Текст книги "Алька - любовь моя (СИ)"

Автор книги: Ольга Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц)

Он не успел продолжить. С Алькой стало происходить что-то непонятное.

– Ва...Ва... Ва... – силилась она выговорить, вскочив на диване.

Лицо её дрожало, было неестественно белым. Бросив пульт, Дима бросился к жене. Остановившиеся Алькины глаза следили за происходящим на экране. Там продолжал гореть большой корабль. По палубе, охваченной пожаром, метался мужчина с ребенком на руках, что-то крича, кого-то разыскивая. Его жизнь и жизнь малыша оборвал взрыв. Пламя разлилось по экрану, пожирая всё и всех.

– Аля, Аля, – тряс жену за плечи Дмитрий. – Аля, что с тобой?

Алька перевела безумные глаза на мужа и разрыдалась, отчаянно, горько, безнадежно.

– Ва-ва-валька, – выговорила она наконец, – Валька... Это был Валька. Мой Валька!

– Какой Валька, где был Валька, – Дмитрий судорожно обнимал жену, желая защитить от всех бед.

– Там, – указала безжизненной рукой женщина на экран телевизора. – Там мой Валька.

Дмитрий, схватив пульт, отключил телевизор. Алька, сжав голову руками, раскачиваясь, как китайский божок, безжизненно что-то говорила. Лишь рыдания прерывали её монотонный голос. Испуганный Дмитрий пытался остановить её, он уже понял, что это вернулось забытое. И не рад был этому.

– Не надо, Алюшка моя, не надо, не говори, не вспоминай, – просил он, называя жену самым любимым ласкательным именем.

Но она не слышала. Не было рядом опытной Людмилы, некому было подсказать, что делать. И, воззвав к далёкому Богу, Дмитрий начал слушать. Нет, её слова не были бессмыслицей, она говорила о своей трагедии, оборвавшей ей память.

– Валька...Мой Валька, он погиб во время взрыва, он искал меня, я это знаю... – голос её прервался, но она справилась с рыданием, продолжая говорить на одной ноте, без интонаций, только делая частые паузы, чтобы судорожно, в очередной раз сглотнуть стоявший в горле ком. – Я это всё видела... А я была в воде... Какой-то матрос заскочил в каюту, закричал: "Беги! Был взрыв! Горим!"... Я поверила сразу... схватила сумку с документами, побежала, в проходе лежала без чувств девушка, мы схватили её ... потащили, и матрос вывел нас через другой выход на палубу, там был уже огонь... Я испугалась... я очень испугалась... я забыла даже о Вальке... я прыгнула в воду, матросик остался с девушкой, они тоже спрыгнули. Я умею плавать, я очень хорошо плаваю... А Валька не знал, что я уже в воде. Он бегал по горящему теплоходу, искал меня. Я увидела его и поплыла назад к пароходу, но какой-то мальчишка-матрос выругал меня матом меня и потащил в другую сторону. Он кричал, что я дура, что пароход сейчас взорвётся, что надо отплыть как можно дальше. Я же хотела быть на пароходе... а может, и умереть с Валькой. А мне не дали... мальчишка не дал. Мальчишка устал меня тащить, велел плыть самой, отпустил меня. Я повернулась... поплыла назад, но там что-то взорвалось, там... ничего уже не было. Вали больше не было. Валя был в центре взрыва. Волной меня отшвырнуло куда-то. Я хотела утонуть... но ничего не получалось, я очень хорошо плаваю. Потом мне послышался Валькин голос... он звал меня. Я теперь знаю, что и после смерти Валька думал обо мне... спасал... Приказал не тонуть. Я умею слышать голоса человеческих душ... Я слышала Вальку после смерти.... И я стала искать берег. Но и берега не было. Я всё плыла, плыла... потом мимо проплывала коряга, я схватилась за неё. Я очень устала. А потом я оказалась там, где ты меня спас.

– Кто такой Валька, – решился спросить Дмитрий.

– Валька... – протянула Алька. – Валька... Мой Валька... Мы... Мы должны были пожениться... в низовьях Волги...Я люблю его...

– А ребенок...

– Какой ребенок...

– Что был на руках Вальки... Это чей ребенок?

– Не знаю... У меня не было еще детей, а у Вальки... У Вальки был сын. Но его не было с нами там. Его там не было...Мы потом хотели его забрать...

Алька устала, рассказывая это. Она безучастно легла головой на подушку. Обвела потемневшими от горя глазами комнату, Дмитрий испугался, что она сейчас, как в сельской больнице, скажет, что ей совсем не холодно. Но Алька заплакала тихо, жалобно, как обиженный ребёнок.

– Валя, Валька, мой Валька, его больше нет... – произнесла она. – Я хочу тоже умереть. Зачем мне жить?

Дима дал ей сильное успокоительное. Но она продолжала всхлипывать и звать погибшего мужчину. Дима обнял её и стал ласкать.

– Сейчас этого нельзя, – сказала Алька.

– Можно, – возразил он. – Ты – моя жена. Ты родишь мне ребенка. Ты должна жить.

Он не отступил. Тело Альки помимо её воли откликнулось на ласки мужа. Как ни странно, но это её успокоило. Вскоре Аля уснула, во сне она звала... нет, не незнакомого Дмитрию Вальку, а его, Дмитрия, цеплялась за него, словно опять плыла по воде в поисках берега. И как тогда в больнице, Дмитрий сказал себе:

– Я никуда тебя не отпущу, я никому тебя не отдам. Мы вместе переживем твое горе. Спи, родная моя. Уж не сделали ли мы ошибку, поспешно поженившись, – на минуту засомневался мужчина. – Нет! Я тебя люблю. И не отдам никому. Если ты меня не сможешь полюбить, то моей любви хватит нам двоим. Я клянусь, никогда не отпущу тебя...

Утром проснувшаяся Алька долго притворялась спящей, её мысли метались в поисках какого-то решения, она сама ещё не знала, что она должна решить. Потом жалобно проговорила:

– Дима, ты только меня не бросай. Хотя бы первые дни. Я без тебя погибну. Нет Вальки. А если и тебя не станет... Я не переживу, я умру.

Дмитрий обнял жену. Он понял, как утопающий хватается за соломинку, так и для Али он сейчас единственная опора. Дмитрий решился спросить:

– Ты вспомнила свою жизнь?

Алька кивнула. Там, в душе у неё, что-то дрожало, плакало тонким голосочком, оплакивая гибель любимого человека, но там не было больше громадной пустоты, она заполнилась звуками, образами. Самым дорогим был погибший Валька. Но рядом с ним проступали другие образы, очень близкие, родные, важные в жизни Альки, которые оплакивали и звали одновременно её, Альку, надеясь на чудо.

– Пресвятая Дева Мария! – Алька резко села на кровати.

– Аля, – испугался Дима, – Аля! Что ты ещё вспомнила? – и лихорадочно подумал:

– Может, у неё все-таки есть ребёнок... так найдем, заберем, а может... может, он тоже погиб?

В сознание мужчины пробился голос Альки:

– Тетя Сонечка... Павел Ильич... Я забыла про тетю Сонечку, про Павла Ильича. Они же ничего не знают... наверно, считают меня погибшей... Она и Павел Ильич...

– Кто она, тетя Сонечка? Твоя мать? Павел Ильич – тебе отец?

– Нет, – досадливо поморщилась при воспоминании о матери Алька. – Дарье я не нужна, отец, конечно, всплакнет... Потому что не стало ещё и Вальки, а мать злорадствовать будет... Не говори мне о ней, не вспоминай... Тетя Сонечка – это... моя тетя. А Павел Ильич её муж. Тетя Сонечка... Мой добрый ангел, моя фея. Это просто тетя Сонечка.

– Где она живёт? Мы сообщим ей, что ты жива.

Алька назвала без запинки адрес своей московской прописки.

– А телефон у них есть? – спросил Дмитрий, зная, что практически каждая московская квартира телефонизирована.

– Да, да, конечно, телефон... Надо им позвонить. Ведь от нас можно по межгороду заказать разговор.

– Через код позвоним, – подсказал муж.

Она бросилась к телефону.

– Аля, – мягко остановил Дима, – Аля, там сейчас три часа ночи. Твоим тете и дяде и так предстоит нервная встряска, пусть радостная, но встряска. Пусть они сначала проснутся.

– Конечно, конечно, – согласилась Алька. – Тем более у Павла Ильича слабое сердце. Но я же с ума сойду за четыре часа.

– Нет, – сказал Дмитрий и добавил после небольшой паузы, – ты будешь рассказывать мне о Вальке.

Словно с разбегу налетела Алька на камень. По лицу прошла судорога, потом оно застыло в молчании. Дмитрий пожалел о своих словах. А потом довольно-таки жестко сказал:

– Я тебя от себя никуда не отпущу. Даже если вздумаешь убежать, разыщу. Привезу назад. Запру. Ты – моя жена.

По-новому, с испугом взглянула Алька на мужа и опять заревела.

– Дим, Дима, я всё о себе и о себе. А о тебе забыла. Тебе ведь тоже плохо. Я не поняла сразу. Прости меня... Давай ребёночка родим с тобой. Я же вспомнила себя. Теперь можно, наверно. Если ребеночек у нас будет, нас ничто не разлучит. Я не смогу бросить своего малыша.

По щекам потекли густые слёзы. Дмитрий же засмеялся от неожиданного перехода мыслей жены. Хотя известная логика тут была. Он ведь не соглашался с рождением ребёнка, это происходило по одной причине: Люда советовала не спешить. А с другой стороны, они и не предохранялись особо... И ничего не получалось. А пока, отмахнув эти мысли, произнес:

– Ты всё же расскажи, – в его голосе была мягкая настойчивость. – Расскажи мне все, моя Алюшка, я всё пойму. И тебе станет легче.

– Наверно, ты прав, – и тут же встревоженно вскинулась. – А ты меня не бросишь? Скажешь, зачем она мне такая? Любила всю жизнь другого...

– Не брошу, наоборот привяжу. Рассказывай, а потом... – он заулыбался, хотя и тревожно было на сердце.

– Чего ты смеешься?

– Я не смеюсь.

– Но ведь улыбаешься!

– Потом о ребеночке поговорим, – успокоил муж.

– Там не говорить, а действовать надо.

Алька немного успокоилась.

Но пока никакого рассказа о Вальке не последовало.

– Не могу, – сказала Алька, попытавшись несколько раз начать рассказ, – не могу пока... Я лучше тебе про мою добрую фею расскажу.

– Про тетю Сонечку?

– Про неё и про Павла Ильича. Это самые дорогие мне люди.

Мать не любила детей своих. Больше всех не любила младшую Альку. Лишняя она была. Да и пошла не в неё – в родню мужа. Грива волнистых черных волос, а какие густые, шелковые, но их беспощадно стягивали в уродливую косу, завязывали, скрывали. Да и то причесывал средний брат не очень опытными руками, вместо ленточек были тряпочки. И глаза у Альки были зеленые, как у отца, живые выразительные, а главное, она всегда что-то выдумывала, веселилась, смеялась, а мать требовала тишины. Больше всего вызывало раздражение матери то, что уже с первых лет жизни у девчонки проявился настойчивый характер, не могла мать сломать его. Алька была другая, не в Дарью. Но матери не удалось изуродовать характер младшей дочери, не успела, потому что приехала погостить старшая сестра мужа Софья. Её Павлу Ильичу, видите ли, требовалось подышать чистым деревенским воздухом. Устал, подумай только, от науки. Будто с лопатой вкалывает. Алька слышала, как мать орала на отца:

– Нужны они здесь? Их кормить надо. Чем?

– Картошкой, – вдруг резко ответил всегда молчавший отец. – У нас много картошки.

Мать что-то зашипела, Алька не слышала дальше.

А отец пришел вечером пьяненький, сплясал на пару с дочерью, спел "Любо, братцы, любо, любо, братцы жить...". Он всегда изображал это, выпив, а мать орала, шумела, не видя, как плохо становится в этот момент детям – отец, хоть и пьяненький, но приносил такую редкую радость в доме. Папка ещё приласкал Альку, дал целый рубль на конфеты. Алька обрадовалась, она очень любила "Петушки" и мечтала купить их, но братишка-воспитатель попросил их не покупать. Теперь Алька понимает, почему. Дорогие они были. Досталось бы всем по две конфетки, а так младшая сестра целую кучу леденцов купила, и брату старшему дала, (он встретился по пути), и воспитателю своему принесла. Оставила и отцу с матерью. Отец взял, он любил сладкое. Мать же зло глянула своими красивыми жестокими глазами:

– Сама жри, – и добавила, обращаясь неизвестно к кому – отец, пьяненький, уже спал. – Лучше бы сахара килограмм купил.

Да, бедновато жили, но лишь уже взрослая Алька узнала, что мать даже тогда ухитрялась откладывать часть денег на сберкнижку. Лучше ходить в обносках и есть похуже, но сэкономить десятку. Сожрала эти денежки инфляция впоследствии, сожрала. У матери вообще странная психология была: если появлялся в доме вкусный продукт, он немедленно убирался, прятался, когда начинал портиться, пускали в еду.

И вот к ним приехала старшая сестра отца тетя Сонечка со своим мужем интеллигентнейшим, умнейшим Павлом Ильичом.

– Чего мать орала, что есть нечего, – наивно думала Алька, пробуя первый раз в жизни шоколад. – Вон сколько всего привезли. И колбасы, и конфет, и апельсинов.

Алька влюбилась в тетю Сонечку. Как и тетя Сонечка в Альку. Она красиво причесывала девочку, учила правильно говорить, попросила никогда не говорить плохих слов, и девочка послушалась. Ей нравилось слушать тетю Сонечку, добрую фею из сказки. Высокая, статная, с такими же зелеными глазами, как и у Альки, тетя Соня была настоящей красавицей. Густые черные волосы были собраны в модную тогда "бабетту", черты лица классические, правильные. Алька водила тетушку по лесу, вместе собирали ягоды, благо черника росла в изобилии. Искали первые грибы, тетя Сонечка ещё собирала травы, разговаривала с каждым деревцем, кустиком, с солнцем и луной. Альке показалось это знакомым. Она тоже стала подражать ласковой тетушке. Та засмеялась:

– Древнее знание не обошло тебя стороной. Ты наша девочка, из рода Соколовских. И ты среди женщин в свое время будешь старшей. Все сходится. Будешь выходить замуж, я тебе передам кольца.

– Какие кольца? – загорелись любопытством глаза маленькой девочки.

– Фамильные кольца рода Орел-Соколовских. Скоро я тебе расскажу эту историю. А пока пойдем, поговорим вон с той сосной. Это твое дерево, ты родилась ведь в самом начале сентября. Сосна тебе покровительствует, помогает. Станет тебе трудно – подойди к своему дереву, попроси помощи, будет тебе хорошо – поделись радостью.

У Альки никогда не отмечали дня рождения, не поздравляли, но в школе требовали, чтобы дети знали, когда они родились, и девочка выучила.

Алька подошла и погладила теплую золотистую кору старой могучей сосны, потом обняла дерево, прижалась к нему щекой, словно вслушиваясь в великую тайну. И вдруг ей стало так хорошо. Тетя Сонечка тоже погладила старую сосну и засмеялась:

– Вот и познакомились. Признала тебя старая сосна. Наша ты девочка, наша.

А как интересно умел рассказывать Павел Ильич. Дети сидели, открыв рот. Даже Женька перестал убегать на улицу. Что-то пела в эти дни фальшивым голосом мать, не кричала, как всегда. Отец часами о чем-то спорил с Павлом Ильичем, о чём-то они договаривались. Заговорили в доме о переезде. Убедил-таки Павел Ильич, что надо переехать ближе к Москве, подумать об образовании детей.

Быстро пролетело лето. Уехал к материной сестре на учебу любимый Алькин братишка, отец и старший брат уехали с тетей Сонечкой и Павлом Ильичом устраиваться на новом месте. Альке пришлось остаться с матерью. Мать, и так не любящая говорить, замолчала совсем. Альку не замечала. Это было не так и плохо. Девочка проводила все свободное время на улице. По весне, где-то ближе к лету, приехал отец, забрал их. В подмосковном совхозе "Березово" он получил двухкомнатную квартиру в благоустроенном доме. Впоследствии Алька узнала, что можно было сразу уехать с отцом, прожить год на даче у тети Сонечки, но мать наотрез отказалась. Чем ей не угодила тетя Сонечка, Алька не могла понять. А вот про свою жизнь добрая Алькина фея рассказала.

Софья родилась в далекой Белоруссии в потомственной дворянской семье с благозвучной двойной фамилией Орёл-Соколовские. Их корни уходили в Польшу. Когда-то это был богатый, знатный род, имел свой герб, свои земли, свои легенды и предания. В семействах рождались слабые, безвольные мужчины и хваткие, практичные красивые женщины. Богатство дома держалось на них и ими приумножалось. Поэтому обязательно одна из дочерей не выходила замуж; как правило, это был удел старшей. Может, всё происходило и случайно, однако старая дева, хоть одна, но была в семье. Почему так было? Кто знает? Но из поколения в поколение передавалась легенда о происхождении рода.

По далекому звездному небу медленно плыли, взявшись за руки, две прекрасные женщины, две сестры – дочери самого Мироздания. Сегодня наступил день их взросления. Они должны найти свой мир, чтобы стать в нем богинями. Отец-мироздание отпустил их впервые одних из дома. Сестры Лунита и Гелия были очень дружны и не могли представить жизни друг без друга. Но где найти такой мир, в котором люди будут согласны поклоняться сразу двум богиням? Вот на их пути показалась прекрасная голубая планета, которую создала мать-земля. Там были люди, они только учились жить. Гелия и Лунита сразу полюбили этот мир. В этом мире был день и существовала ночь. Сестры остались здесь. Богиней дня, солнечного света стала золотоволосая Гелия; черноглазая, темноволосая Лунита выбрала ночь. Гелия учила всех людей добру, разуму, трудолюбию, Лунита – любви, верности, а также избранным дала умение преображения. Благодаря этому умению самые лучшие, самые достойные люди постигли секрет превращения – они могли принимать облик любого существа. Впервые тогда поссорились сестры.

– Люди не должны быть равными нам, богам, – убеждала сестру голубоглазая Гелия. – А если они используют свое умение во имя зла?

– Такого не может быть, – возражала черноокая, с золотыми искорками в глубине зрачков Лунита. – Я подарила умение преображения самым лучшим, самым достойным.

– А если ты ошиблась, если среди избранных окажется один недостойный, – не успокаивалась Гелия. – Ты знаешь, что ждет нас? Отними, я прошу тебя, свой дар у людей. Возьми его назад. Помнишь, что говорил нам отец при прощании?

– Помню, – твердо ответила сестра, – но я не сделаю этого. Однако если зло воспользуется дарованным мной даром, то секрет преображения будет постепенно утрачен, и нас сменят новые боги. Ты возродишься в новом обличии. Я же останусь навсегда легендой.

– Нет, сестра, я не расстанусь с тобой, – ответила Гелия. – Моя сила – твоя сила, моё знание – твое знание. Не станет твоего могущества, будет мое для нас двоих. Вечно будет сиять на земле солнце, всегда будет существовать луна. А в легендах и сказках мы останемся вместе.

Именно в те стародавние времена, когда люди ещё не утратили секрета преображения, знали колдовство и ведовство, началась история рода Орёл-Соколовских. Покровительствовала этому роду Лунита – Лунная богиня. Она подарила людям этого рода секрет волшебных преображений. Умные гордые женщины в те времена умели превращаться в могучую тигрицу, хитрую лисицу, мудрую сову, в любого, в кого пожелают. Могли это совершать и мужчины, но не любили они преображений – это мастерство требовало много сил и упорства. Люди же в ответ славили Лунную богиню, пели ей гимны, по ночам, когда на небе появлялась полная луна, исполняли ритуальные танцы. Лунита благословляла своих любимцев, заботилась об их счастье и богатстве.

К тому времени, о котором идет речь, уже лишь единицы владели знанием преображения. Их преследовали, стали называть оборотнями. Поэтому в тайне хранила свое умение гордая златоволосая голубоглазая красавица Зося из бедного рода Орловских. Её избранник, дальний родственник из того же рода, Георг, тоже не утратил древнего мастерства. Преобразившись в орлов, улетали они высоко в поднебесье, парили на неподвижных крыльях и пели там о своей любви. Казалось, весь мир принадлежит им. Но судьба была против их счастья. Красавицу Зосю должны были выдать замуж за богатого соседа Ральфа Гадинского, известного злым и жестоким нравом. А в Георга была влюблена молодая, решительная, но добрая колдунья Ирена, тайная жрица Лунной богини, единственная наследница богатейшего рода Соколовских. Но она молчала о своей любви, потому что Георг не замечал её. Печально вздыхала Ирена, и, чтобы отвлечься от грустных мыслей, упражняясь по ночам, когда сияла на небе огромная луна, в мастерстве преображения, в колдовских чарах. Летала соколом, зорко выглядывая свою тайную любовь. Так она узнала о любви Зоси и Георга. Заплакала юная колдунья, но её покровительница, Лунная богиня, приказала не препятствовать возлюбленным, а помогать им.

– Только добро и лишь одно добро тебе поможет. Через счастье Зоси и Георга ты обретешь свое, – сквозь слезы уже услышала эти слова Ирена. – Просто не пришло твое время, дитя мое. Учись ждать, учись терпеть. Я посмотрела твою линию судьбы, у тебя будет счастье. Я не имею права больше говорить. Поверь мне.

И Ирена ей поверила. Подружилась с Зосей, передавала ей слова Георга, где и когда ждет возлюбленную. Смахивала слезы, видя жаркие поцелуи Георга, что дарились Зосе, а не Ирене.

Долго молили своих родных Георг и Зося, чтобы благословили они их счастье. Но никому не было дела до их чувств, род беднел и беднел, а Ральф был богат, очень богат. Влюбленные решились на последний шаг: приняв облик орлов, покинули ночью родные дома, поклявшись, никогда не быть больше людьми. Тайно следила за ними молодая Соколиха, плакала, но сдержала слово, данное Лунной богине – не пожелала им зла.

Гордая красавица орлица и могучий орёл решили жить на самой высокой горе. Внизу плескался бурный поток.

– Замечательное место, – одобрила орлица, – здесь наши дети будут в безопасности. Но они никогда не будут людьми, пусть всегда остаются гордыми птицами.

Скоро среди камней появилось гнездо. Орлица отложила яйца, начала согревать своим теплом. День и ночь сидела она неотлучно, выводя потомство. Улетал муж, охотился, добывал пищу и приносил своей жене. Но только как-то вернулся он и не нашел своей Орлицы. Громко закричал он, призывая её. Слабым звуком отозвалась лежащая за высокой скалой серая куча. Это была умирающая Орлица. Рядом валялось мертвое тело огромной змеи, что хотела пожрать не вылупившихся ещё птенцов. Отстояла их мать, но сама погибала от змеиного яда. Вокруг гнезда разлилось зло, отравляя все округу смрадным дыханием.

– Дети, – проклекотала Орлица, – дети...мои дети. Георг! Сбереги их от ненависти и зла Ральфа. Унеси их отсюда.

Выплеснула мать остатки силы и любви, чтобы оградить детей, и умерла. Закричал тоскливо Орёл, Орел тоже решил умереть, но перед этим решил сбросить вниз в воду ещё не выведенное потомство, чтоб не достались в добычу хищникам, чтобы не погибали медленной смертью дети от ползущего смрадного зла. Но уже спешила на помощь Ирена. Пролетавшая внизу Соколиха поймала первое, сброшенное Георгом орлиное яйцо, принесла назад, приняла облик орлицы, отогнала орла и села в гнездо, укрыла крыльями. Это была юная колдунья Ирена.

В одну из ночей, когда уже исчезли из рода Зося и Георг, зоркий глаз Сокола увидел Ральфа, он учился преображаться в отвратительного змея-аспида, разбрызгивая вокруг смертоносные куски зла. Стала следить за ним мудрая Соколиха. Он же продолжал упражняться в мастерстве преображения, то черным вороном летал, то змеёю ползал. И с каждым днем все больше зла собиралось вокруг него. Что-то недоброе замыслил он. Нашел гнездовье Орлов, решил погубить потомство и Георга, а Зосю забрать себе. Но бросилась Орлица на него, защищая будущих детей. Спасла их, однако успел злой аспид проткнуть ядовитым зубом шею орлицы и послать проклятие мужскому потомству Георга. Не стало гордой красавицы Зоси. Не успела помочь ей Ирена, но не дала детям погибнуть. Пыталась она уничтожить проклятие Ральфа, не смогла, надо было согревать орлиные яйца, спасать жизнь не родившихся ещё детей. Не хватило у неё сил. Поэтому юная колдунья быстро поставила охранительные кольца вокруг гнезда, чтобы не проникло зло к детям. А проклятие должно было разбиться о счастье, что принесут эти кольца. Но когда это произойдет, не смогла узнать Ирена, не хотели кольца говорить, изо всех сил сдерживали ползущее зло. Начала слабеть Лунная богиня – её даром воспользовались во имя зла.

Орёл остался возле Соколихи, приносил пищу новой жене, пока она не могла оставить гнездо. Соколиха вывела потомство. Только вместо птиц родились человеческие дети, четыре красавицы девочки и мальчик. Девочек под покровительство взяла Гелия, дала им красоту, вдохнула в них силы. А мальчика благословила Лунита. Обернулась опять женщиной Ирена, оградительные кольца сжала до размера обручальных, надела на свои изящные пальцы. Не ведала она только, что пропитались к тому времени оградительные кольца злом Ральфа, которое затаилось до времени. Поздно об этом догадалась Ирена. А пока она привела в свой богатый замок Георга и его детей и стала растить их, как настоящая мать. Вернула человеческий облик она и Георгу, только недолго прожил он, все грустил о своей Орлице Зосе. Взамен, за человеческий облик мужа, отдала свое знание преображения Ирена, поклялась быть вечно человеком. Вот и наступило пусть короткое, но счастье. Не обманула Лунная богиня. Только своих детей у Ирены не было. Поэтому до боли в сердце любила приемных, особенно сына. Мальчик родился последним, из выброшенного яйца, он боялся прийти на этот свет, в нём жил испуг, жалела его приёмная мать, баловали старшие сестры, что унаследовали твердый, бесстрашный характер настоящей и приемной матери. Мальчик вырос слабым, изнеженным, а дочери взяли самое лучшее от нравов орлов и соколов: и красоту, и умение приносить добычу. Их род стали называть Орел-Соколовским.

С тех пор и держался род Орёл-Соколовских на женщинах, точнее на одной, той, что отказывалась от семейного счастья и не рожала детей, была хранительницей обручальных колец. Умирая, Ирена отдала эти кольца старшей дочери, сказала, что в них счастье рода Орел-Соколовских. Кольца можно дарить, передавать по наследству, даже продать, но они сами будут выбирать владельцев. И владельцы их всегда будут связаны с родом Орел-Соколовских. Находясь на одной руке, кольца будут притягивать богатство, как умел это делать Ральф. Если их наденет хоть раз влюбленная пара, то их любовь не исчезнет никогда, и рано ли, поздно ли пара должна соединиться, как соединились Георг и Ирена. Но кольца должны пройти через много страданий и несчастий, прежде чем из них исчезнет зло Ральфа. Это произойдет тогда, когда трижды соединятся орёл и соколиха. Их новое потомство снимет проклятие, что наслал Ральф на потомство Георга: мужчины станут сильными, женщины счастливыми. Но рода Орел-Соколовских больше не будет, распадется он на Орлов и Соколов.

Отцу Софьи, Ивану, не повезло: у него было всего лишь две сестры. Младшая Елена совсем молоденькой вышла замуж за богатого русского офицера и с мужем уехала в Россию. Старшая должна была остаться старой девой и умножать богатства семьи. Только она наотрез отказалась думать о богатстве рода Орёл-Соколовских, а вышла замуж за богатого американца и навсегда покинула отчий дом. Быстро без неё промотали свое богатство дед и отец. Да ещё близился 1917 год. Прогремела по стране жестокая революция. Жгли богатые усадьбы озлобленные крестьяне. Так что осталось Ивану в наследство двойная дворянская фамилия, изба с дырявыми углами и старинная семейная легенда. Может, и вышла из-за этой легенды за Ивана самая красивая девка на деревне. Говорили, что её мать путалась с самим гетманом. Татьяна не считала себе ровней остальных женихов в деревне, что копались в земле да ходили за скотиной. А тут сам Орёл-Соколовский сватается, из благородных. Ну и подумаешь, что беден. У него одна сестра в Америке замужем за миллионером, другая – в России. Не бросят они Ванечку. Может, и не бросили бы богатые сестрицы безвольного братца, да грянувшая в России революция захлопнула границы, перевернула все бытовавшие представления о чести и совести. Связь со старшей сестрой прервалась, пропала в бесконечных просторах России младшая, красавица Елена. Вот и родила, наверно, с горя Татьяна пятерых детей, как в легенде: четырех дочерей-красавиц и сына. Девки и впрямь хваткие оказались, старшие, по крайней мере. Александра рано стала помогать матери, а Гришку, считай, она и вырастила. Близняшки Зося и Гандзя были и работящие, и умные, и красавицы. Но замуж не спешили. Мечтали об учебе, о городе. Зная, что с их дворянским происхождением на месте в люди не выбиться, решили уехать на какую-нибудь стройку, там начать жизненный путь. Поэтому решительно откинули они первую часть фамилии, стали просто Соколовскими. Обиделся отец, разговаривать перестал.

Но простудилась неожиданно перед отъездом Гандзя. Как осложнение пошли чирьи, умерла она от заражения крови. Пришлось Зосе остаться в деревне. А тут состоятельные родственники приехали к соседям. Надо было с их ребёночком нянчится. Они хотели позвать младшую Соколовскую – Марью. Но та гулять любила, не соответствовала семейной легенде. Да и не от Ивана, поговаривали люди, была рождена Маша. Но безвольный отец все прощал красавице жене.

Зося сама пошла к приезжим, стала пестовать ребенка. И уехала с ними в Москву. Сначала была нянькой, потом домработницей. Выучилась у хозяйки всему: как хозяйство вести, как еду приготовить, как стол сервировать, где вилку, ножик держать. Смотрела она и запоминала, как и за мужем ухаживать. Семья была интеллигентная, порядочная, очень состоятельная. Ювелиром был глава семьи. Эта богатая семья не бросила девушку. Узнав историю её рода, сосватали со своим холостым умным двоюродным братом хозяина Павлом Орловским, увлеченным наукой. Только, предупредили они, детей у вас не будет, переболел уже в юношеском возрасте паротитом Павлуша. Подумала Софья, так теперь её называли, и согласилась стать Орловской, а не Соколовской, а двойных фамилий в то время не полагалось иметь. А Павел давно поглядывал на красавицу-домработницу. Он обрадовался. Софья же, выходя замуж по расчету, нечаянно вышла по любви. А вот деток хотелось. Паша был наукой занят или еще чем, но он был вечно занят, а она скучала одна.

Тем временем умер отец, следом мать. Младшая сестра в Белоруссии, как с цепи сорвалась, загуляла, девчонку и парня принесла в подоле, бросила старшей Александре: бери, расти, воспитывай. А та так замуж не вышла, сначала на родителей работала, Гришку растила, потом Марьиных деток нянчила. А потом Марью убили где-то в пьяной драке. Софья подумывала, может взять ей сироток, но родственники мужа были против, да и Александра не хотела их отдавать. А вот о Грише просила позаботиться. Поэтому после похорон, Софья решительно забрала брата с собой. Тут родственники мужа нисколько не возражали. Наоборот, помогли. Устроили его в военное училище, тоже лишив двойной дворянской фамилии.

Может, и дальше пошло бы всё удачно, по намеченной колее, да грянула война с фашистами. Семья, что вывезла Софью из Белоруссии, погибла вся – разбомбили эшелон, что вез их в эвакуацию, в далекую Сибирь. Осталась на оккупированной территории Белоруссии Саша с детьми. Попал в плен молоденький лейтенант Соколовский, он встретил войну на границе, в Карпатах. Софья в эвакуацию не поехала, осталась ждать своего Павлушу с фронта в Москве. Тот вернулся вскоре, после ранения. Так что оставшиеся военные годы они пережили вместе. Стала Софья после победы искать родственников. У Павла никого не осталось, хоть и казалось Софье, что жив маленький Феденька, племянник Павлуши, откинуло его взрывом в сторону во время бомбежки. Ей все сон снился. Светловолосый, голубоглазый мальчик зовет: "Зося! Зося!" Но так и не нашли следов ни мальчика, ни его родителей. А Софье повезло: вернулся из плена младший брат, жива была Александра, выжили дети Марии, сын Петр и дочь Галя. Но не смогла никого взять к себе Софья: Павел Ильич к тому времени занимал не последнее место в своей науке. Сестра же несколько лет прожила на оккупированной территории, а брат, и того хуже, был в плену. Их за людей не считали.