Текст книги "Демон-Апостол"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц)

– Ты мне льстишь, рейнджер. – Шамус обезоруживающе улыбнулся. – Но если здесь врагов не останется, почему бы и мне не пойти с тобой?

– В этом нет необходимости, – ответил Полуночник тоном, ясно дающим понять, что вопрос не обсуждается.

– И что за дела могут быть у кого-то на севере? – продолжал допытываться Шамус. – Лес здесь богатейший, деревьев хватит на тысячи тысяч мачт.

– Они идут на север в поисках богатства совсем другого сорта, – загадочно ответил Элбрайн, – и я верю: они найдут то, что ищут.

– Значит, Полуночник тоже гонится за богатством? – с усмешкой спросил Шамус.

– Может быть, – ответил Элбрайн со всей серьезностью, погасившей смех капитана.

– Полуночник идет туда, куда ему захочется, – мрачно заметил Шамус, почти дословно повторив слова Тиел'марави. – Остается лишь надеяться, что ты уйдешь ненадолго… а до того еще раз обдумаешь мое предложение отправиться вместе с вами.

– Обещаю и то и другое. – Элбрайн пожелал капитану доброй ночи и исчез в лесу.

После его ухода Шамус долго стоял, обдумывая услышанное и то, к чему это может привести. Зрелище беглого кентавра и без того донельзя расстроило его, а тут еще выясняется, что Полуночник собирается вести на север шесть человек, совсем недавно влившихся в ряды поселенцев. По некоторым косвенным признакам, например по тому, что они часто называли друг друга «брат», Шамус уже понял, что эти люди имеют или, по крайней мере, имели отношение к церкви Абеля.

Может, Полуночник догадался, что Шамус действует по поручению Де'Уннеро?

Внезапно капитан услышал легкие шаги и увидел, что к нему приближается самый молодой из этих шестерых. Поравнявшись с капитаном, Роджер кивнул ему в знак приветствия.

– Полуночник рассказал мне, что поведет вашу группу на север, – сказал капитан ему в спину.

Тот остановился, удивленный, но нимало не насторожившийся. По его понятиям, солдаты барона и, следовательно, солдаты короля никак не могут быть на стороне церкви.

– Ну да, – ответил Роджер. – И все мы очень рады, что он будет с нами.

– Поход опасный, и вам повезло, что Полуночник будет с вами.

– Самой трудной будет первая часть пути, так мне кажется, – сказал Роджер. – Если гора Аида и впрямь полностью разрушена, вряд ли монстры осмелятся вернуться в такое страшное место.

Шамус с трудом скрыл удивление. Они собираются в Барбакан!

– Тогда мне не понятно, зачем вам-то туда идти? – спросил он.

И тут наконец Роджер насторожился. Он доверял капитану, но понимал, как важно для них сохранение тайны, и вдруг испугался, что сболтнул лишнее. Хотя, подумал Роджер, Шамусу наверняка уже все известно от Полуночника.

– Не знаю даже, как ответить, – сказал он. – На свете много мест, которые я не видел, но хотел бы увидеть. В одни легче добраться, в другие тяжелее, вот и все.

Надеясь, что ему удалось сбить Шамуса с толку, Роджер протяжно зевнул и сказал, что ему уже давно пора спать.

Вскоре капитан вручил одному из своих самых доверенных солдат пергамент, приказал скакать на юг и доставить сообщение епископу Де'Уннеро. Шамус постоянно говорил себе, что всего лишь выполняет долг офицера короля. И все же, предавая Полуночника, пусть даже объявленного преступником, Шамус чувствовал себя довольно гадко.

Часть четвертая
СЕРДЦЕ И ДУША КОРОНЫ

Я никогда не думал об этом прежде, дядя Мазер, потому что никогда не видел в этом проблемы. И возможно, потому, что меня никогда об этом не спрашивали. В самом деле, король Дануб Брок Урсальский – король Полуночника или нет? Вот какой вопрос, с виду совсем простой, задал мне Шамус, но он застал меня врасплох, и я не знал, как на него отвечать. Сказал что-то, но в сердце своем не знаю ответа до сих пор.

Может, я бездомный бродяга? Мое детство прошло в Дундалисе, которого больше нет, даже если из его руин поднимется новая деревня. Я вырос и возмужал в Эндур'Блоу Иннинес, среди эльфов, и считаю их своими самыми дорогими друзьями.

Но семья?

Нет, в прямом смысле этого слова Белли'мар Джуравиль мне не брат, а госпожа Дасслеронд не королева. Я люблю Джуравиля как брата и с большим вниманием отношусь к распоряжениям госпожи Дасслеронд, но факт налицо – мы смотрим на мир разными глазами. Взгляд эльфов по сравнению с человеческим различает другие оттенки в яркой палитре мира.

Вот почему Эндур'Блоу Иннинес, не является, да и не может быть моим домом, как бы я этого ни желал. Когда я вернулся в эльфийскую долину, мне даже не позволили туда войти. Джуравиль объяснил это тем, что я н'тол'алфар, и хотя я спорил с ним, убеждая, что мыслю не как обычный человек, мы оба понимаем, что он прав: Элбрайн-Полуночник, несмотря на все обучение у эльфов и любовь к ним, тол'алфар не является.

Итак, госпожа Дасслеронд не моя королева. Выходит, за недостатком других вариантов, Дануб мой король?

Нет, дядя Мазер, и думаю, что его отец не был королем тебе. Получается, что мы с тобой все же бездомные бродяги? Вряд ли. Мой дом здесь, в лесах Тимберленда, пустошах Вайлдерлендса, к северу от Хонсе-Бира, или в степях и горах южного Альпинадора, если пожелаю. Это еще один аспект жизни рейнджера, лишь недавно открывшийся мне. Дом – это ощущение, а не место; для рейнджера он может перемещаться от одной территории к другой, но никогда не бывает замкнут в четырех стенах. Мой дом здесь, в Тимберленде, потому что это ощущение возникает у меня всякий раз, когда я сюда возвращаюсь.

Выходит, не мне рассуждать о королях и королевах, империях и королевствах. Какой бы правитель ни распространил свое влияние на эти земли, это не имеет никакого значения; границы – вещь невидимая и существующая исключительно на карте, не в жизни. Они – всего лишь расширение своего «я», утверждение власти, средство обогащения. И все это одна видимость, потому что расширение своего «я» таким способом ложно. Власть не столько свобода, сколько ловушка, а богатство эфемерно.

Да, одна видимость, дядя Мазер, способ, с помощью которого один человек может дать почувствовать другому свое превосходство. Эвелин как-то рассказывал мне об одной крепости где-то на задворках Урсала. Она служила тюрьмой для тех, кто осмеливался порочить короля, и обычно дверь для этих несчастных открывалась лишь в одну сторону. Прошло несколько десятилетий, для тех же целей построили новую крепость, и надобность в старой отпала. Король великодушным жестом даровал ее какому-то герцогу, но тот долгие годы не знал, что ему с этим подарком делать. Конечно, в крепости не было больше пыточных устройств, она превратилась в довольно уютное местечко, но находилась очень далеко от Урсала, где этот герцог наслаждался всеми прелестями придворной жизни.

Но он был предприимчивым человеком, дядя Мазер, и часто, разговаривая с придворными, рассказывал о «великолепных видах», открывающихся из его поместья. Там такая красота, говорил он, жаль только, что нет времени поддерживать крепость в хорошем состоянии. Поэтому он предлагал ее в аренду – за просто умопомрачительные деньги. Одна эта бешеная цена возбуждала любопытство придворных, а хитрый герцог все продолжал нахваливать свои потрясающие «виды».

Виды! Он играл на суетности этих людей, для которых «дороже» всегда означает «лучше». По словам Эвелина, из-за аренды этой крепости не раз на дуэлях лилась кровь, а между тремя провинциями чуть не вспыхнула самая настоящая междоусобная война. Леди умоляли своих мужей устроить в поместье резиденцию, одинокие придворные желали заполучить бывшую крепость, чтобы приглашать туда дам, соблазняя их удивительными «видами».

В конце концов королева Хонсе-Бира потребовала у мужа, чтобы он вернул крепость себе; однако король, как человек чести, не стал отменять собственного решения. Вместо этого он арендовал у герцога крепость за тысячу золотых «медведей» в год.

И вот королева получила свои желанные «виды», те самые, которыми десятилетиями любовались враги короны.

Не правда ли, дядя Мазер? Богатство – это всего лишь вопрос восприятия, а яростное желание быть лучше других – не больше чем слабость. И король тоже угодил в ловушку, подхлестываемый мыслью о том, как подданные будут завидовать ему.

Для меня, дядя Мазер, нет ничего дороже свободы и моей любимой, Джилсепони. Свой дом мы будем носить с собой, куда бы ни забросила нас судьба, а все свои богатства хранить в душе и сердце.

И только два этих поистине бесценных сокровища – все, что на самом деле имеет значение.

Элбрайн Виндон

ГЛАВА 22
СЕМЕНА МЯТЕЖА

Люди называли это «оттепель на Прогос» и, хотя такое случалось каждый год, почему-то всегда оказывались захвачены врасплох, покачивали головами и рассуждали о странностях погоды. В этом году, впервые за много лет, у них были все основания для подобных рассуждений. Весна обрушилась на Палмарис внезапно, в начале второго месяца года, целой серией буранов, начинающихся тяжелым влажным снегом, а заканчивающихся холодным дождем.

Зима, одна из самых теплых на памяти даже очень старых людей, закончилась на удивление быстро. Теперь не заметить живот Пони стало просто невозможно. Учитывая это обстоятельство, она вообще больше не снимала фартука, даже когда не работала в трактире, даже если шла по улицам поздно вечером, чтобы встретиться с кем-то из своих товарищей-заговорщиков.

Сопротивление постепенно набирает силу, с надеждой напомнила она себе, выходя из трактира на улицу. Совместными усилиями друзей Белстера, Колин, снабжающей их сведениями из вражеского лагеря, и бехренцев противники Де'Уннеро уже в большой степени контролировали городские улицы и доки. К открытым действиям пока не переходили, ограничивались лишь разговорами.

Пока. Да, они сеяли семена мятежа, насаждали и поддерживали отличающийся от официального взгляд на то, как церковь правит городом. Если дойдет до открытого столкновения – а Пони страстно надеялась, что так и будет, – епископ со своими приспешниками будут удивлены масштабом сопротивления.

Сейчас Пони быстро шагала на встречу с Колин Килрони. Жажда мести в ее душе не охладела, она по-прежнему была полна решимости в случае необходимости прибегнуть к каменной магии, магии Эвелина, чтобы обрушить свою ненависть на проклятых церковников, погубивших ее родителей и друзей.

Свернув в нужный переулок, Пони удивилась, увидев, что Колин не одна. Ее удивление лишь усилилось, когда она разглядела спутника Колин.

Она насторожилась и замедлила шаги.

Он прыгнул на нее и схватил руками за горло. Как и все монахи церкви Абеля, этот человек изучал боевые искусства, действовал уверенно и быстро.

Пони пошатнулась под обрушившейся на нее тяжестью и схватила его за руки, пытаясь оторвать их от своего горла. Пони заметила, что Колин мечется у монаха за спиной, но, не обращая на нее внимания, подсунула большие пальцы под руки монаха, согнула ноги и опустилась на колени, потянув его за собой. Теперь перевес сил был на стороне Пони. С силой повернув запястья, она разорвала хватку – и, продолжив это движение, могла бы сломать монаху руки.

Быстро встав, Пони развернулась и пяткой ударила его под подбородок, отшвырнув в сторону. Он поднял руки, отчаянно пытаясь защититься, но она уже метнулась вперед, словно смертоносная змея, нападающая на свою жертву. Последовал новый удар, на этот раз в переносицу, и из ноздрей монаха хлынула кровь.

Он начал падать, но Колин подхватила его, одновременно лишив возможности двигаться, – подсунула руку монаху под плечо и обхватила его за шею.

– Вижу, ты привела сюда доброго друга, – с иронией заметила Пони, поправляя одежду и угрожающе поглядывая на монаха.

Она сумела довольно быстро справиться со своей яростью – учитывая, что на нем была церковная ряса, – но решила, что убьет его, если он бросится снова.

– Это она, да, – пролепетал монах, заикаясь и сплевывая кровь. – П-п-подруга П-п-олуночника.

– Я это и без тебя знаю, – сказала Колин.

– И подруга еретика Эвелина, который украл священные камни и служил демону, – продолжал монах.

Колин фыркнула.

– Чего только про тебя не болтают, – сказала она, обращаясь к Пони. – Знаешь, девочка, ты нравишься мне все больше и больше.

– Ты не понимаешь! – воскликнул монах.

– Понимаю достаточно, чтобы отпустить тебя, – отрезала Колин. – Будет приятно посмотреть, как она вышибет из тебя дух. – Она перестала поддерживать монаха и отошла в сторону.

Человек заколебался, переводя взгляд с нее на Пони и вытирая рукавом бегущую из ноздрей кровь.

– Подруга Эвелина, да, – не стала отпираться Пони, засунула руку в карман фартука и швырнула монаху носовой платок. – Подруга Эвелина, того самого, который прикончил демона, что бы ваши магистры вам ни внушали. – Монах молчал, вытирая кровь и затравленно оглядываясь по сторонам. – Зачем ты привела его? – спросила Пони у Колин.

– Он недолюбливает Де'Уннеро, – ответила Колин. – Я подумала, раз у нас общий враг… Плохо ли иметь своего человека прямо в аббатстве? Мне даже в голову не приходило, что он так себя поведет. – Она пнула монаха ногой. – Я рассказывала ему о тебе, и он вроде бы был настроен вполне по-дружески.

– Это уловка, чтобы добраться до меня, – сказала Пони.

– Придется прикончить его. – Колин отстегнула от пояса кинжал и уткнула его кончик в спину монаха, отчего он тут же испуганно сгорбился.

– Я и впрямь не друг епископу, – пролепетал он.

– Тогда ты не друг и отцу-настоятелю Маркворту, – ответила Пони. – И гораздо ближе к Эвелину Десбрису, чем полагаешь.

– Коллегия заклеймила его как еретика и убийцу.

– Пусть твоя Коллегия катится в преисподнюю! – взорвалась Пони. – У меня нет времени объяснять тебе правду, брат…

– Брат Талюмус, – подсказала Колин, – которого я считала другом.

– Я и был им, пока не узнал, что ты в сговоре с преступниками, – полуобернувшись к ней, проворчал он.

– Странные слова ты употребляешь, если учесть, что ты пришел сюда, чтобы принять участие в заговоре против Де'Уннеро, – заметила Пони.

– Так мы убеждать его будем или убивать? – жестко спросила Колин.

Чувствовалось, что она не шутит.

– Не убивай его, – быстро ответила Пони.

– Как думаешь, удастся нам убедить тебя? – сказала Колин монаху в ухо.

Талюмус не отвечал, и вообще непонятно было, услышал ли он ее слова.

– Ты уважал вашего прежнего аббата? – спросила Пони.

– Не смейте говорить плохо об аббате Добринионе! – горячо воскликнул Талюмус.

– Никто и не говорит о нем плохо, – ответила Пони. – Добринион был добрый человек, выдающийся человек, сродни Эвелину Десбрису гораздо больше, чем ты догадываешься. Поэтому отец-настоятель Маркворт и убил его. – Монах пробормотал что-то нечленораздельное и прикусил губу. – Колин привела тебя сюда и, на мой взгляд, правильно поняла твой характер, хотя прежде не раз ошибалась в своих оценках. – Пони обезоруживающе улыбнулась Колин. – Я расскажу тебе правду, все как есть, а дальше суди сам. Хочешь верь, хочешь нет.

– Но если ты не… – начала было Колин, в очередной раз ткнув монаха кинжалом.

– Если ты нам не поверишь, – перебила ее Пони, – тогда придется тебе посидеть пока взаперти. Но не бойся, в любом случае тебе ничто не грозит.

– Аббата Добриниона убил поври, – сказал Талюмус. – Мертвую тварь нашли прямо в его спальне.

– Наверное, тот самый поври, который не стал тратить время на то, чтобы прикончить Келли Ли и окунуть свой берет в ее кровь? – спросила Пони и сразу же поняла, что ее вопрос застал Талюмуса врасплох.

Он хотел было сказать, что, возможно, у твари просто не хватило на это времени, но вместо этого спросил:

– Откуда тебе это известно?

– Мне рассказал Коннор Бильдборо.

– Коннор, который не захотел с тобой жить как с женой. – Чувствовалось, что монах по-прежнему не верит Пони.

– Который прискакал на север и предупредил меня, что убийцы аббата Добриниона гонятся теперь и за ним, и за мной, – объяснила монаху Пони. – Коннор, которого все же убил один из этих людей, Карающий Брат, обученный и посланный настоятелем Санта-Мер-Абель.

– Коннор, чей дядя был убит человеком, которого теперь называют епископом, – добавила Колин.

Плечи Талюмуса поникли под тяжестью этих обвинений; ничего подобного до сих пор ему слышать не доводилось.

Пони понимала его состояние. Монах не мог вот так, сходу, поверить ей на слово, но не мог и совсем выкинуть из головы услышанное. И если что-то подтвердит ее правоту, весь его мир может в одночасье рухнуть.

– Теперь ведутся гонения на бехренцев, – сказала Пони, и Талюмус кивнул с убитым видом. – Ты не согласен с этой политикой. – Последовал новый кивок. – Тогда встань на нашу сторону или, по крайней мере, не выступай против нас. – Пони сделала знак Колин, и та наконец убрала кинжал.

– Я не пойду против ордена, – решительно заявил Талюмус.

– Тогда отойди в сторону и просто внимательно следи за тем, что происходит. И уговори других монахов аббатства Сент-Прешес вести себя точно так же. Епископ Де'Уннеро недобрый человек и даже по-настоящему неверующий в сердце своем. Мы докажем это.

– Я столько лет была тебе другом, – сказала Колин. – Не предавай меня.

– Хорошо, я буду наблюдать, – после долгой паузы заявил Талюмус. – И буду размышлять о том, что увижу. Но если в результате я приду к выводу, что вы ошибаетесь, то буду сражаться против вас.

Рука Колин тут же скользнула к кинжалу, но Пони остановила ее.

– Это все, о чем мы вправе просить тебя, – сказала она. – Ты поступаешь мудро.

Талюмус отступил на несколько шагов, не сводя обеспокоенного взгляда с Пони. Отойдя достаточно далеко, он повернулся и бросился бежать.

– Не следовало приводить его сюда, – сказала Пони. – Пока по крайней мере.

– А когда, интересно? – спросила Колин. – Думаешь, мы долго продержимся, если нам не станут помогать монахи? Ба! – Она насмешливо фыркнула. – Рано или поздно тебя все равно найдут и прикончат. Знаешь, почему я привела Талюмуса? Он признался, что прошлой ночью один из братьев почувствовал каменную магию в районе «Друга», а Талюмус знал, что я частенько захожу сюда.

При этих словах Пони сникла. Прошлой ночью она снова использовала гематит, чтобы посмотреть, как идут дела у ее ребенка – ребенка, который постепенно занимал все больше места в ее жизни. Ей даже в голову не приходило, что духовная связь с еще не рожденным крошечным человеком может иметь фатальные последствия. А вдруг Де'Уннеро и его приспешники тоже заметили применение каменной магии?

– Он посоветовал мне держаться подальше от «Друга», – закончила Колин.

– Значит, нужно ждать Де'Уннеро.

– Нет. Монах, заметивший, что ты применяла магию, рассказал об этом только Талюмусу, а тот мне. Ну, я и говорю Талюмусу: скажи своему дружку, что это ты баловался с камнями, а не враги церкви. Он так и сделал, а теперь, после разговора с тобой, уж точно никому ничего не скажет.

Пони задумалась. Может, им всем вместе – ей, Белстеру и Дейнси – стоит покинуть трактир? Не хотелось бы, конечно, – это может погубить все, чего они в своей подпольной деятельности добились за последние несколько недель.

– Брат Талюмус производит впечатление искреннего человека, – решила она. – Он не выдаст нас, по крайней мере сейчас.

– Тогда нужно позаботиться о том, чтобы представить ему убедительные доказательства нашей правоты, – заметила Колин.

Верный данному обещанию, брат Талюмус уже по дороге в аббатство начал обдумывать события последнего времени в свете сказанного Пони. Одна встреча в особенности казалась ему знаменательной: незадолго до того, как барон Бильдборо отправился в Урсал и был убит по дороге, он и еще один человек пришли к брату Талюмусу. Барон вместе со своим неизвестным спутником рассказали монаху об убийстве отца Добриниона и между прочим упомянули о том, что поври не зарезал Келли Ли и не окунул берет в ее кровь.

Талюмус знал о поври не слишком много и прежде не придал этому факту того же значения, как барон Бильдборо, его неизвестный спутник и вот теперь эта женщина, Пони. И все же, можно ли счесть это доказательством в высшей степени гнусного предательства церкви Абеля по отношению к одному из своих наиболее уважаемых аббатов? Такой вывод брат Талюмус пока был сделать не готов.

В зале аббатства Сент-Прешес Талюмус встретился со своим другом, братом Гуильосом, тем самым, который заметил использование каменной магии в районе трактира «У доброго друга».

– Брат! – воскликнул Гуильос, заметив все еще кровоточащий нос Талюмуса. – Что это с тобой?

– Проблема использования камней около «Друга» улажена, – ответил Талюмус.

Гуильос отступил и недоверчиво посмотрел на него.

– Ты же говорил, что это твоих рук дело?

– Это правда лишь наполовину, – заявил Талюмус, и Гуильос удивленно распахнул глаза. – Я… Я искал там женщину для… Ну, ты понимаешь? Ох, слабость плоти, грехи наши тяжкие!

Набожный Гуильос кивнул и сделал общепринятый, хотя и редко используемый в церкви жест: вытянул руку вперед на уровне груди, коснулся ею брови, резко отвел вниз и в сторону, потом снова вверх и в другую сторону; жест, обозначающий живое дерево.

– Эта женщина оказалась больна, – продолжал Талюмус, – что-то с поясницей. Ну, я и дал ей на время камень души, чтобы она исцелилась…

– Что это за уличная шлюха, умеющая пользоваться священными камнями? – недоверчиво спросил Гуильос.

Талюмус смущенно улыбнулся.

– Уличные шлюхи много чего знают. Ну, я пошел к ней, чтобы забрать камень, но женщина решила, что при ее профессии эта вещь может сослужить ей хорошую службу.

– Брат Талюмус!

– Она ударила меня.

– А камень?

– У меня, конечно, – солгал Талюмус, от всей души надеясь, что Гуильос не захочет взглянуть на него.

Однако Гуильосу это даже в голову не пришло; недаром монахи часто называли его наивным младенцем. Он, простая душа, лишь вздохнул и повторил жест живого дерева.

– Я рассказал тебе об этом в надежде, что ты меня не выдашь, – продолжал Талюмус, – и будешь помалкивать о том, что обнаружил использование каменной магии неподалеку от «Друга». Епископ Де'Уннеро и так недолюбливает меня, не хотелось бы иметь новые неприятности!

Гуильос тепло улыбнулся другу.

– Ты должен покаяться и в дальнейшем быть осторожнее в выборе компании.

Вполне удовлетворенный объяснениями Талюмуса, он помог ему привести в порядок лицо, удивляясь многочисленным талантам шлюхи и, в частности, ее умению драться.

Желая показать, что он внимательно слушает болтовню Гуильоса, Талюмус время от времени издавал невразумительное мычание, хотя мысли его были далеко, в переулке рядом с трактиром. Еще многое требовалось обдумать… непонятного… тревожного…

– Эй, парень, подай-ка… вот это! – крикнул пьяный и с такой силой потянулся к лежащей рядом щербатой чашке, что потерял равновесие, даже несмотря на сидячее положение, и рухнул на землю.

Белли'мар Джуравиль, и впрямь слегка похожий на уличного мальчишку – для маскировки лицо он измазал сажей, а крылья спрятал под плащом; до чего же неудобно! – глянул на чашку, но не двинулся с места.

– Слышь, п-парень? – пьяный начал с трудом подниматься, держась за стену. – Давай сюда чашку, а то как дам!

Джуравиль с отвращением покачал головой. Перед ним был худший представитель рода человеческого, которого эльфу когда-либо доводилось видеть; он был даже гаже трех трапперов, когда-то получивших прощение от Полуночника. И Джуравиль понимал, что на его соплеменников, спрятавшихся поблизости в стратегически важных местах, этот, с позволения сказать, человек производит еще более худшее впечатление.

– Кому говорю, парень? – громко – слишком громко! – закричал пьяница и сделал шаг вперед.

Джуравиль резко развернулся, ногой заехал человеку по спине, подскочил, чисто инстинктивно пытаясь воспользоваться крыльями, – ох, как бы не повредить их! – и двумя ударами в лицо отшвырнул пьяницу к стене дома.

– Эй, да ты, оказывается, шустрый малый! – брызгая слюной, взорвался пьяница, изо всех сил пытаясь устоять на ногах.

И подскочил – Джуравиль тоже, – когда сверху упал кирпич, задев его по голове сбоку. Пьяница пошатнулся и упал.

Джуравиль поднял взгляд и увидел еще одного эльфа, стоящего на краю крыши.

– Может, ты убил его, – прошептал Джуравиль.

– Но если нет и если он, проснувшись, снова начнет шуметь, тогда я его точно убью! – ответил эльф.

Джуравиль узнал голос самой госпожи Дасслеронд и понял по ее тону, что она не шутит.

С проворством, недоступным ни одному самому ловкому человеку, госпожа спрыгнула с крыши, легко приземлилась на ноги и оказалась рядом с Джуравилем. Тот наклонился к пьянице и убедился, что он еще дышит.

– Она вернулась? – спросила госпожа Дасслеронд.

– Она внутри, обслуживает клиентов под видом жены Белстера, – ответил Джуравиль.

– Беременной жены Белстера, – заметила Дасслеронд. – Любому, кто потрудится приглядеться повнимательней, это очевидно. – Джуравиль не возражал; состояние Пони теперь ни у кого не вызывало сомнений. – Ловко она отвязалась от этого монаха.

Джуравиль понимал, что последние слова сказаны исключительно ради него: госпожа Дасслеронд хотела дать ему понять, что не сердится на Джилсепони.

– И все же вам не понравилось, что в такое тревожное время она встречается с человеком из церкви Абеля, – ответил он.

– Зря женщина-солдат привела его.

– Вы сильно опасаетесь церкви? – спросил Джуравиль.

– При чем тут я? Вот твоей приятельнице следовало бы ее опасаться.

– А мне кажется, что и госпоже Дасслеронд тоже, – осмелился возразить Джуравиль.

К его облегчению, она не рассердилась.

– Я опасаюсь любого человека, верящего, что его действия санкционированы Богом, – сказала госпожа. – А эта церковь к тому же имеет склонность объявлять врагом всякого инакомыслящего. Взять хотя бы положение бехренцев в порту. На какое отношение, в таком случае, могут рассчитывать тол'алфар?

– Какое нам до этого дело?

– Наши связи с людьми прочнее, чем хотелось бы, – мрачно ответила госпожа Дасслеронд.

Джуравиль не понимал, о каких связях идет речь. Да, эльфы связаны с рейнджерами; ну, и еще заключают сделки с очень немногими, специально отобранными торговцами, обменивая «болотное» вино на товары, которыми не могут обеспечить себя сами. И даже эти сделки осуществляются со всеми мыслимыми мерами предосторожности: зачастую торговцы понятия не имеют, кому поставляют товары и от кого получают вино.

– Война окончена, – продолжала госпожа Дасслеронд. – И после каждой войны у людей неизбежно начинается передел границ. На юг Хонсе-Бир не пойдет, несмотря на действия епископа против темнокожих. Все понимают, что воевать с Бехреном – дело безнадежное и опасное. Север тоже для них закрыт – там можно затронуть интересы диких альпинадорцев. На востоке – огромное море.

– А на западе Эндур'Блоу Иннинес, – закончил логическую цепочку ее рассуждений Джуравиль.

– Они и так слишком близко к нам, в особенности если учесть фанатизм и уверенность церкви Абеля в своей правоте.

– Но как остановить их? Не воевать же? – спросил Джуравиль. – Вряд ли мы можем рассчитывать на победу, учитывая их численное преимущество.

– Возможно, настало время открыто поговорить с королем Хонсе-Бира, – заявила госпожа Дасслеронд; Джуравиль так удивился, что даже почувствовал слабость в коленях. – Хотя, возможно, до этого дело и не дойдет. Не исключено, что церковь интересует только Палмарис.

– Король уже на пути сюда.

– И отец-настоятель тоже, – добавила госпожа Дасслеронд. – Это неплохо. Мы здесь для того, чтобы добыть как можно больше сведений, и лучше преуспеем в выполнении этой задачи, если в Палмарисе соберутся все ведущие силы королевства. Так что, Белли'мар Джуравиль, все происходящее лишь на пользу тол'алфар. – Она в упор посмотрела на него. – Это все, что тебя должно волновать.

Джуравиль негромко присвистнул и полез на стену трактира. Он понимал, что дела для его друга Джилсепони оборачиваются не лучшим образом, и понятия не имел, как помочь ей.

Снова переодевшись и войдя в общий зал «Друга», Пони поняла, что назревают неприятности. Один из главных осведомителей Белстера встретился с ней взглядом, еле заметно кивнул и направился к двери. Сам хозяин трактира с кислой миной стоял за стойкой. Народу в этот поздний час было не очень много, и Пони рьяно занялась делами, рассчитывая как можно скорее освободиться и поговорить с поджидающим ее человеком.

Все, однако, пошло совсем не так, как предполагалось. В трактир входили все новые и новые люди, в основном из подпольной сети Белстера, и это лишь подтверждало подозрения Пони о том, что что-то произошло.

В конце концов, уже где-то в середине ночи, последний клиент пошатываясь покинул трактир. Пони, Белстер и Дейнси остались одни.

– Драка в порту, – сказал Белстер Пони, не дожидаясь вопроса. – Солдаты упились вусмерть и забрели в порт, рассчитывая покуражиться над бехренцами.

– Ребенка избили! – взволнованно вставила Дейнси. – И ты называешь это «покуражиться»?

– Я называю это неприятностями, – сердито ответил Белстер. – И они не избили парня – кстати, вовсе не ребенка, скорее юношу, – а лишь напугали его.

– И получили то, на что напрашивались, так я полагаю, – упрямо заявила Дейнси.

– Бехренцы пришли мальчику на помощь? – спросила Пони.

– Ага, человек десять или больше, – ответил Белстер. – Кулаки у них покрепче солдатских дубинок.

– Отдубасили солдат как следует, – пробормотала Дейнси. – И бросили в порту, одного при смерти. Хотя монахи вроде бы спасли его. А жаль.

– Слава богу, ты хочешь сказать, – рявкнул Белстер. – В порт вот-вот нагрянет тысяча солдат.

– И не найдут там ни одного бехренца, – заявила Пони.

– Хорошо бы, – с мрачным видом заметил Белстер.

– Ах, все обойдется! Как летняя буря – налетит и тут же умчится, не причинив никому вреда, – с надеждой в голосе сказала Дейнси, яростно вытирая тряпкой и без того чистый столик. – После первой бутылки люди и не вспомнят об этом.

– Скорее епископ найдет парочку козлов отпущения и повесит их на площади в назидание остальным, – рассудил Белстер. – Как это понравится капитану Альюмету, интересно? Если он еще тут.

– Что значит «тут»? – удивилась Пони.

– Говорят, его корабль поднял паруса и ушел вниз по реке, – ответил Белстер.

Пони задумалась. Странно. Альюмет исчез, не сообщив ей об этом? Почему? Может, хочет просить аудиенции у короля? Или поискать союзников в небольших городках южнее Палмариса? По городу ходили слухи, что король сам собирается в Палмарис. Может, Альюмет рассчитывает перехватить его по пути?

– Он скоро вернется, – заявила она, уверенная, что этот человек никогда не бросит своих соотечественников. – И вряд ли допустит, чтобы кого-нибудь повесили. Бехренцы скорее вступят в открытый бой, чем позволят несправедливо расправиться со своими.

– Ну, и очень глупо с их стороны, – заявил Белстер, и его бессердечие больно задело Пони. – Дадут епископу предлог, который он давно ищет, и погибнут все до единого, включая женщин и детей.