Текст книги "Чебачок к пиву. История одной мести"

Автор книги: Рим Фиктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 36 страниц)

– Очень логично. Только договоримся, спать в разных комнатах.

– Почему?!

– Я работаю до двух ночи, а то и до утра бывает. И в полном уединении. Привычка.

– Как скажешь. Но иногда…

– Иногда можно. – согласился Арбелин. – Свои носки и носовые платки стирать буду сам.

– Но я же умею стирать!

– Вот видишь, Толстой прав…

– Понято, будешь стирать сам.

– Питание моё будет аскетическое, вы с Денисом это видели.

– Принимается без звука! Я и сама такая.

– Я чихаю так, что дом трясет. В маму.

– Буду смеяться.

– Если я заболею, как было в новый год, надо будет меня немножко жалеть. Мне понравилось.

– Буду жалеть, заботиться и любить.

Альфа приникла к груди Арбелина и уже ничто не смогло бы её от него отстранить. Он и не пытался, бережно прижимая к себе и целуя её в макушку.

И наступил их праздник. И стали они мужем и женой. И узнала Альфа, как это удивительно сладко, стать женой любимого мужчины, с которым будешь делить все горести и радости жизни – до самого её конца.

Свадебного ритуала решили избежать. В фотостудии организовали небольшое застолье, пригласив папу, Дениса с Альбиной и Романа Кукуева. Вот и всё торжество.

***

Дня через три позвонила Инга:

– Соскучилась, Юлиан Юрьевич, жду приказа спасать.

– Приказа не будет, Инга. Я женился, а когда я женат, то абсолютно моногамен. Извини меня. Мне с тобой было хорошо.

– Кто эта счастливица, Юлиан Юрьевич?

– Альфа, моя сотрудница и ученица.

– Завидую ей. Что ж, раз приказано не появляться, повинуюсь. И буду о Вас помнить всю жизнь.

Расставание с Арбелиным прошло для Инги тяжело. Она снова ощутила себя страшно одинокой и покинутой в этом мире и впала в затяжную депрессию. Она мучительно искала выход и всё чаще подумывала сбежать из всесильной организации. Но как?

Спустя неделю вдруг позвонила из Москвы Наташа. Словно почувствовав на расстоянии перемену в жизни Арбелина, она снова перешла на «Вы». А узнав о женитьбе Арбелина, сказала об Альфе, хотя о её существовании не знала и никогда её не видела.

– Счастливая.

Часть тридцать первая

ФАСЦИНОФИКАЦИЯ ЧЕБАЧКА

***

Кисельчук креативно фонтанировал, придумывая новые и новые приманки к празднику. И вдруг вспомнил о юмористическом стихотворчестве своего научного наставника, под мудрым руководством которого стал кандидатом философских наук. Его научный руководитель, доктор наук, профессор, академик и заведующий кафедрой истории философии Ефим Арнольдович Лабутин имел любопытное пристрастие, веселившее весь философский факультет, особенно же студентов, – он сочинял смешные куплетики, за основу для которых взял песенку медвежонка Вини-Пуха в знаменитом мультфильме: «на то оно и утро». Это стихотворчество превратилось у него в своеобразную зависимость и так его захватило с потрохами, что он выдавал ежедневно два-три стишка, которыми взахлёб делился с любым первым встречным на факультете, когда приходил на работу, будь то коллега-профессор, аспирант или студент. Новый куплет тут же с быстротой кометы проносился по факультету и все делились друг с другом новой выдумкой профессора.

«Это же находка! – воскликнул Кисельчук, – Куплеты про пиво, городской конкурс!» И помчался к Лабутину.

Всю сознательную жизнь Ефим Лабутин подвергал утрамбовке классическую немецкую философию, подвергая её марксистско-ленинской кастрации, и стал на этой мякине доктором философских наук, а недавно и академиком РАЕН.

Выбор свой в философской науке пугливый и осторожный от природы Ефим Лабутин сделал по принципу максимальной безопасности и надёжности. Занятие философией в СССР было делом небезопасным, философская когорта постоянно подвергалась идеологическим и антисемитским чисткам и головы летели исправно. Для еврея Ефима Лабутина, прекрасно понимающего, куда суётся, первым делом стало нащупать безопасную тематику. Магистрально безопасными были два направления: «руководящая и направляющая роль коммунистической партии» (в чём угодно – от международной политики до подъёма животноводства!) и «критика буржуазной философии», которая объявлялась априорно сплошь идеалистической, гнилой и враждебной марксизму-ленинизму. В этом втором безопасном направлении супербезопасным было подвергать кастрирующим манипуляциям классическую немецкую философию, особенно её столпов Гегеля и Канта. И тому было прекрасное основание, заложенное самим Марксом. Не кто иной как создатель марксизма объявил немецких философов своими классическими предшественниками, без которых ему было бы невмоготу сделать качественный прыжок к высотам истинной и навсегда верной философии. Таким образом, Маркс оставил советской коммунистической философии завещание: немецких философов-классиков не только критиковать, как и сам он проделал, но уважать и любить, а особенно Гегеля, вооружившего его диалектикой, и Канта, с его агностицизмом и обширной материалистической научностью: как-никак, а именно Кант создал материалистическую гипотезу возникновения Вселенной. Тех, кто правильно понял завещание Маркса и любовно кастрировал немецких классиков и, кастрируя, выражал им почтение, коммунистическая партия никогда не трогала, а, напротив, поощряла и осыпала степенями и званиями. Вот Ефим Лабутин и присосался к Канту, и Кант его возвёл на олимпийские философские высоты и надёжно и исправно кормил всю жизнь. А поскольку был Иммануил Кант огромен и бесконечен, то и десяток жизней не хватило бы его обсасывать и кастрировать, что Ефим Лабутин и проделывал профессионально, достигая марксистско-ленинской эквилибристической бессмысленности. А кому нужен смысл? Если нужен, читай самого Канта.

Но был Лабутин достаточно умён, чтобы понимать бессмысленность манипулирования наследия гения, и потому всю жизнь его преследовал когнитивный диссонанс, взывающий к какой-нибудь отдушине для снятия душевного нравственно-стрессового дискомфорта. И он нашёл даже не одну, а две отдушины, отлично подружившиеся в его черепе. На уровне идейности он натянул на себя личину интеллектуального фрондёрства и выставил на щит этакое показное почтение к Иосифу Виссарионовичу, когда положено было того ругать или хотя бы о нём молчать. В маленьком его домашнем кабинете над диваном висел огромный портрет Иосифа Виссарионовича в кителе генералиссимуса, а рядом –портрет поменьше, основателя философского факультета, философа-патриарха Михаила Руткевича. Получилось замечательное фрондирующее сочетание для восприятия любого, кого Лабутин приглашал в гости или по делу. Отлично дополнял эту идейную фронду залихвастский ёрнический юмор куплетами Вини-Пуха и анекдотами собственного сочинения. Сталин, Вини-Пух и анекдоты создавали Ефиму Лабутину репутацию независимого оригинала и фрондёра, не страшащегося никакого идеологического осуждения. Да и за что осуждать! Иммануил Кант, изящно им препарированный, был непробиваемой бронёй.

Уговаривать Лабутина не пришлось по двум причинам. Первая, конечно, страсть профессора к фрондёрской публичности своей креативности. А вторая исходила от другой не менее захватывающей зависимости – он любил пиво, даже точнее надо сказать – он обожал пиво всеми фибрами своего округлого тела сильнее женщины и секса. Впрочем, о сексуальности профессора говорить было бы уже трудно, так как к шестидесяти пяти годам он превратился в упитанного плотного колобка с пивным животиком, разросшимися, как у полненькой дамы, бёдрами и торчащими женскими грудками, являя собой классический образ хронического пивомана. Услышав от своего любимого ученика Костика предложение участвовать в городском юмористическом конкурсе «Чтобы не было вам дурно – надо пиво пить культурно!», стишки и пиво мгновенно соединились в его мозгу в зажигательный образ поющего про пиво Вини-Пуха и он весело загоготал от удовольствия:

– И печатать будешь?

– В газете «Вечерний Бург» дают четверть полосы под конкурс стихов и рисунков.

С «Вечерним Бургом» Кисельчук ещё о таком проекте не говорил, но был абсолютно уверен, что заглотят, тем более с главным редактором Митей Реутовым пиво пили вместе много-много раз.

– Завалю куплетами! – поощрительно засмеялся Лабутин.

Объявление конкурса было читателями «Вечернего Бурга» встречено с пониманием, тем более редакция сразу же обрушила на горожан песенку о пиве и пару куплетов Лабутина.

Тряхнул стариной академик Ефим Арнольдович Лабутин, сочинил не четверостишия, а целую поэму – весёлый гимн пиву. За что и получил первый приз – бочонок пива от Бургского пивзавода с двумя немецкими фирменными пивными кружками.

***

По плану в мае дан был Арбелиным старт запуска чебачка в пивные народные массы уже и с айвеселином. Пора было проверить, как действует айвеселин и как на него отреагируют любители пива.

Кукуев вновь организовал продажу чебачков в двух пивных барах и нескольких ларьках.

И с быстротой молнии по городу разнёсся слух о чудодейственном веселящем чебачке, и его начали искать даже те, кто его ещё не видел и не пробовал.

Продавали десять дней. Этого хватило для возникновения ажиотажа. Эксперимент был успешен и продажу чебачков прекратили – до праздника.

Любители пива спрашивали в барах и ларьках:

– Чебачков нет? А когда появятся?

Рекламная кампания продолжалась и набирала обороты. На рекламных плакатах, щитах и в роликах на телевидении привлекал внимание бренд предстоящего праздника пива «Чтобы не было вам дурно – пиво надо пить культурно!» и подмигивающий озорной чебачок на банке пива.

***

В начале июня, за неделю до намеченного старта праздника пива Альфа попросилась в Москву.

– Юлик, мне надо срочно в Москву слетать, папе рекламный проект откорректировать с московским партнёром. Я же у него пиаром руковожу. Отпустишь? Всего на два дня.

– Какой разговор! Раз надо – лети. Но будь осторожна.

Альфа вернулась из столицы действительно через два дня.

И чуть не с порога обрушила на мужа сенсацию:

– А ты знаешь, что я в Москве учудила? Никогда не догадаешься. Я побывала на концерте Наташи Изумрудной.

– Наташи Изумрудной? Это кто такая? Пианистка?

Задорно засмеялась Альфа, продолжая разыгрывать Арбелина:

– Она, между прочим, считает тебя богом.

Резануло слух Арбелина слово «бог» и мгновенно память выплеснула ассоциацию «Ты – мой бог!»

– Наташу, которую я вылечил?!

– Вот именно. Она теперь Наташа Изумрудная, восходящая звезда, поёт, Юлик, божественно, а выглядит – ты сам знаешь как. Умопомрачительно! – Альфа картинно потупила глазки. – Я с ней познакомилась. Когда познакомились, она мне и сказала, что ты – Бог.

– Ну и жену подарили мне небеса! Тебя хоть из дома не выпускай. – шутливо проворчал Арбелин. – Ну-ка, давай посмотрим, какой я бог.

Он подошёл к зеркалу в прихожей и встал в горделивую позу:

– Не на бога я похож, а на горбатого чёрта с рогами!

Альфа прыгнула ему на шею:

– На колдуна ты похож! Но для Наташи ты – бог, так она сказала. Без тебя её не было бы. А теперь она – Наташа Изумрудная.

– Тоже мне выдумала… Изумрудная… Цыганский псевдоним.

– Не ворчи. Это же эстрада, а не опера. И он ей идёт. Она себе такой изумрудный прикид придумала – закачаешься.

– Что ж, вполне возможно. Надо увидеть.

– Да увидишь, увидишь… – с каким-то тайным смыслом произнесла Альфа. – Она же по стране гастролирует. Когда-нибудь и к нам заглянет.

***

За два дня до праздника решили запустить ещё один массовый экспериментальный вброс чебачков в пивных барах и ларьках.

Чебачки мгновенно раскупили.

Поточная линия штамповала их круглыми сутками. Миллион штук. И все с айвеселином. Веселись народ на полную катушку!

Накануне праздника Роман Кукуев собрал Санькину бригаду. Строго оглядев братву, сказал:

– Праздник пива – наш, пиво наше, чебачки наши. Надо так проконтролировать, чтобы всё в парке было как у немцев на празднике пива в Мюнхене. Чтобы ко мне и пивзаводу никаких претензий. После праздника за проявленную стойкость всем будет премия и оторвётесь с пивом и чебачками по полной. Рассредоточьтесь по всему парку по двое и наблюдайте, чтобы не было драк и каких-нибудь дикостей. Усмиряйте тихо.

Всё было справедливо, братва это признала и приняла.

– За дисциплину с тебя спрошу. – сказал Кукуев тихо и жутко, как он умел, Саньке Дубу.

– Всё будет о’кей. – ответил Санька. – Не впервой.

Действительно, разного рода охранные дежурства у бригады бывали и порядок всегда был чёткий. Это они умели.

Кукуев раздал всем небольшие круглые значки оранжевого цвета величиной с пятирублёвую монету с контуром рыбки в центре кружка. Их придумала и заказала Альфа специально для бригады.

– Значки прицепите на грудь, по ним вас будут узнавать менты. – разъяснил Кукуев: – С милицией я договорился, что мы им поможем. И чтоб ни капли в рот! Потом отопьётесь по полной.

Часть тридцать вторая

ВЕСЁЛОЕ ДРУЖЕЛЮБНОЕ БЕЗУМИЕ – КАК И БЫЛО ОБЕЩАНО!

***

И вот наступил тот исторический момент, о котором мечтала академия! Во вторую субботу июня, как заведено в России, пришёл в Бург День пивовара и в 10 часов утра был дан старт намеченному на этот день грандиозному празднику пива.

Длившаяся целый месяц красочная реклама, обещала горожанам не просто День пивовара, а грандиозный праздник. Народ праздника ждал.

День выдался как на заказ – ни облачка, плюс 22 градуса по Цельсию, лёгкий ветерок, сплошная летняя идиллия.

С утра бургцы повалили в парк в одиночку и группами.

У входа в парк их встречала разносившаяся из репродукторов бравая музыка.

Ровно в десять утра, как и запланировали, состоялся ритуал открытия праздника. В центре парка на эстраде появился мэр города с многочисленной свитой, в которой заняли скромное место и Роман Кукуев с директором пивзавода.

Мэр произнёс заготовленную короткую речь и поднял в конце её бутылку пива «Бургское Улётное».

– Поздравляю всех и желаю культурно повеселиться!

Столпившийся у эстрады народ ответил дружными одобрительными восклицаниями.

Красочные киоски с пивом, сладостями и чебачками размещались по всему парку, но две трети – в центральной части.

В центре парка рядом с танцплощадкой громыхал духовой оркестр.

Сумели натянуть несколько больших палаток со столами и скамьями, сбитыми из толстых гладко обструганных досок. Палатки были метров по тридцать в длину, внутри их во всю длину располагались столы и скамьи – по обе стороны от каждого стола. В торцах палатки – киоски с пивом, сладостями и пакетиками чебачка. Удобно: купил и садись, наслаждайся пивком под дуновение ветерка.

Пиво в пределах парка решили продавать в два раза дешевле, чем в обычные дни, и только бургского пивзавода. Другое пиво запретили. Праздник-то бургского пивзавода, он организатор и хозяин, нечего лезть на халяву. Но если ты купил пиво в городе и пришёл с ним в парк, пожалуйста, присоединяйся, будь как дома, покупай чебачков и хоть упейся.

Пиво всегда даст о себе знать! Поэтому в дополнение к двум парковским туалетам установили десяток бесплатных биотуалетов.

Аттракционы, опять же, парковские, летние, были все проверены дирекцией парка и городской администрацией по приказу мэра на безопасность: смотровое колесо, карусели, самолёты, качели.

Добавили для веселья залезание по высоченному столбу за подарочной пивной кружкой, удары по наковальне и другие народные ярмарочные аттракционы.

Придумал Кисельчук и лотерею с выигрышем пяти бутылок пива и сотней чебачков. Лотерейные билеты стремительно раскупались.

Мэр в сопровождении свиты прогулялся по парку, убедился, что всё о’кей, зашёл в одну из палаток, выпил пивка, закусил чебачком и отбыл, веселея, из парка. Его приближённые рассказывали, что по дороге в свою загородную фазенду Михаил Аркадьевич пришёл в такое прекрасное расположение духа, что всю дорогу пел «Мурку».

И закрутилось-завертелось народное гуляние под пиво с чебачком.

Поток в парк не иссякал и от часа к часу увеличивался. Народ ликовал.

К шести вечера чебачки закончились – миллиона не хватило, промазали Кукуев с академией.

Но тут, как по волшебству, когда ажиотаж пивоманов чебачки бургского пивзавода словно метлой вымел, настолько они мгновенно прониклись его прелестью, вдруг хлынули в парк новые чебачки, очень похожие, однако же отличающиеся по цвету – чуть светлее, с желтизной.

Роману новые чебачки показала братва:

– Какие-то они другие.

Роман сравнил и сразу уловил подделку.

Длинно шёпотом выругавшись, тотчас вызвонил Дениса, который прогуливался по парку, зорко наблюдая за действием чебачка, и они помчались к Арбелину.

Роман выложил на стол фальшивые чебачки:

– Юлиан Юрьевич, смотрите, уже пошла фальсификация. Что делать? – растерянно проговорил он. – Просчитались мы, надо было не миллион запускать, а два.

Арбелин взял в руку один чебачок, повертел, пригляделся к нему со всех сторон:

– Неплохо сумели подделать. Конечно, нашему уступает, но беды особой я не вижу.

– Как же! – воскликнул Денис. – Ведь завалят весь город. Удар по нашему бизнесу.

– Да хоть все города вокруг пусть завалят! – Арбелин усмехнулся, но не ехидно, и сказал жизнерадостно: – Это же пример того, что мы попали в десятку, добились ажиотажного спроса. Потребитель на чебачка подсел и кто-то это мгновенно просёк и решил заработать. Скорее всего, хитрые китайцы, они большие мастера подделывать всё на свете. Во Франции недавно два миллиона таблеток китайского поддельного аспирина изъяли. В таблетках нет ничего лечебного, только мел с глюкозой, плацебо, пустышки. И то хорошо – всё же безвредно. Где-нибудь сейчас в подвале штампуют и наши чебачки.

– Разведать кто и накрыть? – сказал Кукуев.

– Ну, поймать с поличным неплохо, чтобы убедиться, кто такой хитрец. Может и не китаец. Но это не к спеху, успеется. Хотя… подключите разведчиков, пусть выследят, откуда приносят.

Кукуев тотчас вызвонил Шиву:

– Николай Иванович, быстро ко мне. Я у Юлиана Юрьевича, во дворе жди. – и задал вопрос: – Юлиан Юрьевич, а как быть сейчас с нашими чебачками?

– Вы же, Роман, гениальный организатор. Дайте прямо сейчас, отсюда, команду штамповать чебачки беспрерывно. Все данные, включая подделку, говорят мне о том, что праздник сегодня не закончится и народ будет пить и плясать ещё два-три дня, пока не иссякнет действие айвеселина и плацебо.

Денис обеспокоенно сказал:

– Юлиан Юрьевич, но у меня айвеселина осталось всего с полкилограмма. Весь ушёл.

Арбелин улыбнулся:

– И прекрасно! Эти полкилограмма постарайся распределить по минимуму, по 0,05 миллиграмма, по чуть-чуть. Этого будет теперь вполне достаточно. Айвеселин свою функцию исполнил максимально хорошо, показал, насколько чудесно фасцинирует психику человека. Нам ведь надо было узнать его действие в массовом масштабе и устроить с его помощью научный факт весёлой массовой фасцинации. Друзья мои, результат эксперимента превзошёл все мои предположения. Город погрузился в радостное благодушное веселье, как я увидел в теленовостях. И на этом мы добавку айвеселина в чебачки прекращаем.

Для Кукуева такой поворот прозвучал, как удар грома в ясном небе.

– Совсем-совсем? – растерянно спросил он Арбелина.

– Абсолютно! – ответил Арбелин. – Чебачок, Роман, закуска к пиву, а не лекарство от уныния и депрессии. Он народу понравился. Его теперь будут без айвеселина покупать. Хоть по всей России.

Отлегло немного, но до конца ход мысли Арбелина Кукуев ещё не понял. Как и Денис.

Арбелин разъяснил:

– Айвеселин задуман как пептидный стимулятор хорошего настроения для снятия напряжённости, апатии, грусти и ипохондрии. И я предполагаю, что он сможет вытеснять депрессивные состояния. Но нужны клинические исследования. Этим мы с Петровым и займёмся. И это будет выход на изобретение лекарства «айвеселин» с вселенским фармакологическим рынком. Помните, я вам говорил об этом?

Денис с Кукуевым кивнули. До них начало доходить.

Арбелин продолжил разъяснение:

– Это займёт какое-то время, фармакология дело тонкое, почти как Восток. Но без исследований и клинических проверок нас на рынок никто не пустит. И в то же время без соответствующего разрешения применять айвеселин опасно, в конце-концов, хотя сейчас айвеселин не выявляется, как сказал профессор Петров, всё же научатся рано или поздно выявлять, застукают и привлекут. Зачем рисковать, когда в руках такой бизнес? Надо просто-напросто раскручивать теперь чебачок, создать ему всероссийскую рекламу, быстренько запатентовать его как закуску к пиву и его образ, чтобы любого фальсификатора можно было прижучить в суде. – он задорно засмеялся. – Тогда, Роман, фальсификаторы сами к Вам побегут договариваться. Они ведь как тараканы, во всех щелях. Теперь их уже не остановить. Нам надо идти на опережение. Конкуренция, господа, конкуренция! Необходимо опережение.

– Точно! – восхитился Кукуев. – Это же бизнес!

Он вызвонил Баранова и дал распоряжение собрать немедленно ночную смену на хладокомбинате и запустить на полную мощь линию по штамповке чебачка.

– Чтоб к утру был миллион штук! – приказал он. И повернувшись к Арбелину, сказал: – После праздника сразу запущу регистрацию чебачка!

– Правильно, теперь не следует мешкать, стремительно вперёд! И двигать чебачок на всю Россию. Да и в Европу. Где пива много пьют? В Германии?

– И в Чехии, Италии, Бельгии, Англии… – начал перечислять Денис.

– Да во всё мире! –засмеялся Кукуев.

– Вот на весь мир и накиньте сеть чебачка к пиву. Это стратегия! Продукт-то лёгкий, красивый и захватывающий. И кроме нас рецепта никто не знает. Как у кока-колы. Кроме айвеселина в него Денис добавил целый вкусовой букет, он же воспринимается вкусовыми рецепторами как настоящий вяленый чебак. Роман, начинайте думать, как завоевать Европу. И не мешкайте, фальсификаторы народ ушлый, обгонят, потом доказывай, что ты не верблюд.

– Замётано! – со всей серьёзностью произнёс Кукуев, с восхищением взирая на Арбелина. Арбелин дарил ему вселенский бизнес с миллиардными доходами. Он мгновенно перемножил в голове десять чебачков в день на миллиарды пьющих ежедневно пиво на земном шаре, а затем на 365 дней в году. Мозг затрещал от астрономической цифры. – Рванём в Европу! Через Израиль. У меня там мама.

Арбелин удовлетворённо потирал руки.

Альфа, всё это время, умилённо взиравшая на мужа и слушавшая разговор, напомнила Арбелину:

– Юлиан Юрьевич, пора, мы же собирались в парк съездить.

Альбина, которая с утра была у Альфы, добавила:

– Так хочется посмотреть!

– Да, да, – откликнулся Арбелин, – надо своими глазами вблизи посмотреть…

– Я подвезу. – предложил Кукуев.

– Нет, нет, мы поедем на своей. Нам же потом домой через весь город.

– Тогда мы с вами. – сказал Денис.

Увидев, что Альфа приоделась в чёрный брючный костюмчик и не взяла тросточку, Арбелин удивился:

– Тросточку оставляешь дома?! Не рисковано?

Альфа нежно ему улыбнулась:

– Пора переходить к прямохождению.

Во дворе Кукуева ждал верный Шива. Кукуев объяснил ему задачу:

– Выследи этих хе…ху…ха…хы…хо…в. – длинно и смачно назвал фальсификаторов Кукуев. – Но не бей. Потом с ними разберёмся. Пусть пока порезвятся.

– Да, Роман, вот ещё что. – сказал Арбелин. – Предполагаю, что раз не хватило чебачков, не хватит и пива. Завтра начнётся дефицит и это плохо.

Кукуев не на шутку растерялся. Информации о нехватке пива пока у него не было. Но день ещё не кончился и он сразу осознал, что Арбелин прав:

– Сейчас дам приказ, чтобы ночь работали. – сказал он и вызвонил директора пивзавода: – Кирилл, проблема такая – пива может не хватить. Не останавливай линию, пусть вкалывают ночь. Премия будет.

Директор что-то говорил и Кукуев мобильник не отключал:

– Молоток! Двигай. Премию заработал.

Он отключил мобильник и, не скрывая гордости, произнёс:

– Оказывается, он сам догадался. Вот это кадр!

– Я бы, Роман, подстраховался на Вашем месте. – предложил Арбелин. – Вдруг будет такой ажиотаж, что народ всю вашу продукцию сметёт. Договоритесь с конкурентами, пускай продают своё пиво в парке. Это только добавит чебачку славы. А Вам – прибыли.

– Вы, Юлиан Юрьевич, не только гениальный учёный, но и гениальный маркетолог. – Кукуев улыбнулся. – Замётано! Договорюсь с парочкой фирм, они перед праздником просились, да я отказал.

Сели в машины и помчались в парк.

Праздник достиг кульминации, к семи вечера в парке и окрестных кварталах Бурга творилось уже нечто невообразимое по масштабам весёлости и радостного оптимизма. Казалось, даже воздух был наэлектризован неведомой энергией бодрого жизнерадостного энтузиазма и в нём посвёркивали искорки электрических разрядов.

***

Ляушин пиво любил и ноги к вечеру, когда дневная жара схлынула, сами принесли его в парк. «Мерседеса» теперь у него не было, приходилось пользоваться общественным транспортом и пешим ходом.

Праздник был в разгаре, пивом накачали себя все без исключения, чебачки тоже испробовали и оценили все, наступило всеобщее благодушие и веселье – ни малейшего намёка на агрессивность и грубость. Опытный глаз Ляушина это сразу отметил и решил приобщиться. Что ему теперь, он же не на службе, его вышвырнули как котёнка! Купил пару банок пива и пакетик чебачков. И через полчаса уже тихонько смеялся вместе со всеми и готов был плясать. И понял: шайка-лейка совершила-таки диверсию. Но диверсия его изумила – пока ничего опасного, а от благодушия и веселья кому бывает плохо. Свёл-таки креатин Бург с ума!

Народ был благодушен и счастлив. Ко всеобщей карнавальной весёлости, само собой разумеется, добавилась и гиперсексуальность, проявляемая во всех её формах, в зависимости от уровня темперамента исполнителей. Одни только нежно касались друг друга, других потянуло на объятия с поцелуями, а кое-кто умудрялся спрятаться с глаз в кусты, чтобы оторваться по полной.

Ляушин одинок, ни единого приятеля, немного всё же грустновато. «Прогуляюсь-ка я по парку, поглазею на народ», – решил он.

Но что это? В закоулке парка, куда он машинально забрёл, навстречу ему по аллее мчался небольшого роста бородатый голый мужичок на коротеньких толстых ножках при изрядном брюхе и с перекошенным от страха лицом. Вслед за ним метрах в пятнадцати бежал огромный, тоже бородатый, мужик, но одетый. В правой руке у него болтались штаны, должно быть с оголённого, и он, скорее всего, намеревался его догнать и приодеть.

Ляушин остановился. Мужичок бежал явно к нему и, подбежав, умоляюще проговорил, еле дыша: «Спасите!».

Ляушин мгновенно узнал подбежавшего – по лицу, естественно. Круглое лоснящееся лицо в обрамлении рыжей бородки принадлежало Константину Кисельчуку. Кисельчук же, в свою очередь, уже издалека узнал Ляушина, – не раз видел его в ФСБ, куда частенько наведывался к полковнику Гаргалину с доносами на коллег, – и обрадовался спасению: он знал, что тот, кто гнался за ним, будет жесток. О том же, что Ляушин в ФСБ уже никто, информация до Кисельчука ещё не дошла.

Польщённый оказанным ему доверием, Ляушин принял стойку, загородив Кисельчука.

Подбежавший преследователь тоже знал Ляушина и потому остановился, как вкопанный. Глаза его сверкали яростью и лицо, тоже рыжее и бородатое, источало готовность к безжалостной расправе. Ляушин и этого узнал, да и как не узнать, если его физиономия не слезает с экранов местных телеканалов. Это был знаменитый в Бурге пиарщик, Вадим Витальев, служивший при губернаторе и славившийся непотопляемостью и готовностью уже завтра доказывать, что бывшее вчера белым и пушистым, сегодня стало чёрным и ершистым. И наоборот, если надо, – софистикой он владел филигранно.

О причинах разыгравшейся на глазах Ляушина неординарной сцены можно было строить какие угодно догадки.

– В чём дело? – строго рявкнул Ляушин, как делал в недавние ещё времена.

Витальев в приступе гневной захваченности, потеряв от ярости контроль над собой, выпалил:

– Эта скотина, – он кивнул на прижавшегося к Ляушину Кисельчука, – в кустах с каким-то таджиком любовью занялся! Вот, – он потряс штанами, – вещественное доказательство!

Витальев с презрением бросил брюки в лицо Кисельчуку. Тот быстро-быстро схватил их и натянул.

Великий знаток человеческих сексуальных пороков Ляушин понял, что стал свидетелем гейской разборки.:

– Ну вы, мужики, даёте! – расхохотался он. – Другого места не нашли? А ну быстро миритесь и валите отсюда.

Кисельчук, готовый вылизать прощение, умоляюще посмотрел на своего могучего бойфренда. Он и в самом деле был виноват.

Всё этот чебачок, будь он неладен!

Денис по ошибке дал ему на пробу десяток чебачков с айвеселином из той порции, которую заготовил для Саньки Дуба. Тонкая сексуальная чувственность Кисельчука уловила воздействие пептидов весёлости с такой максимальной отдачей, что у него к нахлынувшему блаженству случилась ещё и оглушившая его до селезёнок сладкая поллюция. С первой же пробы закрепилась в лимбической системе Кисельчука неведомая ему ранее сексуальная зависимость. Кто бы мог подумать – сразу два наслаждения в единстве: пиво и оргазм. Чудо! «Ооооооооооо», – простонал он конвульсивно, и с тех дней выклянчивал у Дениса чебачков с айвеселином. Плацебо на него не действовало, он сразу раскусил различие. «Ты, Денис, не жадничай, я же свой, дай мне тех… весёлых», – убеждал он подобострастно Дениса, сразу осознав, кто автор чебачка.

Денис понял, что допустил халатность и в суете не отследил пакетики. Делать было нечего, он стал давать пиарщику пакетики с айвеслином, предупредив шёпотом:

– Это только для внутреннего употребления. Кукуеву не говори – голову оторвёт.

Кисельчук о возможностях Кукуева оторвать голову был прекрасно осведомлён и потому прижал язык. Да и что такого, если об этой сладостной прелести не будет знать тот же Гаргалин. От чудодейственного чебачка он уже не мог отказаться ни за какие страхи и коврижки. И вот в эйфории празднества, своим магическим крылом коснувшегося и его, он отбросил тормоза, приник к любимому напитку, одного за другим бросил в рот пять чебачков, и погрузился в ставшее ему привычным блаженство; а рядом за столом в пивной палатке расположился приятный во всех отношениях улыбчивый таджик, по двум-трём изгибам тела которого Кисельчук мгновенно, как это произошло с графом и дворецким в знаменитом романе Марселя Пруста, распознал собрата. А любимого Вадика не было, хотя и договаривались о встрече в парке. Дальше было, как говорят в подобных ситуациях, дело техники. Свершилось коварство фасцинации: она отключила цензуру разума и рациональности и бросила талантливого пиарщика в объятия немытого гастарбайтера, наделённого той же ориентацией.

Вадим Витальев пришёл с опозданием, огляделся, выпил банку пива, закусил чебачком, ощутил прилив весёлой бодрости и с энтузиазмом ринулся искать Костика. Тревога разрасталась. Куда он запропастился? Набрёл на шевеление в кустах, раздвинул, ради любопытства, ветки и обомлел от открывшейся ему картины позора: какой-то смуглый мужик страстно обнимал его возлюбленного Костика! Это было такое унижение, какого невозможно представить ни одному нормальному гею. Витальев схватил мужика и что есть силы вмазал ему кулаком в скулу, завалив в кусты. Схватить Костика не успел, тот проворно вынырнул из-под него и помчался прочь, зная точно, что расправа будет безжалостна.