Текст книги "Времени нет (ЛП)"

Автор книги: Рустем Халил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

Время от времени Эдем интересовался у гостя, который мог бы знать ответ, слышал ли он хоть что-нибудь о «Фарм-Фьюче», но об этой фирме, похоже, действительно не знали, а некоторые из собеседников наоборот – сразу же проявляли нездоровую заинтересованность. В конце концов, Эдема втянули в компанию, где тон задавала та хищница, которая угостила его бурбоном. Она бросала колючие шутки и насмешливые взгляды и регулярно менялась позицией с соседом, все время приближаясь к Эдему. Но как только она получила возможность непринужденно схватить его за запястье, как молодой человек в белом сюртуке и начищенных до блеска ботинках сообщил Эдему вполголоса, что его ждет хозяин дома.

– Пора запускать двигателя, – объяснил Эдем хищнице и двинулся за проводником.

В доме было пусто. Нет, все вещи были на местах, и ни одной пылинки на них не было, и хрустящая скатерть покрывала обеденный стол, и даже крышка рояля была откинута, но все вокруг заполняла вязкая пустота, и ее не удавалось избавиться даже от ожидания каждый шаг.

– Простите, небольшая накладка, – сказал проводник, опрокинувшись несколькими словами с дежурившим возле кабинета коллегой.

Но Эдему не пришлось ждать. Дверь открылась, стукнув фарфоровой ручкой по массивному деревянному шкафу за ними, и из кабинета вылетел мужчина в черных брюках и серой рубашке.

Когда Эдем вошел в кабинет, хозяин дома наливал себе коньяк из квадратной бутылки. Лицо Сергея Хижняка было краснее, чем у прихожанки, которая обнаружила, что прослушала проповедь в расстегнутой сзади юбке. Но это был не стыд – это был гнев. Эдем вспомнил, где он видел мужчину, который с такой спешкой вышел отсюда. Это был Безликий, который вчера обещал музыканту Міцному лакомый пост в обмен на поддержку действующего президента.

Следовательно, Хижняк не ладит с главой государства. Но зачем выезжать из страны через скоро изменящегося президента?

Эдем молча подошел к бару и налил себе сока – так он мог избежать бокала с коньяком, который наверняка предложит Хижняк. Но пить сок он не стал. Зато устроился в кресло.

Хищняк опустился рядом. Некоторое время тишину нарушало только звон льдинок в его янтарном бокале.

– Борец должен подъехать с минуты на минуту, – прервал он молчание, когда его лицо приобрело естественный цвет. Он достал из ящика сигару, предложил Эдему и, получив отказ, принялся обрезать его для себя.

– Вы не будете продавать ему «Трех китов», – сказал Эдем.

Их разговор напоминал беседу двух отдувших свое дедушек и на входе в табачный магазин, сидя в тени чердака, провожают взглядами курильщиков и обмениваются между собой замечаниями в их адрес. "Уже вторая женщина", – говорит один, выражая тем самым отношение к распущенности, которой на свете становится все больше. «И пусть», – парирует через пять минут второй, становясь на сторону прогресса.

Так и Эдем мог бы сказать сейчас своему собеседнику, что Борцу не стоит участвовать в аукционе. Сегодня тот появился в новостях, на него нацелилась Антикоррупционная прокуратура, и любое соглашение с ним теперь очень рискованно, особенно если хочешь заключить его быстро. Ведь внимание, прикованное к Борцу, автоматически распространится и на человека, продающего ему имущество. Но Эдем сказал только: «Вы не будете продавать ему «Трех китов»» – и этого было достаточно. Хищник все понял и позвал помощника.

– Когда Владимир Иванович появится, развлечь его, познакомься со скрипачкой, – сказал ему хозяин, и тот схватил все на лету. – А где остальные?

– Они не приедут, – тихо ответил Эдем вместо помощника.

А вот это хищнику было еще не понятно. Он летел с горы по лыже, проложенной Эдемом, и еще не знал, что кончается она пропастью. Поэтому снова спросил помощника:

– Ты предупредил Дымчука?

Валерий Дымчук был вторым из вероятных покупателей. Его фотографию сегодня днем Иванка прижала оловянным солдатиком. «Что может заинтересовать Дымчука больше, чем приобретение «Трех китов»»? – спросил тогда Эдем. Они быстро поняли – их бизнесы не причастны, так что предложить Димчуку нечего. Они сушили мозги в поисках вариантов, пока Иванка не обнаружила, что Дымчук наращивает свое медиа влияние и давно мечтает купить «Украинское время». А владелец издания и вместе с тем его редактор уже пятнадцать лет отвергает любые предложения по продаже.

И тогда Эдем озарился: редактор – это подсказка сверху, нужный пазл в его грандиозном плане. Магнат съездил в редакцию и сделал владельцу издания предложение, которое сбило с ног. Редактор получил возможность открыть новое, независимое медиа, которое не будет нуждаться в деньгах, что позволит в частности привлечь лучшие пера страны и забрать туда скелет «Украинского времени». Взамен он соглашался продать старое издание Дымчуку.

Не слезая с коня, Эдем встретился с Димчуком и предложил соглашение: ему продают «Украинское время», а он отказывается от претензий на «Трех китов». Присутствовавший тут же редактор подтвердил свое согласие, и Димчук пожал им руки, еще не подозревая, что получит конфету без начинки.

– Ты предупредил Дымчука? – спросил Хижняк, и помощник ответил утвердительно.

– Дымчук не придет, – сказал Эдем.

Хищняк отмахнулся от его слов, но помощник снова кивнул.

– А Жебровский? – хозяин начал нервничать.

Вячеслав Жебровский был третьим покупателем, который мог позволить себе поторговаться за «Трех китов». И его фото тоже лежало сегодня на столе перед Эдемом. «Что мы можем предложить Жебровскому?» – спросил Эдем. Выяснилось, что предложить ему тоже нечего. Тогда Эдем сформулировал вопрос по-другому: «Что может понадобиться Жебровскому, но он об этом еще не знает?»

Жебровский был латифундистом и вряд ли мог чего-то нуждаться. Его компании выращивали зерно и птицу. Зерно хранилось в собственных элеваторах, птицу кормили с комбикормового завода, и для переработки отходов тоже создали отдельное предприятие.

Продавали птицу в разбросанной по стране сети собственных магазинов. Однако была в этом бастионе одна дыра – экспорт.

Эдем пригласил владельца порта, на котором Жебровский отгружал продукцию для переговоров о его продаже. А заодно – забросил крупным судовладельцам удочку по поводу выгодной долгосрочной аренды судов. Конечно, об этом сразу узнал Жебровский и распознал в этом прямую угрозу для своего бизнеса. Можно было представить, какие ставки на экспорт установит человек, контролирующий и порт, и суда.

Потому Вячеслав Жебровский сам попросил объяснений у Виктора Шевченко. И тот дал понять: он не посягает на чужой бизнес в обмен на отказ Жебровского от участия в аукционе.

Поэтому Эдем снова ответил на вопрос Хижняка вместо его помощника:

– Жебровский тоже не придет.

Эдем выиграл это сражение, не потеряв ни копейки. Он выстрелил из трех ружей и трижды попал.

Помощник кивнул в подтверждение слов Эдема. Хижняк схватил подопечного за шиворот, будто таким образом мог получить положительный ответ. Тот беспомощно свесил руки, как бездушная кукла.

– Я ваш единственный покупатель, – сказал Эдем без всякой эмоции в голосе, когда помощник убрался прочь, подальше от хозяйского гнева.

Хищник упал в кресло. До него начало доходить. Он не поднимал глаз на Эдема, боясь прочесть там убийственный приговор.

– Готов оформить покупку завтра же. Деньги вам поступят сразу после подписания соглашения. Никаких отсрочок и неожиданностей с моей стороны, – бросил Эдем пряника и сразу же опоясал кнутом: – Моя цена сто миллионов.

Тишина была так плотна, что даже сигара перестала дымить.

– Начальная цена – сто пятьдесят миллионов, – Хижняк наконец поднял взгляд, принимая вызов. – «Три кита» стоят вдвое больше.

– Сто двадцать пять – если расскажете, почему убегаете из страны.

Все началось с нервного хохота – первая градина с неба. Потом смех стал громче и наконец разразился хохот такой силы, что мог бы пробить асфальт и прошить автомобили, которые не успели бы укрыться от стихии. Сергей Хижняк трясся, как китайский болванчик, и Эдем перестал крутить носком ботинка и всерьез обеспокоился, не хватил ли хозяина дома удар.

– А ты фрукт, – признал Хижняк, когда истерический приступ прошел. – Как вулкан. Как долбаный Кракатау, который притворяется, будто спит, а потом взрывается так, что слышит весь мир.

– За сто двадцать пять миллионов можно купить "Крик" и любоваться последствиями извержения на расстоянии, – Эдем вынул из кармана заполненный чек и положил на стол. На нем была цифра – сто двадцать пять миллионов.

Хищняк постучал по бумаге пальцами, словно мог выбить из него монеты, и направился в бар. Горлышко бутылки звякнуло о бокал.

– Жизнь не прощает слабости, значит, и мы не должны, так ты часто говоришь? Не думал, что это коснется и меня, – сказал Хижняк. – О том, чего я уезжаю, я мог бы рассказать другу, но оказалось, что ты мне не друг.

Эдем гмыкнул и спрятал чек в карман.

– Я построил «Трех китов» с нуля, и одному черту известно, сколько крови и пота я пролил. Сколько ночей я не спал. Сколько унижений выдержал и сколько обещаний раздал. Сколько седых волос мне пришлось закрасить, со сколькими потерями смириться, – Хижняк говорил не с раздражением, а с сожалением человека, обнаружившего, что язычок пламени лизнул и обхватил горячими сокрушительными объятиями его картину мира.

– Вы собираетесь вывезти эти деньги, – ответил Эдем. – Убрать пинту крови у и без того уже обескровленной страны. Для меня это индульгенция. Никогда не буду считать другом человека, который хочет нажиться на моей стране и в то же время называет себя патриотом.

Хищняк поморщился, словно его пытались накормить соевой котлетой вместо сочного стейка.

За дверью послышались громкие шаги. Сначала в отверстии появилась голова помощника, но не успел он и слова сказать, как мускулистая рука толкнула дверь и в кабинет вошел Борец.

Он остановился, изучая обстановку, как готовящийся прыгнуть тигр. Эдем не удивился бы, если бы гость по-хищнически повел носом.

– Немного задержался, – Борец игриво помахал пальцем Эдему, давая понять, что знает главного виновника сегодняшних бед. – Я не пропустил ничего интересного?

– Как тебе скрипачка? – спросил Хижняк.

– Худой зад, – заявил Борец, подошел к бару и жадно проглотил воды прямо из графина. – Надеюсь, я успел на аукцион, или что еще здесь должно быть?

Хищняк снова постучал пальцами – на этот раз по коробке с сигарами.

– К сожалению, – сказал он. – Я уже продал объект господину Шевченко.

Борец со стуком повернул графин на место.

– Вот как, – сказал он и, поняв, что делать ему тут уже нечего, хлопнул дверью так, что дрогнули доспехи на рыцарях.

Эдем дождался, пока стихнут шаги Борца, кивнул Хижняку и тоже двинулся к выходу.

– Никто не обязан быть героем, – голос Хижняка остановил Эдема у двери. – Степень ответственности избирается не по возможностям человека, а по личному желанию каждого. А я не считаю, что виноват стране больше, чем какой-то врач или бухгалтер – только потому, что у меня есть капитал. Потому что я сумел добыть его, а кто-то другой не захотел, не смог, не повезло. Деньги дают выбор, но не обязывают. И если я решил уехать отсюда вместе с деньгами, никто не вправе меня осуждать. Итак, твоя индульгенция – фиговый листок.

– Она больше дуба на вашем дворе, – ответил Эдем.

Он двинулся во внутренний двор: перед тем как уйти, хотел сказать пару слов редактору. Не потому, что была такая необходимость – ему вдруг остро захотелось поговорить о чем-то постороннем с приятным ему человеком.

Он вышел от Сергея Хижняка с победой, которую выстраивал весь день, и не ожидал, что победа эта не доставит ожидаемой радости. Он знал, что поступил правильно, но этого знания оказалось мало.

Во дворе Эдем увидел большую кучу людей, толпившихся у телеэкрана. Воздух был так наэлектризован, что на шпилях дома сияли огни святого Эльма.

– А вот и наш образцовый сын, господа! – Борец взмахнул рукой, и толпа, как по команде, повернула головы к Эдему. – Эй, ты, это вся громкость? – крикнул Борец в сторону.

Хуже всего, что можно сделать в этой ситуации, – убежать. Поэтому Эдем двинулся в центр толпы и встал рядом с Борцем.

На экране аккуратно подстриженный старик в сером пиджаке копался в груде пожелтевших листьев.

Его уши торчали острыми кончиками вверх, а на правой руке вместо указательного и среднего пальцев двигались носки.

«В его комнате условия как в четырехзвездочном отеле. Правда, другие палаты не намного хуже, но живут у них по два человека. Отец украинского мультимиллионера проживает в номере этого загородного пансионата сам. Может, чтобы не было лишних ушей, если ему захочется что-то разболтать?» – спрашивал журналист за кадром. Камера перешла на общий план, показав полутемную комнату. В заключение сотрудник пансионата дал комментарий на фоне сада.

Деревья цвели. Итак, телеканал Борца снял сюжет об отце Шевченко еще весной, но владелец берег его ради такого-то случая. Месть в его духе.

На экране снова появился старик, но уже ничего не говорилось. Выползли титры журналистов, сюжет завершился. Борец выключил звук и бросил пульт слуге.

– Бумажные листы – это так мило. Ценю старую школу, он стал напротив Эдема, лицом к лицу. Стоит одному дернуть головой, и противник упадет на пол.

Эдем не отводил взгляда. Эту игру – кто кого посмотрит – нельзя проигрывать.

– И долго мы будем стоять? – спросил он.

– Можем перейти к делу, – предложил Борец. – Стоит свистнуть – и принесут боксерские перчатки. Но я готов и голыми руками.

Борец оглянулся на толпу в поисках одобрения, но никто не вмешивался. Кому хочется получить себе врага в лице Виктора Шевченко?

– У нас сегодня уже был бой без правил. И ты знаешь, кто в нем победил, – ответил Эдем. Борец первым перестал тягаться в «кто первый клипнет», а значит, оставаться здесь уже не было смысла.

3.15

Отца Виктора Шевченко зовут так же Виктором. Он каждый вечер зовет сына посмотреть на закат, а перед сном поет ему колыбельную, постукивая пальцем по маленькой ладошке. Как-то маленький Витя слышит, как мать жалуется подруге на выбор, который она сделала десять лет назад. «Любовь – единственная успешная выдумка идиотов, – мама машет блестящим от рыбьей чешуи ножом перед лицом соседки, – ею оправдывают идиотские поступки. Думай головой, Клара, а не сердцем. Даже когда выбираешь имя ребенку», – и отсекает точным движением рыбий хвост.

В тот день Витя ест только пюре. Он боится уколоться рыбьей косточкой и заразиться глупостью.

На парковке Эдема ждал не личный водитель Виктора Шевченко, а Затойчи.

– Ты должен быть на дне рождения дочери, – Эдем сел на переднее сиденье.

– Отвезу вас в офис и уеду – еще нужно забрать подарок. Но я бы не заснул, не узнав, удался ли наш план.

Эдем нащупал под рубашкой кулон.

– Прошло как по маслу, – сказал он без видимого удовольствия.

… Какой-то зимой двое мужчин в выцветших сапогах выносят из дома пианино. Манипуляциями руководит мама Виктора, которая к тому же пристально следит, чтобы грузчики не поцарапали линолеум. Надо вытащить инструмент в коридор, развернуться в кухонном проеме и только потом вынести во входную дверь. Папа все это время стоит на балконе, без шарфа и шапки и, отмежеваясь от событий в квартире, курит. Витька-младший впервые видит его с сигаретой. Мама моет после грузчиков пол, накидывает куртку и, прихватив мужу шарф, тоже выходит на балкон.

В тот день Витя узнает, что папе помогли устроиться на новую работу на складе. «Прибыльную», – характеризует ее мама и, заметив взгляд Виктора-старшего, добавляет, что это на время. Настанет день, и они встанут на ноги. Отец сможет вернуться в свою музыкальную школу, говорит она. И да, тогда они купят новое пианино вместо этого двадцатилетнего. И другие грузчики в черных сапогах занесут его в коридор, одним краем на кухню, а оттуда в гостиную.

Через несколько дней Витя впервые попробует шоколад с миндалем. В первый раз услышит, как мама поет, готовя есть. Но грузчики не возвращаются…

– Откуда Борец мог узнать вашего отца? – спросил Затойчи Эдема, как только колеса перебрались через бороздку от ворот. – Значит, он успел увидеть сюжет и теперь бросил боссу подачу: вдруг тот захочет выговориться? – Шевченков в стране – 200 тысяч.

– Не удивлюсь, если из-за ежегодного взноса, который мы перечисляем дома престарелых, – Эдем и сам хотел бы знать правильный ответ.

…На календаре – пятница. Мама развешивает вещи на балконе, когда звонит телефон. Витя берет трубку. Строгий женский голос велит позвать мать. Витя зовет и идет играть с новым конструктором – у него большие планы на вторую часть дня, которую можно провести без домашних заданий. Щелкают входные двери, в замке возвращается ключ – мама куда-то идет, ничего не сказав.

Когда она возвращается, выясняется, что отец попал в больницу: его задел один из контейнеров, съехавший из-за порванного троса.

Виктор-старший появляется дома спустя несколько дней. Из его забинтованной ладони неестественно торчат три пальца.

Не умом, а интуицией Витя понимает, что дома что-то изменилось, что так, как было уже не будет…

– А что это за письма в сюжете? – Эдем достал телефон, но посмотреть видео сначала так и не решился. – Я не писал ему никаких писем.

– Конечно, письма! – Зато хлопнул себя по лбу. – Вот они и узнали. Они с этого и начали: Виктор Шевченко пишет письма сыну, но не решается отправить.

…О том, что отца посадили, Витя узнает в последний день лета, вернувшись от бабушки с каникул. Он изменил им, говорит мама, пытался украсть деньги из кассы. И сделать он это хотел не ради семьи, а из-за глупого долга в карты. Витя вспоминает, как часто отец задерживался после работы на складе. Он никогда не приходил домой под хмельком, но иногда возвращался веселым и с подарком в кармане пиджака.

«Жизнь не прощает слабости, – говорит однажды мама той же соседке Кларе, – а значит, и мы не должны».

Виктор-младший постарался стать для нее таким сыном, которому не нужно будет извиняться.

3.16

Сбросив ботинки и повернув кресло к окну, Эдем снова пил вино, которое так и не отведала Иванка. Только у него завершились три коротких встречи, а через несколько минут должен был быть финальный выход на сцену. Сегодня днем они написали идеальный сценарий, и Эдем рассчитывал, что последний акт исполнит не он, а на этот раз Виктор Шевченко, потому и пил, выпуская на волю свое альтер эго. Завтра бизнесмен вернется в свое тело и сам решит, продолжать ли дело, начатое Эдемом. Если Шевченко будет сопротивляться этим начинаниям, пусть это станет понятно сейчас.

Все готовы – сообщил селектор: кто-то включился по скайпу, но большинство пришло лично, и господин Шевченко может пройти в зал для совещаний.

Эдем сделал последний глоток. Обулся. Застегнул верхнюю пуговицу на пиджаке. Глубоко вздохнул. Виктор Шевченко был не прочь расстаться с сотней миллионов. Жаль, что Иванка не услышит его речи.

Первой Эдем заметил прямую спину Инары. Выбрав кресло в самом конце длинного, как список грехов, стола, она развернулась боком и живо разговаривала с другим гостем – известным правозащитником. Здесь был и редактор «Украинского времени» – он подпер подбородок, демонстрируя заплаты на локтях пиджака, и постучал ручкой по столу, при этом никаких бумаг у него не было. Эдем уже успел озвучить им предложение, и оно никого не оставило равнодушным, потому что в его основе лежала не угроза, не выгода, а мечта. Остальные участники встречи были крупнейшими инвесторами в хедж-фонде Виктора Шевченко. Эдем собрал их, чтобы рассказать о сделке и предотвратить возможную панику.

Он поздоровался с каждым. Налил себе стакан воды и выпил без спешки. Снял пиджак, повесил его на спинку кресла и, убедившись, что все внимание приковано к нему, начал речь.

– У каждого из вас были планы на этот вечер. Спасибо, что сменили их ради меня. Прошу вас: все, о чем идет речь, не должно выйти за пределы этой комнаты. Я буду с вами откровенным. Вы доверили мне свои деньги, а это связывает крепче родственных уз.

Меньше часа назад я заключил соглашение. Документы будут оформлены завтра, но еще раньше поползут слухи о нем. Я срочно собрал вас, чтобы вы не отвлекались на слухи. Чтобы вы услышали правду и убедились, что я в здравом уме. Я попросил вас прийти сюда, чтобы вы сделали выбор: мы идем вместе и дальше или спускаете шлюпку и плывете к берегу, а шампанским на круизном лайнере пусть тикаются без вас.

Я покупаю «Три кита» – это торгово-офисный комплекс в центре города. Если никогда там не было, поезжайте завтра же. Три здания рядом. Стоимостная покупка, беру с большой скидкой. Процент пустой площади – около двадцати, но эту проблему решим. Высокие арендные ставки, хорошая стабильная прибыль. Надежное вложение средств. Я покупаю "Трех китов" на собственные деньги. Там нет ни одной вашей копейки.

Казалось бы, я никогда не общался с недвижимостью. И почему это вдруг мне пришло в голову такое? Нет, недвижимость мне и сейчас интересна только в рамках моей профессии, я не собираюсь развивать бизнес в этом направлении.

И этими зданиями я не собираюсь владеть. Я купил их, чтобы пожертвовать.

Но это благотворительность не той разновидности, к которой вы привыкли. Это не та история, когда ты бросаешь монету музыканту и идешь дальше, не заботясь о том, будет ли музыка играть завтра. И не та, когда ты создаешь фонд, который осваивает твои деньги, но не приносит серьезной пользы, кроме пиара.

Одно здание я передаю в полное владение новому СМИ, будущий руководитель которого оказал нам честь сегодня своим присутствием здесь. Этот медиахолдинг будет полностью независим от политиков, от чиновников, от бизнесменов, и от меня тоже. И я рассчитываю, что это будет честное и профессиональное СМИ. Мы его заслуживаем. Прибыли от аренды постройки ему хватит для собственного содержания и развития. Ему не придется беспокоиться отсутствием рекламодателей, не придется угождать прихотям владельца, не нужно будет экономить бензин для командировок. Но этих денег достаточно, чтобы переманить к себе лучших журналистов страны! Он станет маяком для наших, украинских, медиа. Одним из предохранителей, что не даст нашей системе утонуть в коррупции, популизме и лжи.

Вторым предохранителем должен быть общественный сектор. Одного «кита» я передаю альянсу общественных организаций, который сначала возглавит наш следующий гость. Развитие гражданского общества и правозащита – вот на что пойдут деньги арендодателей. Пока общество не готово к переменам, пока оно не станет требовать ответов от своих лидеров, пока народная память и институт репутации не станут сильнее обнаглевшего от безнаказанности чиновника, а неприкосновенность частной собственности не врастет в железобетон – до тех пор наши попытки принести хоть что-то в этот мир будут стаканом воды в дырявой бочке.

Третье сооружение я жертвую для строительства и содержания колледжа. Это будет особое место. Там учителя будут наставниками для каждого ребенка и помогут ему найти ответ на один из главных вопросов в жизни: как прожить его счастливым. Думать, чувствовать и открывать себя каждый день – вот чему там будут учить. Разговаривать на разных языках. Тренировать свое тело. Верить в свои силы и верно их рассчитывать. Любить себя, любить других и любить свое дело. Выходить за привычные рамки. И возглавить его я предлагаю женщине, которая уже много лет занимается благотворительностью, а о таком колледже мечтала с тех пор, как была еще хрупкой девушкой, которая не умела плавать. Результат работы такого колледжа станет заметен не сразу. Пройдет два десятилетия, прежде чем окажется, что ведущие ученые, музыканты, бизнесмены, журналисты, банкиры, врачи, дипломаты и общественные деятели знакомы друг с другом, потому что учились вместе. Пройдет полвека, и через толщу лет можно будет рассмотреть, что эти люди сделали мир лучше. Казалось бы, одно заведение – это немного для страны. Но это и толчок для всех вас – создавайте собственные.

Несколько слов к будущим руководителям трех направлений. Конечно, я позабочусь о некоторых предохранителях. Конечно, ни одно здание нельзя будет продать или внести в залог. Конечно, ваши должности может занять кто-нибудь другой. Конечно, за всеми вашими расходами будут следить независимые иностранные аудиторы. У моих юристов огромное количество предложений, чтобы испортить вам кровь и не позволить стать диктаторами, невеждами и расточителями.

Я передаю эти сооружения в дар, но отвергаю все индивидуальные рычаги влияния на них, а это значит: никому из политиков не придет в голову давить нашу компанию – например, за то, что написало новое независимое СМИ. Никакой опасности для нашего бизнеса это не создаст.

Господа инвесторы! Возможно, кто-то из вас начал сожалеть о том, что доверил мне свои средства. Вам может показаться, что, поскольку я уже выбрасываю на ветер собственные миллионы, то и ваши активы под угрозой. Но почитайте, что сегодня произошло с активами братьев Белевичей и сколько я заработал через несколько часов. Заработал для всех нас. Разве это не самое лучшее доказательство, что ваши деньги до сих пор в надежных руках?

Если завтра вы решите перевести свои активы в другой фонд, я это переживу, но простите ли вы это сами? Обещаю: ушедшему пути назад уже не будет.

Мои расходы – это вклад в будущее каждого из нас. Чем прозрачнее будут правила, по которым живет наша страна, тем проще нам будет заработать, а главное – сохранить свою собственность.

Чем больше мальчиков и девочек мы откроем двери в социальные лифты, тем меньше у нас будут поводы для эмиграции, тем основательнее будут наши надежды на лучшую жизнь для собственных детей.

Чуть не забыл, что на поверхности. Мой подарок – это также и защита для меня самого. Конечно, этим прецедентом я создаю себе щит, который еще несколько лет будет заслонять бизнес и меня лично от давления власти. Вряд ли кто-то рискнет несправедливо обидеть мецената, однажды увидевшего трех китов и решившего поставить на них Землю.

Эдем кончил. Опершись руками о спинку кресла, он следил за реакцией собравшихся. Он был пьян, но никогда его мысли не были такими ясными.

Первым встал самый старший из инвесторов, жилистый и сухой, единственный, кто чувствовал себя настолько свободно, что позволил себе заявиться на встречу в помятой рубашке. Образец того типа людей, которым никто не смеет возражать, если они затягиваются сигаретой под табличкой «Курение запрещено!» Он встал перед Эдемом и протянул ему жесткую руку.

– Похоже, ты написал своего «Кобзаря».

Они подходили по очереди, протягивали руку и заглядывали Эдему в глаза, давая понять, что не считают Виктора Шевченко безумным, что для них он движущийся не вперед, а вверх инвестор. Они одобрили действия Эдема. Итак, завтра, оказавшись единоличным владельцем своего тела, Виктор Шевченко не пойдет на ум, боясь потерять собственный бизнес.

Только Инара держала руки на коленях и смотрела не на Эдема, а в окно.

Наконец, в комнате для совещаний, кроме главного героя пьесы, остались только она и редактор. Все трое переглянулись, и редактор показал Инари растопыренную ладонь – он отвлечет Эдема всего на пять минут. Инара кивнула.

– Я думал, что в мои годы муравьи уже не бегают по спине. Оказывается, они способны протоптать там тракт, начал редактор, когда они прошли в кабинет Виктора Шевченко. – Я относительно "Фарм-Фьюче". Решил, что вы захотите услышать об этом тет-а-тет. Вы спросили меня сегодня, не знаком ли я с этой компанией. Я когда-то читал о ней, но кроме названия ничего не запомнил. В архиве публикаций никаких упоминаний о «Фарм-Фьюче» не было. Я попросил одного из наших журналистов проверить.

Редактор увидел сухие салфетки и принялся вытирать мокрую шею. Эдема мало Кондрата не схватил от нетерпения.

– В отличие от меня журналист ввел название компании в строку поиска не только на сайте, но и в папке, где собраны все материалы. Он нашел одно упоминание. Статья была неполная, и мы не публиковали ее, отложили до решения или до подходящего информационного повода. Но прежде чем сообщить мне об этом, журналист обратился к своему коллеге, который и был автором неопубликованного текста. Не слишком сложно я рассказываю?

– Да продолжайте!

– Автор вспомнил о старом материале и сразу же подумал: нет ли новостей у героя этой статьи, который в свое время прошел экспериментальное лечение от поражения Митча?

– Что? – глухим голосом спросил Эдем.

– От поражения Митча. Это такая орфанная заболевание. К сожалению, смертельная… – принялся объяснять редактор.

– Я знаю, что такое поражение Митча. Я не слышал об экспериментальном лечении.

– Собственно, тестированием лекарства и занималась «Фарм-Фьюче» – и могла похвастаться результатами. Герой нашей статьи победил болезнь раньше, чем она победила его. Впоследствии компания заявила о намерении начать производство, но не успела – утонула в судебной волоките и внутренних склоках.

– Вы хотите сказать, – ноги Эдема стали ватными, он опустился на стул, – что поражение Митча излечимо?

– Наш журналист связался с героем статьи, – продолжил редактор. – Жив, здоров и полон сил. О судьбе спасшей ему жизни компании он даже не слышал. Люди стараются забыть о болезни, если им удается побороть ее. И для него было новостью, что «Фарм-Фьюче» прекратила свои разработки и лекарства еще не скоро увидят свет. Он ужасно расстроился. А знаете почему? Он решил, что мог бы спасти чью-то жизнь, потому что у него осталась одна пробирка с лекарством.

– Одна пробирка… – в ушах стучало, и Эдему казалось, что он слышит что-то не то.

– Да. После первой дозы лекарства ему стало нехорошо. Мужчина испугался и одну пробирку у врача украл. Говорит, как доказательство, на случай, если лечение приведет к необратимым последствиям и он решит требовать от «Фарм-Фьюче» компенсации в суде. Но единственным необратимым следствием стало выздоровление. Той одной дозы хватило. А пробирка так и осталась в его холодильнике, пока наш журналист не напомнил тому счастливцу о ее существовании.

"Редактор лжет или что-то перепутал", – подумал Эдем. Даже не мог Артур не сказать своему больному другу о существовании экспериментального лечения!

– Словом, после звонка нашего корреспондента бывший больной разволновался: лекарства уже нет, производство временно прекращено, формула неизвестна. А где-то, может быть, умирает человек. Он вытащил пробирку из холодильника и поехал в больницу – передать ее врачу. Врач знает, кому может понадобиться препарат. Мне сфотографировали из блокнота адрес больницы и имя врача, – редактор достал из внутреннего кармана пиджака телефон. – Ну и почерк, как медик писал. Не могу разобрать имя.