Текст книги "Королева викингов"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 56 страниц)

Значит, он предупреждает меня и сыновей, думала Гуннхильд. Или это все же начало подготовки к войне?

– Я понимаю, – сказала она вслух. – Мы еще поговорим об этом подробнее. Но сначала мы будем пировать. Заранее прости старуху за то, что она рано уходит спать. Пусть это не мешает веселью.

В следующие несколько дней они несколько раз беседовали наедине и все время пытались уверить друг друга во взаимной безопасности, почти не затрагивая иных дел. Гуннхильд сообщила Хокону, что посоветовала Харальду Серой Шкуре не высаживаться на берег в пределах Траандло, и король согласился. Хокон пообещал не отправлять в викинги отряды больше трех кораблей вплоть до возвращения Харальда. Снова и снова они с разных сторон обсуждали эти вопросы – две настороженные хитрые дикие кошки, держащие наготове могучие когти, но не показывающие их друг другу.

Впрочем, они говорили и еще на одну серьезную тему.

– Иногда мне хочется иметь у себя хоть несколько человек, умеющих писать, подобно тем, кто учился среди христиан, – сказал однажды Хокон. Гуннхильд не стала вслух вспоминать о том, что приняла крещение. – Руны годятся не для многого – лишь для надписей на могильных камнях да для заклинаний. – Он искоса взглянул на собеседницу. – Я видел книги с запада, захваченные в одном из налетов. Мне всегда радостно встречаться с тобой, моя госпожа. Но если бы мы имели листы, на которых пишут буквы, чернила, то могли бы обмениваться вестями гораздо скорее и легче. – Он вздохнул. – А еще эти рассказы, эти истины, которые содержатся в книгах…

Она думала точно так же.

– Сначала нам нужно выучить буквы, – с язвительной улыбкой сказала она. – Или, по крайней мере, обзавестись людьми, которые их знают. Священники? Некоторые из них могут читать и писать. – Сквозь ее мысли задумчивым призраком прошел Брайтнот.

Лицо Хокона напряглось.

– Пока я ярл в Хлади, в Траандло не появится ни один новый христианский священник. – Хотя Хокон и не сжег церкви, возведенные королем Хоконом Добрым, но, можно сказать, морил их голодом. Он расслабился. – Но давай не будем говорить о неприятном. Лучше обсудим то, что происходит с нами, а также те известия, которые мы получили из-за морей.

Гуннхильд очень хотела этого, правда, в определенных пределах. Она слушала, она говорила; они перебрасывались словами и мыслями. На это время она почти забыла о своей тоске по Олаву Павлину.

Но вскоре, провожая взглядом тающие на севере силуэты кораблей Хокона, она снова почувствовала, насколько хрупкой была эта дружба. Именно так ведут себя герои в Вальхалле: сначала веселятся вместе, а потом идут сражаться друг с другом.

«Что-то мне говорили о христианской загробной жизни?» – мелькнула мысль. Она даже вздрогнула. Не важно, что лежит за границами этого мира: она и Хокон никогда не воссядут на одном пиру, не будут стоять бок о бок в последней битве мира.

Самое главное заключалось в том, что ярл Хокон, стоявший за старых богов и старые законы, был ее врагом.

Спустя недолгое время прибыл корабль из Исландии с товарами и новостями. Плавание Олава Павлина прошло благополучно, и его радостно встретили. Унн, жена Хрута, оставила его. С согласия своего отца она объявила себя свободной от своего мужа. Вместе с Мёрдом она отправилась на альтинг [39]39
  Альтинг– народное собрание в древней Исландии; в настоящее время так называется исландский парламент.


[Закрыть]и на Холме Законов объявила о разводе. Позорные причины развода не долго оставались тайной. Гуннхильд предвидела, что оскорбление чувств приведет к вражде и кровопролитию.

Нет, она не желала ничего подобного Олаву. Она с самого начала знала, что не сможет удержать его.

Ее первая и последняя свадьба состоялась в доме Эйрика.

Затем пришло известие из-за гор. Астрид добралась до Свитьёда и встретила радушный прием у друга ее отца Хокона Старого. Гуннхильд вновь послала два десятка человек во главе со своим собственным Хоконом – слишком много Хоконов, со злой усмешкой подумала она. Ее посланец должен был передать королю шведов предложение передать Гуннхильд на воспитание Олава Трюггвасона. У этого владыки хватало хлопот с датчанами и готами, так что он вряд ли решился бы обострять отношения со своими норвежскими родственниками.

Солнце описывало свои круги все ниже и ниже. Березы начали желтеть. Гуннхильд вернулась обратно в Королевский Краг заблаговременно, чтобы встретить корабли Харальда Серой Шкуры. Он отчаянно сражался в Бьярмаланде; мертвецы устилали берега реки Двины, а королевские корабли были полны добычей. Это поддержит их на некоторое время, думала Гуннхильд – подарки друзьям и гостям, меха и рабы, чтобы можно было купить продовольствия, – но только на некоторое время…

Ближе к исходу года возвратился ее посланец Хокон. Он разговаривал с королем шведов, а затем с вождем Хоконом Старым. Его слова были мягкими и убедительными. Он доказывал, насколько хорошо это будет для мальчика. Астрид сказала нет, а Хокон Старый поддержал ее. Хокон-посол поехал обратно к королю шведов, и тот дал ему нескольких воинов. Он в их сопровождении вернулся к Астрид, чтобы поговорить более серьезно. Она снова наотрез отказала. Прежде чем он успел перейти к угрозам, верный раб Хокона Старого, неповоротливый силач, выбежал вперед и крикнул, чтобы он убирался. Раб размахивал тяжелой дубиной, которой можно отбивать удары мечей и проламывать головы. Другие рабы и работники, собравшиеся к тому времени с полей, толпились у него за спиной и тоже выкрикивали угрозы. Похоже, что Хокон Старый всегда хорошо обращался с ними. Хокону-послу ничего не оставалось делать, как отступить, прежде чем эта толпа набросится на него. Когда же он вернулся в Уппсалу, король шведов сказал ему, что это дело не стоит того, чтобы тратить на него лишнее время. Хокону пришлось вернуться восвояси с пустыми руками.

Значит, так тому и быть, думала она; по крайней мере, пока. Но это было горьким завершением года, который так чудесно начинался.

Зима накрыла землю тьмой. Гуннхильд выжидала.

Она часто говорила с Харальдом о разных важных вещах. И в этих разговорах постоянно упоминались ярл Хокон и его тронды.

Солнце стало подниматься выше, дни удлинялись, лед таял, земля покрывалась зеленью, корабли снова начали вспахивать моря. Один исландский кормчий рассказал, что Олав Хёскульдарсон женился на Торгерд Эгильсдоттир. Обе стороны сочли этот брак очень удачным.

Олав Павлин взял в жены дочь Эгиля Скаллагримсона.

Гуннхильд ничего не сказала. Она сидела, словно окоченевшая.

Книга VI
Ярл Хокон

I

Ветер, шумевший в кронах деревьев, был слишком холодным для этого весеннего времени. Он предвещал очередной плохой урожай.

Солнечный свет, то и дело пробивавшийся между поспешно пробегавшими облаками, смутно просвечивал через пузыри, которыми были затянуты два окна. Сквозь шум, доносившийся из-за стен, пробивалось потрескивание очага, немного согревавшего комнату. Всякий раз, когда от бревна отгорал очередной кусок и головня падала в золу, вверх взлетали искры.

Крупные мужчины, рассевшиеся вокруг стола для питья, уделяли совсем немного внимания своим рогам с пивом. Их взгляды были почти все время прикованы к женщине, сидевшей по правую руку от своего старшего сына.

Когда они наконец решили заговорить всерьез, первым взял слово Харальд Серая Шкура:

– Здесь, где нет посторонних, я не стану скрывать, что это наша мать заставила меня снова собрать вас всех.

Рагнфрёд откинул назад рыжеволосую голову.

– Можно было и так догадаться об этом, – рассмеялся он.

Харальд нахмурился. Гудрёд поспешил вмешаться:

– Конечно, мы знаем, что она очень мудра. Однако мысль собрать нас принадлежала тебе.

– А мысль приехать принадлежала нам, – почему-то сердито рявкнул Эрлинг.

– Как и все наши деяния! – выкрикнул в ответ Сигурд. Он поднял свой рог и громко глотнул.

Харальд успокоенно откинулся в кресле.

– Вы, вероятно, сразу поняли, о чем пойдет разговор.

– И, надеюсь, держали свои догадки при себе, – вставила Гуннхильд.

На острое лицо Эрлинга набежали морщины.

– Да разве возможно удержать все это в тайне от него?

– Конечно, после того, как вы начнете открытую подготовку, все сразу же станет явным, – согласилась Гуннхильд. – Но сейчас он не так осторожен, каким был все это время. Так что до поры постараемся не давать ему повода для беспокойства.

Громоздкое тело Сигурда наклонилось вперед.

– Ему… Ярл Хокон из Хлади, кто это еще может быть?

Гудрёд громко откашлялся.

– Я полагал… Мать, я считал, что ты относишься к нему… ну, что он не враг нам.

Харальд улыбнулся.

– Мать обращалась с ним так же, как и он с нами, чтобы выиграть для нас время. И я, и она думаем, что на сегодня она выиграла вполне достаточно.

– Но ведь у нас с ним не было доселе серьезных столкновений. – Голос Рагнфрёда против его воли прозвучал неуверенно.

Вновь Гуннхильд заполнило ощущение горечи; так было не однажды после того, как она узнала последние новости из Исландии. Эта горечь напоминала ей вкус крови во рту. Ее голос был таким же холодным, как и ветер за стенами:

– Да, ни с ним, ни с его толстобрюхими трондами. Если какой-то народ ждет, чтобы его приручили, хорошенько отхлестав плеткой, то это тронды. Воистину, мы недооценили их при первом столкновении. Но тогда мы только-только вернулись в Норвегию. Нам было очень мало известно. Но теперь-то мы знаем.

А вам теперь принадлежит Викин, все южные области. Они ваши, и вы можете набрать оттуда людей. Идите на север вместе, каждый со своим собственным ополчением. Набирайте людей по пути. Ваше превосходство в силе должно быть подавляющим.

– Он сохранял мир и платил дань… – пробормотал Рагнфрёд.

– Выжидая свое время. Я не стала бы так часто встречаться с ним, соревноваться с ним в остроумии и хитрости ради пустого времяпрепровождения. Я говорю вам, что он порвет с нами, как только сможет. Даже сейчас он управляет огромным Траандло так, словно сам является королем, он насмехается над вашей властью и тем самым подрывает ее.

Эрлинг вспыхнул.

– Что хуже всего, он создал цитадель язычества. Мы не сможем сокрушить Тора, пока не сокрушим Хокона.

– И трондов! – крикнул Сигурд.

Тут все заговорили одновременно и вразнобой. Общий пыл разгорался, как огонь костра.

– Есть одна загвоздка, – несколько спокойнее сказал Харальд. – Мать, ты хочешь, чтобы все мы впятером отправились на север одним флотом. Но ведь за эти недели что-нибудь может случиться здесь.

– Здесь буду я, – ответила Гуннхильд.

Харальд кивнул.

– Не может быть никого более мудрого или более знающего – более стойкого сердцем, когда нужно. Однако, мать, ты женщина. Кое-кто мог бы посчитать, что ему удастся провернуть то или иное дельце. Мне было бы неприятно карать их, когда я… когда мы вернемся. Так мы можем испортить отношения с их друзьями.

Гуннхильд вскинула брови, как бы в удивлении.

– Я подумала об этом.

– Конечно. Ты говорила мне. Мы должны рассказать все моим братьям.

Да, он обладал кое-какой собственной мудростью. Если бы и остальным досталось столько же…

– Предложите сильному уважаемому народом мужу приехать сюда и оставаться здесь в ваше отсутствие. Объявите, что он будет говорить от вашего имени и поддерживать вас всеми доступными ему средствами.

Гудрёд усмехнулся.

– А ты будешь, ну, скажем, давать ему советы?

Его слова укололи ее, прежде чем она сообразила, что сын ни в малейшей степени не намеревался посмеяться над нею; он просто имел в виду, что если этот муж должен стать парусом, влекущим вперед повседневные дела королевства, то направлять руль будет ее рука.

– И кто же у вас на уме? – осведомился Рагнфрёд.

– Аринбьёрн Торисон из Сигнафюльки, – ответил Харальд. – Нет более верного человека. – Он улыбнулся. – Правда, он может поначалу почувствовать себя несчастным из-за того, что его не возьмут на войну. Мы должны сделать так, чтобы всем и каждому было известно: теперь, когда он достиг преклонных лет, мы не считаем его слабым, а, скорее, наоборот, настолько могущественным, что можем попросить его оказать нам такую помощь.

Гуннхильд сама назвала его имя. И она, и он могли продолжать не вспоминать о его дружбе с Эгилем Скаллагримсоном. А то, что придется работать с ним и его руками, могло бы улучшить то настроение, которое навалилось на нее.

Пусть Эгиль… пусть Олав Павлин… пусть они сидят в своей унылой серой Исландии. Это ей было предназначено метать копья.

II

Когда в должное время Аринбьёрн прибыл в Королевский Краг, Гуннхильд рассказала ему о тревожных слухах, которые в последнее время донеслись до нее. Те, кто передал их ей, сами видели немного, но уловили намеки и перешептывания. Среди бондов и рыбаков в районе Сотанесса, недалеко на севере, что-то происходило. Гуннхильд попросила Аринбьёрна послать людей, чтобы выяснить все доподлинно. Он ответил, что сделает это сам, и отправился, взяв с собой нескольких дружинников из оставшихся. Хотя путь был недальним, все же поездка продолжалась больше недели.

Аринбьёрн вошел в дом перед самым началом большой трапезы. Гуннхильд уже сидела на возвышении. Встав перед нею, он прогремел:

– Приветствую и славлю тебя, королева.

Она улыбнулась ему. Волосы и борода воина были почти совсем седыми, квадратное лицо сплошь изрезано морщинами, но осанка массивного тела, облаченного в грубую одежду, оставалась все такой же прямой.

– И я приветствую тебя, – ответила она. – Как прошло путешествие?

– Нам не пришлось сражаться, королева. – Его голос чуть заметно дрожал. – Но, уже высадившись на берег, мы обнаружили другую карфи. Страж возле нее сказал, что она доставила новости с далекого севера. Моряки ничего не сообщили нам, ибо кормчий решил, что должен поведать все тебе первой.

– Воистину, это справедливо. – Гуннхильд указала на человека, сидевшего рядом с нею на скамье. – Вот он, Вальгард Хьёрвардсон.

Аринбьёрн кивнул.

– Мы знаем имена друг друга с давних пор, когда вместе сражались в войске короля. Доброго дня тебе, Вальгард. О чем же твой рассказ?

Гуннхильд рассмеялась.

– О, сначала сядь. Здесь, рядом со мною. Пусть твои люди тоже рассядутся. Пейте, все, кто пришел, ибо вы, должно быть, измучены жаждой.

Аринбьёрн повиновался.

– Похоже, что новости хороши.

– Скажем, они могли быть и хуже. Намного хуже.

Вальгард пересказал все заново. Аринбьёрн слушал, наклонившись к нему, иногда прикладывал ладонь к уху, поскольку с годами стал туговат на ухо.

Направляясь на север, Эйриксоны узнали от своих разведчиков, что ярл Хокон призвал трондов к ополчению и снарядил свои военные корабли. Но, выяснив, какая сила шла против него, он не выступил навстречу королям, но кинулся в Южный и Северный Моерры и Раумсдальр, грабя, сжигая и убивая все на своем пути. Его враги теперь не могли набрать там много воинов или запастись продовольствием. Оттуда он отправил большинство трондов домой, а сам ушел куда-то с меньшим флотом, взяв с собой лучших воинов.

– После этого мы ничего не слышали о нем, – закончил Вальгард. – Когда я уехал оттуда, короли находились в Сигнафюльки и ожидали перемены ветра. Но, хотя он и был противным для них, для такого гонца, как я, он оказался наилучшим.

Аринбьёрн тяжело вздохнул.

– Сигнафюльки… Там все в порядке?

– Да. Как я уже сказал, Хокон даже не подходил к ним близко, а они к тому времени еще не взялись за его поиски. Он, должно быть, ушел далеко в море.

– Эту хитрую лису не так уж просто изловить, – сказала Гуннхильд, – но мы ее поймаем. Он не должен больше вредить королям своими злодеяниями. К настоящему времени они, вероятно, уже снова на пути в Траандхейм, открытый перед ними.

Она посмотрела на Аринбьёрна.

– А теперь расскажи нам о своей поездке.

Новости не вызвали в старом воине прилива ликования.

– Я думаю, что лучше будет поговорить об этом наедине, королева, – медленно ответил он. – Я не намерен оскорбить кого-либо недоверием, однако предполагаю, что ты не будешь довольна, если мой рассказ получит широкую известность.

Горящая головня, подброшенная в сухой лес, с неожиданной для самой себя холодной отстраненностью подумала Гуннхильд.

– Как тебе будет угодно. Приходи в мой дом поутру. – Она поспешила завернуться в радостную приветливость, словно в плащ. – Сегодня мы будем пировать и пить за победу для сыновей Эйрика.

Пользуясь присутствием Аринбьёрна, который с полным правом возглавил пир, она рано ушла спать, не прерывая общего веселья. Хотя Аринбьёрн был старше, казалось, что Гуннхильд годы гнетут сильнее. Ну и что удивительного – они были больше заполнены: любовью, потерями, радостью, печалями, тоской, поисками, неведомым, которое никогда не откроется его глазам. И все же она долго лежала без сна.

Утром налетел ветер и принес с собой сильный дождь. Ветер свистел над редкими всходами на полях, над исхудавшей скотиной на тощих пастбищах. Королева для приема Аринбьёрна сделала из своей обители столь же аккуратное и яркое гнездышко, каким оно представало ее сыновьям.

Мой хутор – так она порою шутя называла про себя этот дом, когда думала о том, как в нем или другом доме, в Бю-фьорде, сеяла семена будущих побед и как часто она бывала истинной носительницей королевской власти в Норвегии.

Аринбьёрн вошел. Гуннхильд усадила его перед столом с медом и кубками, сама села напротив и отпустила слуг.

– Можешь говорить свободно, – разрешила она.

Чуть раскосые синие глаза встретились с ее взглядом.

– Ты помнишь, королева, как я ушел один с горсткой людей и они решили обзавестись семьями в тех местах?

Она кивнула.

– И ты должен помнить, что я была весьма недовольна этим, ибо беспокойными и низкорожденными были они. – Впрочем, она не запретила ему этого. Он был ближе к простонародью, лучше знал его, чем она могла даже хотеть этого.

– Я считал, что запугивание могло бы привести к гораздо худшим последствиям.

– Но если они взялись за оружие… – Гуннхильд решила не заканчивать фразу.

– Я думаю, королева, что это очень сомнительно, тем более что я держу при себе многих людей из той самой области, а кое у кого там имеются и родственники. Кроме того, что бы я ни делал, я не могу рассчитывать на многое за тот отрезок жизни, что мне остался. Моя жена мертва, и я так и не взял себе другую; мои дети, оставшиеся в живых, обзавелись семьями, мои внуки уже подросли или подрастают. Неплохой возраст для человека, чтобы отойти от дел.

– Но неужели это случится так вдруг, – мягким голосом спросила Гуннхильд, – прямо сейчас, когда мы так нуждаемся в тебе?

Уголок его рта слегка дернулся, прежде чем он продолжил речь.

– Так или иначе, я добрался до Сотанесса, как следует порасспросил и выяснил, что скрывалось за теми слухами, которые уловила твоя, гм-м, бдительность. Мне удалось навести там порядок.

Огонь зашипел.

– Расскажи мне все об этом, – приказала Гуннхильд.

Аринбьёрн расправил плечи.

– Как будет угодно королеве. Это было не особенно приятно. Крестьяне, рыбаки и прочие собрались со всей округи, чтобы принести жертвы на могиле короля Трюггви.

Гуннхильд заставила себя сохранить неподвижность. Трюггви Олавсон, которого ее Гудрёд обманул и убил там… а она не сумела захватить Олава Трюггвасона, который будет мстить за это, если доживет до возраста мужа. Она ждала продолжения рассказа.

Аринбьёрн не заставил себя ждать:

– Они говорят – это не мои слова, королева, это они так говорят или говорили, – что король Трюггви не погиб в честном сражении, он был убит предательски. Они говорят, что подобные деяния и разрушение святилищ – это они говорят – все это навлекло голод на землю. Они говорят, что хорошо жили при добром короле Хоконе. Еще они говорят, что новые короли раздевают их донага и презирают их права как свободных людей. Над могилой они резали скотину, которую не могли прокормить, надеясь, что их король там, в ином мире, сможет каким-то образом облегчить их участь. Я говорю, ничего не скрывая от тебя, королева, не о том, что там должно было случиться, а о том, что случилось на самом деле.

– Я не удивляюсь и не гневаюсь на тебя. – Гуннхильд сказала чистую правду. – Что же ты сделал потом?

– Я послал слово их предводителям – мои люди знали, кто мог ими быть, – чтобы те пришли для разговора со мной.

– Ты покончил с ними?

Воин покачал тяжелой головой.

– Нет, королева. Мой и твой старый господин, король Эйрик Кровавая Секира, воистину так и поступил бы. Но, даже не принимая в расчет малочисленность моей дружины, я счел, что угрозы или убийства только подвигнут других к волнениям. К тому же это было бы несправедливо, королева, – упрямо сказал он. – Они страдают. Если бы мое хозяйство обнищало настолько же, насколько и их, если бы я чувствовал себя настолько униженным, то… – Он хрипло откашлялся. – Я предупредил их о том, что неизбежно случится, если такие вещи будут продолжаться. Я сказал им, что если они откажутся от этого, то я посмотрю, нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы им помочь.

При этих словах Гуннхильд напряглась всем телом.

– Ты зашел дальше, чем имел право, Аринбьёрн. Гораздо дальше.

– Королева, – ответил он с видом непоколебимой бесстрастности, – я был человеком короля Эйрика, пока он был жив. Я человек твоего сына короля Харальда, пока он жив – да будет жизнь его долгой. Ради него я сказал тебе правду. Мой совет – королю нужно обходиться с народом помягче. Но это зависит от него, – он умолк, и в это мгновение в очаге громко треснуло горящее полено, – и от тебя.

Она все же вынудила себя напрячь губы и щеки и изобразить улыбку, хотя сама чувствовала, насколько деланой та получилась.

– Я понимаю. Я объявлю, что ты справился со своим поручением, и награжу тебя.

Однако в эту награду не войдет поэма скальда в его честь. Эгиль Скаллагримсон уже посвятил ему одну.

Но лучше ей не вспоминать об этом, а радоваться тому, что Аринбьёрн сохраняет верность. Таких было слишком мало.

В конце лета Харальд Серая Шкура вернулся в Королевский Краг. Он и его братья захватили Траандхейм почти без боев. Отсюда они отправились по всему Траандло, собирая дань и пошлины и накладывая тяжелую виру на тех бондов, которые выступили против них. В конце концов Харальд, Эрлинг и Рагнфрёд с большинством своих людей возвратились по домам, оставив Гудрёда и Сигурда завершать покорение края.

Радость была великой. И все же пир оказался не столь богатым, каким должен был быть. Здесь, в королевском имении, кладовые тоже пустели.