Текст книги "Демон-Апостол"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)

Или могла?

Пони не отрывала взгляда от камня души, обдумывая, как лучше его использовать. Ни на миг она не забывала, как опасно прибегать к помощи магических камней в этом городе, где в их поисках по улицам рыщут гончие Де'Уннеро. Но не могла же она, после разговора с Колин, просто сидеть сложа руки и надеяться на то, что слепая удача спасет Элбрайна от неминуемой гибели?

Кроме того, Пони мучили другие опасения. Какие новые неожиданности откроет ей путешествие в царство духа? Что из того, что она считала истинным, окажется ложным? Однако задумываться над этим она не могла, по крайней мере сейчас, когда ее друзьям на севере угрожает реальная опасность.

Пони погрузилась в магию камня сердцем и душой. Он затягивал ее в свои глубины, но она отстранилась и рванулась наружу. Миг – и ее дух покинул тело, выскользнул из трактира в ночь и полетел над тихими улицами Палмариса, над северными воротами, где стражники играли в кости, вполглаза следя за пустынной северной дорогой. Внизу промелькнули темные крестьянские дома – Пони промчалась над ними, обгоняя самых быстрых птиц, самый сильный ветер. С головокружительной скоростью подлетев к Кертинелле, она слегка замедлила движение, чтобы посмотреть, нет ли здесь Элбрайна или Шамуса. Но нет, их не было; она не могла не заметить множество фургонов, из которых состоял караван. Ясное дело, они уже ушли дальше на север. Туда же помчалась и Пони, почти не глядя вниз, пока не оказалась над хорошо знакомой местностью, где появилась на свет.

Тут она снова полетела медленнее, потому что была не в силах удержаться и не окинуть взором родные места: склон к северу от Дундалиса и заросшую соснами долину за ним.

Шамус Килрони со своими солдатами уже в деревне, поняла Пони, как только увидела их типично военный лагерь. Проникнув сквозь стены, она с облегчением обнаружила, что Элбрайна там нет. Но вскоре снова забеспокоилась, потому что его не было нигде, хотя она обыскала всю деревню. Она понимала, что он может быть где угодно и найти его в лесу даже ей будет нелегко.

Пони заставила себя не паниковать и не огорчаться; вместо этого она стала чутко вслушиваться в ночь.

И вот оно – легкий ветерок принес знакомую мелодию, которую наигрывал Смотритель.

Спустя несколько мгновений она нашла кентавра; он стоял на обрыве и играл на своей волынке. Возникла мысль приблизиться к нему, каким-то образом попытаться связаться с ним, попросить отвести ее к Элбрайну, но тут в лощине неподалеку Пони заметила Дара. Конь стоял не двигаясь, словно зачарованный музыкой кентавра. На низкой ветке рядом с ним висело знакомое седло.

Когда Пони пролетала мимо, Дар негромко заржал, но она даже не заметила этого. Совсем рядом ощущалось что-то до боли родное, теплое и необыкновенно милое сердцу. Да, ее возлюбленный где-то тут, Пони почувствовала это с такой остротой, словно между ними существовала духовная связь, Миг – и она уже точно знала, где именно Элбрайн, как будто он сам окликнул ее.

Ничего не опасаясь, поскольку он знал, что Смотритель и Дар неподалеку, Элбрайн крепко, мирно спал на лежанке из сена, застланной одеялами. И меч, и лук лежали рядом.

Зная, что нужно торопиться, Пони тем не менее немного задержалась, чтобы просто полюбоваться на него, и уже в которой раз удивилась самой себе. Как она могла ни слова не сказать ему о ребенке? И как она могла покинуть его?

Ответ в том, что ее гнев оказался сильнее, чем она сама. Ее пронзило острое желание вернуться в Палмарис, в свое тело, побежать на конюшню, оседлать Грейстоуна и поскакать на север, не останавливаясь до тех пор, пока не увидит Элбрайна. Но нет, это невозможно, по крайней мере сейчас. Может, она поступила и неправильно, но теперь в дело вмешались новые обстоятельства. Она не может бросить Палмарис сейчас – так же как Элбрайн не может бросить свои дела и отправиться к ней.

А что же ребенок? Ох, как ей захотелось сказать Элбрайну о нем! И как захотелось, чтобы руки любимого нежно погладили ее уже заметно округлившийся живот!

Пони понадобилась вся ее воля – и довольно много времени, – чтобы успокоиться. Она смотрела на Элбрайна, не в силах решить, что ей делать. Но потом магия камня души помогла найти ответ на этот вопрос; она устремилась к своему возлюбленному и вошла в него, воссоединилась с ним в его сне.

Элбрайн проснулся в холодном поту, с таким чувством, что поблизости что-то притаилось.

На западе низко плыла луна. Смотритель больше не играл, но Дар спокойно стоял неподалеку; значит, никаких врагов поблизости нет.

Однако что-то – или кто-то? – здесь было, он чувствовал это, хотя полностью еще не стряхнул с себя наваждение сна. Элбрайн сел, сделал несколько глубоких вздохов, и в голове у него прояснилось. Он снова лег, подложив под голову руки.

И понял. Каким-то образом – с помощью магии, надо полагать – Пони пришла к нему.

Пони! От одной мысли о ней дрожь побежала по телу, а сердце оборвалось и покатилось куда-то. Но это была Пони, точно Пони, Элбрайн не сомневался; и с такой же уверенностью он мог бы сказать, что она в Палмарисе и с ней все в порядке.

Однако с не меньшей отчетливостью он понял, что в ближайшее время она не сможет покинуть город, а он не сможет отправиться к ней. Их встреча в начале весны не состоится; город в опасности, и Пони не считает себя вправе оставить беспомощных, охваченных беспокойством людей. И он не может идти туда, не должен идти, потому что…

Что-то еще билось, пытаясь проникнуть в его сознание; какое-то предостережение, да. Но уловить его сути он не смог, поскольку мысль о Пони, образ Пони, сожаление об их разлуке поглотили его целиком. Он сел, глядя в ночной лес, но видя лишь сияющие глаза Пони, вспоминая ее объятия и поцелуи, ощущая вкус нежной кожи на своих губах.

Оставалось лишь надеяться, что, движимые чувством долга, расстались они ненадолго, что вскоре их пути снова пересекутся.

Когда Пони возвращалась в Палмарис, ею владели точно такие же чувства. Она пролетела над все еще тихими улицами, проскользнула в темный общий зал трактира и дальше, по коридору, но внезапно замедлила движение, услышав звуки, доносившиеся из комнаты, соседней с ее спальней. Не раздумывая, Пони прошла сквозь стену и оказалась в спальне Дейнси.

Молодая женщина и ее кавалер со стонами и вздохами занимались любовью. Их пыл и страсть напомнили Пони об объятиях Элбрайна, о той ночи, когда она возомнила, что в мире наконец воцарилось спокойствие, и нарушила обет воздержания.

Тогда-то и был зачат ребенок.

Ах, это было так прекрасно, мгновения чистейшего экстаза и полной завершенности!

Но, в конце концов, за всем этим, возможно, стоял лишь могучий инстинкт. И уступка этой чисто физической потребности привела к…

К чему? К осложнениям, очень, очень опасным осложнениям.

Дух Пони выскользнул из комнаты Дейнси и устремился к своему физическому телу, но внезапно остановился, ощутив присутствие внутри этого тела другого существа.

Она понимала, что нужно торопиться, но чувствовала острое нежелание входить в соприкосновение с этой новой жизнью!

Задержка длилась всего миг, но Пони он показался вечностью. Теперь она знала совершенно точно, что внутри ее зреет живое, быстро растущее создание. Конечно, она и прежде понимала, что беременна, но смысл этого слова по-настоящему не доходил до нее. Когда она сказала Джуравилю, что, может, еще и не доносит дитя, это были не просто слова. Где-то глубоко в душе неизвестно почему укоренилось ощущение, что у нее случится выкидыш или ребенок родится мертвым; ей не верилось, что она будет матерью, это казалось нереальным, почти невозможным.

Но теперь она знала: дитя – ее и Элбрайна – было живо.

Слезы побежали из глаз, заструились по щекам. Она почувствовала, что теряет над собой контроль. Рука скользнула к животу, но теперь это прикосновение не успокаивало, а, напротив, рождало ощущение опасности.

– Дура! – выругала она себя, глядя в темноту, вскочила и забегала по комнате. – Какая же я дура!

Почему она не подождала? Зачем соблазнила Элбрайна, фактически принудила его заняться с ней любовью, хотя прекрасно понимала, чем это может обернуться?

В ярости Пони скинула с ночного столика тарелку, даже не заметив, что та упала на пол и разбилась.

– Ну зачем, зачем я сделала это? – вслух спросила она и снова потянулась к животу, но не погладила, а вцепилась пальцами в кожу. – Мир полон зла, с которым я обязана сражаться хотя бы в память об Эвелине. Но как я могу? Что я за воин с таким животом?

Пони снова потянулась к столику, на этот раз с мыслью схватить его и вышвырнуть в окно. В последний момент, однако, она остановилась, мгновенно осознав, какой шум подняла. И тут же услыхала в коридоре быстрые шаги, а затем негромкий стук. Дверь распахнулась, на пороге стояла испуганная Дейнси Окоум, глядя на Пони широко раскрытыми глазами.

– Вам плохо, мисс Пони? – робко спросила она.

Пони охватило смущение, но ярость и сожаление все еще бушевали внутри. Она отошла от столика и повернулась лицом к Дейнси.

– Я могу как-то вам помочь? – обеспокоенно спросила Дейнси.

– Я беременна, – ответила Пони.

– Ну, об этом я уже догадалась.

Пони зло усмехнулась.

– Неужели? Да, ты поняла, что Пони беременна, но знаешь ли, что это означает на самом деле?

– Думаю, это означает, что через несколько месяцев вы будете нянчить младенца, – со смешком ответила Дейнси. – В шестом месяце года или, может, в конце пятого.

Пони ударом кулака свалила столик на пол, Дейнси подскочила от неожиданности.

– Это означает, что в решающий момент борьбы Пони не сможет принять в ней участие, – проворчала она. – Это означает, что, когда в Палмарисе вспыхнет мятеж, а это непременно случится, Пони будет валяться в родовых муках. – Выражение ее лица смягчилось, она опустила взгляд и добавила совсем тихо. – Это означает, что я выхожу из игры.

– Мисс Пони! – воскликнула Дейнси и стукнула ногой по полу.

– Какую же глупость я совершила, – упавшим голосом сказала Пони.

– Какую глупость вы сейчас совершаете, если уж на то пошло! – взорвалась Дейнси. – Это что же, вы сожалеете о том, что носите ребенка? – Пони не отвечала, но выражение ее лица подтвердило догадку Дейнси. – Вы делаете ошибку. Нельзя так думать о ребенке, который у вас в животе. Нет, нельзя, он ведь это поймет, мисс Пони! Он все слышит, не сомневайтесь, и потом…

– Заткнись! – рявкнула Пони и сделала шаг вперед.

Дейнси немного отступила, но тут же остановилась и расправила плечи.

– А вот и нет! – заявила она. – Вы скучаете по своему возлюбленному, боитесь за него и ребенка, но сейчас вы говорите глупости, и я была бы вам не друг, если бы не сказала этого!

Подскочив к ней, Пони стала оттеснять ее за дверь. Дейнси пыталась сопротивляться, но Пони оказалась сильнее и в конце концов вытолкала ее в коридор. Дейнси рвалась обратно, но Пони захлопнула дверь прямо у нее перед носом.

Упрямая Дейнси снова заколотила в дверь.

– Вы слышите меня, мисс Пони! Я знаю, вы слышите меня! Вы чувствуете жизнь внутри себя и понимаете, что именно она, а не эта дурацкая борьба – ваша главная обязанность. Прислушайтесь к своему сердцу…

Безрезультатно поколотившись в дверь, Дейнси наконец ушла.

Пони рухнула на постель, уткнула мокрое лицо в ладони. Все в ее жизни перевернулось с ног на голову. Ах, если бы Элбрайн был здесь, поддержал ее! Ах, если бы она не была беременна…

Осознав, какая мысль только что пришла ей в голову, Пони выпрямилась на постели, широко распахнув глаза и тяжело дыша.

– Господи… – пробормотала она.

Руки скользнули к животу и принялись ласково поглаживать его в попытке взять обратно свои слова, в попытке уверить зреющего в ней ребенка, что она ничего такого не имела в виду.

Дверь распахнулась, на пороге снова стояла Дейнси.

– Мисс Пони? – негромко позвала она.

Пони едва не потеряла сознание и, наверное, упала бы, но Дейнси подскочила к ней, обняла, зашептала на ухо, что все наладится, все будет хорошо.

Ах, если бы можно было в это верить!

ГЛАВА 21
ЗОВ СЕРДЦА

– Ты уверен, что мы одни? – спросил Браумин, когда они с Элбрайном углубились в залитый полуденным солнцем лес неподалеку от Дундалиса.

За неделю, прошедшую после бурана, снег подтаял на несколько дюймов, но был еще очень глубок. Белый ковер покрывал узор из теней, отбрасываемых голыми ветвями.

Полуночник пожал плечами.

– Кто знает? Смотрителя поблизости нет, это, пожалуй, единственное, в чем я уверен. И людей тоже, разве что это люди, умеющие ходить совершенно бесшумно, не вспугивая даже птиц. Роджер Не-Запрешь? Может быть. Ему везет на такие вещи – слушать то, что не предназначено для его ушей, и видеть то, что не предназначено для его глаз.

– Ну и конечно, эльфы, – добавил Браумин. – Они могут быть на расстоянии вытянутой руки, и даже Полуночник не будет знать об этом, если они не пожелают.

Элбрайн кивнул. После сражения с гоблинами он не видел никаких признаков эльфов, только временами слышал их тихую ночную песнь. Они были неподалеку, это точно, но теперь он был не в силах объяснить себе их поведение. Почему они не предупредили его о нападении гоблинов и почему приняли столь незначительное участие в сражении, стоившем жизни четырем солдатам? И пожалуй, самое странное – почему они не пришли к нему потом, хотя бы просто с целью объясниться? Он с нетерпением ожидал этой встречи, если, конечно, она когда-нибудь произойдет. И твердо решил, что, даже если с ними и впрямь госпожа Дасслеронд, открыто выскажет все, что думает об их позиции.

– Ладно. Здесь мы, наверное, в безопасности настолько, насколько это вообще возможно, – серьезно сказал Браумин. – У меня к тебе просьба.

Элбрайн молча смотрел на него, не зная, чего ожидать. Он боялся, что Браумин заговорит о возвращении украденных камней, принадлежавших – и по праву, как полагал Полуночник! – Пони; тогда ему придется отклонить эту просьбу.

– Я и мои друзья теперь одиноки в этом мире, – продолжал Браумин. – Сбежав из Санта-Мер-Абель, мы разорвали все связи с церковью Абеля.

– Об этом нетрудно догадаться, – ответил Элбрайн. – Хотя, учитывая мстительность отца-настоятеля, я бы на вашем месте молился о том, чтобы эти связи и впрямь оказались полностью разорваны.

Губы Браумина тронула мимолетная улыбка.

– С нашей стороны точно разорваны, а это значит, что мы стали людьми, у которых больше нет дома. И хуже того, Полуночник, – людьми, у которых нет цели.

– Здесь, в Дундалисе, вы нашли друзей, а в лесах Тимберленда всегда можно спрятаться, так что никто вас не найдет, – ответил Полуночник. – Думаю, Шамусу и его солдатам даже в голову не приходит, что вы имеете какое-то отношение к церкви. Чем не жизнь? Бывают гораздо более трудные судьбы.

– Это правда, но не забывай, что мы всегда были людьми цели и всю свою жизнь, с детских лет, посвятили изучению Бога, – сказал Браумин. – Мы призваны Богом и не смогли бы даже переступить порог Санта-Мер-Абель, не проникнись мы этой уверенностью до глубины души. – Столь горделивое признание заставило Полуночника удивленно и как-то по-новому взглянуть на бывшего монаха. – Не думай, я не приукрашиваю, все так и есть. От любого студента ордена Абеля требуется абсолютная преданность.

– И вот теперь вы покинули свой орден.

– Потому что поняли, что отец-настоятель Далеберт Маркворт искажает саму суть церковного учения. – Браумин невольно возвысил голос, но тут же испуганно оглянулся и продолжал уже тише: – Этому научил нас магистр Джоджонах, а его – твой друг Эвелин Десбрис. – На это Полуночнику возразить было нечего; Эвелин многому научил и его. – Мы не покинули орден. Мы, только мы воплощаем в себе подлинный дух церкви Абеля, и именно это заставило нас уйти из Санта-Мер-Абель.

– И этот путь привел вас в Дундалис, – попытался развить его мысль Элбрайн, – а теперь у вас возникло ощущение, что путешествие не завершено, что простая жизнь на лоне природы не способна удовлетворить ваши духовные запросы. – Проблема была сформулирована так точно, что теперь Браумин удивленно взглянул на него. – Может, стоит построить тут церковь и учить людей тому, что вы считаете правильным?

– И долго мы в таком качестве просуществуем в непосредственной близости от Хонсе-Бира и церкви Абеля? – скептически спросил Браумин.

– Значит, вас толкают вперед не поиски цели, а самый обычный страх.

В первое мгновение лицо монаха исказилось от негодования, но он быстро сообразил, что Элбрайн поддразнивает его, и рассмеялся.

– Да, из Санта-Мер-Абель нас выгнал страх, но поверь, уходить нам было едва ли не страшнее, чем остаться.

– Ты сказал, у тебя есть просьба, – напомнил Браумину Элбрайн. – Что я могу сделать для вас?

Браумин глубоко вздохнул, и это снова навело Полуночника на мысль, что речь идет о чем-то серьезном.

– Я хочу просить тебя отвести нас в Барбакан, – торопливо ответил Браумин.

Интересно, подумал Элбрайн, что пугало Браумина больше – попросить о помощи или громогласно заявить о том, в чем она состоит?

– В Барбакан? – удивленно повторил он.

– Я видел могилу Эвелина и твердо знаю, что должен пойти туда опять. То же самое можно сказать о брате Делмане. Остальные непременно тоже должны ее увидеть; это паломничество необходимо, чтобы мы, пятеро, поистине стали людьми одной цели.

– В чем же состоит эта цель?

– Очень надеюсь, что паломничество подскажет нам ее.

– Барбакан – все еще опасная для людей территория, – напомнил Браумину Элбрайн. – Гибель демона и разгром его армии не сделали эти места пригодными для обитания. Допустим, я отведу вас туда, а что потом? Вы сможете остаться там всего на несколько дней, а может, и часов. И тут же снова обратно, в Дундалис?

– Может, да, – не стал кривить душой Браумин, – а может, и нет. Я верю в сердце своем, что Эвелин укажет нам путь. Он отдал жизнь за правое дело и теперь, конечно, пребывает на небесах. В месте его гибели ощущается что-то магическое, что-то исцеляющее и непостижимое. Я остро почувствовал это, увидев его могилу.

– Более трехсот миль по дикой, безлюдной местности – и все ради надежды в конце получить озарение?

– А что еще нам делать? – сказал Браумин. – Знаю, я прошу у тебя слишком много, но делаю это во имя Эвелина и в надежде, что он и Джоджонах погибли не зря.

Элбрайн не знал, что и сказать. Очень велика была вероятность того, что в этом путешествии все они погибнут или, в лучшем случае, возвратятся измученные и едва живые. Однако Браумин говорил с такой искренней убежденностью, с такой решимостью! Он много лет был монахом и лучше Элбрайна знал, на что способна глубокая, искренняя вера. Может, человек, посвятивший всю свою жизнь поискам Бога и добра, и впрямь способен получить озарение? Кроме того, Полуночник и сам испытал нечто вроде священного трепета, увидев руку Эвелина, сумевшую уцелеть, когда все вокруг рушилось и пылало. Хотя в отличие от Браумина он понимал, что цель у Эвелина была сугубо практическая: он надеялся, что сумеет таким образом сохранить священные камни и меч Элбрайна.

– Ты представляешь себе, как это опасно? – спросил он.

– Я понимаю, что означает для нас не пойти: смерть, если не физическую, то духовную. И, что страшнее даже физической смерти, – духовное бессилие. Наши голоса смолкнут навсегда под пятой отца Маркворта.

– И Барбакан может это изменить?

Браумин пожал плечами.

– Я и мои товарищи знаем, что должны добраться до могилы Эвелина. И мы пойдем туда, с Полуночником или без него.

Элбрайн не сомневался в этом.

– Прогос еще наполовину виден на небосводе, – сказал он. – Зима в самом разгаре. Ты убедился, какая она здесь. Поверь, тот буран, который разразился за день до прихода Шамуса Килрони, – явление самое обычное в этих местах. Не знаю, когда тропы очистятся от снега, но даже если это произойдет, в горах вокруг Аиды дует ледяной ветер, способный заморозить кровь в ваших жилах.

– Опасности, конечно, нужно учитывать, – ответил Браумин, – но они нас не остановят.

Решимость монаха явно произвела на Элбрайна впечатление.

– Я поговорю со Смотрителем, – сказал он. – Он лучше меня знает северные края, а его лесные друзья могут подсказать, какая из опасностей нам угрожает реально.

– Нам? – с надеждой в голосе воскликнул Браумин.

– Ничего не обещаю тебе, брат Браумин, – ответил Элбрайн, но было ясно, что он, скорее всего, возглавит маленький отряд.

От этой мысли Элбрайну внезапно стало не по себе; никакого желания возвращаться к заброшенным развалинам Аиды он не испытывал. Всего неделю назад, до этого странного сна о Пони, он был уверен, что его путь лежит в прямо противоположную сторону. Хотя нет, это ведь был не сон. Сама Пони явилась ему во сне, и теперь он знал совершенно точно, что в ближайшее время им не суждено встретиться.

Может, на север его толкала злость на Пони, обида на нее? Трудно сказать. Одно ясно: прежде чем отправляться в это путешествие, нужно сесть и хорошенько все обдумать.

– Ты должен пойти. – Роджер шагал рядом с Элбрайном по темному лесу. – Они хорошие люди, каждый из них.

Тот не отвечал. Он уже объяснил Роджеру, с какими проблемами они могут столкнуться на этом пути, не упомянув, правда, об одной: если он отправится в Барбакан, Томас Джинджерворт месяц или даже больше не сможет рассчитывать на его помощь.

– Я работал в Санта-Мер-Абель, – продолжал Роджер. – Только очень мужественные люди могли решиться покинуть это место. Они рискнули всем, потому что не могли отречься от Джоджонаха…

Элбрайн поднял руку, останавливая его; Роджер уже начал повторяться.

– Давай спросим мнение Смотрителя, – сказал Элбрайн. – Верю, что брат Браумин и его друзья искренни в своей решимости. Если бы я хоть на миг усомнился в этом, то не стал бы разговаривать со Смотрителем. Но меня волнуют другие, с моей точки зрения более важные проблемы.

– Пони.

– Да, это одна из них. А вторая – погода. На краю поляны появился кентавр.

– Ты опоздал, – мрачно заявил он.

Над головой зашуршали ветки, и Элбрайн понял, почему у Смотрителя такая кислая физиономия. Приглядевшись, он увидел двух эльфов, быстро перескакивающих с ветки на ветку и опускающихся все ниже.

– Что тебя так удивило, Полуночник? – разглядев выражение его лица, спросила эльфийка по имени Тиел'марави.

Точнее, это было не имя, а прозвище, по-эльфийски означающее «птица певчая». Джуравиль когда-то объяснил Элбрайну, что подлинное имя Тиел'марави давно забылось; это прозвище лучше подходило той, чей мелодичный голос стал легендой даже среди эльфов, которые все обладали прекрасными голосами.

– Я думал, нашему союзу конец, – угрюмо ответил Полуночник. – Тол'алфар ходят теперь другими путями, и так продолжается уже много дней.

– Время течет медленно только для нетерпеливых людей, – ответил Ни'естиел.

Некоторое время они с эльфом молча сверлили друг друга вызывающими взглядами. Потом Ни'естиел встал на ветке и отвесил Элбрайну низкий поклон, улыбаясь от уха до уха.

Полуночник, однако, не улыбнулся в ответ.

– Это ты так считаешь, – сказал он. – А между тем дети Эндур'Блоу Иннинес не сочли нужным предупредить Полуночника о нападении гоблинов и принимали очень незначительное участие в сражении, хотя их луки могли бы внести в него неоценимый вклад.

– А может, они не знали, что Полуночник окажется среди солдат, – вставила Тиел'марави.

– Эти оправдания… – начал было Полуночник и смолк, напомнив себе природу этих созданий. Эльфы не люди, хотя он частенько забывал об этом. Их взгляд на мир не включал в себя такие чисто человеческие понятия, как сострадание к представителям другого, дружественного вида и необходимость действовать с ними сообща. И все же оправдать их пассивность в случае сражения, о котором шла речь, он не мог; как ни посмотри, люди могли быть союзниками эльфов, а гоблины – никогда. – Четыре человека погибли, и еще трое тяжело ранены…

Он замолчал, снова напомнив себе, с кем, собственно говоря, имеет дело, и заметив, что на тонких лицах обоих эльфов не отразилось никаких чувств. С какой стати? Что значит человеческая жизнь для созданий, способных пережить двадцать поколений людей?

А эти двое, Тиел'марави и Ни'естиел, если Элбрайн помнил точно по своей жизни в Эндур'Блоу Иннинес, относились к числу самых бесчувственных, когда дело касалось н'тол'алфар, то есть не-эльфов. И сразу же возникли новые вопросы: почему именно они говорят с ним? Где Джуравиль? И где госпожа Дасслеронд?

За этим, безусловно, что-то стояло, и это что-то Элбрайну очень не нравилось.

– Ну, как видите, Полуночник был среди солдат и, следовательно, тоже мог погибнуть, – сказал он наконец, думая, что нет смысла дальше обсуждать эту проблему.

Однако Ни'естиел на этот счет явно был другого мнения.

– Если бы его убили какие-то жалкие гоблины, тогда бы он не был достоин имени Полуночник, которое тол'алфар дали ему, – заявил эльф и насмешливо рассмеялся. А вслед за ним и Тиел'марави.

Однако у Элбрайна почему-то возникло ощущение, что их веселость не совсем искренна.

– Ну, это дело прошлое, а у нас впереди долгий путь, – заявила Тиел'марави.

Элбрайн удивленно посмотрел на кентавра.

– Ну, ты же знаешь, какие у них уши, – ответил тот.

– Ты обдумываешь поход в Барбакан, – сказал Ни'естиел, – на то место, где был уничтожен демон дактиль.

– К могиле брата Эвелина Десбриса, – торжественно заявил Роджер.

На эльфов, однако, его слова явно не произвели впечатления.

– И что тол'алфар думают об этом? – спросил Элбрайн.

– А при чем тут тол'алфар? – вопросом на вопрос ответил Ни'естиел.

– Полуночник вправе идти туда, куда сочтет нужным, – добавила Тиел'марави. – Мы поможем, чем сможем.

– И если сочтете нужным, – с кривой улыбкой заметил кентавр.

– Как всегда, – не стал отпираться Ни'естиел.

– Ты осмотрел местность? – спросил Элбрайн Смотрителя.

Он разговаривал с ним сегодня днем, рассказал о просьбе Браумина и напомнил кентавру, что обещал Томасу Джинджерворту помочь с восстановлением деревни.

– Нет здесь никаких гоблинов или других тварей, – ответил Смотритель. – Думаю, они удирают отсюда во все лопатки.

– Да, местность полностью очищена, – добавила Тиел'марави.

– С какой стати мы должны верить вам? – спросил кентавр.

Однако ответил ему Элбрайн, заявив, что лично он верит эльфам. Он понимал их, да и Смотритель тоже, просто последнему было труднее подавить злость. Да, тол'алфар могли спокойно стоять в стороне, глядя, как гибнут люди, – именно так они поступили, например, когда был уничтожен первый Дундалис и погибла вся семья Элбрайна, – но людей они всегда ставили несравненно выше гоблинов и прочих тварей. Если сейчас эти двое утверждали, что местность очищена от монстров, значит, так оно и было. Смотритель и сам понимал это, но ограничился насмешливым фырканьем и взмахом руки.

– Тогда что мне делать? – спросил Элбрайн. – По правде говоря, я вовсе не хочу идти в Барбакан, но, разыскивая меня, эти люди проделали долгий и трудный путь на север. И они сердцем и душой последователи Эвелина, в этом я нисколько не сомневаюсь.

– Значит, ты обязан выполнить их просьбу в память о своем погибшем друге, – горячо сказал Роджер.

– Знаешь, может, этот поход на север не такая уж и плохая идея, – неожиданно заявил Смотритель. – К тому же лично я так и не видел этой могилы, о которой столько толкуют.

– И я тоже, – сказал Роджер.

– А вы что скажете? – спросил кентавр эльфов.

– Может, и мы пойдем, – ответила Тиел'марави.

– А может, и нет, – добавил Ни'естиел.

У них тут свои дела, понял Элбрайн, связанные не только с ним. Он все еще не мог понять, почему госпожа Дасслеронд не пришла обсудить с ним лично столь важную проблему. Или Джуравиль… Где в такой решающий момент его дорогой друг, единственный друг из числа тол'алфар? И тут ему пришло в голову: а может, госпожи Дасслеронд, Джуравиля и остальных эльфов просто нет поблизости, может, они послали в Тимберленд только этих двоих?

– Ну, теперь остается лишь ждать хорошей погоды, – заметил Смотритель. – И, боюсь, ждать придется долго!

Элбрайн был согласен с ним. Он хорошо знал, что такое зима на севере: дни, недели, проведенные при тусклом свете костра, когда топливо используется экономно, только чтобы не замерзнуть насмерть, а вокруг лишь голые скалы и постепенно теряющие присутствие духа товарищи.

Элбрайн и Роджер вернулись в деревню и направились в палатку, установленную около стены большого общего дома. Браумин и остальные были уже там, томились в ожидании и явно нервничали.

– Если Томас Джинджерворт и солдаты подтвердят, что в состоянии сами защитить, себя, я поведу вас в Барбакан, – заявил Элбрайн, рассеивая опасения монахов. Они тут же начали возбужденно перешептываться. – Больше трехсот миль, переход гораздо длиннее и труднее, чем от Палмариса до этих краев.

– Не так уж трудно, – еле слышно прошептал Муллахи.

– Не так уж долго, – легкомысленно заявил Виссенти.

– Думаю, нужно начинать готовиться, – сказал Браумин.

– И когда в путь? – спросил нетерпеливый Кастинагис.

– Когда станет ясно, что ветер не убьет нас, а снег не похоронит под собой, – жестко ответил Полуночник. – Думаю, в начале или конце баффэя.

Это сообщение явно разочаровало рвущихся в дорогу монахов, но Элбрайн остался непоколебим.

– Уходить раньше опасно. Вы слышали, как воет ветер, и видели, какой глубокий выпал снег, а ведь мы гораздо южнее Барбакана, и местность здесь значительно ниже. В северных горах все обстоит гораздо серьезнее, поверьте моему опыту. До сих пор зима протекает довольно мягко, и, если так будет продолжаться и дальше, мы, может быть, выйдем незадолго до начала баффэя. Но не раньше – даже если завтра солнце начнет жарить с такой силой, что мы сможем скинуть одежду и загорать нагишом!

С этими словами Полуночник коротко поклонился и покинул палатку, а Роджер остался со своими новыми друзьями, чтобы вместе порадоваться удаче, которую ничуть не омрачили мрачные предостережения Элбрайна.

Сначала Полуночник двинулся было в сторону палатки Томаса Джинджерворта, но потом передумал. Томаса будет нетрудно убедить; гораздо важнее договориться с тем, кому вместо Полуночника придется охранять поселенцев.

Шамус не спал, обходил свои караулы, с озабоченным видом сцепив за спиной руки и глядя на звезды. Увидев хмурого Элбрайна, он тут же заволновался, но постарался скрыть это, хотя получилось не слишком убедительно.

– Когда зима подойдет к концу, мне придется уйти на несколько недель, – с ходу заявил Элбрайн. – Поведу кое-каких людей на север.

– На север? – удивился Шамус. – Но мы нужны здесь.

– Я не уйду, пока не удостоверюсь, что местность полностью очищена от врагов, – ответил Полуночник. – И отсутствовать буду недолго… самое большее месяц. К тому же Томас Джинджерворт и другие поселенцы останутся в надежных руках капитана Шамуса Килрони и его солдат. Зачем я тут нужен?