Текст книги "Король звезды (СИ)"

Автор книги: nora keller

Глава 23. Похожий на тебя – ещё не ты

Проснувшись на следующий день, Карл не сразу вспомнил о произошедшем накануне. Внутри просто было ощущение, что случилось что-то важное. Потом он посмотрел на сидящего у подушки Рабэ: ну да, турнир…

Не будь вчерашнего разговора, он мог бы, наверное, чувствовать себя немного счастливым, мог бы чуть-чуть гордиться собой: ведь Кубок не сломался и сам выбрал его. Но теперь и счастье, и гордость казались глупой иллюзией. Чему тут можно радоваться и чем гордиться? Седрика Диггори поддерживала вся школа за исключением Гриффиндора. Гарри Поттера вся школа считала негодяем и предателем, но его поддерживал собственный факультет. Карла негодяем и предателем считали все: и Гриффиндор, и Когтевран, и Пуффендуй, и Слизерин и даже его декан. Слабая надежда, что со временем мнение профессора Снейпа изменится, не оправдалась. Он ещё сильнее отдалился от Карла, всем своим видом желая показать, что не имеет ничего общего ни с глупым желанием этого ученика участвовать в турнире, ни с позорным поражением, которое его ожидает.

Неверие других может по-разному влиять на человека. Кто-то стремится наперекор всем доказать, что чего-то стоит. Кто-то опускает руки под тяжестью укоризненно-насмешливых взглядов. С Карлом не произошло ни того, ни другого. Его сердцем завладела странная пустота. «Всё равно». Если бы у него было достаточно сил говорить, а у них – терпения слушать, он сказал бы эти слова в лицо каждому.

Только Валери смотрела на него с радостным возбуждением. Она уже представляла себя подругой Победителя Турнира Трёх Волшебников, и её ни мало не заботило, что думает об этом вся школа и сам участник турнира.

А Рабэ заботило. В его взгляде теперь ясно читалось чувство вины и даже страх. Казалось, ворон наконец понял, что натворил. И одного имени его друга в кубке недостаточно не только для того, чтобы победить, но и для того, чтобы просто выжить.

– Ничего, – пытался успокоить его Карл, – мы как-нибудь справимся.

Но пока у самого мальчика не было идей о том, как справляться и главное – с чем. Поняв, что участия в турнире не избежать, он заставил себя подойти к Гарри Поттеру, который тоже попал на чемпионат «вне конкурса», и спросил о правилах. Гарри рассказал, что мистер Крауч не сообщил им ничего конкретного, только объяснил, что в первом туре будут проверять умение волшебников действовать смело и находчиво в неожиданных обстоятельствах.

Раз не существовало никаких особенных указаний, значит, и готовиться было не к чему. Придя к такому выводу, Карл решил сосредоточиться на учёбе: турниры пройдут и забудутся, а чтобы поступить в университет, нужно сначала закончить школу.

Валери его серьёзность немного разочаровала: она мечтала, как вместе с Карлом будет сбегать с занятий и бродить по окрестностям замка. Когда в ответ на предложение отправиться вместо урока трансфигурации в Визжащую хижину девочка услышала: «Давай в конце месяца, когда мы пойдём в Хогсмит…», – она даже обозвала его «зубрилой». Но Карл на «зубрилу» не обиделся. Казалось, он придумал себе прозвище похуже.

Сама Валери предпочитала не отягощать голову лишними знаниями. Конечно, в Хогвартсе предметы оказались намного интереснее, но и здесь было достаточно всякой ерунды. Например, прорицания. Просто смотреть тошно, как эти глупые девчонки окружили профессоршу и кричат наперебой: «Мадам, скажите, когда я выйду замуж?»

«Никогда!» – мрачно предсказала им Валери и отправилась на заклинания.

Профессор Флитвик, хоть ростом и не вышел, знал много полезного. Но к середине урока нервные движения маленького преподавателя утомили Валери. Она высидела ещё десять минут, меняя самодельные серёжки-стрекозы на арбузные дольки, которые давно заприметила у одной студентки Когтеврана, – а потом сбежала.

В коридорах замка было тихо: похоже, остальные ученики отличались большим терпением, а может, просто боялись.

Валери не боялась. Никого и никогда. Вот и сейчас, перегнувшись через перила, она бесстрашно разглядывала тьму, скопившуюся у подножия замерших лестниц. Подняв голову, девочка заметила стоявшего на противоположной стороне Джейдена Ван Стратена. Наверное, ему тоже наскучили занятия. Пустой взгляд скользил по старым стенам, портретам… Валери. В ледяных глазах ничего не отразилось: для него люди значили не больше, чем стены.

Валери вдруг захотелось сделать что-то, чтобы он увидел её, чтобы в его глазах появилось удивление, испуг, может быть, даже презрение – хоть что-то.

Джейден выпрямился – и лестницы пришли в движение. Валери на миг показалось, что она песчинка, попавшая в огромный часовой механизм. «Глупости!.. – оборвала она себя. – С чего бы мне чувствовать себя песчинкой?.. Это в духе Карла…»

Она тряхнула головой, отгоняя наваждение, и, разбежавшись, прыгнула на одну из лестниц.

– Я хочу сбежать! – весело крикнула она обитателям портретов. – С уроков, из замка!..

Валери не понимала, как устроены эти лестницы, но знала, что никому не позволит выбирать за неё путь. Волшебный механизм подчинился – и через несколько минут девочка выбежала на залитую осенним солнцем дорогу. В такую погоду грех сидеть в тёмных аудиториях: небо почти по-летнему голубое, а у горизонта собрались тяжёлые тучи, словно к ним идёт гроза.

Старая негритянка, готовившая обеды в приюте, говорила, что дома придумали люди, боящиеся молний. Валери всегда любила грозу. Ей нравились крупные капли дождя, летящие в разные стороны, нравился гром, напоминающий дедушку, ворчащего на тебя из-за разбитой банки варенья…

Однажды в детстве ребята из старшей группы обидели её. Сильно обидели. И тогда они узнали, что она молния. И Валери узнала, что она молния. Ребят с ожогами отправили в госпиталь, а девочку – в кабинет заведующей, но никто больше не смел коснуться её и пальцем. Косые взгляды остались, их стало даже больше. Иногда казалось, весь мир вокруг наполнен косыми взглядами. Но молнии не боятся взглядов…

– Карл! – крикнула Валери, заметив поднимающегося по тропинке мальчика, и побежала к нему. – Тоже решил сбежать с урока? – в её голосе слышалось торжество.

– Нет, соплохвост обжёг одного студента, и профессор Хагрид отпустил нас пораньше…

– Ну, хотя бы обед мы прогулять можем? – спросила Валери.

– Обед – можем, – согласился Карл. Последнее время походы в столовую доставляли ему мало радости. Какое удовольствие можно получать от еды, когда каждый желает тебе подавиться?

– Видишь то поваленное дерево? – она протянула руку. – Давай, кто быстрее? Раз, два, три!..

Карл предоставил Валери возможность победить ветер, а сам медленно побрёл на холм, вороша ботинками облетевшие листья… Какой странный год… Столько людей, этот турнир…

– Я победила! – закричала Валери с вершины холма.

– Я в тебе не сомневался, – сказал он, поднявшись к ней.

– Зато ты победишь в турнире!

– Не говори глупостей, – оборвал её Карл. – Да и потом… это неважно…

– А что важно? – тихо спросила Валери.

Карл не ответил. Налетевший порыв ветра растрепал тёмные волосы. В голосе ветра Карлу слышался призыв. Ветер звал его за собой. «Прости, сейчас я не могу уйти, – в мыслях ответил он, – но через четыре года…»

– О чём ты думаешь? – спросила Валери.

– О будущем…

– И какое оно, твоё будущее? – она с любопытством повернулась к Карлу.

– После Хогвартса я хочу поступить в университет… буду строить что-нибудь…

– А я собираюсь остаться в волшебном мире, – сказала Валери, посмотрев в небо.

– Тебе здесь больше нравится?

– В нашем мире всё решают деньги, а здесь всё решает сила, – из её глаз исчезли танцующие огоньки, взгляд стал тяжёлым. – Денег у меня нет, а сила есть… В приюте меня называли ведьмой… Это правда, я ведьма… Я не люблю уроки волшебного рисования, не хочу учить заклинания, позволяющие за секунду вышить золотой узор на покрывале. Другие могут себе это позволить, но не я. Мне магия нужна не для развлечения, а чтобы защитить себя!.. Я буду ведьмой, сильной и смелой настолько, чтобы никто не смог причинить мне вреда!..

Карл слушал Валери – и внутри разливалась странная грусть. Он не мог не признать правоты её слов, но всё же ему казалось, что истина в чём-то другом…

Они до вечера бродили по остывающим полям, провожая последних птиц, спешивших к теплу чужих стран. Даже вернувшись в замок, Карл слышал шорох листвы под ногами и высокие, печальные голоса.

Пытаясь прогнать осенние тени, он подошёл к братьям, делая вид, что интересуется книгами, которые они читают. Тапани сидел над учебником, а у Матти в руках была сказка о забавных существах, напоминающих белых бегемотиков. Карл улыбнулся, в детстве он прочёл все сказки о муми-троллях. Особенно ему нравился друг главного героя – Снусмумрик. Сначала понравилось просто имя. Тогда Карл ещё ничего не знал о волшебстве, но, казалось, в самом этом имени уже заключалась магия. Потом он полюбил и его потрёпанную шляпу, и губную гармошку, и долгие разговоры о свободе и одиночестве. Карл понимал, что Снусмумрик сам выбрал свой путь, и всё же мальчику было его жаль. В таком выборе ему почему-то виделась обречённость…

– Кого ты любишь здесь? – подняв голову, спросил вдруг Матти.

– Больше всех мне нравится Снусмумрик… И ещё хатифнатты… – заметив, что старший брат внимательно смотрит на него, Карл подошёл к нему и проговорил как можно непринуждённее. – А ты что учишь, Тапани?

– Тёмные искусства… Преподаватель сказал, в этой школе их учат мало…

– Наверное, твой преподаватель не знаком с профессором Грюмом, – усмехнулся Карл. – А почему ты делаешь уроки, а твой брат читает сказку?

– Они дали один учебник. Поэтому сначала читаю я, потом он, – объяснил Тапани.

Книга в руках ребёнка выглядела очень старой, некоторые страницы не могла уже спасти никакая магия.

– Ей почти семьдесят лет, – угадав его мысли, сказал Тапани.

– Правда? Можно взглянуть?

Карл осторожно взял книгу и коснулся полустёршихся букв на обложке. Потом открыл первую страницу и вдруг увидел в углу надпись, сделанную неровным детским почерком: «AlfredvonDietrich».

– Не может быть! – поражённо воскликнул он. – Этот учебник принадлежал Альфреду фон Дитриху!

– Ты его знаешь? – удивилась Валери.

– Да!.. То есть я читал его стихотворения… Он поэт… Вот совпадение! – Карл взволнованно смотрел на книгу. – Значит, он учился в Дурмстранге!

– Фон Дитрих… Он немец? – спросила Валери.

– Да… Можно я посмотрю эту книгу?

– Конечно, – Тапани подозвал Матти, и они с любопытством окружили Карла.

Тот бережно листал страницы, но, к сожалению, Альфред, по-видимому, был очень аккуратным мальчиком – на выцветшей бумаге не осталось ни одной пометки.

– Может, под обложкой что-нибудь есть? – предположила Валери. – Я часто забываю разные мелочи под обложкой.

Карл отогнул краешек кожаной обложки – и действительно, обнаружил под ней два сложенных листа пергамента.

Развернув первый лист, он увидел написанный почерком Альфреда рецепт приготовления оборотного зелья, а рядом – слово «Hausarbeit» – «домашняя работа». Ниже было ещё несколько строчек на немецком, но знание этого языка ограничивалось для Карла простейшими словами и фразами.

– Можно использовать заклинание… для перевода, – предложил Тапани. – Нам сказали, потому что мы плохо знаем языки…

Он произнёс заклинание – и буквы разбежались по листу, словно перепуганные насекомые, а потом снова собрались – но уже в английские слова.

«А что если вместо частиц другого человека, использовать частицы себя? Сможет ли зелье открыть нам наше настоящее лицо? Выпив несколько капель, найдём ли мы ответ на вопрос: «Кто мы?»»

– Какой странный… был ребёнок… – пробормотала Валери. Она вдруг потеряла интерес к книге. Ей захотелось всё бросить и уйти.

– Да, странный… – отозвался Карл.

В листке больше ничего не было, кроме пряди светлых волос, и он так и не узнал, смог ли Альфред осуществить задуманное и найти ответ на свой вопрос. Отложив в сторону бумагу и волосы, он развернул второй пергамент. Это оказалось письмо. Альфред, очевидно, так и не решился отправить его – строки были перечёркнуты. Заклинание Тапани снова превратило немецкие слова в английские:

«Здравствуй, дорогой отец!

Прости, что не написал тебе сразу, как приехал. Здесь очень строгий распорядок, трудно найти даже несколько свободных минут. Надеюсь, в будущем я научусь лучше распределять своё время и смогу писать тебе чаще.

Мне нравится в школе. Замок и природа вокруг очень красивые. Я представляю, как ты ходил здесь, и думаю, тебе тоже нравилась эта строгая красота.

Преподаватели с большим уважением отзываются о тебе и выражают надежду, что я буду таким же хорошим учеником, как ты.

У нас много предметов, но главное внимание уделяется Тёмным искусствам. Преподаватели объяснили, что Тьмы не надо бояться, потому что она есть в каждом из нас… Но знаешь, я смотрю в их глаза… И я не вижу там… счастья… Отец, а что если, научив нас Тьме, они забудут научить нас Свету?..»

На этом письмо обрывалось.

Карл перевернул страницу, там Альфред записал строки стихотворения.

 
Баллада о непроросших крыльях
 
 
На просторах, где нам нет имён,
Мы смотрели в беззвёздную высь.
Нам сказали, что там теперь дом
Тех, кому никогда не спастись.
 
 
Но и не небу, где свет не мерцал,
Никогда не вместить долгий стон,
Что, рождаясь, в молчаньи сгорал
На просторах, где нам нет имён…
 

Начало стихотворения тоже не понравилось Альфреду – строки были перечёркнуты.

Карл долго смотрел на учебник. Странно, у него никогда не было такого острого желания иметь вещь, оставленную кем-то родным – отцом или, может, старшим братом. Но сейчас он всё бы отдал за какую-нибудь мелочь, хранящую в себе частицу прошлого, которую передал бы ему родной человек. Такого человека у Карла быть не могло, может, поэтому книга, принадлежавшая Альфреду фон Дитриху, казалась ему особенно ценной.

– Спасибо… – он нехотя вернул книгу Тапани.

«Но, в самом деле, не могу же я украсть у них эту книгу. Она ведь даже им не принадлежит, они должны будут вернуть её в школьную библиотеку…» – подумал он, прогоняя навязчивые мысли.

– А можно, я оставлю себе его бумаги? – спросил он, снова стараясь придать своему голосу непринуждённость.

– Конечно! – в один голос ответили братья.

– Спасибо, – Карл осторожно взял свои сокровища и отнёс в комнату.

Потом он долго представлял мальчика, впервые приехавшего в Дурмстранг. Раньше Карл считал родителей Альфреда фон Дитриха обычными людьми. Ему казалось, волшебный мир был для Альфреда таким же чужим, как и для него. Теперь он понимал, что ошибался. Альфред вырос среди волшебства, волшебство было у него в крови, чистота которой наверняка могла поспорить с чистотой крови мистера Малфоя… Он писал только отцу, значит, его мать умерла. Сначала Карл решил, что она была похожа на Нарциссу Малфой, но потом подумал, что в ней было больше от матери Тапани и Матти. Он закрывал глаза – и почти видел бледную тонкую женщину, медленно угасающую от болезни, но всё пытающуюся улыбаться. Эта женщина стала душой Альфреда. Отец стал его жизнью. В каждой строке неотправленного письма Карл чувствовал глубокую привязанность, испытываемую Альфредом к этому человеку. И тем болезненнее казались длинные линии, перечёркивающие строки. Словно вместе со словами Альфред перечёркивал самого себя…

Карл заснул уже под утро. Ему снился человек, сидящий на поваленном дереве. На нём был блестящий чёрный цилиндр – и Карл понял, что перед ним волшебник из сказки о муми-троллях. Волшебник этот обладал печальной особенностью – он мог исполнять только желания других, но не свои собственные. Налетевший порыв ветра растрепал светлые волосы. Человек в цилиндре повернул голову – и Карл узнал Альфреда фон Дитриха.

Утром, когда он вышел из замка, его поймала Валери.

– Давай погуляем, пока ещё осень! – попросила она.

– Прости, я не могу, у меня сейчас прорицания, – покачал головой Карл.

– Это же ужасная чушь! – безапелляционным тоном заявила девочка.

– Да, предмет немного странный, но в этом году стало интереснее… Мы изучаем звёзды. Это почти как астрономия…

– Король Звезды?.. Тот волшебник на матче сказал, ты Король Звезды?..

– Какой я король!.. – рассмеялся Карл. – Погуляем вечером, хорошо?

– Хорошо, – вздохнула Валери и пошла назад в замок, а Карл побрёл к Северной Башне.

Занятия профессора Трелони действительно стали интереснее, правда, связано это было с тем, что участия преподавателя в них стало не больше, а меньше. Теперь можно было взять книгу, забиться в угол и читать, не рискуя каждую секунду услышать предсказание о несчастном случае, который вот-вот должен произойти.

Карл не очень верил в магическую связь судьбы человека со звездой, под которой он был рождён, но читать о звёздах было интересно. Вот, например, Арктур – самая яркая звезда в северном полушарии, ярче Солнца в сто десять раз. Карл закрыл глаза и попытался представить, как выглядело бы небо, освещённое красным гигантом… Наверное, эта звезда сожгла бы землю… Он тряхнул головой, прогоняя видение, и вернулся к книге:

«Имя звезды происходит от древнегреческого слова, означающего «Страж Медведицы», арабское название звезды переводится как «Хранитель небес».

Люди, рождённые под этой звездой, имеют огромную силу, и не только физическую. Арктур покровительствует дрессировщикам, целителям, магам. Многие считают Арктур злой звездой, но на самом деле он не злой и не добрый, а дающий огромную силу. Арктур ставит перед человеком задачу идти до конца, иначе он будет раздавлен этой силой».

Карл отложил потрёпанный учебник и задумался. Зачем нужна такая сила, если она лишает тебя возможности выбора?.. Идти до конца… Но кто определяет, где этот конец?.. Он приподнялся и посмотрел в окно, словно пытаясь разглядеть на небе звезду в сто десять раз ярче Солнца… Нет, звёзды не могут указывать нам, как жить. Они способны только начертить дороги, но по какой из них идти, решаем мы сами… «Я бы не пошёл за тобой. Даже если бы ты дал мне всю свою силу», – мысленно пообещал он кому-то невидимому. Кто-то невидимый не ответил.

Карл прочитал название следующей звезды и улыбнулся: «Сириус – главная звезда в созвездии Большого Пса и ярчайшая в нашем небе. С давних времён Сириус считается звездой власти и войны, сочетая в себе качества Марса и Юпитера (воинственность и авторитаризм). Также он является символом духовной и мистической помощи.

Сириус можно часто увидеть в гороскопах самых известных и прославившихся магов. Рождённым под этой звездой Сириус обещает славу, почести, богатство. Но слишком честолюбивые стремления часто приводят к печальным последствиям. В то же время влияние этой звезды проявляется в мировоззрении человека как разделение мира «на чёрное и белое», на друзей и врагов, без полутонов».

Карл вспомнил сбежавшего узника Азкабана. Он не знал, почему родители выбрали для ребёнка такое имя и было ли это связано с названием звезды. Знакомство с этим человеком было слишком коротким, чтобы он мог судить о его характере. Но сейчас Карл спрашивал себя, не были ли несправедливое осуждение и годы тюрьмы теми «печальными последствиями», о которых предупреждала книга.

Перелистнув страницу, он продолжил чтение: «Тубан – главная звезда в созвездии Дракона. Название это имеет арабское происхождение и означает «дракон». Около пяти тысяч лет Тубан играл роль Полярной звезды и указывал на северный полюс Мира. С тех пор считается, что Дракон охраняет Северный полюс и все звёзды на небе. Говорят, через двадцать тысяч лет Тубан снова станет северной Полярной звездой земли.

Человека, испытавшего на себе влияние этой звезды, ждёт странная судьба. Желания его рано или поздно исполнятся, но каждое исполненное желание будет забирать часть его жизни, часть его самого…»

Потом было ещё много звёзд и судеб, под конец занятия названия и характеры начали путаться, завязываясь в один клубок, который уже невозможно размотать. Выйдя из башни, Карл полной грудью вдохнул пахнущий дождём и приближающимися холодами воздух и медленно пошёл в замок. Хотя на следующих двух парах было зельеварение, ему не хотелось торопиться. Наоборот, он словно нарочно замедлял шаг, пытаясь отдалить момент, когда придётся сесть за парту и сколниться под тяжёлым, осуждающе-презрительным взглядом.

Они с профессором Снейпом, как обычно, обходились без слов. В тот вечер, когда кубок назвал его имя, было сказано достаточно. Теперь Карл молча готовил противоядия, стараясь не обращать внимания на Драко Малфоя, щедро делившего свою нелюбовь между ним и Гарри Поттером. Значок на груди Драко мигал, словно рождественская ёлка:

Гарри Поттер – ты смердяк,

Задавала и дурак.

А через несколько секунд уже:

Хоть зовут тебя Король,

На турнире будешь «ноль»!

«Интересно, это он сам сочинил?» – думал Карл, но спрашивать не стал. Три года, проведённые рядом с Малфоем, научили его не обращать внимания на подобные замечания. А вот Валери каждый раз сердилась по-настоящему. Она тоже сделала себе значок, вместив все чувства в одну строку: «Голосуй за Драко Малфоя – студентку Шармбатона!» И сколько Карл ни объяснял, что в английском нет слова «studentgirl» да и глагол «голосуй» не очень подходит в данной ситуации, Валери только сильнее раздражалась, даже пообещала сочинить про него что-то похожее, если он не перестанет лезть к ней со своими глупыми советами.

Отвернувшись от Малфоя, Карл попытался сосредоточиться на задании. Профессор Снейп обещал испробовать на ком-нибудь из студентов приготовленные на уроке противоядия, поэтому нужно было быть очень внимательным. Но Карлу так и не удалось узнать, получилось ли у него сделать элексир, спасающий жизнь, потому что в класс постучался Колин Криви – третьекурсник из Гриффиндора.

– Простите, сэр, но Гарри Поттера вызывают наверх. И Карла Штерна тоже, – сообщил он.

– Мистеру Поттеру и мистеру Штерну предстоит ещё час работы с зельями. Наверх они поднимутся после урока, – холодно возразил профессор Снейп.

– Сэр, их ждёт мистер Бэгмен, – пробормотал покрасневший Колин. – Все чемпионы должны идти. Их, по-моему, будут фотографировать.

Теперь презрения во взгляде Северуса Снейпа стало ещё больше. Карл и сам не мог без улыбки представить себя под объективами фотоаппаратов. Собрав вещи и пробормотав никому не нужное «извините», он пошёл за Колином и Гарри в аудиторию, где уже собрались остальные участники турнира. И ещё там была волшебница в алой мантии, которую Людо Бэгмен представил как Риту Скитер, журналистку журнала «Пророк». Карл посмотрел на неё – и в глазах зарябило от ярких цветов, золота и драгоценностей. Если бы эта женщина обладала способностью к анимагии, она наверняка бы превратилась в попугая. Говорила Рита Скитер тоже много и быстро. Первым делом она, естественно, решила взять интервью у Гарри Поттера. А когда тому, наконец, удалось вырваться, взялась за Карла.

– Я ничего о тебе не знаю, – сказала она, словно архангел, стоящий у врат Рая и вдруг обнаруживший, что чьего-то имени нет в его списке.

Карл молча смотрел в пол.

– Понимаешь, в турнире не может участвовать «никто», – объяснила Рита.

– Видимо, может, – пробормотал он.

– Моим читателям нужна «история». Не сомневаюсь, у тебя есть, что мне рассказать, – улыбнулась женщина.

Затолкав его в тесную комнату, она достала длинное зелёное перо и свиток пергамента.

– Итак, как тебя зовут? – приветливо спросила журналистка.

– Карл Штерн.

– Штерн?.. Кто твои родители?

– …У меня нет родителей…

– Как это нет? Где они? Умерли? Их тоже убил Сам-Знаешь-Кто?

– Нет… Я вырос в приюте.

– В каком приюте?

– В обычном… Для людей.

– В маггловском приюте?

– В приюте для людей.

– В твоём детстве произошла какая-нибудь страшная история?

– У меня было обычное детство.

– У тебя была несчастная любовь?

– Нет.

– Ты решил принять участие в турнире, чтобы заявить о себе?

Карл горько улыбнулся: у этой женщины и профессора Снейпа оказалось что-то общее.

– Нет.

– Но так не пойдёт! – она откинулась на спинку стула. – Это же скучно, понимаешь? Люди не станут читать такое! Им нужно, чтобы их заставили дрожать, чтобы нашли их сердце, выжали и повесили сушиться! И если ты хочешь, чтобы о тебе говорили, делай то, чего они хотят. Выворачивайся наизнанку, изображай героя, они обожают героев!

– Сожалею, но я не…

– Что ты не?.. Думаешь, кому-то интересна история мальчика из маггловского приюта? Да таких историй тысячи! Вот если бы ты был внебрачным сыном премьер-министра и ведьмы, или твоего отца осудили за домогательства по отношению к несовершеннолетнему сыну – тогда другое дело. Думай, Карл, думай, ты уже не маленький. Я здесь, чтобы помочь тебе. При условии, что ты тоже поможешь мне. Понимаешь, я, конечно, всё могу сочинить и без тебя, но с тобой это будет выглядеть более правдоподобно, – она доверительно подмигнула ему. – Последнее время меня часто обвиняют в том, что у моих статей слишком похожий стиль. Так что думай!

Карл почувствовал себя насекомым в альбоме коллекционера. Но коллекционеру было мало поймать насекомое, он ещё пытался заставить танцевать его, насаженного на булавку.

Он посмотрел на женщину – и ему захотелось найти в ней душу и сжать так сильно, чтобы из души пошла кровь. Испугавшись этого внезапного порыва ярости, он быстро поднялся и, шатаясь, пошёл к двери, где столкнулся с Людо Бэгменом.

– Простите, что прерываю вас, – радостно начал Людо, – но пришёл мистер Оливандер!

Мистер Оливандер оказался пожилым волшебником с необычайно светлыми глазами. Он должен был проверить палочки чемпионов, чтобы убедиться в их готовности к турнирным сражениям.

Первой мистер Оливандер пригласил Флёр Делакур. Палочка Флёр была сделана из розового дерева и содержала в себе волос с головы вейлы, бабушки Флёр. Этот факт необычайно удивил волшебника. Карлу тоже это сначала показалось немного странным, но потом он подумал, что девушка, наверное, очень любила свою бабушку и поэтому хотела навсегда сохранить память о ней.

Палочку Седрика Диггори сделал сам мистер Оливандер, она была из ясеня и содержала волос единорога. Волшебник с улыбкой вспоминал свою давнюю встречу с единорогом, который не очень-то хотел, чтобы его волосы становились содержимым палочек.

А вот палочку Виктора Крама сделал волшебник по фамилии Грегорович. Мистер Оливандер странно отозвался о стиле этого мастера, и Карл почему-то подумал, что волшебную палочку Альберта фон Дитриха сделал именно Грегорович.

Когда Гарри Поттер протянул мистеру Оливандеру свою палочку, глаза старого волшебника вспыхнули.

– О, я очень хорошо её помню.

Это своё изобретение он изучал дольше всего, потом выпустил в воздух фонтан вина и вернул Гарри.

Карл понял, что наступила его очередь. Стесняясь, он подошёл к мистеру Оливандеру и протянул свою волшебную палочку. Волшебник повертел её в руках и нахмурился:

– Смоковница?.. Я бы не рекомендовал покупать турецкие палочки, среди них бывает много дешёвых подделок. Настоящие мастера редко используют древесину инжира для изготовления магических предметов.

Карл ещё ниже опустил голову: он свою палочку не выбирал.

Директор подошёл к мистеру Оливандеру и тихо сказал ему что-то. Карл разобрал только слова «приют» и «попечительскй совет».

– Ах, вот как!.. – протянул старый волшебник. – Ну, тогда…

И вдруг замолчал, поражённо глядя на палочку.

– Вы пользуетесь этой палочкой с первого курса? – спросил он, пристально посмотрев на мальчика.

– …Да… Я ничего с ней не делал, сэр!.. – испуганно проговорил Карл, решив, что палочка сломалась и мистер Оливандер обвиняет в этом его.

– Дело в том, что… – он посмотрел на директора.

– Что случилось? – спросил тот, подойдя ближе.

– Вы знаете, – обращаясь к Карлу, сказал мистер Оливандер, – что волшебные палочки состоят из корпуса, для которого чаще всего используется древесина, и сердцевины, представляющей собой частицу магического существа. Так вот… Как я уже сказал, эта палочка – дешёвая подделка. В ней нет сердцевины.

Карл посмотрел на директора, пытаясь понять, считает ли он его виновным в несчастье, произошедшем с палочкой. Но вид у Альбуса Дамблдора был скорее растерянный, чем рассерженный.

– Мы не проверяем волшебные палочки учеников… – ответил он.

– Но с такой палочкой он не может участвовать в турнире. Это поставит мальчика в неравные условия по сравнению с остальными, – сказал мистер Оливандер. – Может быть, вы захотите приобрести другую палочку? – спросил он, посмотрев на Карла.

Заработанные летом деньги лежали, спрятанные, в тумбочке. Наверное, их хватило бы на волшебную палочку, но он откладывал их, чтобы оплатить обучение в университете…

– Нет… Нет, я не смогу купить волшебную палочку… – сказал Карл потупившись.

– Тогда, возможно, следует обратиться в Попечительский совет… – предложил мистер Оливандер. – Вы участник Турнира Трёх волшебников, они должны помочь вам.

Карл представил, как подходит к мистеру Малфою и говорит: «Вообще-то мне нельзя было участвовать в турнире, но моему ворону удалось бросить в кубок листок с моим именем. И хотя ваш сын вместе с остальными студентами факультета и самим деканом считают меня полным ничтожеством, не могли бы вы дать мне новую волшебную палочку, чтобы у меня была возможность показать им, как сильно они ошибаются».

– Хотя, конечно, нельзя достичь хороших результатов, если пользуешься чужой палочкой, – возразил самому себе мистер Оливандер.

И вдруг Карлу в голову пришла идея.

– А вы можете!.. – воскликнул он и смущённо замолчал. За свою жизнь он так и не научился просить для себя.

– Вы что-то придумали? – с любопытством спросил волшебник.

– …Вы не могли бы… Может быть, можно… Просто я… привык к этой палочке… И она не такая уж бесполезная, иногда и у неё что-то получается, правда!.. Может быть, вы… положите в неё… сердцевину… Это ведь, наверное, получится не очень дорого… И если можно… Я бы хотел, чтобы это были волосы, как в палочке мисс Флёр!.. – выпалил он.

– А у вас тоже есть знакомая вейла? – удивился мистер Оливандер.

– Нет, это волосы… волшебника… Он писал красивые стихотворения… Мне очень нравится…

– Я предпочитаю использовать в качестве сердцевины частицы магических животных, но если вы настаиваете…

– Пожалуйста!.. – Карл загорелся своей идеей.

– А вы уверены, что эта палочка вам подойдёт? – с сомнением проговорил мистер Оливандер. – Волосы в палочке мисс Флёр принадлежат её бабушке, а этот волшебник…

– Мне очень нравятся его стихотворения!.. И потом…

И потом у него нет бабушки.

– Ну что ж, технически это возможно… Конечно, мне нужно некоторое время…

– Первый тур ведь ещё не скоро! – беззаботно проговорил Карл и поймал на себе неодобрительные взгляды Флёр Делакур и Виктора Крама.