Текст книги "Золотое дерево"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 36 страниц)
– Анри, я заметила сегодня нечто очень странное, – промолвила Ивон.
– Но только не рассказывай мне об этом сейчас, давай подождем до утра, – пробормотал он сквозь сон. Ивон любила поболтать о событиях минувшего дня перед сном, лежа в постели.
– Но у меня все это никак не выходит из головы.
Анри проклял про себя все на свете, с его стороны было непростительной ошибкой отвечать ей, он ведь мог притвориться спящим и не реагировать на ее слова. Но он все же – впрочем, без особой надежды на успех – попытался образумить ее.
– Постарайся уснуть. Уже очень поздно.
На некоторое время после его слов воцарилась тишина. Облегченно вдохнув, Анри вновь начал погружаться в отрадное забытие. Но голос жены вмиг отрезвил его и лишил всякого сна.
– Похоже, Габриэль и месье Дево испытывают друг к другу более чем дружеские чувства.
Анри замер и уставился широко раскрытыми глазами в темноту.
– С чего ты это взяла?
Ивон поняла, что ее слова заинтересовали мужа.
– Я видела их вместе перед открытием выставки. Они были так увлечены разговором друг с другом, что не замечали ничего вокруг.
Позже, вспоминая минувшие события, Анри казалось, что именно в этот момент он возненавидел сестру. Первым толчком на этом пути было завещание отца, затем его отношения к Габриэль становились все более неприязненными. Анри давно уже уверил себя в том, что именно сестра виновата во всем, произошедшим между ним и Николя Дево в день ее свадьбы. Если бы не ее глупый каприз, заключавшийся в желании проехать по улицам квартала ткачей, изменив маршрут следования свадебных карет, им не пришлось бы затем гнать лошадей, и они не столкнулись бы с катафалком. Затем она унизила его мужское достоинство тем, что заступилась за него, когда этого вовсе не требовалось – и если бы не мертвая хватка Дево, чуть не задушившего его, он спокойно выбросил бы этого наглеца из кареты. Но что он мог предпринять после того, как Дево бросил его, полузадушенного, беспомощного, обессилевшего? Да, несомненно, во всем виновата она одна, Габриэль. И вдруг такой неожиданный поворот событий!
У него не было причин сомневаться в словах Ивон. Он знал, что жена обладает завидными способностями подмечать подобные детали. Ее постоянное общение со светскими дамами, смаковавшими слухи о том, кто с кем сошелся и кто от кого забеременел, сделало Ивон необыкновенно проницательной в таких вопросах. Сам Анри черпал подчас неоценимо важные сведения из болтовни, которой бездумно предавалась жена после того, как она задувала свечи в супружеской спальне. Временами ему даже становилось не по себе, потому что он отчетливо чувствовал, что Ивон была хорошо информирована о всех его крупных проигрышах, и уж совершенно никакого сомнения не возникало у него по поводу того, что жена прекрасно знала обо всех его любовных похождениях. Анри считал главной добродетелью Ивон то, что она никогда не заговаривала с ним открыто на эти темы – это обстоятельство и делало их брак прочным. У Каждого из них была своя тайная жизнь, и они не упрекали друг друга в этом.
– Что еще ты заметила? – резко спросил Анри, приподнявшись на локтях.
– Даже не знаю, как тебе об этом сказать… Ничего особенного, кроме странной реакции Эмиля…
– И что это была за реакция?
– Ну хорошо, слушай. Я увидела, что он смотрит в одну точку – уставившись на кого-то или что-то с таким ожесточенным, суровым выражением лица, что я не осмелилась подойти к нему и заговорить. Проследив за его взглядом, я заметила, что он смотрит на твою сестру и Дево, мирно беседующих неподалеку. Но у Эмиля был такой отчаянный вид, как будто он замыслил убийство.
– Что было дальше?
– В том-то и дело, что ничего. И это самое странное. Я думала, что Эмиль подойдет к ним. В конце концов, он не имеет отношения к вражде двух семейств. Вместо этого он дождался, пока они расстанутся, повернулся и пошел прочь.
– Ну и?
– Это все, что произошло на моих глазах, – задумчиво промолвила Ивон. – Я уверена, что он ревнует Габриэль к Дево. Зная Эмиля так хорошо, как мы его знаем, можно сделать вывод, что он этого так не оставит. Внешне он выглядит всегда таким спокойным и уравновешенным, но, как говорится, в тихом омуте черти водятся.
Анри перевернулся на спину и уставился немигающим взглядом в белеющий в темноте потолок. Он обдумывал только что услышанное. Габриэль всегда была своевольной, всегда старалась идти своей дорогой в жизни. И то, что она на людях вела дружескую беседу с Николя Дево, было оскорбительно для чести их семьи, если же ее отношения с этим человеком зашли так далеко, как на то намекает Ивон, с этим просто нельзя было мириться, надо немедленно предпринять решительные меры, чтобы остановить Габриэль!
Ивон тем временем продолжала болтать, не умолкая, но Анри ее больше не слушал, так как она начала вспоминать тех знакомых, с которыми встретилась на выставке, что мало интересовало мужа. Анри не требовалось предупреждать жену не рассказывать никому о том, что она заметила сегодня. Когда дело касалось семьи Рошей, Ивон умела держать язык за зубами.
Анри продолжал размышлять. Возможно, Эмиль ревновал Габриэль к любому мужчине, к которому она проявляла интерес. Но если учесть, что Дево недавно спас его жену от рук погромщиков, было бы естественным предположить, что Эмиль подойдет к Николя и поблагодарит его, а не удалится, не сказав ни слова. Нет, не было никаких сомнений в том, что Ивон попала прямо в цель. Анри хорошо запомнит то, что сказала ему сегодня жена, это может пригодиться на будущее. Все, что можно было использовать в борьбе против сестры, имело в его глазах неоспоримую ценность. Повернувшись на бок, Анри почти мгновенно заснул. Когда он всхрапнул, Ивон оборвала себя на полуслове и тяжело вздохнула.
* * *
Ровно в одиннадцать часов Габриэль вышла на крыльцо своей фабрики, чтобы встретить Жозефа Жаккарда, прибывшего с визитом к ней. После его посещения она намеревалась вернуться на выставку, где начался второй день работы. А пока она собиралась показать гостю те ткани своей фирмы, которые находились в стадии производства.
– Мне показалось, что вчера у вас был очень удачный день, – обратился Жаккард к Габриэль после того, как они обменялись приветствиями. – Повсюду только и говорят о шелке Рошей.
– Вы правы, мы получили намного больше заказов, чем рассчитывали, – радостно сообщила ему Габриэль. – Но если бы не та скорость, с которой работают ваши механические станки, я не успела бы приготовить все образцы для выставки.
– Благодарю за комплимент. Прошу вас, не останавливайте станки во время моего посещения, работайте в обычном ритме.
– Именно такое распоряжение я и дала своим ткачам. Я была уверена, что вы захотите увидеть фабрику в действии.
Переступив порог цеха, Жозеф Жаккард остановился. Это был один из самых волнующих моментов в его жизни. Ничто не могло сравниться для него с милым сердцу шумом работающих не где-нибудь, а именно в Лионе новых механических станков. Он с благодарностью вспомнил всех тех людей, которые поддерживали его и его изобретение, – начиная самим Наполеоном и кончая этой милой молодой женщиной, стоящей рядом с ним.
Затем Жаккард двинулся по цеху, приветствуемый ткачами, которые кланялись изобретателю, когда тот проходил мимо, или останавливали свои челноки, когда он хотел перекинуться с ними парой слов. После осмотра цехов Габриэль провела Жаккарда в свой кабинет и угостила чашкой горячего шоколада. Стол был сервирован серебряным блюдом с засахаренными каштанами и конфетами а-ля Бонапарт. В разговоре Жаккард коснулся отношений, сложившихся между семьями Рошей и Дево.
– Я рад тому, что вражде Рошей и Дево положен конец, – заявил старик.
– Я помню еще те времена, когда оба семейства были буквально охвачены жаждой мести, их раздирали чувства ненависти и злобы друг к другу.
– Боюсь, что подобного рода отношения все еще существуют между Николя и моим братом. Оба они на дух не переносят друг друга.
– Как это, должно быть, тягостно для вас.
– Да, конечно, – согласилась Габриэль. – А вы, наверное, помните то время, когда вражда двух семейств достигла своего апогея.
– О, у меня на памяти множество эпизодов публичных ссор Луи Дево и вашего отца, а их ссоры с неизбежностью возникали всякий раз, как только обстоятельства сводили их вместе. Луи был моим другом, но несмотря на это, я не стану отрицать, что он обладал вспыльчивым нравом. Среди их общих знакомых были такие люди, которые специально сталкивали обоих лбами – потехи ради – и со злорадством следили за ходом перепалки. Мне говорили, что то же самое случалось с вашим дедушкой и дедом Николя.
– Мне так и не удалось до конца выяснить, с чего же все началось. Отец как-то сказал мне, что – насколько он сам знает – все произошло из-за шелка-сырца. Не могли бы вы рассказать мне подробности этой ссоры, послужившей причиной многолетней вражды?
– Никто ничего толком не знает. Я обсуждал этот вопрос с Николя, и мы общими силами установили, что начало конфликта произошло, по-видимому, в 1701 году, который, по преданию, был неурожайным на листья шелковицы, из-за чего сильно сократилось производство шелка-сырца. По всей видимости, Рошам удалось добыть за большие деньги партию сырья откуда-то издалека – чуть ли не с Дальнего Востока. Товар доставляли морем; когда корабль был уже вблизи берегов Франции, его захватили вооруженные пираты, и судно вместе с грузом бесследно исчезло. В это же время во всю мощность заработали ткацкие станки Дево, а все остальные мастерские Лиона почти остановили свое производство. Роши обвинили Дево в воровстве, вот с этой минуты все и началось, – закончил Жаккард, ставя свою чашку на стол и отказываясь от предложенных хозяйкой конфет.
– Думаю, всей правды о начале конфликта никогда не удастся установить, – задумчиво промолвила Габриэль.
– Конечно, ведь с тех пор так много воды утекло. Возможно, Дево удалось заполучить партию шелка-сырца через какие-то свои каналы – что, собственно, они и утверждали. Однако ситуация осложнилась еще и тем, что, лишившись столь необходимого сырья, Дом Рошей потерял очень выгодный заказ от «Гард-Мебль», – рассказчик перевел дыхание и продолжал.
– Меня удручает то обстоятельство, что ваш брат и Николя Дево оказались втянутыми в старую семейную вражду. Не удивлюсь, если узнаю, что один из них уже пытался вызвать своего недруга на дуэль.
– Угроза поединка между ними действительно возникла однажды, но мне удалось силой убеждения заставить соперников отказаться от этой мысли. Причем Николя тогда проявил подлинное великодушие.
– В таком случае, я надеюсь, что вам удастся когда-нибудь раз и навсегда положить конец этой вражде. По крайней мере, у вас с Николя есть возможность соперничать на более плодотворном поприще – я знаю, что ваши фирмы стремятся получить выгодные заказы от «Мобилье Империаль», и убежден, что старая история не повторится, и ваша конкурентная борьба не явится источником раздора, – Жаккард поднялся с места. – А теперь я должен идти, не смею вас задерживать дольше и отвлекать от дел. Думаю, что вас с нетерпением ждут на выставке. Благодарю вас за гостеприимство и надеюсь снова встретиться с вами в недалеком будущем.
В дни работы выставки Габриэль имела возможность часто видеть Николя – но по большей части издалека. Случалось, они перекидывались несколькими словами, но не это было главное. Между ними постоянно шел молчаливый диалог. Габриэль знала, что Николя ждет ее; он был уверен, что настанет день, и она разорвет узы, связывающие ее с Эмилем. Именно поэтому их случайные, внешне малозначительные встречи так волновали Габриэль и внушали чувство опасности, но после них в ее душе воцарилась пустота, и она с трудом вновь смирилась с опостылевшей реальностью жизни.
В последний день работы выставки, когда, казалось бы, поток посетителей и заказчиков уже схлынул, в Лион неожиданно нагрянули коммерсанты из Испании. Из уст в уста передавалась новость, что Император провозгласил своего брата Жозефа испанским королем. Поэтому испанцам срочно потребовалась ткань с изображением орлов для отделки тронных апартаментов в Мадриде.
Однажды утром – уже после завершения работы выставки – Габриэль выкроила свободное время, чтобы сходить на площадь Селестен. Она отправилась туда пешком. Стояла теплая солнечная погода. Внезапно кто-то догнал ее и преградил путь букетом алых благоухающих роз. Габриэль остановилась в изумлении и засмеялась, увидев Николя.
– Это вы?!
От Николя не укрылось то, что она была рада их встрече.
– Примите это в качестве благодарности за то, что вы осчастливили меня своим неожиданным появлением в этих краях!
Габриэль снова засмеялась, догадавшись, что он только что купил эти розы, поддавшись минутному настроению, на улице у цветочника.
– Как это мило с вашей стороны. Прекрасные розы! Но вы просто ошеломили меня своим внезапным появлением, я не заметила вас, проходя по улице. Где вы были?
– Я заходил в мастерскую по изготовлению ремиз для ткацких станков. И вдруг я увидел вас, вы шли, глубоко задумавшись. У меня, наверное, тоже бывает подобное выражение лица, когда я думаю, все ли в порядке в моей мастерской и не случилось ли чего-нибудь за время моего отсутствия.
– Да, действительно, всегда есть какие-то нерешенные проблемы, вечные беспокойства… Однако, по крайней мере, нам с вами удалось обеспечить своих ткачей бесперебойной работой.
Николя посерьезнел.
– Ваши прекрасные образцы имели большой успех на выставке.
– Однако теперь нам остается только ждать – ждать решения «Мобилье Империаль». Интересно, кому этот влиятельный комитет окажет честь, разместив свои заказы? – выражение лица Габриэль свидетельствовало о том, что она вполне уверена в собственном успехе. Нет, она высоко оценивала качество шелка, выпускаемого мастерской Дево. Но в глубине души Габриэль надеялась, что продукция ее фабрики, ничем не уступающая тканям Николя, будет по достоинству оценена специалистами. Ей было важно получить заказы комитета, чтобы не давать преимущества своему конкуренту, а чувствовать, что идет в ногу с ним.
– Думаю, что мы с вами, как два хороших скакуна на бегах, идем голова в голову, – заметил Николя, как будто прочитав ее мысли.
– Скажите, – неожиданно спросила Габриэль, вспомнив неприятный эпизод, пережитый ею в мастерской Дево, – у вас все тот же мастер?
– Да, он до сих пор работает у меня, но я недавно взял в мастерскую еще и управляющего, Мишеля Пиа, который работал со мной в Париже, пока я не продал там свое дело.
– А почему он сразу же не переехал вместе с вами в Лион?
– По семейным обстоятельствам. У него сильно хворала жена, и он не хотел разлучать ее с родными и близкими. Как это ни прискорбно, но в прошлом месяце бедняжка умерла. Об этом тяжело говорить, но мы с Пиа заранее знали, что это – вопрос времени. Одним словом, мой управляющий рад, что имеет возможность изменить обстановку и переехать в другой город, где мечтает заново начать свою жизнь.
– Значит, скоро у вас появится масса свободного времени?
– Теперь я смогу со спокойным сердцем надолго отлучаться из Лиона по делам фирмы. Кстати, куда вы направляетесь? Ведь я так бесцеремонно остановил вас!
– В театр Селестен, – ответила Габриэль и указала рукой на здание с классическим портиком, расположенное в нескольких ярдах от них. – Я хочу взять два билета на сегодняшний спектакль. Дело в том, что Элен еще не видела эту пьесу, а я все время пытаюсь ее расшевелить и хочу, чтобы она как можно чаще бывала на людях и выезжала в свет.
– Может быть, у вас найдется немного времени, чтобы выпить со мной чашечку кофе?
Габриэль на секунду замялась – она действительно не спешила, однако в присутствии этого человека она привыкла быть особенно осторожной, опасаясь прежде всего самой себя.
– Пожалуй, это было бы неплохо. Мой рабочий день сегодня начался необычно рано.
В этой части города, как и повсюду в Лионе, было множество кафе. Они зашли в одно из них и сели за столик, расположенный под сенью раскидистого дерева, листва которого, освещенная солнцем, играла бликами на белоснежной скатерти и лицах молодых людей. Дочь владельца кафе сидела у высокого окна, наигрывая на флейте для собственного удовольствия и для тех, кто любил музыку, нежные чистые звуки оглашали округу, словно птичье пение. Их обслужили сразу же, поскольку посетителей было очень немного в этот неурочный час. Неподалеку от них за столиком сидел всего лишь один клиент, да и он вряд ли мог слышать их разговор. Поэтому оба имели возможность поговорить свободно. У Габриэль не выходил из головы недавний поступок Анри, который мог с новой силой разжечь искры ненависти Николя к ее брату. К полному негодованию Габриэль брат устроил скандал на одном из собраний шелкопромышленников в городской ратуши, выдвинув против Николя Дево нелепые обвинения. В течение нескольких дней все лионцы только и говорили об этом. К счастью, Николя не присутствовал на том злополучном собрании, находясь в это время в отъезде.
– Я должна извиниться за поведение Анри, нанесшего вам недавно новое оскорбление. Иногда мне кажется, что от ненависти к вам у него помутился рассудок. Вы проявляете завидное терпение.
– Ваш брат получил письмо с предупреждением от моих адвокатов. Я до сих пор сохраняю терпение только ради вас. Надо сказать, вы действуете на меня весьма благотворно, сдерживая мой горячий темперамент. Если бы на месте Анри был кто-нибудь другой, я давно бы уже вызвал этого человека на дуэль за меньшее зло, причиненное мне. Но в день своей свадьбы вы попросили меня пощадить вашего брата, я дал вам тогда слово и сдержу его. Я не хочу, чтобы наша семейная вражда вылилась в кровопролитие, хотя, может быть, ход событий с неизбежностью приведет именно к этому. Но как бы то ни было, когда наступит роковая развязка, я не хотел бы, чтобы вы страдали. Только эта мысль и не дает мне покоя.
Габриэль была искренне признательна Николя за такие слова. Но она знала, что не сможет оставаться в стороне и будет так или иначе втянута в роковой конфликт. Она не хотела, чтобы кто-нибудь из этих двух близких ей людей пострадал. Ее собственное благополучие было для Габриэль в этих обстоятельствах не так важно.
– Однако, что бы Анри ни говорил а вас, как бы его слова ни выводили вас из себя, он не сможет нанести вам вред. Вы создали хорошую репутацию своей фирме и пользуетесь уважением в кругах шелкопромышленников.
– Льщу себя надеждой, что это действительно так, – Николя попытался перевести разговор на другую тему, ему не хотелось сейчас обсуждать с этой прелестной женщиной, которую он всем сердцем любил, свои неприязненные отношения с ее братом. – А кто будет сопровождать на вечерний спектакль вас и вашу невестку? Если хотите, я мог бы пойти вместе с вами.
Габриэль опустила глаза и сосредоточила свое внимание на чашечке дымящегося кофе, стоявшей перед ней на столе.
– Боюсь, что это невозможно. С нами будут Анри и Ивон.
– А-а, – протянул он разочарованно и вздохнул, – Тогда, может быть, в другой раз?
– Может быть, – неуверенно промолвила она.
– Габриэль, – неожиданно произнес он тихо и проникновенно. – Взгляните на меня.
Она помедлила несколько мгновений. Все ее существа подсказывало ей, что он собирается сказать нечто чрезвычайно важное, к чему она сама была еще не готова, а быть может, не будет готова никогда. Однако Габриэль медленно подняла голову и открыто встретила его пристальный взгляд.
– Вы самая прекрасная женщина, которую я когда либо встречал в своей жизни.
– Рада слышать это.
– Я хочу только одного: постоянно видеть вас и быть с вами рядом, – он потянулся к ней через столик, разделявший их, и, сняв безвольные пальцы с чашечки, стоявшей на столе, сжал их в своих.
– Я с упоением слушаю ваши речи, – призналась Габриэль тихим голосом, – но мы оба поступаем сейчас неразумно.
– Я люблю вас, – и Николя еще сильнее сжал ее пальцы в своей руке, когда она попыталась вырвать их, как будто тем самым могла вычеркнуть из своей памяти слова, только что произнесенные им. Николя видел, как вспыхнуло и сразу же побледнело ее лицо, и Габриэль прикрыла глаза свободной рукой.
– Вам не следовало этого говорить, – произнесла она дрогнувшим голосом.
– Мне следовало сказать вам об этом сразу же в первый день нашей встречи. Тогда наши взаимоотношения не запутались бы столь безнадежным образом.
– Я вам уже говорила однажды, что не изменила бы своего решения выйти замуж; ничто не могло помешать мне в тот день выполнить данное мною обещание. Рисунок всей моей жизни был к тому времени определен, – сердце Габриэль трепетало в груди, она еле сдерживала себя, собрав всю свою волю в кулак. Ей стоило неимоверных усилий сохранить самообладание и холодную голову.
– Неужели вы любите Эмиля Вальмона?
Габриэль убрала, наконец, руку от лица, и Николя увидел выражение боли в ее прекрасных глазах.
– Он любит меня.
Николя непроизвольно еще крепче сжал ее пальцы в своей руке.
– Я повторяю свой вопрос.
– Я уже ответила вам. Мой ответ объясняет все.
– Даже возможность развода?
Это слово, произнесенное вслух, потрясло ее. Честно говоря, порой к ней приходили непрошеные мысли о том, что она могла бы вновь обрести свою утраченную свободу, но она гнала их прочь. И вот Николя произнес роковое слово вслух.
– Даже невозможность развода, – еле выдавила она из себя, чуть не плача от отчаяния.
Николя разжал руку и начал нежно поглаживать ее пальцы. Габриэль видела, что ее слова не обескуражили его, а придали ему еще большую решимость сражаться за свою любовь. Глаза Николя излучали все такую же нежность.
– Я люблю тебя, Габриэль. И всегда буду любить, – и он прижал ее пальцы к своим губам и, поцеловав их, выпустил ее руку.
Габриэль так и не узнала, надолго ли ей хватило бы выдержки и самообладания, поскольку в этот момент рядом с ними за соседний столик села супружеская пара. К ней и Николя сразу же подошел официант, чтобы налить им еще по чашечке кофе, прежде чем обслуживать новых посетителей. Не имея больше возможности продолжать свою интимную беседу, Габриэль и Николя поднялись, чтобы идти. Габриэль взяла букет роз, лежащий на соседнем стуле. Николя проводил ее до театра. Перед тем как проститься, она взяла одну из роз и протянула ее ему. Этот красноречивый жест выразил то, о чем она боялась сказать вслух. Николя с улыбкой сорвал цветок с длинного стебля и воткнул его в петлицу своего сюртука. Габриэль улыбнулась ему в ответ и исчезла в фойе театра.
