Текст книги "Цирк монстров"
Автор книги: Патрик Бовен
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)
Глава 27
Конни терпеливо ждала окончания разговора, стоя под домом на сваях и глядя на дождь. Она обняла себя за плечи и слегка потерла их ладонями, пытаясь согреться. Она охотно вернулась бы в машину, но ключи остались у Пола. Порывшись в карманах, Конни нашла бисквитное печенье в упаковке, взятое с собой в дорогу. С дерева слетел ворон и опустился на мокрую траву. Она разорвала упаковку и надкусила печенье. Ворон наблюдал за ней, слегка подергивая головой.
– Что, тоже хочешь?
Раскрошив печенье, Конни бросила его птице. Но вместо того чтобы склевать угощение, ворон снова взлетел.
– Да ты привереда!..
Она проследила за птицей, потом перевела взгляд на клетку с клоунами. Примерно десяток манекенов, каждый с пластиковым пакетом на голове. Одни ростом со взрослого, другие – с подростка.
Вообще, конечно, странная идея…
Грызя печенье, она разглядывала манекены. И вдруг сверху донесся глухой шум – как будто какой-то тяжелый предмет рухнул на пол почти у нее над головой.
И снова тишина.
Конни принялась нарочно воображать себе всякие ужасы. Потом оставила это занятие, чтобы вернуться к своему печенью.
Но что же на самом деле могло случиться?.. Если Пол и его отец серьезно поссорились… ну, это ведь не ее проблема, в конце концов. Если принимать реальность такой, какая она есть, приходится признать, что у семейных историй редко бывает счастливый финал – именно те люди, которые когда-то любили друг друга, порой ненавидят друг друга сильнее всего. Бла-бла-бла…
Конни снова посмотрела на клоунов. У одного из них были настолько характерные черты лица, угадывающиеся под пластиковым пакетом, что его можно было бы принять за живого человека.
Она приблизилась к манекену, чувствуя себя идиоткой. Ей хотелось снять пластиковый пакет, чтобы увидеть его лицо.
Девочка моя, ты растеряла последние мозги.
Хорошо, пусть так. Но я его потрогаю – хоть одним пальцем.
Ну-ну. А почему бы заодно не протанцевать с ним танго?
Конни сделала несколько шагов. К любопытству примешивалось какое-то другое чувство – страх?.. Расстояние между нею и манекеном теперь составляло меньше двух метров. Ветер гудел между прутьями клеток – странный звук… Пластиковая оболочка вплотную облепила лицо манекена.
Взглянув на него, Конни замерла. Кровь застыла в ее жилах.
И вдруг кто-то коснулся ее плеча.
– АХ!.. – Она резко обернулась.
– Какого черта вы тут делаете?
– Я… э… – с трудом произнесла Конни.
В руках Эдвара был длинноствольный карабин двадцать второго калибра. Конни машинально поморгала, не в силах отвести глаза от дула. Она знала, что такой тип оружия предназначен для охоты на мелких зверушек, но с короткой дистанции вполне способен серьезно ранить и человека. Однажды она видела в выпуске новостей репортаж о том, что пуля из такого карабина пробила черепную коробку потерпевшего и застряла внутри, серьезно повредив мозг.
– Я задал вам вопрос, – холодно произнес Эдвар.
– Я ничего особенного не делаю, – ответила Конни, попытавшись взять себя в руки.
– Вы, кажется, собирались тут порыться и что-то стащить?
Конни повернулась к нему:
– Вообще-то да. Я собиралась украсть клоунский костюм. Больше меня здесь ничего не интересует.
– Мистер Дент ненавидит воришек.
– Уберите-ка этот карабин от моего лица.
Эдвар усмехнулся:
– А что вы так нервничаете? Это не для вас, это для ворон.
Конни обернулась и взглянула на террасу, но ни Пола, ни его отца не было видно.
– Возвращайтесь в машину, – сказал Эдвар.
– А если я не захочу?
– Ваше дело. Но вдруг я случайно вас задену, охотясь на ворон?
– Зачем вам это нужно?
– Мистер Дент платит мне по три доллара за каждую убитую ворону.
– А я-то думала, он их изучает.
– Вовсе нет. Он их ненавидит за то, что они стучат клювами по крыше и проделывают дыры в москитной сетке. А изучает он рептилий. Разве он вам не говорил?
Глава 28
Когда я пришел в сознание, до меня донесся голос отца.
– Чтобы спастись от аллигатора, – говорил он, – бежать надо зигзагами. Буквой зет.
Я открыл глаза и обнаружил, что лежу на диване в гостиной. Отец сидел на стуле напротив меня. Со стен на меня смотрели многочисленные фотопортреты.
– У них такой мирный вид, когда они греются на солнышке, – продолжал Джордж, – но не стоит обольщаться: аллигатор мгновенно тебя настигнет и проглотит, если ты будешь бежать по прямой. Однако, если побежишь зигзагами, он тебя не догонит: его лапы устроены так, что он может двигаться только по прямой. – Отец поднял пистолет и добавил: – Конечно, ты можешь воспользоваться этим. Это «тайзер» [15]15
«Тайзер» – электрошокер, стреляющий электродами на расстояние до 5 метров. – Примеч. пер.
[Закрыть]. Для старика вроде меня – самое надежное оружие.
Я тряхнул головой:
– Так ты меня вырубил электрошокером? Ты совсем спятил!
– Ты сжал кулаки и встал прямо передо мной, и вид у тебя при этом был угрожающий. Я подумал, что ты собираешься на меня напасть.
– Напасть на тебя?! Да с чего бы?
Казалось, морщины на лице Джорджа стали еще глубже. Теперь оно казалось застывшей маской печали. Цвет его был пергаментным, совершенно безжизненным.
– Я прошу прощения. Я стар. Я совсем разучился общаться с людьми. Набросился на тебя ни с того ни с сего… На прошлой неделе один мальчишка в Иммокале убил всю свою семью железным ломом после ссоры из-за карманных денег…
Он встал и прошелся по комнате.
– У меня такое ощущение, что я уже ничего не понимаю. Когда-то мы боролись, чтобы остановить войну во Вьетнаме, а сегодня отправляем наших ребят погибать на войне, которая не имеет к нам никакого отношения. На всех телеканалах голые девчонки. Выкурить сигарету – смертный грех, но заказать себе оружие по почте – в порядке вещей. Так же как заказать секс-тур в экзотическую страну, чтобы поразвлечься с малолетками…
Он разглядывал фотографии, машинально крутя на пальце обручальное кольцо. Внезапно я осознал, что он всегда, насколько я помнил, носил его не снимая.
– Раньше все было проще…
Его голос дрогнул. Он помолчал, потом обернулся ко мне.
– Ты недавно упоминал имя какого-то артиста…
– Кош Чародей.
– Да.
– Ты его знаешь?
– Нет. Но в этих артистических псевдонимах что-то есть…
Морщины на его лице разгладились, оно перестало быть излишне напряженным и даже помолодело.
– Нужно, чтобы ты понял. Пока ты являешься частью этого мира, в имени, которое ты себе выбираешь, нет ничего банального. Оно никогда не случайно. Знаешь, как я назвал свою труппу?
– Нет.
– «Ледяные лягушки».
Заметив мой изумленный взгляд, Джордж расхохотался.
– Да, я понимаю, звучит необычно. Но мы все тогда были поэты, анархисты, интеллектуалы, мы хотели изменить мир! В общем, у нас подобралась та еще компания раздолбаев… Однако именно я придумал ей название, – прибавил отец с гордостью. – Я изучал рептилий и узнал, что ледяная лягушка – это вид земноводных, живущих в лесах Северной Америки. С наступлением зимы у них замедляется метаболизм, и они впадают в оцепенение. Они застывают до такой степени, что даже сердце у них останавливается. То есть с физиологической точки зрения можно сказать, что они умирают. В таком состоянии они на вид не отличаются от обычных камешков.
– В самом деле?
– Да. Потом, когда приходит весна, жизненные процессы в их организме начинают потихоньку возобновляться. Температура тела постепенно повышается, и вот наконец происходит чудо: сердце лягушки снова начинает биться. Это настоящее воскрешение. Я объяснил это моим друзьям и провел параллель с нами: мы путешествуем и устраиваем представления летом, на зиму как бы впадаем в спячку, а весной потихоньку просыпаемся и начинаем репетировать, перед тем как снова отправиться на гастроли…
Он приподнял над головой воображаемую шляпу.
– Позвольте представить вам, уважаемые дамы и господа: Джордж Дент и «Ледяные лягушки»! – произнес он тоном циркового конферансье. – Мы покажем вам настоящие чудеса! Гном Ариэль! Самый толстый человек на свете! Гигант Калибан и ведьма с железными клыками! Двухголовая коза и аллигаторы! Приходите взглянуть на наши чудеса!
Отец вздохнул. Все его воодушевление мгновенно испарилось.
– Все это закончилось в семидесятые, когда я попал за решетку. Сегодня немало членов нашей старой труппы мертвы, остальные живут в домах престарелых. Никто больше не интересуется цирком. Необычное не так интересует нынешних людей, как повседневное – сериалы и эти тупые ток-шоу…
Он погасил лампу. Его лицо оказалось в тени.
– Тебе пора уезжать, – сказал он. – Эдвар скоро принесет мне лекарства. А потом мне придется погасить свет – с тех пор, как вороны разодрали мою москитную сетку, насекомые слетаются сюда целыми стаями.
Снаружи усилился дождь – капли громко застучали по окнам.
– Зачем ты мне все это рассказывал? – спросил я.
– Затем, что сценическое имя артиста способно раскрыть его секреты. Он выбирает его себе, воплощая свои детские мечты, и оно вдохновляет его, помогая развивать талант, – а потом уже этот талант прославляет имя. Мы сливаемся со сценическим именем в одно целое – мы становимся им, и оно становится нами. Артист может умереть, но слава его имени – добрая или дурная – не умрет никогда.
Он коротко и сухо рассмеялся – от этого смеха у меня по спине пробежал холодок. Потом выключил другую лампу.
– Люди воображают, что после смерти все исчезает. Мешок с костями закапывают в яму – и делу конец. Но в один прекрасный день этот мешок вдруг начинает шевелиться, и то, что было, как нам казалось, безвозвратно погребено, возвращается и начинает преследовать нас. Как у Шекспира в «Буре»: «Ад опустел, и демоны все здесь…»
Он потушил последнюю лампу. Слабый огонек дрогнул и потух. Теперь я мог различать лишь силуэт отца. Белки глаз – два единственных светлых блика на его лице, – казалось, смотрят на меня прямо из могилы.
– Они возвращаются, – прошептал он. – Они возвращаются всегда. Как эти бури… Люди в это не верят, но ты уж поверь мне на слово. Я чувствую, как что-то приближается. Что-то очень страшное. – Его рука вынырнула из тени и сжала мое запястье. – Будь к этому готов.
Глава 29
Мы с Конни выехали из городка, не обменявшись ни словом. Я жал на газ, подгоняемый каким-то непонятным глубинным побуждением. Как только мы пересекли официальную границу Эверглейд-сити, проливной дождь, словно по волшебству, сменился мелкими капельками, которые вскоре рассеялись. Тучи остались позади – мы выскользнули из-под них, словно из-под темного занавеса.
У меня появилось ощущение, что я только теперь снова смогу дышать полной грудью.
– Как прошла ваша встреча с отцом? – спросила Конни.
– Он шарахнул меня электрошокером.
– Вы что, шутите?
– У меня осталась отметина на груди.
– Но из-за чего?!
– Он решил, что я хочу на него напасть. Некоторые люди с возрастом становятся подозрительными, вплоть до паранойи. Фронтальный синдром [16]16
Фронтальный синдром – аспонтанность в мышлении, речи, поведении. – Примеч. пер.
[Закрыть], старческое слабоумие…
– Но он не производит впечатления человека, пораженного старческим слабоумием.
– Еще бы! Мне кажется, он просто вешал мне лапшу на уши.
– Вот это больше похоже на правду.
Мы оказались у знакомого перекрестка с бензоколонкой. Я остановил машину и повернулся к Конни:
– Подождите-ка… А вас что заставило так подумать?
– «Четыре стены Рэйфорда», песня «Линьярд Скиньярд».
– Песня рок-группы?
– Да. Ваш отец сказал, что слышал ее в тюрьме.
– И что?
– Он сказал, что это была любимая песня заключенных. Но он освободился из тюрьмы в тысяча девятьсот семьдесят первом году. А песня «Четыре стены Рэйфорда» появилась только шестнадцать лет спустя, в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом.
Я смотрел на свою медсестру, не веря ушам. Сзади послышался звук автомобильного гудка – мы загораживали проезд. Я продолжил путь.
– О, я была фанаткой рока! – с улыбкой сказала Конни, правильно истолковав мое изумление. – Я знаю все песни той эпохи наизусть. Можете вообразить меня типичным бунтующим подростком: джинсовая куртка, черная подводка вокруг глаз, кольца с черепами, футболка «Лед Зеппелин»…
– А я предпочитал «Эй-Си/Ди-Си».
– О, как же! «Возвращение в черном». Убойный хит.
– Но вернемся к моему отцу. Почему же он солгал насчет даты или насчет песни?
– Откуда же мне знать? Может быть, он просто хотел произвести на нас впечатление. Но сел в лужу – из-за даты.
– То есть выдумал фальшивое воспоминание?
– Да. Хотя я согласна, это немного странно.
Я кивнул.
И впрямь странно. Но мой отец имел привычку лгать.
Солгал он и насчет Алана Смита – я был в этом уверен. Когда я упомянул дурацкое прозвище Кош Чародей, я мог бы поклясться: отец его раньше уже слышал.
И самая главная улика – фотография в мобильном телефоне. На ней был мой отец в кресле-качалке – том самом, которое я совсем недавно видел у него на террасе. Значит, тот (или та), кто сделал фотографию, был (или была) у него в гостях, и отец прекрасно знал этого человека.
Это снова возвращало нас к Кошу и к недавно исчезнувшему мальчику по имени Шон Рамон-Родригес.
– Конни, я хочу, чтобы вы оказали мне еще одну услугу.
– Слушаюсь, шеф, – сказала она, с притворной готовностью отдавая честь.
Помолчав, я произнес:
– Извините. Мне, конечно, стоило добавить «пожалуйста».
– Благодарю, – сказала Конни, откидываясь на спинку сиденья. – Еще лет пятьдесят, и вы научитесь разговаривать с женщинами.
– Что, я и на работе такой грубиян?
– Еще хуже.
– Ну, спасибо.
– Так что там насчет услуги?
– Вы говорили мне о своих друзьях, с которыми общаетесь в Интернете – тех, что работают в Национальном центре по делам беспризорных детей. Мне хотелось бы навести у них кое-какие справки.
– Какие именно?
– Меня интересует любая информация о мальчике по имени Шон Рамон-Родригес.
Я кратко сообщил ей все, что знал: черный мальчик из бедной семьи, детский праздник в торговом центре в среду 3 августа, исчезновение, о котором не сразу сообщили в полицию, отсутствие улик, предположение о бегстве, не слишком большая заинтересованность полицейских в расследовании. Про Коша и его мобильник я не сказал, чтобы не пугать Конни сверх меры.
– Эта история как-то связана с вашим отцом? – спросила она.
Я смотрел на дорогу, не отвечая. Что я мог сказать? Что в семидесятые годы мой отец убил одного ребенка, а теперь, возможно, причастен к исчезновению другого?
– Я знаю лишь то, что Джорджу Денту нельзя доверять, – наконец сказал я.
Конни пожала плечами:
– Как вам угодно.
Мы добрались до Неаполя уже в сумерках. Когда слева и справа от дороги замелькали первые городские дома, мы встретили колонну уборочных грузовиков и мини-тракторов с лопатами, двигающихся в противоположную сторону, по направлению к Майами. По радио между тем сообщили, что очередной шторм принес разрушения. На данный момент ничего серьезного, опасаться урагана оснований нет – поскольку шторм сместился в сторону океана, – однако выбито множество стекол в окнах зданий в Брикелл Кей, а также на побережье. Вслед за этим прозвучал ряд заявлений от кандидатов на пост губернатора, причем каждый счел своим долгом заклеймить ныне действующие власти за их беспомощность и некомпетентность и предложить ряд необходимых, по собственному мнению, мер по ликвидации и предотвращению разрушений.
Я выключил радио.
Зачем моя жена приезжала к Джорджу Денту? Да еще и принимала столько мер предосторожности, чтобы скрыть это от меня? Что же такое важное им надо было сказать друг другу? Чем дольше я об этом думал, тем больше убеждался, что это был не простой визит вежливости. Была какая-то иная причина.
Причина, которая побудила Клэр взять с собой сына и скрыться, чтобы защитить его и себя.
Возможно, эта причина связана с убийством ребенка тридцатилетней давности и с недавним появлением Коша.
У меня снова появилось ощущение, что я анализирую симптомы некой болезни. Нечто постепенно пробуждалось, как ледяные лягушки после зимней спячки. Зло, древнее и могущественное, медленно поднималось из темных глубин на поверхность.
И приближалось ко мне.
Глава 30
Джордж Дент слушал удаляющийся шум машины, на которой уезжал его сын. Затем рухнул в кресло.
Он плакал, совершенно не стыдясь слез. Тоска захлестывала его, словно нарастающий прилив, заставляя его содрогаться всеми фибрами своего существа. Он чувствовал себя опустошенным. Полумертвым, как высохшее старое дерево.
Он соскользнул с кресла на пол и, упав на колени, согнулся пополам.
Он, всегда твердый как кремень, рыдал как девчонка.
Он обращался с безмолвной молитвой к фотографиям, покрывавшим стены его «храма», его жалкого убежища, его тюрьмы, которую он соорудил себе сам. В тот самый миг, когда его сын появился на пороге, вся надежность и вся уверенность разом исчезли.
Он называл меня «папа».
Пол был его ребенком. Он ничего не мог с этим поделать.
Плотью от плоти…
Они не виделись и не разговаривали вот уже много лет, но Джордж наизусть помнил его любимые словечки. Его гримасы во сне. Его манеру улыбаться, когда на самом деле ему было грустно. Помнил каждый миг, проведенный рядом с ним, каждую ночь, когда он убаюкивал сына, качая на руках. Помнил, как терял голову из-за самой пустячной детской простуды, как успокаивал сына, когда тот просыпался от кошмара, как обещал, что всегда будет рядом и всегда его защитит от любой опасности…
И конечно, помнил, что нарушил свое обещание.
Полицейские с трудом оторвали от него маленького мальчика, который цеплялся за его ногу, крича и плача, отказываясь смириться с тем, что его отца уводят в тюрьму. Джордж запомнил навсегда, какой взгляд был у сына в тот момент.
В нем читалось абсолютное отчаяние.
Джордж построил себе надежную крепость, чтобы укрыться от этих воспоминаний. Но крепость пала в одну секунду, потому что могущественная, животная привязанность, заложенная в гены человека, приказывает ему защищать своего отпрыска, продолжателя его рода. Эта привязанность, которую Джордж полагал давно исчезнувшей, была жива в нем по-прежнему.
Он убрал «тайзер» в коробку и обхватил голову руками.
У него было ощущение, что он терпит одно поражение за другим и каждая новая партия проиграна уже с самого начала. Он больше не хотел бороться. Чувствовал, что не вынесет этого давления. Он стар, он устал… Хоть бы все это поскорее закончилось…
Он ударил собственного сына электрошокером, разрядом в пятьдесят тысяч вольт, после чего, пока тот был без сознания, тщательно обыскал его, но ничего подозрительного не нашел. У Пола не оказалось ни оружия, ни микрофона, никакого приспособления, которое могло бы причинить вред или нейтрализовать. Значит, он действительно пришел без злого умысла, всего лишь в поисках ответов – как и сказал.
Мог ли Джордж так сильно ошибиться?
Он долго сидел в полном оцепенении, прокручивая в голове этот вопрос. Только с наступлением ночи наконец принял решение.
Он спустился под дом и вошел в клетку с клоунами. Забрал оттуда все, что некогда тщательно спрятал, и с трудом втащил наверх. Потом спустился снова, на этот раз – чтобы взять канистры с бензином. Их содержимым он обильно полил все пространство под домом и лестницу, ведущую наверх. Потом полил фотографии, бюсты Рейгана и Буша, цирковой реквизит, сувениры. Потом перешел в спальню. Когда бензин кончился, он отшвырнул пустые канистры в угол.
Потом сел на кровать и зажег сигарету.
От запаха бензина у него заболела голова. Он вынул из-под подушки конверт, в котором хранились самые ценные фотографии, и разложил их вокруг себя. Он гладил их, как гладят щеку женщины, от которой собираются уйти навсегда.
Джордж все еще плакал.
Потом он взял телефон и набрал номер.
– Пол невиновен, – произнес он без всяких предисловий.
Ответом ему было молчание.
– Невиновен, – повторил он.
Пауза.
– Да. Или же очень хитер. Крайне осторожен. И гораздо более опасен, чем мы могли предположить. Настоящий… монстр.
Молчание сделалось еще более гнетущим.
– Я не могу больше, – сказал Джордж. – Слишком тяжело. Я решил с этим покончить. Единственно возможным образом.
Бензиновые пары щипали глаза. Джордж Дент глубоко затянулся.
Потом объяснил, что именно собирается предпринять.
Глава 31
Эдвар вынес мусор, подмел двор и вернулся в свой дом, служивший одновременно офисом.
Через пять минут должна была начаться очередная серия «Побега из тюрьмы».
Эдвар удовлетворенно вздохнул и начал готовить себе ужин на скорую руку. Он намазал хлеб шоколадной пастой и уже хотел было добавить сверху щедрую порцию арахисового масла, как вдруг зазвонил телефон. Эдвар проигнорировал звонок и уселся перед телевизором с подносом на коленях.
Телефон, однако, не умолкал.
О, черт, от этого дребезжания сбеситься можно!..
Эдвар осторожно переместил поднос на подлокотник кресла, поднялся и раздраженно схватил трубку.
– Чего вы хотите, Джордж? – спросил он, взглянув на номер, высветившийся на определителе.
– Подойдите к окну, Эдвар, чтобы я мог вас видеть.
Так они обычно и общались – это была одна из старческих причуд бывшего циркача. Джордж выходил на террасу своего дома и в ходе телефонного разговора сопровождал каждую фразу, произносимую в трубку, энергичными жестами. По идее, для этого совершенно не нужен был телефон, хватило бы и портативной радиостанции. Но старый чудак, тем не менее, держал у себя телефон (за который нужно было платить отдельно).
– Если вы опять насчет ворон, я ничего не могу сделать, – на всякий случай предупредил Эдвар. – Эти твари плодятся, как тараканы! Может, вы лучше как-нибудь почините свою москитную сетку? Вы, кстати, мне еще не заплатили за тех ворон, которых я убил недавно. И за жилье не платите уже полгода!
– Нет, я не насчет ворон.
Голос старика был печальным. Эдвар бросил взгляд на экран – сериал уже начался.
– Ну, выкладывайте, чего там у вас, – нетерпеливо сказал он.
– Я украл ваши канистры с бензином.
– Что?
– И я больше не буду платить вам за жилье. Заодно уж скажу, что дерете вы за него втридорога.
– Вы там что, рехнулись?!
– Посмотрите-ка на меня! Быстро!
Джордж стоял на террасе, едва видимый в сумерках. Он махал рукой, как мог бы махать своему тюремщику заключенный, за которым неожиданно прилетел вертолет и подхватил его с крыши тюрьмы.
– Я сваливаю! – закричал он.
– Ага, разбежался, старый хрыч!..
– К черту вас, Эдвар!
– Эй, слушайте, вы мне должны…
Взрывная волна разбила окно и опрокинула Эдвара на пол. Осколки стекла разлетелись по комнате, срывая с потолка липучки для мух. Рекламные буклеты в один миг смело со стойки. Некоторые вспыхнули.
Эдвар с воплем бросился наружу. Пока он тушил пламя охапками мха, в темное небо поднимался гигантский огненный столб, окутанный длинными синими языками. На землю метеоритным дождем падали горящие обломки. Сотни фотографий порхали среди деревьев, словно гигантские ночные бабочки.
Джордж Дент, его коллекция фотографий, его просроченные счета и весь его дом номер 3 исчезли с лица земли. Что ж, может, оно и к лучшему…