Текст книги "Живущие в ночи. Чрезвычайное положение"
Автор книги: Ричард Рив
Соавторы: Генри Питер Абрахамс
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 34 страниц)
Очнувшись, Эндрю прежде всего услышал тихие звуки музыки, словно доносящиеся откуда-то издалека. Он попробовал узнать мелодию, но так и не смог. Стравинский или что-то в этом роде. Вокруг него слышались приглушенные голоса. Голова у него гудела от пульсирующей боли, и он не мог смотреть в одну точку. Различал лишь нечеткие узоры, выведенные на потолке. Он попытался сесть, выпрямив спину, но чья-то властная рука ласково уложила его на кушетку. На него пахнуло слабым ароматом духов. Руфь! Лицо ее сперва расплывалось белым пятном, затем он увидел обеспокоенную улыбку, затаившуюся в уголках ее губ.
– Руфь!
– Это я, Энди, лежи тихо.
– Где я?
Он резко приподнялся. И внезапно в его душе ожило воспоминание о бунте. Эйб и Альтман сидели в глубоких креслах по обе стороны пылающего в камине огня.
– Как вы себя чувствуете, молодой человек? – спросил Альтман, глядя на него.
– Как будто я немного пьян.
– Выпейте.
Он налил стопочку забористого бренди и подошел к кушетке.
– Это вам должно помочь, – сказал он, поднося стопку к губам Эндрю.
Бренди обожгло ему горло и разлилось приятной теплотой по желудку. Он глотнул воздух.
– Пожалуйста, еще, и побольше.
Альтман тщательно отмерил вторую порцию и протянул ему. Эндрю выпил ее залпом; задохнувшись, он скорчил гримасу. Затем глубоко вздохнул.
– Дивная вещь! Мне уже лучше. Сколько сейчас времени?
– Десять часов, – ответила Руфь.
– Неужели я так долго спал?
– Надо же было тебе отдохнуть, Энди.
– Я совершенно здоров.
– Рад это слышать, – тепло проговорил Альтман.
– Ложись, Энди, – наслаивала Руфь.
– Я чувствую себя превосходно. – Эндрю сел и взглянул на Эйба. – Спасибо, друг, что вызволил из беды.
Эйб устремил взгляд на огонь и ничего не отвечал.
– Кажется, я вел себя довольно глупо.
– Стоит ли беспокоиться сейчас из-за этого? – вставил Альтман.
– Эйб, пожалуйста, прими мои извинения.
Эйб обернулся и смерил Эндрю взглядом, полным убийственного презрения и гнева.
– Извинения? На что мне твои извинения? Ты чуть было не погубил нас обоих, и страшно даже подумать, сколько народу убито и ранено из-за твоего безрассудства и твоей… твоей неисправимой сентиментальности.
– Пожалуйста, Эйб, – умолял Эндрю, – не говори так. Уверяю тебя, я искренне раскаиваюсь.
– До следующего раза?
– Не думаю, чтобы это повторилось.
– Какая тут, к черту, может быть гарантия! – Эйб отвернулся и снова уставился на огонь. – Пора бы тебе уже зарубить на носу, что сентиментальность – особенно такая болезненная, как у тебя, – всегда приводит к несчастьям.
Эндрю перешел в глухую защиту.
– То, что ты называешь сентиментальностью, может стать большой силой. Посмотри, как она воодушевляет белых, живущих в Африке.
– Положение требует объективной оценки, а не бездумных мальчишеских выходок.
– Настает момент, Эйб, когда человек больше уже не в силах выносить несправедливость.
– Ах, вот оно что! И тогда этот человек раздает брошюры в Ланге и устраивает мятеж. – Эйб обернулся к нему, губы его тряслись от ярости. – У тебя снова приступ буйного помешательства? Неужели ты не сознаешь, как велика твоя ответственность?
– Я прекрасно понимаю последствия своего поступка.
– Это не помешало тебе совершить его.
– Нет. Этим способом я выразил свой протест против «сарацинов», автоматов, угроз и произвола.
– Но пойми же, ради всего святого, что могли погибнуть сотни людей, этих полицейских могли растерзать.
– А тебе не кажется, что в этом была бы некая справедливость?
– Что?
– Разве они не заслужили такой участи?
– Нет, решительно нет! Мы боремся с несправедливостью, а не с людьми в мундирах!
– К дьяволу это все, Эйб; перестань быть идеалистом. Ты обвиняешь меня в сентиментальности, но впадаешь в еще худшую сентиментальность. Полицейские – орудие власти. Они неотделимы от политики.
– Ты говоришь, как Джастин и вся его братия. Когда вы наконец поймете, что с ненавистью нельзя бороться еще более лютой ненавистью?
– А чем же прикажешь с ней бороться? Любовью? Изливать любовь на своих поработителей? Покинь свою башню из слоновой кости, выйди из дурацкого рая.
Эндрю отыскал сигарету и закурил. Руфь переводила озадаченный взгляд с одного на другого. Альтман смотрел на пламя.
– С расизмом не борются расизмом.
– Согласен.
– Мы должны пользоваться лучшим идеологическим оружием. Расизму можно противопоставить лишь антирасизм. Мы должны разоблачить, а затем похоронить миф о расах. Взгляни на это дело с точки зрения человека, свободного от расовых предрассудков. Нельзя осуждать человека за то, что его кожа черная, белая или смуглая. Нельзя ненавидеть белого кондуктора в автобусе или младшего приказчика в лавке только потому, что у них другая кожа, чем у нас. Они, как и мы, жертвы общественных условий.
– Какой же ты идеалист, Эйб! Значит, по-твоему, мы должны научиться ценить и понимать систему расового угнетения?
– Ценить, разумеется, нет, а понимать – обязательно. Мы можем бороться только с тем, что понимаем, и пользоваться более совершенным идеологическим оружием. Мы должны научиться понимать африканцев и белых. Прости за банальность, но, пока мы не будем смотреть на всех, как прежде всего на людей, нашей позиции не найти морального оправдания. Мы должны поднять всех до уровня своего сознания и ни в коем случае не довольствоваться меньшим.
– И как же это сделать?
– Что?
– Поднять всех до уровня своего сознания?
– Конечно, не показной шумихой. Сопротивлением и решительной борьбой против всех форм дискриминации и несправедливости по мере своих возможностей.
– Индивидуально или организованно?
– Обоими способами.
– Но ты ведь не захотел присоединиться к какой-нибудь организации?
– Нет, потому что почти все они заражены расизмом. Пойми же, что я не черный и не цветной. Я – южноафриканец. К тому же одни организации не могут сплотить тысячи мужчин и женщин так крепко, чтобы они могли бросить вызов государству, охраняемому смертоносным оружием. Тут требуются более мощные движущие силы. Чтобы решить, правильна или неверна политика правительства, надо проанализировать принципы, лежащие в ее основе, и проверить результаты. Нельзя согласиться с узаконенным сепаратизмом, ибо он разрывает связи, существующие в нашем обществе, а это приводит, как мы видели, к шарпевилям и лангам. Агитаторы были бы бессильны, если бы имели дело с благоденствующим, процветающим народом.
Эйб поднялся и налил себе бокал. Эндрю смотрел на него насмешливо.
– Стало быть, ты предлагаешь метать в «сарацины» философские бомбы и пускать в ход против автоматов диалектические мортиры?
– Неужели сопротивление произволу аморально и не имеет оправдания?
– Почему-то вы всегда отрицаете сражение в сфере идей; но для всего, что мы делаем, должно быть моральное оправдание, или битва проиграна еще до ее начала.
– Это зависит от формы сопротивления. Не преуменьшайте могущество идей – вот к чему я призываю. В них заключается наше превосходство. Идею не запрятать в тюрьму. Не запретить на пять лет. Ее не подавить «-сарацинами» и тапками.
– Много ли угнетенных в Южной Африке в состоянии оценить твои аргументы? Неужели ты впрямь думаешь, будто они могли бы отправиться из локаций в Кейптаун, вдохновленные идеалами «отсутствия расовых предрассудков»?
– Да. Если они двинутся – в поход на Кейптаун как черные, чтобы противопоставить себя цветным, их постигнет неудача. Но если они выступят за освобождение всех южноафриканцев, их ожидает в конечном счете победа. Мы знаем, что белый расизм обречен, но и черный расизм обречен. Дискриминация в этой стране зиждется, как утверждают иные, не на отсталости, нецивилизованности или невежестве. Она зиждется на расовых предрассудках, и только на них! Поэтому мы должны бороться против расизма.
– Далеко же ты отошел от своих классовых идей!
– Да? Я по-прежнему считаю, что мы живем в классовом обществе, но положение осложняется искусственной кастовой структурой. Мы должны избавиться от узаконенных предрассудков, прежде чем ясно увидим последствия разделения на классы.
– Ты думаешь, что Джастин и Браам оба не искренни?
– Разумеется, искренни, но одной искренности мало. Расист, готовый ценой жизни защищать свои привилегии, вероятно, также искренен. Так что дело не только в искренности, но и в том, чтобы стоять за правое дело.
– И как же мы должны вести эту борьбу? Восседая в удобных креслах или надежно укрывшись в Басутоленде?
– Я ждал, когда ты заговоришь об этом. Взгляни на дело более трезво. Объявлено чрезвычайное положение, и нас разыскивает полиция. Чего мы добьемся, если останемся здесь? Ведь мы бессильны что-нибудь предпринять, а есть множество людей, которые могут оказать и оказывают активную помощь движению; у нас же нет другого выхода, кроме как бессмысленно убегать от полиции или отдать себя в ее руки и оказаться на неопределенное время в тюрьме. Я не политический мазохист. И не хочу гнить в тюрьме без особого смысла. Самое правильное – уехать в Басутоленд. Оттуда мы могли бы перекочевать в Европу и с большей пользой провести свое время, устроившись в аспирантуру какого-нибудь университета. Если хочешь, можешь назвать это бегством. Но мы абсолютно ничего не достигнем, оставшись здесь.
– Знаешь ли, Эйб, всю свою жизнь я спасался бегством. Я удрал из Шестого квартала. Удрал в ту ночь, когда умерла мать. Удрал из дома Мириам. И затем удирал от особого отделения. И вот я прячусь возле Лотосовой реки, как заурядный уголовник. Может быть, я убегал от самого себя. Но с этим покончено. Я твердо намерен остаться. И я не знаю, зачем ты читаешь мне проповедь об антирасизме. Я всегда соглашался почти со всем, что ты говорил. Но я все еще сохраняю за собой право не отказываться от борьбы с любым проявлением расизма, и поэтому я останусь здесь и не убегу в Басутоленд или Европу. Я буду бороться вместе с другими людьми всегда и повсюду, лишь бы наши взгляды совпадали. И если начнется новый поход на Кейптаун, я приму в нем участие. Я хочу жить по-своему. Во мне созрело твердое намерение отвергать любое законодательство, которое лишает меня права отправиться, куда я хочу, любить девушку, которую я люблю, и думать то, что я думаю.
– Ты не можешь игнорировать несправедливые законы, Эндрю. Ты должен признать их, а потом уже бороться против них.
– Надежно укрывшись в Басутоленде?
– Да, если здесь у нас связаны руки. Я отлично сознаю, что, оставшись здесь, я буду создавать лишь опасность для других.
– Ты сам не подозреваешь, как ты прав. Бесполезно продолжать этот опор, Эйб. Поезжай в свой Басутоленд, а я остаюсь. Если меня схватят, то только по случайности.
– Ты окончательно свихнулся, – еще раз повторил Эйб; черты его были искажены гневом.
– В самом деле? А тысячи людей, которые добровольно сели в тюрьму во время кампании протеста, они тоже свихнулись? Неужели свихнулись и тысячи людей, которых посадили за уничтожение своих пропусков? И Джастин, по-твоему, свихнулся? Стало быть, и я сумасшедший. Пусть меня забирают, если хотят.
Эйб вздрогнул. Эндрю встал и начал искать свой пиджак, который оказался на стуле.
– Что ты собираешься делать, черт возьми?
– Я-то? Поеду на квартиру Руфи слушать Рахманинова.
– Перестань ломать эту дешевую комедию!
– Но я люблю музыку.
Эйб угрюмо покосился на Эндрю, «о тот холодно встретил его взгляд.
– Поедешь со мной, Руфь?
Руфь жалобно поглядела на Эндрю, еще не зная, как ей поступить.
– Мне не терпится услышать третью часть.
Миссис Альтман внесла на подносе кофейник и остановилась в смущении.
– Спасибо, миссис Альтман, но я не хочу кофе, хотя с большим удовольствием выпил бы бренди.
Альтман отмерил ему еще порцию. Эндрю проглотил ее одним духом и облизнул губы.
– Ну что ж, сэр, разрешите поблагодарить вас и вашу жену за гостеприимство, но мне пора ехать. Руфь, ты со мной?
Она поднялась нерешительно и на миг задержала свой взгляд на Эйбе. Он упорно молчал.
– А может быть, останемся, Энди?
– Нам сейчас очень нужна музыка.
– А как с твоей машиной, Эйб?
– Я поеду вместе с вами и заберу ее. Мистер Альтман, я вернусь сегодня же вечером, после того «а «попрощаюсь с матерью. Я только возьму свои вещи.
– Вы будете желанными гостями, когда бы «и приехали, – сказал Альтман, с улыбкой поглядывая на Эйба и Эндрю.
– Тогда в путь, – заявил Эндрю решительным тоном.
– Разве они не остаются? – спросила миссис Альтман у мужа.
– Нет, – ответил ей Эндрю. – До свидания, и спасибо вам за все.
Он вышел неуклюжей походкой, и вслед за ним Руфь. Эйб закусил губу и сжал кулаки, так что ногти вонзились в ладони. Затем, не говоря ни слова, он вышел в дверь за Эндрю и Руфью.
Глава четырнадцатаяВозвращались они на бешеной скорости. Руфь вела машину, стараясь сосредоточить все свое внимание на дороге. По щекам ее бежали слезы. Ни на один миг не сомневалась она в своей любви к Эндрю, но порой он представлялся ей странным и загадочным. От него можно было ждать любых выходок. Эйб сидел возле нее холодный и молчаливый и смотрел прямо перед собой. Один Эндрю, казалось, чувствовал себя совершенно спокойно, сидя позади. Несколько раз он пытался завязать разговор, но никто его не поддержал, и, замолчав, он откинулся на спинку. Они ехали по Оттери-роуд, чтобы миновать контрольный пост на Принц Джордж-драйв. После долгой и утомительной поездки Руфь остановилась наконец на Милнер-роуд.
– Ну, – сказал Эндрю с принужденной улыбкой. – Здесь мы должны расстаться. Когда ты уезжаешь, Эйб?
Эйб сидел неподвижно; ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Не можем же мы разлучиться вот так.
– У меня очень простые планы. Я заеду домой и повидаю мать; не знаю, когда мы теперь с ней встретимся. Потом я заберу свои вещи у Альтмана и всю ночь буду ехать на север… Поехали со мной, Эндрю? Пока еще есть время. Пока еще не слишком поздно.
Эндрю ответил не сразу. Он поглядел на Эйба нерешительно и затем сказал:
– Большое тебе спасибо, Эйб. Я очень благодарен за это предложение, но предпочитаю послушать музыку.
– Какой же ты идиот! – сказал Эйб, отчеканивая каждое слово. – Никогда не думал, что ты такой безнадежный идиот!
– Может быть, ты и прав.
– Неужели ты не понимаешь, что за вашим домом следят и днем и ночью?
– Пусть приходят, когда им угодно. Я готов к самому худшему.
– А если они установят твою причастность к этому бунту в Ланге?
– Если они спросят меня об этом, я расскажу им, что я сделал и почему.
– Эндрю, послушай! Мы с тобой дружим со школьной скамьи, но я не могу поддерживать то, что считаю самоубийством. Боюсь, нам придется порвать с тобой отношения.
– Очень жаль.
– И мне тоже, поверь.
Эйб вылез из машины. За ним последовали Эндрю и Руфь.
– До свидания, Эйб, – мягко сказала Руфь. – И желаю вам удачи.
– До свидания, Руфь. Желаю вам тоже удачи. Она вам понадобится.
Он подошел к Эндрю, и они обменялись долгим взглядом. Наконец Эндрю протянул ему руку. Эйб стоял в нерешимости. Но потом и он подал руку.
– Прощай, Эйб.
– Прощай, Эндрю.
Эйб быстро подошел к своей машине. Эндрю и Руфь смотрели, как он завел мотор и поехал к Мобрею.
– Ну что ж, – наконец сказал Эндрю. – Пошли в дом.
Руфь хотела помочь ему подняться по лестнице, но он отказался от помощи и стал карабкаться вверх, сильно хромая и цепляясь за перила. Она нашла ключ в сумке и открыла дверь. Потом включила свет, оба они вошли и остановились посреди комнаты. Руфь робко улыбнулась ему, и Эндрю стал открывать стеклянную дверь.
Перевод Т. Редько и А. Ибрагимова
ПИТЕР АБРАХАМС
РИЧАРД РИВ
ПРИТЕР АБРАХАМС
ЖИВУЩИЕ В НОЧИ
РИЧАРД РИВ
ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
МОСКВА
ИЗДАТЕЛЬСТВО ПРАВДА•
1986
84.6 Юж
А 16
Перевод с английского
Вступительная статья А. Б. Давидсона
Иллюстрации и оформление Е. А. Черной
А 4703000000—1209 1209—86
080(02) —86
© Издательство «Правда», 1986. Вступительная статья. Иллюстрации.
Абрахамс П., Рив Р.
А 13 Живущие в ночи; Чрезвычайное положение: Пер. с англ. / Вступ. ст. А. Б. Давидсона; Ил. и оформл. Е. А. Черной. – М.: Правда, 1986. – 528 с., ил.
В сборник включены романы известных южноафриканских писателей Питера Абрахамса «Живущие в ночи» и Ричарда Рива «Чрезвычайное положение». Эти произведения, принадлежащие к лучшим классическим образцам литературы протеста, в высокохудожественной форме отразили усиливающийся накал борьбы против расизма. Занимательность, динамизм повествования позволяют рассматривать романы как опыт политического детектива.
А 4703000000—1209 1209—86
080(02) – 86
84. 6 Юж
ПИТЕР АБРАХАМС
ЖИВУЩИЕ В НОЧИ
РИЧАРД РИВ
ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
Редактор С. А. Суркова
Художественный редактор Г. О. Барбашинова
Технический редактор К. И. Заботина
ИБ 1209
Сдано в набор 08.07.85. Подписано к печати 12.10.85. Формат 84×1081/32. Бумага типографская № 1. Гарнитура «Литературная». Печать высокая. Усл. печ. л. 27,72. Усл. кр. – отт. 28, 14. Уч. – изд. л. 26.88. Тираж 500 000 экз. (1-й завод: 1 – 100 000). Заказ 159. Цена 3 р. 10 к.
Набрано и сматрицировано в ордена Ленина и ордена Октябрьской Революции типографии имени В. И. Ленина издательства ЦК КПСС «Правда». 125865, ГСП, Москва, А-137, улица «Правды», 24.
Отпечатано в типографии издательства «Советская Сибирь», 630048, г. Новосибирск. 48, ул. Немировича-Данченко, 104.