Текст книги "Времени нет (ЛП)"

Автор книги: Рустем Халил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

– Артур, – подсказал ему Эдем: в мире, где все так переплелось, иначе быть не могло.

Редактор кивнул, подтверждая его догадку.

Итак, остался один способ выяснить всю правду и достать лекарства, способные спасти ему жизнь, – спросить Артура лично.

– Извинитесь перед Инарой за меня, мне нужно срочно в больницу.

Он резко развернулся на каблуке и почти выбежал из кабинета, оставив редактора в одиночестве.

3.17

В холле больницы также дежурили полицейские. Время для посещений уже прошло, и медсестра в пожелтевшем от долгого ношения халате крикнула Эдема, чтобы остановить. Он оглянулся, и печать глубокой трагедии на его лице остановила женщину.

На пятый этаж он сбежал по лестнице, перепрыгивая через одну. Здесь было пусто, только дежурная медсестра на посту, склонившись над настольной лампой, разгадывала судоку синим карандашом. Услышав стук ботинок, она проследила по маршруту посетителя и, убедившись, что этого интересуют врачи, а не пациенты, вернулась к своему занятию.

Из-за дверей кабинета Артура просачивался его возбужденный голос: он был или не сам, или разговаривал по телефону. Эдем нажал на ручку – заперто изнутри. Итак, гости.

Голос почти сразу умолк, щелкнул замок – и в дверях появилось лицо Артура. Врач выглядел усталым, но неожиданному визитеру не удивился.

– Надо поговорить, – Эдем едва сдержался, чтобы не нажать плечом и пройти в кабинет без приглашения.

Артур несколько секунд размышлял, проверяя нервы Эдема на прочность.

– Ну, давайте поговорим…

В кабинете не было посторонних. Жалюзи опущены, бумаг на столе меньше, чем утром, самая высокая стопка прижата мобильником Артура, как пресс-папье, дверь в туалет приоткрыта, на диване – пустая коробка из-под карт, на подоконнике – одноразовый стаканчик с кофе из больничного автомата.

– Чувствуйте себя как дома, – сказал Артур после того, как гость по-хозяйски огляделся. – Может, коньяк?

Эдем невольно бросил взгляд на сейф, где Артур хранил коньяк. По-видимому, пистолет тоже вернулся туда. А если Артуру успели привезти лекарства, то и они, скорее всего, спрятаны там.

– Мне уже достаточно.

– В таком случае, может быть, сыграем? – Артур достал из широкого кармана халата колоду карт, а потом вспомнил: – А, вы не играете. Напрасно, между прочим, он устроился в кресло и, вытянув ноги на пол кабинета, принялся тасовать бревно. – Один человек сказал мне сегодня, что карты – это сброс жизненного пути к заводским настройкам. Мол, мы даем судьбе понять, что на время партии отказываемся от самостоятельных решений, и просим ее повести нас по пути, который нам предназначен. Я вот надеялся, что мне суждено открыть собственную практику, но, вероятно, у судьбы свои планы.

Подошвы его ботинок выглядели так, будто он пришел в обуви прямо из итальянского бутика, а если принюхаться, то можно разобрать и терпкий запах кожи.

– Мы утром не договорили о «Фарм-Фьюче», – Эдем коснулся мизинцем кофе на подоконнике – давно выжила.

– А, "Фрам-Фьюче". Хороший пример того, как часто глупо устроен мир. Протестовать лекарство, подготовиться к производству, а затем разрушить все тысячами мелких раздоров. Если бы премию Дарвина давали не людям, а компаниям, я выдвинул бы кандидатуру «Фарм-Фьюче». Но вас интересует только одна их разработка, не правда ли?

Наконец он перешел к существу дела. Эдем оперся руками на спинку кресла, а взглядом уставился на Артура. Это был вызов на честный разговор. В ответ собеседник подогнул ноги и принялся раскладывать пасьянс.

– Я врач. Разве можно найти другую профессию, представители которой были бы скептичнее к сверхъестественному? Но сегодня я стал сомневаться. Вчера один музыкант пытался меня уверить в какой-нибудь ерунде с переселением душ. Сегодня пользователи соцсетей выкладывают видео, где вы прилетаете на вертолете на пробежку – мне знаком только один человек с похожей странной привычкой. Вам он тоже знаком – ведь утром я видел, как вы выходили из его палаты. А теперь вы переводите взгляд на сейф, когда я предлагаю коньяк, вы знаете, где он стоит. Слишком удивительно. Сегодня поверишь в переселение душ, завтра – в гомеопатию, послезавтра – в предвыборные обещания, и в конце концов поверишь, что человеческие судьбы решаются не в операционной, а где-то на небесах. Разве может быть для хирурга что-то ужаснее?

– Может. Равнодушие.

– Это мне не грозит. Если вы не видите чувств, это означает, что я опытный игрок в покере. Вы ведь тоже пытаетесь скрыть свои чувства: оперелись на кресло, но изображаете покой. Так делает новичок, набравший дырявый стрит, пошел ол-ин и теперь ждет последней карты. На самом деле вы думаете об одном: успели ли мне привезти пробирку с лекарством. Пробирку, которая может спасти жизнь человека, лежащего поверх выше.

– Я думал, вы друзья.

– И мы были друзьями. Но потом кое-что произошло.

Артур покинул незаконченный пасьянс и подошел к сейфу. Достал оттуда пистолет, воткнул его за пояс, захватил недопитый накануне коньяк и, оставив дверцу сейфа приоткрытой, вернулся за столик. Наполняя свой стакан, он искоса следил за гостем.

Эдем принял вызов – и открыл сейф полностью. Пробирки там не было.

– Ой, – сказал Артур. – Какая досада. Лекарство уже не у меня.

Эдем одним прыжком оказался у столика, оттолкнул его ногой в угол и поднял Артура за барки.

– Где лекарство? – прорычал он.

– Ну, ну, не так резко, – пистолет уперся в ребра Эдема.

– Лекарство у меня, – произнесли сзади.

Кругляков Владимир Иванович по кличке Борец вышел из туалета и с любопытством наблюдал за коньяком, лившимся тонкой струйкой из опрокинутой бутылки. В руках он держал укупоренную красным воском пробирку с розовым веществом.

Эдем отпустил Артура. Тот спокойно повернул пистолет за пояс.

– Бывают же в жизни такие совпадения, – от глаз Борца становилось холодно, как от кондиционера после горячего душа. – Ты расспрашиваешь кого-нибудь о «Фарм-Фьюче», я начинаю поиски, выхожу на врача, а он сообщает, что к нему как раз едут с препаратом.

– Случаются и более интересные совпадения, – добавил Артур, – поверьте.

– И не хотел же продать, стерва. Пришлось выиграть в карты. Я игрока слышу за километр, – Борец постучал по своему бульдожущему носу.

Артур вдруг будто увял.

– Не буду мешать вам обмениваться любезностями, – вяло сказал он и направился к двери.

– Артур, – позвал его Эдем. – Вы были друзьями, но что-то произошло. Что произошло?

Врач на мгновение замер, разглядывая табличку со своей фамилией на приоткрытой двери, и Эдему показалось, что он готов все объяснить. Но вот Артур захлопнул за собой дверь, и в кабинете осталось двое.

– Нельзя так просто взять и оскорбить Борца, – Кругляков сложил пальцы в круг, изображая героя мему.

Эдем оценил расстояние между ними и понял, что забрать пробирку не удастся.

– Ага, пробирочка разобьется, – Борец прочел его мысли. – Если хочешь наброситься на меня, почему бы и нет? Чесаются же кулаки.

– Положи ее на стол, и поговорим как мужчины.

– О! – Борец поднял кверху пальца. – наконец осмелел. А зачем она тебе? Врач говорит, стараешься за друга. Правда ли?

– Ты хотел драки. Я готов.

Борец положил пробирку в карман.

– Драка будет. Теперь ты от нее не отвертишься. На ринге, под прицелами камер, в боксерских перчатках. Все как положено. Время и место сообщу.

Считая, что разговор окончен, Борец вытащил телефон.

– Выхожу.

Эдем встал прямо перед ним – точно так же, как стояли они совсем недавно во дворе у Сергея Хижняка.

– А зачем тащить? Поехали в зал прямо сейчас, – сказал Эдем. – Вытащи туда журналистов и хоть в прямом эфире своего телеканала транслируй.

– Я тебя и трезвого за пару раундов уклада, а уже пьяного…

Эдем понимал: завтра никакого боя уже не будет. Лекарство от поражения Митча, которое может вернуть Эдему жизнь, не нужно настоящему Виктору Шевченко.

– Это мои проблемы. Хочешь драки – устраиваем ее сейчас. Или ты как девственник старшеклассника: на словах перетрахал половину двора, а как только впервые дошло до дела, не смог поднять маленького дружка на бой?

Борец сделал шаг вперед, толкнул Эдема грудью – и потому пришлось отступить.

– Через пол часа в моем фитнес-центре. Перчатки я тебе достану и реанимационную бригаду тоже. Выдержишь – лекарство твое. Упадешь – разобью пробирку о твою голову.

Борец удалился.

Эдем стоял посреди комнаты, блуждая взглядом по дипломам и фотографиям на стенах. Как же случилось, что Артур, последний и единственный друг, изменил? Чем Эдем это заслужил?

Он прошелся по бумагам и папкам на столе, словно в чужих медицинских карточках мог скрываться ответ.

Что ж, нужно было готовиться к бою. Похлопывая по карманам в поисках телефона, Эдем нащупал что-то жесткое. Поцарапанная коробочка с двумя пилюлями, которую Затойчи дал ему перед вечеринкой.

Вот теперь и пора взбодриться, решил Эдем и проглотил первую.

Артур мог ждать его в коридоре. Эдему показалось, что тогда, в дверном проеме, тот готов был что-то сказать, признаться, выговориться, но не решился из-за лишних ушей. Возможно, теперь, когда Борец ушел, он все объяснит. Почему их дружба вдруг стала ненавистной Артуру? Не могла же кража пистолета так круто все изменить.

Но Артура в коридоре не было. Эдем дошел до лестницы, и ноги повели его не вниз, а вверх, в палату, где лежало его сознание. Эдем толкнул дверь, впуская в палату полосу болезненного больничного света. На фоне окна выделялся склоненный над кроватью силуэт. Аристократическая осанка, осиная талия, волосы до плеч.

– Инара, вы здесь.

Инара выпрямилась. И хотя Эдем не видел ее глаз, но не сомневался, что они нацелены на него тысячей вопросов.

– Я думала, он пришел в себя, – Инара обхватила себя за запястье. – Иначе как вы могли узнать время, когда я не умела плавать, о моих юношеских мечтах, о колледже, в котором учат быть счастливыми?

Эдем не включил свет. Лицо больного темным пятном контрастировало с желтой простыней и подушкой, и только кончик носа попадал в полосу света, падающую из окон напротив.

– Значит, он помнил, – продолжила Инара. – Помнил этот день и все, о чем мы говорили. Как он рассказал вам об этом? – теперь ее тон стал требовательным. – С ностальгией о молодости, с сожалением… С чего вообще он начал этот разговор? И что он еще говорил вам о нас? Это по его просьбе вы предложили мне возглавить будущий колледж?

Эдем споткнулся о ножку кровати, задел палку, и тот подвинулся. Он подхватил его, чтобы не хлопнул об пол, и бросил на соседнюю кровать.

– Правильно будет задать эти вопросы не мне, а ему, когда он придет в себя, – сказал Эдем, а мысленно добавил: «Случиться это должно в воскресенье».

Если бы она спросила «А если не придет в себя?» – Эдем ушел бы не оборачиваясь. Но Инара была не из тех, кто легко теряет веру.

– Мне пора, – добавил он.

– Убегаете от моих вопросов?

– Меня вызвали на бой, и у меня пол часа, чтобы доехать в нужное место, надеть перчатки и выйти на ринг.

– На ринг? Вы не похожи на человека, решающего проблемы кулаками, – он взял сумочку в обе руки. – Значит, уехали? Может, в машине вы будете откровеннее.

3.18

До магазина оставалось еще пятнадцать километров, которые нужно было преодолеть через десять минут. Это означало не сбавлять скорость ниже, чем девяносто километров в час. Зато гнал быстрее. Машина стонала, подпрыгивая на ухабах, но водителю было не до ее жалоб. Он опаздывал в магазин за игрушкой для дочери. Служба доставки перепутала и прислала Затойчи не тот заказ, так что пришлось взять дело в свои руки, чтобы сегодня вечером у малышки, когда она встретит отца у порога, блестели глаза. Ведь она была послушной девочкой и заслуживала исполнения желаний.

Телефон прыгал на торпеде. С него раздалась мелодия, установленная на номер жены. Зато раз сбросил – лишний шум отвлекал его.

Телефон снова зазвонил. На этот раз Затойчи немного заколебался, но все же сбросил вызов.

Телефон зазвонил в третий раз. Значит, дело было серьезное. Не снижая скорости, Затойчи приложил телефон к уху. В других обстоятельствах он не позволил бы так грубо нарушить правила собственной безопасности.

– Говори, – велел он.

– Твоего босса показывают по телевизору, – забарабанила жена, желая передать как можно больше информации, пока у мужа не хватило терпения. – Он бьется. Дерется! С другим миллионером.

Что ж, Затойчи мог такое вообразить. Кто очень обидел Виктора Шевченко, раз он поднял руку на человека и попал в новости. Может, все произошло сегодня вечером на аукционе, но журналисты узнали об этом только сейчас.

– Ясно. Приеду – посмотрю, – Затойчи собирался завершить разговор.

– Папа, они дерутся прямо сейчас! – телефон перехватила дочь. – У твоего начальника красные перчатки. А тот, другой, все время пытается попасть ему в лицо.

А это уже звучало странно.

– Они что, на ринге?

– Я и говорю, – в мобильнике снова звучал голос жены. – Они бьют друг друга в прямом эфире! Твой босс и другой бизнесмен, тоже миллионер. Хотя он не похож на миллионера, скорее на спортсмена. Слышишь? Ему снова врезали по ребрам! Чтобы после такого боя тебе не пришлось искать другого начальника.

Зато пришлось-таки снизить скорость.

– Вы перепутали. Не может этого быть. Это какой-нибудь другой Шевченко.

Женщина прибавила громкости в телевизоре, и Затойчи убедился, что ничего она не перепутала.

– …собственным глазам. Нам пока неизвестна причина этого внезапного боя. Наверное, не всегда можно решить проблему деньгами. Богатые тоже плачут, когда их избивают. Хотя здесь я немного поторопился. Шевченко бьют, но он еще не заплакал.

Дальний свет встречного авто ослепил Затойчи, когда он увеличивал громкость на собственном телефоне. Зато выругался. Лучше было бы остановиться, выйти в ютуб и увидеть все своими глазами. Но это означало лишить дочь подарка.

– Второй раунд, дамы и господа, подошел к концу. Преимущество на стороне тяжеловеса. Но и Шевченко не лыком шит. Коллега подсказывает, что в прошлом он тоже спортсмен. Плавец. Наверное, поэтому он до сих пор не распластался на ринге. А я напоминаю, друзья мои, что вы смотрите то, чего не увидите уже никогда – настоящий бой мультимиллионеров.

Зато раз бросился обгонять фуру. При повороте руля телефон выскользнул и упал на сиденье рядом. Что ж, да даже удобнее.

Раздался гонг.

– Третий раунд. Шевченко никак не может угадать, куда сейчас нырнет Кругляков. Разнообразные траектории ухода у Круглякова. Его тактика ясна – истощить более активного соперника, дождаться его ошибки. Хотя от такого человека ждешь другой стратегии. Ударам по корпусу Шевченко уделяет большое внимание. Но Кругляков опускает локти – и эти удары не слишком донимают его. Во втором раунде Кругляков тоже пытался продемонстрировать аперкот. Была такая попытка. Теперь он снова ждет удобного момента. Ай!

Затой подпрыгнул на сиденье.

– Серьезный удар в корпус пропустил Шевченко. После таких ударов из богачей должны сыпаться монеты, как в компьютерных играх. Вот мы слышим «Кругляков! Кругляков!» Да, поклонников у Круглякова в собственном фитнес-центре заметно больше, ха-ха-ха. Но Шевченко не тот боец, которому решишься предложить фору. Как он летает рингом! Вот тебе и ответ болельщикам. Но посмотрим, сколько ему хватит дыхания. Шевченко не понимает, что противник хочет его истощить, и яростно атакует. А взамен получает контратаку. Еще один серьезный удар пропустил Шевченко. Клинч.

Начинался нужный район. Следить за дорогой надо было в четыре глаза. Зато отвлекся от боя. К счастью, здесь дорога была лучше освещена. Он высматривал соответствующего указателя и увидел его только в конце раунда.

– У Круглякова рассечена брова, – констатировал комментатор, – но разве кто-то будет останавливать бой из-за такого пустяка? Все ждут зрелищного нокаута. В том, что сражение завершится иначе, почти нет сомнения. Шевченко продемонстрировал невиданный напор, а значит, намерен идти до конца. До цифры девять из уст рефери. Кругляков же бережет силы для главного удара. Может, об этом ему сейчас говорит тренер, вот вы видите на экране.

Зато достался магазину где-то посередине следующего раунда. Над стеклянными дверями мигала лампочка, окрашивая коврик с логотипом компании у входа то серым, то бежевым. Табличка на дверях сообщала: «Открыто». Схватив телефон и пакет с «неправильным» товаром, Затойчи хлопнул дверцей машины и поспешил внутрь.

У входа клиента встретили настенные часы в форме кронекорка. Минутная стрелка свидетельствовала, что Затойчи опоздал. Но голос комментатора, звучавший у стойки, убеждал, что его опоздание могло быть и больше – продавец все равно не пошел бы. Опершись обоими локтями в стойку, парень в желтой форме следил в ноутбуке за кулачным общением миллионеров.

– Три, – сказал комментатор.

Зато одним прыжком оказался возле продавца и вернул ноутбук к себе.

Виктор Шевченко упал на коленях в центре ринга, а рефери отсчитывал ему секунды до поражения.

Затой почувствовал на губах кисловатый привкус измены. Сегодня ушла Иванка, которая много лет была Шевченко ближайшей помощницей, советчицей и поддержкой, сам Затойчи оказался далеко, когда он был так нужен, а семья Шевченко… После смерти его матери все изменилось: Шевченко с семьей жили на пересекающихся параллельных прямых. только волей случая. И теперь босс, который в свое время помог Затойчи, предложив достойную работу, когда тот после ранения оказался на улице, босс, доверивший Затойчи собственную жизнь, теперь этот босс лежит там, на холодном ринге, в окружении чужих болельщиков, и никакие деньги не могут спасти его от одиночества.

– Четыре, – сказал комментатор.

3.19

– Четыре! – кричал рефери.

Эдем стоял на коленях, а сверху, расфокусированный, мужчина в голубой рубашке с черной бабочкой демонстрировал ему ладонь в серой перчатке.

«В следующий раз оттолкни его и беги. Их трое, а ты один», – советовал Эдему парень из старшего класса. Эдем сидел на корточках, собирая разбросанные учебники и остатки свободы, чтобы не расплакаться. Старшеклассник подал ему тетрадь с отпечатком ботинка, и Эдем сосредоточился на том, чтобы оттереть след.

Рядом мелькали ноги учеников в черных брюках, джинсах и колготках. Кто-то даже споткнулся об Эдеме.

"Или найди себе сильных друзей", – добавил старшеклассник.

Прозвенел звонок. Старшеклассник закинул рюкзак на плечо и двинулся на второй этаж. Эдем украдкой наблюдал, как идет. Вот такого друга ему не мешало бы завести. Чувствуя, что еще немного – и он расклеится, Эдем кое-как сунул учебники в портфель и встал.

– Пять! – кричал рефери.

«Я предупреждал тебя – условий его на признание, – упрекал Эдему партнер фирмы. Его лицо было высечено из мрамора и казалось неестественным, когда квадратные челюсти начинали двигаться. – И что теперь? Десять лет».

Мимо проходили коллеги с пластиковыми папками, стаканчиками кофе в руках и пропусками на шеях. Каждый делал вид, что публичный выговор Эдему его не касается.

«Твое упрямство – это удар по репутации фирмы, удар по ее прибылям. Это сознательный шаг вниз, в то время как другие юристы изо всех сил тянут его вверх».

Эдем смотрел себе под ноги. Наконец лакированные туфли партнера фирмы исчезли из виду. Не поднимая взгляда, Эдем вошел в туалет, заперся в кабинке и долго стоял, опершись на бачок и слушая, как течет вода.

– Шесть! – кричал рефери.

«Мы были друзьями. Но потом кое-что произошло», – Артур составляет бессмысленный пасьянс. Сколько времени сам Эдем просидел когда-то в этом кресле, ожидая, пока человек закончит работу, которого он имел за друга. Он, думал Эдем, будет рядом через несколько минут перед началом самого страшного путешествия. Он, рассчитывал Эдем, приступит к организации его похорон.

– Семь! – кричал рефери.

„Это безумие! – уверяла Инара минуту назад. – Зачем вы продолжаете?

Эдем едва разобрал ее слова в этом хоре голосов. Ему прополоскали рот, и он сплюнул бурую жидкость в ведерко. Незнакомые руки вытирали плечи. Накачанный парень с голубой повязкой на лбу что-то ему объяснял. Эдем кивал, но на самом деле слышал только слова Инары.

«Это безумие», – повторяла она.

Инара и не подозревала, насколько была права. Эдем охватил безумие ненависти.

Он сражался за мальчишку, которого обидели одноклассники. За юриста, которого ругают при коллегах. За мужчину, получившего нож в спину от лучшего друга. Он дрался из-за приговора, вынесенного врачами. Из-за того, что в жизни не было той вдохновенной заключительной речи в суде, которая меняет взгляды и судьбу. Из-за ребенка, который мог родиться у них с Инарой. Из-за жизни, составленной по графику, в котором не оказалось места для счастья. Он сражался потому, что не дрался много лет. Потому что это, вероятно, было его последнее сражение.

В тумане ненависти он не замечал противника, не угадывал его движений, не рассчитывал своих сил. Он просто стремился врезать как можно сильнее. Его кулаками двигала ярость – и он был избит.

Оказалось, это была ошибка. Драться надо было не по ненависти, драться надо было во имя жизни.

– Восемь! – кричал рефери.

Эдем оттолкнулся и поднялся. Толпа заулюлюкала.

"Выдержишь – лекарство твое", – сказал ему Борец. А мог бы сказать: «Выдержишь – и будешь жить дальше. Болезнь покинет твое тело. И пусть твоя душа уже продана посланцу дьявола, но контракт вступает в силу только после смерти. А впереди у тебя еще будут десятки лет той жизни, которую ты сам себе выберешь. Только выдержи бой».

Борец решил, что пора добить Эдема и на этот раз надежно положить его на ринг. Он сменил тактику и замолотил, как пшеницу дробильная машина. Закрываясь от ударов, Эдем нашел дыру в защите противника и контратаковал. Его кулак дотянулся до челюсти Борца. Тот, ошеломленный ответом, отступил на два шага.

Зрители затихли. Они не ожидали от Эдема такого удачного выпада. Время на мгновение остановилось.

А потом раздался оглушительный свист. Это была Инара.

Борец имел целый зал болельщиков – одетые по офисным стандартам, они, похоже, были задержавшимися на работе подчиненными и, узнав о внезапном бое, завернули прямо сюда. Поддержать Эдема пришел только один человек, но такой, который может заменить и стадион. Инара кричала, хлопала в ладоши и избивала от досады по краю ринга, когда Шевченко получал особенно ощутимые удары. А после того, как он поднялся с колен и через несколько секунд врезал Борцу в челюсть, Инара впервые со студенческих времен положила в рот два пальца и свистнула так, что с хипстеров срывало наушники.

Борец погладил перчаткой челюсть и пошел в атаку. Они сделали несколько выпадов, черкнув друг друга по предплечью. А потом Борцу показалось, что он нашел окно. Его кулак полетел в лицо Эдема. Тот немного развернулся, перчатка Борца прошла перед носом Эдема, на лету встретившись с его перчаткой, и уже в следующее мгновение левая рука Эдема с размаху врезалась в открытое ухо Борца. Тот, ошеломленный, отступил на шаг и закрыл голову руками. Эдем начал осыпать его ударами по корпусу, и Борец решил зайти в клинч.

Рефери разделил их и дал сигнал продолжать сражение. Борец начал наседать на Эдема, оттесняя его к краю ринга частыми выпадами. Он и не заметил, как зеркально изменилось их поведение. Теперь Борец тратил энергию на удары, которые не наносили противнику серьезный ущерб. Эдем дождался момента и впечатал кулак в плечо Борца так, что его правая рука бессильно повисла, а сам он, пораженный, отступил на два шага.

Двое юношей, которые, вероятно, выполняли не самую престижную работу, а потому не особенно ее ценили, сдержанно зааплодировали Шевченко, отдавая дань уважения его неожиданным успехам. Теперь Инара не морщилась каждый раз, когда перчатка Борца задевала Шевченко. И когда ударил гонг, знаменуя конец раунда, Инара снова стояла у угла Шевченко, но уже не предлагала ему сдаться.

Набираясь сил для следующего раунда, Эдем понял, что может и победить. Он бился впервые за много лет не в зале суда, не с гнилой системой, не с невидимой глазу болезнью – нет, он сражался с живым человеком, с мышцами и костями, с перчатками, в каждой из которых, казалось в начале. поединка, скрыто по нокауту. И когда пора возвращаться в центр ринга, Эдем вышел туда не мальчишкой, собирающей учебники, не мелким юристом, получающим выговор от начальства, не преданным другом – нет, он вышел как боксер, вспомнивший о той, столь прекрасной человеческой жизни.

3.20

Стена приятно холодила спину. Эдем с полотенцем вместо набедренника сидел на длинной скамейке в раздевалке, а врач обрабатывал ему раны.

– Хватит, – сказал Эдем. – Уколите мне обезболивающее, и на этом закончим.

Врач убрал пинцет и потянулся к саквояжу за шприцем.

Неплохо было бы поставить здесь зеркало, подумал Эдем, чтобы боксеры могли видеть, как они выглядят после изнурительного боя. Улыбнулся от мысли, что завтра проснется другим человеком, и раны не будут печь лицо, и ребра не будут ныть. Хорошее дело! Он одолжил тело в день, а возвращает его с синяками и без ста миллионов (плюс – прибыль от манипуляций с акциями братьев Белевичей, минус – расходы на вдову Фростова и Иванку).

Доктор ушел. Эдем закрыл глаза. Пусть и со скоростью черепахи, но силы все же возвращались к нему.

Хлопнула дверь. Кто бы это ни был, Эдем не собирался выходить из покоя, пока гость не заговорит сам.

Гость обошел раздевалку и с шумом опустился на соседнюю скамейку. В нос ударил резкий запах одеколона и прервал резкий запах пота, которым были пропитаны стены.

– Только один знакомый мне миллиардер пользуется таким говняным одеколоном, – сказал Эдем, не открывая глаз.

Борец засмеялся.

– Зацеди тебе в челюсть, но я уже сделал это, – ответил он. – Не ожидал, что все кончится рассеченной бровью. Да что там, не ожидал, что выстоишь хотя бы четыре раунда. Это было по-мужски. Когда настолько знаешь жизнь, кажется, что люди уже не смогут удивить. Хочешь закурить?

Эдем издал нечто среднее между рычанием и мычанием, что должно означать отказ. Щелкнула зажигалка, и испарения одеколона смешались со сладким дымом марихуаны.

– Если ты мужик, то и поступать надо было соответственно, – продолжил Борец, громко выдохнув. – Просто подошел бы ко мне и сказал: уступи «Тремя китами» мне, это не бизнес, это пожертвование. Я бы тебя понял. А придумывать это все, с судьей, подставлять меня… Мог бы обойтись без этого всего. Достаточно было просто поговорить.

– А выбрасывать на свой телеканал сюжет о моем отце – это было по-мужски?

– А сдавать своего отца в дом престарелых – по-мужски?

– В пансионат, не в дом престарелых.

– Ну, это меняет все дело.

Борец снова щелкнул зажигалкой.

– Тот хук правой был хороший, – заметил он через некоторое время.

– Сделал бы ответный комплимент, но не могу из десятка точных ударов отличить лучший.

Зашуршала одежда – Борец встал.

– Почему Сергей Хижняк распродает свой бизнес? – спросил он.

– Не признается.

– Старый лис всегда первым бежал с тонущего корабля. Надвигается что-то плохое, вспомнишь мои слова. Мы на пороге крушения, о которой не подозреваем.

Раздался легкий стук.

– Не забудь свой трофей, – сказал Борец на прощание.

Он удалился, оставив в воздухе ароматы одеколона и марихуаны.

Эдем открыл глаза. На скамейке напротив лежала пробирка, укупоренная красным воском.

Лекарство, о котором еще несколько часов назад он ничего не знал.

Эдем поднялся, взял ее в руки и долго смотрел, как переливается розовая вода в стеклянном флаконе.

В этой пробирке было все: признание на крыше под светом молодой луны, где ресторанный оркестр играет Moon river, а город лежит внизу, как на ладони, расчерченный на полосы фар; тишина суда, где двенадцать присяжных боятся вздохнуть после пламенной речи адвоката, заставившей их задуматься о природе вещей и убийственной силе некоторых решений; сотни улиц в десятках городов, неизбывную красоту которых можно увидеть только на утренней пробежке; книги, еще не напечатанные на бумаге, фотографии, еще не представленные на матрице аппарата, песни, еще не перенесенные на гитарные струны, фильмы, еще не вытеснившие ни одной слезинки; крошечная ручка ребенка, тянущая отца за указательный палец к неизведанной частице большого мира; мяч, летящий в ворота в последнюю минуту финального матча; воздушный шар, поднимающийся на рассвете над невыжатыми полями; первый глоток ледяного янтарного пива в конце жаркого дня; найден на чердаке родителей дневник, автору которого было семнадцать; ветер, бьющий в лицо лыжника, сложившего палки и летящего по склону горы; запись в социальной сети, впервые собравшая тысячу понравившихся; волны, разбивающиеся о камни и остающиеся солью на губах; бежал по перрону за поездом, двинувшимся мгновение назад; крепкое рукопожатие честного человека; брошенная в толпу шутка, а вслед взрыв смеха; поворот ключа в замке только что приобретенного дома с черепичной крышей; кубок, полученный сыном за победу в спортивном состязании; чай с песочным печеньем в доме профессора, которого в последний раз видел в защите диплома пятнадцать лет назад; запах дождя, врывающийся в распахнутые окна; холодный нос пса, которым он прижимается к рукам хозяина; прыжок в бассейн с веранды, когда вечеринка достигла своего апогея; спонтанное путешествие с телефоном, паспортом и кредитной картой в карманах; снежка в лицо от жены, заливающейся смехом; китайский фонарик, исчезающий в беззвездном небе…

Чудо жизни чаилось в нескольких розовых каплях.

3.21

А меньше часа назад Эдем с Инарой не спеша ехали по большой окружной, постоянно останавливаясь на желтый. Инара играла роль образцового водителя, которому некуда спешить, а Эдем втайне любовался ее ножками, как только они попадали под свет уличного фонаря. После очередной вспышки Эдему показалось, что она его разоблачила.

– Прекрасная стереосистема, – сказал смущенно он и перевел взгляд на автомагнитолу, обнаружив, что так и есть – она могла стоить дороже, чем вся машина. – Если включить, чью песню мы услышим? Постойте, попробую угадать. Это будет U2.

– Снаряд лег близко, – Инара переключила скорость, чтобы перестроиться во второй ряд, и нажала кнопку стереосистемы.

Колонки ожили гитарным перебором. Мелодию подхватили ударные. Но только в середине первого куплета Эдем узнал голос Олеся Мицного и понял, что это малоизвестная песня из первого или второго альбома группы. За весь день Эдем ни разу не думал, что осталось в его памяти от Крепкого. Песня, слов которой он не знал, стала ответом: он сохранил только те знания, которые накопил вчера.

– "Времени нет", – сказал Эдем. – Собираетесь на концерт в эту субботу?

– К сожалению, не смогу – у меня дела. К тому же, главную песню, которая там прозвучит, я уже успела услышать.