Текст книги "Демон-Апостол"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

– Безопасность короля обеспечивают надежные люди, – возразил герцог Калас.

На этот раз настала очередь короля бросать сердитые взоры на своего советника. Однако вскоре он успокоился, как и Маркворт. Оба они выглядели скорее заинтригованными, чем обеспокоенными.

– Продолжайте, герцог Калас, – сказал король.

– Прошу вас, аббат Де'Уннеро, – тут же произнес Маркворт.

– Вы не представляете себе, насколько могущественны еретики, о которых идет речь, и это может привести к очень печальному исходу, – заявил Де'Уннеро, прежде чем Калас успел открыть рот.

Герцог снова приподнялся и с угрожающим видом наклонился над столом, возмущенно глядя на бывшего епископа, но Констанция схватила его за руку.

– Говорите, – подбодрил король Де'Уннеро.

Поймав взгляд Де'Уннеро, Маркворт попытался дать ему понять, что это очень скользкая тема. В конце концов, речь идет не о чем-нибудь, а об угрозе жизни короля и, может быть, существованию самой монархии!

– Их целая банда, и руководит ею очень опасный воин по имени Полуночник. Как раз сейчас он пробирается в Барбакан, с одной целью – призвать монстров снова подняться против нас. Этого можно было избежать – я держал в своих руках и его, и остальных заговорщиков, собираясь доставить их в Палмарис для открытого разбирательства, которое позволило бы показать измученным жителям Палмариса, что эти люди собой представляют.

– Измученным, – насмешливо повторил герцог Калас, пытаясь подчеркнуть иронию ситуации, когда бывший тиран рассуждает подобным образом о жителях Палмариса. – Очень точное слово.

Однако в данный момент многозначительные придирки Каласа короля не интересовали; он чувствовал, что Де'Уннеро очень серьезный противник.

– Вы заявили, что держали их в руках, – сказал он. – И тем не менее они от вас ускользнули?

– Да, Полуночнику и другим заговорщикам удалось сбежать на север, но этому способствовали действия королевских солдат.

– Если хоть один из моих солдат оказался не на высоте…

– Оказался не на высоте? – повторил Де'Уннеро. Король, не привыкший к тому, чтобы его перебивали, прищурился и возмущенно посмотрел на него. Маркворт, со своей стороны, тоже попытался взглядом напомнить Де'Уннеро, чтобы тот был крайне осторожен. – Нельзя сказать, что командир отряда и его солдаты оказались не на высоте, мой король. В самый решающий момент, когда изменников можно было схватить, военные выступили против короны.

Это заявление заставило короля вскинуть голову. Герцог Калас, напротив, стал весь внимание; то, что до сих пор казалось просто болтовней малозначительного человека, внезапно приобрело огромный вес.

– Так оно и было, – продолжал Де'Уннеро, посверкивая взглядом на герцога. – Далеко на севере Тимберленда я поймал Полуночника в ловушку, но офицер королевской армии и его солдаты не поддержали меня. Да, они оказали помощь изменникам, выступили против меня, своего законного начальника, епископа Палмариса, назначенного королем и отцом-настоятелем.

– Вы больше не епископ, – не удержался герцог Калас.

– В то время для капитана Килрони и его солдат я был епископом, – возразил Де'Уннеро, не желая уступать. – И тем не менее капитан королевской армии пошел против меня. Благодаря его поддержке самый опасный преступник королевства остался на свободе.

– Именно заговорщики, поддерживающие с ним связь, держат в страхе весь Палмарис, – вступил в разговор Маркворт, одобрительно кивнув Де'Уннеро.

В самом деле, усилиями бывшего епископа встреча явно оборачивалась в пользу отца-настоятеля. Не жалея красок, он, в свою очередь, принялся расписывать, какая опасная ситуация складывается в Палмарисе: реально существующее бехренское подполье; женщина по имени Джилл, подруга Полуночника, пытавшаяся убить его, Маркворта, и другие последователи Эвелина Десбриса по-прежнему на свободе.

Король сидел и внимательно слушал, нетерпеливо отмахиваясь от герцога каждый раз, когда тот пытался открыть рот.

Возвращаясь в карете в бывший дом Крампа, король, Калас и Констанция молчали. Все они прекрасно понимали, что сегодня Маркворт одержал победу. Сообщение Де'Уннеро о том, что королевский офицер помог людям, среди которых была женщина, пытавшаяся убить отца-настоятеля, дало неоспоримое преимущество Маркворту. Ну, что теперь было обсуждать?

Аббат Джеховит ловил каждое слово похвалы, которыми Маркворт осыпал Де'Уннеро.

– Ты проявил себя лучше некуда, и притом с совершенно неожиданной стороны. – Отец-настоятель даже похлопал бывшего епископа по плечу.

– Этого недостаточно, чтобы я снова стал епископом Палмариса? – спросил Де'Уннеро, устремив на Фрэнсиса угрожающий взгляд.

– Нет, – быстро ответил Маркворт. – Сейчас для исполнения обязанностей епископа вовсе не нужен человек, обладающий твоими талантами. Все, что от него требуется, – это умиротворять народ и особо дерзких торговцев. Не слишком увлекательная, даже, я бы сказал, скучная работа. – Услышав эти слова, Де'Уннеро улыбнулся, а Фрэнсис вздрогнул. – Нет, мой друг, мой помощник. У нас обширные планы, простирающиеся далеко за пределы этого города.

Аббат Джеховит не сомневался, что эта уверенность имеет под собой веские основания. Ему стало не по себе – во время беседы его удивительным образом игнорировали, и он чувствовал себя незваным гостем на чужом празднике.

Но он был стар и мудр, а потому напомнил себе, что лучше держаться подальше от вечно недовольного Каласа и явно нервничающего короля. Джеховит понимал, что сегодня Маркворт одержал победу, в результате которой церковь взяла верх над государством, а позиция епископа как главы Палмариса заметно упрочилась.

Вскоре они расстались, и Джеховит отправился в отведенные ему личные апартаменты, чтобы поразмыслить о своем положении. Он хотел оказаться на стороне победителя, кто бы тот ни был. Прежде он думал, что самое разумное – занимать выжидательную позицию, не навлекая на себя гнев ни отца-настоятеля, ни короля. Сейчас старый аббат склонялся в пользу Маркворта, поскольку со страхом чувствовал, насколько тот могущественен и опасен.

ГЛАВА 33
ВДАЛИ ДРУГ ОТ ДРУГА

Очнувшись, она поняла, что ребенка больше нет. Израненное тело требовало отдыха, но заснуть она не смогла и села на постели, во мраке и тишине трюма «Сауди Хасинты».

Спустя некоторое время в крохотную каюту вошла Колин Килрони, но Пони не узнала ее. Она сидела, покачиваясь и невидящим взором глядя во тьму.

– Хорошо, что ты проснулась, – сказала Колин.

Никакого ответа.

– Ах, ну и мерзавец же этот отец-настоятель! – воскликнула Колин. – Дьявол, сущий дьявол, и я отплачу ему за то, что он сделал с тобой!

По-прежнему никакого ответа.

– И моему кузену тоже, – продолжала Колин, – капитану королевской армии. Такой весь из себя великолепный, напомаженный, а сердце черное, как у нашего проклятого епископа. Ох, и ему я отплачу тоже!

Молчание. Пони даже не глянула в ее сторону, и Колин сдалась, вышла из комнаты.

– Она в очень плохом состоянии, – заявила она, войдя в каюту капитана, где сидели Альюмет и Белстер. – Этот дьявол оставил в ее сердце рану, которая не скоро затянется.

– Я пытался отговорить ее сражаться с ним, – сказал Белстер.

– Она не могла иначе, – возразил капитан.

– Не спорю, – ответил Белстер. – Но какой смысл ввязываться в драку без единого шанса на победу? Он слишком силен, этот Маркворт, как и епископ.

– Это не значит, что не стоило и пытаться, – стоял на своем Альюмет.

– Может, и так, но все равно это было глупо, – сказал Белстер.

Он понимал, что ему не переубедить бехренца, но не собирался отказываться от своей точки зрения.

– Наверное, тебе кажется, что у нее не было серьезных причин идти на такой риск, – заметил Альюмет.

Белстер вздрогнул; темнокожий бехренец попал в самую точку. В самом деле, Белстер допускал, что можно говорить о борьбе с церковью, но только в том случае, если гонениям подвергаются люди, которых он считал равными себе: «медведи», как когда-то называли чистокровных граждан Хонсе-Бира. В первый момент у Белстера мелькнула мысль пропустить мимо ушей замечание капитана, но, поскольку речь шла о Пони, он решил, что пришло время посмотреть правде в глаза.

– Может, ты и прав, – сказал он, неотрывно глядя капитану в лицо. – Я, как и многие другие жители Палмариса, никогда не питал особого расположения к вашим людям, капитан Альюмет.

– Вот порадовалась бы Пони, услышав, как мы ссоримся друг с другом, – сухо заметила Колин.

Ни тот ни другой, однако, не обратили на ее слова ни малейшего внимания и продолжали сверлить друг друга взглядами. Это не было состязание воли; они просто пытались оценить друг друга.

Альюмет первым отвел взгляд и усмехнулся.

– В таком случае, господин О'Комели, имеет смысл показать тебе, каковы мы на самом деле. Тогда, может быть, ты кое-что поймешь.

Белстер улыбнулся и кивнул. Он и в самом деле был не прочь узнать побольше о соседях из южного королевства.

Однако обоим тут же стало ясно, что с этим придется повременить: дверь неожиданно распахнулась, и на пороге возникла бледная, осунувшаяся Пони.

– Я хочу к Элбрайну, – прошептала она.

– Он далеко на севере. – Белстер вскочил и подставил ей руку; казалось, она вот-вот упадет.

Пони покачала головой.

– Я хочу к Элбрайну, – повторила она, как будто расстояние не имело никакого значения. – Прямо сейчас.

Белстер посмотрел на Колин и Альюмета.

– Ты сначала сил наберись, девочка, – решительно заявила Колин. – Наберешься сил, и я сама поеду с тобой на север к твоему возлюбленному.

– Колин… – запротестовал было Белстер, но Альюмет перебил его.

– Я могу отвезти их морем и высадить к северу от города.

– Нет, что за чушь? – взорвался Белстер. – Она чуть живая, а тут такое долгое путешествие, да еще когда зима не закончилась!

– Думаешь, ей безопаснее в Палмарисе? – спросила Колин. – Лучше пусть будет со своим возлюбленным, чем здесь, где этот дьявол Маркворт охотится за ней.

– Я сама могу говорить за себя, – холодно сказала Пони, – и выбирать, что мне делать. Мне нужно отдохнуть еще дня два, не больше. И потом я отправлюсь к Элбрайну, что бы вы тут за меня не решали. – Она повернулась и вышла.

– Ох, и я вместе с ней, – заявила Колин, кипя от злости. – Нужно нанести визит моему дорогому кузену Шамусу, который совсем его не порадует, можете не сомневаться!

Белстер и Альюмет обменялись взглядами. Оба прекрасно понимали, как опасна нынешняя ситуация в Палмарисе, и имели все основания бояться того, что в ближайшие дни она может стать еще хуже.

Это даже трудно было назвать укрытием – всего лишь груда камней, на вершине которой каким-то чудом вырос жидкий кустарник. Но хотя буря только что накрыла Барбакан слоем снега в несколько футов толщиной и горные перевалы снова стали непроходимы, здесь, на священном плато, теплого укрытия и не требовалось. Казалось, что рука зимы, как и руки гоблинов, не могла коснуться этого места, и все живые создания – человек и эльф, кентавр и конь – чувствовали себя здесь не просто спокойно, но на удивление хорошо. Те, кого тяжело ранили во время сражения с гоблинами – даже солдат, который был почти при смерти, и истекающий кровью кентавр, – быстро поправлялись, а Тиел'марави и вовсе полностью исцелилась.

Элбрайн не мог найти этому никакого объяснения, да и все они считали, что произошло еще одно чудо, и просто радовались ему.

Он, конечно, был счастлив, что они уцелели, но часами просиживал, глядя на юг, в сторону заваленных снегом троп. Все его мысли были устремлены к Пони и их будущему ребенку.

– В начале весны, как мне кажется, – ответил Элбрайн на вопрос кентавра о том, когда, по его мнению, родится дитя.

– Ну, мы там будем раньше, – заявил кентавр.

Может быть. Хотя… Если они не смогут покинуть Барбакан в течение двух ближайших недель, то вряд ли сумеют вовремя покрыть шестьсот миль, отделяющих их от Палмариса.

Элбрайну оставалось лишь с тоской смотреть на юг, надеясь, что с его дорогой Пони все в порядке и ребенок родится здоровым.

Откуда ему было знать, что ребенка больше нет?

– Я пришла попрощаться, – подойдя к ним, сказала Тиел'марави.

– Не боишься утонуть в этом снегу, крошка? – насмешливо спросил Смотритель.

Тиел'марави состроила гримасу; снег никогда не был преградой для быстроногих тол'алфар!

– И куда ты пойдешь? – заинтересованно спросил Полуночник. – В Палмарис?

– Нужно рассказать госпоже Дасслеронд о епископе Де'Уннеро, – ответила эльфийка. – Да, в Палмарис.

– Я пойду с тобой, – внезапно заявил Полуночник.

Тиел'марави усмехнулась.

– Сейчас твоему коню не одолеть перевалы. Даже в долину он не сможет спуститься.

– Я пойду пешком.

– У меня нет времени дожидаться тебя, Полуночник, – отрезала Тиел'марави.

Расправив крылья, она в мгновение ока опустилась на выступ в тридцати футах под ними, до которого Элбрайну пришлось бы добираться не меньше получаса. И полетела дальше, даже не оглянувшись.

– Ты вернешься к Пони, – успокаивающе сказал Смотритель, провожая взглядом крошечную эльфийку, уже почти неразличимую на фоне изуродованной взрывом горы.

– Да, но когда?

– И потом, как же они? – кентавр кивнул в сторону людей в центре плато.

– По-моему, брат Браумин и остальные монахи решили поселиться здесь, – ответил Полуночник. – А Роджер наверняка пойдет со мной.

– А что? Тут хорошо. Тепло, никаких монстров. Вот только с едой им придется нелегко.

– Что касается Шамуса и его солдат… Не знаю, что они собираются делать, – сказал Полуночник. – Вряд ли захотят вернуться в Палмарис. По крайней мере до тех пор, пока не поймут, какая там в отношении них складывается ситуация.

– Что тут понимать? – ответил кентавр. – Если они вернутся, их вздернут, и все дела. Или сожгут на костре. Монахи, кажется, предпочитают жечь людей.

– Шамус сам должен решать, что ему делать. Я хочу одного: увидеться с Пони.

– А уж как она будет рада! – сказал кентавр.

– Ты уверен?

Этот вопрос застал Смотрителя врасплох. Однако потом он вспомнил, что Тиел'марави рассказывала о том, как Элбрайн воспринял отъезд Пони в Палмарис.

– Она самая храбрая женщина на свете, – заявил кентавр. – А то, что не сказала тебе о ребенке… Да просто была уверена, что если ты узнаешь, то тут же помчишься следом за ней. Вот так-то, парень.

– Ты так уверенно рассуждаешь, будто с тобой она была более откровенна, чем со мной, – обиженно сказал Элбрайн.

– И как только тебе в голову такое могло прийти? – ответил кентавр. – Не можешь ты не понимать – что бы она ни делала, она хотела как лучше.

На это Элбрайну нечего было возразить, в особенности когда он напомнил себе, через что пришлось пройти Пони за последние несколько месяцев. Вся его обида рассеялась, точно дым. Он по-прежнему страстно, почти отчаянно желал как можно скорее покинуть Барбакан и оказаться на пути на юг, но теперь его подгонял лишь страх за Пони.

Верный своим словам, капитан Альюмет на следующий же день вышел на «Хасинте» из Палмариса, несмотря на резкий ветер и сильное волнение на море.

Как только корабль покинул порт, на палубу поднялись Колин и Пони. Одинокая фигура стоящего на пристани Белстера О'Комели все еще была отчетливо видна.

– Думаю, ты разбила ему сердце, – сказала Колин. – Может, ты так хорошо вошла в роль его жены, что он почти поверил в это.

Ее попытка пошутить осталась без ответа. Пони просто стояла у перил, глядя на Палмарис и гадая, вернется ли она когда-нибудь сюда – и даже захочет ли вернуться. Желание отомстить Маркворту по-прежнему сжигало ее, но она остро чувствовала свое бессилие. Он причинил ей немыслимую боль, и теперь она хотела лишь одного: оказаться в объятиях Элбрайна, как можно дальше от этого ужасного Палмариса.

– Господин О'Комели боится за тебя, – заметил капитан Альюмет, подойдя к ним. – Он понимает твое желание покинуть Палмарис, но беспокоится, сумеешь ли ты выдержать долгую дорогу. Тем более что в воздухе еще пахнет зимой.

– Слишком многого он боится, – холодно ответила Пони. – Я много лет прожила на границе цивилизованного мира. Неужели зима для меня страшнее, чем церковь Абеля?

– Нужно с уважением относиться к опасности, которую несет в себе и то и другое, – заметил капитан. – Не стоит порицать Белстера О'Комели. Он прекрасный друг.

– Кто же спорит? И я тоже беспокоюсь за него, – сказала Пони. – Он остается в Палмарисе. Боюсь, сейчас это место во много раз опаснее диких лесов Вайлдерлендса.

К северу от города капитан высадил на берег Пони, Колин и их коней, пожелал им доброго пути и пообещал позаботиться о Белстере и остальных.

– На самом деле больше всего он жаждет мира, – заметила Пони, когда они скакали по раскисшей от грязи тропе.

– Что же, его можно понять, – ответила Колин.

– Мира, в котором власть по-прежнему останется в руках Маркворта и Де'Уннеро.

Колин промолчала. Какой смысл затевать споры? Она не меньше Пони ненавидела церковных заправил, виновных в убийстве ее любимого барона, и от всей души жалела, что покушение на этого подлого Маркворта не причинило ему вреда.

Но цель оказалась недостижима. Оставалось лишь надеяться, что Пони когда-нибудь поймет это. Если дело все-таки дойдет до схватки… Что же, Колин будет сражаться, надеясь, по крайней мере, прихватить с собой на тот свет своего напыщенного кузена. Но в отличие от Пони она не рвалась в бой, потому что успела наглядно убедиться в могуществе Маркворта. Солдаты, близкие к Чейзвинд Мэнор и дому Алоизия Крампа, рассказывали, что ему удалось одержать верх даже над королем Данубом. Нет, Колин понимала – в отличие от Пони, – что мятеж в Палмарисе сейчас не имеет ни малейших шансов на успех.

Они скакали до самой темноты, а потом приняли приглашение радушного крестьянина остановиться у него на ночлег.

И, ясное дело, они понятия не имели, что отец-настоятель Маркворт затевает еще один поход на север, на этот раз с целью поймать Полуночника и свершить над ним правосудие – в понимании церкви Абеля.

ГЛАВА 34
КТО КОГО ПЕРЕЩЕГОЛЯЕТ

Король Дануб стоял у окна своей временной резиденции в Палмарисе. Факт, что этот дом намного уступал в размерах и удобстве Чейзвинд Мэнор, служил лишним подтверждением того, что власть короля в опасности. В самом деле, Дануб правил Хонсе-Биром уже почти четверть века – более половины своей жизни – и сейчас впервые имел конфликт с церковью. Это пугало даже больше, чем война с демоном дактилем и его приспешниками.

Только сейчас, после знаменательной встречи с Марквортом и его советниками, Дануб начал понимать всю глубину проблемы. Церковь Абеля была сильна в королевстве всегда, были случаи, когда она оказывалась даже влиятельнее, чем корона. В самом начале правления Дануба, когда он был еще подростком, церковь захватила огромную власть; фактически в те времена в Урсале правил не Дануб, а аббат Джеховит из Сент-Хонса. Советники короля понимали, что это временное явление, что он пока не готов к исполнению роли монарха, и всячески помогали ему. Когда Дануб повзрослел, когда научился тому, как мягкими увещеваниями и посулами добиваться от народа покорности и с помощью подкупа посланника Бехрена обеспечивать выгодную для Хонсе-Бира политику этого южного королевства, церковь снова отступила на второй план. Аббат Джеховит, похоже, ничего не имел против; ему спокойнее было оставаться в тени.

Однако теперь ситуация драматическим образом изменилась. Отец-настоятель Маркворт добивался отнюдь не временной власти – и в этом ему весьма успешно способствовал аббат Джеховит, напомнил себе король. Именно старый аббат убедил Дануба поставить во главе Палмариса не барона, а епископа. Это обеспечило действиям церкви твердую и, главное, законную основу, и изменить положение, без сомнения, будет нелегкой задачей.

Он понимал, что должен немедленно отменить это назначение, должен поставить Маркворта на место. Иначе велик риск, что между светской властью и церковью разразится самая настоящая война и у Маркворта есть все шансы оказаться в ней победителем. Дануб понимал также, что ему не под силу захватить Санта-Мер-Абель, эту огромную, прекрасно укрепленную крепость, но его армия – двадцать тысяч отлично вышколенных солдат, включая Бригаду Непобедимых, – в состоянии загнать монахов в их монастыри и не выпускать оттуда.

Но до этого никогда не дойдет, уговаривал себя Дануб. Отец-настоятель отнюдь не глуп, он поймет, куда может завести путь конфронтации, и отступит.

Однако было и кое-что еще, что нельзя сбрасывать со счета. Маркворт проник в его личную спальню в Урсале, прошел мимо всей охраны, и ни замки, ни каменные стены не остановили его. Королевство, может быть, и победит в борьбе с церковью Абеля или, по крайней мере, добьется равновесия сил; но эта война может превратиться в личное сражение между ним и Марквортом, а вот кто окажется победителем – это еще вопрос.

Так он и стоял у окна, чувствуя себя таким испуганным и беспомощным, как никогда за всю свою взрослую жизнь.

– Вы вызывали меня, мой король, – послышался позади мягкий голос Констанции Пемблбери.

Дануб повернулся и посмотрел на нее. Констанция все еще была очень привлекательна. Рыжеватые волосы слегка потускнели, но тридцать пять лет за спиной не лишили блеска искрящиеся голубые глаза, а нежные щеки – приятной округлости. На протяжении многих лет она была любовницей Дануба. Эту «тайну» знал в Урсале весь двор, и почти никто не сомневался, что именно их связь стала причиной стремительного восхождения Констанции до положения личного советника короля и получения ею титула герцогини. Дануб уважал ее за ум и интуицию. Она лучше, чем кто-либо другой, понимала его характер – по крайней мере намного лучше Каласа.

– Я должен сам отправиться на север вместе с герцогом Каласом, – заявил Дануб. Констанция сощурила глаза; ее он не назвал. – Отцу-настоятелю Маркворту известно, где скрывается Полуночник. Он решил найти этого человека и намерен взять с собой сотню монахов церкви Абеля, в том числе и бывшего епископа.

– Конечно, вам нельзя оставаться в стороне, – согласилась Констанция. – Если отец-настоятель привезет в Палмарис этого разбойника, его популярность невероятно возрастет, что пойдет во вред королю Данубу.

– Так получается.

– Вы берете с собой Каласа как противовес Де'Уннеро, – продолжала чуткая Констанция. – Ваш помощник против помощника Маркворта? – Король кивнул. – Нужно только не дать разгореться соперничеству между ними. Я уважаю герцога Каласа как воина и благородного человека, но Де'Уннеро во многом его превосходит. Однако гордость никогда не позволит Каласу признать это. Если дело дойдет до схватки между Каласом и Де'Уннеро, корона наверняка окажется в проигрыше.

Хороший совет, подумал Дануб. Он подошел к Констанции и нежно погладил ее по щеке.

– Ты нужна мне сейчас, – сказал он. – Может быть, больше, чем когда бы то ни было.

Неожиданно она поцеловала его, но это не был поцелуй страсти. Потом Констанция слегка отодвинулась и кивнула.

– Я с вами. Аббат Джеховит не друг короны. Он примет сторону того, кто сильнее. Вы наверняка заметили, с кем рядом он сел во время последней встречи.

– И что мне делать? – спросил Дануб.

– Аннулировать должность епископа, – ответила Констанция, – изгнать Маркворта из Чейзвинд Мэнор и назначить герцога Каласа временным бароном, до тех пор пока не будет найдена подходящая замена Бильдборо.

Прекрасный совет, понимал Дануб, но абсолютно неосуществимый, учитывая его встречу с призраком Маркворта.

– Хватит с Маркворта той власти в Палмарисе, которую дает аббатство Сент-Прешес, – закончила Констанция.

– Согласен, однако осуществить это будет нелегко, – ответил Дануб, глядя в сторону.

Он едва не рассказал ей обо всем, но помешал страх.

– Почему?

Дануб взмахнул рукой, как бы не желая обсуждать этот вопрос.

– Мы займемся расстановкой сил в правящей структуре Палмариса после моего возвращения с севера. Я хочу, чтобы ты осталась здесь и была моими ушами и глазами. Вместе со мной отправятся Калас и Бригада Непобедимых; нужно, чтобы у нас с отцом-настоятелем были примерно равные силы. В поддержку тебе останутся королевские солдаты и флот. Приглядывайся ко всему, что станет предпринимать епископ Фрэнсис, который, как я понял, тоже остается в городе.

– Он будет в Чейзвинд Мэнор? – спросила Констанция.

– Нет. Насколько я понял, в аббатстве, – ответил король. – Возможно, на самом деле Маркворт не склонен передоверять епископу Фрэнсису все те обязанности, о которых он говорил.

– В таком случае, вряд ли в отсутствие отца-настоятеля новый епископ станет предпринимать сколько-нибудь значительные шаги, – заметила Констанция.

– Очень на это рассчитываю, – ответил король. – И тогда получается, что в отсутствие Маркворта и Де'Уннеро, короля Дануба и герцога Каласа самый весомый голос в Палмарисе будет принадлежать Констанции Пемблбери.

– И тем не менее вы не хотите официально объявлять, что я могу выступать от вашего имени.

– Да, таких заявлений я делать не буду, – ответил король. – Не стоит расставлять никаких акцентов. Я прошу тебя не спускать глаз с епископа Фрэнсиса, чтобы у него не было ни малейшей возможности предпринять какие-то открытые шаги, способствующие усилению власти церкви. Предоставляю тебе в этом вопросе полную свободу действий. Если придешь к выводу, что это необходимо, используй свой гарнизон против аббатства Сент-Прешес.

Констанция так удивилась, что даже рот приоткрыла.

– Вы хотите, чтобы я начала войну с церковью Абеля?

– Ничего подобного, – ответил король. – Я хочу, чтобы ты полагалась исключительно на свое суждение. Если в мое отсутствие церковь попытается захватить власть, тогда Констанция Пемблбери должна остановить ее… Ты нужна мне, Констанция. – Король подошел совсем близко и обнял ее за плечи. – Если ты не оправдаешь мое доверие, корона может очень и очень пострадать. Мы рискуем прожить всю оставшуюся жизнь в тени церкви Абеля.

У Констанции даже дыхание перехватило. Король обнял ее и страстно поцеловал. Чувствовалось, что он готов пойти и дальше, но она отодвинулась, охладив его пыл.

– Когда я вернусь с севера, нам с тобой будет о чем поговорить, – сказал Дануб.

– Я уже слишком стара, чтобы быть вашей любовницей.

Король пристально посмотрел ей в глаза, давая понять, что у него на уме нечто гораздо большее.

На этом они расстались. Дануб «клюнул» ее в щеку, пообещал вернуться до начала лета и ушел.

Констанция долго стояла в пустой комнате одна. Вспоминала их первую любовную встречу; ему тогда было двадцать, а ей семнадцать. Столько же, сколько Вивиане, на которой Дануб женился на следующее утро.

Их любовь продолжалась несколько месяцев – почти год бурной страсти и восторга. Вивиана знала об этом – должна была знать! – но никогда не устраивала никаких сцен. Ну, если бы она вздумала устраивать сцены всем любовницам мужа, у нее не осталось бы времени для собственного любовника.

Спустя несколько лет, уже после смерти Вивианы, Дануб снова пришел к Констанции, и она пустила его к себе в постель. К этому времени пыл короля слегка поугас; Констанция была уверена, что на протяжении нескольких месяцев была его единственной любовницей. Однако он не женился на ней, объясняя это тем, что ее родословная не удовлетворяет всем требованиям придворного этикета. Это соответствовало действительности. Она должна была совершить что-то из ряда вон выходящее, чтобы двор согласился принять ее в качестве королевы Хонсе-Бира. Шли годы, королю уже было немало лет, и на него начало усиливаться давление в связи с тем, что он до сих пор не имеет наследника. Речь шла, конечно, о законном наследнике; ходили слухи, что у Дануба было по крайней мере двое незаконных детей. И вот сейчас Констанции предоставлялась великолепная возможность для великих свершений.

Но ей уже исполнилось тридцать пять – критический для женщины возраст с точки зрения рождения ребенка. А между тем единственное, что могло подтолкнуть короля к женитьбе, – это необходимость иметь наследника.

Констанция обдумала ситуацию, пытаясь прикинуть степень риска. А что, если она не сможет родить Данубу ребенка? Тогда король наверняка быстро расторгнет их брак – это в случае удачи! – а если церковь воспротивится этому, не остановится даже перед убийством!

Однако искушение было слишком велико, чтобы Констанция Пемблбери могла просто так взять и отбросить открывающиеся возможности. Приятно было представлять себя королевой, хотя она прекрасно понимала, что никакой реальной власти этот титул ей не даст. Закон в Урсале был сформулирован ясно и недвусмысленно: жена Дануба останется королевой до тех пор, пока он будет королем. Однако если он умрет бездетным, трон наследует его брат Мидалис Брок Урсальский. Однако совершенно очевидно, что даже и при жизни короля, учитывая его сильный характер, у королевы будет немного власти.

Но зато у нее будет возможность влиять на короля так, как никто другой, потому что никто другой не сможет нашептывать ему на ушко. Однако даже больше этого Констанцию привлекала перспектива стать матерью будущего короля; своего собственного ребенка она уже точно сумеет сформировать таким, как пожелает, и научит его, как добиться того, чего добилась бы она сама, будь у нее другая родословная.

Да, да, она будет проводить в Палмарисе очень мудрую политику. Вернувшись, Дануб останется доволен ее действиями. Потом он придет к ней, и она мягко надавит на него, заставив осуществить тот план, который предлагала этим утром.

Из окна ей было видно, как со двора выехали король Дануб и герцог Калас, а вслед за ними сотня солдат Бригады Непобедимых; их нагрудные пластины, кончики копий и шлемы сверкали в утреннем свете. Возможно, это было самое сильное воинское подразделение в мире – личная охрана короля Хонсе-Бира.

И королевы Хонсе-Бира тоже, подумала Констанция.

– Вот, это поможет тебе справиться. – Отец-настоятель вручил епископу Фрэнсису сумку с магическими камнями; в основном там были графит и другие камни, которые могли быть использованы для нападения. – Во время нашего с аббатом Де'Уннеро отсутствия от тебя будет зависеть очень многое.

– Скажите, чего вы хотите, и я сделаю это, – покорно ответил Фрэнсис.

– В лучшем случае тебе не придется делать ничего, – объяснил ему отец-настоятель. – Старайся сохранить стабильность нынешней ситуации, не предпринимай никаких действий, могущих вызвать недовольство как народа, так и того, кого король оставляет тут вместо себя. Скорее всего, это будет Констанция Пемблбери, и я очень не советую тебе недооценивать ее. Аббат Джеховит, к примеру, о ней очень высокого мнения. Не исключено также, что, учитывая серьезность ситуации в Палмарисе, сюда явятся другие герцоги, в частности герцог Мирианика.

Магистр Энгресс будет помогать тебе, но многого от него не жди. Он старый, усталый человек и предпочел бы остаться в Санта-Мер-Абель, где, по правде говоря, ему самое место. Тем не менее он опытный магистр, и нужно относиться к нему со всем возможным уважением. Однако ничего не бойся. Я вызвал на помощь тебе сто двадцать монахов, которые уже на пути сюда из Санта-Мер-Абель.