Текст книги "Демон-Апостол"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 35 страниц)

А потому брату Фрэнсису хотелось рассказать им, как все происходило на самом деле, показать, что в изложении Браумина все события искажены, хотя… Хотя на самом деле Фрэнсису мало что было известно об этих событиях.

Он так и не вошел. Стоял у двери, истекая потом, тяжело дыша и успокаивая себя тем, что услышит остальную часть беседы и сможет выступить свидетелем перед отцом Марквортом против этих преступников, когда их призовут к ответу.

– Эта книга, – снова приступил к делу Браумин, доставая древний том из складок просторной рясы, – была найдена магистром Джоджонахом в очень старой библиотеке, не так далеко от того места, где мы сейчас находимся. Думаю, магистр Джоджонах чувствовал, что жить ему осталось недолго, и отчаянно пытался отыскать в исторических записях ответ на волнующий его вопрос.

– И он нашел его! – продолжал Браумин, выдержав драматическую паузу. – Вот здесь, в этой самой книге, подробном описании, сделанном братом Фрэнсисом…

– Фрэнсисом? – пискнул Виссенти почти истерическим тоном.

– Другим Фрэнсисом, – объяснил Браумин. – Человеком, который жил семь столетий назад.

– Ну да, это не мог быть наш Фрэнсис, – с усмешкой сказал Виссенти.

– Вряд ли наш дорогой брат Фрэнсис способен написать что-то такое, чего магистр Джоджонах не знал бы, – рассмеявшись, заметил Кастинагис.

– Разве что записки самоубийцы, – вмешался в разговор Делман, и все расхохотались.

Браумин быстро успокоил их, вернув разговор к прежней теме. Оказывается, в прошлые времена монахи Санта-Мер-Абель снаряжали на Пиманиникуит собственный корабль и открыто, хотя и с благоговением, говорили о священном острове. Никаких убийств или мятежей не было. Плавание, служившее поводом для великого праздника, не было порождением безудержной алчности, способной завести даже на стезю убийств.

Слушатели вздыхали и улыбались – приятно было сознавать, что святые заповеди, на которых основывалась церковь Абеля, в самом деле существовали, хотя, к сожалению, сейчас были позабыты.

Брат Фрэнсис отнюдь не радовался; более того, его терпению пришел конец. Он толкнул дверь и ворвался в комнату. Все четверо вскочили и окружили его, едва не соприкасаясь головами.

– Грязная ложь! – воскликнул он. – Твои слова только внешне почтительны, а по существу, ты говоришь ересь.

– Ересь? – переспросил Браумин, стиснув кулаки.

Он сделал знак брату Виссенти. Тот, заметно нервничая, вышел в коридор, огляделся и, вернувшись в комнату, неслышно затворил за собой дверь.

– Ересь, – решительно повторил Фрэнсис. – Да за одни эти лживые слова человека могут сжечь на костре, а тех, кто их слушает…

– Лживые слова? – воскликнул Делман. – Рассказ брата Браумина звучит гораздо правдоподобнее того, о чем нам говорят отец Маркворт и магистры!

– Ты уже поддался порче! – возразил Фрэнсис. – Наслушался полуправды, искажающей священные события!

– Значит, ты считаешь, что мой рассказ о судьбе «Бегущего» лжив? – спросил Браумин.

– Все твои слова лживы! Ты глуп, брат Браумин, а эти твои подпевалы и вовсе ничего не соображают. Однако знайте: вы играете в опасные игры, гораздо более опасные, чем вы можете себе представить.

– Можем, очень даже можем, ведь все мы были свидетелями того, что произошло с магистром Джоджонахом, – сказал Кастинагис.

Перед внутренним взором Фрэнсиса внезапно возник образ магистра, и ему стало не по себе.

– Зачем ты пришел сюда? – спросил его Браумин.

– Чтобы назвать глупца глупцом, – ответил Фрэнсис, – и предостеречь его, чтобы он не обольщался, его тайна раскрыта. Чтобы предостеречь всех вас. – Он обвел взглядом собравшихся. – Ваши еретические разглагольствования очень опасны, потому что их могут услышать и принять на веру другие. А ты, брат Кастинагис, призови на помощь все свое воображение и представь себя на месте маги… Джоджонаха.

Он повернулся, собираясь покинуть комнату, а остальные замерли в тревожном ожидании. Неужели Браумин так и позволит ему уйти?

Однако Браумин лишь кивнул. Братья расступились, освобождая Фрэнсису дорогу, и он беспрепятственно покинул комнату.

– Думаю, нашим встречам пришел конец, – с кривой улыбкой заметил Кастинагис.

Брат Браумин посмотрел сначала на него, потом на всех остальных. Ему хотелось успокоить товарищей, сказать, что их вера в него и в дело, доверенное ему магистром Джоджонахом, имеет под собой веские основания.

Но он не находил слов. В сознании каждого из них сейчас всплывал образ Джоджонаха, и Браумин не мог сделать ничего, чтобы изгнать его оттуда, не мог заверить их, что им не придется разделить судьбу магистра. На какое-то мгновение он задумался: может, и впрямь не следовало выпускать отсюда брата Фрэнсиса? Но что они могли сделать? Убить его? Или захватить в плен и держать под замком на одном из нижних этажей Санта-Мер-Абель?

Брат Браумин закрыл глаза и покачал головой. Единственным, что могло помешать раскрытию их тайны, было убийство брата Фрэнсиса.

Но как раз этого они сделать не могли.

– Прошлой ночью после вечерни брат Браумин отправился не в свою комнату, – заявил отец Маркворт. Брат Фрэнсис кивнул, стараясь выглядеть удивленным. – Ты знал об этом?

– Вы же сами велели мне приглядывать за ним, – ответил Фрэнсис.

Отец Маркворт помолчал в надежде услышать подробности, разочарованно вздохнул и задал наводящий вопрос:

– И куда же он пошел?

– Вниз, – коротко ответил Фрэнсис, но тут же торопливо продолжил, заметив недовольство на лице Маркворта. – Он постоянно спускается в библиотеку, где в последнее время работал еретик Джоджонах.

– Значит, он тоже на пути к проклятию.

Признание о том, что он видел и слышал, готово было сорваться с уст Фрэнсиса – пусть эти глупцы расплатятся за то, что сделали! – но его удержало одно обстоятельство. Прежде ему хотелось услышать от Маркворта, что на самом деле произошло с «Бегущим».

Он, однако, не сказал ни слова. Учитывая события последних месяцев – захват Чиличанков, холодное равнодушие, с которым Маркворт воспринял убийство Фрэнсисом Греди, казнь Джоджонаха, – Фрэнсис чувствовал, что не готов услышать подлинную историю «Бегущего». И еще он не знал, что станет делать со своей совестью, если выдаст Браумина и его товарищей, а потом будет стоять на площади деревни Санта-Мер-Абель и смотреть, как их пожирает пламя.

– Кто был с братом Браумином? – внезапно спросил Маркворт.

Фрэнсис хотел было сказать, что тот был один, но вопрос прозвучал слишком неожиданно. К тому же его терзал страх, что Маркворт уже знает правду.

– Брат Виссенти, – выпалил он.

– Ну конечно, кто же еще, – задумчиво произнес Маркворт. – Нервный маленький негодяй. И как я только допустил его в Санта-Мер-Абель! И брат Делман наверняка тоже с ними. Ах, вот этого жаль! В нем скрывается огромный потенциал. Именно поэтому я внес его в список монахов, которым было дозволено совершить паломничество на гору Аида.

– Может, этого не следовало делать, – осмелился высказаться Фрэнсис. – Может, именно во время этого путешествия он и попал под разлагающее влияние Джоджонаха.

– А разве ты не путешествовал вместе с ними? – с усмешкой спросил Маркворт. Фрэнсис с беспомощным видом поднял руки. – И еще кто? Кастинагис?

– Не знаю, может быть, – ответил Фрэнсис. – Я не мог подойти слишком близко. В этих нижних коридорах всегда пусто, и звук шагов отдается громким эхом.

– Подумать только! Еретические речи в самых недрах моего аббатства. – Маркворт уселся за письменный стол, с отвращением покачивая головой. – Как глубоко уходят корни заговора Джоджонаха? Впрочем, не важно. – Внезапно в его голосе зазвучала решимость. Он достал из ящика стола пергамент и потянулся к перу. – Жалкие ничтожества, не больше. Достаточно одного росчерка пера…

– Прошу прощения, отец-настоятель, – прервал его Фрэнсис, положив руку на пергамент.

Старик недоуменно поднял на него взгляд.

– У меня нет уверенности насчет их намерений, – торопливо объяснил Фрэнсис.

– Разве это не очевидно?

– По-моему, они просто пытаются найти для себя объяснение… – Фрэнсис запнулся, подыскивая нужные слова, – смерти Джоджонаха. И брат Браумин, и остальные знали его только с хорошей стороны. Он был их учителем.

– Нетрудно догадаться, чему он их учил, – сухо ответил Маркворт.

– Может быть. Однако более вероятно, что они просто пытаются понять причину тревоги, которая томит их души.

Маркворт откинулся в кресле, пристально глядя на Фрэнсиса.

– Твое сочувствие к ним кажется странным и неуместным.

– Это не сочувствие, а прагматизм. Брат Браумин – личность известная в других аббатствах, и многие относятся к нему с симпатией. К тому же ни для кого не секрет, что он был очень близок с Джоджонахом. Разве не по этой причине вы в прошлый раз сказали, что собираетесь возвысить его до магистра?

– Все, что я могу сделать для любого еретика, – это помочь ему поскорее воссоединиться с демоном, которого он почитает как своего бога, – ответил Маркворт.

– Но ведь, может быть, брату Браумину нужно просто немного времени, чтобы осознать правду, – сымпровизировал Фрэнсис, не веря собственным ушам.

– В таком случае, пусть поторопится, – зловещим тоном ответил Маркворт.

Фрэнсис выпрямился и отошел от стола.

– Конечно, отец-настоятель. Я буду продолжать следить за каждым его шагом.

– С расстояния, неприметно. Может, в заброшенную нами сеть попадут и другие еретики, и тогда я одним махом прихлопну их всех, продемонстрировав подлинную мощь подлинного Бога.

Фрэнсис кивнул, поклонился и вышел из комнаты. Его потрясло главным образом собственное поведение. Почему он не выдал Браумина и его товарищей? Ведь он не верил ни единому их слову. Они уже ступили на тропу ереси, которая, несомненно, приведет их туда же, где оказался Джоджонах.

Мысленно повторяя эти слова, точно литанию, он старался не думать, не вспоминать…

…о том, что на пороге смерти магистр Джоджонах простил его.

ГЛАВА 5
РАЗЛУКА

Элбрайн и Пони помогли капитану Килрони доставить пленников в Кертинеллу и разместить их в одном из сараев. Хотя никто из карликов как будто не помышлял о бегстве, капитан не поскупился на охрану, предварительно разбив пленников на группы по трое в каждой.

Элбрайн сам отвел на место Грейстоуна и Дара – Пони слишком устала и тут же отправилась в предоставленный им с Элбрайном дом. Вернувшись через полчаса, он думал, что она уже спит, однако Пони, все еще в насквозь промокшей одежде, стояла у окна и смотрела в лес.

– Смотри, дыру в полу протопчешь, – с улыбкой сказал он.

Она мимолетно улыбнулась в ответ и снова отвернулась к окну.

– Нам нужно поговорить о том, что произошло сегодня ночью, – сказал Элбрайн, расстроенный тем, что Пони обошлась без его помощи.

– Существовала проблема, мы с кентавром ее уладили, вот и все.

– Эта проблема могла быть улажена и по-другому, – возразил он, – с меньшим риском.

Пони повернулась к Элбрайну с сердитым выражением лица.

– С меньшим риском для кого? Даже если бы весь гарнизон Палмариса участвовал в сражении, оно не прошло бы успешнее. Ни один человек не получил ни царапины, а угроза ликвидирована.

Она еще не договорила, а Элбрайн, точно защищаясь, поднял руки.

– Я просто боюсь…

– Что меня могут ранить? – перебила его Пони. – Или убить? Я тебе много раз говорила – не позволяй себе защищать меня.

– Что ты, что ты! Ровно в той степени, в какой ты позволяешь защищать меня. Просто я не уверен, что ты поступаешь разумно. – Он остановился, полагая, что она тут же бросится в атаку. Однако Пони лишь грустно смотрела на него, склонив голову набок. – Очевидно, что завал перед пещерой вспыхнул не от удара молнии.

– Ты так говоришь только потому, что знаешь о моей способности работать с камнями.

– Совершенно очевидно также, что магическое воздействие было очень сильным, – продолжал Элбрайн. – Кто знает? Может, в этой местности уже бродят монахи, которых отправили разыскивать нас и кентавра. Им не составит труда обнаружить, что кто-то использовал камни. – Пони кивнула; против этого ей нечего было возразить. – А пленники? Представляешь, какие слухи они могут распустить о твоем могуществе?

– Большинство тех, кто почувствовал его на себе, мертвы, – с мрачным видом ответила Пони.

– И все же я понимаю и тебя, и Смотрителя, – торопливо добавил Элбрайн. – Вас обоих переполняет праведный гнев, и тем не менее именно вам сейчас приходится мириться с пассивной ролью.

В этот момент Пони едва не сообщила ему о беременности. Она хотела объяснить ему, что позволила себе этот взрыв, потому что в ближайшее время у нее не будет другой возможности отомстить врагам, излить свою ярость; что ради будущего ребенка она собирается укрыться в более безопасном месте, что…

Он все говорил и говорил – о походе в Тимберленд, о том, что Пони и кентавр смогут принимать участие в сражениях, как только солдаты покинут их.

Она вряд ли слышала хотя бы слово, просто смотрела на этого человека, которого так любила. Медленно подошла к нему, а потом, оказавшись совсем рядом, подняла руку и приложила палец к его губам, заставив замолчать. Провела кончиком пальца по щеке, поднялась на цыпочки и нежно поцеловала его.

И сразу же почувствовала, как он напрягся, – наверняка вспомнил их яростное соитие недавно в лесу. Пони отступила, медленно скользя рукой по его щеке.

И вдруг этот момент внутренней тишины разрушила капля, скатившаяся с волос Элбрайна и со звонким «цанг!» упавшая им под ноги. Оба поглядели вниз и нервно засмеялись, увидев, что рядом с ними на полу уже натекла лужа. Потом они посмотрели в глаза друг другу, вспоминая все, что их связывало, все, что пришлось вместе пережить. Пони снова поцеловала его, и еще раз, и еще, все более страстно.

Не говоря ни слова, отступила на шаг и расстегнула плащ, позволив ему упасть на пол. Расшнуровала тунику и стянула ее через голову. Так, обнаженная по пояс, она замерла, глядя на своего возлюбленного.

Он, однако, тоже не двигался с места. Не уверен, что правильно понял ее? До сих пор потрясен той яростью, с которой она в прошлый раз накинулась на него?

Грустно улыбнувшись, Пони снова подошла к Элбрайну, поцеловала, и его руки наконец обхватили ее плечи, заскользили по влажному телу.

На этот раз все было совсем иначе, чем тогда, в лесу, – легкие прикосновения, ласковые слова, нежные поцелуи и объятия.

Потом они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Пони больше не заводила разговора о своих дальнейших намерениях, но оба знали – с утренним светом они расстанутся. Она поскачет на юг, ему предстоит дорога на север.

И снова у нее мелькнула мысль рассказать ему о своем состоянии, и снова она отвергла ее, исключительно ради его душевного спокойствия. Перед ним лежит долгий путь на север, в Дундалис, когда-то бывший их домом. Чтобы выполнить свою задачу – обеспечить безопасность каравана и очистить регион от остатков вражеских сил, – Элбрайн не должен ни на что отвлекаться.

Всю оставшуюся часть дня и ночь они не расставались и никуда не выходили. Разговаривали мало, просто радовались обществу друг друга.

Утро выдалось ярким и чистым. Они пошли в лес; на прощание – совместный танец с мечом. Потом Пони оседлала Грейстоуна и упаковала припасы.

– Встретимся здесь же в день весеннего равноденствия, – сказал Элбрайн.

– Всего-то три месяца. Ты управишься?

– Вряд ли мне удастся долго удерживать Томаса, – ответил он. – Он так и рвется в Тимберленд.

– Тогда немедленно отправляйся в путь и поскорее возвращайся обратно. Я буду ждать тебя здесь.

Элбрайн вздохнул и вдруг улыбнулся ей мальчишеской улыбкой; зеленые глаза сверкнули в утреннем свете.

– Слишком долго без тебя.

– Значит, договорились – встречаемся в Кертинелле в день весеннего равноденствия, – сказала Пони. – К тому времени я окончательно успокоюсь, перестану оглядываться на прошлое, буду смотреть только вперед.

– Ну да, ведь впереди нас ждет безоблачная жизнь без забот и тревог.

Оба рассмеялись, прекрасно понимая, что для воспитанного эльфами рейнджера легких путей нет. Они будут жить на краю Вайлдерлендса, защищая три маленькие деревушки от гоблинов и поври, великанов и диких зверей; вместе со Смотрителем защищая животных и лес от легкомысленных и черствых людей.

Нет, это не будет безоблачная жизнь без забот и тревог, понимала Пони. Хотя бы потому, что в нее войдут плач и смех малыша со всеми сопутствующими этому радостями и горестями. И снова признание едва не сорвалось с ее уст, и снова она сдержала его. Поцеловала Элбрайна долгим, нежным поцелуем, взобралась на Грейстоуна и поскакала на юг.

Ни разу не оглянувшись.

– Она ушла, – сказал Элбрайн, когда в зеркале Оракула появился образ дяди Мазера. – И мне уже недостает ее, хотя утро еще в самом разгаре.

Прислонившись к холодной стене маленькой пещеры, он усмехнулся, немного осуждая себя за такую чувствительность. Но что делать? Ему в самом деле недоставало Пони, а мысль о том, что разлука продлится несколько месяцев, причиняла боль. Сидя здесь, в темноте и тишине, он с трудом верил, что стал настолько зависим от нее. Мало того что она обладала прекрасными бойцовскими качествами и навыками опытного воина. Она эмоционально поддерживала его, стала ему другом – единственным другом-человеком среди тех, кого он относил к своим ближайшим друзьям; ей он мог доверить все свои мысли и чувства.

Элбрайн тяжело вздохнул и снова усмехнулся, подумав о том, какая пустота в душе ожидает его на протяжении долгого пути на север.

– Мне понятно, почему она захотела уйти, дядя Мазер, – продолжал он. – И пусть я по-прежнему не согласен с ее решением, она вправе поступать так, как считает нужным. И сейчас я меньше беспокоюсь за нее, чем несколько дней назад. Достаточно вспомнить ее реакцию, когда Шамус Килрони решил взять карликов в плен. Всего неделю назад Пони ни за что не согласилась бы на это или, что даже более вероятно, убила бы всех поври еще до нашего появления. Может быть, ее печаль начала отступать. Это наверняка произойдет, когда она окажется в Палмарисе и увидит, что Белстер О'Комели сумел вернуть «Другу» его прежнее процветание, в чем я ничуть не сомневаюсь.

– Мне недостает ее, и разлука будет тяжкой и долгой, – повторил Элбрайн. – Но, может быть, все к лучшему. Сейчас Пони нужно побыть там, где не льется кровь, чтобы оплакать Чиличанков. Не думаю, что север подходящее место для этого. Там наверняка осталось еще немало поври, гоблинов и даже великанов.

Элбрайн закрыл глаза и провел рукой по густым русым волосам.

– Солдаты тоже ушли, – заговорил он снова, обращаясь к молчаливому призраку, – почти сразу же после Пони. Мне будет недоставать и Шамуса Килрони, он хороший человек, но я рад, что в походе на север с нами не будет солдат. Люди, которых я поведу, сохранят тайну кентавра и Джуравиля; будут молчать они и о том, что Пони владеет каменной магией. Томас Джинджерворт понимает, как это важно, и делает все, чтобы никто не проболтался. Только чересчур любопытный человек может обратить внимание на меня и Пони, а вот со Смотрителем дело обстоит иначе. Слишком уж он приметен, и всякий, кому известно о недавних событиях в Санта-Мер-Абель и аббатстве Сент-Прешес, сразу же узнает его. Пусть солдаты идут себе на юг; мы со Смотрителем и Джуравилем справимся сами.

Да, все правильно, подумал Элбрайн. Хорошо, что Пони отправилась в Палмарис. И он действительно верил, что никаких непреодолимых трудностей на севере их не ожидает. Его мысли вернулись к воспоминаниям о недавней близости с Пони, полной нежности и в этом смысле резко контрастирующей с тем, что произошло ранее, в лесу. Он знал: именно это выражало истинную суть их отношений, их взаимной любви; а то, что она смогла справиться с гневом и печалью, внушало надежду.

С уверенностью, что его жена сумеет одолеть все трудности, он покинул пещеру. Снаружи утро было уже в самом разгаре – яркое, с чистым, безоблачным небом. Более того, от одного края горизонта до другого сияла радуга – как благословение, как обещание. Элбрайн улыбнулся, в зеленых глазах вспыхнули искорки; возникло странное ощущение, будто радуга предназначена для него и Пони, будто, несмотря на расстояние, она соединяет их.

На сердце у него стало легче. Он – воспитанный эльфами рейнджер Полуночник; он не имеет права отчаиваться. Сейчас на его сильные плечи возложена задача очистить Тимберленд от поври, гоблинов и великанов; и горе тем монстрам, которые встанут у него на пути.

Съехав с дороги в небольшую рощицу неподалеку от Ландсдауна, Пони тоже увидела радугу. Однако она остановилась не ради того, чтобы полюбоваться на ее красоту, и никаких романтических мыслей относительно того, что радуга – это мостик между нею и Элбрайном, у нее не возникло.

Ее взгляд был прикован к облаку пыли, свидетельствующему о приближении капитана Килрони и его солдат.

Пони углубилась в рощу.

Наконец головной всадник проскакал мимо, обшаривая взглядом местность; однако Пони он не заметил.

Вскоре показались Шамус Килрони и его решительная кузина; они, как обычно, спорили. Пони подумала, что ей будет недоставать Шамуса Килрони. Она уважала этого человека и полагала, что, если бы их встреча произошла при других, менее тяжелых обстоятельствах, они могли бы стать друзьями. Колин не вызывала у нее особой симпатии; ей не нравился снисходительный тон этой женщины. Но это так, пустяки. Что ни говори, Колин производила впечатление опытного воина. Чувствовалось, что за время войны ей пришлось многое испытать, и наверняка именно этим объясняется ее подозрительность.

Мимо проскакали солдаты по четыре в ряд. Пони стало чуть-чуть обидно за них – они выглядели не так браво, как рыцари прославленной Бригады Непобедимых, которых Пони приходилось видеть, когда она служила в королевской армии. Никаких сияющих доспехов; но это были умелые, испытанные в боях воины, усталые, но готовые отразить любое нападение.

Позади солдат шли плененные поври, связанные от пояса к поясу и нагруженные кто мешком с припасами, кто вязанкой дров. Несмотря на груз, они не отставали от солдат. Поври всегда славились своей выносливостью. Их бочкообразные суда не имели парусов и приводились в движение ножными рычагами. Тем не менее поври свободно пересекали открытый Мирианик и даже умудрялись догонять идущие под парусами суда. И сейчас поври держали шаг наравне с лошадьми, без ропота и жалоб.

Отряд проскакал мимо, ушел за поворот и скрылся из виду. Хорошо знакомая с тактикой капитана Килрони, Пони знала, что торопиться не следует, – наверняка вскоре появится пара замыкающих; так оно и произошло.

Только после этого она выехала из рощи.

– Ты так ничего и не сказала ему, – прозвучал знакомый голос.

Пони резко повернулась и увидела Джуравиля, удобно устроившегося на ветке в десяти футах над землей.

– Мы что, снова будем это обсуждать? – сердито спросила она.

– Я лишь опасаюсь…

– Знаю я, чего ты опасаешься, – перебила его Пони. – И я опасаюсь того же. Если Элбрайн погибнет на севере, то так и не узнает, что стал отцом.

Джуравиль в волнении перепрыгнул на ветку пониже.

– Как холодно ты это говоришь.

– Ну, что есть, то есть. Мы с Элбрайном наступаем смерти на пятки с тех самых пор, как отправились в поход на гору Аида.

– И все же, думаю, ты жалеешь, что не сказала ему.

– Жалею, да, но знаю, что это было бы неправильно. Если бы он узнал правду, то не пошел бы на север, по крайней мере без меня. А я не собираюсь идти в Дундалис.

– Никогда?

– Ну почему же? Дундалис – мой дом, и, конечно, я туда вернусь. Но не сейчас. – Пони помолчала. – Тимберленд нужно очистить от врагов, и никто не сделает это лучше Полуночника. – Эльф кивнул в знак согласия. – А раз так, Белли'мар Джуравиль, не говори ничего Элбрайну. Но я обещаю тебе: мой ребенок будет расти в Дундалисе, и с Элбрайном мы встретимся еще до того, как он родится.

– Если Элбрайн окажется при смерти, я скажу ему правду.

Пони улыбнулась и кивнула.

– Не сомневаюсь в этом, друг мой.

– Еще одно обещание – и я буду удовлетворен, – после паузы сказал Джуравиль. – Дай слово, что всегда будешь думать о собственной безопасности, не будешь нарываться на сражения и вообще будешь держаться подальше от всяких заварушек. – Во взгляде Пони снова вспыхнуло возмущение. – Это не только твое дитя, но и Полуночника, поэтому его безопасность очень волнует тол'алфар.

– С какой стати ты просишь об этом? – взорвалась Пони. – Будь спокоен, я берегу моего…

– А поври в пещере? – не менее возмущенно прервал ее Джуравиль, но тут же обезоруживающе улыбнулся.

Ну, что с ним поделаешь? Эльф – настоящий, преданный друг, и он искренне беспокоится за нее.

– Сдаюсь, – засмеялась Пони. – Обещаю.

– Тогда до свидания, – грустно сказал Джуравиль. – И смотри не забывай наш уговор. Ты понятия не имеешь, насколько важна зародившаяся в тебе жизнь.

– Что ты имеешь в виду? – с беспокойством спросила Пони, почувствовав, что за словами Джуравиля что-то скрывается.

– Красоту малыша.

Уклончивый ответ, но Пони слишком хорошо знала эльфов, чтобы понимать: большего от него не добиться.

– Мы с Элбрайном встретимся в день весеннего равноденствия в Кертинелле, – сказала она. – Надеюсь, и ты там будешь.

Джуравиль произвел в уме быстрый подсчет. Со слов Пони он знал, что ребенок был зачат на пути в Санта-Мер-Абель на исходе лета. Интересно, будет ли она в состоянии отправиться в путь в то время, о котором говорит? Но распространяться на эту тему эльф не стал; в конце концов, расчет времени она может сделать лучше него.

Пони достала из сумки гладкий серый камень – камень души, как его называют.

– Хочешь взять? – спросила она. – Это исцеляющий камень, он может вам пригодиться.

Джуравиль покачал головой.

– У нас есть магическая повязка, которую носит Смотритель. Пусть камень останется у тебя.

Пони убрала камень.

– День весеннего равноденствия, – напомнила она.

– Счастливого тебе пути, Джилсепони Виндон, – ответил Джуравиль.

Пони улыбнулась ему напоследок, пришпорила коня и рысцой поскакала по дороге на юг.

Джуравиль провожал ее взглядом, задаваясь вопросом, доведется ли им еще встретиться. Хорошо, что на лице Пони несколько раз промелькнула улыбка, пусть мимолетная и не свидетельствующая о том, что ей по-настоящему весело. Настроение у нее такое неустойчивое, реакция на каждое слово такая болезненная. Ах, оставалось лишь надеяться, что ей удастся избежать неприятностей на опасных улицах Палмариса.

Но даже если, как и договорено, весной Пони вернется в Кертинеллу, Джуравиль не был уверен, что они там встретятся. Пора ему возвращаться домой, в Эндур'Блоу Иннинес. Нужно сообщить госпоже Дасслеронд о ребенке Полуночника, который, в сущности, был ребенком тол'алфар.

Пони все время держалась на расстоянии от скачущих впереди солдат. Наконец они разбили лагерь среди заброшенных крестьянских домов в одном из множества селений, которые все еще лежали в развалинах.

Пони устроилась на ночь неподалеку. Теплый свет в окнах, человеческие фигуры, снующие из дома в дом, – все это успокаивало. Солдаты чувствовали себя уверенно. И все же Пони казалось, что со стороны капитана Килрони глупо держаться столь открыто, в особенности если учесть, что с ними более двадцати пленников.

Поэтому ночью Пони мало отдыхала; используя камень души, она незаметно, но неусыпно охраняла отряд.

В это время Элбрайн, Джуравиль и Смотритель удобно расположились на холме неподалеку от Кертинеллы. Полуночник лежал на спине, подложив руки под голову и глядя в усыпанное звездами небо. Смотритель тоже улегся, скрестив передние ноги, хотя и держал прямо человеческую часть туловища.

– Тяжело дышать, если лягу на бок, – объяснил он друзьям.

Из всех троих больше всех был возбужден Джуравиль. Он смотрел не столько вверх, сколько на Элбрайна, хотя ни один эльф в такой ясный вечер не смог бы остаться равнодушным к зрелищу усыпанного звездами неба. Джуравиля беспокоили грустный вид Элбрайна и его поза, свидетельствующая не о безмятежном состоянии духа, а о покорности судьбе.

Смотритель тоже заметил состояние Элбрайна.

– Она вернется, – сказал он. – Ты же знаешь, на сердце у нее только ты.

– Конечно, – Элбрайн усмехнулся, но тут же вздохнул.

– Ох уж эти мне женщины! – горестно посетовал кентавр. – Временами я радуюсь, что поблизости нет представительниц прекрасного пола моего рода.

– Звучит не слишком весело, – криво улыбнувшись, ответил Элбрайн и посмотрел на Джуравиля.

– Ах, хорошо все-таки быть кентавром! – Смотритель игриво подмигнул ему. – Тут полно диких кобыл. И никаких тебе вопросов и объяснений!

Элбрайн закрыл лицо руками и вздохнул, не желая продолжать разговор в том же духе, но не в силах избавиться от навеянной словами грубого кентавра картинки, возникшей перед его внутренним взором.

– Радуйся, что Дар жеребец, – заметил Джуравиль, и Полуночник снова испустил тяжкий вздох.

Смотритель только пуще расхохотался.

Потом, успокоившись, они молча отдыхали на холме, глядя в ночное небо. Спустя какое-то время кентавр достал волынку. Безыскусная мелодия, плывущая между деревьями, словно вечерний туман, лишь усиливала таинственное очарование ночи.