Текст книги "Королева викингов"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 56 страниц)

X

Эгиль зимовал у Торстейна в Викине, когда тому доставили послание от короля Хокона. Торстейн выслушал его с мрачным видом.

К востоку от Викина лежали крутые горы, поросшие непроходимыми лесами, в которых почти не было людей. Далее располагался Вармланд. Невзирая на то, что обитали там по большей части шведы, а не норвежцы, конунг Харальд Прекрасноволосый подчинил эту землю себе и ежегодно получал от нее дань. Когда же Харальд состарился, он поставил некоего Арнвида ярлом в Вармланде. Дань заметно оскудела, а после смерти Харальда и вовсе прекратилась. Ни у одного из сыновей конунга не нашлось времени заняться этим. Однако Хокон Воспитанник Ательстана, достаточно твердо обосновавшись в Норвегии, отправил в Вармланд людей, желая возобновить выплату дани. Но на обратном пути через Эйдског послы короля подверглись нападению разбойников и были убиты все до единого. То же самое случилось и со следующим посольством. Пошли слухи о том, что за этими убийствами стоит ярл Арнвид и что сокровища, которые он послал королю, благополучно вернулись в его кладовые.

Теперь Хокон отправил третье посольство. На сей раз у них было повеление разыскать Торстейна и приказать ему отправиться на сбор дани. В случае отказа он должен был бы покинуть Норвегию, так как король узнал, что Аринбьёрн, дядя Торстейна, с немалой дружиной отбыл к Эйриксонам в Данию. После этого Хокон с величайшей неприязнью относился ко всем родственникам и друзьям Аринбьёрна.

Послание доставил человек, заметно опередивший всех остальных. Когда Эгиль услышал королевский приказ, он сказал своему хозяину:

– Нетрудно понять, что король хочет выставить из страны и тебя тоже. Но такое дело не может быть достойным, когда касается столь знатного человека, как ты. Я дам тебе совет: вызови посланцев сюда, я хочу присутствовать при твоем разговоре с ними.

Торстейн согласился. Посланцы подробно пересказали пожелания короля. Или Торстейн отправится в Вармланд, или же его объявят вне закона и он должен будет уехать из страны.

– Если он откажется, – вмешался Эгиль, – то за данью придется ехать вам?

Королевские посланцы неохотно согласились.

– Так вот, – продолжал Эгиль, – он не поедет туда, ибо это поручение слишком низкое для него. Он верен своей присяге и вместе с королем отправится куда угодно. Что же касается вашего дела, то он даст вам людей, и лошадей, и все, что может вам понадобиться.

Посыльные переглянулись. В конце концов их предводитель сказал, что на это можно согласиться, если Эгиль тоже поедет с ними.

Их мысли было нетрудно понять. В том случае, если Эгиль будет убит в этой поездке, король только порадуется. А позднее он сможет разделаться с Торстейном как и когда захочет.

– Ну и прекрасно, – без малейшего раздумья ответил Эгиль.

Торстейну очень не нравилось, что бремя опасной поездки должно пасть на его гостя, но Эгиль не слушал никаких возражений. Вскоре он уехал вместе с восемью посыльными короля и тремя воинами из его собственной дружины. Торстейн дал им лошадей и сани, поскольку снег в том году лег очень рано. Отряд направился в Вармланд.

XI

Над узким длинным фьордом, окаймленным рядами высоких темных елей, низко нависло серо-стальное небо. Земля была одета зимним покровом; воздух сохранял неподвижность. Дом, который на сей раз оказал гостеприимство королю Хокону, был полон гостей, съехавшихся на праздник зимнего солнцеворота. Король, пребывая в самом лучшем расположении духа, сидел там и пил пиво с двумя самыми дорогими его сердцу людьми. Прежде чем отправиться в Северный Моерр, он гостил у ярла Сигурда в Хлади. На сей раз он взял с собой Брайтнота, чтобы тот отслужил для него и сопровождавших его немногочисленных христиан Святую мессу. В этом году все должно было пройти совсем не так, как год назад.

Снаружи донесся шум, сначала отдаленный, он быстро приближался и казался уже почти угрожающим. В зал быстро вошел стражник.

– Это бонды, прибывшие на пир. Похоже, что они пришли все вместе. Вероятно, где-то встретились сначала.

Сигурд напрягся.

– Что?

– Ярл, король, они вооружены. У каждого копье, или секира, или меч, или лук. Они со щитами, в шлемах, а многие даже в кольчугах.

– Это мне не нравится. – Сигурд обернулся к Хокону. – Позволь мне поговорить с ними, король. Меня они знают лучше. «А я – их», – добавил он про себя.

Хокон вскочил с места.

– Я вызову свою дружину. – Его воины были расселены в нескольких местах поблизости.

Сигурд тоже поднялся.

– Король, с этим лучше будет подождать, пока мы не узнаем точно, в чем дело. Если воинам придется пробиваться сквозь такую толпу… Эти голоса звучат очень странно и неприятно.

Хокон следовал за ярлом, отступя на один шаг. Он был намного выше ростом своего невысокого спутника; его волосы сверкали золотом даже в этом пасмурном освещении. В некогда черных волосах Сигурда было полно седины, а борода была уже почти совсем белой. Брайтнот, осенив себя крестом, шел следом.

Пришедшие остановились в воротах; большая толпа мужчин. Те, у кого были кольчуги, занимали места по краям, готовые отразить удар с любой стороны. У большинства остальных грубая одежда была забрызгана грязью. Позади виднелся широкий темный след, оставленный толпой. Копья торчали над головами, словно роща молодых деревьев со стальными листьями.

Ропот и крики почти постепенно замерли. Несколько мгновений все стояли неподвижно. Затем человек средних лет – судя по осанке и отороченной мехом одежде, поверх которой была надета кольчуга, он был богат – вышел вперед. Сигурд пошел ему навстречу. Их голоса отдавались в тишине странным трескучим эхом. Время от времени где-то неподалеку каркал ворон.

– Приветствую, ярл Сигурд, – грубым тоном сказал этот человек. – Добро пожаловать в Моерр, ибо надеемся мы, что ты и король посетите нас.

– И тебя приветствую, Бю Стюркорсон, – холодно ответил ярл. – Странное гостеприимство вы являете. Кто подвигнул вас на это?

– Мы не будем говорить об этом, ярл. Давай говорить только о том, что у нас был целый год, чтобы обдумать то, что случилось в твоем собственном доме в прошлый праздник солнцеворота. Мы не потерпим от короля подобного презрения к нашим богам здесь, на нашей родине.

– Король поклоняется своему собственному богу, который обладает большим могуществом.

– Это иноземный бог, ярл. К тому же король не хочет, чтобы мы оставались в дружбе с нашими богами, пестовавшими наших отцов и их отцов с тех пор, как люди поселились в Норвегии. Хотим ли мы, чтобы Тор наслал на нас град и молнии, Фрейр погубил наши поля, Ньёрд отогнал рыбу от наших берегов, Фригг сделал наших жен бесплодными? Нет, на сей раз король должен совершить жертвоприношение, как то ему подобает и как он обязан.

Хокон задохнулся от негодования.

– Никогда! – воскликнул он. – Я лучше умру!

Бю посмотрел ему в лицо горящими глазами.

– Да, ты умрешь, король, если не сделаешь то, что должен и обязан.

После этих его слов вновь поднялся ропот. Немногочисленные дружинники, вышедшие во двор вместе с предводителями, крепче взялись за оружие и подошли поближе к своим господам.

– Это слишком неожиданно, хёвдинги и бонды! – перекрыл крики Сигурд. – Вы должны это понять. Сейчас мы уйдем отсюда и поговорим об этом между собой.

Бю, конечно, был готов к такому повороту событий.

– Идите, – сказал он, – но не заставляйте нас ждать дотемна.

Зимние дни в это время были очень короткими.

– Вам не придется долго ждать. Прошу тебя, мой господин.

За королем и его людьми плотно закрылась дверь. Слуги и домашние забились в полутемный дальний конец зала. Свет от очагов окрашивал в красный цвет богов, зверей и прихотливо извивающиеся виноградные лозы, вырезанные на столбах. Воздух казался таким же морозным, как и на улице.

Хокон и Сигурд долго смотрели друг на друга. Брайтнот изо всей силы вцепился в висевший на груди крест.

– Они сделают то, чем угрожают, король, – спокойно сказал Сигурд. – Численностью они превосходят оба наши отряда. К тому же мы не успеем призвать их сюда, прежде чем эти люди набросятся на нас.

Даже в полумраке было заметно, что Хокон побледнел. Его ноздри широко раздулись. Он стиснул рукоять висевшего на поясе ножа, как будто это был меч.

– Неужели ты стал трусом?

Сигурд покачал головой.

– Я умру рядом с тобой, король, если до этого дойдет, – негромко произнес он. – А перед этим многих отправим по дороге в ад. Но никто из нас не переживет этот день. А тогда Траандло и вся Норвегия окажутся без вождей, беззащитными перед нашими врагами.

Хокон шлепнул ладонью по столу.

– Это смертный грех, – простонал он.

Брайтнот подошел к королю, взял его за плечи и посмотрел в глаза.

– Приходится уступать силе, – сказал он дрожащим голосом. – Ты получишь прощение. Я отпущу тебе этот грех, мой сын. Христос простит тебя… чтобы ты мог продолжать свой апостольский путь.

– Нет. – Голос Хокона прозвучал хрипло; подобный звук издает киль корабля, трущийся о подводный камень. – Я навсегда останусь… нечистым…

– Из-за того, что спасешь себя ради продолжения святого дела? Защиты самой Святой Церкви? – И добавил резко: – Или из-за своей собственной гордыни?

Хокон скривил рот.

– Ты так же жесток со мной, как и тот язычник.

Брайтнот отступил. На его ресницах показались слезы, ярко вспыхивавшие в колеблющемся свете, пробивавшемся сквозь густые клубы дыма.

– О, мой брат, мой названый брат, я не хочу твоей смерти!

Он собрался с духом и повернулся к Сигурду.

– Ярл, – он запнулся, – они… они удовлетворятся, если я отдам им себя, чтобы они зарезали меня во славу своих дьяволов?

Сигурд присвистнул.

– Очень может быть, – почти беззвучно проговорил он. – Человек, не лошадь, а человек, которого они смогут распять и пронзить копьями… Да, я полагаю, что они вполне могли бы согласиться на это.

– Нет! – взревел Хокон. – Выдать им священника? Да за кого же ты меня принимаешь?

Брайтнот ощущал в себе все больше и больше решимости.

– Ты будешь избавлен от греха, – сказал он. – А я обрету мученический венец.

– А я стану хуже самого ничтожного из людей. – Хокон плюнул на пол. – Неужели мне остается только броситься на меч? – Он запнулся и содрогнулся всем телом. – Нет, Сигурд, я уступлю им.

Ярл с трудом сдержал улыбку.

– Уступи, умоляю тебя. Это будет единственным мудрым решением. Но сначала позволь мне поговорить с ними. Я думаю, что они будут удовлетворены, если ты просто покажешь им, что не презираешь их богов. – Он тщательно подбирал слова. – Ты ведь не стал бы презирать доблестного врага, не так ли? Перед таким можно отступить, не роняя своей чести, чтобы позднее снова вступить с ним в бой. Ты позволишь мне договориться с ними?

Хокон чуть заметно кивнул.

Сигурд вышел. Хокон и Брайтнот стояли неподвижно. Никто из присутствовавших не смел пошевелиться. Только огонь пританцовывал и напевал свою негромкую песенку.

В комнате снова немного посветлело и потянуло свежестью: это Сигурд открыл дверь.

– Да, король, – сказал он, – мне удалось убедить их. Если ты съешь хотя бы несколько кусков, но выпьешь на пиру за все священные для них здравицы, они не проявят вражды.

– Да будет так! – Слова Хокона падали порознь, тяжелые, как камни. – На сей раз.

– Я… я рад, – прошептал Брайтнот.

Сигурд приподнял бровь.

– Хотя ты лишился возможности вознестись прямо в свои Небеса?

– Я хотел бы попасть туда вместе с Хоконом… с моим королем… если будет на то воля Божия… но… – Брайтнот внезапно всхлипнул. – Простите меня. Я не смогу перенести… видеть то, что будет происходить. Позвольте мне остаться одному… нам отвели домик… Позволь мне, король, помолиться о милосердии Божием.

– Это будет самое безопасное решение, – одобрил Сигурд.

Позднее король, воспитанный Ательстаном, взял в рот несколько кусочков печени жертвенной лошади и заставил себя проглотить их. Он осушал каждый кубок под здравицы в честь языческих богов, не осеняя себя крестным знамением перед этим. Никто не решался заговаривать с ним чаще, чем того требовали приличия. В зале не было обычного шумного веселья. Лишь огни в очагах все так же скакали, смеясь.

Здесь, на далеком севере, люди гораздо меньше знали, что представляет собой кровь Харальда Прекрасноволосого, чем то было ведомо южанам.

XII

Впереди постепенно увеличивались строения Хлади. День был безоблачным. Вода в фьорде ярко сверкала под косо падавшими с запада лучами солнечного света. Воздух был настолько холодным, что от него слипались ноздри. Синие тени лежали поперек расчищенной дороги, по обеим сторонам которой возвышались снежные насыпи. Сани, в которых больше не было нужды, бросили позади вместе с вырезанными на них языческими изображениями и железными погремушками, которые должны были отпугивать злых духов. Копыта звонко цокали по утоптанному снегу. Пешие воины шли следом за едущими верхом королем Хоконом, ярлом Сигурдом, своими командирами и Брайтнотом.

– Вот мы и приехали, – сказал Сигурд, вложив в голос все веселье, на какое был способен. – Теперь нас ждет более радостная жизнь, чем в недавнее время.

– Не надолго. – Голос Хокона звучал глухо. – Я хочу быть с народом, который считал бы себя моим.

На протяжении пути на север он говорил мало и все время чувствовал себя угнетенным. Сигурд чуть заметно нахмурился, посмотрел на Брайтнота, ехавшего слева от короля – дорога как раз позволяла двигаться троим всадникам в ряд, – и задал прямой вопрос, который уже не раз готов был сорваться с его языка:

– Священник, разве ты не уговорил своего бога простить ему то, что он был вынужден сделать поневоле?

– Я исповедовал его со всем доступным мне прилежанием, ярл, – ответил Брайтнот, который и сам все время был очень немногословен и встревожен. И продолжил, обращаясь уже главным образом к королю: – Когда мы вернемся на юг, я напишу епископам в Данию и выясню, требуется ли тебе какая-нибудь дополнительная епитимья.

Он ни разу еще не говорил этого, хотя многократно повторял эту фразу в мыслях. Хокон поднялся в стременах. Изо рта у него вырвалось большое облако пара.

– В Данию? – во весь голос крикнул он. Командиры дружины, ехавшие следом, вздрогнули.

– Ни одного нет ближе… сын мой. А плавать зимой через моря… – Пухлые щеки Брайтнота под капюшоном плаща вспыхнули. – Ничего не бойся. Сокрушающееся сердце – вот самая приятная Христу жертва.

– Просить датчан… епископов Харальда Синезубого, друзей Эйриксонов…

Навстречу галопом скакал человек. Он натянул узду коня перед самыми путешественниками. Они тоже остановились. Сигурд узнал одного из тех дружинников, которых он оставил охранять Хлади на время своего отсутствия.

– Что случилось, Кетиль? – спросил он.

– Король, ярл, плохие новости, – ответил воин. – Как только мы заметили ваше приближение, я решил, что лучше всего будет поехать вперед и сразу все сказать вам.

– Ну?

– Нам доставили известие на корабле. – Даже зимой, когда ветры редко бывали попутными и погоду трудно было предсказать, сообщение по морю часто осуществлялось быстрее и легче, чем по тяжелому сухопутному пути. – Король, тебе это очень не понравится. Вскоре после того, как ты выехал сюда, четыре корабля, полных людей, прибыли в Моерр. Они сожгли все три… три твоих святилища и убили служителей.

Брайтнот безостановочно крестился.

– Церкви? – срывающимся голосом воскликнул он. – Их священники? О, всеблагой Господь!..

– Викинги в это время года? – рявкнул Сигурд.

– Нет, ярл. Они не скрывали своих имен. Это были тронды, король, во главе с их вождями Тором, Осбьёрном, Торбергом и Ормом. Тем временем, как мне удалось узнать, другие подстрекали бондов в округе против твоего Бога.

– Но они не собираются восставать, ведь правда? Сообщи им, что король участвовал в жертвоприношении!

Хокон вздохнул.

– Да, и этого уже нельзя исправить. – Он расправил плечи и заговорил так холодно, что даже воздух, казалось, остыл еще сильнее: – Нет, Сигурд, я не стану сидеть в этом змеином гнезде. Завтра же я отправлюсь домой. А в следующий раз приду в Траандло с большой силой, которой хватит на то, чтобы отплатить им за злую волю и злые деяния.

За всю долгую жизнь, которую прожил ярл, мало кому доводилось видеть его растерянным.

– Нет, господин!

– Надлежит прощать врагам своим, – подхватил Брайтнот.

– Король, это безумие угрожать им, уже не говоря о том, чтобы воевать со своими собственными норвежцами, – настаивал Сигурд. – Да еще и здесь, в Траандло. Здесь лежит сердце силы Норвегии.

– Не трать слов понапрасну, – прервал его Хокон. – Я больше не слышу тебя.

Они пришпорили лошадей и молча поехали к поселку.

XIII

Снег уже понемногу сходил с земли, но последние хлопья все еще продолжали порой сыпаться с неба. День был очень пасмурный, и видно было совсем недалеко. Неподвижный воздух давил влажностью. От стоявшего на отшибе флигеля Гуннхильд длинный дом ее сына короля Харальда и постройки вокруг него казались бесформенными темными пятнами. Королева жила в маленьком доме со стенами из бревен, проконопаченных мхом, и с дерновой крышей. Сарай и три хлева пустовали. Харальд переселил жившего здесь бонда и его семейство в другое место.

Для матери он богато обставил и украсил этот дом, и теперь там она встретилась с ним и его братьями; сразу семеро королей собрались вместе. Своим слугам и служанкам она велела на это время уйти в длинный дом. Это никого не удивило. Она уже не раз отсылала их прочь, когда не хотела, чтобы кто-нибудь знал, чем она занимается. Молодой Киспинг отправился туда во главе всех домашних, гордо задрав голову; он вполне понимал, насколько полезен своей госпоже.

В очаге невысоким ровным голубым пламенем горел торф; он давал достаточно тепла, а дым его обладал более приятным запахом, чем дровяной. Свет поступал не от простых каменных ламп, а от свечей – восковых свечей, – установленных в медных подсвечниках. Пол был устлан свежесрезанным тростником, на стенах висели гобелены, вокруг очага были расставлены по кругу кресла; повсюду виднелись меха, вышивки, янтарь, серебро и золото.

Мужчины держали рога зубра, наполненные пивом; Гуннхильд пила из стеклянного кубка. Бочка стояла поблизости. Молодые короли сошлись сюда не для того, чтобы пить, хотя Рагнфрёд, похоже, испытывал жажду: он уже второй раз наполнил рог.

Гамли, как старший, первым взял слово.

– Ну, мать, – как всегда, прямо спросил он, – почему мы здесь?

Она ненадолго задержала взгляд на его лице – как же он был похож на Эйрика, – а затем оглядела всех остальных. Гутхорм, походивший на ее отца, но не умевший читать руны. Харальд, почти точное подобие деда, его тезки. Рыжеволосый Рагнфрёд. Беловолосый Эрлинг; на его лице с резкими чертами видно обычное напряженное выражение. Гудрёд с каштановыми локонами, карими глазами, крупным крепким телом. Коренастый, белокожий Сигурд; на лице у него все еще не борода, а желтый юношеский пух, но он уже побывал в своем первом боевом походе.

И она… По ней еще не видно ее возраста. Почти не видно.

Рагнфрёд хихикнул:

– Потому что она захотела, чтобы мы приехали. Почему же еще?

Она улыбнулась и ответила им всем:

– Вы согласились с вашим братом Харальдом, что встретиться будет полезно, а его дом подходит для этого лучше всего.

– Вовсе нет, – возразил Гамли, поселившийся на острове Фюн. – Но, поскольку он хотел этого… – Он пожал плечами.

– И поскольку он устроил нам прекрасный пир и держит много пригожих девок… – Сигурд искоса посмотрел на братьев и мать.

– Давайте перейдем к делу, – сказал Харальд.

Братья закивали. Конечно, он был только третьим по старшинству, но почему-то так получилось, что он чаще других брал на себя инициативу.

– Да, как вы, конечно, предположили, это была мысль матери, – продолжал он. – Мудрая, как и все ее мысли.

– И теперь ты, королева, скажешь нам то, что хотела? – негромко спросил Гудрёд, питавший, вероятно, больше всех почтения к матери.

– Харальд, естественно, уже знает, – ответила. – Мы ни с кем не делились этим. Здесь, в моем доме, вам будет бесполезно кого-либо расспрашивать, подслушивать или с кем-то болтать.

Рагнфрёд сразу позабыл о своей веселости. Он наклонился вперед.

– Говори же, умоляем тебя, – попросил он чуть дрожащим голосом.

Эрлинг впился в него взглядом, как будто его сердило то, что тот заговорил. Возможно, так оно и было. Гуннхильд знала, что, кроме нее, он не согласился бы уступить ни одной женщине – разве что это будет его дочь, – ну и, конечно, ни одному мужчине.

– Нет, первым будешь говорить ты, Харальд, – сказала она.

– О, тут все совершенно ясно, – сказал тот. – Подумайте сами: и мы, и король Трюггви из Викина то и дело совершаем набеги без всякой выгоды, почти без добычи, да и той становится все меньше и меньше, поскольку прибрежные полосы разграблены дочиста. Если бы король Харальд Синезубый не был так занят делами распространения христианской веры в Дании, он, несомненно, задал бы нам вопрос, почему мы продолжаем делать это после того, как он дал нам столько всего. Он не станет долго терпеть это.

– Мне хорошо это известно, – перебил его Эрлинг. Он последним из всех братьев видел датского короля. – Его народ ропщет. – И добавил с ледяным гневом: – Это мужичье смеет чинить препятствия Божьему помазаннику! – Перебить их всех.

– Это совершенно не нужно, – вставил Сигурд. – Король Трюггви делает это за нас. – Он громко захохотал, но его никто не поддержал.

– Это не приносит сыновьям Эйрика доброй славы, не так ли? – как бы в сторону пробормотала Гуннхильд.

Мужчины разом умолкли. Кулаки вновь крепко стиснули рога.

Гуннхильд вдруг сменила тему:

– Ни один из вас еще не женат.

У них не было недостатка в сыновьях, рожденных женщинами низкого происхождения; некоторые из них даже были отданы на воспитание в хорошие руки. Но знатные люди уклонялись от брачных союзов с семейством Эйрика Кровавой Секиры: ведь от них в дальнейшем можно ожидать немало опасностей. К настоящему времени Гуннхильд успела отговорить троих своих сыновей предпринимать какие-либо переговоры о женитьбе, не считая разве что самых первых, предварительных намеков. Она не могла допустить ни позорного прямого отказа, ни вражды, которая неизбежно последовала бы вслед за таким оскорблением.

Прежде чем они успели рассердиться, она продолжила:

– Я думаю, что это очень хорошо, даже очень хорошо. Когда вы станете королями не только по имени, вы сможете как угодно привередничать, выбирать себе в невесты королевских дочерей из Дании, Свитьёда, Гардарики, а то и из самой Империи.

Она дала им немного времени, чтобы подумать. Огонь свечей чуть заметно подрагивал. Тени плавно покачивались.

Она только что сказала им «вы». «Мы» или «я» было бы ошибкой. Возможно, ни один из них не смог бы уловить ее невысказанной мысли.

Пока она жива, она будет заботиться о благосостоянии дома Эйрика Кровавой Секиры. Его сыновья, а потом их сыновья и их дочери – как женщины, занимающие высокое положение в мире, – будут волками, а не овцами. Перед Гуннхильд промелькнули картинки памяти: хижина Сейи, насильники, и ее, Гуннхильд, полная беспомощность. Никто не заметил, что у нее на мгновение захватило дух. Она заставила воспоминание отступить.

– Я думаю, что вскоре у вас может появиться такая возможность, – сказала она.

– Продолжай, мать. – Голос Харальда дрогнул.

Пока она говорила, новая сила и надежда обретали в ней форму, как меч под молотом кузнеца.

– В Норвегии, которая принадлежала вашему отцу, сидит Хокон Воспитанник Ательстана. Но сейчас «возвышение» менее прочно, чем на первых порах. Вы слышали о волнениях, которые там были?

Гудрёд нетерпеливо кивнул.

– Когда он сцепился с язычниками из Траандло?

– Это было в позапрошлый солнцеворот. А сейчас у меня есть для вас более свежие новости.

– Какие же? – вскинулся Гамли.

– Ходят слухи, – сказал Харальд. Гуннхильд знала, что он не хотел знать ничего более этого. – Корабли почти круглый год проходят через Саунд, Датские проливы, Каттегат. А наша мать умеет складывать воедино различные лоскуты и обломки.

– И это все, королева? – полушепотом спросил Рагнфрёд. – Разве можно за зиму узнать много нового?

– Харальд только что сказал, что я кое-что умею, – ответила Гуннхильд. Она обратила внимание, что Эрлинг и Гудрёд перекрестились. Впрочем, они, как и все остальные, не отрывали от нее взглядов.

– Вы узнаете все в подробностях, когда морская торговля возобновится, и тогда поймете, что я права, – жестко сказала она. – Тем не менее мы уже сейчас должны начать готовиться. – Теперь она столь же сознательно сказала «мы». – Дело в том, что в последний солнцеворот бонды северных областей под угрозой смерти заставили Хокона Воспитанника Ательстана принять участие в их обрядах. Они сожгли три из его церквей и убили священников.

Харальд сидел молча. Гуннхильд слышала лишь затаенное дыхание сыновей.

– Он вне себя от гнева. – По ее губам промелькнула быстрая улыбка. – А как бы вам это понравилось? Он ушел на юг, где народ не проявляет такой непокорности. Но после сева он намерен вернуться туда со всей своей дружиной и ополчением и сполна расплатиться за оскорбление.

Она умолкла, чтобы дать возможность Харальду завладеть разговором.

– Когда же будет лучше всего ударить? Если Хокон уйдет на войну с северянами, то, значит, он оголит юг от войска. Мы совершали набеги на Норвегию в разных местах, тут и там, на двух-трех кораблях – те, кто не ходил в Вендланд или еще куда-нибудь в дальние места. А теперь нам нужно будет выступить всем вместе, со всеми кораблями, которые у нас есть, со всеми своими людьми и всей помощью, какую сможет предоставить нам Синезубый. – Гуннхильд подумала о своих братьях Ольве и Эйвинде. Конечно, они тоже отправятся на эту войну. – Мы свергнем Трюггви, захватим Викин. А затем вернем себе все королевство!

Хотя разговор происходил не в зале, полном воинов, да и выпили они совсем немного, братья дружно вскочили с мест и проорали боевой клич.

Гуннхильд откинулась на спинку кресла, так, чтобы ее лицо укрылось в тени. Пусть ее сыновья занимаются этим делом. Вскоре они поверят, что сама мысль о походе пришла в голову кому-то из них.