тот, на который он охотился, через несколько секунд проехал мимо его поверх без остановки.

Надо было подумать о плане "Б". Пожарная лестница!

Эдем проследил, как единицу на табло лифта сменила двойка, и устремился в пожарный выход.

На втором этаже он увидел, что лифт уже четвертый.

Взлетев на третий, Эдем обнаружил, что лифт – этажом выше.

На четвертом он застал закрытую дверцу. Кабина продолжила движение вверх – значит, в лифт кто-то вошел.

На шестом Эдем обнаружил, кто – пожилая уборщица выкатывала тележку. Эдем решил играть на опережение и поднялся сразу на два пролета.

Лифт остановился на девятом.

Эдем услышал его сигнал еще на лестнице. Он приоткрыл дверь пожарного выхода и наконец увидел спину водителя «ауди».

Человек.

В медленной погоне по городу Эдем потерял нужную машину и преследовал не ту! Как много белых ауди на киевских улицах. И вот водитель одной из них скрылся за стеклянной дверью.

Эдем оперся на колени, чтобы перевести дух. Нашествие исчезло. Преследование придуманной Инары было деструктивным порывом и не могло окончиться иначе.

Эдем вошел в кабину, где еще стоял запах мужского одеколона, и нажал единицу.

На него снова свалилась усталость, словно он пробежал полумарафон. Проезжая четвертый этаж, он решил, что Инара, мелькнувшая у больничной двери, была иллюзией. Выдумкой его воображения, подогретой коньяком. Во всем виновата парочка в утреннем парке – она напомнила ему о том, что не сбылось.

Лифт остановился, пропищал сигнал, дверца отворилась.

Перед Эдемом стояла Инара.

Ее красота, которая когда-то была только эскизом начинающего художника, теперь превратилась в полотно мастера. Губы стали отчетливее, нефритовые глаза – насыщеннее. Но это была та же Инара, которую Эдем когда-то оставил на шумной автобусной остановке.

Ноги сами вынесли Эдема из лифта. Сосредоточенная на своих мыслях Инара скользнула по нему беглым взглядом и нажала кнопку нужного этажа. Эдем не смел обернуться.

Хлопнула дверца, кабина помчалась прочь. У лифта застыла фигура, которую облили водой и выставили на мороз.

Инара его не узнала.

1.8

Бывают дни, которые нужно просто пережить. К тому дню, которого пережить нельзя.

Когда Эдем включил свет в своей прихожей, он увидел не взъерошенного мужчину с бутылкой виски – к этому отражению Эдем уже привык за время болезни – он обнаружил мужчину, который уже не будет бегать по утрам.

Мужчина бросил пропахшую рубашку в корзину с грязным бельем. Муж вылил остатки виски в стакан и отправил бутылку в мусорное ведро.

Мужчина оторвал от гроздья в холодильнике несколько виноградин и бросил их в рот. Единственное, в чем он отклонился от сценария многих своих вечеров, – не захлопнул входную дверь.

Вскоре стакан был вымыт и сох на салфетке. Мужчина не изменял своей аккуратности до последнего.

Пистолет за поясом мешал, и Эдем его вынул. Ему понравилось собственное отражение с оружием в руке. Пусть он и отпустил вожжи своей жизни, но смертью своей мог распоряжаться, как считает нужным.

Эдем чувствовал себя трезвым, как тибетский монах. Он удивительно осознавал, что собирается сделать, и что это решение – единственно правильное. Без прощальной записки, без последних звонков. Да, как это сделал сегодня Фростов.

Эдем снял оружие с предохранителя, загнал патрон в дуло и поднял пистолет к подбородку. Нет человека, ради которого он хотел бы сохранить это лицо таким. Родители уже умерли, от друзей, узнав о болезни, он отвернулся сам, а Артур – врач, его таким зрелищем не испугать.

Долгие годы в глубинах его памяти сохранялось воспоминание о рыжей девушке. Он не вел с ней бесед, не думал, какую судьбу она выбрала, не задумывался, чем она могла заниматься в этот момент: колыхать ребенка на качелях, читать доклад на еженедельном совещании, заказывать кофе в шумном кафе… достаточно было знать, что этот девушка есть, что они однажды могут снова встретиться, и она вспомнит звездную ночь их первого знакомства. Но сегодня эта девушка безразлично скользнула по нему взглядом.

Эдем положил палец на спусковой крючок.

– Стой! – сказал он, прежде чем он зажмурился.

И вместо Эдема в овальном зеркале прихожей возникла седая фигура около пятидесяти в клетчатом пиджаке с серыми белками глаз.

1.9

– Стой! – снова приказало видение. – Дуло в пол.

Эдем опустил пистолет. Похоже, он допился до чертиков. Нельзя лишать себя жизни в хмельном порыве – холодными должны оставаться и сердце, и голова.

– Когда вернешься, я еще буду здесь, – предупредила фигуру.

«Откуда вернусь?» – хотел поинтересоваться Эдем, но не успел – бросился к унитазу выворачивать желудок.

Когда поток наконец иссяк, Эдем подставил лицо под прохладную воду. Продолжая вытираться, он вышел в прихожую и обнаружил, что в голове не прояснилось – седой мужчина тоже смотрел на него из зеркала.

– А ты крепкий хлоп, – похвалил он. – Редко обходится без истерик.

Эдем закрыл лицо полотенцем и прислонился к стене. С минуту он глубоко дышал, восстанавливая сердечный ритм. Вспомнил, что оставил телефон в палате – если и вызвать скорую, то разве что от соседей. Да что он скажет диспетчеру: приезжайте, потому что у меня психоз?

Человек в зеркале нетерпеливо перебирал пальцами.

– Достаточно попыток объяснять очевидное, – он заметил, как Эдем смотрит из-под полотенца. – Я не выдумка, а у тебя не белая горячка – хотя с тем, как ты в последнее время пил, это было бы неудивительно. Перейдем к делу. Возьми колоду карт.

Эдем коснулся зеркала. И хотя на ощупь оно было таким, как всегда, он решил, что кто-то решил разыграть его и заменил зеркало тонким дисплеем.

– Карты в верхней тумбочке шкафа, – напомнил мужчина.

Эдем не удивился, что зрительный гость знал это место. Вероятно, карты были частью сценария, и Эдему стало интересно подыграть ему. Он бросил полотенце на спинку стула и пошел за картой.

Незнакомец заставил Эдема вздрогнуть, появившись в зеркале стенового шкафа. Кто действительно всерьез потратился на розыгрыш, если установил экран и здесь.

– Хорошо перетасуй и вынь любую. Это будет красная семерка.

Эдем проверил карты: обычные, из глянцевого картона, гнутся, как и положено, разной масти и разной ценности. Эдем их перетасовал и приподнял верхнюю.

Красная семерка.

Эдем разорвал карту пополам. Так и есть – обычный картон.

– Следующим будет виновный король, а потом – виновата восьмерка, – муж вынул откуда-то зубочистку и теперь скучно чистил грязь под ногтями.

Эдем перетасовал, вытащил карту изнутри. Виновный король. Потащил следующую.

– Смотри. Смелее, – подбодрил мужчина.

Следующей оказалась восьмерка той же масти.

– Как ты это делаешь? – заговорил наконец Эдем.

– Это пустяки, – незнакомец махнул рукой, и зубочистка улетела в неизвестность, – достаточно уметь видеть будущее. Едем дальше. Теперь возьми с полки любую книгу, разверни на любой странице и ткни пальцем. «Может, с моего лица ей стало понятно, что я не за тем пришел, что мне нужны не советы, а приветствие: зев изменила улыбка».

Эдем был не из тех, кто плодит беспорядок, но сейчас он бросил карты на стол и мгновенно очутился у книг. Он их возил с собой из квартиры в квартиру не так уж много – только самые лучшие. Но разве можно отгадать абзац? Отвернувшись, чтобы подсознание не повлияло на выбор, Эдем вытащил первую попавшуюся книгу и, развернув страницу наугад, прочитал: «Может, с моего лица ей стало понятно…»

– Черт! – сказал Эдем.

– Не совсем, – ответило отражение.

Эдем попятился и сел на кровать.

– Убедился, что я не галлюцинация, попробуем ли телевизор? Собственно, это самая эффектная из задумок. Я говорю фразу – ты переключаешь канал и проверяешь, прав ли я. Можем тестировать мои способности сколько угодно, но давай договоримся: когда ты убедишься в моем умении, мы, наконец, пойдем дальше. Согласие?

Эдем кивнул.

– Итак, первое соглашение у нас уже есть. Но я появился в этом зеркале с разводами не ради нее. Так что, включишь телевизор?

– Ты кто?

– Правильный вопрос лицу, без разрешения врывающемуся в твое зеркало в самый ответственный, так сказать, момент. Называй меня Саатчи. Я – джин. Можешь поверить?

– Я ведь юрист. Я даже в справедливость не верю, а тем более в джинны, которые появляются без лампы. Если я разобью все зеркала в квартире, ты исчезнешь?

Саатчи театрально схватился за голову, как Эдем не был его единственным зрителем.

– Вижу, смелость возвращается к тебе, как к прыщавому юноше, который впервые в жизни коснулся одной женской груди и понял, что может взять всей ладонью другую. Чтобы я скрылся, не надо портить имущества – достаточно попросить. Однако нерационально отказываться от сделки раньше, чем тебе успели озвучить его условия.

– Соглашение? Ты для этого явился?

Эдем налил себе воды – избавиться от неприятного вкуса во рту. Глотнув дважды, стал напротив зеркала и стал рассматривать незваного гостя. Высокие сапоги, мешковатые штаны, оранжевый пиджак в большую клеточку. Седые волосы пострижены ежом. Худое продолговатое лицо, тонкий нос и бескровные губы. И глаза, наполненные серыми чернилами вместо белков – зрачок едва можно рассмотреть, и потому непонятно, куда смотрит собеседник. Эти глаза загипнотизировали Эдема.

Вдруг в правом глазу появились два белых пятна: одно имело форму мужского члена, второе изображало мужской профиль. Картинка шевельнулась: член начал стучать по профилю.

– Достаточно меня разглядывать, – предупредил Саатчи, – потому что сейчас там окажется твоя голова.

Эдем вышел из оцепенения. Белые контуры рассеялись в сером озере глаз.

– Ты сегодня говорил своему другу Артуру, – Саатчи как-то зловеще улыбнулся, – что глупо перед смертью забрасываться контрабандным экстази и купать двух проституток в ванне с молоком. А Артур заявил, что голливудские сценаристы, отправляющие героев на пороге смерти покорять горы или прыгать с парашютом, вынюхали свою фантазию вместе с кокаином.

– Звучало не совсем так, – возразил Эдем.

– Правильно не по букве, но по духу. Я согласен с вами обоими. Все это слишком мелко для такого великого существа, как человек. Есть сотни других вещей, которые следует попробовать перед смертью. Увидеть, как незнакомец сознательно жертвует для тебя самым ценным. Испытать настоящую ненависть, способную превратить тебя в сгусток огня. Опубликовать роман, который научит людей снова читать. Безлунной ночью снести памятник сомнительному историческому деятелю. Ограбить банк и рассеять деньги над городом, чтобы даже спустя годы кто-то находил купюру в трубе. Оказаться для кого-то последней канатой и оправдать эту надежду – вытащить человека из водоворота. Похитить поп-звезду из гостиничного номера и убедить ее отправиться вместе с тобой на чужую свадьбу. В один день высадить на пустыре парк.

– Сколько хороших фантазий для существа с серыми глазами.

– Так и я стою не перед ворюгой. Но хочешь – перед театральной премьерой заменим бутафорский пистолет на настоящий?

При всей своей фантасмагоричности ситуация начала Эдема смешить.

– Это и есть та сделка, ради которой ты явился?

– Это кусочки хлеба.

Услышав о хлебе, Эдем подумал, что алкоголя сегодня было многовато, а вот с закуской не повезло. Чувство голода просыпалось и ходило на цыпочках рядом с потревоженной жаждой жизни.

– Ты же любишь рыбалку, – Саатчи сделал паузу, но поняв, что Эдем не попросит раскрыть метафору, сдался сам. – Я разбрасывал хлеб, чтобы приманить тебя к наживке, а потом подсечь соглашением. Понял?

Теперь он напоминал Эдему обиженного ребенка. Остатки страха исчезли.

– Похоже, тебе нужно поучиться стратегии ведения деловых переговоров. Что за сделка?

Саатчи вынул из кармана пиджака монокль на цепочке, протер его рукавом и с серьезным видом вставил в глазную впадину.

– Традиционная: исполнение желаний в обмен на душу.

– По моей бессмертной душе, ты хотел сказать. Нет, спасибо. Предложение не соответствует плате.

Саатчи от удивления выпустил монокль, и цепочка змейкой выскользнула из кармана вслед за линзой.

– Странная наглость для человека, который минуту назад держал пистолет у подбородка. Ты знаешь, куда попадают души самоубийц?

– И зачем ты меня остановил, если все равно моя душа попала бы в ад?

– Попала бы, но без моего посредничества. И что мне тогда за выгоду?

Вспомнив о пистолете, Эдем вернулся в ванную, забрал его из изразца у унитаза и поставил на предохранитель. Положил на стол рядом с картами. Саатчи с любопытством наблюдал.

– Я не заключаю невыгодных сделок, даже с джиннами. Если ты умеешь видеть будущее, то должен это понять, – заявил Эдем.

– Ближайшее будущее. Но пока ты перестанешь вести торг, человечество уже успеет отрицать теорию Эйнштейна и найдет внеземную цивилизацию.

Эдем принялся листать роман, делая вид, что ему неинтересно.

– Вот он согласился на сделку ради большой вещи, – кивнул Саатчи на книгу.

– Ради большой вещи на 150 страниц? Уже могли бы предложить хотя бы Улисса.

– К сожалению, «Улисс» случился без нашего участия.

Саатчи принялся разминать пальцы, отчего в комнате захрустело так, будто кто-то бродит по осеннему лесу.

– Ладно. Эксклюзивное предложение: жизнь в теле другого человека.

Эдем оторвался от книги.

– Ты контролируешь его тело, его память, и делаешь то, чего не мог бы сделать в своем. И ложечка черной икры на этой порции суши – человек, чье место ты займешь, может обладать огромными возможностями. Властью, богатством, славой, харизмой или такой степенью сексуальности, что ни одна женщина не сможет отказать. А может, у тебя нестандартные фантазии на этот счет. Оказаться в теле самого сильного футболиста и почувствовать, как ноги сами ведут игру, как мяч, покоренный твоей воле, летит в угол ворот, а трибуны ревут. Стать хирургом и за операционным столом понять, что сложный механизм человеческого тела для тебя – развернутая книга, и хитрая операция дается тебе без всяких усилий… О чем ты мечтал в детстве?

Эдем отвернулся к книжной полке и принялся переставлять книги по размеру: от грубейших до карманных.

– Чтобы родители гордились мной.

Саатчи набрал воздух для следующего спича, но после ответа Эдема так и замер с разинутым ртом.

– А технически? – спросил Эдем. Он выставил все как следует, но не оборачивался к зеркалу, продолжая поглаживать подушечками пальцев корешки книг.

– Технически… – белки глаз Саатчи посветлели. – Насчет памяти: достаточно будет захотеть что-нибудь вспомнить, как чужое знание сразу же придет. Если же говорить о характере – это как кофе со сливками. Твой характер и модель поведения – это кофе, а аватара – сливки. Отделить их уже нельзя, но кофе – всегда основа. Если ты совершишь что-то такое, что не согласуется с характером и принципами этого человека, вернувшись в свой ум, он решит, что вчера его обмарило, что он дал слабину или что-то похожее. Но твои собственные воспоминания не останутся в ее голове – об этом можешь не беспокоиться. Захочешь дать аватару больше воли – выпей чего-нибудь покрепче, но даже тогда у него нет решающего контроля над тобой. Бонус к этому предложению – техническое обслуживание. Будут вопросы – найди зеркало и позови меня.

– Сколько времени я смогу провести в чужом теле? – в обороне Эдема расползалась трещина.

– Один человек – один день.

– Один день – это ничто. Смысл был бы, если бы речь шла о году.

– Год в чужом теле? Да ты снова схватишься за пистолет!

– Ты сам знаешь, что это плохое соглашение, – заявил Эдем и пошел на кухню. Ему не помешал бы кофе и, поскольку самоубийство не удалось, что-нибудь перехватить. Найдя только растворимую, Эдем выключил электрочайника и почувствовал себя участником театра абсурда, который пытается противостоять окружающему его хаосу с помощью простых и обыденных поступков.

В холодильнике нашлась последняя упаковка сливок. Эдем не вылил в чашку всю порцию, только капнул, и понаблюдал, как белое пятно вроде бы исчезает в напитке, – после этого кофе однозначно черным уже не назовешь.

Саатчи терпеливо ждал своего собеседника в коридорном зеркале, и, как начал подозревать Эдем, во всех зеркалах квартиры. Увидев в руках Эдема чашку, он потянул ноздрями, словно зеркало могло пропускать запахи, и расстроился.

– Растворимая, – сказал разочарованно и добавил: – Сто лет не пил кофе, а тут такое.

– А мне предлагаешь только один день, – сразу парировал Эдем.

Саатчи стал серьезнее, провел рукой по груди, и магическим образом на его рубашке появился узкий оранжевый галстук.

– Ты прав. Достаточно глупостей. Вот тебе хорошая сделка. Окончательная, – в глазах Саатчи появились блики пламени. – Четыре дня в телах четырех человек. Трех определяю я, выбор последнего – за тобой. Мой выбор будет шаблонным, ведь шаблон – это закрепленный традицией идеал: слава, богатство, власть. Мы оба знаем, что предложение хорошее, поэтому хорошо подумай. Если тебя она не устраивает, я исчезну, а ты можешь доживать последние дни на больничной койке.

Эдем вообразил: а если все это правда? Если это не игра больного ума, не устроен ли кем-то розыгрыш? Если по ту сторону зеркала действительно джин, и озвученное им предложение реально? Слава, богатство и власть. Ни того, ни второго, ни третьего у Эдема никогда не было. И теперь он мог испытать все это по очереди. Надо играть картами, которые у тебя на руках, – сказал сегодня Артур. Сейчас Эдему предлагали руку с козырями.

– Значит, выбор четвертого – за мной?

Саатчи важно кивнул, будто согласие Эдема было мелкой формальностью.

– Можешь выбрать, в чьем теле хочешь оказаться на четвертый день – либо сейчас, либо позже.

– Позже, – произнес Эдем и только потом осознал, что это было согласие.

Саатчи махнул рукой, и в его руке возник свиток. Джин развернул его, лизнул пальцы и приложил к левому нижнему углу.

– Договор, – Саатчи повернул свиток к Эдему и прижал со своей стороны стекла. В углу чернел отпечаток, идентичный человеческому. Справа оставалось место еще для одного.

С чувством, словно вонзая руку в пасть к тигра, Эдем коснулся зеркала большим пальцем. Оно оказалось сносно горячим. На палевом поле свитка запечатлелся его отпечаток.

– Договор, – сказал Эдем.

Пламя во взгляде Саатчи исчезло, глаза снова превратились в отшлифованный графит. Джин развернул свиток. Заметив нить, выглядывающую из изнанки галстука, он подцепил ее и вытащил длинный кусок. Этой оранжевой нитью Саатчи перевязал договор и помахал им.

– Один вопрос, – остановил его Эдем. – Расскажи, а что там, в Раю?

– Хочется узнать, что ты потерял… – в уголках губ джина появились морщинки, превратив его в мечтателя. – Хотелось бы сказать, что у Рая нет тоски, а реки наполнены не молоком, а вдохновением. Что в Раю ты можешь заниматься своим любимым делом. Не тем, на что тебе пришлось выучиться, не тем, что давало тебе деньги, а любимым делом, которое доставляет наслаждение. Что на твоих часах – бесконечность, чтобы отточить это дело до совершенства…, но рядом – души, имеющие фору в сотни, а то и тысячи лет на то же, – попробуй сделать лучше их. Хотелось бы рассказать обо всем этом, но, к сожалению, джины не имеют права разглашать информацию самого высокого уровня секретности.

Саатчи расправил сбежавшийся из-за вытянутой нитки галстук, щелкнул пальцем – и исчез, оставив в память о себе только нагретое стекло.

Теперь из зеркала на Эдема смотрел человек, только что заплативший за сделку собственной душой.

Среда. Песня ветра

2.1

Над тяжелой кистью налитого красным нектаром винограда кружил шмель. Виноградник был всюду, куда хватало глаз. Солнце стояло в зените, но не пекло. Ветер, заметный из трепета тонких, как паутина, листьев, нес не прохладу, а музыку. Эдем слышал эту мелодию впервые. В ней жаловалась детским голосом свирель, гитарная струна отзывалась эхом бескрайних полей, барабаны пытались докричаться из дальних бездонных колодцев. Тщетно Эдем вслушивался, пытаясь определить источник этой музыки, тщетно продираясь сквозь препятствия из проволоки и виноградной лозы. Музыка была нигде и всюду. Ее напевал сам ветер.

Эдем проснулся, но не открывал глаз. Он хотел сохранить эту волшебную мелодию в памяти, превратить ее в запечатленные навсегда строчки неизвестных нот, озвучить эту песню ветра. Но ему это не удавалось: мелодия оставалась там, в винограднике, а Эдем был здесь, на смятых простынях, наивно стремясь схватить то, что схватить невозможно. Эдем застонал от бессилия и тут же вздрогнул: кто-то лизнул ему руку.

На свободной половине широкой кровати, спрятав под голову лапу, лежал английский мастиф. Комната была драпирована кофейными обоями, а треугольные светильники на потолке создавали пирамиду. Эдем проснулся в чужой квартире.