Текст книги "Алька - любовь моя (СИ)"
Автор книги: Ольга Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц)
– Она ищет любимого человека, – пояснил Алексей. – И когда-нибудь найдет.
Дмитрию это объяснение не понравилось, как и картина. Но он ничего не сказал.
Алексей был очень доволен написанным полотном. Он недаром работал в стиле исторического фэнтези. Какие-то его элементы отразились и на портрете. Алькино лицо, изображенное художником, преображалось, если менялся угол освещения. Прямые солнечные лучи изменяли его. Пропадало испуганное, робкое выражение, вместо него появлялось радостное, счастливое – и картина соответствовала своему названию. Но прямой солнечный свет вреден картинам. Этого секрета не знал никто, кроме самого художника. Словом, Алексей Симонов был удовлетворен своим трудом, и, вдохновленный новой музой, так Дмитрий в шутку называл Алю, Алексей взялся за следующую работу. На этот раз на руках Али сидел маленький Николай. Лицо молодой женщины светилось любовью к ребенку, какой-то незаданный вопрос таился в её глазах. А мальчик робко и радостно смотрел на неё, тянул ручку к гладкой щеке женщины, словно спрашивая: "Ты моя мама?" Эту картину Алексей так и назвал "Ты моя мама?"
Людмила не высказала своего мнения об этих полотнах. Не хотела ссоры с мужем, а картины просто невзлюбила, и к Алине у неё появилось настороженное отношение. Может, просто ревновала?
Алька продолжала удивлять окружающих. Так выяснилось, что она знает английский язык. Как-то раз до Алексея добралось письмо на английском. Люда полезла за словарём, а Алька решила помочь и ... прочитала сходу.
– Не пора ли тебе заглянуть в свою сумочку, – решительно сказала тогда Люда.
Да сумочка, что болталась на шее у Альки, хранилась у Дмитрия. Алька бледнела, видя её.
– Пора решиться, – настаивала Люда.
Она надеялась, что, увидев знакомые вещи, Алька вспомнит и остальное. Как видимо, это будут невесёлые события.
И Алька дрожащими руками взяла в руки дорогую модную сумочку с длинным ремешком. И тут же, вздрогнув, положила обратно. Рядом стоял Дима. А если он здесь, значит, всё будет хорошо.
– Не бойся, – сказал он, – там твои документы.
И Алька дрожащими руками щелкнула замочком.
В сумочке, что уцелела во время непонятных событий, обнаружился паспорт с московской пропиской на имя Соколовской Алины Григорьевны. Паспорт был новый, обменянный только два месяца назад. Впрочем, неудивительно – в стране шел массовый обмен паспортов.
– А может, я была замужем, развелась и поменяла паспорт, возвращая девичью фамилию? – спросила она полушутя-полусерьёзно Дмитрия.
– Самое главное, что в нем нет в данный момент штампа о замужестве, – больше серьёзно, чем шутя, ответил мужчина. – А то тебе пришлось бы точно разводиться.
– Отметок про детей тоже нет, – сказала Алина. – Значит, не было детей у меня. Почему же я боюсь взгляда Коли?
– Может, младшие братья и сестры были? – в задумчивости проговорил Дима, вспомнив, как тянется Аля к маленькому Николаю, как мелькает в её глазах не понятный ей самой вопрос.
Также в сумочке лежал диплом, который свидетельствовал, что Соколовская Алина Григорьевна окончила исторический факультет Московского Государственного университета, водительские права. И приличная сумма денег в долларах и рублях для середины восьмидесятых годов, несколько очень дорогих старинных золотых украшений. Документы хоть и подмокли, но сохранили вполне приемлемый вид.
Алька же не могла вспомнить ни откуда у неё эти деньги и драгоценности, ни жизни в Москве, ни института. За руль машины села, получилось, руки не забыли навыков вождения. И родителей вспомнила, хотя это были больше негативные воспоминания. Алька вообще утверждала, что жила в Новгородской области. И ещё одно звучало в памяти правило, крепко вбитое в голову... матерью, точно, матерью, Алина вспомнила это: никому нельзя верить, надо скрывать свои чувства. А Диме Алина теперь верила безоговорочно, и совсем не хотела думать о матери. Мать принесла в её жизнь что-то очень плохое.
Дмитрий с Алькой решили пожениться. Дмитрий чувствовал, что не хочет расставаться с этой, неизвестно откуда принесенной течением реки девушкой. Алька, чьи чувства метались в растерянности от незнания, кто она такая, откуда, понимала одно – что она никому в этой жизни больше не нужна. Девушка чувствовала, что осталась одна в этой жизни, что возврат к старой жизни несет огромную боль. Она страшно боялась этой боли. Но здесь в настоящем без прошлого есть Дима, её ангел-хранитель. А родители, чей адрес можно было узнать по прописке? На этот вопрос у Альки была уверенность, что у матери ей делать нечего. Она всегда была лишней в семье. Она наотрез отказалась общаться с матерью. Запретила даже сообщать ей, что она жива. Мать её – сосредоточие зла, так она сказала новым друзьям. В голосе молодой женщины звучала такая уверенность, что никому не пришло сомневаться в этом. Дмитрий даже подумал, а не причастна ли мать Альки к её долгому плаванью в ночной Волге. Тогда, может, лучше умолчать о спасении девушки.
Люда решилась провести сеанс гипноза, надеясь, что это поможет разбудить память. Алька согласилась. Но из этой затеи ничего не вышло, абсолютно ничего. Людмила не смогла подчинить девушку своей воле. Алька послушно закрывала глаза, пыталась уснуть и абсолютно не спала. Алька совершенно не была подвержена воздействию гипноза. Людмиле, наоборот, даже показалось, что девушка сейчас что-то прикажет ей, и она послушно выполнит. Казалось, закрытые глаза Али смотрят в самую душу, видят каждую мысль, любое чувство, они вообще видят все человеческие души. И Люда испугалась, Алька явно была сильнее её, несмотря на то, что она, скорее всего, не знала или не помнила о своих способностях. Сеанс был прерван.
– Не надо себя мучить, – сказала Люда, – и Альку тоже. Она явно боится воспоминаний и не хочет вспоминать. Она противостоит моей воле. Такое впечатление, что у неё есть недюжинные экстрасенсорные способности, намного сильнее моих. Она сама блокирует свою память, не сознавая этого. Будем надеяться на время, на то, что какой-нибудь случай прорвет ей же воздвигнутую плотину.
С того момента Люда очень настороженно стала относиться к спасенной девушке, особенно, если учесть заинтересованные взгляды Алексея.
Но кое-что в памяти Алины проснулось, когда она, сама того не желая, сражалась с волей Людмилы, – это воспоминания о детстве. Так всегда Алька противостояла родной матери. Тихо, незаметно, но с огромной силой, вызывая ненависть Дарьи. Да, да, Дарьи, так звала Алина свою мать. Всплывало еще одно слово – ведьма.
И, словно кинувшись в воду, которую боялась теперь до дрожи, до потери самообладания, она заставила себя вспомнить детство. Рядом был Дима, он внимательно слушал её сбивчивый рассказ.
Мама... Нет, это ласковое слово Алька не будет говорить... Она не помнит, когда его говорила. Мать... Нет, даже не мать, просто Дарья. Чужая, абсолютно равнодушная, но очень красивая женщина. Высокая, белокурая, с королевской осанкой, с ледяным взглядом серо-голубых глаз. От неё, в первую очередь, именно от неё надо было скрывать, что у тебя на сердце, ей нельзя говорить о своих детских секретах, об обидах, нельзя жаловаться, даже если болит что-то. Будет только хуже. Если что не нравится матери, она размахивается своей тяжелой рукой и бьет по лицу. Больно, унизительно. А больше всего её бесит, что Алька не плачет в эти моменты. Вздернет голову и хлопает ненавистными зелеными глазами породы Соколовских. И еще Дарья очень не любит, когда Альке хорошо, когда девчушка смеется.
Немолодая, но все еще красивая Дарья вышла замуж поздно, к тридцати. Ей было уже за сорок, когда она родила четвертого по счёту ребёнка. У женщины уже были два сына, ей не нужен был третий ребёнок, особенно дочь. Когда она рожала в третий раз, был мальчик, тот ребенок не выжил. И в этот раз девочка, наверно, не выживет, обвитие пуповиной, слабенькая.
– Ну и слава Богу, – равнодушно подумала уставшая роженица, в ответ на слова врачей, что скорее всего ребенок умрет.
Она спокойно спала, не переживала, не плакала. Не знала, что молоденькая врач-педиатр, Ольга Васильевна, случайно приехавшая в далекую новгородскую деревню к родственникам, быстро пришла по просьбе мужа роженицы, вернула к жизни слабенькое тельце. Она же назвала девчушку Алиной, предрекла ей счастливую судьбу красавицы и умницы. Дарья равнодушно забрала свое дитя, чтобы никогда не любить его и скрывать это от людей.
Первый урок, который усвоила маленькая Алька, было слово: "Отстань". Его говорил уставший отец, его говорила равнодушная мать, подражая им, вторил старший брат Борька. А вот средний братишка, Женька, полюбил сестренку, качал сколоченную отцом кроватку, даже пел песенки. Его мать сделала нянькой. Он же Альку и воспитывал. Воспитывал так, как считал нужным.
– Не смей брать, когда тебя угощают, – шептал он тихо. – У них в избе грязно.
– Бей в нос, Алька!– кричал он во время драки.
И девочка слушалась. Била обидчиков. Отдергивала ручонку от протянутой конфеты, яблока. А как хотелось. Жили-то бедновато. Мать строго следила, чтобы дети больше двух ложек сахара в чай не клали. Варенье из лесных ягод она немного варила, но дети не помнили, чтобы ели его. А на сладкое давали запечённую в золе сахарную свёклу, которую Алина терпеть не могла и не ела.
– Ишь, как же благородная, как же из породы Соколовских, – зло говорила мать и совала свеклу: – Жри, ваша светлость.
Скрывая слезы, девочка отворачивалась. Сгорбившись, молчал отец. И иногда его молчание останавливало мать. Братья, любившие свеклу, быстро смалывали долю сестренки, особенно Женька. И девчушка была благодарна ему за это. Мать быстрее оставляла дочь в покое.
Алька хвостом ходила за средним братом. Лазила по деревьям, дралась, жгла костры, никогда не ябедничала, за что заслужила любовь всех друзей брата. Они любили независимую девчушку, научили её драться, материться. Мать быстро отучила в своем присутствии говорить нехорошие слова свою дочь, отвесив увесистую оплеуху и Альке, и её воспитателю, хотя сама частенько прибегала к подобной лексике.
В доме совсем не было игрушек. Алина ходила играть к подружке-соседке. Там было много кукол. Дома Женька неумелыми руками вырезал куклу из дерева, нарисовал ей глаза, нос, рот. Даже лоскутами украсил. Алька её полюбила, играла с ней, укачивала, клала спать к себе под бок, но как-то оставила в неположенном месте, мать кинула куклу в печку. Девочка не плакала. А зачем? Слушать насмешки старшего брата, получить затрещину от матери, отец, хоть и жалел, но молчал. Так он молчит всю жизнь. Алька сидела возле среднего брата и смотрела, как тот сердито делает уроки. Он тоже почему-то обиделся на мать. Только матери и на это было наплевать. Терпи, поняла Алька, терпи. И скрывай всё, о чём думаешь.
В их доме нельзя было веселиться, если Алька начинала смеяться, то от матери следовало сердитое: "Замолчи!" Поэтому часто Алька давала концерты перед друзьями брата, пела песни, порой неприличные, которым мальчишки же её сами и научили, плясала перед ними. Ребята хохотали, но Алька у них всех была любимицей – обижать на улице девочку никто не смел. А если мальчишки воровали яблоки, то самое лучшее всегда было для Альки.
Над её кроватью висел красивый плакат. Молодёжь в национальных костюмах. Лучше всех, красивее всех была украинка в ярком венке с лентами. Именно с ней вела бесконечный разговор маленькая девочка. С ней она смеялась, веселилась вволю. Там можно было петь. Женщина на плакате была ей и подругой, и сестрой, даже дочкой. Только матерью её никогда не представляла себе Алька. А самое главное – это была тайна, о которой так никто и не узнал. Лишь один человек. Дмитрий, которому она так откровенно говорит о своём детстве.
– Как же надо было не любить своего ребёнка, чтобы даже не объяснить, что она завтра первый раз пойдёт в школу, в первый класс, – продолжала Алька.
От этого дня у Альки остались самые идиотские воспоминания. Рано разбудили, сунули в руки цветы, портфель, и девочка пошла с братьями в соседнюю деревню, в школу. Там её увели от надежного заступника, брата. У них почему-то забрали цветы, заставили держать деревце, которое кто-то сажал, потом привели в класс. Рядом с Алькой оказался вечно сопливый сосед. Из-за этого на девочку обрушились насмешки. Смеялись старшие. Первый и третий класс учились вместе. Среди третьеклассников был сын директора школы. Друзья среднего брата учились уже в шестом классе, в другом крыле школы. Заступиться было некому. Потом пришла усталая учительница. Что она говорила, никогда не могла вспомнить Алька. Плохо девочке было в школе. Она пожаловалась матери.
– Отстань, – был равнодушный ответ.
Терпи, Алька, терпи и скрывай свои мысли и чувства. Она уже с пяти лет знала это. И терпела. И дома, и в школе. Вот тогда она научилась ставить преграды, ограждать себя невидимым заслоном. Девочка садилась за парту и сердито говорила про себя:
– Не подходите ко мне, не садитесь со мной. Я буду одна.
И что удивительно – срабатывало. Почему-то никто не решался подсесть к ней в эти дни.
Никто не догадывался об истинных чувствах ребенка. Да и никому не надо было. Но, несмотря на холодные отношения в семье, девочка росла очень красивая, весёлая, общительная. К ней часто приставали мальчишки. Однако одноклассникам впоследствии хватало взгляда, чтобы отстали, особенно когда узнали, как она умеет драться – этому её воспитатели-мальчишки научили хорошо. Её стал побаиваться даже противный директорский сынок. Правда, после того как за неё заступился Аркашка. Аркашка был первый хулиган в школе и друг старшего брата. Мать орала Борису:
– Не смей с ним дружить!
А брат всё равно сбегал и уходил с Аркашкой.
Как-то Аркашка на улице зимой, приставая, к старшеклассницам, обнял одну, оба они поскользнулись и упали. И задели маленькую подружку Альки Олю Кузину. Девочка упала и ударилась носом. Старшеклассники её подняли, отряхнули, успокоили. А учителя на другой день начали разбирательство – Аркашка побил второклассницу.
Директор строго и гордо пришёл в их второй класс с Аркашкой, который уныло повесил голову, стал вести допрос, все его боялись и поддакивали.
– Ты толкнул младшего, ты стукнул девочку, – звенел его благородный гнев. – Это так, Оля? – обратился он к пострадавшей.
Испуганный больше Аркашки, плохо понимающий, ребёнок поспешил согласиться:
– Так.
– Кто ещё видел, что было в этот день? – продолжал вещать матёрый педагог. – Вы должны встать и рассказать. Так поступают настоящие октябрята.
И Алька поверила, что она должна встать, ведь у неё на груди звездочка с портретом молодого Ильича. И встала.
– Я видела, – сказала она еле слышным голосом.
– Расскажи, девочка, – обрадовался директор.
И Алька робко начала:
– Аркашка приставал к Машке, они упали, и с ними упала Оля. Она поскользнулась.
– Ты расскажи, как Аркадий ударил Олю, – приказал директор.
– Он не ударил её, – робко возразила Аля.
– Как? – несколько озадаченно спросил директор, – Аркадий не бил Олю?
– Нет, – тихо ответила Алька. – Оля просто стояла рядом. А потом поскользнулась и упала. А Аркашка её поднял.
Василий Игнатьевич умолк на минуту. Дело в том, что мать Альки, эта противная суровая баба, была секретарём местной парторганизации, эту девчонку не проглотишь, подавишься чего доброго. Мать-то на людях разыгрывала заботливость.
– Оля, – он обернулся к Алькиной подружке, – это так?
– Да, – также испуганно согласилась Оля, – они упали и сшибли меня.
– Но ты всё равно должен смотреть, что рядом малыши стоят, – назидательно закончил Василий Игнатьевич и отпустил Аркашку.
Следствие было закончено. С тех пор в школе и на улице никто и никогда не смел задевать Альку. Когда сын директора попытался её назвать Аркашкиной невестой, то ему пришлось издали увидеть увесистый Аркашкин кулак, тот обещал дать его понюхать. Аркашка был отчаянный, он мог врезать и сыну директора.
Так постепенно прошёл первый и второй год обучения, и Алькины воспоминания оборвались. Она не могла вспомнить больше ни учителей, ни друзей – совсем никого. Словно отрезало.
– Наверно, ты перешла в другую школу, – высказала предположение Люда. – Но что-то мешает тебе вспомнить это. Какие-то негативные факты.
Ещё месяц прожили Алька и Дмитрий с друзьями. Никто в располагающейся по соседству деревне так и не узнал историю Алькиного появления в доме художника Симонова. Дмитрий никого там не знал, а Люда патологически не выносила пьющих соседей. Алексей был увлечён созданием нового полотна – он писал картину, которую назвал «Колдунья». Позировала опять Алька. Художник совсем по-другому показал на этом полотне её. Девушка была на картине, как живая. Её взгляд следовал за зрителем, привораживал. Космические глаза-звезды смотрели, казалось, в душу. Она знала какую-то тайну, недоступную другим. Вот-вот сейчас она произнесет какой-нибудь заговор, кого-нибудь приворожит, и все преобразится. Алексей просто заболел этой картиной. Часами просиживала Алька, позируя художнику. Надо сказать, Алексей впоследствии очень дорого продал это полотно. Он сказала первым фразу, которую Алина не раз еще услышит:
– Алина! Ты принесла мне удачу, ты настоящая колдунья!
В его глазах светилась симпатия к спасенной девушке. А прохладное отношение Люды к Алине стало еще больше: её Алексей был влюбчив, его взгляд все чаще задерживался на странной гостье.
Дмитрий тоже видел это, чувство его к Альке крепло день ото дня, мужчина выполнил своё намерение и женился на Альке. Всё это он и Алексей ловко устроили.
Девушка ничего не имела из одежды, кроме сарафана, в который она была одета. И поэтому в один из дней они все вместе поехали в ближайший город: надо было подкупить продуктов, а то, по словам Люды, у них хвосты рыбьи скоро от избытка фосфора вырастут, а Альке надо было приобрести одежду, благо деньги в сумочке были. Весёлые, довольные, катили они назад. Люда купила хорошего мяса, колбасы, Алька красивое платье, в нём она сейчас и ехала, белье, кое-какой косметики и всего, что нужно было. Настроение у всех было приподнятое. Как вдруг Алексей обмолвился, что в деревне, через которую они проезжали, живет знакомый председатель сельского совета.
– Помнишь, Люда, ты его мать лечила.
Женщина молча кивнула головой.
– Он брак может зарегистрировать? – как будто нечаянно поинтересовался Дима.
– Раз плюнуть, – уверенно ответил Алексей. – Особенно, когда Люду увидит.
– Я не буду его просить, – сказала Люда. – От него после не отвяжешься. У него сразу тысяча родственников с ума сойдет.
Алексей и Дмитрий переглянулись.
– Он за бутылку хорошего коньяка и так согласится, – заметил Алексей. – Помнишь, нас он тоже поженил, когда мои родичи взбунтовались.
– Ага, а его мать у меня с тех пор лечит несуществующие болезни, – ехидно поддакнула Люда.
– Давайте заедем, – предложил Дмитрий. – Мы с Алей оформим отношения.
Алька крутила головой, не зная, как реагировать. Не плохо бы её спросить.
– Вы и так спите в одной комнате, – сказала Люда и тут же примолкла, увидев непонимающий взгляд сына.
– А зачем тебе, дядя Дима, нужен этот дяденька, – тут же уточнить решил маленький Николай.
– Я хочу взять в жёны тетю Алю. Одобряешь? – пояснил мальчику Дмитрий.
Он сжал Алькины пальцы и ласково посмотрел на неё.
– Нет, – ответил мальчик. – Не одобряю.
Все удивленно замолчали. А Коля продолжил:
– Я сам женюсь на тете Але, когда вырасту.
Кто-то из взрослых от неожиданности фыркнул.
– А почему ты хочешь на мне жениться? – серьезно спросила Алька.
– У тебя вкусные пироги. Я помню, когда я был совсем маленький и мне очень хотелось есть, ты всегда их приносила, только ты тогда толстая была, – повторил уже однажды высказанную мысль ребенок.
Алька, как всегда, растерянно замолчала. Опять насторожилась Люда, имея что-то свое на уме.
– Знаешь, Коль, – предложил Дмитрий, – давай поступим так. На тете Але всё-таки женюсь я. А пироги научим твою маму печь.
– Ей зимой будет некогда, она много работает, – возразил мальчишка. – Пироги ей некогда будет печь.
– А может, тетю Алю спросим, она-то за кого хочет выйти замуж, – произнесла Люда.
– Я, – у Альки сомнений не было, – конечно, за дядю Диму хочу замуж выйти.
– А как же я? – расстроенно спросил мальчик.
– Я знаю, что делать, – сказала Алька. – Пока пироги мама попечёт, раз в неделю по выходным... Ты ведь сможешь?
Люда кивнула.
– А потом тетя Аля родит девочку, научит её печь пироги, и ты, Коля, женишься на ней, – продолжил Дмитрий.
Коля ответил:
– Ты прав, дядя Дима, ваша дочь больше мне подойдёт. А то тётя Аля старая уже.
– Ну вот, договорились, я старая... – протянула обиженно Алька, но, не выдержав, засмеялась.
Но неожиданно для окружающих оборвала смех. На молодую женщину, не мигая, смотрели темно-коричневые глаза мальчика. Чувство тревоги хлынуло в душу. "Я что-то не так делаю, почему мне опять захотелось плакать? Мне нельзя выходить замуж. Дева Мария, подскажи, что мне делать?" – подумала Алина.
Она посмотрела в добрые голубые глаза своего ангела-хранителя. Рядом с ним были уверенность и спокойствие. Аля отогнала мелькнувшую мысль.
Машина тем временем остановилась.
– Что не едем? – спросила Люда.
– Так вот он, сельсовет. Нас ждут, – ответил Алексей.
– Пойдем. Аля, ты согласна стать моей женой прямо сейчас?
– Я-то согласна, а ты не пожалеешь? – пристально посмотрела на Дмитрия Алька.
– А ты? – спросил Дмитрий.
– Я? – растерялась несколько Аля. – Я не знаю.
– Пойдем, Люда, – сказал Алексей, – мы с тобой свидетели.
– Договорились заранее, – подозрительно глянула Люда.
– Ничего-то от тебя, матушка, не скроешь, – вздохнул её муж.
Через пятнадцать минут Алькин безымянный палец украсило тонкое золотое колечко. Теперь она стала Королёва Алина Григорьевна.
А Люда хмурилась. И Алька впервые подумала, что Людмила за что-то её недолюбливает. И почему-то опять сердце сжала тревога. Альке показалось, она что-то сделала не так. Не надо было ей выходить замуж. Не надо!
Хоть и спали в одной комнате Дмитрий и Алька, ничего между ними не было. Алька боялась, боялась самым примитивным образом. Что-то накатывало на неё, всё внутри сжималось, будто должна она было совершить что-то нехорошее. Какой-то запрет висел над её чувствами. Дмитрий всё это понял и не трогал Альку. Всё, что он позволял, только иногда поцеловать её. Алька была благодарна за понимание. Она говорила себе, что настанет ночь и всё свершится, она станет настоящей женой Дмитрию, но ночью всё опять повторялось.
– Я же скоро уеду с ним, – убеждала себя женщина, – я буду его женой. Я с ним буду жить всегда.
Но не могла преодолеть себя. Что-то из прошлого караулило её.
И сегодняшней ночью, Дима, видя напряженность Альки, взял подушку и лёг на полу, как всегда. И неожиданно быстро уснул. Когда проснулся, уже светлело. Алька не спала, приподнявшись на локтях, смотрела широко раскрытыми глазами.
– Иди ко мне, – шевельнулись её губы.
Дмитрий подошёл, лёг рядом. Алька была напряжена, как струна.
– Не смей уходить, – прошептала она. – Я должна быть с тобой.
Дмитрий обнял её и стал целовать, гладить напряженное тело. И постепенно напряжение отпустило женщину. Девушкой Алька не была, но и опыта в любви у неё никакого не было. Ненавязчиво, сдерживая себя, Дмитрий учил, что делать. Она слушалась во всём. А потом он почувствовал, что женщина доверилась ему полностью, он стал смелее в ласках. Вскоре они стали настоящими мужем и женой. Алька уснула рядом с мужем, довольная, успокоившаяся, заснул и он. Проснувшись, Алька сама потянулась к мужу. В душе наступило умиротворение. Только далеко-далеко в самой глубине вибрировала тревожная струнка. Женщина отмахнулась от неё. И еще одно, что Аля спрятала на самое дно души – она ждала большего от свершившегося между ней и мужем.
– Аля, Алюшка моя, – обнял с нежностью жену Дмитрий.
Завтрак они пропустили.
Через неделю самолёт унёс их в далёкий большой город А-ск, откуда был родом Дмитрий. Здесь когда-то он занимал довольно-таки высокий пост. Он был главным инженером области. Но экономика страны разваливалась. Проведенные реформы пока не дали результата. Вся страна торговала. И Дмитрий решительно расстался со своей должностью. Он ушёл в бизнес. Условия в стране сложились уникальные, деловой человек не пропадал. Дмитрий занимался поставкой свежих овощей и фруктов в районы Сибири и севера. Также он решил заняться производством напитков из смородины, что росла в здешних местах в изобилии. Дела шли удачно. Алька не вдавалась в детали, но поддерживала мужа во всём и решительно при этом сказала:
– Пойду работать.
Пошла учителем истории, благо педагогов не хватало во все времена. В те дни зарплата учителей стала просто смехотворной. Дмитрий прокомментировал, что он может больше жене сам платить. Но энергичная натура Альки вряд ли бы вынесла домашнее заточение, и Дима нехотя согласился с решением жены. Так бежали дни. Дмитрий разворачивал свой бизнес, Алька вылизывала квартиру до рождественского блеска, готовила вкусные блюда мужу, сдувала с него пылинки дома, заодно работая в школе. Делала так, чтобы ни минуты не оставалась свободной, словно боялась, что только она остановится, кончится новая, устраивающая её жизнь, что она вспомнит то, чего нельзя вспоминать. И чувствовала себя почти счастливой. На досуге она размышляла о странностях человеческой памяти: надо же – не помнит большей части своей жизни, а полученные знания в голове держатся, не помнит она людей, а имена ученых, даты всплывают. Как-то заехала по пути в офис мужа. Там колдовали над недавно купленным компьютером. Накануне знакомый установил, а сегодня должен был поучить работать на нем. Да заболел. Вот и сидел в задумчивости со своей секретаршей Дима, сердито глядя на черную панель. Что-то в голове женщины щёлкнуло, Алька подсела к столу и уверенно включила сложный агрегат. Дмитрий присвистнул и обещал, что переведет её к себе на работу, но Алька возразила, что знания у неё на уровне пользователя. И замолчала. Фраза вылетела помимо воли, явно из прошлой жизни. Но на этом всё и закончилось, память опять поставила барьер. Что-то страшное стерегло Альку, не давало вспоминать. Дмитрий, видя, что жена расстроилась, тут же заставил её заняться делом – весь вечер Алька учила Илину (так звали секретаршу) и Дмитрия простейшим операциям работы на компьютере.
Познакомилась она и с родственниками мужа. Ей удачно удалось избежать вопросов о прошлом. Дмитрий их ограничил рассказом о том, что встретились они на даче у друга, куда якобы Алька прибыла в числе приглашенных гостей. И как когда-то возникло со стороны Людмилы какое-то недоверие, так и здесь Алька почувствовала глубоко затаенную нелюбовь к ней старшей сестры Дмитрия Марии. А вот свекровь оказалась простой мудрой женщиной. Она запретила всем вмешиваться в дела сына. А причина была проста: Дмитрий посвежел, поправился. Заматерел, так выразился про него отец. Одежда была отстирана, отутюжена, обновлена. Глядя на действия невестки, свекровь всегда думала, что та всю жизнь готовилась стать женой, этому её учили в институте. Но самое главное, – сын был счастлив, Алина радовалась с ним, была спокойна, ровна, приветлива.
Алька с честью выдержала все знакомства, ни звуком не обмолвилась о своём настороженном отношении к Марии, и, слава Пресвятой Богородице, все они жили далеко, частые встречи исключались.
– Выдержу, – сказала сама себе Алька.
Пролетела, как единое мгновение, осень. Скучать было совсем некогда. Дом и школа отнимали всё время. Проходилось выходить и в "свет", так называла корпоративные вечеринки Алька. Жена Дмитрия очаровала всех его напарников по бизнесу. Кое-кто пытался приволокнуться за темноволосой зеленоглазой красавицей, женой Димы, но убедились все – ничего не получится. Алька – это скала, верная своему мужу.
Дело мужа предполагало частые командировки. Этих дней Алька боялась, скучала, она просто чувствовала себя больной. Поэтому Дмитрий старался уезжать как можно реже и звонил как можно чаще. С нетерпением ждал, когда в городе построят башню сотовой связи. Хотя и это не совсем бы облегчило жизнь – не везде, куда по делам улетал или уезжал Дмитрий, работали мобильники.
Приближался Новый год. Зима стояла настоящая русская, а в памяти Альки всё больше всплывали дождливые, слякотные зимы. Но память не возвращалась. Она словно ждала какого-то толчка, какого-то сигнала. Алька привыкла к своей жизни и не хотела другой. С ней постоянно было чувство спокойствия, довольства, у неё был надёжный Дмитрий – это и есть счастье (к такому выводу пришла молодая женщина). Пора было задуматься о рождении ребёнка. Дмитрий хотел потянуть с рождением малыша.
– Давай для себя поживем, – говорил он.
А Альке казалось, что он не совсем откровенен в эти минуты, что-то скрывает. Но соглашалась с ним. Но и она скрывала кое-что. С Димой ей было удобно, хорошо, но не было в душе все поглощающей страсти. Поэтому и хотела связать себя с мужем ребенком. Чтобы раз и навсегда.
– Буду жить настоящим, если нет у меня прошлого, – решила Алька.
Но всё же прошлое вернулось.
Дмитрию привезли мощную антенну-тарелку, он устанавливал у себя спутниковое телевидение. Алька лежала на диване и комментировала всё происходящее. На душе было спокойно и хорошо.
– Как ты будешь смотреть? – спрашивала она. – Там всё не по-русски.
– А я эротический канал установлю, – отвечал Дима. – Это я на любом языке пойму. Да и ты английский знаешь, будешь переводить.
– Эротику я не буду переводить, – решительно высказалась Алька.
– Как? Даже для любимого мужа?
– Мы с тобой лучше практическое занятие проведем, – засмеялась она.
В это время на экране появилась какая-то надпись. Алька прочитала:
– "Катастрофы года", – и добавила. – Смотри, русская передача. Ты, наверно, набрёл на какой-то русский канал.
Дима приостановил настройку и стал смотреть. Диктор быстро перечислил, что будет в программе. Алька почувствовала неосознанную тревогу.
– Подожди, не переключай, – попросила она.
Тревога жены была моментально уловлена им, тем не менее, муж отсел в сторону и стал смотреть. На экране терпел крушение теплоход "Петр Первый". Люди прыгали в воду, благо берег был совсем недалеко. Отчетливый голос диктора рассказывал, что это случилось на великой русской реке летом этого года, погибло столько-то человек, столько-то не найдено до сих пор. Далее вспыхнул пожар. Сначала пламя было небольшое, но оно очень быстро увеличивалось, вот-вот прогремит взрыв.
– Надо же, – задумчиво произнес Дмитрий, – я там отдыхал всего километрах в десяти – пятнадцати и ничего не знал. А впрочем, мы же специально отключили и радио, и телевидение, чтоб не слышать ничего о политике... Сливались с природой... Алексей искал вдохновения в простой человеческой жизни...
