Текст книги "Времени нет (ЛП)"

Автор книги: Рустем Халил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)

Annotation

Киевский юрист Эдем считает себя неудачником: он смертельно болен, не добился успехов в карьере, а главную любовь своей жизни потерял пятнадцать лет назад. В мгновение отчаяния перед ним возникает джин и предлагает договор: бессмертную душу Эдема в обмен на возможность пожить чужими жизнями. От залитой светом телестудии – до темных коридоров власти, от пышных приемов миллиардеров – к обшарпанным стенам детского приюта, от открытой ветрам крыши небоскреба – в зал Небесного суда, куда никогда не добирался ветер… Богатство, власть, слава и любовь завертятся одного соглашения, которое изменит судьбы всех, к нему причастных.

Времени нет

***

Вторник. Соглашение

1.1

1.2

1.3

1.4

1.5

1.6

1.7

1.8

1.9

Среда. Песня ветра

2.1

2.2

2.3

2.4

2.5

2.6

2.7

2.8

2.9

2.10

2.11

2.12

2.13

2.14

2.15

2.16

Четверг. Три кита

3.2

3.3

3.4

3.5

3.6

3.7

3.8

3.9

3.10

3.11

3.12

3.13

3.14

3.15

3.16

3.17

3.18

3.19

3.20

3.21

3.22

3.23

Пятница. Архитектурный ансамбль

4.2

4.3

4.4

4.5

4.6

4.7

4.8

4.9

4.10

4.11

4.12

4.13

4.14

4.15

4.16

4.17

4.18

4.19

Суббота. Желтые занавески

5.2

5.3

5.4

5.5

5.6

5.7

5.8

5.9

5:10

5.11

5.12

5.13

5.14

5:15

5.16

5.17

5.18

5.19

Воскресенье. Эос

Времени нет

***

Моей маме,

которая поверила в меня первой

Вторник. Соглашение

1.1

Изменивший все день начался как самый обычный вторник.

Мариинский парк обнял Эдема южным ветром, провел по щеке последней дождевой каплей и рассказал о прошлой ночи тяжелым шуршанием багровых листьев, не переживших бури.

Эдем вытер щеку рукавом, воткнул внутрь кроссовок концы шнурков, достававших землю, и махнул Капитану, приглашая его присоединиться к пробежке. Это была их частая шутка – на памяти Эдема Капитан ни разу не отходил от своей машины настолько далеко, чтобы потерять ее из виду.

В этот раз Капитан был настроен разыграть сценку. Он вышел из машины в шлепанцах на босую ногу, в просторных штанах, висевших мешком, вероятно, потому что продавались с большой скидкой, и именно это, а не размер, было решающим для Капитана фактором. Он широко развел руки, словно начинал разминку. Потом опустился на носки, стал в позу бегуна и побежал после неслышного выстрела стартового пистолета. Оббежал свой оранжевый «форд» сзади и финишировал у передней дверцы. Открыл багажник, вынул нераспечатанную пачку сигарет и закурил.

Следующие полчаса он будет ждать у машины постоянного клиента, не отлучившись даже на смотровую площадку, откуда открывается вид на левый берег Киева. Эдему, каждое утро выбиравшему для пробежки разные части города, ни разу по возвращению не удалось застать Капитана за каким-то другим занятием, кроме курения или телефонного разговора с женой. Он не смотрел ролики в телефоне, не прихлебывал кофе, поставив стаканчик на крышу машины, и не дремал за рулем. Часто, свесив руку из окна, Капитан просто наблюдал с одинаковым безразличием то за оживленным центром, то за сонной окраиной Киева.

Эдем не мог объяснить себе, почему сегодня выбрал для пробежки Мариинский парк. Он проснулся с медным привкусом во рту и с пол минуты не открывал глаз, тщетно надеясь сохранить в памяти розовое марево сна. Умывшись, выбросил в мусорное ведро бутылку и убрал следы вчерашней попойки. Он знал: единственное средство не скатиться в алкоголизм – соблюдать ритуалы. Одним из них была неизменная чистота в квартире, вторым – обязательная утренняя пробежка или быстрая ходьба, если отравленный организм не успевал восстановиться за ночь.

Последние дни были полны тревоги и неприятностей. Они должны были смениться белой полосой, и Эдем заявил самому себе, елкая одноразовой бритвой по подбородку, что это произойдет именно сегодня. Мариинский парк был подготовкой к чуду. Наградой дню за еще не совершенный подвиг.

Если бы Эдему сказали, что этот вторник может оказаться для него последним, он бы поверил и в это.

Старт давался через силу – все-таки Эдему уже было далеко не двадцать, чтобы успешно совмещать алкоголь вечером со спортом утром. Пробираясь между мелкими лужами, он побежал вглубь парка, чтобы укрыться от шума пробуждающегося города. Он никогда не понимал людей, выходивших на пробежку в наушниках – так можно было не услышать самого главного, но сейчас Эдем предпочел бы музыку, а не стук собственного сердца. Густой запах прелых листьев требовал, чтобы бегун забыл о звуках и красках рассветного неба, сосредоточился на одном органе чувств и просто дышал полной грудью.

Эдем трусцой добежал до огороженного комплекса сооружений, словно умышленно втиснутых архитектором в тело парка. Эдему не раз случалось бывать здесь, в Министерстве здравоохранения, и он мог твердо сказать, что оно не отличалось от других министерств здоровой атмосферой. В окнах учреждения не было никаких признаков жизни, только в глубине двора шуршал веником дворник. Он не единственный, кто уже начал свою работу. Парень в ярко-оранжевой рубашке, словно сотканной из собранных в парке листьев, уже успел привезти свое кафе на колесах и теперь устанавливал рекламный стоппер. На листе фанеры была изображена девушка в вызывном платье и капслоком сообщалось: «ИНТИМ ЗДЕСЬ», чуть меньшим шрифтом уточнялось: «не предлагают, зато есть замечательный кофе». Отвлекшись на пробегавшего мимо Эдема, паренек кивнул ему как давнему знакомому. Эдем улыбнулся в ответ.

У смотровой площадки кроссовки отяжелели – как мокрого песка насыпали – и Эдем перешел на скорую ходьбу, улыбаясь теперь Днепру, одетому в золотистый плащ Труханового острова и кубикам многоэтажек на левом берегу. Было понятно, почему парень привез свое кафе именно сюда. Нужно обладать определенной силой воли, чтобы не остановиться здесь на пять минут выпить кофе.

Длинные скамьи на аллее рядом с закрытыми для посетителей Мариинским дворцом занесло листьями. Здесь царил полумрак леса. Эдема время от времени обдавало брызгами из деревьев. Он прошел половину аллеи, когда с летней сцены заиграла песня. В ушах снова застучала бас-бочка, потому что Эдем знал эту песню наизусть. И тут она казалась то ли предвестием, то ли насмешкой судьбы.

Под крылом Мушли на полированной тысячами ног деревянном полу танцевала пара – парень в забрызганных дождем очках и тоненькая девушка. Она порхала в своих туфельках так легко, словно и не было ни этих пятисантиметровых каблуков, ни этой бессонной ночью. На краю сцены лежала небрежно брошенная весенняя куртка, рядом с ней – включенный в полную громкость телефон, в котором в мгновение ока сумела найтись нужная песня.

Не сводя глаз с танцовщиков, Эдем обошел ряды мокрых скамеек и сел на крайнюю. Танцор вел партнершу неуверенно, боясь ошибиться на шаг и рассеять волшебство. Без сомнения, парень навсегда запомнит этот парк, эту песню и тепло ее рук.

И ползет ленивая лодка, и ворчит, и ворчит:

«Откуда взялся я – не знаю; чем придется кончить…»

Волна радостно плещется и льстится к лодке,

Как ребенок, интересная, шепчет и расспрашивает она…

Эдем протянулся на скамейке, несмотря на холодок, пополз по мгновению отсыревшей толстовке. Небо было чистым, как сон младенца.

Что ж, думал Эдем, как бы ни сложилась судьба парня, с какими неудачами ему не придется столкнуться на своем пути, в его жизни все равно был этот танец. А это уже много. В свои сорок Эдем так и не выполнил обещания о похожем танце.

Девушка споткнулась и вскрикнула, но партнер крепко держал ее за талию.

Много лет назад, во второй половине августа, в испарениях бензина, среди автобусных гудков и человеческого потока разводилась пара. Девушка с рыжими волосами прятала лицо на груди худого парня. А он думал, что если прощание затянется еще на пять минут, его сердце не выдержит. Время от времени он проверял свой билет – не из-за страха, что украдут, а пытаясь переключить часть своего внимания на будничные мелочи.

На плечах парня висел рюкзак, в рюкзаке лежал паспорт, в паспорте стояла виза, а за визой мечтала успешная карьера. Девушку звали Инарой, ей было двадцать два, и веснушки на ее лице образовывали созвездие Девы.

Лежа на скамейке, Эдем отчетливо увидел эту сцену на голубом экране неба.

Водитель автобуса погасил папиросу о колпак колеса соседнего автобуса, поднялся в свой, уныло осмотрел салон и бросил отчетливый взгляд на последнего пассажира.

– Дорогая, мне пора, – прошептал Эдем.

– Я вернусь домой и сразу же начну письмо о том, как за тобой скучаю, – Инара подняла голову с его груди и бессильно опустила руки. – Письмо на двести страниц.

– Помнишь вечер после концерта, когда мы пошли в парк, и одинокого музыканта на летней сцене? Ты хотела танцевать, а у меня уже гудели ноги, и я сказал: «В другой раз».

Инара кивнула, как человек, для которого такой вопрос оскорбительный, ведь она помнит каждую минуту, проведенную вместе с ним.

– Я вернусь на каникулах, и мы непременно сходим в парк. Найдем этого или какого-нибудь другого музыканта, и я приглашу тебя на танец. Обещаю.

– Я закажу ему песню о лодке.

Водитель потерял терпение, и дверь с шипением захлопнулась, чуть не придавив ногу Эдему.

Задевая пассажиров рюкзаком, Эдем залез коленями на первое свободное сиденье и, высунувшись в окно, воскликнул:

– Так и будет!

Инара шла рядом с автобусом, выезжавшим из парковки. Услышав обещание, остановилась, словно только и ждала этих слов.

Тогда, прощаясь на год с киевскими улицами – с поспешными прохожими, со столбами в доспехах столетних объявлений, со щедрыми россыпями киосков, с просторными троллейбусами и, конечно, с парками, скверами и лужайками, – Эдем жалел, что ему уже двадцать пять., а он так много не успел сделать и еще больше – сказать.

Через месяц он сходил на почту за толстым конвертом. В нем лежала общая тетрадь в линейку. Каждая страница была списана одним словом – «скучаю». А на последний Инара простым карандашом нарисовала парковый фонарь и пару, кружащую в танце.

Лодка поплыла дальше к своей цели, пара собрала вещи и ушла со сцены. Но Эдем не заметил, что жемчужина выкатилась из Мушли. Лежа на мокрой скамейке, он думал о том, что лучшие годы прошли, а он так и не выполнил своего обещания.

1.2

– Сегодня вы бегали дольше обычного, да-ак, – констатировал Капитан, едва его оранжевый корабль выбрался из брусчатки на асфальт. – Неожиданная активность от человека, в мешки под глазами которого может уместиться урожай яблок из небольшого сада.

– Променял пробежку на воспоминания.

Машина резко затормозила – «форд» подрезали. Но Капитан не ответил ни жестом, ни бранью. Покой, превращавший его в главного флегматика киевских улиц, поражал Эдема, пока однажды таксист сам не объяснил, из какого источника он этот покой черпает. "От нервов один ущерб и риск не дожить до Альцгеймера", – сказал Капитан и перешел к теме погоды. Он считал, что такого объяснения вполне достаточно.

– А у меня нет никаких воспоминаний о Мариинском парке – я в нем отродясь не был, – сказал между прочим Капитан. – Собственно, как и в других парках, так.

– Капитан, как же так можно? – удивился Эдем. – Я думал, вы весь Киев знаете назубок.

– Там, где можно проехать машиной. Поэтому знаю назубок все подъезды к паркам, но внутри они остаются для меня таинственным островом.

– А смолоду же приглашали будущую жену прогуляться по парку?

– Прогуляться приглашали все остальные, а я приглашал проехаться, и этим отличался от прыщавых кавалеров. Очки и томик стихов – это не редкость, а вот белые «жигули» – да. Правда, ей не нравилось, что в салоне постоянно пахло тройным одеколоном.

Сейчас, всем в удовольствие, в салоне пахло вишней и еще немного табаком. С наглостью постоянного простителя, Эдем потянулся к пачке сигарет, брошенной водителем на торпеду, и обнаружил, что на три патрона этот патронташ уже опустил.

– Вы самый практичный из всех людей, которые меня окружают, – сказал Эдем, – а меня, заметьте, окружают преимущественно адвокаты, иногда судьи и мошенники, извините за тавтологию. Но тратить здоровье и деньги на табак – так непрактично. Это помогает вам упустить время в ожидании клиента?

Они снова остановились на светофоре.

Капитан, не отрывая руки от руля, показал пальцем на рекламный борд, анонсировавший в ближайшую субботу концерт самой известной украинской рок-группы «Времени нет».

– Времени все равно нет, потому и терять нечего. И поверьте, сигареты очень практичная вещь – они сохраняют мой брак, да-а. Если бы я не курил, то получалось бы, что я зарабатываю деньги, а тратит их на себя только жена. А с сигаретами я делаю свой вклад в разорение семейного бюджета и сохранение терпимости в нашем браке.

На следующую афишу «Времени нет» они наткнулись через четыре квартала, и Капитан снова ткнул в нее костлявым пальцем.

– Как я сказал: времени нет. Стоит это понять, и неврозы будут случаться вам только в книгах, включая художественные.

Борды с рекламой напомнили Эдему студенческие времена. Путь от дома в университет отнимал час. Плохой асфальт до въезда в город и старые рессоры автобуса не давали читать в дороге, и Эдем перепрыгивал взглядом с одного рекламного щита на обочине на другой, занося в огнеупорный шкаф своей памяти бессмысленные строчки о шоколаде с новым наполнителем и о надежной черепице. Он ненавидел придорожную рекламу: каждый щит отвлекал его от ухоженных домиков, разрисованных остановок, утренних шумных кафе с обеих сторон, заправок с написанными мелом ценами на горючее – от самой жизни. Но противиться этому было невозможно.

– Судя по количеству афиш, "Времени" слишком много, – скаламбурил Эдем.

– В субботу его станет еще больше. Представьте, сын подарил на годовщину нашей свадьбы билеты на их концерт, да-а. С тех пор, как женился, перестал ценить деньги. Это все его жена, конечно. Я специально вчера взял заказ на Театральную, чтобы забежать в киоск и узнать их реальную стоимость. Кто тратит столько денег на такое? Включи проигрыватель и слушай бесплатно! – Капитан возмущался, но Эдем уловил в его спиче фальшь.

Телефон пропищал новым сообщением, и Эдем с досадой вспомнил, что не выключил его перед пробежкой. Пока Эдем был в кроссовках, утро принадлежало ему. Телефон был иного мнения, он зазвонил. Номер оказался городским и незнакомым. Эдем сбросил вызов, перевел аппарат в режим полета и принялся массировать налитые икры.

– Вы ведь практический человек. Поскольку билеты все равно куплены, не жалуйтесь, а наслаждайтесь.

Капитан хитро прищурился.

– А кто вам сказал, что я не наслаждаюсь, жалуясь на расточительность моего сына?

Машина заехала во внутренний двор жилого комплекса и остановилась на узком пятачке у подъезда.

– Последнее слово всегда остается за вами, Капитан. В моей работе обычно бывает наоборот, – Эдем полез за кошелек. – И это одна из причин, почему я езжу на пробежку только с вами.

Он забрал сумку, захлопнул дверь и услышал за спиной, как опускается стекло.

– А знаете, почему я езжу на пробежку, Эдем? – ответил Капитан ему в окно. – Не только потому, что мне нравится наблюдать, как сила воли вытаскивает вас из постели на киевские улицы, какой бы ни была погода и сколько бы вчера вы не выпили. Иногда вы возвращаетесь в машину, побывав в местах, доступных только пешим, и мне становится спокойно: значит, та часть моего города, которой я не вижу, проинспектирована вами и с ней все хорошо.

И, словно стесняясь своей откровенности, Капитан резко сдвинул машину с места. Последнее слово, как всегда, осталось за ним.

1.3

Эдем вышел на балкон в халате с чашкой мятного чая. Решив пол года назад переехать в жилье с видом на Днепр, Эдем выбрал эту квартиру из-за того, что только балкон оказался незастекленным. Теперь, стоя босяка на тонком коврике, он подставлял лицо под пока мягкое солнце, пил горячий чай и не думал о плохом, а значит, выбор был правильным.

Наконец ногам стало холодно. Эдем вернулся в квартиру, включил связь на телефоне и принялся искать свежую рубашку. Шмелями прожужжали три сообщения: Эдему пытались дозвониться. Два номера были незнакомы, третий принадлежал его юристу – наверное, хотел назначить встречу и закончить все формальности с завещанием.

Эдем разыскал его в одной из тех юридических контор, которые ютятся в залитых холодным светом подвалах спальных окраин Киева, изучил профиль в facebook, чтобы защитить себя от общих знакомых, и наконец позвонил. Он не надеялся, что юрист приступит к работе так скрупулезно и настойчиво, возможно, он прогуглил имя Эдема и теперь хотел показать себя перед коллегой в самом выгодном свете. Но оказалось: перед тем как поставить свою подпись под завещанием, нужно преодолеть определенную психологическую границу, а Эдем с опозданием понял, что еще не готов к этому. Однако юрист не успокаивался. Он знал, что приемные родители Эдема уже умерли, они усыновили мальчика далеко не молодыми людьми. Детей и жены у Эдема тоже не было. Поэтому юрист из подвала на окраине Киева не хотел, чтобы имуществом его клиента распорядились вне его воли, и решил не слезать с него, пока не будут улажены все формальности.

Эдем как раз занимался виндзорским узлом, когда телефон завибрировал снова. Незнакомый городской номер, вероятно, тот самый, что нарушил его утренний дзен.

Звонили из следственного изолятора. Молодой лейтенант, фамилии которого Эдем не расслышал, бормотал, то и дело повторял «ну, словом» и смог толком объяснить только то, что с подзащитным Эдема – Олегом Фростовым – произошло ЧП, и адвокату нужно немедленно приехать.

Рабочий день брал свое, и на балконе с видом на Днепр от него не укроешься.

1.4

Фростов был душевной болью Эдема.

Полтора года назад молодой бухгалтер, еще не отказавшийся от привычки дважды проверять итоговые расчеты, обнаружил разногласия в финансовой отчетности своей строительной компании. В поисках истины он отправился в начальство. Декоративное внутреннее расследование, в конце концов, привело к самому инициатору проверки. Ему предложили тихонько уйти, а когда Фростов отказался, обвинили в мошенничестве.

Эдем знал: Фростов не виноват, его избавились, сделав козлом отпущения. Адвокат был уверен, что дело выигрышное, поскольку следствие не предоставит ни одного, хотя бы немного убедительного доказательства. Эдем сражался так, как борются за последнее дело в жизни.

Суд вынес Фростову приговор – шесть лет заключения.

Эдем подал апелляцию, но это мало что могло изменить. Судьба молодого бухгалтера была навсегда сломана.

Теперь, ерзая от нетерпения в салоне такси, Эдем боялся одного – чтобы его подзащитному не причинили какой-либо вред.

Таксист демонстрировал чудеса ловкости, балансируя на грани дозволенного правилами движения и не отказывая себе в дорожном хамстве. Дело было даже не в обещанном пассажиром двойном тарифе. С одного взгляда на Эдема и на клубок в месте, где должен быть виндзорский узел, становилось понятно, что его спешка – это не прихоть карьериста, который опаздывает на деловой завтрак, а как минимум дело государственного веса.

Произошла беда – Эдем понял за квартал от места назначения. Улицу заполонили полицейские машины. Вся крайняя полоса и часть тротуара на подъезде к СИЗО оказались заняты дорогими автомобилями с синими номерами – приехало начальство. За полицейскими остановилась карета скорой помощи и два автобуса с бойцами спецназа.

Полицейские не огородили участок лентами, но все же выставили оцепление. Какой-то зевак снимал видео на телефон. Другие комментировали между собой все происходящее и сразу же, к общему удовольствию, придумывали новые и новые подробности.

Эдем оставил таксисту две сотни и, не дожидаясь остальных, бросился с удостоверением в руке одного из бойцов в окружении.

– Я адвокат осужденного Олега Фростова. Меня вызывали.

Боец кивнул стоящему поодаль капитану, и Эдем был вынужден повторить свою историю в ее расширенной версии. Капитан с серым, словно засыпанным пылью, лицом забрал удостоверение юриста и отошел. Зевака перевел камеру своего телефона на Эдема, и остальные интересные стали группироваться вокруг него, решив, что этот источник способен удовлетворить их неугомонный интерес.

– Что там происходит? – спросил Эдем, не обращаясь ни к кому конкретно.

«Оператор» разочарованно развернул свою камеру, и толпа разошлась на исходные позиции. Только одна из толпы, судя по масляному пятну на застиранной футболке и шестилитровой бутылке воды у ног – местный житель, который еще не успел собрать свой кружок по интересам, проявил расположение к Эдему.

– Террористы, – со знанием дела сообщил он.

– Будь так, все посторонние машины обыскали бы, а потом убрали бы с улицы, – возразил Эдем.

– Значит, не террористы, – согласился зевака. – Я слышал выстрел.

Шлагбаум на подъездной дороге к синим воротам изолятора опустили. На балконах двух соседних пятиэтажек было немало людей – очевидно, они не спешили на работу. Эдем подумал, что это впервые жители квартир, чьи окна выходят на СИЗО, довольны таким обстоятельством.

Через минуту вернулся капитан, отдал Эдему документ и кивнул, приглашая за периметр.

– Сигареты не найдется? – капитан решил воспользоваться ситуацией.

– Я слышал, что здесь и без этого стреляли.

Капитан замедлил шаг, думая, как ответить на наглость, повернул в карман ненужную зажигалку и наконец потребовал тоном, не допускавшим возражений:

– Отдайте ваш телефон. Здесь съемка запрещена.

– У меня телефон, а не камера. И оставлю я его только на проходной у дежурного, если надо будет, – в тон ему ответил Эдем, понимая: если его пропустили за периметр, то через телефон назад не будут выгонять.

Расчет сбылся. Капитан мысленно избил Эдема резиновой дубинкой, а вслух предостерег:

– Не снимать и не звонить. У вашего клиента огнестрельное оружие.

Эдему понадобился десяток секунд, чтобы осмыслить услышанное, но поверить он не мог. Олег Фростов, тощий ботаник, которому для полноты образа не хватало очков в роговой оправе и растянутого свитера. Олег Фростов, любивший вести подсчеты на карманном калькуляторе и вместо шариковой ручки брал простой карандаш. Тот Олег Фростов, которого Эдем не смог вытащить из жерновов судебной машины, сегодня сломался и решился на отчаянный шаг.

– Что произошло? – после нескольких секунд слабости Эдем овладел собой.

Капитан сделал вид, что не услышал.

У здания следственного изолятора, отгородившись от входа полицейской машиной, управляла процессом группа в штатском. Один из ее участников, заметив Эдема, устремился ему навстречу. Его лицо показалось знакомым Эдему.

– Вам рассказали? – воскликнул он, когда до Эдема оставалось расстояние прыжка Инессы Кравец.

– Что произошло?

– Набросился на телохранителя и забрал у него оружие.

Муж взял Эдема за локоть, и тот наконец вспомнил, кто это, советник министра внутренних дел. Странно, что он узнал Эдема – их однажды познакомили, но на этом все общение и завершилось. Советник подвел адвоката в группу, ядро которой составляли силовики разных уровней и ведомств с одинаково кирпичными лицами и необъятными талиями.

– Я адвокат Фростова, – Эдем решил не ждать, пока его представят.

– Похоже, ему понадобится лучший адвокат, чем вы, – заметил один.

– Сегодня утром вашего подзащитного Фростова собирались этапировать, – советник рассказывал эту историю явно не впервые, и было заметно, что это ему приятно, подчеркивает его значимость. – Все произошло во внутреннем дворе. Он набросился на телохранителя и забрал у него пистолет. Мы считаем, что он не планировал это заранее, а воспользовался моментом, хотя начальник СИЗО (куда он, кстати, отошел?) считает иначе. Фростов выстрелил в воздух, чтобы все разбежались, и закрылся изнутри в автозаке. Требует встречи с журналистами. Хочет пожаловаться на несправедливый суд. Вот и все, что вам нужно сейчас знать.

– Не все, – Эдем чувствовал, что советник недоговаривает. – Почему вы решили, что его нападение на охранника не было запланировано?

Советник немного сник, не зная, может ли он делиться этой информацией, и ожидал помощи от присутствующих чинов.

– Сначала он требовал встретиться с вами, – влился в беседу коротко стриженый полковник с бычьей шеей; из его усталого, несколько раздраженного голоса стало ясно, кто здесь действительно все решает. – Но не успели вам дозвониться, как Фростов передумал и потребовал встречи с журналистами… А однорукому кто сообщил?

Последнее замечание полковника касалось остриженного наголо мужчины, который как раз проходил через оцепление и приближался с уверенностью атомного ледокола. На его правой руке была черная кожаная перчатка – самый узнаваемый атрибут исполняющего обязанности антикоррупционного прокурора Мостового, – кисть он потерял в боях на Донбассе. Эдем еще не встречался с Мостовым, но видео его выступления в парламенте перед утверждением пересматривалось дважды. «Может показаться, что мое обещание бороться с коррупцией это только дань традиции, не наполненная реальным содержанием. Даю слово, это не так. В нашей стране сейчас продолжаются две войны. Одна – на востоке: с внешним врагом, который скрывается в Кремле. А вторая гражданская: война коррупционеров со своим народом. В каждой из этих двух войн я твердо знаю, на какой стороне, и для меня дело чести бороться так ожесточенно, как смогу. И дело жизни, если хотите», – говорил Мостовой с трибуны, и ему хотелось верить Эдему. Видимо, поверил и президент – и Мостовому, выигравшему конкурс на должность антикоррупционного прокурора, до сих пор не утвердил. Так он и работал – и. о.

– Когда такие святоши оказываются рядом, всегда нужно проверять, на месте ли твой кошелек, – сердито заметил одно из кирпичных лиц.

Бычья шея кивнула кому-то позади Эдема, и тот успел заметить черную спину бойца спецподразделения, которое исчезало за дверью проходной. Юриста кольнуло недоброе предчувствие.

– Где он? – спросил Мостовой вместо приветствия, чем подтвердил слухи о своем тяжелом характере.

Ему могли ответить грубостью – в конце концов, он не был здесь ничьим непосредственным руководителем, но никто не хотел стать врагом одного из самых влиятельных правоохранителей страны.

– Во внутреннем дворике, у сквозного выхода. Там довольно просторно, и снайперы держат на мушке автозак, если вдруг он начнет курить, первым не выдержал молчания советник министра.

– Никто не пострадал?

– Все разбежались, как тараканы, – присоединилась к разговору бычья шея. – Вы хотите подробностей? Осужденный Дроздов собирался перевезти из изолятора. Согласно постановлению суда, его приговорили к шести годам колонии общего режима…

– Фростова, – вмешался Эдем. – И ему оставалось три года.

– Об этом сроке теперь можно забыть. Ваш Дрозтов набросился на конвоира и отнял у него оружие. Затем – под дулом пистолета – ключ от наручников. Разогнал всех, для убедительности стрельнув в воздух, и забрался в автозак.

– А почему человек, которому осталось три года, решился на поступок, за который ему дадут еще пятнадцать? – спросил Мостовой. – Если на нем обнаружат следы пыток…

– Он не виноват, – ответил Эдем вместо бычьей шеи. Ему казалось, он участвует в чьей-то неумелой постановке. Не мог Фростов, которого он знал, наброситься на конвоира и стрелять в воздух.

– Ха! – советник министра улыбнулся замечаниям Эдема, но сразу же замер с каменным выражением лица, ударившись о стальной взгляд и.о. прокурора.

– Чего он хочет?

– Если меня не будут перебивать, я все же кончу, – сказал владелец бычьей шеи. – Сначала он требовал своего адвоката, но чтобы найти его, понадобилось время. Мы предложили находящегося поблизости государственного защитника. Однако осужденный изменил требование – потребовал увидеться с представителем прессы.

Действия Фростова действительно походили на поступки человека в отчаянии. Эдем вспомнил, как игнорировал звонки утром, и у него снова заскулило сердце. Он ясно увидел Фростова, остановившегося перед автозаком. Представил, как тот жмурится, глядя в квадрат неба, и понимает, что во внутреннем дворе утреннего солнца не видно – только жгучее обеденное. Представил степень охватившего его отчаяния: надеяться выйти из тюрьмы с гордо поднятой головой, а вместо этого оказаться перед открытой дверцей автозака и понять, что полтора года испытаний не закончились – ад только начинается. Фростов не походил на человека, способного захватить заложника. Неудивительно, что неопытный конвоир растерялся и позволил выхватить оружие. А когда Фростов решил, что ему не дадут увидеться даже со своим адвокатом, его последней надеждой стал общественный резонанс.

– Мы решили обойтись без прессы – не в наших обычаях вести переговоры с террористами. У нас и своих камер достаточно.

– Что вы имеете в виду? – вмешался Эдем.

Он надеялся, что это только каламбур. И прежде чем бычья шея успела объяснить, Эдем вспомнил черную спину бойца спецподразделения, которое исчезает в проходной. Пока они здесь стояли, выясняя, что произошло, там, во внутреннем дворе следственного изолятора, развертывалась операция по устранению Фростова!

– Два наших сотрудника выдадут себя за журналистов «плюсов», – бычья шея отвечала не Эдему, а Мостовому. – Они попытаются извлечь осужденного из автозака.

– Вы думаете, он такой же идиот, как вы? – закричал Эдем. Ближайший к нему полицейский отступил на шаг. – Вы не смогли провести его с адвокатом, а теперь надеетесь провести с ребятами, снимающими оперативное видео?

– Они не решились расстрелять автозак, потому что потом улетят головы начальства, – сказал Мостовой как сам к себе. – Они хотят застрелить его, как только он выйдет наружу с оружием в руках.

Бычья шея оскалилась – Мостовой все понял правильно.

Эдем толкнул стоявшего рядом оперативника и побежал к изолятору. Он был здесь десятки раз, но впервые собирался брать его штурмом. Реакция Мостового оказалась мгновенной – он бросился следом. Через мгновение компанию им составил и советник министра.

Эдем сообразил, что кратчайший путь во внутренний двор – через арку, из которой должен был выехать автозак. Он не знал, откуда у него взялась боевая сноровка – Эдем оттолкнул бойца от первых ворот, как пушинку. Тот встал и бросился следом, на ходу поправляя балаклаву. Вторые ворота были приоткрыты, но у Эдема не было шансов пробиться сквозь строй бойцов. Один из них уже заметил его и мгновенно встал в стойку.

– Пропустите его! – услышал Эдем позади себя голос Мостового. Сразу же эхом прозвучал и голос советника: – Не трогайте его.

Боец растерялся, и Эдем воспользовался этим плечом проложил себе дорогу во внутренний двор.

Все было как в тумане. Эдем вроде бы оказался персонажем шестнадцатибитных игр. Его схватили, отпустили, потом попытались свалить на пол, снова отпустили, и он побежал дальше. Остановился только тогда, когда в дальнем углу внутреннего двора увидел затылок мужчины, который стал причиной хаоса.