Текст книги "Демон-Апостол"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)

– А какую позицию мы займем? – настороженно спросила Пони.

– На галерее, – жестко ответил Белстер, – в качестве зрителей.

– И никаких действий?

– Только наблюдать. К войне мы не готовы и, полагаю, никогда не будем готовы. Если ты воображаешь, что найдешь много желающих прийти на помощь темнокожим, то глубоко заблуждаешься.

Чтобы успокоиться, Пони несколько раз глубоко вдохнула воздух.

– А на чьей стороне сам Белстер? – спросила она, уже догадываясь, каков будет ответ.

– Я тебе уже не раз говорил, что темнокожие мне не друзья. Я никогда не делал вид, будто дело обстоит иначе. Мне не нравится, как от них пахнет, и не нравится бог, которому они молятся.

– Какому богу молиться – личное дело каждого, – ответила Пони. – А что касается запаха… От Белстера О'Комели разит пивом, но почему-то никого это не волнует.

– Кому что нравится.

– А если я встану на их сторону? – спросила Пони. – Белстер так и останется на галерее для трусов?

– Я не хочу ссориться с тобой из-за этого, девочка. – Спокойный тон Белстера свидетельствовал о том, что никакие призывы Пони не произведут на него желанного эффекта. – Ты знаешь, как я отношусь к темнокожим, я никогда этого не скрывал. И в этом я не одинок. Если бехренцы будут вместе с нами бороться против епископа, тогда что же. Но…

– Но мы не будем бороться вместе с ними, – закончила за него Пони дрожащим от возмущения голосом. – Кто, в таком случае, выглядит достойнее, Белстер О'Комели? Тот, кто ведет себя как друг, или тот, кто демонстрирует трусость?

– Не будем ссориться из-за этого, девочка, – повторил Белстер. – У каждого свое отношение, и ты не в силах изменить мое. Даже не пытайся!

Пони вздрогнула, состроила гримасу и не придумала ничего лучше, как уйти к себе в комнату. Злость клокотала в душе, но еще сильнее было чувство разочарования. Ощущая слабость, она уныло села на край постели.

Еще со времени первого упоминания о бехренцах и капитане Альюмете она подозревала, что с Белстером все может обернуться именно так. Просто не хотела думать об этом, поскольку любила Белстера – ведь он относился к ней как к дочери. Он и в самом деле напоминал ей приемных родителей, хотя по темпераменту был больше похож на Петтибву, чем на Грейвиса. Да, она любила его, но как можно было закрывать глаза на столь очевидный недостаток?

Подняв взгляд, Пони увидела стоящую в дверном проеме Дейнси. Что это, в самом деле? Такое впечатление, будто Дейнси стоит в ее дверном проеме всегда!

– Не суди его слишком строго, – сказала Дейнси. – Белстер хороший человек… просто не понимает темнокожих. У него нет среди них знакомых.

– Ну и что? Это, по-твоему, оправдывает его? – спросила Пони, изо всех сил стараясь сдержать негодование.

– Нет конечно, – ответила Дейнси. – Но это просто слова, слова насмерть перепуганного человека. Он не верит в нашу победу, с темнокожими или без них. Не суди его, пока дело не дойдет до схватки, если дело действительно до этого дойдет. Белстер О'Комели не будет просто стоять и смотреть, как невинным людям сворачивают шеи, независимо от того, какого цвета у них кожа.

Пони успокоилась. Она поверила Дейнси, не могла не поверить, потому что любила этого человека. Слова Дейнси внесли хотя бы временное успокоение в душу Пони.

– Что, ты и в самом деле стала бы сражаться вместе с темнокожими? – спросила Дейнси. – Я имею в виду, даже если бы ты знала, что мы тебе не помощники?

Пони кивнула и начала объяснять, что у нее к Де'Уннеро свой счет и поэтому она непременно должна вступить с ним в схватку. И тогда, даже если вся армия Палмариса и духовенство поднимутся против нее и она погибнет, она все равно будет рада, что прихватит епископа с собой. Она хотела сказать все это Дейнси, объяснить, что для нее не играет роли неравенство сил, что ей не нужна полная и окончательная победа… но внезапно смолкла. На лице Пони появилось удивленное выражение, рука скользнула к животу.

Дейнси тут же оказалась рядом.

– Что с вами, мисс Пони? – в тревоге спросила она.

Пони посмотрела на нее с улыбкой, которая в это мгновение осветила ее лицо.

– Он шевелится.

Дейнси приложила ладонь к животу Пони и вскоре тоже почувствовала толчок.

Пони не пыталась сдержать слезы, хотя и понимала, что они льются не только от радости, вызванной первым движением ребенка.

Как могла она, оставаясь в здравом уме, думать о какой-то войне, когда внутри нее созревает новая жизнь?

ГЛАВА 23
СПУЩЕННЫЙ С ПРИВЯЗИ

– От капитана Килрони, – доложил солдат, вручая Де'Уннеро пергамент.

Епископ взял его, удивленно разглядывая свиток.

– Этот человек умеет писать? Простой вояка?

Солдат тут же ощетинился, отчего тон Де'Уннеро стал даже более насмешливым. Он не скрывал своего отношения к солдатам – городским и королевским, – ставя их во всех смыслах ниже монахов. Всякий раз, когда братья сопровождали армейские патрули на улицах, независимо от своего ранга и опыта они оказывались во всех смыслах компетентнее солдат и даже офицеров. Ясное дело, такое отношение не нравилось военным, но Де'Уннеро, упоенный властью, чувствуя за спиной короля и отца-настоятеля, не обращал на это ни малейшего внимания. Точно так же он повел себя и сейчас.

– Ты читал письмо? – спросил он посланца.

– Конечно нет, мой господин.

– А ты вообще читать-то умеешь? – с издевкой спросил Де'Уннеро.

– Мне было сказано доставить послание вам как можно быстрее, – ответил солдат, от неловкости переминаясь с ноги на ногу, что доставило епископу дополнительное удовольствие. – Я поскакал в Кертинеллу, и там мой бедный конь не выдержал и пал. Мне дали другого, и я помчался дальше. Триста миль, мой господин, всего за неделю.

– И ты будешь за это вознагражден, не сомневайся, – заверил его епископ, поднося свиток к лицу солдата. – Ты читал это? Говори!

– Нет, мой господин.

– Ты умеешь читать?

Солдат молча потупил взгляд. Епископ злобно усмехнулся, сорвал с пергамента ленточку, развернул свиток и повернул к посланцу исписанной стороной.

– Что тут написано? – требовательно спросил епископ; солдат заскрипел зубами, но молчал. – Ну? Отвечай!

– Я не умею читать, мой господин!

Что, собственно говоря, и хотел услышать епископ. Де'Уннеро оставил солдата в покое, подошел к письменному столу, уселся на край и углубился в чтение.

– Хорошо пишет твой капитан, – пробормотал он, обратив внимание на ровный, отчетливый почерк Килрони.

И смолк, ошеломленный смыслом прочитанного. Выходит, этот преступник Полуночник снова проскользнул у него между пальцев!

Заворчав, епископ швырнул пергамент на стол и со злостью посмотрел на посланца.

– Убирайся! – рявкнул Де'Уннеро.

Тот, не дожидаясь повторения приказа, стрелой вылетел из комнаты, по дороге врезавшись в дверь.

Де'Уннеро вытащил из кармана тигриную лапу и едва не погрузился в магию камня, чтобы тут же броситься на север. Однако в последний момент он положил камень обратно, напомнив себе, что у него есть другие обязанности, более важные, по мнению отца-настоятеля, пусть даже сам Де'Уннеро не согласен с такой оценкой. И достал камень души.

Маркворт должен узнать новости, решил он. Необходимо добиться его согласия.

Маркворт пытался сосредоточиться на молитве, но после каждой строфы голос внутри его произносил: «Отпусти его!»

«Молю тебя, Господи, пусть священные камни всегда служат лишь усилению твоей власти».

«Отпусти его!»

«Молю тебя, Господи, помоги мне стать верным помощником в осуществлении твоих планов».

«Отпусти его!»

«Укажи мне зло, чтобы я мог расправиться с ним».

«Отпусти его!»

«Укажи мне добро, чтобы я мог прославить его».

«Отпусти его!»

И так продолжалось на протяжении всей вечерней молитвы, последовавшей сразу за разговором Маркворта с Де'Уннеро, во время которого епископ умолял послать его вдогонку за Полуночником и сбежавшими еретиками. В противном случае, вопил дух епископа, все они могут ускользнуть, и теперь уж навсегда.

«Отпусти его!»

Отец-настоятель поднялся с колен, оставив попытки молиться.

– Почему Барбакан? – вслух спросил он.

Что могло понадобиться Полуночнику и беглым монахам в этом развороченном взрывом, заброшенном месте? Маркворт видел Барбакан глазами брата Фрэнсиса, в тело которого вселился, когда монахи прибыли на место. У него просто не укладывалось в голове, какой смысл тащиться туда, где все разрушено и сожжено.

– Может, они хотят воздвигнуть там святилище? – спросил отец-настоятель.

Он рассмеялся. Весь север был отравлен ядовитыми миазмами демона; интересно, сколько там просуществует любое построенное людьми сооружение? Но кто знает, может, в этом и состоял их план. Построить святилище и организовать паломничество к месту гибели «героя», как это обычно делается. Улыбка снова тронула сморщенные губы Маркворта. Он представил себе сотни жаждущих просветления, сбитых с толку глупцов, пустившихся в путь, чтобы почтить память погибшего еретика, а вместо этого убитых и ограбленных монстрами.

Справедливость в высшем смысле этого слова.

Однако голос в голове Маркворта не согласился с ним и показал ему другую сцену – народную любовь к Эвелину, достигшую небывалого накала; приведенную в порядок дорогу и толпы пилигримов на ней, беспрепятственно добирающиеся до святилища.

«Отпусти его!»

Внезапно отцу-настоятелю стало совершенно ясно, что пора дать епископу возможность решить проблему с Полуночником – дать ему то, чего он так страстно желал.

А также изменить ход событий в Палмарисе, продемонстрировать более мягкую сторону правления церкви Абеля и сделать это до того, как Маркворт встретится там с королем.

Спустя несколько минут отец-настоятель постучался в дверь брата Фрэнсиса Деллакорта.

Тот, по-видимому, спал. Сначала он чуть приоткрыл дверь, но тут же распахнул ее, узнав ночного гостя. Маркворт вошел и знаком показал Фрэнсису закрыть дверь.

– Епископу Де'Уннеро предстоит срочно отправиться в дорогу, – сказал отец-настоятель. – В самом обычном смысле, не в духовном.

– А как же город… – начал было Фрэнсис, но Маркворт перебил его.

– Немедленно отправляйся в Палмарис, – приказал он. – Захвати побольше священных камней… все, что сочтешь необходимым. – Совершенно сбитый с толку Фрэнсис недоуменно смотрел на него. – На время отсутствия епископа ты займешь его место. – Молодой монах покачнулся и едва не потерял сознание. – Вскоре я тоже там буду, у нас с королем назначена встреча в этом городе. От тебя требуется в принципе не менять политику епископа, но слегка ослабить хватку. Нужно, чтобы в глазах народа сравнение Маркало Де'Уннеро с братом Фрэнсисом оказалось в пользу последнего. – Маркворт замолчал, прислушиваясь к голосу, звучавшему в его голове. – Люди должны испытывать расположение к магистру Фрэнсису Деллакорту.

Фрэнсис снова покачнулся и на этот раз был вынужден сесть на край постели, чтобы не упасть на пол.

– Но процедура введения в ранг магистра длится долго, – пролепетал он.

– Почему ты так удивлен? – сердито спросил Маркворт. – Мы ведь уже обсуждали эту тему.

– Что я стану магистром и временным епископом? Вот так, сразу. В это неспокойное время…

– В неспокойное время и происходят все важные события, – ответил Маркворт. – Никто в церкви не станет задавать мне никаких вопросов. Они подумают, что ты просто пешка, назначение которой в том, чтобы смягчить ситуацию в Палмарисе. – Фрэнсис задумчиво смотрел на него, пытаясь переварить услышанное. – Я всем так и объясню. – Маркворт улыбнулся и успокаивающе положил руку на плечо молодого монаха. – Просто пешка, и только мы с тобой будем знать правду.

Фрэнсис кивнул с растерянным видом.

– А вдруг я не оправдаю ваших ожиданий? – спросил он, повесив голову.

Маркворт рассмеялся.

– Каких ожиданий? – Внезапно в его голосе послышались мрачные, даже угрожающие нотки. – От тебя практически ничего не требуется. Пусть в Палмарисе все идет как идет. Чем меньше людей – в том числе и в самом аббатстве Сент-Прешес – будут тебя видеть и слышать, тем лучше. Просто чуть-чуть ослабь хватку. Отзови патрули с улиц, снизь налоги и скажи проповедникам, чтобы умерили свой пыл.

– И я должен руководить проведением религиозных церемоний?

– Нет! – воскликнул Маркворт. – Ты можешь оказаться не на высоте, что недопустимо, если иметь в виду мое намерение в дальнейшем укрепить твои позиции как магистра или как епископа. – Фрэнсис опустил взгляд. – Верь мне, твой день придет, и очень скоро. Не исключено, что в самое ближайшее время епископ Де'Уннеро вообще будет смещен. В конце концов, король может потребовать этого от меня. А тут как раз и ты уже на месте.

Фрэнсис был так ошеломлен, что не задал больше ни одного вопроса. С тем Маркворт и ушел, оставив его наедине со своими мыслями. Все эти разговоры о том, что Фрэнсис должен произвести на горожан лучшее впечатление, чем Де'Уннеро, заставляли предположить, что епископ впал в немилость или, по крайней мере, очень надолго оставляет Палмарис. И еще кое-что стало ясно Фрэнсису: Маркворт сказал, что представит его как временную пешку, и это утверждение было гораздо ближе к истине, чем хотел уверить его отец-настоятель.

Однако очень быстро все эти не слишком приятные раздумья выскочили у Фрэнсиса из головы. Осталось одно: несмотря на его помощь в бегстве пятерых предателей, он все еще играл очень важную роль в жизни ордена, даже если это была всего лишь роль пешки Маркворта.

– Я обдумал то, о чем ты рассказал мне, – заявил дух Маркворта Де'Уннеро, посетив его позже той же ночью. – Ты уверен, что Полуночник собирается на север?

– Такое сообщение пришло от Шамуса Килрони, – ответил епископ. – Не вижу причин, почему бы он стал лгать мне.

– В Палмарисе есть всякие люди.

– Шамус Килрони никогда не был человеком барона, – ответил Де'Уннеро. – Я остановил свой выбор на нем, потому что он предан королю, короне и, следовательно, мне, епископу, поставленному в Палмарисе королем.

– Это хорошо, – сказал Маркворт. – А что тебе известно о других шестерых? Это точно наши беглые братья?

– Брат Браумин и еще четверо – еретики, – ответил Де'Уннеро. – Относительно шестого мне ничего не известно.

– Так выясни.

– У меня есть шпионы…

– Никаких шпионов! – рявкнул отец-настоятель. – Ты сам выяснишь это.

В первое мгновение лицо епископа вспыхнуло от злости, но постепенно смысл сказанного стал доходить до него.

– Я сам пойду?

– Ты ведь давно рвешься сразиться с Полуночником, – ответил Маркворт. – В конце концов, ты убедил меня в том, что лишь Маркало Де'Уннеро способен восстановить справедливость. Смотри не вздумай разочаровать меня! Возвращение украденных камней и гибель сторонников Эвелина усилят наши позиции внутри церкви, а это, в свою очередь, приведет к усилению позиции церкви внутри государства.

– А что мне делать с Браумином и остальными еретиками? – От волнения у Де'Уннеро перехватило дыхание и потемнело в глазах.

– Желательно, чтобы хоть кто-нибудь из них уцелел, чтобы можно было добиться публичного признания вины, прежде чем они окажутся на костре. Убей Полуночника, его подругу и этого мерзкого кентавра, а потом попроси Килрони помочь тебе схватить беглецов. Если они будут сопротивляться, убей и их тоже. Мне нужны головы двух ближайших сподвижников Эвелина и священные камни, а Браумин и его марионетки особого значения не имеют.

Нас ждет славная победа, друг мой. Король не осмелится выступить против церкви после того, как мы пронесем по улицам Палмариса свои ужасные трофеи и объявим, что зло окончательно побеждено!

– Говорил я вам, и не раз, что только мне под силу одолеть Полуночника, – уверенно заявил Де'Уннеро. – Теперь я понимаю, каково мое предназначение, для чего Бог направил мои стопы в Санта-Мер-Абель. Охота на Полуночника – ради этого я родился на свет, а потом долгие годы тренировал свою душу и тело. Все будет в порядке, вот увидите! – Маркворт лишь рассмеялся; он тоже верил в это. – Когда я могу отправляться?

– Как только будешь готов, – ответил Маркворт.

– Готов? Какие приготовления вы имеете в виду?

– Ну, еда, транспорт, как обычно… Ты поскачешь верхом или поедешь в карете?

– Поскачу? Нет, я побегу, а еду буду находить по дороге.

– Как это? – удивился Маркворт.

Епископ явно оживился. Обойдя постель, он подошел к духу Маркворта и протянул к нему раскрытую ладонь, на который лежал камень под названием «тигриная лапа».

– Это потрясающе, – признался он. – Как и вы с камнем души, я вышел на новый уровень с «тигриной лапой». Когда я преследовал барона Бильдборо, изменилась не только моя рука. Я сам стал тигром, отец-настоятель, и душой, и телом; ясное дело, зимняя стужа и голод такому зверю не страшны.

Услышанное произвело на отца-настоятеля сильное впечатление. Может, подумал он, у епископа тоже есть свой внутренний голос? Хотелось надеяться, что это не так; иначе гордость Маркворта оказалась бы задета.

Однако собственный внутренний голос тут же заверил его, что не стоит волноваться по этому поводу. Де'Уннеро вышел на более высокий уровень использования каменной магии только благодаря тому, что страстно желал расправиться с бароном. Сильный эмоциональный накал способен творить чудеса; может он оказаться полезен и сейчас.

– Однако кое-какие приготовления тебе сделать все же придется, – сказал он Де'Уннеро. – Кто тут у тебя в помощниках?

– Жалкий тип по имени брат Талюмус.

– Ты ему доверяешь?

– Нет.

– Скажи ему, что ты должен уехать, но предупреди, чтобы он никому не сообщал об этом, – распорядился Маркворт. – И пусть не отвечает ни на какие вопросы относительно твоего местонахождения.

Де'Уннеро покачал головой.

– Вопросы и проблемы будут возникать ежедневно, а передо мной долгий путь.

– Твое место пока займет брат Фрэнсис, – объяснил ему Маркворт. – Ему можно доверять, но сам по себе он фигура столь незначительная, что хлопот у нас с ним не будет. – Де'Уннеро улыбнулся. – Еще один вопрос, – продолжал Маркворт, прислушиваясь к голосу в своей голове. – Что случилось с торговцем Крампом?

– Он в темнице аббатства Сент-Прешес.

– Раскаивается?

– Вряд ли, – ответил епископ. – Слишком горд и упрям, чтобы признать собственные ошибки.

– Тогда выведи его завтра на площадь, во всеуслышание обвини в измене и дай возможность высказаться, – распорядился Маркворт.

– Он будет отрицать свою вину.

– Тогда казни его от имени короля, – жестко приказал отец-настоятель. Даже отнюдь не мягкосердечный Де'Уннеро невольно отпрянул, услышав эти слова, однако спустя мгновение на лице его заиграла мрачная улыбка. – А теперь ты должен открыть мне свой разум. Я покажу тебе, как лучше использовать твой излюбленный камень, как достигнуть еще более высокого уровня каменной магии.

Во время слияния духов Маркворт передал Де'Уннеро то, чему научился сам, и теперь епископ стал еще сильнее.

– Да поможет тебе Бог. Поторопись! – сказал на прощание отец-настоятель.

В ответ Де'Уннеро поднял тигриную лапу.

– Так и будет, – сказал он. – Не сомневайтесь, так и будет!

ГЛАВА 24
ПОДГОТОВКА К ВСТРЕЧЕ В ПАЛМАРИСЕ

На следующее утро гордый и упрямый Алоизий Крамп сыграл свою роль лучше некуда. Стоя на главной площади со связанными за спиной руками – другой конец веревки был обмотал вокруг столба, – на все обвинения Де'Уннеро в измене и покушении на убийство он ответил тем, что плюнул епископу в лицо.

С точки зрения последнего, одно это придало всему происходящему особую прелесть. Воздав хвалу Господу, Де'Уннеро поднял магический камень, змеевик, и создал вокруг ошеломленного Крампа защитное поле.

По толпе, в столь раннее время состоящей в основном из уличных разносчиков и торговцев рыбой, прокатился вздох изумления, хотя никто из них понятия не имел, что на самом деле происходит.

Одна из женщин – это была Пони, стоящая в задних рядах, у самого входа в проулок, – узнала это мерцание, хотя никак не могла взять в толк, зачем защитное поле обвиненному во всех смертных грехах торговцу. Бок о бок с ней за всем происходящим наблюдала Дейнси, осыпая Пони вопросами.

Епископ между тем создал второе защитное поле, уже вокруг себя самого, и поднял руку с посверкивающим красным камнем.

– Рубин, камень огня, – прошептала Пони, – хотя никакой огонь не возьмет того, кто накрыт защитным полем.

– Тогда зачем? – спросила Дейнси.

Пони покачала головой. Внезапно глаза у нее расширились – Де'Уннеро просунул руку с красным камнем сквозь защитное поле Крампа и приложил рубин к плечу торговца.

– Господи… – выдохнула Пони.

– Что он делает? – в очередной раз спросила Дейнси.

– Даю тебе еще один, последний шанс раскаяться в своих грехах, Алоизий Крамп, – провозгласил Де'Уннеро. – Признайся, что ты злоумышлял против короля Хонсе-Бира, и останешься жив.

Крамп снова плюнул, но в третий раз сделать этого не успел. Энергия рубина ожила, жар охватил тело торговца. Из его плеча повалил дым, глаза чуть не вылезли на лоб.

– В таком случае, пусть пламя очистит тебя, во имя Господа нашего и короля! – провозгласил Де'Уннеро. – И да снизойдет милость Божья на твою грешную душу!

С этими словами он отпустил на волю всю энергию рубина.

Пламя взъярилось внутри защитного поля, но вырваться наружу не могло.

– Он сожжет его заживо! – воскликнула Дейнси.

Другие люди в толпе тоже закричали, глядя на живой факел – охваченную пламенем фигуру внутри защитного поля.

Огонь почти мгновенно испепелил одежду и кожу Крампа, испарил содержащиеся в теле жидкости. Все было кончено в считанные мгновения.

Де'Уннеро убрал защитные поля, и почерневшие, распавшиеся на части останки Алоизия Крампа упали на платформу.

– Хвала Господу! – воскликнул епископ.

И покинул платформу, думая о том, что теперь ничто не мешает ему исполнить свое заветное желание – отправиться на поиски Полуночника.

Брат Фрэнсис был еще на полпути к Палмарису, когда город фактически остался без главы, – снедаемый страстным желанием, Де'Уннеро уже устремился на север.

В отличие от него Фрэнсис передвигался несравненно медленнее. Он и пять его телохранителей ехали в фургоне, который тащили два могучих коня. Кроме людей фургон вез весьма ценный груз: несколько сундуков с золотыми «медведями»; долженствующими обеспечить Фрэнсису любовь жителей Палмариса.

Обычно путешествие длиной в семьдесят миль до Мазур-Делавала занимает три дня, однако Маркворт велел ему уложиться в два. Для выполнения приказа один из братьев прихватил с собой гематит и бирюзу; с их помощью он вытягивал жизненную силу из попадающихся на пути животных и «скармливал» ее своим коням.

Таким образом, в конце первого дня Фрэнсис со своими спутниками оставили за спиной сорок миль. Когда опустилась ночь, они подкрепили силы мясом белохвостого оленя и продолжили путь.

Фрэнсиса такая быстрая езда вполне устраивала. Гонка практически без остановок мешала поддаться влиянию тысячи обуревающих Фрэнсиса сомнений, пытаться найти ответ на тысячу вопросов. Вымотавшись до предела, он просто уснул, хотя и ненадолго. Вторую короткую остановку они сделали вскоре после рассвета, и потом Фрэнсис снова задремал, а когда в разгаре дня его разбудили, перед ними уже катил свои воды великий залив.

Над Мазур-Делавалом стлался густой туман, скрывающий очертания города, которому предстояло стать новым домом Фрэнсиса. Однако к тому времени, когда на медленно плывущем пароме они добрались до середины залива, туман растаял; стал виден Палмарис, и вместе с его появлением в душе Фрэнсиса ожили все его сомнения.

Вот уж кто не торопился в Палмарис, так это король Дануб; зато он путешествовал с несравненно большими удобствами. Он сам, Таргон Брей Калас, Констанция Пемблбери и еще несколько придворных плыли на королевском корабле под названием «Речной дворец», большой каравелле, чья команда состояла из самых опытных моряков и гребцов королевской армии. Не обошлось и без очаровательных женщин, не говоря уж об изысканной еде и прекрасных напитках.

Каравеллу сопровождала чуть не половина королевского флота – десять военных кораблей с солдатами и оружием на борту. Миниатюрный флот выстроился в боевом порядке, носящем название «копья», – два корабля позади «Речного дворца», два слева от него, один прямо впереди, на расстоянии примерно восьмисот футов от каравеллы, и оставшиеся пять вытянулись под углом к линии движения по правому борту.

Дозорные кораблей эскорта должны были заранее предупредить о возможной опасности. Не то чтобы король ожидал каких-то неприятностей; по обеим берегам впереди скакали всадники, предупреждая жителей, чтобы те не приближались к заливу и не спускали на воду суда, как только завидят красный парус с королевской эмблемой в виде стоящего на задних лапах черного медведя.

Поскольку плыли без спешки – король отвел на все путешествие три недели, – то заходили в каждый порт. Время текло медленно, без каких-либо происшествий; на борту развлекались всеми возможными способами, включая бесконечные пьянки и откровенный разгул.

В самом разгаре очередной пирушки корабль внезапно так резко накренился, что кое-кто попадал на палубу.

– Предупреждать надо! – крикнул король капитану на мостике.

– Вон, смотрите!

Таргон Брей Калас промчался мимо короля, вспрыгнул на поручни, ухватился за линь и сильно наклонился, вглядываясь вперед.

– Прямо на нас идет какой-то корабль! – закричал Калас.

– Что это? – спросил Дануб капитана.

– По виду обычное торговое судно, – ответил Калас, не дав капитану рта раскрыть.

– Я полагал, всем были даны указания не спускать суда на воду, – сказал король Дануб.

– Так точно, мой король, – ответил капитан.

– Выходит, капитан этого судна либо не слышал, либо проигнорировал наше предупреждение, – заметил Калас.

– Прикажите ему свернуть и пригрозите потопить в случае неповиновения! – приказал король.

– Слушаюсь, мой король! – ответил капитан.

Герцог Калас с улыбкой выслушал слова капитана и посмотрел на короля. Дануба, человека действия, впервые за все время путешествия – плотские радости не в счет – охватило возбуждение; те же чувства испытывал и сам Калас. Однако король не мог допустить неповиновения, отсюда и его приказ потопить корабль. И герцог, и Дануб ни на мгновение не сомневались, что судно свернет в сторону, поскольку никаких шансов на победу в столкновении с эскортирующим короля флотом у него не было.

«Речной дворец» и корабли сопровождения приспустили паруса и теперь шли вперед на веслах. Торговое судно подняло белый флаг и бросило якорь. Боевые корабли эскорта с трех сторон окружили его; катапульты, баллисты и лучники замерли наготове.

С корабля спустили маленькую лодку, устремившуюся к ближайшему королевскому судну. Вскоре оттуда прокричали в рог:

– «Сауди Хасинта»!

– «Сауди Хасинта»? – с недоумением повторила Констанция Пемблбери – эти слова ей ни о чем не говорили.

– Название судна, – объяснил Калас.

У него возникло ощущение, будто он уже слышал его прежде.

Затем пришло сообщение с именем капитана – его звали Альюмет; было сказано также, что он вышел из Палмариса навстречу королю с целью поговорить с ним.

– Понятия не имею, кто это, – раздраженно сказал Дануб. – Капитан, передайте повторное приказание отойти в сторону. У меня нет времени…

– Альюмет! – внезапно воскликнул Калас. – Ну конечно!

– Ты знаешь этого человека? – удивленно спросил Дануб.

– Он бехренец, – ответил герцог. – По всем отзывам, прекрасный моряк.

– «Сауди Хасинта» – бехренский корабль?

– Ходит из Урсала в Палмарис, – объяснил Калас. – Сам Альюмет бехренец, но не его корабль и экипаж. Полагаю, он считает себя подданным короля Хонсе-Бира.

Известен был и еще один маленький факт касательно Альюмета или, точнее говоря, его религиозных убеждений, но Калас счел за лучшее не обсуждать его.

– Ты знаком с ним?

– Нет, просто слышал его имя, – ответил герцог. – Капитан-бехренец – большая редкость на Мазур-Делавале. Неудивительно, что он личность известная.

– И он пришел из Палмариса в надежде поговорить со мной, – пробормотал король Дануб. – Нахальство, я бы сказал.

– Может быть.

Взгляды короля и Каласа встретились; оба понимали, что бехренский капитан, скорее всего, лицо значительное. Какие новости он принес королю Данубу? Рассказы о зверствах епископа Де'Уннеро?

Стоя в стороне, аббат Джеховит обеспокоенно переминался с ноги на ногу, и это лишь подхлестнуло Каласа.

– Выслушайте его, – посоветовал он королю. – Мы знаем о ситуации в Палмарисе только то, что рассказывают обиженные торговцы и сами церковники; сама собой напрашивается мысль, что и те и другие предвзяты в своих суждениях.

– Как и бехренский моряк, – вклинился в разговор аббат.

– Но, по крайней мере, нам станет известна еще и третья точка зрения, – отрезал Калас, и они с Джеховитом угрожающе уставились друг на друга.

Король Дануб оглянулся, пытаясь понять, что думают его приближенные. Ему вовсе не улыбалось сворачивать кутеж и омрачать делами оставшуюся часть путешествия ради простого моряка, в особенности бехренца. Но, что ни говори, все же какое-то развлечение…

– Не дело давать аудиенцию всякому, кто попросит о ней, – сказал Джеховит, но его сопротивление лишь усилило решимость Дануба.

– Пошлите кого-нибудь выяснить, чего он хочет, – приказал он Каласу. – Если проблема стоит моего внимания, пусть их судно плывет следом за нами, и я поговорю с этим человеком, когда выберу время.

– Лодку с двумя гребцами на воду! – распорядился герцог.

Его приказание было тут же выполнено. К удивлению многих – и восхищению дам, – Калас перемахнул через перила, спрыгнул в лодку и встал на носу. Маленькое судно отчалило.

– Ничего не скажешь, человек действия, – пробормотала Констанция Пемблбери, но радостные выкрики остальных дам заглушили иронические нотки в ее голосе.

Таргон Брей Калас любил воду; ему были приятны и покачивание лодки, и брызги в лицо. Он с радостью отдал бы все свои владения за то, чтобы называться герцогом Мирианика, но этот титул уже принадлежал герцогу Брезерфорду, мужчине в расцвете сил и к тому же имеющему нескольких наследников. Учитывая все сказанное, Калас никогда не упускал случая предаться любимому занятию – в том числе и сейчас.

Зрелище боевых кораблей наполнило его душу гордостью. На одном из них были установлены две тяжелые баллисты, стреляющие круглыми металлическими болванками, обмотанными цепью. Вращательное движение болванки в полете приводило к разматыванию цепи, хлесткие удары которой могли разодрать на клочки вражеские паруса.

Второй корабль имел на вооружении две небольшие катапульты, стреляющие горячей смолой, а третий – баллисту. Ее копья с металлическими наконечниками были способны пробить дыры в корпусе любого, кроме разве что самого тяжелого, корабля. В добавление ко всему перечисленному на борту каждого боевого судна замерли в ожидании опытные лучники. Калас понимал, что у «Сауди Хасинты» нет выбора; одно неосторожное движение – и корабль пошел бы ко дну со всем экипажем.