Текст книги "Чебачок к пиву. История одной мести"

Автор книги: Рим Фиктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)

Арбелин торопливо остановил её:

– Нет, нет, не снимайте, проходите. Таким, как у Вас, ножкам шпильки просто необходимы.

Тогда Инга устроила другое представление, призванное оглушить старичка. Садясь в кресло, она эффектно взметнула левую ножку, чтобы закинуть её на правую, да так ловко это проделала, что только лапоть не заметил бы открывшийся пейзаж вплоть до розовых трусиков. Арбелин лаптем давно не был и чуть не причмокнул от восторга:

– Что ж, приступим. Зовите меня Юлиан Юрьевич. Вас как звать?

– Инга.

– Звучное имя, как мелодия. – ловко зацепил её внимание старый ловелас. – Что Вас особенно интересует, с какими вопросами пришли ко мне?

Поклонник женской привлекательности с симпатией разглядывал особу лет двадцати пяти или чуть больше, аппетитную и уверенную в своей эффектности, что свойственно большинству откровенно победоносных красавиц.

Давно привыкшая не только к вниманию, но к восторженным взорам мужчин, Инга тотчас поймала выражение мужского любования в глазах Арбелина, сказала себе «Один ноль в мою пользу» и приступила к запланированной «обработке» креатина.

Она достала из сумочки купюру в тысячу рублей, – оговорённый вчера по телефону гонорар, – положила её на столик и сказала:

– Юлиан Юрьевич, меня очень интересует гламур.

– Вот как? Что же Вас навело на такой интерес?

– Ну, я ведь вроде не уродка. А сейчас вокруг только и слышишь «гламур, гламур». А у меня агентство фотомоделей. Пятнадцать девочек, все как на подбор. Немного переживают насчёт гламурности. Им хочется, а кругом ругают гламур почём зря. Вот я и решила как следует разобраться и им рассказать. Нужен ли нам гламур или отодвинуть его куда подальше?

Вопрос был для консультирования интересный и для общения увлекательный.

Арбелин с удовольствием улыбнулся:

– Интеллектуальные у Вас девушки. Обычно такой вопрос фотомоделей и прочих красавиц не волнует, знай себе гламурят напропалую, кому как вздумается.

– А на моих что-то нашло, даже дискуссию между собой устроили. А я вроде как арбитром должна быть. Вооружите меня.

Инга импровизировала, с удовольствием и азартом погружаясь в роль. Никакой дискуссии между её подопечными не было, да и быть не могло, были они удачливыми шлюшками, довольными своим выбором и положением. Инга подбирала их в своё агентство со знанием дела, а не для позирования перед камерами. Позирование для рекламных журналов, впрочем, имело место, но в минимальной степени – исключительно для прикрытия.

– Вооружить? Чем же именно, как Вы это видите?

– Юлиан Юрьевич, хорошо быть гламурной или плохо? А если уж быть, то какую самую надёжную гламурную фасцинацию запускать?

– Отлично сформулировали! – похвалил Арбелин, убеждаясь, что перед ним особа не только физически эффектная, но весьма неглупая.

Для подтверждения своей серьёзности Инга, играя роль, достала из сумочки блокнотик и ручку.

– Я буду записывать. – очаровательно улыбнулась она, заглянув в глаза Арбелина тем чуточку томным взглядом, каким обольстительницы начинают обработку. – У женщины память короткая.

Это был сигнал к игре, Арбелин поймал его и ему стало приятно и легко. Любил старый донжуан общаться с игривыми умными прелестницами. Зажёгся.

– Да что записывать! Вы и так всё запомните. – засмеялся он. – Всё с гламуром довольно просто. Возник он миллион лет назад в эпоху наших предков гомо эректусов. Они уже соображали вполне разумно, а главное, обладали воображением. И доказательством тому являются находки археологов. Представьте себе этакого похожего на гориллу дикаря с бусинкой на шее и перьями райских птиц в шевелюре. Бусинка и перья – вот вам и гламур. А иначе зачем бы дикарю такие яркие украшения? Представьте, этот вопрос задал себе даже такой глубокомысленный философ, каким был Гегель. И ответил, что первобытный дикарь желал произвести впечатление, не только мышцы и меткость тренировал, но и красоту на свою внешность наводил. А там, где бусинка на бечёвочке, там и что-нибудь посложнее, ожерелье, к примеру. С тех пор и вошло всё это в моду. Вот и у Вас на шее прелестная цепочка и сапфир на ней. Очень изящно. Так что гламур возник вместе с мыслящим человеком и уже никогда не исчезнет, а будет вечно использоваться как эффектное средство выделиться, произвести выгодное впечатление, очаровать. Вот вам и фасцинация. Без неё гламура нет и быть не может.

Инга слушала внимательно. Миллион лет назад и на веки вечные – это произвело на неё впечатление, запомнилось.

Задала вопрос:

– Значит и мода возникла миллион лет назад?

– Конечно! Ведь что такое мода? Это демонстрирование какой-нибудь диковинки, которая есть только у некоторых. А другим обидно и они начинают подражать. Диковинка становится модной, массовой, а потом и вовсе обыденной, примелькавшейся. Тогда кто-то, наделённый воображением и вкусом, изобретает новую диковинку. Все бросаются вдогонку. И так эта погоня за щекочущими воображение диковинками продолжается от бусинки эректуса до наших дней. Вот вам и двигатель моды – опять фасцинация, неотразимое впечатление, очаровывание чем-то новеньким, оригинальным, необычным, как сейчас говорят, эксклюзивным. Жила-была такая озорная французская королева, большая выдумщица диковинок, Мария-Антуанетта. Не повезло ей, жила в эпоху потрясений. Якобинцы, будь они неладны, голову ей отсекли гильотиной. Ну, королю отсекли, ещё понятное дело, а милой красивой женщине-то к чему? Революционеры вообще большие и безжалостные сволочи и варвары по отношению к красивым женщинам. Наши такие же… Да, так вот, выдумывала Антунетта со своим парикмахером и портным разные чудеса. Причёску в виде корабля-парусника, к примеру. А однажды пришло ей в голову сшить платье золотисто каштанового цвета. Вышла утром к придворным, король увидел, ахнул от изумления и произнёс знаменитую фразу «О, цвет блохи!» К вечеру и на следующий день весь Париж ринулся искать ткань цвета блохи и шить платья. Через месяц цвет блохи стал европейской модой, проскакала блоха по всем столицам. Позже и до России доскакала. Печорина у Лермонтова помните?

– Я же филфак закончила, в школе литературу преподавала.

– Вспомните – у княжны Мэри зоркий Печорин заметил ботиночки цвета блохи. Вот какой гламур выдумала Мария_Антуанетта! А ей голову с плеч. Мода – это фасцинирующий стимулятор демонстрационного поведения, игры на публику. Потому все и хотят выглядеть модными. А стимулирующий стержень в моде – гламур.

– Всё понятно, Юлиан Юрьевич. Раз гламуру миллион лет, он вечен и связан с модой, значит его надо моим девочкам и мне осваивать по максимуму. Вот так!

– Очень хорошо поняли. По максимуму – это для профессионализма. А по жизни гламурной надо бы быть хоть чуточку каждой женщине, это ей добавит привлекательности и шарма. Это же главное средство общения с нами грешными, с мужчинами.

– Я хочу по максимуму. И девочкам надо. Мы же профессионалки! И должны быть как шоколадки для клиентов. Шоколадка ведь фасцинация, я правильно поняла?

– О, ещё какая! Дети и женщины жить не могут без шоколадок.

– А у фотомодели тело обязано доставлять удовольствие. Та же шоколадка.

Инге ужасно понравилось, что она вовремя вспомнила о своём сравнении с шоколадкой, каким ввергла в своё время в ступор Гаргалина. Тот пожадничал ей денег на заморские косметические причандалы и дорогостоящий тайский массаж. Инга и влепила ему неотразимый аргумент. Я, – сказала она оторопевшему Гаргалину, – работаю телом, а не мозгами, моё тело – это наслаждающая инъекция для клиента, от которой у него мозги отключаются, оно обязано быть как лучшая шоколадка. И Гаргалин безропотно утвердил дополнительные расходы на шоколадную шлифовку тела Инги.

Арбелин тоже клюнул на «шоколадку».

– Вы, Инга, максимальная шоколадка. Куда уж лучше!

Это Ингу зацепило уже по-настоящему, и вовсе не в игровом смысле. Женщина она и в сексагентах женщина, удачный комплимент кружит голову.

– Но я же одета не гламурно. Разве чуточку.

– Вы одеты вполне современно и этого Вам достаточно, чтобы не выглядеть серой овечкой. Но дело-то не только в одеянии. Главный инструмент настоящего, сногсшибательного гламура вовсе не в прикиде, а в теле и его пластике. Гламурное тело. А оно у вас как в кино – смотри и любуйся.

Сказанное соединяло знание и комплимент, такого Инга ни от кого не слышала во всю свою амурную жизнь. Это её взволновало.

– Я такая?

– Вы именно.

Арбелин улыбнулся, вспомнив вдруг по ассоциации тургеневскую Одинцову, в которую влюбился циник Базаров, и не мог не влюбиться, несмотря на весь свой нигилизм, потому как увидел роскошное женское тело – хоть сейчас его в анатомический театр. Вот и перед Арбелиным сидела особа такой же впечатляющей анатомической архитектуры.

Словно уловив скрытую ассоциацию Арбелина, Инга звонко рассмеялась:

– Юлиан Юрьевич, разложите меня по полочкам. Что такого в моём теле гламурного?

– Если бы я сейчас вёл практический семинар или мастер-класс по гламурному имиджу или фасцинации женского тела, а Вы дали бы согласие мне ассистировать, то я выставил бы Вас участникам семинара как образец. И устроил бы показ, некий стриптиз, постепенно, по ходу, раздевая Вас до…

– Полностью? – игриво ахнула Инга.

– …до Ваших розовых трусиков. – засмеялся не менее игриво Арбелин. – Этого и мне, и им было бы вполне достаточно.

– А я бы и полностью согласилась. – нисколько не смущаясь, произнесла Инга уверенным тоном. – Мы же фотомодели. Нам положено обнажаться. Чего только фотографы не выдумывают с нашими телами. Даже на голову ставят. Я готова, – посмотрела Инга на Арбелина уже совсем томным взглядом, – препарируйте меня как на семинаре. Это так увлекательно!

Начался спектакль двух сексуально опытных актёров.

– Только учтите, что анатомирование будет подробным – от макушки до пальчиков на ножках. – сказал Арбелин с лукавой улыбкой.

– Да, да, всю меня по частичкам.

– Глядя на Вас, Инга, сразу бросаются в глаза, останавливают взгляд и вызывают приятное удивление Ваши сочные губы. Сколько мужчин они с ума свели, а?

– Не считала. – вновь непринуждённо засмеялась Инга, выказывая такой волнующий тембр и переливы, что Арбелин взметнул брови от удовольствия: что может быть приятнее женского заливистого, как моцартовская мелодия, смеха! Разве что смех детей. Но он не сексуален, а сексуальность как раз и добавляет в мелодику смеха свою эволюционную власть и прелесть.

– Вот видите, Вы, как женщина, точно знаете, что Ваши губы страшно привлекают мужчин. Они – Ваша визитная карточка, реклама, фишка. С точки зрения фасцинетики такие губы являются замечательно действующим фасцинирующим сигналом, приводящим мужчин в состояние, мягко говоря, некоторой паники и волнующего оцепенения. Ну, и Ваш удивительно приятный смех в дополнение к ним. Как музыка. Голосовые данные у Вас прекрасные.

– Это точно. Я даже певицей мечтала стать. – Инга картинно округлила глаза и кокетливо надула губки, подыгрывая Арбелину.

– Вот-вот, чудненько! Вы губки свои чуточку надули и стали еще неотразимее. Как умеете Вы ими пользоваться, как Вы ими играете! Мастерица. – Он поощрительно улыбнулся.

– Научилась в ходе эволюции. – снова звонко и радостно засмеялась, окрыленная похвалой Инга. – И всё же, в чём завораживающий секрет таких губ?

– Секрет прост: они сигналят о возможном прекрасном сексе. Припухлостью, величиной, яркостью, гармоничным сочетанием с овалом лица, и этой вот кокетливой, умопомрачительной подвижностью. В Англии как-то социологический опрос провели среди мужчин относительно их отношения к женским губам. Представляете, 80 процентов английских мужиков хотели бы целовать губы киноактрисы Анжелины Джоли. Видели в кино её губы?

– Конечно. Впечатляют.

– То-то и оно. И запоминаются, и впечатываются в эмоциональную память, и вызывают даже заочное желание. А у Вас губы того же класса, нисколько не хуже. А Вы их ещё и красите яркой влажной помадой, от этого мужчины буквально впиваются глазами в них и пульсируют от желания к ним приникнуть.

– Они и без помады желают. – игриво пробурчала Инга и зачем-то достала платочек и тщательно стерла помаду. И встрепенулась. – О, я Вам расскажу, что однажды случилось с моими губами! Можно? – она вся засветилась озорством.

– С удовольствием.

– Это было, когда я насчет мужчин ещё мало соображала. Было мне восемнадцать и я была девушка скромная, не то что сейчас. Это произошло на юге, в городе Бишкеке, я туда приехала к другу. Идём мы вечером по центру, наслаждаемся теплом, разговариваем. И тут нас обгоняют два парня, оглядываются, а потом один другому говорит: «Рабочие губы». Я услышала и разозлилась. Какие ещё рабочие. Я тогда поняла это в смысле «рабоче-крестьянские». Говорю другу: «Идиоты! Что ещё за рабочие?» А он так хитро на меня смотрит, как-то двусмысленно улыбается. Но мы были с ним не в тех отношениях, чтобы он мне разъяснил толком, что к чему. Сказал только: «Что с них возьмёшь, кретины они и в Африке кретины». Это набравшись жизненного опыта, я поняла, что имели в виду те кретины. Мужики ведь шагу не могут ступить без вульгарных намеков и причмокиваний.

– Очень верно. Мужчина – это эволюционно эротизированная скотина. И никуда от этого не скроешься. Иным он и быть не может, его эволюция снабдила такой гормональной насыщенностью. Для этой скотины, если женщина не вызывает причмокивания, записывай её в архив.

– Ой, как хорошо Вы сказали. В архив. Не хочу в архив. Буду терпеть причмокивания.

– Замечательный физик Лев Ландау был великий бабник, прошу прощения за грубое сравнение. И знаете, какую классификацию женщин он придумал?

– Нет, не знаю.

– Он делил женщин на пять категорий. Высший класс у него – это женщины, от которых глаз не оторвать. Такие как Вы.

Рациональная до мозга костей разведчица Инга, давно научившаяся владеть собой, однако же зарделась. От похвалы и лести, как говаривал старина Фрейд, у человека защиты нет, тем более если этот человек – женщина.

– Ну…не… – кокетливо залепетала было Инга, но Арбелин перебил:

– И не сопротивляйтесь. Я как-никак профессионал, фасцинетик. Как только Вы зашли в прихожую, за полсекунды увидел я и определил качество всех Ваших прелестей… Даже скрытых... Истинно говорю Вам – глаз не оторвать. Одни Ваши поэтические губки чего стоят! – пел обольстительную песню Арбелин и Инга с наслаждением внимала.

– Неужели я такая?! – притворно состроила она глазки.

– Такая, такая. Но вернемся к Ландау. Вторая категория в его классификации, это женщины, на которых приятно смотреть.

– Вот, – встрепенулась Инга, – может я такая?

– Не сердите меня, Инга, – картинно нахмурил брови Арбелин, – Вы в высшей категории и останетесь в ней до конца жизни. Если в какую-нибудь уродующую наркоманию не скатитесь. Так вот, третья категория – это женщины, на которых можно смотреть. Четвертая – те, на которых лучше не смотреть. А пятая совершенно жуткая – женщины, на которых противно смотреть.

– Он циник, – поморщилась Инга. – разве есть такие женщины? Говорят нет, каждая по-своему хороша.

– Притворяются, есть, и Ландау вовсе не циник, он прав. Приглядитесь повнимательнее, когда по городу идёте. И увидите иногда такое похожее на гиппопотама чудо топает, что глаза хочется зажмурить. Особенно когда жир колышется в такт шагам и эта туша переваливается с ноги на ногу.

– И Вы, Юлиан Юрьевич, такой же, как Ландау. – рассмеялась Инга.

– Куда денешься. Был, есть и буду. Зато и поэзию прекрасно определяю. У Вас, куда ни посмотри, глаз натыкается на поэзию, на фасцинацию.

– Фасцинация – это знак качества?

– Да, признак высшего привлекающего внимание качества. Ну, те же губы. Они могут быть блёклые, узенькие, совершенно непривлекательные. А могут быть такие, как у Вас. Не случайно же вся молодая поросль прекрасной половины человечества ринулась к пластическим хирургам губы накачивать. Иногда жутко смотреть, как накачали бедняжке. С перекосом и диспропорцией. Все захотели вдруг иметь губы рабочие.

При этом слове Инга игриво и дерзко посмотрела на Арбелина. Он глаза не отвел. Искра пронеслась и тональность разговора взвинтилась, стала экстремальнее, появился подтекст, то качество общения, которое так властно сближает мужчину и женщину.

– Я же не виновата. – приглушенно и чуть взволнованно произнесла Инга.

– Конечно, не виноватая… Но такая…

– Это хорошо?

– Это прекрасно. Вот такие губы и есть признак высшего женского сексуального качества.

– Но почему это именно сексуальная фасцинация?

– Инга, Вы ведь на консультацию пришли, верно?

– Да. – несколько растерялась Инга.

– Хотите знать всю подноготную, верно?

– Хочу. – кивнула она, ещё не понимая смысла вопросов Арбелина.

– Значит терпите, потому что придётся слушать очень откровенные описания.

– Буду терпеть.

– Есть такая наука, этология называется, наука о поведении животных и человека. В каких ситуациях кто и как себя ведет с точки зрения выживания и продолжения жизни. Так вот, этологи считают, что картинное демонстрирование женщинами своих губ и яркая их раскраска губной помадой – это аналог выставления обезьянами гениталий, набухших и покрасневших половых подушек в период полового возбуждения. Их невозможно не заметить, самки ими сигнализируют самцам «я готова!», самцы это видят издалека, потому как они красные, а сам вид их возбуждает. И самка получает таким способом иногда целую очередь желающих. Великий зоопсихолог Джейн Гудолл это своими глазами наблюдала и описала.

Информация об очереди Ингу несколько смутила: очереди она не любила.

Арбелин продолжал:

– Эволюция привела наших предков к утере волосяного покрова, к укутыванию от холода и прикрыванию интимных мест. А привлекать-то надо. Вот губы и пошли в ход. Потому-то и ценятся эти самые рабочие губы. Как у Анжелины Джоли. – Арбелин хитро сузил глаза. – У Вас, Инга, вблизи даже лучше.

Инга изобразила скромность:

– Юлиан Юрьевич, не вгоняйте меня в краску. Продолжайте препарировать.

– Следующая гламурная и фасцинирующая деталь женского тела – волосы на голове. Самые лучшие – густые, волнистые, как шёлк. Редкостное явление. У Вас, я мгновенно это отметил, прекрасные волосы, да ещё и очень тонкого пшеничного оттенка. От природы или подкрашиваете.

– От мамы. У неё такие же.

– Следующая деталь, с которой многие женщины мучаются всю жизнь, а у Вас она просто загляденье, это кожа. Везде, где видна. Некоторые женщины никогда не показывают плечи и спину, у них жирная кожа и прыщики. Не позавидуешь. Зато как пленяет глаз чистая бархатистая кожа! Поэзия. Так и хочется погладить. Воодушевляет.

– Вам хочется?

– Молчу.

– Я разрешаю.

Она артистично протянула обнаженную руку.

Абелин нежно провёл кончиками пальцев по руке от локтя к запястью.

Инга обладала столь тонкой кожной чувственностью, что невольно вздрогнула и ощутила электрические мурашки.

– Я же говорил – бархатистая. Одно удовольствие. – сказал Арбелин проникновенно. – Вот видите, какой у Вас притягательный комплекс: волосы, кожа, губы. Всё это соединяется с миловидным лицом. Эксперименты показали, что самым приятным для восприятия мужчины является лицо нежно овального, несколько детского вида, как у Мерилин Монро. Присмотритесь к женским портретам художников всех времён. Почти исключительно такие лица у всех изображённых ими дам. Канон женственности. Посмотрите в зеркало. У Вас лицо именно такого типа.

Инга встала и подошла к висевшему на стене у входа в кабинет небольшому зеркалу.

– Верно. – убедилась она. – А я и не знала.

– Теперь знайте и будьте счастливы. А ещё я приметил у Вас, и не мог не приметить, маленькую чёрную родинку над верхней губой ближе к уголку рта. Как у восхитительной актрисы Наталии Орейро. Очень мило посажена. Родинка – это очень фасцинирующий знак на лице. Он как бы разрушает симметрию, внося в лицо нежную драматургию. Впечатывается в восприятие как некий индивидуальный штришок. И есть у Вас ещё одна весьма привлекательная фасцинация в лице. Ярко карие глаза ведьмы. Родись Вы этак в столетии шестнадцатом в Европе, сожгли бы Вас инквизиторы как пить дать. У вас все признаки, по которым они определяли женщину как ведьму. Волосы рыжеватого оттенка, пламенно карие глаза, родинка, гибкое сексуальное тело, источающее призыв к греху, гореть бы Вам на костре.

Ингу пробрала дрожь:

– Как хорошо, что я родилась в другие времена.

– От инквизиции спасена, это верно. Но сама начинка-то остаётся! И сводит с ума. Видите, сколько я узрел в Вас фасцинирующих признаков.

– Как здорово! И раз Вы всё это видите, то при искажениях можете корректировать?

– Это одна из прикладных задач фасцинетики. Можно. И я это делаю при консультировании.

– Подскажите и мне, что надо подшлифовать.

– Я же сказал – Вы в высшей категории. И не торопите меня. Мы ведь ещё только в самом начале препарирования. Пошагаем пониже? Нам ведь идти до пальчиков на ногах. Или достаточно?

– Ниже, ниже, Юлиан Юрьевич. Хочу до пальчиков. Ужасно интересно.

– Что ж, приступим в самому сладостному для мужчин месту – к груди. Грудь может быть всего лишь приятно фасцинирующим сигналом, как знак женского пола, об этом ещё Дарвин говорил, а может буквально оглушать мужчину. Это когда она выдающаяся, значительного размера, тогда она становится неотразимым сигналом для большинства мужчин.

– Ой, Юлиан Юрьевич, вот здесь-то у меня точно ничего интересного, всего третий размер.

– Так это же самое то, что надо! Весьма значительная, чтобы хорошо видеть, упругая, что весьма и весьма волнует мужчин, и хорошей торчащей формы, без отвисания. Радуйтесь. Чрезмерно грудастый гламур за пределами пятого размера привлекает разве что неотёсанных мужланов.

Инга удивлённо взирала на Арбелина:

– Но Вы же не видели, какая она у меня! Я ведь в кофточке.

– Не видел, но вообразил по некоторым приметам. Правильно?

– Как будто подсмотрели меня под душем.

– С такой грудью некоторые девушки летом ходят без бюстгальтеров. Очень эффектно и соблазнительно.

– Я тоже хожу.

– Прекрасная привычка! Двинемся ещё ниже?

– К животу? У меня его нет.

– К животу, талии и бёдрам. Но я несколько нарушу порядок и примусь сначала за ноги. От них зависит фасцинирующее свойство талии и бёдер. Ноги создают пропорцию тела. Есть ноги короткие, или, что реже, очень длинные, как у цапли. Те и другие не имеют качества фасцинации, так как разрушают красоту золотого сечения. Слышали о таком?

– Улавливала, но не разобралась толком.

– Золотое сечение – это великий закон гармонии в природе. Везде и всюду. В том числе и в строении человеческого тела. Пропорции фигуры при золотом сечении такие: тело от пальчиков на ногах до пупка должно быть в 1,62 раза длиннее, чем от пупка до макушки. И это зависит от длины ног. У женщин в точности такая пропорция редкость, ноги подводят, коротковаты. А вот наденет шпильки – и в самую точку. У Вас ножки в шпильках как у газели Томпсона в африканских саваннах.

– А без шпилек? Посмотрите.

Инга быстро вскочила с кресла и, сбросив туфли, крутнулась, правда, привстав на пальцы.

– Да Вы не крутитесь, встаньте как вкопанная, чтобы я определил пропорции. На ступни.

Инга подчинилась, вытянувшись по стойке смирно.

Арбелин пригляделся, попросил приподняться на носочках.

– Вполне и без шпилек! А на шпильках – идеально. Не ножки, а струнки. А размер обуви какой?

– Тридцать пятый.

– Чудесно. Как раз! Тридцать шестой ещё ничего. При тридцать седьмом уже чуточку многовато было бы для Вас. При Вашем росте, разумеется. Будь Вы под метр восемьдесят, как Николь Кидман, и сороковой не портил бы ноги. У Кидман кажется сорок первый. Но у Вас всё интереснее. И рост как раз, и всё остальное. Как у Мерилин Монро. И очень ценное качество – стройность ножек. Пушкин писал, что во всей России не найти и двух пар стройных ножек. Да к тому же маленьких. А Мопассан выразил своё отношение к маленьким ножкам очень остроумно, сказав, что маленькие женские ножки перевернули не одну страницу истории. Чуете, какова роль стройных маленьких женских ножек?

Инга уже плыла в море блаженства от сыпавшихся как из рога изобилия комплиментов Арбелина, хотя были они и не комплиментами вовсе, а точными формулами фасцинативного препарирования. Но каковы! Лучше всяких комплиментов.

– У меня даже голова закружилась.

Инга плюхнулась в кресло.

– Что ж, приступим к очень важной части тела, венчающей ноги сверху – к ягодичкам.

– Ландау эту часть тоже имел в виду? – шутливо засмеялась Инга.

– Без этой части, позволю вам заметить, уважаемая, женщины нет. Есть только существо якобы женского рода. Хорваты знаете как шутят? Женщина без хорошего зада, что грузовик без кузова. Крепко сказано.

– Это так важно?

– Не притворяйтесь пуританкой, Инга. Уж что-что, а это Вы точно знаете.

– Знаю… – Инга картинно потупила глазки.

– Меня вот сводят с ума женские ягодицы, чёрт бы их побрал. – свирепо произнес Арбелин. – Спасу нет! И, кстати сказать, точно по этологии. Ягодицы, когда они упругие, соразмерные, как волейбольные мячики, да ещё посаженные на стройные сильные ножки – это же просто праздник восьмого марта. А сочетание стройных ножек, тоненькой талии и роскошных ягодиц вообще симфония Моцарта.

Инга, вошедшая во вкус комплиментов Арбелина, скромненько проворковала.

– У меня точно такие мячики, Юлиан Юрьевич. Могу показать.

– Такие, такие! – заверил ее Арбелин. – Кстати, зачем Вы мини-юбочку нацепили для встречи со мной?

Ох, уж этот учёный дед! Всё видит, всё знает, обо всём догадывается. Инга и не стала притворяться, решила, что не испортит выполнение задания Гаргалина, если будет со старцем абсолютно искренней и нежной.

– Хотела сразу же произвести на Вас впечатление.

– Сексуальное?

– Да.

Привыкли пользоваться этим своим неотразимым средством?

– Да.

– Но ведь оно для соблазна, милая моя. – пронзил её Арбелин своим магнетическим взглядом, который пускал в ход точно так же, как Инга пускала в ход все свои фасцинации.

Инга была ошеломлена и не могла отвести своих глаз от фасцинирующих глаз вошедшего в волнующий вкус игры Арбелина; она проваливалась.

Арбелин однако остановил воздействие, отвел взгляд.

– Дерзкая Вы, однако, девушка. Двинемся дальше?

– Да. – покорно прошептала Инга, приходя в себя и чувствуя волнующую пульсацию в низу живота.

Заискрившаяся у обоих симпатия и сексуальная игра принимала поворот ещё более откровенный и волнующий.

– А дальше – талия. Чтобы она имелась, а не заросла жирком. Но талии ещё мало. Надо, чтобы она была гармонична с пропорциями тела, с длиной ног и туловища, с объемом бедер. Знак качества – это когда соотношение окружностей талии и бёдер при золотом сечении корпуса дает коэффициент 0,7. Какие у Вас размеры талии и бёдер, о несравненная?

– Н-не знаю… надо измерить.

– Это мы мигом. – улыбнулся Арбелин, встал, подошел к тумбочке со своими портняжными принадлежностями и достал сантиметр.

– Поднимайтесь на стройные ножки, посмотрим, какие у образцового тела талия и бёдра.

Инга покорно встала.

Арбелин подошёл вплотную, чтобы охватить талию сантиметром.

Этого движения и мощно хлынувшего в ноздри мужского запаха было достаточно, чтобы Инга пришла в себя от охватившей гипнотической слабости и ринулась в атаку.

– Так будет не точно, Юлиан Юрьевич. Надо все снять. – властно произнесла она и, не ожидая возражений, расстегнула замок на поясе юбочки и ловко скинула её к ногам, а пока Арбелин, несколько опешив, хлопал глазами, скинула и трикотажную кофточку, оставшись в трусиках и без бюстгальтера, выставив красивые упругие грудки с розовыми сосочками.

Если допустил мужчина, что источающая сексуальность молодая особа начала перед ним обнажаться, пиши он пропал. Тело Инги сияло розовой белизной, обдало Арбелина жаром и чудным эротическим запахом, от которого уже не было спасения. И Арбелина понесло в омут неодолимого сексуального влечения.

– Тороплива Вы, однако, Инга. – попытался он устоять.

– Вы же участникам семинара уж точно показали бы меня в пропорциях, так ведь? А как же продемонстрируешь в юбке и кофточке?

Как ловко она его подцепила про семинар и образец! Сам напросился. Впрочем, Арбелин уже и не сопротивлялся, разве что несколько растерялся от решительной внезапности Инги и откровенной сексуальности создавшейся ситуации.

Инга трепетно пульсируя, ждала.

Надо было измерить талию.

Волнуясь, Арбелин охватил сантиметром тело Инги, но посмотреть на отмеченный пальцем размер не успел. Инга порывисто прильнула к нему и впилась рабочими губами в его губы.

Ах, какой это был искренний и пылкий поцелуй, как обдало жаром истомлённого одиночеством Арбелина.

Не выпуская из руки сантиметра, Арбелин обнял Ингу.

Полыхая, Инга отникла и села в кресло.

Арбелин тоже сел. Сантиметр он всё так же зажал в руке.

Оба молчали, порывисто дыша и проваливаясь в ощущения.

– Так сколько же там? – первой пришла в себя Инга и кивнула на сантиметр.

Арбелин посмотрел на зажатую цифру.

– Шестьдеся два. Очень неплохо.

Инга счастливо засмеялась.

– Значит хорошо?

– Надо ещё бёдра… – Арбелин подал сантиметр Инге. – Это Вы сами, а то я, чего доброго, превращусь в варвара.

Инга совсем пришла в себя, как-никак была она обученный в спецшколе ФСБ сексагент.

Она встала и обхватила сантиметром бёдра.

– Девяносто два, Юлиан Юрьевич. А варварства никакого не надо. Я уже готова. – она ласково посмотрела на Арбелина. – Если Вы не оттолкнёте меня, вами уже соблазнённую.

– Не оттолкну. Но дайте немного придти в себя.

– Только не долго, а то я сама Вас изнасилую. – засмеялась Инга, встала, подошла к нему и поцеловала, но теперь уже коротким нежным поцелуем.

Арбелин ещё пытался взять себя в руки, соображая, как ему поступить. Впервые за долгую практику консультирование обернулось сексуальной идиллией, да такой, о какой он и думать не мог.

Он медлил.

– Давайте сначала посчитаем. – отвёл он глаза от её огнедышащего тела. – 62 делим на 92 получаем…получаем… – Арбелин считал ручкой на листочке бумаги, – получается 0, 67 с хвостиком, даже меньше, чем 0,7. Идеально!

Он посмотрел на Ингу, не скрывая восхищения.

Инга засверкала глазами.

– А встань-ка и крутанись. – властно попросил Арбелин, не заметив, как перешёл на ты.

Инга не заставила себя уговаривать, озорно вытянулась на носочках, а потом лихо крутнулась, показывая прелесть своего гибкого тела. Смотреть было на что.

Арбелин причмокнул по-кавказки:

– Ай, какой женщина! Пэрсик. – ласково засмеялся он.

Истомлён был Арбелин в долгом одиночестве. Бурно, как оно и бывает частенько в отношениях мужчин и женщин и предусмотрено мудрой и циничной эволюцией, Арбелина захватило чувство оленя, то самое, какое знал в себе и ненавидел Лев Толстой, а гениальный Эйнштейн обозначил как «низ», определяющий судьбу.