Текст книги "Тень Великого Древа (СИ)"

Автор книги: Роман Суржиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 71 страниц)

– Быстро, за мной!..

Выбежал на новую улицу – здесь тоже все кипело. Из окон и с крыш летел град снарядов. Из дверей выскакивали северяне, рубили на ходу. Северяне в простых телогрейках, в робах мастеров, в поварских фартуках, в извозчицких тулупах. Зайдем в тыл… Тьма, нет у них тыла! Весь город восстал!

Джоакин крутанулся в пируэте. Пальнул туда, пальнул сюда, расчистил площадку, крикнул всем, кто жив:

– Стройся здесь! Поднять щиты, прикрыть стрелка! Круговая оборона!

Его услышали, кучка закатников ринулась на зов. Из подворотни вышли двое – в простом мещанском платье, но с копьями в руках. Вскинули древка, подсекли бегущих солдат и деловито закололи. Двузубыми копьями с огоньками очей. Имперская искровая пехота.

– Умрите! – заорал Джоакин и попытался выстрелить.

Тук! Огонек ударил ему в руку. Короткая стрелка с кровавой каплей у основанья. Искровый самострел! Попал в Перст Вильгельма – лишь потому Джо еще жив.

– Аааааа!..

Он прыгнул в сторону, влетел в ближайший дом. На бегу уложил кого-то, перепрыгнул через тело. Сзади щелкнуло – пригнулся; мелькнул огонек над головой. Гостиная, кухня, кладовка… Где же дверь черного хода?.. Рыжее, мелкое метнулось под ноги, мявкнуло. Он шарахнулся, врезался, что-то посыпалось, разбилось… Тьма вас сожри!

– Сдавайся, сволочь, ты окружен.

Оглянулся, дал серию огней, поджег коридор за собой. Саданул Перстом по задней двери. Выпрыгнул на задворки, помчал, не разбирая. Уйду из западни, потом сориентируюсь! Двор, палисад, другой двор. Куча дров, сарай, телега, псовая будка: «Гав-гав-гав…»

Тунк – болт в стену сарая за фут от него. С крыши бьют, гады…

Вильнул, выстрелил, вильнул. Влип лицом в белое, холодное. Замерзшее белье на веревке. Тьфу, напасть! Содрал, отбросил, прострелил забор. Прыгнул в дыру, присел, перевел дух.

Врагов не было – кажется, отстали. Но и закатники не появились – видимо, погибли все, кто следовал за ним. Вот тьма… Зато на центральной площади стоит целый полк. Вернуться бы туда – только каким путем?

Джоакин стянул шлем и прислушался. Там гремит, там звенит, там крики и стоны… Только на юге, вроде бы, тихо. Пройти как-то дворами в южный район и через него вернуться к центру. Либо – к медведям, что держат ворота.

Ну, а как пройти на юг? Ага, обойти курятник, перелезть сугробы. За поленницей в щель между домов. Теперь забор – не беда, пробить плетью. За забором – большой двор и сарай. Пройти его насквозь и, кажется, попаду куда надо…

Большое было строение, как для сарая. Скорей, похоже на склад или цех. Джоакин нашел заднюю дверь, сбил плетью замок, вошел. Внутри стоял резкий смрад, будто от краски или обувного клея. Сапожная мастерская? Нет, не она. Какие-то полотнища свисают со стропил – здоровенные куски цветной ткани. У стены стоят бочки и колбы, ванна для химикатов. Наверное, красильный цех…

Джо отбросил полотно, закрывшее дорогу, и тут острие копья уставилось ему в грудь.

– Не двигайся, парень.

Он произвел выстрел сразу, едва блеснул наконечник. Плеть сломала и древко, и руки врага, и ребра. В тот же миг Джо обернулся, поскольку второй копейщик зашел сзади. Поймал рожу в прицел, обвел подсветкой…

– Джоакин?! – выкрикнул враг.

Они застыли, точно две статуи. Джо целился в лицо своему бывшему оруженосцу. Весельчак держал на изготовке копье, но смотрел в сторону, вниз.

– Зачем же ты, брат… Что ты наделал…

Холодея от предчувствия, сир Джоакин Ив Ханна поглядел на первую жертву. Сломанный, как ветка, на полу лежал Салем из Саммерсвита.

– Нет!.. Я же не хотел… Не хотел я!..

Перед глазами поплыло. Не разбирая дороги, Джоакин бросился бежать.

* * *

Война в горах – особый вид искусства. Кажется, горы дают безграничные возможности для обороны, а также для засады. Все дороги узки, высоты труднодоступны, легко выбрать место, чтобы поймать врага в каменный мешок и расстреливать с высоты. Но важно понимать: тот, кто устраивает засаду, сам подвергается большому риску. Горы не дают ни пространства для маневра, ни запасных путей для отхода. Если хотя бы малый отряд врага сумеет зайти тебе в тыл – ты окажешься заперт и обречен на погибель. В горах идеальная позиция легко становится идеальной ловушкой.

Герцог и кайр учитывали это с самого начала, еще когда в степи планировали кампанию.

– Флеминг – вероломный фанатик, – говорил Джемис. – Он может попытаться обмануть нас, несмотря на заложников.

– Его обман тоже сыграет нам на руку! Флеминг попытается захватить нас в плен, чтобы узнать, где мы держим заложников. Он устроит засаду и поймает весь наш отряд в западню. А мы превратим его засаду в свою собственную.

– Тогда нужно заранее знать место западни. Вы же не можете предсказать мысли Флеминга!

– Я внук Агаты, предвиденье – мой талант! А еще, я сам скажу Флемингу, по какой дороге пойду.

– Даже на одной дороге будет несколько мест, подходящих для засады.

– Флеминг выберет из них ближайшее к Первой Зиме. Он захочет не только поймать нас, но и успеть поучаствовать в штурме замка. Потому да, я знаю наперед, где встанут беломорцы. И по какой тропе вы с Орудием зайдете ему в тыл.

На Беломорской дороге, всего в паре миль от Первой Зимы, есть ущелье. По обе стороны от него – плосковерхие выступы скалы, идеальные для размещения вражеских солдат. А еще выше на горной круче – едва заметная пастушья тропа. Много лет назад Эрвин бродил по ней, размышляя о стратемах, и угодил под дождь, и грелся в пещере у костра. Огонь развел Брант Стил – тогда еще не кайр и не грей, а обычный пастух, даже не узнавший Ориджина в лицо. А в своде пещеры имелась щель, через которую дым выходил наружу. Дымный хвост, бьющий прямо из склона горы, заметен очень далеко…

Из-за плеча вдовы Шер герцог смотрел на север – и губы растягивались в хищном оскале. Он видел дым – а значит, план битвы работал! Джемис на позиции и готов к атаке. Вражеское войско поделено на части, почти не связанные между собой. Их можно разбить, если ударить в нужный момент. И этот миг уже близок!

Шаваны расстреливали замок. Другие шаваны орали на обозных слуг:

– Прочь отсюда, лысые хвосты! Вы нам мешаете, уйдите!

Слуги кланялись им:

– Помилуйте, добрые господа! На нас напали сзади, нужна помощь!

Шаваны трясли нагайками и Перстами, кричали что-то грозное… Но Эрвин смотрел не на них, а на землю. Искал взглядом: нужное должно быть где-то здесь. Всюду мертвецы, буквально всюду. Среди них найдется и тот, который нужен.

Из воздуха возник Виттор Шейланд и сразу обрушился на обозных:

– Что за дурость?! В тылу никого нет, никто не нападал!

– Но добрый граф, мы видели сами…

– Вы идиоты! Случайно возник пожар – только и всего! Там нет врагов, убирайтесь!

Они стояли на месте, боясь уйти. А Эрвин искал глазами – и, наконец, нашел. Прижался к уху вдовы:

– Впереди, слева, труп возле знамени – видишь?

– Вижу.

– У него сигнальный рог. Слезь с коня и дай мне.

– Милорд, нужно трубить? У вас легкие… Давайте лучше я.

Эрвин взял ее за шею:

– Тот, кто затрубит, – умрет. Слезь с коня и дай мне.

Она аж вздрогнула под рукой.

– Милорд, я просигналю!..

– Глупая, – прошипел герцог. – Ты знаешь меня три дня. Умрешь когда-нибудь потом, за кого-то более знакомого. А сейчас – дай чертов рог и ложись на землю!

Он чуть не сбросил ее с седла и согнулся, давясь от кашля.

Граф Шейланд сказал:

– Я приказываю вам, идиоты, убраться в тыл. Вы мешаете ходу сражения. Уходите, или…

В этот миг у Сормаха слетела голова.

Всадники даже не заметили сразу – глядели на графа. Здоровенный однорукий шаван вздрогнул и уронил подбородок на грудь, а затем повалился из седла. Тело грянулось оземь, голова откинулась на лоскуте кожи, как на привязи.

– Лысый хвост!.. – крикнул кто-то из шаванов.

И тоже рухнул с коня, хватаясь за вмятину в груди.

Иона! – понял Эрвин. Сестра, милая, я тебя обожаю!

Шаваны завертелись на месте, целясь из луков, поднимая Персты. Они смотрели во все стороны, ища угрозу – но не находили. Рядом нет врагов, лишь толпа безоружных слуг обоза.

– Дух Червя… – начал шаван с Перстом и сложился вдвое. Плеть перебила хребет.

– Где он?! Где этот гад?!

Они секли взглядами толпу беженцев – и не видели стрелка.

Зато Эрвин видел все. Лид и Обри как бы невзначай сблизились, прикрыв Иону с двух сторон. А она лежала на трупе кайра – незаметная, мертвец среди мертвецов. Ничтожное движение ее руки никак не отследить, свист плети не расслышать в звуках боя. Раз – и голова ханида отпала на спину. Конь вздыбился, скинув с себя труп.

– Найти его! Найти шакала!..

Шаваны вскинули луки и Персты, грозно надвинулись на толпу. Две сотни всадников, в том числе восемь ханидов. Они недооценивали опасность, несчастное дурачье. Никто прежде не применял Персты тайком. При доле удачи Иона выкосит всех – а они так ее и не увидят!

– Милорд, я?.. – одними губами прошептала вдова Шер.

Он выдрал рог из ее руки и прошипел:

– Ложись, дура!

Пряча рог за спиной, чтоб не увидел Шейланд, Эрвин последним взглядом окинул поле боя. Теперь он действительно видел все.

Та часть орды, что бурлила перед замком, замедлила вращение, сгрудилась у моста. Она стреляла из Перстов и луков, но расслабилась – и стала уязвимой.

Шаваны задней линии гибли от руки Ионы и не думали ни о чем другом.

Из ворот Первой Зимы выбегали солдаты закатников. Спасались бегством! Их начали бить на улицах – согласно плану!

Все складывалось. Через несколько минут противник окажется в полном смятении. Вот время для атаки. Нужно подать сигнал!

– Это кто-то из обозных, – холодно произнес граф Шейланд. – Поскольку мы не видим его, остается один путь: убейте всех.

Ханиды подняли Персты в тот же миг, когда герцог поднес рог к губам.

Именно в этот миг он понял кое-что. Я не умру. Не сегодня, не завтра, никогда! Вот о чем говорила Агата: я приду в собор и увижу ее на фреске! Спасибо за шуточку, подруга.

Персты Вильгельма полыхнули, превращая в пепел обозных слуг. Толпа разразилась криком и метнулась врассыпную. Вдова Шер упала наземь, закрыв голову руками. А герцог Ориджин пришпорил коня и помчался вскачь.

На ходу он трубил сигнал к атаке.

Шаваны не сразу заметили его. Все побежали и поскакали, он тоже… С опозданием степняки поняли, откуда трубит рог. Сразу двое нацелили Персты – и Эрвин рванул лошаденку в сторону. Полыхнул огонь, жаром обдало лицо.

Иона, стреляй! Убей их для меня!

Один подох сразу. Второй – через миг.

Эрвин вонзил шпоры и погнал кобылу прямо на озерный лед. Смола горит на льду, но он еще цел, – значит, выдержит и меня! Эрвин влетел в клубы дыма и снова затрубил сигнал.

Мигнул Перст. Чиркнула плеть – разлетелись ледяные брызги. Давай, сестрица!

Он не оглядывался, поскольку знал: Иона убьет каждого, кто поднимет Перст Вильгельма. Шаваны ее не видят – а значит, им конец! Эрвин мчал по льду сквозь черный смоляной дым, прямо к родному замку. Всю силу легких, сколько осталось, он вливал в рог.

Сзади раздался топот, шаванский отряд выехал на лед и помчал по его следам. Над головою засвистели стрелы. Иона, не отвлекайся на этих! Бей перстоносцев, с мелочью справлюсь сам!

Он направил лошадь на черное блестящее пятно, где смола уже догорела. Здесь лед истончился, трещины побежали от копыт. Если б не фреска Агаты, прямо сейчас я мог бы погибнуть. Но я же точно переживу битву – так сказала Праматерь!..

За спиной раздался треск и плеск, и дикое ржание. Конные лучники ухнули в полынью. Эрвин выехал на твердый белый лед – и опустил рог, когда увидел ворота замка. Они были открыты, оттуда выезжали верховые кайры. Отцовская конница была готова к атаке. Только и ждала сигнала!

Рог – к черту. Глас Зимы – твой час пришел! Эрвин вскинул клинок над головою и начал разворот. Мимо замка – обратно в поле. Копыта выбивали дробь, меч сверкал, словно искра. Ударная кавалерия вытекала из предполья. И на мост, и на лед – всюду сразу. Красно-черная волна вырастала на глазах, а Эрвин мчал впереди нее. Как буревестник перед штормовой тучей.

Теперь он скакал прямиком на орду. Тьма тьмущая шаванов! Если хоть на миг представить, сколько их… Не стоит даже миг тратить на ерунду. Неважно, сколько. Они сдохнут, а я нет. Агата обещала!

Эрвин выбросил клинок вперед, острием указал прямо в сердце орды. Гром копыт накатывал сзади. Силища Первой Зимы догнала его, уперлась в спину, толкнула вперед. Он вылетел со льда на берег и вонзился в толпу степняков.

Впереди оказались лучники. Все еще – лучники! Двуцветный шторм налетел слишком быстро, шаваны не успели перестроиться. Они стреляли – поспешно, беспорядочно, – а кайры врубались в них. Тяжелая кавалерия смела передние ряды. Опрокинулись кони, люди посыпались, смешались с землей. Несколько ханидов открыли огонь, но не успели спрятаться за спины прикрытия. Вдох спустя волна накрыла их, вышибла из седел, перемолола железом подков. Один очутился возле Эрвина. Сброшенный с коня, перекатился, вскочил на ноги, поднял Перст. Шлем слетел с него – лицо столичника, а не шавана. Ветеран бригады, шел за Паулем от самой Реки… Глас Зимы разнес ему череп.

Эрвин мчал сквозь врага и кроил, и колол. Легкие горели, рука наливалась свинцом. Но меч будто сам тянул ее, куда надо. Вот конный лучник – пустил стрелу, промазал – лук на миг застыл в руке. Удар – кисть отлетает, брызжет кровью культя. Вот ганта с длинным мечом – орет, заносит клинок. Ты слишком медлителен, парень! Эрвин уже скачет дальше, а тот обливается кровью, роняя за спину меч. Вот черные усы и злые глаза – так и полыхают яростью. Хорошо, когда у шлема нет забрала! Глас Зимы ставит подпись – багряный росчерк поперек лица.

Сестра, – думает Эрвин. Иона, любимая, этот праздник я хочу делить с тобой! Правда же, твой Перст достает сюда?

Голова врага лопается, как орех. Эрвин не успел донести меч, а она разлетелась сама. Эй, дорогая, не отбирай мое лакомство! Торт большой, возьми другой кусочек!

Впереди тяжелый отряд врага. Пластинчатая броня, длинные копья. Да, у шаванов тоже есть такое. И я мчу прямиком туда, а их – человек двести. При всем желании сестра не уложит столько… Светлая Агата, к тебе обращаюсь! Ты сказала: мы увидимся в соборе. Я точно запомнил: не на Звезде!

– За Север! За Агату!..

Красно-черное вокруг него, и красно-черное – в небе! Огненные снаряды, дымные хвосты – залп камнеметов. Бочонки смолы лопаются среди врагов, кони ржут и мечутся, встают на дыбы. Кайры врезаются в месиво. Тяжелые рыцари Стэтхема нанизывают шаванов на копья, точно жуков на иглы. У Эрвина нет копья, но есть Глас Зимы – быстрый, как ветер. А враг смятен и не успевает защищаться. Шаван шарахнулся от огня – прямо под клинок. Конь на дыбы – получай удар по ноге всадника. А этот только замахнулся – сразу сдох от плети. Ну что же ты, сестра! Я бы достал его, уколол под щитом, неужели не видишь?..

– Милоорд!.. – кричат откуда-то.

Он еле слышит. Оглушен звоном стали, громом копыт, грохотом крови в ушах.

– Милооорд, назааад!

Какого черта – назад?! Это мой торт, я хочу его съесть! Иона выдирает куски изо рта, а теперь еще вы?

– За Агату! За Север!.. – кричит он, рубя нового шавана.

То есть, думает, что кричит, а на деле – едва шепчет. И рука уже совсем тяжела, даже легкий Глас Зимы ощущается как молот.

– Берегитесь, милорд! Впереди Перст!

Точно! Вон там – шаван без меча, машет голой рукой, как дирижер в оркестре. Сейчас я его! Пока Иона не опередила!

Эрвин прорывается сквозь жидкое прикрытие. Чей-то меч свищет мимо головы, ответным ударом герцог разрубает шею. Бедные идиоты, на что вы надеетесь? Я же не могу умереть!

Он скачет прямо на ханида, и уже видит точку, куда войдет клинок Гласа Зимы. «Дирижер» делает взмах рукой. Плеть разбивает череп кобылы и на излете хлещет Эрвина по ребрам.

Он летит, он падает наземь. Хватается за собственный бок, чувствует холод стали. Ага, это вывернуло пластины брони. А это что? Скользкое, твердое, зазубренное… Обломок ребра? Торчит наружу?.. Нет, чушь какая-то! Агата поклялась, я не могу умереть сегодня!..

Вдох спустя его накрывает чудовищная боль.

* * *

На радостях Менсон крепко поцеловал жену и вспрыгнул на стол, опрокинув посуду.

– Брр-раво, кайры! Так держать!

Картина изменилась перед его глазами. Теперь Менсон видел не воинов и коней – а лучи. Из ворот замка лилась река прекрасного рубинового света. Широкой волною катилась по земле и смывала мусор. Ох, и много его было: всю долину усыпали куски зеленой, коричневой, желтой грязи – как бутылки и объедки после долгого застолья. Река сметала их с пути, подминала под себя, растворяла. Иногда попадался слишком твердый комок, река не могла сразу поглотить его. Тогда помогал кто-то невидимый: ниоткуда прилетала молния, раскалывала комок, и обломки тут же терялись в потоке. Река очищала долину, оставляя после себя лишь белый снег в алых каплях. Это было так красиво, что сердце старого шута пело от восторга.

Город тоже теперь выглядел иначе. Вместо стен, улиц и крыш Менсон видел живое существо: матерого, сильного, хищного зверя. Охотник ранил его, вогнав копье в грудь. Но зверь, рыча от ярости, ударил в ответ – и копье вылетело из раны, а охотник покатился кубарем, ломая себе кости. На глаза Менсона навернулись слезы радости:

– Смогли все-таки! Смогли, молодцы мои…

Адриан и ганта Бирай, и все, кто ставил на Шейланда, молча хлопали ртами. За какой-то час все перевернулось с ног на голову. Только что битва казалась решенной – но вот закатники побиты и изгнаны, орда обращена в бегство, а на стороне Ориджинов появился перстоносец.

– К-к-как это случилось?.. – заикаясь, выдавил герцог Морис.

– Зы-зы-запросто! – передразнил шут. – Поставили засаду – точно как у тебя в Лабелине. А орду обезглавили Перстом и погнали к чер-ррртям собачьим!

– Откуда возник Перст? – полюбопытствовал Второй из Пяти.

Ему ответил Франциск-Илиан:

– Младший Ориджин вернулся из Степи. Должно быть, захватил пленника.

Адриан и Серебряный Лис не раскрывали ртов. Все их вдумчивые прогнозы лопнули по швам. Закатники отступали из города в состоянии, близком к панике. Кавалерия Стэтхема вошла в раж и гнала шаванов через лабиринт. Петляя среди глыб, степняки теряли скорость, и северяне с удовольствием рубили их. Невидимый перстоносец тоже продолжал свою жатву.

– Королева Маделин, вы подвели меня, – наконец, сказал владыка. – Ваш агент солгал. Ориджин не собирался идти на сделку.

Леди-во-Тьме лишь пожала плечами:

– Даже лучших агентов иногда раскрывают. Вы должны были учесть возможность.

Адриан скрипнул зубами и повернулся к изображению:

– А ну, покажите мне северный фланг!

Птаха перемахнула через замок, чей гарнизон боролся с пожаром, и спикировала к северному предполью.

Менсон охнул, на миг растерявшись в разноцветном вихре. Смешались багрянец кайров, шейландская зелень, альмерская белизна. Яркой черной точкой выделялся полководец, лорд Рихард. Вопреки законам природы, он был черен – и светился. Лучи мрака окружали его ореолом. Шут видел душу полководца: ни расстояние, ни доспехи не могли ее скрыть. Рихард кипел бешенством и отчаяньем. Он видел, как орда обратилась в бегство. План наступления рухнул, последний шанс на победу остался в его собственных руках. Атаковать с севера – стремительно, сейчас! Раздавить кайров Блэкберри, пробить стену, ворваться в замок… Черными лучами гнева он хлестал своих солдат: на штурм, поганые трусы, в атаку!

Но солдаты тоже видели поражение орды. Они прекрасно понимали: кавалерия Стэтхема может объехать озеро и прискакать сюда, по наши души. Не лучше ли отойти, пока возможно?

Единственными, кто легко подчинился приказу, были монахи братства Вильгельма. Остальных солдат Рихард гнал в бой насмешками, посулами наград, прямыми угрозами: «Атакуйте, или я вас перебью!» Кое-как он слепил воедино куски, на которые разваливался корпус, и бросил в наступление. Лишь одна часть не вступила в бой: беломорские кайры как стояли на фланге, так и остались. Рихард в бешенстве помчал к ним, с криком обрушился на командира… И Менсон заранее знал, что произойдет: видел по цвету. Эти кайры светились рубиновым, в точности как Первая Зима.

Арбалетный залп ошеломил Рихарда. Незримая броня защитила его тело, но коня она не прикрывала! Животное рухнуло, пораженное в голову. Рихард выпрыгнул из седла, неловко приземлился среди кайров. В следующий миг на него, как на мустанга, набросили аркан. Опрокинули на землю, навалились, принялись вязать. Пояс Колдуна задерживал железо, но голые руки с веревками проникали сквозь барьер. Рихард бился под грудой врагов, пульсировал мраком, истекал черными слезами… А «беломорцы» уже отбросили свой флаг и подняли черного нетопыря ориджинов. То были не кайры Флеминга, а переодетые иксы.

Шейландцы и альмерцы не успели опомниться, как их атаковали с двух сторон. Кайры полковника Блэкберри давили по фронту, иксы налетели с фланга. Люди графа Виттора заняли оборону, перстоносцы открыли огонь из-за спин латников. Но внезапно солдаты графа стали падать на землю с тяжелыми увечьями. Сами собою лопались доспехи, ломались кости, трещали черепа. По ним били плетью Вильгельма! Стрелок спрятался в скалах и видел врага, как на ладони. А перстоносцы Шейланда никак его не замечали. Они начали поливать скалы огнем – и этим только привлекли к себе внимание. Герцогский стрелок перебил троих, а четвертый – последний – бросился наутек.

– Лысые хвосты, – выругался Бирай и хватил кулаком по стене.

– Глядите, глядите!.. – вскричала Валери.

Первую атаку в этот день совершили монахи братства Вильгельма, на их же долю выпала и последняя. Шейландцы и альмерские рыцари уже дрогнули и готовы были сдаться. Но для вильгельминцев поражение в этой битве стало бы крушением веры. Сдаться – значило предать память Галларда. Монахи не могли этого сделать.

Пока стрелок герцога расправлялся с перстоносцами, монахи ушли из-под огня, перегруппировались и ринулись в отчаянный бросок. По северному флангу обойдя месиво боя, внезапно обрушились на иксовые роты. Менсон видел, как столкнулись два огня, проникли друг в друга иглами света, сплелись в танце – и начали угасать. То была схватка двух смертельно измотанных врагов. Иксы совершили долгий марш и с трудом одолели засаду беломорцев. Монахи Вильгельма тяжко штурмовали лабиринт, затем сражались на северном фланге. И тем, и другим пора было снять доспехи и рухнуть без сил. Но таковы были вера и мужество вильгельминцев, что им удалось-таки потеснить иксов! Одна рота боевого братства пробилась к месту падения Рихарда. Кайры бросили пленника и схватились за мечи. А Рихард, оставленный лежать, нашел способ скинуть с себя путы. Он был связан по рукам и ногам, но Перст Вильгельма оставался при нем, и Рихард выстрелил. Туда, куда мог: в землю под собой. Он очутился в сплошной луже огня, одежда полыхнула на нем, однако сгорели и веревки. Извиваясь от боли, покрытый ожогами, он сумел дать несколько выстрелов по врагу. Ближайшие иксы упали замертво, и монахи окружили Рихарда.

Целиком перенесшись на поле боя, Менсон уже и забыл, где на самом деле находится. Кажется, он целовал жену, потом плясал по столу и очутился возле владыки. Потом явился адъютант с докладом для Адриана, загородив собой весь вид. Менсон, ругаясь, отошел в сторону – как тут Карен поймала его за руку:

– Послушай меня…

– Давай потом! Лучше смотри: мы побеждаем!

Это было уже очевидно. Монахи подняли Рихарда на ноги, накрыли плащом, чтобы герцогский стрелок не мог его отличить. Но положение уже стало безнадежным. Шейландские солдаты обратились в бегство, рыцари Альмеры сдавались в плен, Рихард остался с одними вильгельминцами. Северные арбалетчики взяли под прицел монашеский отряд, иксы перегруппировались и изготовились к бою. Однорукий командир иксов поднял платок – предложил переговоры. Монашеский командир вышел вперед. Оба откинули забрала и так кивнули друг другу, что стало ясно: они знакомы. Гордон Сью указал на землю и что-то сказал – видимо, предложил сдаться. Монах мрачно качнул головой. Гордон Сью глянул через плечо: на батальон Блэкберри, на арбалетчиков, занявших позицию. Дескать: я признаю твою отвагу, но шансов-то нет. Монах сотворил спираль и шагнул назад, под защиту своих бойцов. Они сомкнули щиты и начали пятиться в сторону гор. Где-то среди монахов был Рихард с Перстом Вильгельма. За вдох он мог убить командира иксов – однако не стрелял. И Гордон Сью тоже не дал команды арбалетчикам. Монахи отступали в горы, иксы смотрели им вслед. Менсон видел тонкие серебристые нити, связывающие врагов...

– Любимый, это очень важно.

Карен сжала его ладонь и прошептала прямо в ухо:

– Сейчас случится плохое. Пускай эта вещь будет у тебя.

Менсон ощутил в пальцах нечто маленькое и круглое.

– Что за дрянь?..

– Не смотри. Только слушай. В столице я встретила Дороти, а после нашла пилюлю в своей сумке. Это медленный смертельный яд.

Шут задрожал и хотел отбросить пилюлю, но сухие пальцы жены не отпускали его.

– Слушай внимательно. У меня осталась минута. Произойдет неизбежное. Сохрани яд. Возможно, ты захочешь убить человека. Надеюсь, захочешь.

– Да что за…

– Я очень люблю тебя. Всегда буду любить.

Он потянулся ее поцеловать.

– Взять их! – приказал Адриан.

Вдох спустя руки ганты Бирая оттащили шута от жены. Птаха без Плоти все еще показывала что-то, но взгляды придворных обратились к Менсону.

– Скажи-ка, старый друг, – осведомился владыка, – ты об этом знал?

Шут заморгал:

– О чем?..

– Не разыгрывай наивность. Знал или нет?

– Да о чем? Что Ориджины победят? Ну да, догадался…

– Не об этом речь, друг мой, – Адриан потряс бумагой, которую принес адъютант. – Здесь донесение с берега Верхней Близняшки. Что в нем сказано?

Менсон вызверился:

– Да очумели вы с этой Близняшкой! На кой она вам сдалась? Там вино течет вместо воды?!

И лишь потом, по движению брови владыки, шут понял, что натворил.

– Ты сказал: «сдалась вам». А кто еще говорил тебе о Верхней Близняшке?

Менсон сжал зубы, челюсти буквально свело судорогой. Несколько крупных шмелей взлетели над головой Адриана.

– Кто-то звал тебя поехать на Близняшку, не правда ли? Любопытно, кто?..

Владыка повернулся, и его шмели, как по команде, впились в лицо Карен.

– Вы-то знали, леди Лайтхарт. Вы точно знали… – Адриан повысил голос, чтобы слышали все в трапезной, – …о том, что герцог Фарвей предоставил флот ориджинскому генералу Хортону. О том, что пять батальонов кайров, а также полк вашего брата встали на берегу Верхней Близняшки – то есть, у нас за спиной!

Кто-то ахнул, кто-то зашептался, чей-то бокал звякнул об пол. Шмели ползали по голове Карен, жалили щеки, забирались в волосы.

– Оставь ее, владыка! – заорал Менсон. – Она баба, что с нее взять. Это я виноват, что не уследил! Меня накажи!

Адриан качнул головой:

– Я предупреждал, что спрошу с нее. Леди Карен Арденская, в девичестве Лайтхарт, обвиняется в измене. Впредь до суда она помещается в темницу Майнского замка.

По его сигналу Гурлах и Косматый схватили Карен и потащили прочь. Она смотрела только на мужа, и он читал по губам: «Я люблю тебя. Всегда буду любить».

Менсон рванулся к жене, но Бирай сшиб его с ног и бросил на колени.

– Для твоего же блага, – сказал Адриан, – тебя тоже стоило запереть. Но мы применим иной способ. Где твой флакон?

Бирай охлопал карманы шута и вытащил пузырек. Адриан понюхал жидкость.

– Я знаю твои хитрости. На сей раз вода не подойдет, нужно проверенное средство.

Он махнул болотнику, и тот подал владыке другой пузырек.

– Здесь настоящая эхиота. Выпей-ка, успокой нервы.

Менсон потянулся было, но отдернул руку, вспомнив про яд, зажатый в ладони.

– Пей! – приказал Адриан и открыл пузырек. – Выпей сразу половину!

Другой рукой шут схватил стекляшку и вылил зелье в рот.

– Молодчина. Ганта Бирай, проследи за тем, чтобы он принимал лекарство утром и вечером. А сейчас, господа, прошу покинуть трапезную… – Владыка оглянулся на окно, за которым остатки армии Шейланда уходили из долины. – Генералы, вас прошу остаться. Нужно обсудить нашу дальнейшую стратегию.

* * *

Джоакин вылетел из города ни жив, ни мертв. Его трясло, Перст Вильгельма обжигал кожу. Казалось, руку заковали в раскаленные кандалы. Был и страх – как не быть, если на глазах Джоакина городские улицы разжевали целый полк! Но не страх гнал рыцаря из Первой Зимы.

Он очутился в поле, среди сотен отступающих закатников. Все растерянные, ошеломленные – дикие глаза, перекошенные рты. Они выглядели как люди, сбежавшие из пасти чудовища. Однако имелось подобие порядка: знаменосцы размахивали вымпелами частей, капитаны собирали свои роты. Штаб генерала Хориса сумел покинуть город, на что указывал его личный вымпел. Джоакин направил коня туда.

Вокруг штаба бурлило. Выжившие офицеры подъезжали за приказами, адъютанты генерала передавали им: собраться здесь и там, доложить о потерях, построиться в колонны. Джоакин проехал сквозь водоворот, приблизился к Хорису. Его встретил перстоносец генерала:

– Ага, ты выжил! Значит, двое нас.

Я больше не стреляю, – хотел сказать Джоакин, но зачем говорить это простому солдату?

– Генерал, позвольте…

Хорис заметил его:

– Сир Джоакин…

– Случилось страшное, – сказал рыцарь.

– Да, случилось, – согласился генерал.

Оба говорили не о поражении. Было и нечто пострашнее.

– Погиб прекрасный человек, – сказал рыцарь.

– Да, – кивнул генерал.

– Я его убил.

– Нет, не вы.

Перст буквально полыхнул при этих словах. Джоакин едва удержался, чтоб не содрать его с руки. Наверное, Хорис хотел утешить рыцаря: «не вы убили» – значит, убил Избранный, а вы лишь стали инструментом. Но на сей раз Джоакин не смог поверить. Я убил, только я.

– Мы готовимся… – начал Хорис, и тут повеяло прохладой.

Блеснув серебром доспехов, возник граф Шейланд.

– Что происходит, тьма сожри? Почему вы здесь?!

– Мы потеряли город, – холодно доложил генерал. – Тщательно спланированная засада, примерно двадцать тысяч человек, усиленных искрой.

– Идиоты! Как вы могли попасть в засаду?!

– Вы мне ответьте, граф. Вы провели разведку и сказали, что в городе только мирные люди. Но там оказался целый искровый полк.

Шейланд грязно выбранился.

– Не видел я этих гадов! Наверное, переоделись в городскую шваль!

Джоакин переспросил:

– В шваль?

– В холопов, в мужичье!.. Скинули мундиры, надели тряпки!

Рыцаря больно укололо под ребра. Холопы, мужичье…

– Генерал, – процедил граф, – я приказываю вам вернуть город.

– Это невозможно, – ответил Хорис.

– Еще как возможно! На сей раз не допускайте засад. Просто жгите Перстами каждый дом на пути. Превратите это место в пепелище – и над пустыней поднимите наш флаг!

Губы Хориса искривила печальная улыбка:

– Скажу иначе: я не хочу этого делать. Вы же знаете, что произошло?