Текст книги "Времени нет (ЛП)"

Автор книги: Рустем Халил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

– Я думал, у таких людей, как вы, нет времени смотреть на голливудское кино. Нет у меня пробковой доски и вообще у нас не принято выставлять дела, которые мы ведем, на осмотр коллег. Господин Шевченко, я не Халиф Умар, и у меня нет второй свечи, только одна государственная. Давайте же не будем курить напрасно.

Эдем подвинул бумаги на столе архивариуса и присел на краешек.

– Дело Фростова, – сказал он, и прокурор поднял голову, услышав фамилию, преследовавшую его третий день. – Его заключение стало возможным не только из-за братьев Белевичей. Ведь нельзя сбрасывать со счета судью, вынесшему ему приговор, несмотря на отсутствие серьезных доказательств. Кто же вступится за обычного бухгалтера?

Прокурор хмыкнул.

– Тем неожиданнее, что у обычного бухгалтера вдруг появилось столько влиятельных друзей.

– Считайте его историю той же снежинкой, что привела к лавине. Коррупция, безнаказанность чиновников, дырявые законы – это ведь появилось не вчера. Наконец сила давления стала сильнее силы трения. И понеслось!

– В моей профессии не принято верить в снежинки, – прокурор оперся рукой на ближайший стеллаж и, замастившись, сразу же отдернул. – В ней вообще мало объектов веры: законы, факты и, может, еще чистая логика. Единственная причуда, которую может позволить себе Фемида, – на мгновение зажав меч между коленами, перехватить весы другой рукой.

– Мне всегда сильнее нравилась Эквитас.

Прокурор красноречиво поднял рукав, чтобы взглянуть на часы, но Эдем сделал вид, что намека не понимал, и продолжил:

– Помните одну из главных нравственных дилемм в боевиках 90-х? Делать по закону или по справедливости? Обычно герои выбирали закон. Я тоже считал это правильным выбором, пока не повзрослел.

– Обычно выбор в кино был другой: между законом и самосудом, – сказал прокурор.

– Испортили такую притчу.

– Господин Шевченко, мы же дышим пылью не ради того, чтобы обсудить мифологию или кино. Что с судьей? У вас есть доказательства его подкупа братьями Билевичами? Вы ради этого пришли?

Эдем вынул из кармана телефон.

– Братьями Белевичами нет. Но ведь они не единственные, кто стремится решить дело в свою пользу с помощью взятки. Познакомьтесь: судья Назаров. Видео уже на ютубе, но вы пока первый его зритель.

Под аккомпанемент комментариев Эдема, которые, казалось, не иссякнут, пока собеседники сами не пылятся, прокурор просмотрел ту часть признания судьи, которую Эдем снял с водительского сиденья. Однажды не хватило – Мостовой нажал кнопку повтора.

– Интересное кино. Голос изменен, но, я так понимаю, рядом с ним вы? – спросил прокурор.

– А это имеет значение?

– Разве что вы решите дать показания. Само по себе это видео не является доказательством.

Эдем спрятал телефон в карман.

– Мне это известно, но это даст вам основания для ордера на обыск в кабинете судьи. Запаситесь автогеном, может, обнаружите в его сейфе денег больше, чем следовало бы иметь с его зарплатой. И как бонус. После нашего разговора судья захочет поговорить с Борцем тет-а-тет: смена хозяина, словом, долго объяснять. Не удивлюсь, если Борец сам придет к нему в кабинет. Я бы на вашем месте дождался этого момента. Представьте, два фигуранта дела, о котором идет речь на видео, да еще и наличные деньги в сейфе. Если постараетесь сегодня, можете никогда не играть в лотерею, потому что джек-пот не выпадает на табло дважды.

Леонид Мостовой поднял из-под ног и разгладил на столе вылетевшую из папки бумажку.

– Детский сад какой-то, – пробормотал он. – И что дальше?

– Дали? Признание судьи увидят люди. Мы живем в то время, когда Фемида слепа не через повязку – она просто уставилась на фейсбук. Это видео вместе с вашими находками похоронит его надежнее экскаватора.

Прокурор остановился у одной из полок и показал Эдему мастер-класс, как одной рукой завязать ослабевшую веревку на распухшей от бумаг папке.

– Вы идете от мысли, что мне хочется сравнить его с землей. Может, и так – у меня от нечестных судей начинается расстройство пищеварения. Ну, а ваш интерес в чем?

– Кроме желания жить в стране, где станет немного больше справедливости? – на этой реплике прокурор нетерпеливо дернулся, и Эдем решил не испытывать судьбу. – Вечером у меня судьбоносная встреча, и мне очень важно, чтобы Борец на ней не появился. Но это только побочный эффект. Видите ли, я готов раскрыть перед вами карты.

– Партия в карты с людьми вашего круга плохо заканчивается, – сказал Мостовой, не дожидаясь ответа.

На лестнице послышались шаги. Кто-то дернул дверь архива, но увидев Мостового, дальше порога не пошел. Прокурору не пришлось ничего говорить. Перестук шагов повторился, но в обратном звучании, и темп его был гораздо бодрее.

– Нам больше не стоит здесь быть. Отправьте мне ссылку. Я выучу и решу, что делать, – прокурор шагнул в сторону, давая гостю понять, что встреча окончена. – Вы первый, я не могу оставить вас в архиве.

Эдему снова стало неудобно.

– Мне нужен пропуск. Выйти через служебный вход я уже не смогу.

Мостовой сократил расстояние между ними. Эдем мысленно сосредоточился на точке между его бровями, только бы не отвести глаз.

– Я попрошу, и вас проведут.

Не хочет оставлять бумажный след, понял Эдем. Они поднимались по лестнице, когда он вспомнил еще кое о чем.

– Вы слышали о владельце «Трех китов» Хижняка? Он срочно распродает весь свой бизнес. Это не вы прищемили ему хвост?

Прокурор резко остановился. Эдем, обнаружив это, обернулся.

– Не стоит ошибаться по мне, – Мостовой говорил резко, словно деревья топором валил. – Мы не друзья, и вряд ли когда-нибудь станем ими. И я уж точно не буду сливать вам информации. Скажу больше: не думайте, что наш сегодняшний разговор когда-нибудь сможет оградить вас от преследования прокуратуры. Если мы найдем что-нибудь за вами или за вашей компанией, прокуратура не сделает вам поблажки.

Эдем продолжил подъем и, толкнув дверь, заметил вполголоса:

– Если все, что я сегодня задумал, удастся, это поднимет меня на такую высоту, с которой меня не сбить ни одному прокурору. Вы давно употребляли слово «небожитель» в активном словаре?

3.12

На самом деле Эдем лукавил перед прокурором: ему было совсем нетрудно покинуть здание через задний вход. Но у лестницы перед главным его ждала Иванка. Эдем нарочно замер у двери, как человек, который забыл или выключил утюг, и убедившись, что помощница снимает его на телефон, заторопился к машине.

В детстве Эдем мечтал стать мстителем в черном плаще, который шпагой и мушкетом дает бой обидчикам. Чуть позже ему хотелось стать актером и волновать человеческие сердца невероятной игрой. Что ж, сегодня он воплотил свои детские мечты, очутившись в обеих этих ипостасях.

Через несколько минут хедж-фонд Виктора Шевченко начал срочно сбывать акции компании братьев Белевичей. После заявления прокурора они и так упали в цене, теперь же процесс ускорился. Учитывая поведение Шевченко, второй крупный держатель акций, компания «Рубикон», решилась продать часть своего пакета – и рынок отреагировал обвалом цен.

Но настоящий удар бизнесу Белевичей нанес видеозапись, опубликованная сначала на странице телеграмм-канала «Жирный финансист», а затем растиражированная бизнес-изданиями. На ней Виктор Шевченко выходил из здания прокуратуры – так сообщалось в блоге – за несколько минут до того, как начал резко сбрасывать акции.

Шевченко побывал в прокуратуре, а это не мелочь, – рынок решил, что братьям Белевичам пришел конец, – и отреагировал мгновенно. Бумаги спешно избавлялись, пока они окончательно не стали мусором. «Рубикон» распродал все, что имел, подтверждая свою репутацию слишком осторожной компании, не умеющей замечать черных лебедей. Ничего не делали только сами братья, чем ужасно радовали Эдема: он допускал, что Билевичи выкупят собственные бумаги. Но, видимо, видео Шевченко у входа в прокуратуру их тоже испугало, и они предпочитали пока не тратить финансовые активы. Акции распылились по карманам мелких игроков, надеявшихся сдать их при первом же прыжке вверх.

И вот Эдем делает шах: хедж-фонд Виктора Шевченко скупает 50 процентов акций компании братьев Билевичей. Пятьдесят процентов плюс одна акция, если точнее.

Став новым мажоритарным владельцем, Шевченко сразу же объявляет собрание основных держателей акций.

Цена акций снова взлетела. Рынок правильно трактовал намерение Шевченко: он собирается отстранить братьев Белевичей от управления компанией и назначить своего руководителя. И было понятно, почему такое решение могло спасти предприятие.

Журналисты подсчитывали миллионы, которые за день заработал Шевченко, продав акции компании и сразу же вернув их себе – уже за бесценок. Читатели «Жирного финансиста» не жадничали на комментарии, разделившись на два лагеря. Одни считали, что неизвестный блоггер изначально был в команде Шевченко. Вторые были уверены, что такая игра была бы слишком рискованной, Шевченко просто увидел возможность собрать мажоритарный пакет и вернуть уверенность в компании, сменив ее руководителей.

А сам Эдем, который после визита в Мостовой провел еще четыре встречи, сидел в кабинете с бокалом красного вина и просматривал ролик, выложенный несколько минут назад пресс-службой Антикоррупционной прокуратуры. Дрожащая камера оперативника показывала пораженное лицо судьи Назарова, который не сразу сумел овладеть собой после того, как спецназовцы ворвались в его кабинет. Его собеседник, Кругляков Владимир Иванович по прозвищу Борец, наблюдал за происходящим с улыбкой. Наконец-то камера показала пачки денег, найденные в сейфе. Прокурор Леонид Мостовой сегодня сумел сорвать свой джекпот.

Эдем закрыл ноутбук и набрал по внутренней линии Иванку.

– Судью обыскали, – только и сказал он. Это означало, что сделанная в машине видеозапись с судьей уже можно тиражировать.

Он развернулся в кресле к окну, чтобы понаблюдать за Киевом. Улицы города должны были наполниться уставшими офисными работниками, которые пережили еще один рабочий день. Для Эдема день еще не закончился: кульминация была впереди, но сейчас он чувствовал себя победителем. У судьи, осудившего Олега Фростова, наступают тяжелые времена. Братья Билевичи завтра после собрания акционеров потеряют управление собственной компанией – это единственное логическое решение, которое может принять Виктор Шевченко после того, как Эдем покинет его тело. И приятный бонус – Борец выбит из участия в аукционе по продаже «Трех китов». Два других конкурента Эдем не боялся – он успел провести нужные переговоры и сделал им предложение, от которого они не смогут отказаться.

Еще студентом Эдем усвоил простую, казалось, науку – быть счастливым именно в этот момент. Замереть на мгновение и почувствовать полноту жизни. Задуматься о счастье не тогда, когда оно уже позади. И пусть момент просветления не бывает таким ярким, как потом возникнет в воспоминаниях, а мелкие жизненные неурядицы при этом мигают далекими фонариками в подсознании, но ты все равно чувствуешь, что сумел ухватить момент.

Поэтому разумна будь: тяжелый и пенный бокал

К сырым устам своим бездумно поднимай,

И множество дней живи беззаботных и веселых,

И только на эту жизнь надежду возлагай.

Проходит быстро время: лови, лови минуты!

Не верь грядущему, что нам навстречу несется! ¹

Эдем вспомнил эти строки, наблюдая за тем, как танцуют в бокале солнечные лучи.

И все казалось уже понятным и просчитанным, и вечер обещал сложиться по сценарию, расписанному сегодня в кабинете Иванки, и вдруг Эдема посетила мысль, о которой он умудрился на время забыть.

– Иванко, жду информации о "Фарм-Фьюче", – сказал он в телефонную трубку.

Из магазина велосипедов, казавшегося чужим среди соседних салонов красоты, бутиков, аптек и барбершопов, отец с сыном выкатили двухколесную покупку.

Отец держал изогнутый руль с резиновыми насадками, а мальчик ухватился за оранжевую раму и о чем-то горячо просил папу. Тот остановился, подхватил сына, посадил его на сиденье, и они покатили по тротуару – малышу, еще не знавшему, как управлять своим транспортным средством, и отец, который навсегда запомнит этот день, хоть сейчас об этом и не подозревает.

– Это какой-то заколдованный круг, – Эдем и не заметил, как вошла Иванка. – Полдня наша команда пытается найти владельцев «Фарм-Фьюче», но хотя бы ключевых сотрудников, но компания – как черный кот в темной комнате, – иногда теряешь веру, что она существует.

– Не надо при мне говорить о потере веры, – отмахнулся Эдем.

Иванка взяла со стола начатую бутылку, чокнула языком, увидев этикетку, и налила себе вина в чистый бокал. Но не успела и пригубить – Эдем подскочил и остановил ее руку с напитком.

– Не сейчас.

– Мы с этим вином сверстники, – простонала Иванка, но бокал отставила. И начала рассказывать о запутанной и нелегкой судьбе фармацевтической компании, у которой сейчас судебных дел больше, чем у того несчастного адвоката, от безысходности продающего свои услуги за доллар. Владельцы судятся друг с другом, с кредиторами, с поставщиками, с двумя частными клиниками и даже с Министерством здравоохранения. Их офисы закрыты – помещение, занимаемое фирмой, уже сдают в аренду. Владельцы сменили телефоны и уехали из страны. Юрист, представляющий компанию по делу о банкротстве, отказывается от общения. Из-за угрозы банкротства и распродажи активов отозвана заявка на патентование каких-либо лекарств. Оборудование уже под арестом, а что касается…

– Каких лекарств? – словно невидимый звон прозвенел над головой Эдема.

– Они собирались представлять данные на патентование, но потом у фирмы возникли неприятности, и они отложили. Очевидно, чтобы суд в конце концов не изъял патент для продажи и возврата долгов кредиторам.

– Лекарство от чего? – Эдем должен был проглотить вина, чтобы довести это короткое предложение до вопросительного знака.

– Черт его знает, – ответила Иванка, глядя на бутылку-ровесницу. – На патент так и не подали.

Эдем разблокировал телефон. Артур должен быть в курсе. Три номера он знал наизусть: собственный, Капитана, возившего его на утреннюю пробежку, и Артура.

– Добрый день. Если сейчас день, я на операции, а если ночь – то возвращайтесь в постель после звукового сигнала, – ответил автоответчик. Артур врал: он не выключал телефон на ночь, только идя на операцию.

В трубке раздался протяжный писк, но Эдем не сразу сообразил, что сказать.

– Артур, это Виктор Шевченко, снова по поводу «Фарм-Фьюче». Перезвоните мне, когда вернетесь с операции.

Он бросил телефон на стопку документов и снова вернулся к окну. Иванка умела почувствовать момент, когда становилась лишней, а потому исчезла так же неслышно, как и появилась.

Нет, не может быть, чтобы оно создало лекарство от поражения Митча, наверное, компания работала не только над этим. Да и Артур не скрыл бы такую информацию от близкого друга – даже если бы речь шла об экспериментальном лечении!

«Не думай об этом. Не порти себе вечера – не хватало еще призрачных надежд. Артур вернется из операции и все объяснит. Это точно не лекарство от Митча. Не нужно выдавать желаемое за действительное. Не думай об этом», – уговаривал себя Эдем.

С каждым глотком вина ему становилось легче: алкоголь оставлял в нем все меньше Эдема и все больше свободы давал Виктору Шевченко. Что ж, даже лучше, если перед предстоящими торгами ситуацией будет руководить успешный бизнесмен, а не юрист-неудачник.

И, допив свой бокал, Эдем схватил непочатый Иванчин.

3.13

– О чем мечтают маленькие девочки? – спросил Эдем у Иванки в лифте.

– А?

– Да прекрати, простой вопрос. Если стыдишься Затойчи, мы остановим кабину, пусть выходит на третьем, и спускается дальше по лестнице.

Затойчи изобразил свою фирменную полуулыбку, от которой незнакомому человеку стало бы жутко.

– Кажется, вы немного перебрали, – сказала Иванка.

– Да, поэтому на аукцион меня повезешь ты.

Стремясь найти объяснение происходящему, Иванка тронула за плечо Затойчи: обычно руководил личный водитель Шевченко, изредка – Затойчи, но она никогда.

Тот в ответ усмехнулся еще шире. Явно что-нибудь знал.

На табло зеленым высветился ноль. Они вышли в холл. Эдем отсалютовал охранникам. Те вежливо с ним простились.

– Зато, о чем мечтают маленькие девочки? – Эдем резко остановился – так, что следовавшая за ним Иванка едва на него не натолкнулась.

Зато почесал твердый подбородок так, что он заскрипел.

– О принце, исполняющем желание.

Эдем кивнул – такого ответа он и ждал.

Они вышли на улицу и замерли на лестнице.

Перед ними – словно единственная праздничная дата на усеянном черными цифрами календаре, словно женщина в красном платье среди серо-зеленых костюмов в Матрице, словно капля крови, проступившая на брачных одеждах, – яркий красный «Шевроле Корветт» последней модели.

– Бинго! – Эдем поднял руки в победном жесте. – Я принц!

И впервые на памяти Виктора Шевченко Затойчи засмеялся. Прижав руку к животу, эта гора мышц залилась смехом, как ребенок, глядя то на босса, то на пораженную Иванку, то на солнце между домами.

Не понимая причин его смеха, Иванка не смогла сдержать своего – слишком заразительно хохотал суровый охранник.

Эдем сунул руку в карман чуть ли не по локоть, вынул ключи и положил их в руку Иванки.

– Это ключи к свободе, – он взял ее за плечи. – Сегодня вечером я пройду по нашему сценарию до конца, и ты сможешь сказать, что рядом с Виктором Шевченко ты сделала больше, чем зарабатывала для него деньги, – ты помогла ему потратить их. Преград уже нет. Сажай рядом свою девушку – кажется, ее зовут Катей – и жми на газ. Домчи к месту у реки, где тебе хотелось бы жить, занимайся хореографией или репетиторством, удочери ребенка и проживи жизнь не финансисткой, а просто счастливым человеком.

Иванка уважилась и гикнула, не сразу поняв смысл сказанного. Зато подхватил рюкзак с ноутбуком, который она чуть не уронила. Сжав в руке ключи, медленно, словно подкрадываясь к оленю, который щиплет траву и который можно испугать резким движением, она спустилась к машине. Провела по ней ладонью, словно хотела убедиться, что она не встала из марева, открыла дверцу.

Эдем и Затойчи остались у двери, как зрители уличного спектакля. Двое пожилых мужчин, давно не видевших сказок.

– Зато, надеюсь, ты не мечтаешь однажды от меня уехать?

– Вряд ли. Я ничего не понимаю в хореографии.

Эдем вытер со лба пот, которого не было.

– Что ж, я поеду на аукцион в другой компании, поручи только меня забрать. У твоей дочери день рожденья, если я правильно понимаю? Вот и прекрасно, сделай ей подарок – вернись домой раньше.

Затойчи кивнул, понимая, что причина не день рождения: последние минуты с Иванкой босс предпочел бы побыть подальше от чужих глаз. Он порылся в карманах пиджака и вытащил поцарапанную жестяную коробочку. В ней перекатывались две коричневые капсулы с порошком.

– Примите одну сейчас, а другую прямо перед аукционом. Мгновенно взбодрит, – дал на прощание установку Затойчи.

Эдем недоверчиво взял коробку, раздумывая – хочет ли он взбодриться. И спрятал ее в карман, где только что лежали ключи.

3.14

Огромные голубые глаза в желтой оправе очков, сидевших на несуществующем носу, возникли как ниоткуда. «Шевроле» повернул направо – и сразу наткнулся на каменный забор и тяжелые ворота с изогнутыми стальными драконами, напоминавшими морских коньков. День и ночь глаза из выцветшего, забытого владельцами рекламного щита следили за жизнью по ту сторону забора, и было у них столько же огня, сколько и в приваренных кузнецом драконах.

Ворота щелкнули и начали медленно открываться.

Вдали разминался оркестр. Его разноголосые звуки ворвались в салон машины точно в тот момент, когда она пересекла оставленную воротами бороздку – некую пограничную полосу, которая давала понять: дальше – частная собственность. Эдем подумал: шагни наружу, выйди за эту бороздку – и музыка исчезнет. Асфальт под колесами словно отлит из целого куска стекла, и оставь на нем хоть трещинку или зазубрину – сразу же поменяют всю дорогу.

«Шевроле» подъехал к двухэтажному дворцу со стрелчатыми арками, шпилями на кирпичных башнях, один из которых венчал флюгер в виде ведьмы на метле, и свисающими перед входом горгулиями со сложенными крыльями. Рядом возвышался дуб такого размера, что заслонял от заходящего солнца всю площадку перед домом. Как когда-то города возводили именно на берегах рек, так и здешний хозяин решил построить свое имение не просто где-то, а у подножия трехсотлетнего великана. У машины вырос вратарь в синих спортивных перчатках, открыл дверцу Эдема и остался ждать случая, если машину надо припарковать. Но тот не торопился выходить – он смотрел на Иванку и собирался с мыслями.

Она опустила окно и, безразличная к дворцу, разглядывала дуб.

– Как он одинок, – грустно заметила.

– Такова его плата, – ответил Эдем.

Иванка вернулась к нему. Увидев ее сжатые губы, вратарь понял свою ошибку, мягко прикрыл дверцу, отошел на несколько шагов и принялся дергать какую-нибудь ниточку на своей перчатке.

– Я могу напоследок помочь вам собрать инвесторов, – она ударила кулачком по ладони.

– Я справлюсь, дорогая, – заверил он. На прощание мужчина может позволить себе нежность.

– Осталась самая сложная часть.

– И с этим я тоже справлюсь.

Они молчали, как молчат близкие люди, которые видятся, может, в последний раз.

– Не звоните мне, – Иванке было непросто это произнести. – Не хочу, как в детстве, годами ждать звонка.

Эдем кивнул, хоть и не сразу. Иванка сняла с шеи кулон в виде серебряной монеты, на аверсе которой распластал крылья феникс, и уложила ему в ладонь.

– Тогда звони мне ты, – Эдем обвел указательным пальцем контур птицы. – Хотя бы раз в год. В этот день. В первый день твоей новой жизни.

– Обещаю.

На прощание она обняла его, ткнулась носом в шею, и его память впитала запах ее волос.

Эдем вышел из машины, захлопнул дверцу и остановился, ожидая, пока машина скроется за холмом. Сжал кулон. Тот был теплый, и это было тепло Иванки.

– Неразменна, – сказал Эдем вратарю. Тот с пониманием кивнул, но не торопился вести гостя в дом. И только после того, как Эдем надел кулон на шею, вратарь решил, что пора распахнуть перед ним дверь в имение.

Они миновали огромный зал с двутонной люстрой, горевшей тысячей огней, и по лестнице с перилами белого мрамора, прошли по коридору, обставленному рыцарями в доспехах и украшенным образцами огнестрельного оружия и картинами мастеров девятнадцатого века, и, к удивлению Эдема,

Там он и понял, что собравшись на аукцион, попал на прощальную вечеринку.

Около сотни гостей, в пиджаках, рубашках, футболках и вышиванках, в коктейльных платьях, брючных костюмах, в обжатых юбках выхватывали у официантов бокалы с шампанским и стаканы с бурбоном, сыпали комплиментами в кругу давних друзей, за хронометрами, орудовали вилками у столов с закусками, следили за огромным экраном, на котором беззвучно транслировали клипы, разгадывали мозаику на дне бассейна, слушали сольную партию саксофониста, давали указания по телефону, высматривали в толпе знакомых и сами знакомились с гостями. газет и сплетен.

– Друг мой, поздравляю, – хозяин дома Сергей Хижняк в хорошо скроенном черном костюме и красной бабочке раскинул руки, как рыбак, хвастая уловом, и загреб почетного гостя в свои сети. Эдем вдохнул запахи мужского одеколона, лосьона после бритья и алкоголя, поздно похватившись, что они перебили аромат, который он нес весь долгий путь через дом. – Как жена? Нашла рецепт той форели на углях, что мы пробовали в Ницце? Как старший? Рука зажила?

Вдоволь потрепав Эдема по спине, Хижняк отстранился на расстояние вытянутых рук, которыми он крепко держал своего гостя за плечи.

– Открой мне тайну: как зарабатывать миллионы и при этом не иметь ни одного седого волоса? – Хищняк провел рукой по своему хохолку, на котором, впрочем, тоже не было серебристых нитей.

– В обмен на признание, как терять миллионы и при этом не потерять жизнелюбие, – парировал Эдем.

– Ну, это просто. Женщины, – хищник махнул рукой куда-то в толпу.

– Если бы мне сказали, что у вас вечеринка, а не аукцион, пришел бы не с пустыми руками, – упрекнул Эдем.

– Ты пришел с чековой книгой, этого предостаточно, – расхохотался Хижняк.

Эдем изобразил очередную ухмылку.

– Пришел, хоть и не понимаю, почему вы продаете такой лакомый кусок.

– С «Тремя китами» разберемся чуть позже, – убежал ответ Хижняк. – Пока попробуй дикого кабана. Сам подстрелил.

Он кивнул в сторону столов с закусками и покинул Эдема так же непринужденно, как появился.

Уберечь освежающие таблетки от Затойчи было правильным решением, мысленно похвалил себя Эдем. Только пьяным и можно воспринимать эту толпу. Несколько человек кивнули ему, он махнул им в ответ и двинулся было к музыкантам, но путь ему неожиданно преградила хищница в платье, которое едва охватывало ее упругие формы, и протянула стакан с бурбоном.

– Говорят, нужно иметь не меньше десяти миллионов на счету, чтобы быть приглашенным сюда, и не менее сотни, чтобы хозяин лично поздоровался, – пробормотала она.

– Не знаю, я просто водитель, – ответил Эдем. – Спасибо за виски.

Он обогнул хищную леди и двинулся в сторону оркестра. Саксофонист закончил свою партию, и немногочисленные зрители перед сценой сдержанно ему аплодировали. Пока маэстро вытирал пот со лба, ударник покрутил в руке палочку и дал старт новой композиции.

Худой человек за шестьдесят в твидовом пиджаке с заплатками на локтях стоял в одиночестве напротив музыкантов и качал головой в такт. Он поднес к губам стакан и, обнаружив там только лед, оглянулся в поисках официанта. Эдем протянул ему свой бурбон.

Перед ним стоял главный редактор и владелец «Украинского времени» – самого популярного Интернет-портала страны. Эдем встречался с ним всего пару часов назад и ничуть не удивился, увидев его здесь. Редактор забрал предложенный стакан, а осторожно поставил на траву.

– Он думает, что эпоха джаза до сих пор продолжается, – последнее слово редактор не договорил, а пробил. Сделав обильный глоток, продолжил: – Он думает, что она не закончилась с первыми российскими военными в Крыму. Да, мы жили в ту эпоху, наращивали капиталы и переводили их в оффшоры, флиртовали со всеми соседями одновременно, не заботились о собственной безопасности, говорили о борьбе с коррупцией в шутку. И теперь мы платим за свое доверие и беспечность.

– Некоторые умудряются бежать, не оплатив счетов, – заметил Эдем. – Я понимаю, мы с вами сейчас на прощальной вечеринке?

– Хижняк узнал что-то, чего не знаем мы, и намазал пятки. Мир несправедлив, правда? – пожилой редактор махнул стаканом и несколько драгоценных капель брызнули на траву. Почему-то из-за своей неловкости он стал Эдему еще более симпатичным.

Из дома вышла новая часть гостей. Будто их всех собрали на ярмарке тщеславия и скопом привезли сюда на автобусе.

– Знаете, был период, когда я переставал читать ваш вестник, – Эдем говорил о собственном опыте, не обращаясь к прошлому Виктору Шевченко. – Трудно изо дня в день заглядывать в планшетку с диагнозом стране и не видеть прогресса. Так можно и руки опустить. Но я могу отложить чтение, когда захочу. Не представляю, как вам приходится.

Редактор усмехнулся. Глубокие морщинки расползлись от его, казалось, всезнающих глаз.

– Да, пациент остается в постели. Иногда выходит из комы, иногда ест из ложечки и иногда даже не опорожняется под себя. Как это понимать, что при моей жизни из больницы его не выпишут? Не так уж сложно. Я научился с этим справляться. Мое дело – поставить диагноз обществу, политикам и вам – бизнесменам. Я выписываю рецепт, а придерживаться его уже ваше дело.

Редактор пришелся в стакан. Его бурлак дернулся.

– А вы не думали, что вместо реформаторов вы плодите разочарованных людей? О чем они читают у вас, столкнувшись с трудностями в своем деле? Что из года в год система не меняется. Тогда и они перестают пробовать изменить хоть что-нибудь. Может, иногда, для разнообразия, нужно указать, что стакан наполовину полон?

– Как же назвать ее полной, если в ней – на дне? – хрипло засмеялся редактор и продемонстрировал свой стакан. – Мы живем в обществе, проклятом унынием в хоть что-то хорошее. Стоит мне написать о вас в положительном смысле и не промаркировать это рекламой, как сразу же мои, да и ваши коллеги заявят: независимому «Украинскому времени» пришел конец, он продался бизнесмену Шевченко. Общество убеждено: какое бы добро вы ни сделали, каким бы достойным человеком ни были, писать о вас стоит только тогда, когда вы ступите на кривую тропу.

– Гивняная позиция, – заметил Эдем.

– Какая есть. Ну что ж, я пойду за следующей порцией, – редактор выплюнул в стакан кубик льда. – Саксофонист начал повторяться.

– Вы не забыли о моей просьбе?

Редактор нахмурился, стараясь что-то вспомнить, потом тряхнул головой, прогоняя подальше не пойманную мысль.

– О компании "Фарм-Фьюче", – напомнил Эдем.

Но в этот момент его собеседника отвлекла хищница с формами: она резко прервала свою беседу с новолунием богемного вида, метнулась в другую часть сада и по дороге легонько зацепила локоть редактора. Тот провел ее взглядом двадцатилетнего мальчишки и улыбнулся, заметив, что Эдем поймал его на этом.

– Будь я ее возраста, начинал бы карьеру в глянцевом журнале. Фотографировал бы красивых полуобнаженных женщин и задавал бы им откровенные вопросы. Но когда я пришел в журналистику, красивых женщин не фотографировали полуобнаженными, а за откровенность можно было получить на орехи. Поэтому вместо красоты в моей жизни теперь компании и политики, политики и компании – он поставил на газон второй пустой стакан. – Хорошего вам вечера.

Тени удлинялись, толпа шумела все громче, оркестр играл все тревожнее. Эдем набрал номер Артура и снова попал на автоответчик. Вскоре оркестр умолк, и на сцене появился известный комик. Он ходил налево-вправо, как заведенный, и раздавал шутки, как подарки, но после первых же редких аплодисментов вместо смеха потерял свое рвение и стал похож на замученного жаждой коня. Затем вспыхнули огни над второй сценой, где оказалось ледовое поле, и фигуристки в голубых топах и белых юбках засияли коньками и выбеленными зубками. Их сменила скрипачка, одежды на которой было столько, что и смычка не замотаешь. Она играла, скользя от середины поля к краю, и грациозно приседала после каждого этюда. Потом снова настал черед оркестра.

Толпа затянула Эдема, как болото засасывает ступавшего не туда скитальца. С ним торговались и флиртовали, его представляли влиятельным гостям и тем, кто безумно стремился к тому влиянию, у него просили совета, чтобы пропустить ее мимо ушей, советовали ему сами и порой замирали, словно надеясь уловить в окружающем шуме единственную истину.