Текст книги "Живущие в ночи. Чрезвычайное положение"
Автор книги: Ричард Рив
Соавторы: Генри Питер Абрахамс
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц)
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Вторник, 29 марта 1960 года
Жилищное и промышленное строительство в Кейптауне почти полностью остановлено. Уголь, молоко и газеты доставляются нерегулярно и с опозданием. Покупатели вынуждены получать молоко непосредственно на складе. Хлеба не хватает. Число служащих в отелях и гаражах значительно сократилось. В доках Дункана скопилось множество судов. В магазинах Ланги продукты раскуплены подчистую – все до последнего мешка маиса, до последней буханки хлеба; положение с продовольствием в локации отчаянное. Свыше двух тысяч африканцев спешно возвращаются в Транскей. Как утверждают официальные источники, агитаторы якобы ходят по предприятиям и стройкам, по лавкам и домам жителей локации и угрожают суровой расправой, если они не прекратят работу.
Около двух часов Эндрю подъехал к дому Мириам. Свет во всех комнатах был погашен, и шторы на окнах плотно задернуты. Эндрю обрадовался, не обнаружив машины Кеннета на ее обычном месте у проволочной изгороди – ему так не хотелось нового скандала. Он поставил машину Руфи за углом и вернулся к парадному. Нажал кнопку звонка, и в памяти воскрес тот далекий вечер, когда он вот так же звонил в эту дверь. Сейчас никто не отзывается на его звонок, хотя он разносится по всему дому. Может быть, Мириам куда-нибудь ушла, но это маловероятно. Он стоял в нерешительности, не зная, что предпринять. Над бухтой плыл узенький прозрачный серп луны, окруженный косматыми облаками. Он снова нажал кнопку, и ему показалось, что на этот раз за дверью послышались шаги… Как давно это было! Тринадцать лет назад. День похорон матери. Теплый вечер, пришедший на смену ветрам и дождю. Над Столовой бухтой – желтая вангоговская луна. Пронизанные желтым светом сумерки в марте 1947 года. Воздух насыщен электричеством. Да, давно это было… Он решил позвонить еще раз. В прихожей вспыхнул свет.
– Кто там? – спросила Мириам каким-то странным голосом.
– Это я, Эндрю.
– Кто?
– Эндрю, твой брат.
– А-а… – Последовала длинная пауза, затем он услышал, как поворачивается в скважине ключ, и дверь слегка приоткрылась. – Входи, Эндрю!
– Мириам!
Он поразился происшедшей в ней перемене. Кожа на лице поблекла и сделалась прозрачной, как пергамент, под глазами набухли мешки. Теперь она казалась более хрупкой, чем прежде, и обнаруживала удивительное сходство с матерью, чего никогда раньше Эндрю не замечал.
– Да, Мириам, это я.
Она отчужденно взглянула на него и скривила губы. Потом неожиданно смягчилась и, стараясь не смотреть в его сторону, спросила:
– Что тебе здесь нужно в такой поздний час?
– Я ищу, где бы переночевать.
– А ты не можешь пойти к кому-нибудь еще?
– Я вернулся к тебе.
– Это связано с политикой?
– В какой-то степени да.
– Я так и думала.
Она тяжело опустилась на стул, не предложив ему сесть. Эндрю догадался, что в доме творится неладное. Два часа ночи, а Мириам еще не ложилась. Что-то стряслось. Что-то очень серьезное.
– Послушай, Мириам!
– Да, Эндрю.
– Что-нибудь случилось?
– Я устала.
– Извини, что я тебя побеспокоил.
– Ты тут ни при чем. В последнее время я чувствую себя совсем разбитой. Все меня угнетает, все. Что-то болит у меня вот здесь. Внутри. Глубоко под кожей.
– Из-за Кеннета?
– Нет, не из-за Кеннета. – Он знал, что она говорит неправду. – Нет, нет, с чего ты взял?
Ее слова не убедили Эндрю.
– Мириам, можно переночевать здесь? Может быть, мне придется пожить у тебя несколько дней.
Он нервно рассмеялся, но она никак не отреагировала на его смех.
– Не знаю. Право, не знаю. Зачем тебе понадобилось идти сюда?
– Ну, так случилось, что я вынужден был куда-то идти, а ты мне как-никак сестра.
– В самом деле? Ты все еще считаешь меня сестрой, хотя мы не виделись два года?
– Я не приходил сюда из-за твоего мужа.
– Из-за Кеннета?
– Да, из-за Кеннета.
– Да, из-за Кеннета, – повторила она шепотом.
– Он сейчас на работе?
– Не знаю.
– Но в конце концов ты обязана знать.
– Я не знаю, и меня это не интересует.
– Мириам, тут что-то неладное.
– Ничего неладного.
– Скажи мне, в чем дело. Может быть, я тебе помогу.
– Я сварю кофе.
Она медленно встала, держась за край стола, и, с трудом переставляя ноги, направилась к плите.
– Прости, если я разбудил тебя.
– Ты меня не разбудил. В это время я обычно еще не сплю.
– Ждешь Кеннета?
– Просто жду.
– Он плохо к тебе относится?
– Кто?
– Кеннет.
– Нет, что ты!
Эндрю обратил внимание на то, что в кухне не так чисто, как бывало прежде. Грязные чашки были сложены в мойке, календарь на стене висел косо, и на всем лежала печать неряшливости и беспорядка.
– Но ведь должна же быть какая-нибудь причина.
Мириам разливала кофе, и он не мог с уверенностью сказать, что она его слушает. Он встал, чтобы достать с верхней полки сахар и ложечки. За кофе они не обмолвились ни словом.
– Ничего, если я останусь?
– Право, не знаю.
– Мириам, ты боишься Кеннета!
– Просто боюсь.
Он вспомнил, как ушел из этого дома два года назад. Налитые кровью глаза Кеннета, и непреодолимое желание схватить его за горло и задушить, прикончить негодяя на месте. Жаль, что он тогда не сделал этого.
– Как он сейчас?
Впервые за все время она посмотрела на Эндрю в упор; губы ее дрожали.
– В доме ад, Эндрю, сущий ад. Кеннет непрерывно пьет.
– Я знаю. Два года назад, когда я ушел от вас, он только начинал.
– Да, но он пьет все сильнее и сильнее. Вместе с Джеймсом.
– Неужели?
– Они неплохо спелись.
Эндрю вспомнил, как Джеймс исподволь науськивал на него Кеннета. Дрянь! Его и сейчас жгла обида при одном воспоминании о том, как избил его брат в день смерти матери.
– Каждый день сидят в этих дешевых барах для белых. На уме у них только вино да женщины.
– А где он сейчас?
– Должен быть на работе. Он по-прежнему работает водителем автобуса.
– Я спрашиваю о Джеймсе, не о Кеннете.
– Джеймс разошелся с женой. Живет где-то около Обсерватории.
– Выдает себя за белого?
– Да.
– И по-прежнему ходит сюда?
– Почти каждый вечер. Они все время пьянствуют вместе. В барах, здесь, там, всюду. Я не могу дольше терпеть. Все это у меня в печенках сидит, Эндрю, вот здесь.
– Мне очень больно за тебя, Мириам.
Она плакала тихо, как-то устало и монотонно.
– По-настоящему всерьез это началось в июне прошлого года.
– Так. И что же?
– Я видела, что он много пьет, но тогда было иначе.
– Продолжай.
– Однажды я пошла к Дэниелю.
– Как он поживает?
– Женился. Ты ведь знаешь об этом?
– Нет, я не знал.
– Живет на Кембридж-стрит, возле Зоннеблума. Он сектант. Читает молитвы на улицах в Шестом квартале и на Грэнд-Парейд.
Эндрю содрогнулся от нахлынувших воспоминаний.
– Так вот, я пошла к Дэниелю. Его не оказалось дома, и я быстро вернулась. На улице стояла машина Кеннета. Это показалось мне странным, поскольку он должен был работать в вечернюю смену. Я открыла дверь и включила в прихожей свет. Затем прошла в спальню.
– И что же?
– Он был в постели. И не один!
Мириам продолжала беззвучно рыдать, по щекам у нее катились слезы.
– Тебе не нужно было рассказывать мне все это.
– Он был с белой девицей. С проституткой. Не старше шестнадцати лет.
– Не надо, не рассказывай дальше.
– На ней не было ничего, кроме густого слоя румян.
– Ну ладно, Мириам, хватит.
Она старалась успокоиться. Эндрю поспешил перевести разговор на другую тему.
– Налей мне, пожалуйста, еще кофе.
– Надо его снова подогреть.
– Не беспокойся, пожалуйста.
– Я сейчас подварю немного кофе. Часа в три-четыре должен вернуться Кеннет. Если, конечно, он пожелает прийти домой.
– Где теперь Питер?
– Этого никто не знает.
– А что, Филип все еще живет у Аннет?
– Да.
– Итак, семья распалась.
Мириам зажгла горелку и, не глядя на брата, продолжала:
– Эндрю!
– Да?
– Я боюсь, что Кеннет застанет тебя здесь.
– Не бойся.
– Но ведь ты знаешь, каким он может быть.
– Я думаю, что сумею с ним справиться.
– Но разве нельзя обойтись без лишних неприятностей? Ради меня.
– Поручи его моим заботам. Мне очень хотелось бы поговорить с зятем.
– Ты думаешь, обойдется?
– Конечно, дорогая. Выпьем еще кофейку, и я лягу.
Мириам была как на иголках, она вскакивала при каждом скрипе калитки. Наконец Эндрю была приготовлена постель в комнате, где он жил два года назад.
– Большое спасибо, Мириам. Ты тоже сосни.
– Когда тебя разбудить?
– Не слишком рано. Мне завтра не надо в школу.
– Хорошо, Эндрю. Покойной ночи.
– Покойной ночи.
Он перешагнул порог комнаты, и на него повеяло приятным ароматом знакомых вещей.
Глава втораяЭндрю огляделся по сторонам. В комнате почти все оставалось по-прежнему. Его книги были все так же аккуратно сложены на столе. Брестед[27]27
Брестед Джеймс (1865–1935) – американским востоковед, археолог и историк.
[Закрыть], Бредли[28]28
Бредли Эндрю (1851–1935) – английский литературовед, исследователь творчества Шекспира.
[Закрыть], Арнольд[29]29
Арнольд Мэтью (1822–1888) – английский поэт и критик.
[Закрыть], «Аналитическая геометрия» «Пони, учебник староанглийского языка, «Философская теория государства». Книги покрылись слоем пыли, но лежали все в том же порядке. Он снял с полки Бозанке[30]30
Бозанке Бернард (1848–1923) – английский философ-гегельянец, автор «Философской теории государства» (1899).
[Закрыть].
«Концепция подлинной воли». Воля, которая проявляет себя самое, есть подлинная воля. Высшая воля в работах Гоббса и Локка. Общая воля в работах Руссо в противовес воле индивидуумов. Каким туманным и нереальным казалось все это теперь! Он медленно водворил книгу на место. Рядом со стопкой книг лежали пластинки, покоробленные и поцарапанные. На самом верху – Сметана с надписью на футляре: «Эндрю от Эйба в день окончания школы». Он выдвинул ящик, и в лицо ему ударил запах плесени. Старые университетские экзаменационные ведомости, регистрационные карточки, членские билеты Ассоциации современной молодежи, библиотечные абонементы. Он вынул из конверта пожелтевший лист бумаги. Это было первое письмо, полученное от директора после того, как Эндрю присвоили диплом с отличием.
Черт возьми, если бы не Альтман, ему бы ни за что не удалось продолжать учебу. Эндрю лег на кровать и принялся перечитывать листок, исписанный старомодным почерком. Да, если бы не Альтман, жизнь его могла сложиться совсем по-иному. Это произошло спустя неделю после того, как он разговаривал с Мириам о своем будущем. Он и сейчас отчетливо помнит то утро, когда он чуть не сбил с ног миссис Соломоне, эту смешную старую потаскуху.
Он вспомнил, какие чувства обуревали его в тот вечер, после того как он расстался с Эйбом и Джастином. Он провел тревожную ночь, заснул лишь под утро и проснулся поздно, когда вся комната была залита ярким солнечным светом. Он немного оправился от потрясения, которое пережил накануне, но тревога за будущее все еще терзала его. Разрешит ли ему Мириам поступить в университет? Кто будет платить за его обучение? Он понимал, что дальше откладывать разговор нельзя. Когда она позвала его завтракать, он все еще находился в ванной, а когда он пришел в кухню, ее уже не было – она ушла к себе. Он завтракал в одиночестве. Интересно, она уже знает результаты? Может быть, прочитала о его успехах в утренней газете? На кухонном столе лежал свежий номер «Кейп тайме», к которому, по-видимому, никто еще не прикасался. Скорее всего, Мириам сейчас в саду. Он доел яичницу с беконом, вышел в залитый солнцем сад и опустился на каменный барьер. Мириам в панаме и темных очках возилась с цветами – поливала и пересаживала георгины, циннии, флоксы, львиные зевы. Эндрю равнодушно взирал на прохожих, спешивших к автобусной остановке на Сэр Лоури-роуд, чтобы вовремя попасть на работу.
– Ну, Мириам, результаты объявлены.
– В самом деле! – воскликнула она, выпрямляясь. – И каковы же твои успехи?
– Я прошел по первому классу и освобожден от вступительных экзаменов.
– Это хорошо, очень хорошо, – сказала она таким тоном, каким обычно говорил его шеф мистер Альтман. И снова занялась цветами. Эндрю подумал, что сейчас самое время завести разговор о будущем.
– Мириам, а что мне делать дальше?
– Видишь ли, – сказала она, расправляя георгин и внимательно осматривая его влажные красные лепестки, – мы с Кеннетом говорили об этом.
Затаив дыхание, Эндрю ждал, что она скажет дальше.
– Кеннет считает, что не может взять тебя на иждивение.
Эндрю старался скрыть свое горькое разочарование.
– Ведь работает один Кеннет, и получает он немного. Поэтому, если ты хочешь жить у нас, пожалуйста, я не возражаю, но тебе придется подыскать какую-нибудь работу. Может быть, потом мы сумеем определить тебя в университет.
– Спасибо, Мириам, я понял.
У него было такое ощущение, словно земля уходит из-под ног, но он старался напустить на себя беспечный вид. После слепящего солнечного света в саду комната показалась ему совсем темной. Из стопки книг на столе он выбрал «Вдали от обезумевшей толпы» и принялся небрежно листать страницы. Все кончено. Скоро ему придется влиться в толпу рабочих, спешащих утром к автобусной остановке. Если бы только получить должность конторского служащего! «Может быть, потом мы сумеем определить тебя в университет». Интересно, когда это «потом»? Им снова завладело знакомое ощущение беспомощности и одиночества. Неужели ему так и не удастся показать, на что он способен? Неужели у него не будет такой возможности? Разве это преступление – родиться цветным? Родиться в бедной семье, да еще в Шестом квартале! Иметь наглость выбраться из трущоб и получить диплом с отличием!.. И долго еще потом он горевал о крушении своих планов.
Каждый вечер он внимательно просматривал газеты. Требуются мужчины определенных профессий. Требуется клерк – обращаться только белым. Старинной фирме требуется слегка цветной юноша. Что, черт возьми, значит «слегка цветной»? Требуется опытный конторский служащий или лицо, желающее освоить эту специальность – обращаться с предложениями могут только белые. Конторский служащий, великолепная должность для белого юноши, оканчивающего школу; выплачивается пособие. Обращайтесь по адресу: почтовое отделение 1807; обращайтесь по адресу: «Аргус» XYZ – 763; обращайтесь по адресу: Стрэнд-стрит, Мейсонз. Обращайтесь, обращайтесь, обращайтесь! Требуются только европейцы. Цветным не обращаться. Посылать предложения могут только белые.
Эндрю направил несколько заявлений на объявленные вакансии, отнюдь не надеясь на положительный ответ. Чаще всего его заявления оставались без внимания, в нескольких случаях был получен вежливый отказ.
Письмо от директора школы господина Альтмана пришло совершенно неожиданно. Темно-желтый служебный конверт с обозначенным на нем титулом «Служба Его Величества». Скорее всего, поздравление по случаю получения диплома с отличием. Он вскрыл конверт без особого интереса, но, прочитав письмо, страшно обрадовался. Оно было кратким и касалось только существа дела.
«Дорогой Эндрю,
поздравляю с получением диплома с отличием. Стипендия Ван Зила, учрежденная в 1914 году в соответствии с завещанием госпожи Джен Хендрик Ван Зил из Паарля Капской провинции, назначается студентам, проживающим в Южно-Африканском Союзе, находящемся под английским правлением, независимо от вероисповедания, классовой принадлежности и цвета кожи. Стипендия в размере ста двадцати фунтов стерлингов в год выплачивается на протяжении всех четырех лет обучения в любом государственном университете Южной Африки. Пожалуйста, заполните прилагаемые анкеты и немедленно отправьте по указанному адресу».
Черт побери, это могло бы решить множество всяких проблем. Письмо подписано А.-Г. Альтманом, бакалавром искусств. Это как раз то, что нужно.
Эндрю решил упомянуть о письме за ужином. Кеннет сидел, уткнувшись в газету.
– Мириам, а если бы я получил стипендию, как ты думаешь, тогда было бы это возможно?
– Было бы возможно что?
– Учиться в университете?
– А ты получил стипендию?
– Нет.
– Тогда бесполезно об этом говорить.
– Ну, а если бы все-таки я получил, что тогда?
– Не знаю, Эндрю. Право, не знаю. Ведь расходы не ограничатся покупкой книг и платой за учебу. Нужно еще тебя кормить и одевать.
– Я смог бы работать во время каникул.
Кеннет опустил газету.
– А тебе не кажется, что мы и так уже достаточно для тебя сделали?
– Мне хотелось бы лишь одного – продолжать учебу.
– А кто, черт побери, должен тебя кормить?
– Во время каникул я мог бы попробовать устроиться на работу.
– Разве недостаточно, что ты бесплатно жил у нас девять месяцев и все это время мы кормили тебя?
– Я очень благодарен за это.
– Ну, тогда хватит болтать чепуху. Иди ищи работу. Мне пришлось зарабатывать на жизнь с четырнадцати лет. Почему же ты, черт возьми, не можешь?
– Я извиняюсь, Кеннет.
– Вот и помалкивай, или я тебя выброшу отсюда. Ты мне порядком надоел.
Мириам не принимала участия в разговоре. Эндрю извинился, встал из-за стола и печально побрел к себе в комнату. Разговор с Кеннетом убил его. Может быть, ему следовало показать письмо, вместо того чтобы ходить вокруг да около. Из кухни доносились гневные возгласы Кеннета и спокойная речь Мириам.
– Черномазый выродок! Сама и заботься об этом лоботрясе!
Никогда раньше Эндрю не слышал от Кеннета ничего подобного. До этого дня он старательно избегал своего зятя, но был убежден, что тот относится к нему скорее безразлично, нежели враждебно. Эндрю подозревал, что Мириам тоже побаивается Кеннета. Итак, на стипендии Ван Зила и на учебе в университете поставлен крест. Какой внезапный и бесславный конец! В тот же вечер он отправил директору письмо, в котором, не объясняя причин, отказался от открывшейся перед ним возможности.
Проходили дни. Утешительных ответов на его многочисленные заявления не поступало. В школах начались занятия, и в университете тоже шла подготовка к новому учебному году.
Однажды душным вечером – это было спустя неделю, в четверг, – Эндрю отправился к Эйбу. Он был в подавленном и мрачном настроении. Эйб был занят изучением университетской программы по гуманитарным и естественным наукам.
– Я пытаюсь решить, какими предметами стоит заниматься на первом курсе. Что такое, черт побери, логика и метафизика?
– Откуда я знаю!
– В конце концов это не важно. Я решил изучать естественные науки, а не гуманитарные.
– Понятно.
– А каковы твои планы?
– Буду искать какую-нибудь работу.
– Глупо!
– А что мне еще остается? Я родился не в той семье.
– Вряд ли это твоя вина.
– У меня нет любящей мамаши, которая тянула бы меня до окончания университета.
– Постой, постой!
– Я родился в трущобах. Там мне и нужно было оставаться.
– Если ты так будешь себя вести, я склонен с тобой согласиться.
– Я всегда был уверен, что ты согласишься со мной.
– Я на редкость покладистый. Готов соглашаться со всем, что ты говоришь.
– Как это благородно с твоей стороны! Должно быть, очень приятно чувствовать себя покровителем тех, кто лишен возможности выбиться в люди.
– Ты несправедлив.
– Ублажать тех, кто менее привилегирован, чем ты. Я думаю, что в университете ты вполне можешь сойти за белого студента.
– Я не намерен выдавать себя за белого.
– Я полагаю, что ты сделаешь все возможное, чтобы продумать и понять проблемы, волнующие угнетенное негритянское население.
– Эти проблемы касаются и меня.
– Ты напоминаешь мне белых либералов, которые, раскинувшись в уютных креслах, разглагольствуют о несправедливости.
– Я никогда не знал тебя таким, Эндрю.
– Теперь узнал.
– Надо бороться с существующим положением, а не впадать в цинизм и не прибегать к мелким выпадам.
– Я достаточно боролся.
– Бороться никогда не достаточно.
– Иногда я думаю, что мне не следовало вырываться из Шестого квартала. Мне надо было окончить начальную школу и стать подметальщиком или рассыльным. Я вкусил запретный плод. И теперь я прекрасно отдаю себе отчет в том, чего меня ли шили.
– Образование – это право, а не привилегия.
– Звучит как лозунг Ассоциации современной молодежи.
– Тебе не закрыта дорога в университет.
– Разумеется, не закрыта. Я имею право поступить в университет. Ничто не мешает мне воспользоваться этим правом, ничто, кроме денег. Единственно, что мне нужно, – это книги, плата за обучение, одежда, еда и крыша над головой. Когда все это есть, то легко разглагольствовать о своих правах.
– Многие до нас боролись.
– И многие потерпели неудачу.
– Это не дает тебе права складывать оружие.
– Тебе очень легко с твоего высокого пьедестала высказывать критические взгляды.
– Я не выбирал себе родителей.
– Да, пожалуй.
От Эйба Эндрю ушел с чувством раскаяния, уныния и острой жалости к себе. Он знал, что причинил другу боль, но считал, что имеет право на эту жестокость. Когда он вышел на Найл-стрит, он заметил возле своего дома знакомый автомобиль. Альтман! Что он здесь делает? Эндрю открыл дверь и поспешил к себе в комнату.
– Эндрю! – позвала Мириам.
– Да?
– Поди сюда на минуту.
Он медленно вошел в гостиную, где за столом сидели Мириам, Кеннет и господин Альтман. На лице Кеннета нельзя было прочесть ничего.
– Добрый вечер, Эндрю, – сказал Альтман, протягивая руку.
– Добрый вечер, сэр.
– Как наш юный гений?
– Благодарю, хорошо, – ответил он, глотая слюну.
– Сядь, мой мальчик.
Мистер Альтман был человек чопорный и строгий, педант, но вместе с тем на редкость отзывчивый. Ученики и боялись и обожали его. Эндрю присел на краешек кушетки.
– Мы говорили о тебе, Эндрю.
– Да, сэр?
– Все в порядке. Ты будешь получать стипендию Ван Зила плюс школьную стипендию. Ты будешь всем обеспечен в течение четырех лет.
– Благодарю вас, сэр.
– Итак, настраивайся на университетский лад и относись к своим профессорам с большим почтением, чем относился к нам.
– Да, сэр. То есть нет, сэр, – сказал он смущенно.
Мистер Альтман улыбнулся.
Кеннет сидел хмурый.
– И если у вас возникнут какие-либо затруднения, госпожа Питерс, вам стоит лишь позвонить мне в школу. Всего хорошего, Эндрю.
– Благодарю вас, сэр.
Директор пожал всем руки и на прощанье подмигнул Эндрю. Растерянный, не помня себя от радости, Эндрю отправился к себе. Кеннет, по-видимому, не будет особенно придираться к нему. Черномазый ублюдок! Лоботряс! Что ж, этот лоботряс покажет ему, как надо работать! Он будет работать, как проклятый! И, конечно, нужно помириться с Эйбом.
