Текст книги "Живущие в ночи. Чрезвычайное положение"

Автор книги: Ричард Рив

Соавторы: Генри Питер Абрахамс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 34 страниц)

Глава третья

После споров с Эйбом Джастин всегда испытывал легкое замешательство. Так было каждый раз. После окончания средней школы их пути разошлись. Эйб поступил в университет, а Джастин устроился клерком в контору с окладом два фунта пятнадцать шиллингов в неделю. Но несмотря на это, они не порывали окончательно. В течение четырех лет, которые он отсидел по обвинению в государственной измене, они виделись очень редко. За это время Джастин утратил связь со многими людьми, да и с Флоренс у него стали прохладные отношения. Когда он вернулся, она была уже совсем другим человеком. Ведь прошло четыре года. Полицейские на рассвете. Разве он сможет когда-нибудь забыть громкий стук в дверь? 5 декабря 1956 года. Да, это случилось 5 декабря. В среду утром. Почему-то все неприятное случается обязательно в среду утром. Приговорен к тюремному заключению за участие в кампании неповиновения в среду утром. Стук в четыре часа. Холодным декабрьским утром, задолго до рассвета. Затем в полицейском фургоне его везут на Каледон-сквер. Предварительный допрос по обвинению в государственной измене. Флоренс остается дома, потрясенная и безмолвная. Затем рано утром на военном самолете «дакота» его отправляют в Йоханнесбург. Его заточают в Форт, и он поет вместе со всеми узниками «Nkosi Sikelel’i Africa» – «Боже, благослови Африку». Какое удивительное чувство овладело им, когда он ощутил свою неразрывную связь с Африкой. С будущей Африкой. Изумительно прекрасные мечты. Более чем мечты, уверенность в их осуществлении. А потом суд в Дрил-Холл. На улице, у здания, растет толпа сочувствующих, и все поют. Мы верны своим вождям. Поют «Mayibuye Africa» – «Вернем Африку нашему народу»[41]41
  Гими Африканского национального конгресса.


[Закрыть]. Полиция открывает огонь. Резкое стаккато выстрелов. Бог мой, неужели они стреляют в людей? Женщина, сидящая с ним рядом на скамье подсудимых, падает в обморок. А обвинитель все бубнит и бубнит что-то. Излагается существо дела. Препирательства, перекрестный допрос, процессуальные споры, улики, вороха бумаги, листовки, книги. Четыре года потеряны впустую, и оказывается, что Флоренс совершенно изменилась.

Не успел Джастин попрощаться с Браамом, как подошел автобус. Джастин прыгнул в него и сел на свободное место. Неужели жизнь всегда будет такой? Он отнюдь не политический мазохист. Тюрьма не шуточка. Неудивительно, что Флоренс не желает больше мириться со всем этим. Она становится откровенно непримиримой, открыто враждебной. Она проявляла подчеркнутое безразличие к его участию в организации забастовки и искала утешения в рекламных радиопередачах и в дружбе с миссис Хэнсло. С этим Джастин не мог ничего поделать. Иногда она проявляла искреннюю заботу, но это случалось редко и по мелочам. Он был бессилен изменить что-нибудь в их отношениях. Может быть, все объясняется отсутствием детей. Провести четыре года в одиночестве. Если бы только у них был мальчуган со светло-каштановыми волосами и глазами, как у Флоренс. Ну хоть что-нибудь, что скрасило бы ее одиночество. У нее только одна подруга – мать Эйба. И та намного старше ее. Конечно, ей было нелегко ждать ночами, когда он вернется с собраний. Не раз брать его на поруки и носить передачи на Руленд-стрит. «Что ж, такова жизнь», – подумал он философски. Четыре года без работы. Преследования особого отделения. Ей пришлось оставить дом на Иден-роуд, потому что нечем было платить. И переехать в маленькую квартиру (из двух комнат и кухни) на Арундель-стрит, в самом центре Шестого квартала. Джастин отнесся к переезду просто, а Флоренс глубоко переживала. Они женаты уже целых пять лет, а он все еще не научился понимать ее. А все-таки хорошо, что он снова встретился с Эндрю. Они виделись редко с тех пор, как Эндрю поселился в Грасси-Парк Или в Саутфилд? Не важно, в каком-то из этих районов.

У кинотеатра «Стар биоскоп» Джастин сошел с автобуса и зашагал по опустевшей Гановер-стрит. У аптеки он свернул в темный переулок и отворил калитку. В соседнем дворе залаяла собака. В кухне у них горел свет. Дверь скрипнула, но он надеялся, что не побеспокоил Флоренс. Но, по-:видимому, она не спала, так как играло радио.

– Это ты, Джастин? – донесся ее голос из спальни.

– Да, дорогая.

Он отчаянно хотел быть добрым к ней. Надо было принести какой-нибудь подарок. Когда он вошел в спальню, Флоренс сидела на постели и расчесывала волосы. Нельзя сказать, что она непривлекательна – светлолицая и пышная. Когда она бывала в хорошем настроении, он называл ее «моя фройляйн».

– Ну как моя женушка сегодня себя чувствует? – весело спросил он.

– Тебя в самом деле это интересует?

– Ну, ну, маленькая фройляйн. Не будь суровой.

Она тщательно расчесывала густые волосы, любуясь собой в зеркальце.

– Ни за что не угадаешь, кого я сегодня встретил.

– Мне это неинтересно.

– Угадай.

– У меня нет никакого желания угадывать.

– Ты этого человека знаешь.

Она продолжала расчесывать волосы, не глядя в его сторону.

– Ну, как ты думаешь? – не отставал он.

– Одного из своих политических сообщников?

– Это был не кто иной, как Эндрю Дрейер.

– Я его не помню.

Джастин знал, что она говорит неправду.

– Тот самый, с которым ты училась в школе, друг Эйба.

– А, он.

– Сейчас он учитель в стеенбергской средней школе.

– Знаю. Миссис Хэнсло мне говорила.

– Значит, ты все-таки помнишь его?

– Прошу тебя, Джастин, я не намерена спорить.

Он был полон решимости не дать ей испортить ему настроение.

– Эйба я тоже сегодня видел.

– Как удивительно интересно!

– Мы слегка поспорили.

– И ты, конечно, одержал верх.

– Как ты догадалась? – рассмеялся он.

– Ты же непогрешим. Разве тебя может кто-нибудь переспорить?

– Ну, не сердись.

Она принялась проворно заплетать волосы.

– Какая ты сегодня красивая!

– Ты впервые это заметил?

– Нет, я заметил это, когда увидел тебя в первый раз.

– Это был первый и последний раз.

– Послушай, дорогая. Сиди так. Ты очень похожа на молодую немку. Соломенные волосы, голубые глаза и румяные, как яблоки, щеки. Кажется, вот-вот ты запоешь немецкую песенку под аккомпанемент аккордеона в Шварцвальде.

– Не мели чепуху. Ложись спать.

– Ты стоишь, а за спиной у тебя низвергается горный водопад. Когда-то у меня была немецкая губная гармошка в картонной коробочке, а на крышке был нарисован деревенский парень в кожаных штанах, в ярких подтяжках и с мешком за плечами. Вот бы тебе стоять рядом с ним и смеяться.

– Ты здорово выпил?

– Несколько бокалов вина у Браама.

– О, ты был с этим грязнулей! Почему твои политические сообщники не моются?

– Мои политические сообщники очень нужны мне.

– Да, так нужны, что мне всегда приходится играть вторую скрипку. Я должна сидеть и ждать тебя до поздней ночи. Ждать и ждать. Ждать в этих убогих комнатушках в Шестом квартале. Неудивительно, что миссис Хэнсло не приходит сюда. А когда ты в тюрьме, кто должен хлопотать? Я. Кто должен носить тебе передачи? Я. Кто должен работать? Я. Кого вышвырнули с Иден-роуд, потому что нечем было платить за квартиру? Меня. Ты только и знаешь, что рассуждать о политике, а все тяготы ложатся на мои плечи.

– Флоренс!

– С меня хватит всей этой чепухи. – Она повернулась на бок и натянула на голову одеяло. – Когда будешь ложиться, погаси свет и выключи радио.

Он собирался что-то сказать, но решил, что это бесполезно. Медленно разделся, погасил свет, выключил радио и лег возле нее. Он изо всех сил старался не обострять отношения.

– Завтра мне предстоит распространять листовки в Ланге. – Он помолчал, ожидая, что она скажет, но она ничего не сказала. – Эндрю обещал мне помочь. Если ты против, я не пойду.

Она легла на живот, отвернув от него лицо.

– Листовки спрятаны под печкой.

– Это меня не касается.

– Я прошу тебя, Флори.

– Мне хочется спать.

– Хорошо, дорогая.

Он попытался просунуть под ее талию руку, но это ему не удалось – она плотно прижалась к матрасу. Тогда он решил спать.

Его разбудил лай соседской собаки. Казалось, он только что задремал, но на светящемся циферблате стрелки показывали час тридцать. Затем послышался громкий стук в дверь. Только бы не проснулись Флоренс и хозяйка! Он встал и та цыпочках вышел в кухню, осторожно, без шума открыл дверь. Три сыщика направили свет своих карманных фонарей ему прямо в лицо.

– Джастин Бейли?

– Да.

Они втолкнули его в кухню и принялись шарить фонариками по стенам, отыскивая выключатель. Первым побуждением Джастина было бежать, то потом он передумал и успокоился.

Зажегся свет.

– Что вам нужно?

– Вы арестованы на основании закона «Об общественной безопасности».

– Понимаю, – глухо сказал он.

Ему угрожают месяцы тюремного заключения. Грязные, кишащие блохами камеры. Нечеловеческие условия, грубое обращение.

– Объявлено чрезвычайное положение?

Сыщики оставили его вопрос без ответа. Один из них прошел в спальню, в то время как двое других остались охранять дверь. Флоренс проснулась и села в кровати.

– Извини меня, Флоренс, – сказал Джастин.

Она ответила ему долгим враждебным взглядом.

Сыщик осматривал гардероб, заглядывал под кровать. Не хватало еще, чтобы эти сволочи учинили обыск в кухне. Флоренс с безразличным видом наблюдала за происходящим.

– Одевайся! – приказал Джастину сыщик.

У Джастина уже был опыт в подобных делах. Он достал толстую джерсовую рубашку и джинсы цвета хаки и, присев на край кровати, стал зашнуровывать ботинки.

– Флори, может, я вернусь нескоро. – Она ничего не ответила. Завязав шнурки, он покорно встал. – До свидания, дорогая. Передай привет Эндрю, до свидания, моя маленькая фройляйн.

Он напнулся, чтобы поцеловать ее, но она отвернулась. Один из сыщиков усмехнулся.

– Ну, – сказал Джастин, – я готов.

Когда его увели, Флоренс вскочила с постели и бросилась к кухонному окну – убедиться, что сыщики ушли. Затем заглянула под печку. Надо предупредить Эндрю, но где его найти? Эйб, наверно, знает. Надо позвонить Эйбу. Она толкнула дверь в коридор, ведущий на половину хозяйки. Не будешь же в такую рань спрашивать разрешения воспользоваться телефоном! Позвонить, да и только. К счастью, эта проклятая штука в коридоре.

– Хелло! Это вы, Эйб? Говорит Флоренс, Флоренс Бейли. Да, жена Джастина. Насколько мне известно, он виделся с вами и с Эндрю вечером. Я хочу сказать, вчера вечером. Только что были полицейские и забрали его. Он кое-что оставил для Эндрю. Нет, у меня все в порядке. Пожалуйста, предупредите Эндрю. Благодарю. Покойной ночи.

Она повесила трубку и долго стояла в раздумье. Затем медленно вернулась в комнату и повалилась на кровать. Она закурила и долго лежала в темноте с сигаретой. Ее злило, что радиостанция уже закончила свои передачи.

Глава четвертая

Миссис Люсиль Хэнсло обычно спала очень чутко. Во вторник 29 марта она легла рано и спала еще более чутко, чем обычно. На рассвете следующего дня, когда вернулся Эйб, она уже бодрствовала. Последнее время мальчик ведет себя как-то странно. В чем дело, непонятно. Ведь Эйб уже не ребенок, в июне исполнится двадцать девять, а у него до сих пор нет подружки. Впрочем, это только радовало ее. Она боялась даже подумать, что произойдет, если вдруг Эйб перенесет свою привязанность на другую женщину. Как правило, он сидел угрюмый, читал или слушал пластинки и уходил из дому очень редко, обычно лишь на политические собрания. Эти собрания тоже доставляли ей немало тревог. После смерти мужа – вот уже более двадцати лет – у нее в жизни не было ничего, кроме сына. Их осталось двое – Эйб и она. И жила она ради него, ела, спала, дышала только для Эйба. Но почему-то никогда не встречала ответного чувства с его стороны. Казалось, он даже не замечает, как седеет ее голова и слабеет сердце. Бесполезно жаловаться ему на боль в груди, когда спирает дыхание и оно становится прерывистым, а по лицу ручьями бежит пот. Всего этого Эйб не замечал. Жил своей жизнью в мире музыки и книг. Он никогда нигде не бывал с нею, если только она не просила его об этом. И тогда он смотрел на нее как-то странно, словно негодуя на то, что она посягает на его свободу.

– Давай поедем куда-нибудь вдвоем на машине, Эйб, далеко-далеко, вдвоем – ты и я.

– Тебе хочется поехать в какое-нибудь определенное место?

– Нет, просто мне было бы приятно прокатиться.

– Тебе в самом деле очень хочется поехать?

– Да, Эйб, только вдвоем с тобой.

И тогда он усаживал ее в машину и на большой скорости мчал куда-нибудь к бухте Хаутими и Чэпмензпик, не проронив ни единого слова за всю дорогу. Она возвращалась домой расстроенная и обескураженная, с ощущением какой-то невосполнимой потери. Вот тогда ее сердце начинало барахлить. А он, бывало, закроется у себя в кабинете и часами слушает одну пластинку за другой. Иногда по вечерам он уходил и возвращался на рассвете. Возможно ли, чтобы он обманывал ее? Может быть, он бывает у какой-нибудь приятельницы? Он никогда не отвечал на ее расспросы. И все чаще коротал вечера в одиночестве, слушая музыку.

Возле дома остановилась машина. Ее слух мгновенно напрягся. Щелкнул ключ в замочной скважине, потом послышались знакомые шаги.

– Это ты, Эйб?

– Да, мама.

– Зайди, пожалуйста, ко мне.

Она слышала, как он прошел в ванную и отвернул кран. Затем, вытирая руки о носовой платок, вошел к ней в комнату и остановился в дверях. Она с первого взгляда поняла, что он чем-то недоволен.

– Присядь рядом со мной и давай поговорим.

Он покорно опустился в кресло, ничего не отвечая.

– Что случилось, Эйб?

– Ничего.

– Я вижу, что-то случилось.

– Ничего, мама. Пожалуйста, не волнуйся.

– Это связано с политикой?

– Я устал и хотел бы лечь спать.

– Ты не можешь уделить несколько минут своей старой матери?

– Я очень устал.

– Хорошо, Эйб.

Она повернула к нему лицо, и он холодно поцеловал ее в щеку.

– Покойной ночи, мой мальчик, хорошего тебе сна.

– Покойной ночи.

После этого она долго еще не могла уснуть. Судя по всему, надвигается очередной сердечный приступ. Если бы только мальчик не был таким скрытным, проявлял больше чуткости и отзывчивости. Почему бы ему не быть таким, как Эндрю Дрейер? Вот уж милый человек. Воспитанный и внимательный. Должно быть, из очень хорошей семьи. Ну что ж, каждый должен нести свой крест. О том, чтобы снова уснуть, не могло быть и речи. Еще одну ночь предстоит лежать на спине и смотреть в потолок. Она все еще не спала, когда зазвонил телефон. Из спальни ей было слышно, как Эйб щелкнул выключателем и стал с кем-то разговаривать. Потом он сам позвонил куда-то. Она не могла разобрать, о чем он говорил и с кем. Долго лежала она в напряжении, ожидая, что он вот-вот войдет к ней. Должно быть, что-то случилось. Недаром он вернулся расстроенный. Эйб тихо постучал в дверь.

– Ты не спишь, мама?

– Не сплю, Эйб.

Он вошел и зажег свет. Он был в костюме, в одной руке – чемодан, в другой – плащ.

– Я должен немедленно уйти из дому, мама.

– Почему? Куда? – в замешательстве спросила она.

– Меня только что предупредили по телефону, что полиция арестовывает всех, кто у нее на подозрении. Самое разумное для меня – немедленно уехать.

– Но куда ты поедешь?

– Лучше, если ты не будешь этого знать.

– Но я имею право знать, мой мальчик.

– Пожалуйста, мама, положись на меня. До свидания. До скорой встречи.

– Береги себя, Эйб.

– Не беспокойся. Завтра позвоню.

Он наспех поцеловал ее, потом она услышала, как он включил мотор и машина тронулась с места. Первым ее побуждением было попытаться остановить его. Упросить вернуться и не покидать ее. Но тут же она спохватилась: надо во что бы то ни стало успокоиться, потому что грудь пронзила острая боль. Сердце отчаянно забилось, ей стало трудно дышать. Ее единственный сын – и так к ней относится. Ведь она пожертвовала ради него всем. Посвятила ему всю себя. Куда он поехал? Где будет жить? Она легла на спину, стараясь дышать ровнее. Почему он не относится к ней, как подобает сыну? «Завтра позвоню». А что, если он забудет позвонить? В парадную дверь громко постучали. И тотчас же зазвонил звонок. Она с трудом поднялась, нащупала ногами домашние туфли. Едва переводя дыхание, натянула халат. И все это время по дому разносился громкий стук и звон. Она открыла дверь и перед ней предстали два сыщика в штатском.

– Здесь живет Эйб Хэнсло?

– В чем дело? – Она почувствовала, что у нее цепенеет в груди.

– Где он?

– Его нет дома. Он ушел. И еще не (вернулся, – выпалила она единым духом.

– Прочь с дороги, – скомандовал один из сыщиков.

– Вы не имеете права входить в мой дом!

Она попыталась захлопнуть перед ними дверь. Но они толкнули так сильно, что она упала на пол. Ее мучило удушье, она стала белой как полотно. Второй сыщик, тот, что помоложе, взял ее под руку и проводил в спальню. Она тяжело опустилась в кресло. Грудь готова была лопнуть, тело покрылось холодной испариной.

Полицейские начали тщательный обыск, переходя из комнаты в комнату. Она ничего не понимала. Только чувствовала ужасную боль в груди. Если бы только было легче дышать! По лицу градом катился пот. Спустя некоторое время сыщики снова появились в спальне.

– Где же твой сын?

– Не знаю, – с трудом выдавила она.

– Когда он ушел из дому?

– Он сегодня не возвращался.

– Перестань говорить чепуху.

– Он не возвращался.

– Тогда кто же, черт побери, спал в его постели?

– Не знаю.

– А почему открыт настежь шкаф?

– Не знаю.

– Почему у него в комнате горит свет?

– Не знаю, не знаю, не знаю.

– Лучше скажи все как есть, а то мы тебя в тюрьму посадим. Где он?

– Не знаю.

– Хочешь подумать об этом в камере?

– Оставь ее в покое, – сказал младший из двух. – Все равно от нее не добьешься толку.

– Ну хорошо, да поможет ему бог, когда мы все-таки найдем его. Завтра ты увидишься с ним?

– Не знаю, – повторила она.

После того как они ушли, она продолжала сидеть в кресле, согнувшись в три погибели от боли. Теперь ее дыхание стало совсем слабым и прерывистым, в висках глухо стучало. Тело взмокло от пота. Она сделала попытку подняться с кресла, чтобы позвонить Флоренс, но не смогла.

– Видит бог, это правда. Я не знаю. Правда, Эйб, я не знаю. Не знаю. Не…

Она так и не закончила фразу. Повалилась в кресло, запрокинув голову с широко раскрытыми глазами, в которых застыл ужас.

Днем к ней приходили знакомые и тщетно стучали в дверь. Дважды звонил телефон, но мертвая женщина продолжала сидеть в кресле. Она по-прежнему смотрела в потолок, и ее одутловатое лицо было искажено болью.

Глава пятая

Эндрю старался поудобнее устроиться на заднем сиденье автомобиля, но любое положение причиняло невыносимую боль. Глаза по-прежнему жгло, и он попробовал сосредоточить взгляд на Руфи. Она смотрела прямо перед собой и упорно молчала. Эндрю беспокойно заерзал. Ему было очень неудобно в дамском халате, накинутом поверх нижнего белья, который к тому же едва сходился на нем. Над самым Коммоном, точно одеяло, простерся густой туман, и Эндрю поежился от холода. Странно, только что в квартире Руфи он изнемогал от жары. А может быть, ему только казалось, что жарко. Через открытое переднее окно в машину врывались потоки холодного воздуха.

– Как ты себя чувствуешь, Энди?

Боже, не хватало еще, чтобы она надоедала ему своими заботами!

– Ничего, – отрезал он.

– Закрыть окно?

– Пожалуйста, не надо со мной нянчиться.

– Я только беспокоюсь о тебе.

В течение долгого времени они хранили неловкое молчание. Энди хорошо знал, что Эйб не склонен к мелодраме, и если он сказал, что дела обстоят серьезно, значит, так оно и есть на самом деле. Проклятье! Надо быть готовым ко всему, а он в таком состоянии. Одет в женский халат, под которым одно лишь нижнее белье. Во всем теле адская боль. Колено тоже ломит. Эта свинья Кеннет, должно быть, все точно рассчитал. Заранее обсудил с Джеймсом. Как он попался в ловушку! Просто сам напросился, чтобы его избили. Интересно, что стало с Мириам?

Из-за угла выскочила машина, ослепив их фарами. Может быть, это Эйб? Нет, что-то непохоже. Может быть, полицейские? Он инстинктивно наклонился, и голова закружилась. Он крепко ухватился за сиденье.

– Что с тобой, Энди?

– Я чувствую себя хорошо, просто отлично. Пожалуйста, не беспокойся.

Руфь обернулась и испытующе посмотрела на него. Надо держаться, подумал он, нельзя, чтобы сейчас кружилась голова. Положение очень серьезное. Нельзя, чтобы Руфь вот так смотрела на него. Их нагнала какая-то машина и резко затормозила, так что шины пронзительно взвизгнули. Из машины выскочил Эйб и после минутного колебания сел рядом с Руфью.

– Хелло! – воскликнул он, едва переводя дыхание.

– Хелло, Эйб, – сдержанно ответила Руфь.

– Что с тобой, Эндрю? – спросил он, не обратив внимания на холодность Руфи.

– Нечто вроде несчастного случая. Это произошло после того, как мы расстались с тобой.

– Ты сильно пострадал?

– Нет, это не тот случай, когда надо извещать родных. Так, несколько пустяковых ран. Все в порядке. Ты лучше скажи, что стряслось.

– Полиция вышла на военную тропу. Начались повальные аресты.

– Откуда ты знаешь?

– Взяли Джастина. Мне позвонила Флоренс.

– Вот дьявол!

– Могут и других арестовать по обвинению в государственной измене.

– Это не особенно приятно.

– Вот почему я подумал, что разумнее всего уехать как можно скорей.

– А ничего, что мы явимся к Альтману ночью?

– Думаю, ничего. Я уверен, он поймет, что положение очень серьезно.

– Отлично. По дороге надо будет заскочить в Грасси-Парк и взять что-нибудь из одежды.

– Правильно. Миссис Каролиссен – первая остановка.

Казалось, Эндрю почему-то колеблется. Руфь продолжала смотреть прямо перед собой. Эйб пристально взглянул на Эндрю, потом на Руфь – он не мог понять, что произошло между ними.

– Ну как, едем? – спросил он.

– А как насчет нее? – процедил Эндрю.

– Кого ты имеешь в виду? Руфь? Она должна ехать с нами. Разве к ней уже не приходила полиция?

– Они были у нее вечером в понедельник; искали меня. Руфь, тебе придется ехать с нами.

– Я остаюсь в городе.

– Пожалуйста, будь разумной, дорогая.

– Никуда я не уйду из своей квартиры.

– Прошу тебя, Руфь.

– Я не собираюсь прятаться.

Эндрю с мольбой смотрел на Эйба. Руфь сидела с неприступным видом и даже не повернула головы.

– Послушайте, Руфь, – начал Эйб. – Ей-богу, они придут за вами. Если объявят чрезвычайное положение, вас могут упечь на любой срок.

– Право же, я не такая важная птица.

– Они арестуют вас.

– Я не боюсь.

– Дело не в том, боитесь вы или нет. Надо действовать разумно.

– Ну, пожалуйста, Руфь, – снова принялся упрашивать Эндрю, – ты мне очень нужна. – Он почувствовал, как напряжение ослабло и она чуть-чуть смягчилась.

– А если мне вдруг захочется понянчиться с тобой?

– Я жалею, что так сказал. Правда. Ты нужна мне.

Она долго и упорно смотрела в окошко.

– Хорошо, – согласилась она наконец. – Я еду.

– Ну вот что, – сказал Эйб, принимая на себя командование, – мы поедем на вашей машине, Руфь. Свою я поставлю здесь. – Он пошел запереть дверцу машины и вернулся с плащом и чемоданам. – Пересядьте, пожалуйста, краса. вица, и позвольте мистеру Капскому полуострову взять власть в свои руки. – Он через силу улыбнулся.

– Садись со мной, Руфь, – предложил Эндрю.

– Мне вполне удобно здесь, спасибо, – сказала она.