355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Пол Уильям Андерсон » Приключения звездного торговца » Текст книги (страница 20)
Приключения звездного торговца
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 20:14

Текст книги "Приключения звездного торговца"


Автор книги: Пол Уильям Андерсон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 78 страниц)

– Ну...

Уэйс отвернулся к окну, за которым расстилалась голая необозримая равнина. Все-таки насколько уютнее будет в окружении привычно-узкого земного горизонта!

– Ну, может быть...– с трудом выдавил он из себя.– Я... наверное, я слишком поспешен в суждениях. Но все равно он нас использовал. Без нас он...

– Без нас он нашел бы какой-нибудь другой способ вернуться,– прервала его Сандра.– А вот мы без него – не нашли бы.

Уэйс отвернулся от окна. Лицо девушки покраснело – оно было даже краснее, чем освещавшие его лучи янтарного солнца.

«Ведь Сандра – женщина,– подумал он, чувствуя внезапно навалившуюся усталость,– а женщины всегда живут для будущего, мужчины так не могут. Особенно она: от ее ребенка будет зависеть жизнь целой планеты, и она – аристократка в самом полном смысле этого слова. Отец будущего герцога Гермесско-го может быть старым, толстым, неопрятным, черствым и бесчувственным, он может даже расценивать свои с ней отношения как мимолетную интрижку, и не более. Какая разница, если женщина и аристократка считает его настоящим мужчиной? Ну что ж, всяческого счастья – и я благодарен им обоим».

– Думаю...– Сандра выглядела растерянной и нерешительной, в ее голосе звучало что-то близкое к мольбею – Думаю, мне лучше уйти, а ты отдохни. А ведь он совсем не такой сильный, каким хочет казаться,– добавила она после секундной паузы.– Возможно, я ему нужна.

– Нет.– На Уэйса нахлынула огромная, всепоглощающая нежность.– Это он вам нужен. Прощайте, миледи.

 Исав [37]37
  Библейский персонаж, известный тем, что за чечевичную похлебку продал первородство своему брату-близнецу Иакову. В рассказе обыгрывается тот эпизод из Библии, когда Иаков, переодевшись в одежду Исава, обманом получил у своего слепого отца благословение, предназначенное Исаву.


[Закрыть]

Получив от охранной системы разрешение, такси опустилось на крышу Крылатого Креста. Эмиль Долмеди расплатился и посмотрел вслед улетающей машине. Неожиданно ему захотелось, чтобы хоть кто-нибудь оказался рядом. Окутанный теплыми, густо-синими летними сумерками сад благоухал; звуками далекого морского прибоя доносились приглушенные высотой городские шумы; опутанные паутиной переходов небоскребы Чикаго казались волшебным лесом, в зарослях которого обманными эльфийскими огоньками пробирались аэрокары; а далеко внизу, насколько хватал глаз, рассыпалась фантастически многоцветная галактика вечерних огней. Но вот громоздившийся впереди пентхаус казался сейчас Эмилю холмом, в котором соорудил себе берлогу матерый медведь.

«Заходи, ничего, не съест же он тебя». Чтобы немного взбодриться, Эмиль расправил плечи. «И вообще это еще кто кого съест». Вновь ощутив поднимающуюся злость, бесстрашный охотник уверенно зашагал к логову зверя – плотная, мускулистая фигура в голубом комбинезоне, широкое скуластое лицо с коротким вздернутым носом, зеленые, чуть раскосые глаза, темные, с рыжеватым отливом, волосы.

Правду говоря, при всей своей мрачной решимости Долмеди не слишком ожидал получить личную аудиенцию у одного из королей Торгово-технической Лиги. Поэтому, когда самый настоящий, живой дворецкий отворил ему дверь, когда, миновав бесконечно длинную полосу толстого, с рельефным узором ковра, он оказался в роскошной, хотя и невероятно захламленной гостиной и собственными глазами узрел Николаса ван Рейна, у него взмокли ладони и перехватило горло.

– Добрый вечер,– пророкотал хозяин, не делая попытки подняться.– Заходи.

Долмеди не обиделся: даже погруженная в кресло, огромная туша торговца подавляла.

– Садись, – махнул ван Рейн свободной рукой, другая была занята пивной кружкой.– Расслабься малость, а то весь дрожишь, словно студень, собирающийся прыгнуть с парашютом. Что ты пьешь, куришь, жуешь, нюхаешь и вообще употребляешь для увеселения?

Долмеди пристроился на краешке кресла. Широкая, горбоносая, украшенная бессчетными подбородками, длинными усами и козлиной бородкой, обрамленная свисающими на плечи завитушками черных волос, физиономия хозяина расплылась в ухмылке, маленькие, глубоко посаженные глаза весело поблескивали.

– Да ты расслабься, расслабься,– напомнил торговец.– Надо же креслу подогнаться по форме твоего тела. Совсем не то, конечно, что объятие хорошенькой девочки, но ведь и требований у него гораздо меньше, точно? А знаешь, прими-ка ты маленький стаканчик «Дженевера» с травками и сухим льдом, лучший транквилизатор.

Ван Рейн хлопнул в ладоши.

– Сэр.– Голос Долмеди дрожал от напряжения.– Я очень благодарен вам за гостеприимство, но...

– Но ты примчался на Землю, извергая адское пламя, и прорвал шесть линий обороны, укомплектованных самыми неподатливыми чиновниками и секретаршами, какие только есть у компании «Пряности и спиртные напитки». Словно взбесившийся бульдозер, ты расшвыривал этих людей, давно забывших слово «да», требуя встречи с идиотом, который вместо благодарности взял да и уволил тебя. И никто не имел возможности хоть что-нибудь тебе объяснить. Понимаешь, каждый из них считал многие вещи самоочевидными, думал, что ты все и сам знаешь. Ну а ты решал, что тебя попросту отфутболили, и бросался в следующий кабинет.

Ван Рейн протянул Долмеди золотой портсигар неизвестной тому, но явно инопланетной работы. Когда молодой человек отрицательно покачал головой, торговец выбрал сигару себе, откусил кончик, сплюнул его в пепельницу и глубоко – чтобы воспламенился табак – затянулся.

– Судя по всему,– продолжал он,– в конце концов кто-то что-то понял, после этого я узнал про тебя и назначил встречу.

Даже легендами воспетый гнев ван Рейна вряд ли произвел бы на Долмеди такое ошеломляющее впечатление, как эта приветливость. «А может быть, сейчас-то он и громыхнет»,– подумал Эмиль, стараясь не дать себе раскиснуть.

– Сэр,– возмущенно ответил он,– если ваша компания недовольна моей работой на Сулеймане, мне могли хотя бы объяснить почему, а не присылать куцое сообщение, что я смещен и обязан явиться в штаб-квартиру. Пока вы не укажете ясно и четко на допущенные мною ошибки, я не приму понижения в должности. Дело не столько даже в моем профессиональном статусе, сколько в личном достоинстве, а к таким вещам у меня на родине относятся очень серьезно. Я уволюсь и без малейшего труда найду себе место в какой-нибудь другой компании Лиги.

– Верно, совершенно верно, несмотря на все свечки, которые я ставлю святому Дисмасу,– вздохнул ван Рейн, окутав Долмеди облаком сигарного дыма.– Эти бандиты всегда стараются увести у меня работников, не успевших еще дать присягу на верность. Тем временем я, бедный, толстый, одинокий старик, пытаюсь в одиночку совладать с этим хозяйством, раскинувшимся не знаю уж по скольким мирам, и даже при всей современной компьютерной технике с ног валюсь от усталости. А помощнички мои – они же почти все тупые, как бильярдный шар, и совсем мало среди них ясных голов, да и те по большей части заняты переманиванием чужих приличных работников.– Он шумно отхлебнул из своей кружки.– Ну так что?

– По всей видимости, вы, сэр, читали мою докладную записку,– осторожно начал Долмеди.

– Как раз сегодня. Сюда приходит так много информации, что где уж удержать ее в этом старом, усталом набалдашнике! Через минуту опять ничего не помнишь. Дай-ка я перескажу тебе твой доклад вкратце, для полной уверенности, что я понял все тессерактно [38]38
  Тессеракт – четырехмерный куб.


[Закрыть]
. Что обозначает – ха-ха – прямо и точно во всех четырех измерениях.

Ван Рейн забрался поглубже в кресло, сложил кончики пальцев и прикрыл глаза. Появился дворецкий с подносом, на котором стоял шипящий, окутанный облачком пара кубок. «И это у него считается стаканчиком!» – подумал Долмеди. Мрачно и неохотно он заставил себя развалиться в кресле, а затем отхлебнул из кубка.

– Так вот.– Торговец начал помахивать сигарой, словно дирижируя собственной речью.– Эта самая звезда, получившая от первооткрывателей название Осман, лежит за Антаресом, на самом краю зоны, охваченной к настоящему моменту деятельностью Лиги. Одна обитаемая планета, названная людьми Сулейман. Гигант класса Юпитера, но поменьше, жизнь там базируется на водороде, аммиаке и метане, низкоразвитые, но вполне дружелюбные туземцы. Выяснилось, что на крупнейшем из материков растет кустарник, названный нами... ммм... голубец, листья которого идут там как тонизирующее средство и приправа. Анализ показал присутствие сложной смеси химических веществ типа гормонов, смесь эта обладает синергическим действием. Для кислорододышащих без пользы, но возникла мысль перепродавать эту заразу каким-нибудь инопланетным во-дорододышащим. Рынки мы нашли, но среди них было очень мало таких, где можно получить в обмен хоть что-нибудь подходящее. Слишком уж специфическую нужно иметь биохимию, чтобы голубец оказывал на тебя благоприятное воздействие. А при малом спросе стоимость синтеза – к ней добавится еще и стоимость капиталовложений, а в будущем и стоимость провоза из химических центров – оказывалась слишком высокой, проще подрядить туземцев Сулеймана на уборку урожая и расплачиваться с ними товарами. При такой постановке дела можно получить хоть какую-то прибыль. Совсем крохотную – вся эта операция висит на грани убыточности,– однако, если все идет тихо и путем, зачем отказываться от возможности честно заработать кредит-другой? Все так и было, тихо и путем, и продолжалось это много лет. Туземцы не причиняли никаких хлопот, исправно доставляли голубец на склады. Чтобы не омертвлять без дела капитал, мы не стали заводить для такого незначительного вывоза собственные корабли, а подрядили одну из транспортных линий, чтобы они регулярно заходили на Сулейман. Да, конечно, препятствия препятствовали, помехи мешалй, а как же иначе? То плохая погода, то бандиты ограбят караван, то какой-нибудь королек чересчур пожадничает с налогами, но все это – обычная ерунда, с которой справится любой компетентный руководитель фактории, так что никто никогда даже и не совался ко мне с подобными сообщениями. А потом – Ахмед, еще пива! – возникла настоящая неприятность. Лучший рынок для голубца – планета, называемая Бабур. Ее центральное светило, Могол, расположено примерно в тех же местах, в трех десятках световых лет от Османа. Главная тамошняя держава уже несколько десятилетий поддерживает кое-какие отношения с технической цивилизацией. Пытаясь модернизироваться, они почему-то заинтересовались в первую очередь роботикой, но через некоторое время подкопили денег и на то, чтобы заказать пару кораблей с гипердрайвом, а заодно обучить их экипажи. Поэтому теперь Солнечному Содружеству и прочим державам приходится относиться к ним с большим уважением: когда получаешь пучковое оружие и ядерные ракеты, манеры твоих собеседников резко улучшаются. Эти самые бабуриты – мелкая рыбешка, но с большими амбициями. И для них, при большом внутреннем спросе на голубец, эти листики – весьма серьезное дело. Ты, верно, спрашиваешь себя: а на кой черт он рассказывает мне вещи, которые я и без него знаю?

Ван Рейн подался вперед, вышитый халат, облегавший его брюхо, собрался в складки.

– Иногда появляется необходимость ознакомиться с обстановкой на планете, почти мне неизвестной, вроде того же твоего Сулеймана, но ведь невозможно просмотреть все доклады за многие десятилетия. Поэтому информационная машина готовит мне кратенький обзор. И вот теперь я проверяю на тебе – ведь ты долго там проторчал,– всю ли необходимую информацию выдала мне эта железяка. Так как, все пока что правильно?

– Да,– кивнул Долмеди.– Только...

– В чем дело, Эмиль? – Ивонна Вайланкур перевела взгляд с приборного пульта на начальника фактории, как раз проходившего мимо открытой двери компаративной лаборатории,– Ты так топочешь, что я услышала тебя еще из того конца коридора.

Долмеди остановился и заглянул в лабораторию. В теплом внутреннем климате базы одевались по минимуму, и ему давно надоели полуобнаженные тела всех здешних обитателей. Единственным исключением была стройная белокурая Ивонна. Возможно, думал он, это потому, что я родился и вырос на Алтае. Поселенцы этой стылой планеты по необходимости кутались с головы до ног, а стремление к выживанию прививало им суровые, аскетичные нравы; кроме того, обитая по большей части в диких, малоосвоенных местах, они имели очень слабое представление о стиле жизни ядра человеческой цивилизации. У полудюжины людей, живущих в полной изоляции на планете

с ядовитым для них воздухом, у людей, которых даже изредка не навещает никто из сородичей, потому что регулярно прилетающий к ним корабль принадлежит цинтианам, у этих людей просто нет иного выхода, как жить легко и свободно. Долмеди узнал об этом во время подготовки, перед выездом на новое место работы, и он согласился с таким положением вещей и старался по возможности вписываться в обстановку, не переставая мучиться сомнениями, удастся ли ему когда-нибудь привыкнуть к непринужденности и простоте весьма непростых своих подчиненных.

– Даже и не знаю,– ответил он девушке.– Талассократ [39]39
  Правитель моря (древнегреч.)


[Закрыть]
просит меня явиться во дворец.

– Зачем? Он что, не мог ограничиться видеовстречей?

– Он-то мог, но там есть еще и кочевник, который принес с Нагорья известие о каких-то крупных неприятностях, а этот тип и близко подходить к установке не желает. Боится, наверное, что я украду его душу.

– Ммм... пожалуй, нет. Мы еще только пытаемся схематично набросать психологию сулейманитов – информации крайне мало, да и та получена на каких-то трех или четырех культурах, но уже ясно вырисовывается, что они, в отличие от людей, лишены анимистических [40]40
  От латинского anima – дух, душа.


[Закрыть]
тенденций. Ритуалы – сколько душе угодно, но ровно ничего, достойного называться магией или религией.

– Временами мне кажется,– нервно хохотнул Долмеди,– что все мои сотрудники считают коммерцию жутким занудством, которое попусту путается под ногами их драгоценной науки.

– И ты совершенно прав,– проворковала Ивонна.– Чего бы ради мы здесь торчали, если бы не возможность провести исследования?

– Ну и сколько времени вы бы тут происследовали, прикрой компания эту базу? – ощетинился Эмиль,– Что она и сделает, если вместо доходов пойдут убытки. Я обязан следить, чтобы такого не случилось, это моя работа. И мне очень пригодилась бы ваша помощь.

Легко поднявшись с табуретки, девушка подошла к Эмилю и чмокнула его в лоб. От ее волос шел почти забытый запах согретой оранжевым солнцем, колышущейся под кольцами Алтая степной травы.

– А разве мы тебе не помогаем? – промурлыкала она.– Прости, милый.

Эмиль закусил губу и посмотрел поверх обнаженного плеча на ярко расписанную стену. Страшно подумать, сколько времени угроблено на эти художества, и ведь так продолжается год за годом.

– Нет, это ты меня прости,– сказал он с характерной для уроженцев Алтая несколько напыщенной честностью.– Конечно же, все вы вполне лояльны, дело тут во мне самом. Я младше любого из вас, без пяти минут варвар, недавний пастух, и задача у меня самая пустая – поддерживать деятельность одной из самых простых, самых рутинных факторий всего этого сектора... и через какие-то пятнадцать месяцев...

«А провалюсь я тут,– думал он,– всегда можно вернуться домой, забыть о жертвах, на которые пошли родители, чтобы послать своего сыночка в инопланетную бизнес-школу, плюнуть на ту невероятную удачу, что совершенно неожиданно образовалась здешняя вакансия, а у "Пряностей и спиртных напитков" как раз не было под рукой ни одного более опытного работника. Забыть про все свои мечты, как придет время и я пройду по новым, совсем неизвестным мирам, которые потребуют полной отдачи всех сил и способностей, какие только у меня есть. Да, конечно, неудача не будет смертельной – разве что в некотором тонком, неуловимом смысле, для которого у меня и слов даже нет».

– Слишком уж ты дергаешься,– потрепала его по щеке Ивонна.– Скорее всего ничего тут особенного, очередная буря в стакане воды. Сунешь кому-нибудь взятку, или выкрутишь кому-нибудь руки, или еще что-нибудь сделаешь – и снова все будет как надо.

– Надеюсь. Но только во всем поведении Талассократа чувствовалось... ну, я ведь не связан вашей ксенологической точностью, так что скажу попросту: он тоже озабочен.– Долмеди хмуро помолчал, а затем на мгновение обнял девушку.– Ладно, я побегу. Спасибо, Ивонна.

Ивонна посмотрела ему вслед, а затем вернулась к работе. Официально она выполняла обязанности секретаря-казначея, но в промежутках между редкими и краткими визитами транспортного корабля эти обязанности практически не возникали, так что все свое время девушка отдавала попыткам найти какую-то осмысленную структуру в тех обрывках информации, которые ее коллегам удавалось вытащить из окружающего мира, мира огромною и бесконечно разнообразного. И занималась она этим в надежде, что где-нибудь когда-нибудь несколько ученых бегло проглядят статью о Сулеймане (одной из многих тысяч планет) и заинтересуются.

Долмеди надел скафандр и вышел наружу через главный шлюз. Сегодня он направился во дворец пешком – хотелось по пути через город успеть собраться с мыслями.

Если только это дворец. И если только это город.

Этого он не знал. Книги, пленки, лекции и нейроиндукторы загрузили его информацией, касавшейся данной части данного материка; но вся эта информация состояла из повседневных фактов и навыков, необходимых для работы. Долгие беседы с подчиненными дали кое-какое понимание здешней жизни, но именно кое-какое. Прямое общение с туземцами что-то иногда проясняло, но иногда оно же запутывало все вконец. Мало удивительного, что, заключив однажды довольно удовлетворительное соглашение с прибрежными и нагорными племенами, предшественники Эмиля бросили все попытки что– либо расширить или улучшить. Когда не понимаешь механизм и он вроде бы крутится более-менее гладко, не возникает особого желания лезть в него с отверткой.

Местная гравитация, навалившаяся на Эмиля за пределами поля базы, была на сорок процентов больше земной. Для удаления просачивающегося через любой материал водорода прибор очистки воздуха включал в себя дополнительный блок, что утяжеляло скафандр. Несмотря на крепость своих мускулов, Эмиль вскоре вспотел. И все равно ему казалось, что царящий снаружи смертельный холод пролезает между витков термостатирующей обмотки, добирается до самых костей.

Высоко над головою белой искрой сверкал Осман. Из-за большого радиуса своей орбиты Сулейман получал от этой, в два раза более яркой, чем Солнце, звезды всего одну шестнадцатую часть света, получаемого Землей. По мрачному небу, на котором смутно проглядывала одна из трех лун, неспешно плыли облака, розоватые от каких-то органических соединений. Здешняя атмосфера состояла из водорода и гелия с примесью аммиачных и метановых паров, а также еле заметными следами других газов; давление в три раза превосходило земное. Парниковый эффект здесь имелся, но далеко не такой сильный, чтобы превратить лед в воду.

Лед этот, перемешанный с камнями, пронизанный слоями бедных металлами пород, окутывал все ядро планеты; почва, по которой ступал Долмеди, скрипела под ногами и серо поблескивала. Местность плавно опускалась к темному, неспокойному морю из жидкого аммиака, но далекий (радиус Сулеймана составлял семнадцать тысяч километров) горизонт совершенно терялся в пропитанном розоватой дымкой воздухе.

Ледяными были и высившиеся со всех сторон дома; в местах, не нарушенных дверными проемами и резной вязью непонятных символов, поверхность их стен сверкала как стекло. Улицы в обычном смысле этого слова отсутствовали, однако аэросъемка выявила в расстановке зданий некоторую замысловатую систему, о которой туземцы то ли не могли, то ли не хотели ничего рассказать. Между домов гулял ветер, медленный и какой-то тяжеловесный; водородно-гелиевая атмосфера превращала его шорох – как и все прочие звуки – в визг.

Город кипел движением, большей частью это были пешеходы, направлявшиеся по каким-то своим делам, переносившие куда-то странной формы орудия и контейнеры, созданные неземной, не знающей огня культурой примерно неолитического уровня развития. Прогромыхало несколько телег с привезенными из прибрежных областей товарами; упряжные животные напоминали миниатюрных динозавров, скопированных творцом, знакомым с этими существами сугубо понаслышке. Более стройные родственники сулейманских битюгов использовались для верховой езды. На морских волнах раскачивались лодки, их команды занимались чем-то вроде рыбной ловли, хотя настоящая рыба прожила бы здесь без скафандра не дольше человека.

В наушниках Долмеди не раздавалось никаких других звуков, кроме визга ветра, отдаленного бормотания волн, топота ног и скрипа телег. Сулейманиты относятся к разговору серьезно, они не разговаривают на улице, на ходу. И в то же время они общаются непрерывно – жестами, волнами, пробегающими по шерсти, запахами. Туземцы старались не приближаться к человеку, но только потому, что поверхность его скафандра была для них обжигающе горячей. Со многими из встречных Эмиль обменивался приветственными жестами. За последние два года – двадцать пять по земному счету – и Побережье, и Нагорье попали в сильную зависимость от пластика и металла, от устройств с батарейным электропитанием. Когда рядом с городом, на столовой горе, начали сооружать космопорт, местные жители не просто соглашались, а прямо-таки рвались принять участие в строительстве, они же и по сию пору исполняли почти всю физическую работу, нужную базе. В результате удалось сэкономить на доставке и монтаже автоматического оборудования, что тоже являлось одной из причин хотя умеренной, но все же доходности этой фактории.

Обреченно вздохнув, Долмеди начал преодолевать подъем. Через десять минут он был во дворце.

Десять туземцев, выстроившихся у входа в массивное, увенчанное башенками здание, не имели ничего общего с охраной. На Сулеймане случались и войны, и грабежи, но убийство короля было здесь совершенно немыслимой вещью. (Действие феромонов? В каждой общине, до которой успели добраться ксенологи, вождь получал специальное питание, ядовитое, по всеобщему мнению, для любого из его подданных. Не исключено, что мнение это было верным.) Барабаны, трости с плюмажами и прочие, менее понятные предметы экипировки имели чисто церемониальное назначение.

Предвидя неизбежную задержку, Долмеди вздохнул и предался созерцанию ритуалов – действительно очень интересных,– сопровождавших открывание дверей дворца и препровождение гостя пред ясные королевские очи. Существа грациозные и симпатичные, сулейманиты были плоскоступающими двуногими и сильно напоминали людей, хотя имели более широкое тело, а ростом достигали среднему человеку примерно до плеча. Кроме четырехпалых рук (оба крайних пальца каждой кисти – большие) они активно пользовались ловкими, цепкими хвостами. Круглая голова имела клюв вроде как у попугая, две слуховые полости (без ушных раковин), один большой золотистый глаз посреди лба, а на висках – два меньших, слабее развитых, предназначенных для периферийного и бинокулярного зрения. Одежда туземцев ограничивалась чаще всего украшенным сложной символикой спорраном [41]41
  Спорран – шотландская плоская кожаная сумка, пристегиваемая спереди к поясу.


[Закрыть]
; темная, цвета красного дерева шерсть и внешние железы, использовавшиеся для «разговоров», оставались неприкрытыми. Значительная роль, играемая в сулейманитских языках невокальными составляющими, была не последней причиной неудач в достижении взаимопонимания с туземцами.

Талассократ встретил Долмеди в сверкающей голубым льдом комнате для аудиенций и обратился к нему посредством одного только голоса. Наушники переводили верхние частоты в область спектра, доступную для человеческого слуха, однако визг этот и смутное бормотание неизменно смазывали внушительное впечатление, производимое увитой цветами короной и резным посохом. Карлики, горбуны и калеки, рассевшиеся на коврах и покрытых шкурами скамейках, также не добавляли зрелищу величественности. Никто из людей не знал, почему домашние слуги набираются исключительно из таких вот убогих; сулейманиты пытались что-то объяснить, но смысл их ответов неизменно оставался непонятным.

– Удачи, мудрости и могущества тебе, о Фактор.

Обитатели этого мира не пользовались именами и явно не понимали смысла идентификационной символики, не построенной на запахах.

– Да пребудут они с тобой, о Талассократ.

Установленный на спине скафандра вокалайзер преобразовывал «человеческий» вариант местного языка в звуки, недоступные голосовому аппарату Долмеди.

– К нам прибыл Предводитель караванщиков,– сообщил монарх, после чего Долмеди обменялся столь же церемонными приветствиями с горцем.

Высокий и стройный для сулейманита, тот был вооружен каменным томагавком и купленной у людей специально сконструированной для местных условий винтовкой. Варварство караванщика выдавали только украшения из ярких самоцветов и браслеты. При всем при том эти горные кочевники были вполне приличными ребятами. Заключив договор, они следовали его условиям с буквальностью, немыслимой для рода человеческого.

– В чем состоит неприятность, из-за которой меня позвали, Предводитель? Может быть, ваш караван, следовавший к Побережью, ограбили бандиты? Пошли на их подавление отряд, я охотно предоставлю экипировку.

Непривычный к общению с людьми, вождь перешел на полный сулейманитский язык, к тому же в своем горском варианте, и понять его стало совершенно невозможно. Вперед вышел, неуклюже переставляя коротенькие ноги, один из карликов. Долмеди узнал его: в этом уродливом тельце обитал блестящий разум, жадно впитывавший все сообщаемые ему сведения о Вселенной и, в свою очередь, нередко помогавший людям советами и информацией.

– Позвольте мне с ним поговорить, о Фактор и Талассократ,– предложил он.

– Если ты того хочешь, Советник,– согласился король.

– Буду крайне обязан тебе, Переводчик,– сказал Долмеди, в меру своих способностей изобразив пританцовывающий жест благодарности.

Любезности любезностями, но Фактора никак не оставляли тревожные мысли; он поймал себя на том, что невольно затаил дыхание, ожидая окончания беседы Переводчика с караванщиком. Ну не может быть, чтобы новости и вправду оказались катастрофическими!

Долмеди вспоминал основные факты, словно надеясь найти в них незамеченный прежде путь к спасению. Имея малый наклон к плоскости эклиптики, Сулейман не знал времен года. Голубец предпочитал холодный, сухой климат Нагорья и рос там круглый год. Первобытные туземцы, охотники и собиратели, кочевали с места на место, а по пути собирали урожай. Раз в несколько месяцев (земных) каждая такая группа встречалась с одним из более развитых скотоводческих племен и обменивала сушеные листья голубца и фрукты на какие-либо товары. Затем караван проделывал долгий путь в город, где люди расплачивались за связки листьев земными товарами. В месяц доставлялось примерно две партии, а четыре раза в земной год цинтианский корабль забирал все содержимое склада фактории и оставлял взамен безмерно более ценный груз писем, пленок, газет, книг и новостей со звезд, так редко проглядывавших на этом хмуром небе.

Не самая эффективная из возможных систем, но самая дешевая, если прикинуть, во сколько обошлась бы – с учетом первоначальных капиталовложений и цивилизованной заработной платы – закладка плантаций. А расходы нужно было держать по возможности низкими, иначе фактория быстро превратится из малодоходной в убыточную и как таковая будет прикрыта.

Если разобраться, здешняя фактория была весьма типичной в своем роде: для ученых – место, где можно провести интереснейшие исследования, хороший шанс завоевать себе имя в научном мире; для Фактора – довольно легкая работа, первая ступенька длинной лестницы, на верху которой успешного восходителя ожидало крупное, престижное, великолепно оплачиваемое место в администрации.

Именно что была типичной. До последнего времени.

Переводчик повернулся к Долмеди.

– Предводитель сообщил следующее,– пропищал он.– Последнее время в Нагорье появились... нет, этого, пожалуй, не скажешь одними словами. Во всяком случае, мне ясно, что это – машины, передвигающиеся с места на место и собирающие голубец.

– Что?!

Долмеди не сразу сообразил, что закричал по-английски, в ушах его гулко, бешено застучало.

– Дикари испугались и бежали из тех мест,– продолжал Переводчик,– А машины забрали все приготовленное ими к следующей встрече с кочевниками. Предводитель каравана, с которым я разговаривал, рассердился, собрал кочевников, и они поехали, чтобы посмотреть на эти машины и как-нибудь выразить свое возмущение. Еще издали они увидели корабль, похожий на тот, который прилетает сюда; рядом строилось какое-то сооружение. Наблюдавшие за строительством были... низкие, у них много ног, и клешни, и длинные носы. Собирающая машина подъехала и выстрелила над головами кочевников молнией. Тогда они поняли, что надо убегать, пока вместо предупредительного выстрела не последовал настоящий, смертельный. Пользуясь одними словами, я не могу передать больше.

Долмеди тупо уставился в окружавшую его со всех сторон твердую синеву.

– Бабуриты.– Во рту у него пересохло, ноги сделались ка-кими-то чужими, желудок болезненно сжался,– Ну конечно же они. Только почему они так поступают?

Кусты, трава, листья нечастых деревьев – все было окрашено в различные оттенки черного цвета. Кое-где картину оживляли красные, коричневые или синие цветы, иногда – бурная аммиачная река, стекающая с холма. Вдали ослепительно сверкала цепь ледяных гор. Двенадцатичасовой сулейманский день подходил к концу, и лучи Османа пробивались сквозь разрыв мутно-красной облачной пелены почти горизонтально. На другом краю неба черной, исписанной огненными буквами молний стеной вздымалась грозовая туча, плотный воздух планета превращал раскаты грома в звенящую барабанную дробь. Долмеди почти не обращал внимания на тучу: резкие шквалы, бросавшие машину из стороны в сторону, воздушные ямы, в которые она поминутно проваливалась,– все это не позволяло отвлекаться от пилотирования. Автоматическая машина – слишком большая роскошь для этой скупо оплачивающей все твои усилия планеты.

– Вон там! – воскликнул Предводитель.

Вместе с Переводчиком он занимал задний, снабженный наблюдательным куполом отсек, в котором сегодня остались местные атмосфера и температура. Из уважения к его суевериям – или как уж назовут это ксенологи – видеоблок интеркома был выключен.

– Да.– Переводчик говорил совершенно спокойно,– Теперь и я увидел. Немного направо от курса, Фактор, в этой долине, рядом с озером – видите?

– Одну секунду.

Долмеди заклинил управление высотой. Теперь начнется такая тряска, что только бы зубы не вылетели, но вот разбиться машина не разобьется, гравитационное поле не позволит. Натянув привязные ремни, он подался вперед и отрегулировал экран сканера. Человеческая раса не видит в тех длинах волн, которые легче всего проникают сквозь здешнюю атмосферу, а расстояние было порядочным – как оно почти всегда и случается на таких больших планетах.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю