Текст книги "Золотое дерево"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)
На комоде в своей спальной комнате Габриэль увидела свежевыстиранный носовой платок Николя, которым он останавливал кровь, сочившуюся из ее раны на виске. Габриэль поднесла его к губам и поцеловала вышитые на нем инициалы. Несмотря на сильное искушение оставить платок себе, Габриэль все же решила вернуть его хозяину, разум одержал в ней верх над чувствами. Она аккуратно завернула платок в тонкую оберточную бумагу и вложила в пакет короткую записку со словами благодарности.
Гастон отвез пакет по адресу. Габриэль не стала его спрашивать, видел ли он самого Николя. Она все еще пыталась сделать невозможное – забыть человека, которого любила.
Глава 6
Габриэль увидела Николя лишь через несколько месяцев после описанных событий, на текстильной выставке, привлекшей внимание многочисленных шелкопромышленников и состоятельных горожан. Ткацкая фабрика Габриэль продолжала успешно работать. Дом Рошей получил много заказов на изготовление шелковых тканей, однако долгожданный заказ от «Мобилье Империаль» так и не пришел. Габриэль воспользовалась случаем для того, чтобы показать потенциальным заказчикам, съехавшимся со всей Европы и даже прибывшим из Америки, все, на что была способна ее фирма. Она обсудила с Марселем эскизы тех узоров, которые годились для изготовления выставочных образцов. Анри, организовавший за свою жизнь множество подобных выставок, проявил себя с лучшей стороны. Габриэль знала, что брат затаил на нее в душе горькую обиду, однако он старался быть с ней любезным и обходительным, сдерживал себя, когда был не согласен с сестрой, и частенько проявлял готовность уступить ей в споре. Время от времени у Габриэль возникало желание понять те причины, которые скрывались за поступками брата. Супружеские отношения Анри и Ивон явно улучшились, возможно, это было следствием того, что он не жалел денег на прихоти жены, тратя на нее все выигранное им за карточным столом.
Под выставочный зал было приспособлено красивое здание, выстроенное в Лионе после осады города правительственными войсками. Каждый член Большой Фабрики имел здесь свои витрины, где выставлялось все лучшее, произведенное его фирмой. Каждый участник выставки получил особое приглашение с указанием того места, где будут выставлены изделия его мастерских. Самым почетным считалось место в главном, центральном зале. Менее солидные фирмы размещали свои образцы в соседних, смежных комнатах. На нынешней выставке стены главного зала были увешаны тканями, изготовленными на станках лионского Дома Камила Пернона. К полному разочарованию Габриэль, хотя она и получила приглашение принять участие в выставке, ей был предоставлен дальний угол одной из смежных с центральным залом комнат. Когда же она с негодованием заявила Анри, что Дом Рошей заслужил более почетного места для своих витрин, Анри только пожал плечами, и в глубине его глаз мелькнуло злорадное выражение.
– Иначе и быть не могло, ведь Дом Рошей находится сейчас в руках женщины. Считай, что тебе крупно повезло, и ты все же получила хоть какое-то место на выставке.
Лицо Габриэль вспыхнуло, она с вызовом взглянула на брата.
– Я позабочусь о том, чтобы к шелку, выпускаемому нашей фирмой, никто никогда не относился с пренебрежением. Обещаю это тебе.
Взгляд, которым Габриэль одарила брата при этих словах, он называл про себя «упрямым»; Анри ненавидел сестру в такие моменты, его раздражала ее самоуверенность. В такие минуты он чувствовал в ней непоколебимую решимость идти напролом к своей цели, сокрушая все препятствия на своем пути. Габриэль была неукротимой в детские годы и в юности, и сейчас, как видно, в ней ничего не изменилось. Анри вынул из кармана украшенную эмалью табакерку, взял из нее щепотку нюхательного табака и с шумом втянул его в ноздри.
– Я не был бы слишком удивлен, если бы организаторы выставки вообще исключили из состава нас и Дево, – сказал Анри, убирая в карман носовой платок.
– Это еще почему? Неужели они могли испугаться того, что мы с Николя Дево начнем наносить друг другу публичные оскорбления? – насмешливо спросила Габриэль.
– Нет, хотя в прошлом, доложу я тебе, это частенько случалось, когда Роши встречались с кем-то из Дево.
Анри никогда не вспоминал инцидент, произошедший в день свадьбы Габриэль. Это Ивон посоветовала ему никогда не говорить на эту тему. Она сказала мужу – безо всякой задней мысли, не желая обидеть его, однако, как всегда, с присущей ей бестактностью, – что он выглядел в этом эпизоде жалким и нелепым и вел себя, как трус. Эти слова жены больно задели Анри, усугубили пережитое им унижение. В тот день он поклялся, что однажды жестоко отомстит Николя Дево за нанесенное ему оскорбление. И с тех пор Анри ждал только удобного случая для того, чтобы воспользоваться им и в полной мере насладиться местью. Он страстно мечтал о том, чтобы увидеть однажды, как разорится Дево, как его ткацкая мастерская будет разрушена и разгромлена, а сам владелец выслан из Лиона – теперь уже навсегда.
– Дом Камила Пернона не делал секрета из того, что испытывал один из станков Жаккарда еще в те времена, когда Дево завозил в город и устанавливал сбои первые станки. Но этот шелкопромышленник пришел к выводу, что работать на них невыгодно.
– Может быть, он не смог как следует наладить их. Или Пернон просто испугался, что среди его ткачей начнутся волнения.
– Какова бы ни была причина недовольства новыми станками такого авторитетного в деловых кругах шелкопромышленника, как Пернон, его мнение окажется решающим для многих из нас. Так что, Габриэль, тебя ждет не только конкурентная борьба, но и предвзятое отношение со стороны шелкопромышленников, не спешащих переоборудовать свои мастерские.
– Но ведь у тебя нет никаких оснований подвергать критике качество изделий, выполненных на станках Жаккарда!
– Ты совершенно права, – согласился с ней Анри, кивая головой, и терпеливо продолжал: – Но ведь я твой сторонник или скорее новообращенный в твою веру, ведь прежде я и подумать не мог о том, что придет день и я соглашусь с тобой. Кстати, какие узоры ты в конце концов решила показать на выставке?
Выслушав ответ Габриэль, Анри сердито взглянул на нее и сказал:
– Нет, тебе ни в коем случае не следует выставлять именно эти образцы. Я категорически против. Ведь выставка даст нам возможность получить выгодные заказы, и мы не должны упустить своего шанса. Поэтому я прошу тебя, выставь образцы с традиционными узорами, которые всегда в ходу: цветы, виноградные лозы, розетки и все такое прочее. На эти ткани всегда большой спрос, я знаю это по своему многолетнему опыту.
– Слава богу, прошли те времена, когда кто-нибудь мог диктовать Мне свою волю, Анри, – твердо сказала Габриэль и подняла руку, видя, что он пытается что-то возразить ей. – Решение принято.
Марсель разработал необходимые эскизы еще несколько месяцев назад, и, как видишь, образцы уже готовы. Конечно, я не знала о том, что нам отведут столь жалкое место на выставке, поэтому я страшно расстроена. Ты же сам сказал мне, что прежде витрины с шелком Дома Рошей всегда занимали более почетное место. Такое пренебрежение к нашей фирме не могло не задеть меня, но я только укрепилась в своем решении идти до конца и доказать, что наши ткани заслуживают к себе лучшего отношения.
Накануне открытия выставки Габриэль явилась в выставочный зал вместе с Марселем и Анри. Все трое смешались с толпой прибывших сюда в этот день шелкопромышленников и их служащих, несущих образцы, приготовленные для витрин. Вместе с Габриэль приехал и Эмиль; он тоже собирался выставить образцы произведенного в его хозяйстве щелка-сырца и надеялся свести здесь новые знакомства с потенциальными клиентами и повидаться с теми, с кем он давно сотрудничал. В вестибюле здания Габриэль и Эмиль расстались, и он направился в зал, отведенный для демонстрации образцов шелка-сырца. Габриэль остановилась у плана-указателя выставки и нашла на нем то место, где демонстрировались образцы, изготовленные в шелкоткацкой мастерской Дево. Она с завистью увидела, что они разместились в зале, который она сама выбрала бы для своих тканей. Таким образом, у Николя было решающее преимущество перед ней. Но Габриэль не собиралась опускать руки, малейший успех ее образцов в столь невыгодных для нее условиях будет означать очень много. Улыбаясь своим мыслям, Габриэль повернулась и тут же увидела Николя. Сердце ее упало, а затем бешено забилось.
Он не видел ее, поскольку шел в плотной толпе. Ноги Габриэль подкосились, она чувствовала слабость во всем теле. Почему один лишь случайно брошенный взгляд на этого человека привел ее в такое состояние? Силы покинули Габриэль, у нее было такое чувство, будто она копила энергию только для того, чтобы выдержать близкое присутствие Николя, суметь сдержать себя. Казалось бы, обстоятельства ее жизни, суровая действительность не должны были оставить места для нежной страсти в ее сердце. Габриэль шел двадцать пятый год, и уже четыре года она была замужем. Она ощущала себя взрослой сложившейся женщиной, не подверженной юношеским эмоциональным срывам и перепадам настроения. Она подчас ругала себя за безумную любовь к Николя и в то же время в глубине души благословляла это чувство, дававшее ей ощущение жизни. В такие моменты, как этот, она чувствовала себя подмятой до небес, в сияющие высоты, намного ярче, живее и краше, чем в обыденной жизни. Любовь была более сильным наркотиком, чем все остальные, известные людям.
Поскольку все окружающие были заняты оборудованием своих стендов, Габриэль и Марсель, не привлекая внимания, разложили и развесили образцы тканей Дома Рошей в своих витринах. Анри тем временем ворчал на отсутствие удобств в выставочных залах и тщетно искал для себя стул. Эмиль подошел к Габриэль как раз в тот момент, когда все было готово, и Марсель собирался закрыть витрины чехлом из мягкой ткани для того, чтобы уберечь выставочные образцы от пыли, а также взглядов посторонних, поскольку выставка должна была открыться только на следующий день. Эмиль невольно залюбовался прекрасными экспонатами, но он не мог быть беспристрастен в своих оценках, поскольку само существование Дома Рошей попортило ему в последнее время много крови. Поэтому, чтобы не обидеть жену, он ограничился добрыми пожеланиями:
– Успехов тебе, дорогая.
Габриэль почему-то подумала, что Эмиль непременно занял бы сторону Анри в их недавнем споре о подборе образцов для выставки, муж тоже выбрал бы ткани с традиционными узорами, вышедшие из домашних мастерских ткачей. Прежде чем покинуть здание выставки, Габриэль направилась вместе с Эмилем в зал экспозиции шелковой пряжи, среди экспонатов которой были выставлены и образцы продукции шелководческого хозяйства Вальмонов. Почти все стенды и витрины в центральном зале уже были тщательно укрыты батистовыми чехлами, лишь несколько участников выставки еще суетились у своих экспонатов, заканчивая работу по их монтажу. Витрина мастерской Дево была готова, и все трудившиеся над ее оборудованием уже ушли. Габриэль не удивилась тому, что Николя не сделал попытки разыскать ее. Среди участников выставки существовал негласный договор о том, что никто из соперников не будет стремиться увидеть выставленные образцы своего конкурента. Это был древний обычай, унаследованный нынешними шелкопромышленниками от своих предков, занимавшихся этим ремеслом в течение нескольких столетий.
На следующее утро Ивон встала раньше всех и заявила, что хочет отправиться на выставку вместе со своим мужем, Габриэль и Эмилем, а не ждать Элен, собиравшуюся приехать несколько позже. Все три дамы сшили к этому знаменательному дню новые наряды из лучших тканей, произведенных Домом Рошей, как того требовал обычай. Габриэль хорошо продумала свой наряд, поскольку ей предстояла необычная для женщины роль – нести дежурство у стенда. Она сшила себе строгое платье из зеленовато-желтого шелка, а на голову надела шляпу по последней моде, похожую на цилиндр с узкими закругленными полями и украшенную пером. Покрой бархатного одеяния Ивон был схож с входившим в моду покроем военного мундира и отделан галуном. Ивон долго вертелась перед зеркалом, прежде чем выйти из дома и сесть в карету, чтобы отправиться вместе с Габриэль, ее представительным мужем, а также Анри, выглядевшим, как всегда, солидно, на открытие выставки. Анри находился в плохом расположении духа, он выговорил Ивон за то, что она, приехав так рано на выставку, будет у всех путаться под ногами.
– Я не подойду к витрине Рошей до тех пор, пока рядом с ней будет находиться хотя бы один человек, если ты этого не хочешь, – капризно заявила Ивон, откидываясь на спинку сиденья рядом с Габриэль. – Я просто хочу осмотреть все экспонаты, пока в залах еще мало народу. Могу я воспользоваться такой возможностью?
– Только не вздумай приставать потом ко мне с просьбами достать тебе ту или иную ткань, поразившую твое воображение на выставке, – предупредил ее Анри, – потому что эти образцы не продаются, и их никто не имеет право воспроизводить на своих станках. Понятно?
– С чего ты взял, что я стану приставать к тебе с подобными просьбами, – надула губы Ивон.
Анри пробормотал себе что-то под нос недовольным тоном, он слишком хорошо знал свою жену. Стоило Ивон положить на что-нибудь глаз, как она начинала вести себя, словно избалованный ребенок. И хотя в витрине Рошей было выставлено несколько прелестных образцов шелковых тканей для женского платья, Анри был уверен, что Ивон не обратит на них внимания, поскольку, по его мнению, гвоздем нынешней выставки будут совсем другие стенды. Никогда еще Анри не был настроен столь пессимистично по поводу выставочных образцов Дома Рошей, как на этот раз.
Что касается Габриэль, то она, напротив, была уверена в своем успехе. Анри искоса взглянул на сестру. Хотя состояние его личных финансов напрямую зависело от успехов или неудачи, которые ожидали изделия фирмы на этой выставке, Анри не мог не признаться себе, что в случае провала он испытал бы злорадное удовлетворение. До конца своих дней он не простит ей ту горькую обиду, которую он испытывал при оглашении завещания отца. Совсем недавно Анри проконсультировался с очередным нотариусом, молодым худощавым парнем, несколько месяцев назад приехавшим в Лион. Анри до сих пор не потерял надежду найти в завещании хоть какую-нибудь лазейку. Все юристы, с которыми он советовался до сих пор, разочаровывали его. Теперь же Анри укрепился в своей надежде, хотя знал, что желаемого будет достигнуть очень непросто. А пока он умело гнул свою линию и ждал дальнейшего развития событий.
– Ну вот мы и приехали, – произнес Эмиль, выглядывая в окно, в котором уже возникли очертания здания, где разместилась выставка. К подъезду подходили люди и подъезжали экипажи, на улице царило оживление. В вестибюле прибывших встретил Марсель, он направился вместе с Габриэль и Анри к витринам Дома Рошей, а Эмиль пошел в противоположное крыло, где развернулась экспозиция продукции шелководческих ферм. Ивон, считавшая, что делает честь семейству Рошей, принадлежа к нему, и гордившаяся элегантной внешностью, начала медленно прогуливаться по главному залу выставки, внимательно рассматривая витрины, с которых уже были сняты легкие чехлы.
Анри с удовлетворением заметил, что организаторы выставки предусмотрительно поставили стул для него у стола приема заказав, стоявшего рядом с витриной их фирмы. Он аккуратно разложил перья, чернильницу и гроссбухи с таким серьезным видом, как будто играл партию в шахматы: после этого он положил на стол журнал регистрации заказов. Оставив Габриэль обсуждать с Марселем какие-то проблемы, возникшие как всегда в последнюю минуту, Анри решил обойти главный зал выставки, чтобы посмотреть лучшие экспонаты. После знакомства с ними его настроение заметно ухудшилось. Вернувшись и обнаружив, что чехлы с витрин Дома Рошей до сих пор не сняты, он накинулся на Марселя, который отвечал за выставленные образцы.
– Поторопитесь! Сейчас не время бездельничать и трепать языком. Все уже сняли чехлы со своих экспонатов.
Марсель не тронулся с места, он стоял, опершись о колонну и сложив руки на груди.
– Мадам Вальмон велела снять чехлы в последнюю минуту перед открытием выставки.
Габриэль тем временем отправилась в главный зал для того, чтобы, как и Анри, осмотреть выставленные там экспонаты. Стрелки часов уже приближались к десяти, а значит, двери выставки должны были вскоре распахнуться перед публикой. Теперь, когда чехлы с витрин были сняты, зал преобразился. Сердце Габриэль наполнилось чувством гордости за свой город, в котором ткут такие чудо-ткани – всевозможных цветов и выделки. Переливчатая парча с металлическим блеском серебряных нитей соседствовала здесь с шелками пастельных оттенков. Здесь были камка, бархат, атлас, муар и многие другие виды тканей, в изготовлении которых используется шелк – король текстильной промышленности, материал, который высоко ценят как ткачи, так и потребители.
Когда Габриэль подошла к витринам Дево, у нее дух захватило от восторга, ей захотелось захлопать в ладоши от восхищения, засмеяться от радости, словно летнее солнце разорвало пелену туч, и над ее головой засияла яркая небесная синь. У Габриэль было такое чувство, будто Николя действовал по молчаливо заключенному с ней договору: он, единственный из всех участников выставки, представил все свои образцы в одном цвете, использовав различные его оттенки. Центральное место его коллекции занимал образец, эскиз к которому Габриэль видела на чертежной доске в ткацкой мастерской Дево: на ярко-синем фоне здесь были изображены золотые пчелы. Это был настоящий шедевр ткацкого мастерства, ставивший мастерскую Дево в один ряд с самыми знаменитыми текстильными мануфактурами мира. Под стать этому образцу были и все остальные, выполненные на станках Жаккарда. Каждый был неповторим, каждый свидетельствовал о том, каких высот в ткацком ремесле можно достигнуть, работая на новых механических станках. Великолепие этих тканей подчеркивало использование серебряных и золотых нитей.
Сам Николя сидел здесь же за столом и что-то писал. Неужели ему уже удалось получить заказ? Но тут Габриэль заметила, как его перо внезапно остановилось, замерев в воздухе, он поднял голову и в упор взглянул на нее. У Габриэль было такое чувство, будто она тонет. Николя встал, резко отставив свой стул в сторону, и направился прямо к Габриэль. Оба они не в силах были скрыть радости от этой встречи.
– Как я рад видеть вас, Габриэль, – произнес Николя, весело глядя на нее. – Я знал, что вы здесь, увидев ваше имя в списках участников выставки. Как ваши дела? Как всегда, много работы?
– Да, ни минуты покоя. Примите мои поздравления с прекрасной экспозицией образцов вашей продукции, месье Дево. Ваша витрина, несомненно, будет признана сенсацией этой выставки.
Он пожал плечами.
– Поживем-увидим. Вы, наверное, уже догадываетесь, что мы с вами подвергнемся на этой выставке самой суровой критике, так что готовьтесь. Мало того, что мы новички – в первый раз выставляем изделия наших фирм, будучи их новыми руководителями, – все наши экспонаты к тому же изготовлены на станках Жаккарда, которые не прижились на других мануфактурах города.
– Может быть, мы тем самым подадим хороший пример другим шелкопромышленникам.
– Я тоже надеюсь на это. Кстати, месье Жаккард собирается сегодня посетить нашу выставку. Вы все еще горите желанием увидеться с ним?
Лицо Габриэль просияло.
– Да, да, конечно! Как я рада! А в котором часу он приедет сюда?
– Я еще не знаю. Когда он прибудет, я приведу его к вам. Между прочим, я еще не видел ваших витрин.
Улыбнувшись, Габриэль предложила Николя взглянуть на ее экспонаты. Как раз в это время Марсель – в соответствии с распоряжением своей хозяйки, – взглянув на часы и увидев, что через минуту двери выставочных залов распахнутся для посетителей, начал снимать чехлы с витрин Дома Рошей. Стоявшие неподалеку шелкопромышленники, участники выставки, с любопытством поглядывали в их сторону. К радости Габриэль, Анри читал в это время перечень цен на товары, который сам только что составил, и потому не видел, как в зал входит его заклятый враг.
Габриэль была очень интересна реакция Николя, и она внимательно следила за выражением его лица. Сначала он прищурился, как бы оценивая то, что увидел, а затем его глаза радостно заискрились, и Габриэль поняла, что ее витрины произвели на него самое выгодное впечатление.
– Теперь моя очередь поздравлять вас, – произнес он, поворачиваясь к ней. – Его глаза смеялись, и Габриэль тоже не удержалась и широко улыбнулась ему в ответ. Оба поняли, что произошло, и не скрывали своего удовлетворения. Те, кто знал о вражде двух семей, пожалуй, решат, что она вспыхнула с новой силой, потому что образцы Дома Рошей странным образом, подобно образцам мастерской Дево, тоже были выполнены в одной цветовой гамме, это обстоятельство в глазах окружающих подчеркивало их непримиримое соперничество. Что касается Габриэль и Николя, то они еще раз убедились в родстве своих душ. Они и не подозревали, что за ними в этот момент наблюдал Эмиль. Он вошел в зал, чтобы пожелать жене успеха перед самым открытием выставки, и замер на пороге.
Эмиль слишком хорошо знал Габриэль, и поэтому его поразила сама манера, с которой жена вела, разговор с Николя Дево. Казалось, она говорила с ним не только посредством слов, но и неуловимыми движениями тела – легким жестом руки, чуть заметным наклоном головы. Все свидетельствовало о том, что этот мужчина исключительно ей интересен и занимает все ее мысли – во всяком случае, в данный момент. Когда же Дево что-то сказал и оба они дружно рассмеялись, сердце Эмиля сжалось от боли. Этот смех слишком многое говорил о взаимоотношениях молодых людей, об их чувствах. Когда зазвенел колокольчик, извещавший всех участников об открытии выставки для широкой публики, Дево попрощался с Габриэль, и они расстались, все еще улыбаясь друг другу. Причем лицо жены хранило выражение какой-то таинственной печали. Эмиль повернулся и пошел назад в зал, где выставлялись образцы его пряжи. Он так и не смог собраться с духом и подойти к жене в этот момент.
Габриэль же вновь окинула пристальным взглядом свои витрины, она постаралась взглянуть на экспонаты глазами Николя. Искрящиеся, переливающиеся и блестящие шелка, казалось, излучали свет. В центре ее экспозиции висел образец насыщенного фиолетового цвета с изображением золотых орлов в полете, с глазами, мерцающими, как драгоценные каменья, и отчетливо выписанным, словно тонкой кисточкой, оперением. Такая ткань годилась для отделки парадных помещений. Вокруг этого образца расположились, словно волны бушующего океана вокруг островка, роскошные шелка различных оттенков – начиная от гелиотропового и заканчивая лиловым. Создавалось впечатление, будто орлы летели над волнующимся морем, серебристая пена которого принимала причудливые очертания разных узоров, оттененных алыми и розоватыми всполохами. Эффект был просто поразительным.
Анри, который уже закончил изучение прейскуранта, поднял голову и вопросительно взглянул на приближающуюся к нему сестру.
– Ну и что ты думаешь о представленных на выставке экспонатах?
– Я думаю, что наиболее серьезную конкуренцию на сегодняшний день нам может составить лишь один господин Дево.
Анри обиженно засопел. Это была первая большая текстильная выставки в Лионе за последние несколько лет. Последняя, сравнимая с нынешней по масштабу, проходила в 1789 году, незадолго до того, когда вся Франция была объята пожаром Революции и на Лион обрушились неисчислимые беды. Уже тогда шелк Дево зарекомендовал себя с лучшей стороны, доказав свою конкурентоспособность. Луи Дево получил специальный приз за представленное на выставке шелковое золотистое покрывало, которое предназначалось для Марии Антуанетты, однако судьба распорядилась по-своему, и события приняли трагический оборот. Впрочем, именно в последнем обстоятельстве Анри находил утешение – он злорадствовал по поводу того, что отмеченному наградой выставки шелку так и не суждено было отразиться в зеркалах Версаля.
– Ты сама будешь виновата, если Дево переманит наших заказчиков к себе. Если бы ты вовремя послушалась меня, этого бы не случилось, – и Анри бросил презрительный взгляд на витрину Дома Рощей. Орлы! Но клиенты предпочитают голубей, райских птиц или, в крайнем случае павлинов, однако никак не имперских орлов, которым нечего было делать в гостиной добропорядочного буржуа средней руки. Изображение орлов – этого символа могущества Древнего Рима – ввел в обиход Император, пытавшийся возродить имперские традиции в стране. Анри, конечно, ничего не имел против такого рода атрибутики – но все хорошо на своем месте. Его недовольство сестрой не мешало ему быть горячим сторонником Бонапарта с того самого момента, когда корсиканец продемонстрировал свою страсть к роскоши. Однако Анри не мог примириться с тем, что его сестра, отдавая предпочтение некоммерческим узорам, значительно уменьшает их шансы получить заказы.
Однако, несмотря на мрачное настроение Анри и его плохие предчувствия, день прошел исключительно удачно. Витрины Рошей и Дево сразу же привлекли всеобщее внимание, прежде всего потому, что образцы тканей были изготовлены на станках Жаккарда. Анри был крайне удивлен, когда его стол со всех сторон окружили клиенты и продолжали толпиться в течение всего дня, так что вскоре книга приема заказов была исписана до последнего листа. Избрав в качестве главного узора изображение имперского орла, Габриэль попала в точку – так как этот новый для Франции символ еще ни разу не был запечатлен на шелке. Представители деловых кругов Лиона сразу же по достоинству оценили ее новаторство. Шелкопромышленники с надеждой взирали на Наполеона, видя в нем источник силы государства и в то же время правителя, заинтересованного в возрождении текстильной промышленности. Поэтому выставленный Габриэль на центральном месте своей экспозиции образец с имперской символикой вызвал всеобщее одобрение.
Бонапарт, завоевавший к тому времени пол-Европы, объединил под трехцветным французским флагом миллионы иноплеменников, вследствие чего на выставку прибыло множество купцов и поставщиков из ранее независимых стран, которые занимались поиском тканей с новой политической символикой, спрос на которую среди их богатых соотечественников был велик.
Именно эти коммерсанты засыпали Рошей и Дево заказами на изготовление тканей с имперской символикой, благо подобные образцы были выставлены в их витринах.
Один из самых выгодных заказов неожиданно сделал какой-то американец. Его молодое государство выбрало своим национальным символом орла, отличающегося силой, мощью и острым зрением. Он заказал Габриэль большое алое полотнище из атласа с одним единственным орлом посередине, вытканным золотыми нитями. Американец даже сделал набросок для Габриэль, чтобы она поняла, чего он хочет, и в точности выполнила заказ. Кроме того, он сделал несколько личных заказов для своих родственниц на изготовление шелковых тканей для дамских нарядов. Лионский текстиль так высоко ценился в Америке, что американцы подчас брали оплату за свои услуги и товары не деньгами, а шелком. Конечно, процветала и контрабанда; ни для кого не было секретом, что под покровом ночи тысячи рулонов прекрасного шелка переправлялись через пролив в Англию, несмотря на то, что Франция находилась с этим государством в состоянии войны.
Элен выбралась на выставку только во второй половине дня. Образцы Дома Рошей поразили ее своей необычностью, но она вполне одобрила замысел Габриэль.
– Насколько я могу судить, ты и Николя решили штурмом взять неприступную крепость Большой Фабрики, – сказала она, обращаясь к Габриэль, которая решила перевести дух от бесконечных вопросов и расспросов посетителей выставки, осаждавших ее целый день. – Я уже успела поговорить с Николя по дороге в твой зал, и он познакомил меня с месье Жаккардом. Они оба скоро обещали прийти сюда. Да вот, кстати, и они!
Внезапно все присутствующие в зале люди начали рукоплескать вошедшему в него, седовласому человеку. А пример подала Элен, первой захлопав в ладоши знаменитому изобретателю. С первых же слов, обращенных к ней Жозефом Жаккардом, ей очень понравился этот человек. Она испытывала к нему чувство благодарности за то, что его изобретение освободило детей от тяжелого труда. Не его вина, что другие шелкопромышленники до сих пор не последовали примеру Габриэль и Николя. Но теперь уже никто не сможет отрицать высокого качества их шелка – ткани, изготовленной на новых станках. Люди рукоплескали Жаккарду и расступались перед ним, давая ему дорогу, поскольку давно жаждали увидеть знаменитого человека, слух о приезде которого на выставку уже облетел все залы. Он же, по-видимому, был несколько испуган всей этой шумихой и заметно робел. Но видя, что в зал стекается все больше народа и аплодисменты переходят в настоящую овацию, он начал раскланиваться и улыбаться, благодаря собравшихся за теплый прием и признание, которого он так долго ждал. Лион был его родным городом, и поэтому он был рад такому отношению земляков к себе.
Габриэль выступила вперед и сделала глубокий реверанс.
– Это большая честь для меня познакомиться с вами, мадам Вальмон, – произнес Жаккард после того, как Николя представил ему Габриэль и учтиво поцеловал ее руку.
– Сегодня знаменательный день в истории Лиона, месье Жаккард, – сказала она. – Позвольте мне одной из первых выразить вам большую благодарность за все то, что вы сделали для текстильной промышленности!
И с этими словами Габриэль повела Жаккарда к своим витринам. Анри, почуяв, что ветер переменился, быстро встал, чтобы приветствовать изобретателя, которого сестра подвела к нему. Он не заметил Николя, который немного приотстал, беседуя с Элен и не желая нарываться на неприятности и портить тем самым счастливый для Габриэль день.
Жаккард провел у витрин Рошей почти целый час. Прежде чем уйти, он сам напросился на приглашение посетить ткацкую фабрику Габриэль в ближайшее время. Когда он покидал зал, публика разразилась еще более дружными аплодисментами, и Элен, зачинщица овации, находившаяся сейчас в другой части зала, улыбнулась про себя, довольная теплым приемом, оказанным этому выдающемуся человеку.
К вечеру этого длинного, наполненного событиями дня Анри страшно устал. У него болела правая рука, которой он заносил в книгу многочисленные заказы – одни из них сулили большую выгоду, другие были менее важными, но поток их не иссякал ни на минуту. Анри коснулся головой подушки и сразу же начал проваливаться в сон, однако тут его вывел из забытья голос Ивон, прозвучавший где-то совсем рядом, над ним. Жена любила спать на высоко взбитых больших подушках, отороченных кружевами и рюшами, в то время как сам Анри предпочитал лежать на голом матрасе вообще без подушки, повернувшись к ней спиной.
